Вопрос Формы

      - Помогите же ему!
      - Как? - пожал плечами Мосс - У него грудная жаба. Либо он справится со своими конвульсиями сам, либо нет. Мне нечем ему помочь. А чего вы, собственно, хотите?
      Ответа не последовало. Они в ужасе, смотрели, как на глазах у них умирал человек. Револьвер в руке Гилроя обмяк, но Мосс даже и не пытался убежать. Тальбот рухнул на пол бесформенным мешком.
      Вуда охватило отвращение. Он знал, что инстинкт самосохранения часто заставляет врачей черстветь, но только исключительно черствое чудовище могло так спокойно реагировать на страшную смерть Тальбота, как будто ничего и не произошло.
      - Да бросьте, в самом деле, не так уж это и ужасно, ядовито сказал Мосс.
      Вуд перевел взгляд с тела Тальбота на жесткие глаза Мосса, в которых не было и тени страха. Хирург даже не сделал никакой попытки защищаться, даже не вздумал позвать на помощь охраняющих дом бандитов. Он смотрел на них, сохраняя почти нечеловеческое самообладание.
      - Конец вашим планам, - выплюнул Гилрой.
      Мосс пожал плечами в вежливом презрении.
      - Какое значение имеет для меня его смерть? Его общество никогда не доставляло мне удовольствия.
      - Возможно. Но удовольствие вам доставлял запах его денег. Однако теперь, его нет, и он не сможет помешать нам опубликовать вот это.
      Гилрой вынул из кармана несколько листков и протянул их Моссу.
      Небрежно прислонившись к стене, хирург с интересом прочитал их. Дойдя до конца, он снова взял первый листок и внимательно его перечитал. Потом вежливо вернул рукопись Гилрою.
      - Все ясно, - сказал он. - Меня обвиняют в том, что я поменял личности собаки и человека. Более того, вы даже описываете якобы разработанный мной метод.
      - "Якобы"! - яростно закричал Гидрой. - Вы что же, намерены все отрицать?
      - Разумеется. Ну, не фантастика ли? - Мосс улыбнулся. - Но суть не в том. Даже признайся я, на основании каких доказательств меня могли бы осудить? Как мне представляется, у вас есть только один свидетель - собака по имени Вуд. А я что- то не припомню, чтобы собаки выступали свидетелями в суде.
      Вуд был ошеломлен. Он не ожидал, что Мосс так нагло опровергнет все обвинения. Любой другой человек на его месте давно сломался бы.
      Съежившийся редактор растерянно повторял одну и ту же фразу: "У нас есть доказательства преступной вивисекции"
      - Но нет доказательств, что хирургом был именно я.
      - Вы единственный человек в Нью-Йорке, способный совершить подобную операцию.
      - И что с того?
      Вуд слушал, чувствуя, как в нем нарастает гнев. Каким-то образом они позволили Моссу перехватить инициативу, и теперь он хладнокровно и насмешливо парировал их удары. Ничего удивительного, что он даже не пытался бежать. Он был уверен в полной безнаказанности. Вуд с ненавистью зарычал. Мосс лишь окинул его презрительным взглядом.
      - Хорошо. Допустим, в суде мы доказать ничего не сможем, - сказал Гилрой, стиснув в руке револьвер и сжав палец на спусковом крючке. - Но нас это не так уж волнует. Ваше любопытство ученого может найти себе удовлетворение в операции, которую вы сделаете Вуду, чтобы вернуть его в его собственное тело.
      Презрительная мина на лице Мосса не изменилась ни на йоту.
      Он смотрел на палец, напрягшийся на спусковом крючке, с выражением полнейшего безразличия.
      - Ну? - выдохнул Гилрой, многозначительно поведя револьвером.
      - Заставить меня оперировать вы не можете. А к своей смерти я отношусь также безразлично, как и к смерти Тальбота. - Улыбка его стала еще шире, углы рта опустились, обнажая зуба в гримасе, которая была цивилизованным подобием оскала Вуда. - И, тем не менее, эта ваша история о якобы возможной операции подобного рода заинтересовала меня. Я готов попробовать за мое обычное вознаграждение.
      Редактор отпихнул Гилроя и торопливо закрыл дверь.
      - Они идут сюда, - запинаясь, пробормотал он. - Бандиты Тальбота.
      Двумя прыжками Гилрой оставил Мосса между собой и дверью. Ствол его револьвера твердо уткнулся в спину хирурга.
      - Вы, оба! Быстро станьте так, чтобы дверь прикрыла вас!
      Вуд и редактор послушно отступили в сторону. В холле послышались шаги. Потом кто-то хрипло крикнул: "Эй, босс! Грузовик пришел".
      - Велите им убираться, - тихо сказал Гилрой.
      Мосс крикнул в ответ: "Я в задней комнате".
      Гилрой злобно толкнул его стволом под ребра.
      - Вы сами напрашиваетесь. Я ведь велел вам...
      - Вы не посмеете убить меня, я нужен вам для операции.
      - Если вы не боитесь нас, то зачем зовете этих бандитов? Что у вас на уме?
