Мнение Пушкина заслуживает вполне серьёзного внимания, поскольку он всё же знал русскую деревню не понаслышке. Итак, неверно представление о тотальной нищете и «вечном голоде» крестьянина. Да, с весны по осень ему приходилось работать, не разгибая спины. Да, чтобы пережить жестокую зиму, приходилось тратить до двух рабочих месяцев на заготовку дров, и часть урожая на приобретение тёплой одежды и обуви. Но уж чего-чего, а если помещик не ударялся в безумное роскошество, то еды хватало.
      Приведём несколько свидетельств иностранцев, из разных веков.

      «Изобилие в хлебе и мясе так велико здесь, что говядину продают не на вес, а по глазомеру. За один марк вы можете получить 4 фунта мяса, 70 куриц стоят червонец, и гусь не более 3 марок. Зимою привозят в Москву такое множество быков, свиней и других животных, совсем уже ободранных и замороженных, что за один раз можно купить до двухсот штук». ( Иосафат Барбаро, 1413—1494, венецианский купец с дипломатическими поручениями.)

      «В Москве хорошие огурцы, лук и чеснок в громадном изобилии… Вообще по всей России, вследствие плодородной почвы, провиант очень дёшев, 2 копейки за курицу, 9 яиц получали мы за копейку». ( Адам Олеарий, ок. 1599—1671,немецкий учёный и путешественник.)

      «Сегодня в канун Рождества Господня, которому предшествовал у русских шестинедельный пост, на всех площадях и перекрёстках можно было видеть огромное изобилие мяса: здесь невероятное множество гусей, там такое громадное количество уже битых поросят, что их, кажется, хватило бы на целый год, такое же число было и зарезанных быков и разного рода птицы, казалось, что они слетелись в один этот город из целой Московии. Напрасно стану я называть различные сорта их, тут имелось всё, чего только можно было пожелать». ( Иоанн Корб, ок. 1670 – ок. 1741, австрийский дипломат.)

      «Рожь в этом городе чрезвычайно дёшева: осенью четверть стоит всего 3 гривны, на датские деньги 30 скиллингов. Между тем, русская четверть составляет приблизительно полторы датских четвертей». ( Юст Юль, в 1709—1712 датский посол в России.)

      «У всех русских есть даровые собственные слуги и даровая провизия, за исключением вин. Никто из не бывавших здесь не может представить себе, сколько мясных блюд и дичи подаётся у них на стол, а такое же изобилие они надеются встретить и в домах иностранцев, не принимая в соображение разницы положения». ( Джон Бёкингхэмшир,?—1793, английский дипломат.)

