Александр Граков
      БЕЗУМНОЕ ТАКСИ.
      Роман в 2-х частях.
      При основной правдоподобности хронологического последствия, все имена, фамилии, а также места действий героев романа являются просто совпадением.
      С уважением, Автор.
      Часть первая. ЛЕТУНЫ.
      ВМЕСТО СПРАВКИ.
      "Летун" - в бюрократических верхах постсовковой России презрительное название строителя, периодически меняющего очередное рабочее место на более заработное, в другом регионе бывшего Советского Союза. При тогдашней моде на рабочие династии и паническом неприятии кадровой "текучки" эта кличка была равносильна "волчьему билету", с соответствующим к ней отношением в очередном отделе кадров. Однако именно в среде "летунов" зарождалась романтика передвижных механизированных колонн, из этих же кадров впоследствии сложились студенческие ударные отряды с комплексными методами работы на стройке (сдача объекта "под ключ" одной бригадой). И только человек, помотавшийся по многочисленным стройкам возрождающейся России и, как следствие, вписавший своим потом, а порой и кровью, не один десяток строительных квалификаций в свою трудовую книжку, мог впоследствии гордо именоваться "мастером золотые руки".
      "Летунов" проклинали, презирали и поносили по всей обширной площади "стройки века", в которую превратился Советский Союз 60-х и 70-х годов. И, тем не менее... охотно принимали в любой строительной конторе: система приписок и "мертвых душ", усиленно практикующаяся в то время непомерно раздутыми штатами ("на одного раба - десять прорабов"), позволяла "снимать навар" с очередной солидной новостройки без особого напряга и риска угодить на нары - в связи с непрерывно меняющимся составом рабочих.
      К слову пришлось - если "за бугром", как принято сейчас говорить, строитель работает строго по графику за хорошие деньги, то наши ра - ботяги и поныне "пашут" за копейки на износ. Поэтому не секрет: строительный контингент России год от года оставляет желать лучшего - тридцать процентов его составляют люди с тюремным стажем. И степень износа на русской стройке почти всегда определяется количеством "принятого на грудь" спиртного, а не почетными бумажками и поощрительными подачками - как принято освещать в средствах массовой информации.
      Каста отверженных, каста изгоев - каста трудяг...
      P.S. В настоящий сумасшедший период - время развивающейся рыночной экономики, "летуны" переквалифицировались в СЛОУН - строительные летучие отряды ударного назначения. Об одном из них и пойдет речь в данном повествовании.
      ПРОЛОГ .
      Это случилось уже в самом конце дня , по-майски ласкового, наполненного какой-то особо загородной свежестью и ароматами расцветающей флоры. Измочаленные долгой изнурительной зимой, повываливали на лавочки у подъездов вездесущие пенсионеры, с профессиональным любопытством разглядывая вылупившихся из кожаных и драповых коконов молоденьких женщин и девушек, спешивших мимо с озабоченными лицами и незагорелыми ещё ногами, или в колготках всех видов современной рекламы. Впрочем, трудяги-строители, возводившие очередную малоэтажку на окраине Мытищ, вряд ли замечали все эти красоты и подарки отряхивающейся после зимней спячки мадам Природы - им просто-напросто было плевать на все это с высоты пятого этажа - именно к этому уровню подошла кирпичная кладка. Они были ей просто благодарны за погоду - без дождя и сильного ветра. Хорошая погода делает хорошие деньги работа была аккордной, коробку дома нужно было сдать через две недели и подрядчик данного строительного объекта вцепился в них, словно репей в собачий хвост, не давая передышки. А как же - от сроков сдачи зависела его собственная прогрессивка! Если бы можно было, он оставлял бы строителей и на ночь, благо в прожекторах недостатка не наблюдалось. Но... проклятая техника безопасности дополнительного страхового контракта категорически запрещала одним из своих пунктов работы на высоте в ночное время суток. Подрядчик , а по нынешнему маклер, постарался компенсировать темп производства работ дневной сменой. О Господи, какими только посулами не соблазнял он бригаду Толика Понякова! Премия в пять тысяч баксов была лишь слабым довеском к этому словесному поносу, которому, как считал сам бригадир комплексной бригады из восемнадцати человек, грош цена была в базарный день - после сдачи объекта в эксплуатацию все обещания заказчиков забывались, словно короткая летняя гроза. Или очередной депутатский лепет на предвыборной гонке раз в четыре года - кому как больше нравится. Поэтому бабки, как считал сам Толик и большинство членов его бригады, должны делаться в самое горячее время - перед самой концовкой работ, когда шефы становятся мягче разогретого воска, а деньги за хорошую и своевременно сделанную работу из них можно дергать, как перья из окаченной кипятком куриной тушки. "И ето правильно", - как сказал бы один из наших недавних правителей, сотворивший в бывших соединенных штатах России полнейшие Содом и Гоморру. Но была ещё одна, главная причина, по которой бригада вела работу бешеными темпами. Эта малоэтажка была пятой, юбилейной по счету, которую сдавали ребята одному и тому же заказчику. А значит, по условиям внутреннего контракта каждый из них имел право на собственную жилую площадь, причем халявную , не менее пятидесяти восьми квадратных метров по нынешним временам неплохая двухкомнатная квартира. И Толик Поняков поэтому закрывал глаза на несколько откровенно-хамские обращения главного управляющего стройки Кирилла Алексеевича Софонова с некоторыми пунктами все той же техники безопасности. Но святая вера в русское "авось" не однажды выручала подрядчика в таких вот стрессовых ситуациях, позволяя "загрузить" в собственный карман солидный сэкономленный довесок, выраженный баксовым эквивалентом. Понадеялся он на "авось" и сейчас. Забыв, однако, о русской пословице "Сколько веревочке не виться...", которой присущ один существенный недостаток - сбываться в самых непредвиденных ситуациях и в неподходящее для этого время. Это время пришлось на сегодняшний, самый безобидный, казалось бы, день...
      Время, как уже говорилось выше, перевалило далеко за полдень, пора бы через пару часов и пошабашить. Осталось выработать последнюю бадью с раствором, выгруженным ребятами из только что подъехавшего с АБЗ самосвала. К ней уже прицеливалась "пауком" крановщица Любаша из кабины башенного крана, расположенной где-то на двадцатиметровой высоте. Пока двое мужиков-подсобников внизу цепляли стропы "паука" к ручкам бадьи, бригадир Толян и ещё один рабочий - Витек, стоя на сборных лесах, готовились принять её на уровне пятого этажа строящейся многоэтажки, чтобы затем затолкать в пустой оконный проем. Внутри ещё четверо ждали посудину , чтобы разгрузить её от жидкого раствора. Делалось это довольно бесхитростно: пока поддатая снаружи бадья совершала маятниковое движение, двое рабочих с двух сторон сбивали кувалдами задвижку на её торце и раствор выплескивался по ходу в огромный узкий деревянный короб. Назад она уже возвращалась почти пустая. Конечно, по инструкции бадью положено было опустить в монтажный проем, оставленный как раз для этих целей в полу одной из квартир пятого этажа. Но на то и составляются эти инструкции, чтобы их нарушать время от времени так рассуждал бригадир и бригада его поддерживала целиком и полностью. Пока ещё практикантка Любашка попадет этой бадьей в монтажный проем, да потом так же осторожно вытащит её обратно - уходит драгоценное время, а вместе с ним и надежды на допоплату по высшей категории.
      Вот уже бадья, плавно оторвавшись от земли, послушно поплыла вверх и вскоре остановилась в полуметре от них, на уровне груди. Пришло время действовать.
      - Давай, бугор! - Витек Бугаек, отчаянный до бесшабашности малый, навалился на неё всем телом, рискуя сорваться вниз с пятнадцатиметровой высоты. Толян уперся в железный короб с другой стороны, помогая ему раскачивать его.
      - Р-р-ра-аз! - упершись ногами в настил лесов, они вдвоем резко толкнули. Бадья на тросе поплыла от лесов, раскачиваясь наподобие маятника.
