Вдруг над конским топотом пронесся звон гирканских литавр.

— Наконец-то гирканцы! — сказал задыхаясь Бомбаата. — Долго же они собирались. И где же Имбалайо, во имя Деркето?

На площадь с пеной у рта вскочила лошадь. Всадник, раскачиваясь в седле и держась окровавленными руками за гриву, крикнул:

— Бомбаата! Бомбаата!

— Сюда, дурак! — заревел кушит, схватив удила лошади.

— Имбалайо мертв! — вскрикнул всадник, заглушая гул огня и звон приближающихся литавр. — Гирканцы предали нас! Они убили наших братьев во дворце! Они идут сюда!

С оглушительным грохотом и барабанов на площадь ворвались эскадроны пикадоров, попирая и друзей, и врагов. Бомбаата успел увидеть худое ликующее лицо Маздака, прежде чем его меч снес ему голову.

На горных вершинах Либнана пастухи с трепетом наблюдали за городом. Звон мечей был слышен за милю вверх по течению реки, где бледные придворные дрожали в своих садах. Окруженные закованными в кольчуги гирканцами, свирепыми анакийцами и кричащими асгалунцами, кушиты сражались до последнего.

Толпа первой вспомнила об Акхироме. Она хлынула через неохраняемые ворота во внутренний город и через большие бронзовые ворота в Восточный Дворец. Стадо оборванцев в визгом ринулось по коридорам через Золотые Ворота к Золотому залу. Полетела в сторону золотая занавеска. Трон был пуст. Грязные, залитые кровью руки сдирали со стен шелковые гобелены. Столики из сардоникса с грохотом летели на пол, опрокидывая золотые сосуды. Евнухи в кремовых хитонах с криком бежали, а молодые рабыни стонали в руках восхищенных дикарей.

Акхиром стоял как статуя в Большом Изумрудном зале на помосте, обтянутом мехами. Его белые руки дрожали. У входа в зал сгрудилась кучка верных слуг, отбиваясь от толпы мечами. Отряд анакийцев прорезал толпу и смял заслон черных рабов. Когда клин смуглых шемитских солдат ворвался в зал, Акхиром, кажется, пришел в себя. Он бросился к выходу в противоположном конце комнаты. Анакийцы и пелиштийцы, смешиваясь на ходу, побежали вдогонку. Вслед за ними прибыл отряд гирканцев во главе с кровожадным Маздаком.

Акхиром побежал по коридору, затем рванулся в сторону к винтовой лестнице. Он поднимался все выше и выше, пока не достиг крыши дворца. Но не остановился там. Лестница вела его в тонкий минарет, возвышающийся над крышей, откуда его отец, король Азумелек наблюдал за звездами.

Акхиром поднимался все выше. Преследователи не отставали до тех пор, пока лестница не стала настолько узкой, что по ней мог протиснуться лишь один человек. Погоня замедлилась.

Король Акхиром вышел на крохотную площадку на вершине, огражденную маленьким бордюром и опустил за собой каменную дверь. Он перегнулся через бордюр. На крыше собрались воины, остальные смотрели с главного двора.

— Грешные смертные! — завопил Акхиром. — Вы не верите, что я бог! Я докажу вам! Меня не притягивает земля как червей, вроде вас. Я могу парить в небе как птица. Вы увидите и склонитесь передо мной в молитвах! Я иду!

Акхиром взобрался на бордюр, постоял мгновение и нырнул вниз, раскрыв руки как крылья. Его тело описало длинную крутую параболу и, минуя крышу дворца, ударилось о камни мостовой со звуком дыни, рассекаемой тесаком.

Даже уничтожение кушитов и смерть Акхирома не успокоила разъяренных асгалунцев. Новые толпы слонялись по городу, подстрекаемые таинственными слухами о главаре черных корсаров Амре, якобы находившемся в городе со своей офиркой Руфией. Слухи множились и видоизменялись после каждого рассказа и вскоре уже говорили, что Амра послал Руфию в Асгалун в качестве шпиона пиратов. А на побережье уже стоял пиратский флот, ожидавший распоряжений Амры, чтобы начать наступление на город. Но сколько они не искали, никаких следов Амры и его подружки в городе не нашли.

На север от Асгалуна, через долины западного Шема, пролегла дорога в Кот. С рассветом по этой дороге легким галопом ехали Конан и Руфия. Конан на своей, а Руфия на лошади, потерявшей всадника. На ней была одежда Зерити, тесноватая для ее полной фигуры, но красивая.

Руфия сказала:

— Если бы ты остался в Асгалуне, ты бы мог возвыситься благодаря Маздаку.

— А кто меня просил не возвращать себя хозяину?

— Я знаю. Он был холодным, бездушным хозяином. Но...

— Между прочим, он мне нравился. Если бы я остался, то рано или поздно, один из нас бы погиб из-за тебя.

Киммериец засмеялся и хлопнул по кувшину с добычей из дома Зерити так что зазвенели монеты и украшения.

— Я сделаю карьеру на севере. Едем туда, выжимай скорость из этих кляч!

— У меня все еще болит спина от побоев...

— Если не будем спешить, будет болеть еще больше. Хочешь, чтобы гирканцы нас поймали, прежде чем мы успеем позавтракать?