      Были на Руси и бедные, и нищие, и несчастливые. А где их нет. Но на протяжении всего последнего столетия даже в научных работах, исследовавших экономические процессы, уровень эксплуатации и классовую борьбу была, как правило, определённая заданность, стремление показать лишь «тёмные стороны». Живая жизнь крестьянина с его умениями, размышлениями, культурой отсутствовала.
      А ведь в прежние времена, когда учёные, писатели и журналисты ещё не направляли перья своего гнева на беспросветную жизнь «черни», действительное состояние дел было известным, и улучшение жизни крестьян попадало в сферу внимания властей. Пусть власть и не озабочивалась тем, чтобы дать всем крестьянским детям общее и среднее специальное образование, или застраховать их всех на случай пожара, – всё же целенаправленная борьба с бедностью велась.
      «Эволюционируя многие столетия как почти чисто земледельческое общество, при слабом развитии процесса общественного разделения труда, российский социум (и прежде всего его господствующий класс) был крайне заинтересован в сохранении жизнедеятельности буквально каждого деревенского двора, ибо разорение крестьянина не переключало его в иную сферу производственной деятельности, а ложилось бременем на само общество», – пишет академик Л. В. Милов.
      А вот и подтверждение, которое мы находим в «Записках» Е. Р. Дашковой (1744—1810): «Благосостояние наших крестьян увеличивает и наши доходы; следовательно, надо быть сумасшедшим, чтобы самому иссушить источник собственных доходов». Кстати и Екатерина II в своём «Наказе», сколь бы лицемерным он ни был, писала, что «законоположение должно применять к народному умствованию. Мы ничего лучше не делаем, как то, что делаем вольно, непринуждённо, и следуя природной нашей склонности». Становившиеся известными случаи жестокого обращения с зависимыми людьми, «непомерного отягощения крестьян своих» рассматривались большинством дворян как примеры духовной низости дворянина, отсутствия у него достоинства! Да и было таких случаев весьма немного; так, иностранные путешественники, побывавшие в России, почти никогда не упоминают о телесных наказаниях – в отличие от посетителей рабовладельческих плантаций Америки.
      Что интересно, количество телесных наказаний возросло после принятия 18 февраля 1762 года Манифеста о вольности дворянства! А ещё интереснее, что сами крестьяне не относились к этим наказаниям с тем ужасом, с каким смотрит на них современный человек. Когда в 1860-х годах волостные суды получили право подвергать крестьян либо штрафу, либо телесному наказанию, они обнаружили, что большинство крестьян, если дать им выбор, предпочитало порку.
      А вот что было наиболее неприятным для крестьянина, так это вмешательство хозяина в его семейную жизнь. Многие помещики заставляли своих крепостных жениться сразу же по достижении совершеннолетия, если не раньше, и иногда даже подбирали для них партнёров. Но и помещика можно понять: ему надо было, чтобы крестьяне женились молодыми и размножались, а также он желал обойти обычай, которых освобождал от барщины незамужних девушек.
      И всё же, хотя были и телесные наказания, и вмешательства в семейную жизнь, и известный разврат, и прочие злоупотребления, но всреднемдворянство о крестьянах заботилось. Иначе невозможно объяснить, как же общество не разрушилось. Во второй половине XVIII века создавались усадебные школы, выходили «книги как можно дешевле», чтобы «заохотить к чтению все сословия», строились для неимущих и увечных больницы, приёмные дома для крестьянских сирот; дворяне организовывали раздачу голодающим денег и хлеба!
      Причём важно не столько содержание благотворительной деятельности господствующего сословия, сколько её мотивы и их оценка самим дворянством. Речь шла о помощи «бедным, нищим, несчастным», а не крестьянству, как зависимому податному населению. Ни у Новикова, ни у Бецкого в их просветительских усилиях не возникало и мысли о целенаправленной подготовке крестьян к «освобождению». Да и в среде крестьянства об оном речи не было.
      Будущий глава Временного правительства князь Г. Е. Львов писал:

      « Народ, взятый под огул, как разбойники и воры, достойные палки, был в существе своём прекрасный, умный, честный, с глубокой душой, с просторным кругозором и громадными способностями».

      С этими словами перекликается и мнение этнографа и историка М. М. Громыко:

      « В своём высокомерном отношении к крестьянину, к его возможностям, иные современные деятели, хотя и провозглашали себя выразителями народных интересов, оказались в одном ряду с худшей частью надменных аристократов или ограниченных чиновников старой России, презрительно поджимавших губы в адрес простого мужика. Именно с худшей частью, потому что не только лучшие из дворян восхищались крестьянскими сметливостью в хозяйстве или художественным творчеством, но даже средние помещик и чиновник, обладавшие здравым смыслом, считались с крестьянским опытом и обычаем».

      Не будем называть имён, – их и так все знают. У этих писателей и журналистов доныне черпают свои аргументы те, кто выступает против объективного показа старой деревни, называя это «идеализацией» крестьянской жизни. Им куда милее поплакать о тяжкой судьбине крестьян «Подтянутой губернии, уезда Терпигорева, Пустопорожней волости, из смежных деревень: Заплатова, Дырявова, Разутова, Знобишина, Горелова, Неёлова, Нурожайки тож»… Так же, как неверен взгляд на крестьян России как на тупых рабов, не верен и взгляд на всех дворян, как паразитов и бездельников. Просто население России всегда было разделено на две неравные части: народ, в состав которого входили крестьяне и подавляющее большинство дворян, и элиту (Пушкин называл её аристокрацией).
      Диспропорция в доходах между народом и элитой была просто потрясающей. В 1858—1859 годах 1 400 богатейших помещиков империи, или 1,4% всех крепостников, имели на землях своих три миллиона крестьян, а на долю 79 тысяч беднейших помещиков, или 78% крепостников, приходилось в сумме два миллиона душ. Вот что позволяло представителям элиты паразитничать и бездельничать, – а между тем, во все века подавляющее большинство дворян почти ничем не отличалось от крестьянства по своему достатку, только они не на земле работали, а служили; им было не до безделья и дворцовых интриг. Многим дворянам для пропитания приходилось и в поле работать самим; они составляли класс однодворцев, которых Пётр I впоследствии обложил подушной податью и объединил с казёнными крестьянами. Как видим, для России неверна и выработанная на Западе теория классового деления. А почему? Потому что геоклиматические условия у нас другие, существенно более суровые, нежели в Западной Европе.