      - Два-а-а! - амплитуда огоромного маятника увеличилась на пару метров. В конце последнего, третьего размаха нужно было угадать момент и направить бадью в широкий оконный проем, где с кувалдами наготове стояли уже Серега Швец и Юра Котлов - оба по пояс обнаженные, они молодецки играли бицепсами мощных загорелых тел. И тут вдруг послышался этот предательский треск и помости под ногами Толяна и Витька качнулись, ускользая из-под ног. Серега, выронив кувалду из рук, подбежал к оконному проему, выглянул наружу и по его враз посеревшему лицу Толян понял - случилось что-то нехорошее.
      - Атас, бугор! - заорал Серега, отчаянно размахивая руками. Прыгайте, бля, сюда! Леса...
      Поздно. Сборные трубчатые конструкци начали складываться наподобие карточного домика, все убыстряя и убыстряя темп разрушения. Послышался грохот и треск рвущихся в куски досчатык подмостей, отчаянные крики подсобников внизу. Толян ещё успел заметить сорвавшегося вниз, вперед спиной, Витька и проплывающий мимо оконный проем, в который он опоздал запрыгнуть. Вот она, госпожа смерть, над которой они столько раз насмехались и на которую плевали с большой высоты - заглядывает в лицо бездонными провалами глазниц и веет леденящим дыханием Вселенной! Сейчас оставалось только поцеловаться с костлявой старухой, принимая её, как есть...
      - Толян, бадья! - взвыл вдруг не своим голосом Юрка откуда-то уже сбоку. - Прыгай, бугор!
      Он обернулся - железный короб был метрах в полутора от него, в мертвой точке, готовясь откачнуться назад, унося с собой в пустоту последний шанс на жизнь. А доски деревянного настила уже рвались из-под ног, скручиваемые громадной разрушительной силой.
      - Эх, мама, была не была!
      Бригадир на последнем толчке оторвался от ненадежной опоры, пролетел, вытянув руки, сосущую пустоту, намертво вцепился немеющими ладонями в края бадьи и повис, всем телом прижимаясь к шершавому проржавевшему металлу, словно к материнской груди. И тут же словно оглох на время - прекратился треск и грохот падающих лесов, не слышно было криков рабочих, даже двигатель крана замолк, казалось - такая вокруг воцарилась напряженная тишина. Потом очнулся от временного шока Серега.
      - Опускай, мать твою! - он вызверился на Любашку, которая побелевшими пальцами вцепилась в рукоятки управления, не зная, что ей делать дальше. Майна, сучка, майна, или я твой рот...
      - Ой! - взглянув на его перекошенное яростью лицо, практикантка неловко дернула рычаг сброса и бадья дернулась вниз вместе с приросшим к ней Толяном. Юрка выглянул из-за спины Сереги и вмиг оценил ситуацию.
      - Муфтой притормаживай, Любаша, - спокойным голосом проговорил он, глядя на девушку ласково, с какой-то даже отеческой любовью. - Переключи скорость и помалу стравливай сцеплением.
      Кажется, дошло. Немного успокоившись, Любашка плавно затормозила спуск бадьи, со страхом глядя на тело бригадира - не сорвется ли вниз. Рывок получился действительно внушительный, другого бы наверняка сбросило. Однако Толян уже сросся с этой железкой, как сиамский близнец, и никакая сила не смогла бы оторвать теперь его руки от нее. Так и опустился вместе с ней возле горы металлических труб вперемешку с обломками досок. Это было все, что осталось от сборно-металлической конструкции лесов для производства строительных работ - так, кажется, пишется в инструкции по её применению. Наверху, в кабине крана, Любашка оторвала ладони от рукояток и, облегченно переведя дух, изящным комочком скатилась по вертикальной лесенке вниз, едва успевая перебирать ногами металлические сварные ступеньки. Подсобники также бросились к бригадиру... и остановились, словно вкопанные, с откровенным ужасом глядя на него.