      Дверь распахнулась. На пороге появился гангстер. Он замер на месте, его глаза окинули труп Тальбота и стоящих рядом с ним Мосса и Гилроя. Быстрым движением он выхватил оружие.
      - Что случилось с боссом? И кто это с вами?
      - Уберите оружие, Пинеро. Босс умер от сердечного приступа. Вас это не должно удивить, вы же знаете, что он был смертельно болен.
      - Да, знаю. Но как сюда попал этот тип?
      - Он здесь находится с самого начала. Отошлите грузовик. Я никуда не еду. А о теле Тальбота я позабочусь.
      Гангстер неуверенно переминался с ноги на ногу, но за неимением другого начальства решил выполнять приказ Мосса.
      - Хорошо. - Он закрыл дверь.
      Мосс обернулся к Гилрою.
      - Так на чем же мы остановились? Ах, да. Пока вы тут тряслись от страха, я успел обдумать ваше предложение. Я буду оперировать бесплатно.
      - Еще бы, - помахал револьвером Гилрой.
      Мосс презрительно отмахнулся.
      - Вот уж никак не из-за этого! Смерти я не боюсь, как не боюсь и ваших обвинений. На операцию я соглашаюсь лишь потому, что хочу удовлетворить интерес, вызванный идеей столь смелого эксперимента.
      Вуд перехватил взгляд издевающихся, жестких, зловещих глаз Мосса.
      - И конечно же, - мягко добавил Мосс, - я выполню операцию. В конце концов, я даже настаиваю на этом.
      Угроза, скрытая в его словах, не прошла мимо Вуда.
      Как только он ляжет под нож Мосса, ему конец.
      Неверное движение, скальпеля, умышленная небрежность в приготовлении газовой смеси, умышленно занесенная инфекция и Мосс навеки снимет с себя обвинение. Ему достаточно будет сослаться на то, что такая операция оказалась ему не под силу. Следовательно, экспериментатором вообще был не он. Вуд отпрянул, бешено тряся головой.
      - Вуд прав, - сказал редактор. - Он-то Мосса знает. И знает, что этой операции ему не пережить.
      Гилрой нахмурился лоб. Револьвер в его руке стал воплощением бесплодной силы. Даже Мосс знал, что он им не воспользуется. Не сможет воспользоваться, потому что хирург был им нужен только живым. Их цель заключалась в том, чтобы заставить Мосса сделать операцию. "Что ж - подумал он, - мы своего добились, Мосс сам вызвался оперировать". Но все четверо отлично знали, что в этой операции Вуд был обречен. Мосс искусно обернул их победу полным поражением.
      - Что же, черт побери, нам теперь делать? - взорвался Гилрой. - Ты что скажешь, Вуд? Рискнешь? Или лучше останешься жить в собачьей шкуре?
      Вуд оскалился, отползая в угол.
      - В собачьей шкуре он хоть наверняка жить останется, отрешенно сказал редактор.
      Мосс улыбнулся, заверяя их любезно-издевательским тоном, что сделает все возможное, пытаясь вернуть Вуду его тело.
      - За исключением несчастного случая, разумеется, сплюнул Гилрой. - Не пойдет, Мосс. Он и так проживет, но вы свое получите.
      Он хмуро посмотрел на Вуда и многозначительно кивнул в сторону Мосса.
      - Пошли, шеф, - сказал он, выводя редактора за дверь и закрывая ее за собой. - Старые друзья хотят остаться наедине. Им есть о чем потолковать...
      Мгновенно Вуд прыгнул вперед, отрезая Мосса от двери, угрожающе впившись в него полными ярости глазами. И в первый раз за все время с хирурга слетела маска безразличия. Он осторожно сделал шаг в сторону и вдруг понял, что перед ним зверь...
      Вуд медленно шел на него. Мосс нервно наблюдал за огромной собакой, с надеждой поглядывая на дверь. Но Вуд подходил все ближе и ближе. Мосс закрылся руками...
      И тут нервы его сдали. Он не мог заговорить эти бешеные звериные глаза, как заговорил человека с револьвером. Он нырнул вбок и мотнулся к двери. Вуд прыгнул, сбив Мосса с ног. Зубы его сомкнулись. Хлынула кровь.
      Мосс проиграл, но остаток своих дней Вуд был обречен прожить в собачьей шкуре. Да и остаток этот был невелик: продолжительность жизни собаки всего пятнадцать лет. В лучшем случае, Вуд мог рассчитывать еще лет на десять.
      * * *
      Вуд так и не нашел себе работы в обличье человека. У него была специальность, он был образован, но в мире рыночной конкуренции не было места для таких, как он. Конторы по найму не могут пристроить избыток нормального человеческого разума, содержащийся в сильных, ловких, полных желания работать человеческих телах.
      Но тот же человеческий разум в красивом теле колли стал ценным рыночным товаром. Это была диковинка, феномен, на который стоило поглядеть за свои кровные, уплаченные за билет.