      «Климат в этой местности и зимой и летом очень суров. Обыкновенно свыше полугода длится постоянная морозная зима – обычную для Германии зиму в сравнении с нею можно было бы счесть настоящим летом, а в остальное время, помимо июня и июля, по большей части стоит сплошь апрельская и осенняя погода». ( Немецкий аноним, оставивший воспоминания о пребывании в России 1710—1711 годов.)

      «Зима здесь очень суровая и продолжительная, так что на протяжении полугода можно постоянно разъезжать на санях. Но, напротив, и жара потом сильнейшая, и хотя она длится не так долго, однако добрая природа за короткий двухмесячный срок, а именно с середины июня до середины августа, позволяет всему вырасти и созреть». ( Фридрих Христиан Вебер, ганноверский посланник в Петербурге в 1714—1718 годах.)

      «Цепочка» понятна: природно-климатические условия создают «рваный» ритм работы; рискованное земледелие в таких условиях приводит к получению сниженного, по сравнению с иными странами Европы, прибавочного продукта; необходимость противостоять агрессивному внешнему окружению требует больших затрат на армию. Так и получается, что при общей средней бедности государство обязано иметь мощь, соизмеримую с мощью стран, находящихся в более благоприятных условиях. Если народ, а пуще всех аристокрация, живут хорошо, то государство будет слабым. Если государство сильное, то народ живёт не очень хорошо, а аристокрациязажата в кулак.
      На протяжении трёх столетий, отделявших царствование Ивана III от правления Екатерины II, русская знать владела землёй по царской милости. Монархия никогда не позволяла своему служилому классу пускать корни в деревне. Она не допускала экономической самостоятельности дворян, добиваясь, чтобы дворяне в любой момент были готовы перебраться на новую должность и место жительства. Даже после присоединения плодородных южных областей положение не улучшилось: большинство дворян бедствовало. Доход их был так мал, что они не могли дать детям образование или приобрести какие-либо атрибуты аристократического образа жизни, к которому, после знакомства с образом жизни европейской знати, стали стремиться.
      Ричард Пайпс пишет: « вину за дворянскую бедность следует возложить на примитивность русской экономики и отсутствие альтернативных источников дохода(выделено нами, – Авт.) вследствие чего элита слишком сильно зависела от земледелия и от крепостного труда», – и затем предлагает взглянуть на английскую знать, являвшуюся во всех отношениях антиподом русского дворянства.
      Знать в Англии уже с XIV века неустанно пеклась о том, чтобы земли оставались в руках семьи. И она этого добилась: к XVIII веку значительная часть территории страны сохранялась в руках одних и тех же знатных семейств. «Разумеется, такая практика была возможна и из-за того, что было много способов заработать на жизнь помимо земледелия», – сообщает Пайпс. В 1790 году 70—85% пахотной земли Англии и Уэльса были в руках от 14 до 25 тысяч семейств. Даже наименее зажиточные члены этой группы извлекали из своих владений достаточно дохода, чтобы жить подобно джентльменам. А народ нищенствовал, и начинал развивать иные, «помимо земледелия», отрасли хозяйства, – но страна, в общем, шла вперёд. «В других странах Западной Европы экономическое положение знати было, возможно, менее блестящим, но тем не менее на всём Западе майорат и наследование по первородству обеспечивали хотя бы более богатым землевладельческим фамилиямпрочную экономическую базу. Переплетение этого поземельного богатства с административными функциями позволяло западной знати успешно сопротивляться наиболее крайним формам абсолютизма».
      В России положение было диаметрально противоположным. Более 90% населения занималось земледелием, – и только так достигалось относительное изобилие. При уменьшении количества земледельцев и, соответственно, продовольствия, немедленно грозил голод. Если бы нашей знати позволили вести себя, как в Англии, здесь не стало бы ни государства, ни населения. «Подавляющее большинство дворян не обладало экономической независимостью и не могло жить, как подобает землевладельческому сословию», – пишет Пайпс. Да, они было в руках высшей власти для использования в государственных нуждах, по усмотрению царя.