      - Вы чего, а, братва? - с нервным смешком глянул на них Толян. Помогите лучше руки отклеить от этой железяки - закурить не могу. Это шоковое состояние, да?
      - Т-ты поседел, Т-толян, - выговорил, наконец, заикаясь, Вася Шкаф могучий дектина, ворочавший запросто в одиночку железобетонные оконные перемычки. - Весь поседел, нахрен.
      - Как это? - недоумевающе вопросил Толян и понял, как, когда подбежавшая Любашка поднесла к его глазам маленькое карманное зеркальце его темно-русая шевелюра сейчас была словно пеплом посыпана. Всплошняк причем, до самого затылка и бакенбард.
      - Ни фига себе? - тихо произнес он. - А...как же тогда Витек, парни?
      И только сейчас все вспомнили о его напарнике. А вспомнив, бросились ожесточенно разбирать завал из досок и труб, расшвыривая их как попало в разные стороны. И наткнулись на Витька почти сразу же - он лежал под неким подобием шалаша, образованного упавшими лесами - ни одна щепка не задела его тела, ни одна стойка не коснулась лица. Но это было уже потом - Бугаек упал на осколки битого кирпича, остатки гравия и куски мелкого бетона. С виду его тело не претерпело никаких изменений, лишь тонкая струйка крови оставила свой след в уголке рта. Но когда Шкаф попробовал приподнять его, чтобы вытащить из-под завала, оно заколыхалось в его руках наподобие студня. Это была лишь оболочка Витька, обыкновенный мешок из шкуры, набитый желе с перемешанными в нем как попало костями. И Шкаф, всегда до этого стоически переносивший любое самое жестокое похмелье, сейчас не выдержал метнулся за угол подсобки, зажимая рот обеими руками. Любашку же как ветром сдуло с места трагедии ещё пять минут назад - она первой поняла, во что превратился любимец бригады Бугаек - всегда загруженный свежими анекдотами по самое некуда, вечный остряк-самоучка, неунывающий и неувядающий, несмотря на свои сорок два года. И теперь изнутри подсобки доносились безудержные рыдания взахлеб, выдавая её местонахождение.
      Толян, наконец, с усилием оторвал дрожащие ладони от края бадьи и первым делом сунул в рот сигарету, отчаянной затяжкой стараясь загнать подальше в желудок застрявший в горле тугой неподатливый ком, одновременно грязным кулаком загоняя влажную пелену с глаз в самые их уголки. Затем подошел к неподвижному телу напарника и яростно уставился на обнажившийся фасад дома с поэтажной фигурной отделкой - строение было элитным.
      - За что ты Витька угробил? Он ведь за прошедшую зиму в каждый твой кирпичик вложил тепло своих рук и души, замерзая там, на подмостях. Мы ведь почти полюбили тебя, считая уже вроде как своим...
      Дом промолчал, затаенно пялясь на него огромными оконными и балконными проемами.
      - Отвечай, сволочь, за что ты его, за что всех нас? - Толик подхватил лежащий неподалеку "карандаш" - пудовый лом, и вдруг принялся яростно крошить ближайший к нему угол кирпичной кладки.
      Подоспевшие рабочие еле оттащили его от стенки, отобрав лом. После этого бригадир как-то враз увял и, закурив новую сигарету, уселся на край бадьи. бросив на неё предварительно обрезок доски.
      - А ведь вы знаете, мужики, что жизнь полосатая, как правильно пел небезызвестный вам Укупник. Так вот, с сегодняшнего дня, по моим наблюдениям, пошла её черная полоса. И не просто полоса - на обещанные нам в этой коробке квартиры надвигается, сдается мне, огромный п...ец!
      Глава 1.
      Одна из станиц Краснодарского края. За несколько лет до описываемых событий.
      ...Это был выпускной вечер. Самый, казалось, лучший июньский вечер в его прошлой, настоящей, да и, наверное, будущей жизни. Потому что юность не повторяется. Юность, полная радужных надежд, ожиданий новых ярких впечатлений от распахнувшейся как-то вдруг двери в СВОБОДУ и САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ. И первой любви.