      - Люди всегда питали слабость к уродам, - философствовал Гилрой по пути в театр, где Вуд выступал в тот день. Безобидным уродам люди платят, чтобы они их развлекали. Настоящим же уродам всегда достаются власть и сила. Рассуди это, Вуд, а я не могу понять. Но, думаю я, а нашем мире только тогда можно будет жить по-человечески, когда всех этих уродов уберут в надлежащее место.
      Такси остановилось у служебного входа. С зазывающих красно-желтых афиш на стене театра скалилось приукрашенное изображение морды Вуда.
      - Бог ты мой! - раскрыл рот таксист. - Будет о чем детишкам рассказать! Вез Говорящую Собаку. Вот ведь честь выпала.
      Сбившиеся в толпу прохожие пялили глаза на Вуда: визжа тормозами останавливались рядом машины, и их водители присоединялись к почтительному созерцанию.
      - Какой он хорошенький, - взвизгнула женщина. - И умненький!
      - Ну да, - услышал Гилрой хвастливый голос таксиста, - я их сюда и привез. Как он себя ведет? - голос таксиста снизился до доверительного шепота. - Тот парень, что ехал с ним, его менеджер, наверное, разговаривал с ним так же почеловечески, как мы с вами. Как будто пес понимал каждое его слово.
      - А он и понимает, - авторитетно заявил один из зевак.
      - Бросьте ерунду городить, - сказал другой. Дрессированный он, вот и все. Мне бы такого.
      Специальный наряд полиции быстро разогнал толпу зевак и проложил проход к двери.
      - Стыдно должно быть, - сказал полисмен. - Такую бузу подняли, и из-за кого? Из- за какого-то пса!
      Вуд обнажил клыки и заворчал на него. Полицейский сразу попятился назад.
      Вуд и Гилрой специально разработали эту сцену для рекламы. Действовала она безотказно: ретивый страж порядка всегда подворачивался под руку, а публика всегда наслаждалась его испугом.
      Вуд не мог избавиться от восторженных поклонников и внутри театра. Его партнеры по выступлениям настоятельно хотели поиграть с ним, потыкаться в него носом, вместе поскулить.
      - Семь тысяч в неделю, надо же! - размышлял про себя Гилрой, ожидая за кулисами своего выхода. - И за что? За чепуху, на которую способен любой болван из публики.
      За прошедший год ни он, ни Вуд так и не привыкли к растущим цифрам в своих банковских книжках. Выступления, фото, статьи в газетах и журналах - и все по астрономическим ставкам... Но Вуду никогда не набрать достаточно денег, чтобы выкупить человеческое тело, в котором он голодал.
      - Эй, Вуд, - прошептал Гилрой, - наш выход.
      На сцене их встретил оглушительный рев аплодисментов. Вуд работал безупречно. Опознавал предметы, названные конферансье, вытаскивал их из общей кучи.
      Капельдинеры шли между рядами, собирая записки с вопросами зрителей и передавали их Гилрою.
      Вуд зажал в зубах длинную указку и встал перед большим щитом, увешанным буквами. Он указывал букву за буквой, составляя ответы на вопросы зрителей. По большей части они спрашивали о будущем, просили подсказать ход событий на бирже, интересовались бегами. Но были и серьезные вопросы, специально заданные, чтобы прозондировать его сообразительность.
      В белом свете прожектора Вуд автоматически отвечал на уже привычные вопросы. Горечи он больше не испытывал, ее сменило тоскливое и безнадежное чувство поражения. Он смирился со своей собачьей жизнью. На его счету в банке числилась фантастическая цифра с шестью знаками слева такой цифры он даже в самых необузданных мечтах никогда не представлял. Но ни один хирург на свете не сможет ни вернуть ему его тело, ни продлить срок его жизни более десяти оставшихся ему лет.
      И вдруг в глазах все померкло. Исчез Гилрой, исчез щит с буквами, исчезла изо рта указка, исчезло море лиц, таращивших глаза...
      * * *
      Он лежал на койке в больничной палате. Реальность чистых простынь под ним и тяжесть одеяла, укрывавшего его, не вызывали никаких сомнений, как и не вызывало сомнений и то, что его тело вытянулось в длину на кровати.
      И, независимо от всей ладони, его палец поднялся, повинуясь его воле. Ноготь победно громко царапнул по простыне.
      Дежуривший в палате врач обернулся на звук и посмотрел прямо в зажегшиеся мыслью глаза Вуда. Потом оба перевели взгляд на сгибающийся и разгибающийся палец
      - Вы возвращаетесь, - сказал, наконец, врач.
      - Я возвращаюсь, - тихо успел ответить Вуд, прежде чем палата исчезла и он услышал, как Гилрой повторил свой вопрос.
      Теперь он ощущал, что ум и тело составляют единое целое. Мосс совершил ошибку Личность человека - это нечто большее, чем просто маленькая железа у основания мозга. Пересаженные ткани поглощались телом и перестраивались по его подобию.
      Что-то говорило Гилрою, что эти возвращения Вуда в свой естественный облик будут продолжаться чаще и чаще, до тех пор, пока он снова и уже навсегда не обретет свое истинное "я".