      Ведь что такое дворянство? Это «потомственное сословие народа высшее, т. е. награждённое большими преимуществами касательно собственности и частной свободы». Кем? Народом или его представителями, с целью иметь мощных защитников или близких ко властям и непосредственных предстателей. Это сословие составляют люди, которые имеют время заниматься чужими делами. «Кто сии люди? люди, отменные по своему богатству или образу жизни. Почему так? Богатство доставляет ему способ не трудиться, а быть всегда готову по первому призыву du souverain». (См. А. С. Пушкин, том 8, стр. 104.)
      Отсюда и такая важная особенность России: в силу преимущественно выслужного характера российского дворянства оно в России в большей степени, чем в других странах, совпадало с образованным слоем. Фактически в России интеллектуальный слой и был дворянством, то есть наиболее грамотные создавали собою высшее сословие, даже если сами не были выходцами из дворянских семей.
      Огромная территория и суровые природные условия определили не только стереотип коллективной жизни в сознании народа, но и требование иметь решительного руководителя, – «авторитарное руководство», как сказали бы сегодня. А поскольку главной задачей всегда оставалась защита рубежей, то облик правящего класса был военизированным. А существенная ограниченность объёма совокупного прибавочного продукта диктовала простоту устройства и малочисленность этого класса. Например, в петровскую эпоху он весь достигал не более 6-7% от численности населения, а ведь на нём держалось административное и хозяйственное управление, судебно-правовое регулирование, финансы, внутренняя и внешняя безопасность, религиозно-культовые и идеологические функции, и т. д.
      «Приказных» же людей в этом узком слое на рубеже XVII—XVIII веков, то есть тех, кто был занят непосредственно государственно-административным управлением, во всей России насчитывалось около 4 700 человек, тогда как в Англии при вчетверо меньшем населении их было 10 000. С учётом численности населения, в России «на душу» было в 5—8 раз меньше чиновников, чем в любой европейской стране. При таких условиях нормальное функционирование государства было невозможным без многочисленных и развитых структур общинного самоуправления и широкой демократии и в городе, и в деревне. И не забудем, что и помимо расходов на аппарат управления, государству для своего сохранения приходилось очень много тратить. В XVI—XVIII веках основные траты пришлись на строительство пограничных крепостей-городов и уникальных по размерам оборонительных сооружений – засечных полос; крупных металлургических заводов по выпуску оружия и средств сооружения тех же засечных полос; строительства огромных каналов, сухопутных трактов, верфей, портовых сооружений, фабрик… Без принудительного труда сотен тысяч государственных и помещичьих крестьян, без особого государственного сектора экономики построить перечисленные выше объекты было просто невозможно.
      Но, даже двигая хозяйство вперёд, Россия в силу своих природных особенностей отставала от Турции и стран Западной Европы. Для дальнейшего развития, с сохранением своего геополитического положения, стране нужно было создавать промышленность, – но это было достижимо лишь при наличии интенсивной внешней торговли, а для неё нужны незамерзающие порты. Вспомним: Голландия и Англия «выросли» только благодаря внешней торговле! Между тем, до начала XVIII века у нас был лишь один крупный порт – Архангельск близ Полярного круга, а право проводить свои торговые суда через черноморские проливы требовало присутствия русских войск как можно ближе к Турции, причём против выхода России в Средиземное море выступали ведущие страны Европы. Как же при таких условиях можно было обойтись без сильного государства?..
      Вот в какой стране 30 мая 1672 года в семье царя Алексея Михайловича родился мальчик, ставший впоследствии императором России, Петром I. И о крестьянах, и о дворянах мы скажем ещё не раз, – а теперь пора поговорить о Петре.

Детство и юность Петра