      Вот она, его первая любовь по имени Алина - идет рядом с ним в гурьбе бывших однокашников, впервые позволив ему, Толику Понякову, положить руку на свою талию. В тот вечер все они, как один - сорок шесть человек из двух параллельных классов, пошли на берег местной реки - встречать рассвет. Опьяневшие не столько от выпитого в тот вечер шампанского, сколько от хмельного чувства вседозволенности и открывающихся перед каждым перспектив...
      - Хочу ещё шампанского, - вдруг капризно заявила Алинка, требовательно плеснув в глаза Толику омутно-синим взглядом. И все девчонки вслед за ней как с цепи сорвались.
      - Хотим шампанского!
      А пацаны вдруг встали, как по команде и смущенно засопели носами - это была непредвиденная просьба. Потому как до этого самого вечера в школе за них все решали учителя и родители. Выпускной бал тоже организовали родители, вкупе с преподавателями. И цветы, и музыку, и богато сервированные столы. Даже карманными деньгами своих чад не забыли снабдить любящие предки. А вот что касаемо дополнительной выпивки в три часа пополуночи...
      Сейчас явно нужен был старший. Который нашел бы и подсказал выход из создавшегося щекотливого положения. И взгляды всех пацанов скрестились на нем, Понякове. Потому как он выделялся среди всех и ростом, и комплекцией. И вообще, был первым заводилой во всех школьных драках.
      - Ребята, три часа ночи, - напомнил нерешительно Толик. Ему самому сейчас нужна была хорошая порция допинга. Ибо без неё не выссказать Алине всего того, что переполняло сейчас его душу через край. Первая любовь всегда такая.
      - Все магазины закрыты, - ещё более нерешительно продолжил Толик, обводя взглядом знакомые рожи своих "сокамерников", как они называли себя в школе.
      И тут он вновь наткнулся на взгляд Алины - ждущий, вызывающий, обещающий...
      - Хорошо, я залью вас шампанским, - весело пообещал он. - Но нужны деньги.
      - Без проблем, - хохмач из их класса Вовчик Захаров сдернул с головы бейсболку и. ухватив её за козырек, щедро сыпнул из кармана завалявшиеся там рубли. - Эх, один раз в жизни живем...Подайте на пропитание и пропивание убогому, вступающему в настоящую жизь, - дурашливо запел он, обходя компанию. - Дамы в акции милосердия не усчаствуют.
      Это был период развивающихся рыночных отношений. Иными словами, начало бума мелкой неупорядоченной коммерции. Когда ещё не было "найт-шопов", но уже вовсю плодились многочисленные "комки", словно грибы после дождя появляясь в самых неожиданных местах. Одним из таких коммерческих киосков, торгующих спиртным, заведовал знакомый семьи Поняковых - дядя Сема. Отец Толика частенько брал у него в долг до получки на "черный список" бутылку-другую водки. Иногда дядя Сема приходил к ним в гости. И тогда за дополнительным пойлом в киоск бегал Толик. Поэтому он знал, где лежат ключи от торговой точки - сразу за калиткой, под кирпичиком.
      - А ну, пошли за мной, - весело скомандовал Толик, направляя всю команду вдоль знакомой улицы. - Завернем по пути в одно место. Только тихо.
      Дядю Сему он решил не беспокоить среди ночи - объяснить ситуацию поутру.
      Собранных Вовчиком денег хватило на две корбки шампанского и четыре шоколадки - все это нашлось в киоске дядя Семы. Деньги Толик оставил в ящичке под прилавком, аккуратно навесил замки и вернул ключи на место, под кирпич. Знакомый пес Кизил даже не тявкнул, повиляв всем на прощанье хвостом...
      И был огромный костер на берегу реки. И шутки, и розыгрыши, и анекдоты. А потом они с Алинкой вдруг очутились вдвоем в небольшом бору над речкой.
      Шампанское было полусладким. Но казалось приторно-медовым на губах любимой. И летняя ночь была такой теплой и ласковой...
      Рассвет они проспали. А с восходом солнца вдруг пропало все таинство и волшебство минувшей ночи, а взамен обнажилась и высветилась всю серость и обыденность станичной реальности. И они побежали домой порознь, словно стыдясь тех слов, которые шептали друг другу в блаженном забытьи под звездно-дырчатым покрывалом черным покрывалом.
      Дома его ожидали. Не только отец с матерью и Лялькой - участковый уполномоченный Саня Листопад сидел за кухонным столом, тяжко уперев сжатые кулаки в колени, а по другую сторону стола дядя Сема с округлившимися от бешенства глазами. Однако он пока сдерживался, обратившись к Толику.
      - Слушай, пацан, отдай деньги, баксы, шмотки, и разойдемся с миром. Я не хочу портить дружеские отношения с твоими предками.
      Участковый кивком головы подтвердил полную с ним солидарность.
      - Во-первых, дядь Сема, вы плохо смотрели в своей будке, - Толик сразу смекнул о причине столь раннего визита нежданных гостей. - Деньги за шампанское и шоколад, до рубля, я положил в ящик стола. И потом - о каких баксах и шмотках речь? Ай ноу андестенд, - ему было хорошо и весело.
      - Издеваешься, говнюк! - дядя Сема вдруг сорвался с места и заехал Толику в челюсть кулаком. Ответная реакция Понякова-младшего была молниеносной и впечатляющей - коммерсант отлетел назад и завалился на пол вместе с участковым.
      Судили Толяна в районном нарсуде, сразу по трем совокупным статьям, включая злостное хулиганство и грабеж. Оказывается, киоск дяди Семы действительно был ограблен в ту самую ночь подчистую. Даже доллары, заначенные в одной из стенок на "черный день", нашли и вымели ворюги. Не побрезговав попутно кожаной курткой дяди Семы и его же шикарными кроссовками, попавшими под горячую руку. Кто-то из выпускников, видимо, подсмотрел, откуда Толян брал ключи для приобретения шампанского. А может, обыкновенное стечение обстоятельств.
      Как бы там ни было, три года Анатолий Поздняков "отзвонил" на общем режиме. Три долгих года, за которые его первая любовь Алинка успела выскочить замуж за другого и успешно родить сына.
      Толян сразу же после возвращения из мест не столь отдаленных уехал из станицы от дурной славы, успев на прощанье лишь чмокнуть подрастающую Ляльку - отец с матерью были в очередном запое. Затем лишь изредка посылал домой коротенькие письма-приветы. А потом пришла эта страшная телеграмма...
      ... Середина весны даже на юге России в этом году преподнесла явную подлянку не только в политическом, но и в климатическом баллансе: не успели отцвести абрикосы, освобождая место для черешневой завязи, как на голову станичан свалился невесть сквозь какие горные заслоны прорвавшийся циклон. И вновь подул холодный ветер, зарядил мелкий противный дождь, проклинаемый на все заставки не только теми, кто не успел засадить в землю остаток прошлогоднего урожая картошки, но и местными рыбаками-любителями привередливые караси, наплевав на любую приманку, вновь разбрелись отлеживаться по укромным ямам . Прекратились работы на полях , огородах, а вместе с ними, казалось, замерла сама жизнь в местном хозяйстве, ещё не так давно бурно клокотавшая под щедрым весенним кубанским солнышком. Даже дворняги не гавкали с подвывом на чавкающих резиной обуви прохожих - для этого нужно было вылезать из будки под противную, липнущую к носу сырость. Поэтому, естественно, от вынужденного безделья любое мало-мальски значимое событие здесь, как-то: дни рожденья, поминки, свадьбы, проводы, воспринималось как повод для очередной выпивки. Сегодня, в канун Пасхи, в станице были похороны.
      Толик Поняков стоял на местном кладбище, заросшим по периметру буйно залиствевшими кустами разноцветной сирени, у края могилы, вырытой колхозным мини-экскаватором, и втягивал шею под воротник кожанки, спасаясь от противного сырого ветра. Голова гудела , отказываясь воспринимать окружающую действительность. Большей частью оттого, что он сутки не спал, трясясь в Кавминводском пассажирском по пути к Тихорецку. И прямо с поезда прибыл сюда - перед ним на подставленных табуретах стояли рядом два закрытых гроба с самыми близкими людьми на земле. Отец и мать в один день, один час... какие чувства, интересно, должен испытывать сейчас их отпрыск? Толян прислушивался к себе и с изумлением не обнаруживал пока никаких атрофировались наглухо. Ну абсолютно тебе ноль эмоций!
      Отделившись от кучковавшейся вокруг могилы толпы, к нему приблизился Василь Иваныч - парторг укоренившейся в глубинке компарторганизации и по совместительству заведующий Домом культуры. Он крепко сжал локоть Толика жилистой рукой.
      - Слушай, тебе уже четверть века, мужик ты самостоятельный... ну и все такое-прочее. В общем, я надеюсь, ты достойно продержишься сегодня на этом...м-гм, как бы это выразиться... мероприятии. Поверь, я сразу же дал телеграмму...
      - А я сразу же выехал, - прервал его Толик. - Бросай эту лабуду, Иваныч, я все понимаю и все выдержу. Ты мне только расскажи, как все это вышло.
      - Последнюю бутылку водки в тот вечер не поделили. Скандал, естественно. Сначала он мать - из ружья. А потом себя...из второго ствола, - слова Иванычу давались все труднее. - Поэтому ты должен понимать, почему я распорядился забить гробы ещё там, в морге. Ты, Толик, надеюсь, помнишь, как твои родители потребляли в последнее время?
      Вот теперь все встало на свои места. И голова перестала кругом идти. И чувства появились. Но отнюдь не соответствующие угнетающей кладбищенской обстановке. Еще бы не помнить! Из-за юности, утопленной родителями в сивушном омуте, он сбежал от родных пенат, едва лишь отслужив армию. Поклявшись ногой не ступать на родимый порог, пока окончательно не встанет на ноги, чтобы вытащить из этого же болота Ляльку. Младшей сестричке было в то время тринадцать. Плюс пять лет учебы и последующей работы - время, за которое он строчки не черкнул домой... Постой, постой! - он схватил парторга за плечо, заглядывая в глаза.
      - Иваныч, где Лялька? - Что с ней? Почему её нет на похоронах? вопросы сыпались, наскакивая друг на друга. И по враз потемневшему лицу парторга понял - смерть родителей ещё не конец его мучениям.
      - - Ляльку... тоже? - он даже отступил на шаг от могилы, как бы боясь в её глубине обнаружить ещё один заколоченный гроб. Иваныч отрицательно покачал головой.
      - - Она жива, Толик. Даже более того - учится в Краснодаре на менеджера.
      - - Тогда почему она сегодня не здесь? - требовательно, словно следователь на допросе, продолжал добивать парторга Толян. - Почему не пришла попрощаться с родителями? Кто, в конце-концов, организовал все это? - он обвел рукой рукой кладбище, толпу одностаничников, могилу...
      - - Расходы взял на себя колхоз, - тяжко вздохнул Иваныч. - А вот что касается присутствия здесь твоей сестры... Можешь спросить у неё об этом самолично. На "Катюше", у выезда из Краснодара на Ростовскую трассу.
      Толян поглядел ему в глаза , затем молча рванулся к выходу с кладбища. И вновь жилистая рука парторга сгребла его за локоть, удерживая на месте.
      - А ну, остынь! - прикрикнул на него Иваныч. - Родителей кому-то надо помянуть, хотя бы одному из вас! Что ж ты за пять лет о сестре так и не вспомнил, Макаренко недоделанный?
      Довод был настолько резонным, что Толян тут же притих и покорно опустил голову. Парторг ободряюще потрепал его по плечу и вышел к людям в круг - для последнего слова. Говорить он умел, это все знали, поэтому ропот толпы враз утих, едва Иваныч поднял руку, словно когда-то Вождь на броневике.
      - Все мы, друзья, очень хорошо знали людей, которые сейчас лежат под этими крышками. Не с лучшей, признаться, стороны в последние годы их жизни..Да и смерть их нелепа и трагична до слез. Но память наша обязана хранить не только плохое. Родители Толика и Лили всю жизнь посвятили работе в колхозе и на пенсию вышли с чистой совестью и полным трудовым стажем, как и подобает честным коммунистам . А дальше, как говорится, бес попутал...
      Это выражение было настолько чуждо атеистическому мировоззрению бывшего вождя мирового пролетариата, что на обросших физиях некоторых колхозников появились недоброкачественные ухмылки, так неуместные в данный момент. Парторг понял свой промах и тут же перешел к перевоспитанию аполитично настроенной половины колхозников.
      - Они будут преданы земле в единой братской могиле в день, когда на земле родились три великих человека: Владимир Ильич Ульянов-Ленин, Александр Федорович Керенский и ученый-палеонтолог, по совместительству писатель-фантаст Иван Антонович Ефремов...
      - Да ещё такой праздник , как Пасха, умудрились людям перегадить, негромко дополнил кто-то из толпы. И этой фразой сразу объяснил отношение присутствующих на кладбище к происходящему . Люди пришли не на похороны, они собрались в единое целое по случаю окончания великого поста и жаждали теперь не зрелищ, но хлеба, насколько понял Толян. Им, по всей вероятности, глубоко наплевать было - зароют его родителей сегодня или оставят эту затею до понедельника. Главное сейчас - усесться за поминальный общий стол в колхозной столовой и перемыть косточки за рюмкой-другой кому-нибудь из ближних. Раз нельзя придавить разгульного песняка вроде "Скакал казак через долину". И сразу на душе стало муторно, а во рту появился привкус тухлого мяса. Собственно, а чего ещё можно было ожидать от этих трудяг, которые отлично знали всю подноготную семьи Поняковых?
      - Слушай, Иваныч, дай машину, а! - попросил он, когда парторг после речи вновь подошел к нему. - С родителями я, считай, попрощался... Ну, а кто я для этих людей в данный момент? После пяти-то с лишком лет разлуки. Ты без меня все это мероприятие затеял, ты его и доводи до финала. А меня, извини, почему-то не тянет на истерические рыдания и битье головой о стену по поводу... в общем, ты меня понял, Иваныч?
      Парторг молча пожевал губами, глядя на него, затем жестом подозвал к себе водителя административной "Волги".
      - Коля, сегодня ты в распоряжении Анатолия. Заодно вечером отвезешь его на станцию. Я правильно тебя понял? - повернулся затем к Толяну.
      В ответ тот молча стиснул его жилистую руку.
      Ляльку они нашли там, где подсказал Иваныч: некогда грозный "ЗИС" с макетом двенадцати реактивных базук в кузове венчал собой высокий постамент перед самым въездом в Краснодар. А чуть поодаль от него, на обочине, топтались под разноцветными зонтиками несколько девичьих фигур, все с пластиковыми пакетами в руках.
      - Вон твоя сестренка, - Коля указал на одну из них, притирая машину к обочине неподалеку. - Извини, ближе нельзя, парковка здесь запрещена. Лучше подожду здесь. Но могу, конечно, прямо к ним...
      - Не нужно, я сюрпризом, - Толян нервно потянул сигарету из пачки. Эх, цветов бы прикупить где! Столько ведь лет не виделись.
      - Смотри, через дорогу бабулька сидит с корзиной, - подсказал водитель. - Только это... стоит ли... цветы?
      - Не понял! - Толян, почти выпулившись из салона, вновь развернулся к Коле шестипудовой массой. Ростом его Бог не обделил - метр девяносто с копейками, поэтому и фигуру свою он старался подкачивать под евростандарт соответственно.
      - Это я шучу так, - ухмыльнулся в ответ водила, как показалось, вполне дружелюбно. - Ты там только особо не переживай...