Самый глупый из охранников Шаратарова радостно заржал:
      - Надо бы пробу снять, профессор!
      Кириянов глянул снисходительно.
      - Разумеется, молодой человек.
      Но Шаратаров ещё не успокоился.
      - Профессор, но все же, каковы исходные материалы?! Из чего можно изготовить препарат?!
      - Элементарные соединения углеводов, крахмала и глюкозы... Сиречь то, что можно найти на кухне любой рачительной хозяйки.
      - Вранье. - сбычившись проворчал с пола Заваров. - Такого не может быть. Надо просто проверить.
      Шаратаров круто повернулся и ткнул пальцем в лицо Заварова.
      - Вот на тебе с Генкой-предателем и проверим! Профессор! Дайте им дозу!
      Кириянов опять крикнул, срываясь.
      - Порошу всех молчать!... Вы не на своём сборище! Не на разборке и ваших толковищах с базаром! Вы в научной лаборатории и извольте вести себя достойно!... Насколько это в ваших силах. - он взял себя в руки, вернулся к прежнему, академическому тону. - Предварительные испытания я, конечно, проводил неоднакратно на животных. Потом на себе. И на моей охране, можете удостовериться.
      Глупый охранник закричал радостно.
      - Точно! Мне Васька и Утюг сказали, что вы им по кружку пива дали, а они такой вечный кайф поймали, что весь день под балдой ходили!
      - Вот именно. - бросил Кириянов.
      Шаратаров заерзал в кресле.
      - Простите, профессор, из подопытных животных никто не... Околел?
      Кириянов глянул на него презрительно.
      - Я заказывал вам дюжину собак, крыс и обезьяну. Можете удоствериться, что все они живы и прыгают в вольерах. На себе я провел около двух дюжин экспериментов.
      Шаратаров решился:
      - Ну, трус в карты не играет. Проверять, так проверять. Примем все по дозе. Вместе с вами, профессор?
      - Конечно. - с небрежной уверенностью кивнул Кириянов.
      Алла сказала резко.
      - Я не наркоманка! И никакой дрянью колоться не буду!
      - Не волнуйтесь, Алла Владимировна. - вежливо остановил Кириянов. Во первых, прерпарат принимается внутрь без иньекций. А во-вторых, привыкание наступает после дюжины сеансов, как минимум... Вы получите очень высокое наслаждение, уверяю вас. Это сродни опиуму или кокаину. Как выражется эта публика, - "вечный кайф".
      Кириянов сошел с кафедры и выкатил из-за лабораторногго шкафа столик на колесиках, уже уставленный чистыми бокалами, а внизу стояли водочоные, винные бутылки и пара шампанского.
      Шаратаров вдруг развеселился - он чувствовал себя на пороге успеха всей жизни.
      - Ну, рисковать так рисковать всем! Безразлично с чем потреблять дозу, профессор?
      - Безразлично. - кивнул Кириянов. - Несколько капель на бокал вина, водки или простой воды. Действует через несколько минут.
      Подчиняясь знаку Шаратарова его охрана сноровисто открыла несколько бутылок напитков. Общее возбуждение подкрашивалось настороженностью, легким страхом - игра, при всем при том, казалась опасной. Но уж больно соблазнительной казалась перспектива. Уж если пьем денатурат, зная, что почти наверняка ослепнем, так что в данном случае не рискнуть?! Сам профессор гарантирует вечный кайф!
      Алла повернулась к Грише и замерла, наткнувшись на его спокойную улыбку. Гриша едва приметно кивнул на Кириянова и сказал тихо, так что услашала только она.
      - Он настоящий сумасшедший... Я знаю, я таких видел.
      - Так и что? - так же еле слышно спросила Алла.
      - Не знаю...
      Кириянов уже вернулся на кафедру и поставил перед собой бокал наполненный шампанским. На глазах всех, почти торжественно, взял в руки длинную пипетку и погрузил её в колбу с препаратом:
      - Я надеюсь, что вы следите за мной. Смотрите, я набираю дозу... В свой бокал, чтоб снять все ваши страхи, я ввожу семь капель... Вы получите по три-четыре.
      В могильной тишине все наблюдали, как с кончика пипетки в шампанское упали семь капель синеватой жидкости и напиток тут же слега изменил цвет.
      - Кайф готов! - взвизгнул Кириянов, высоко вскинул бокал и возгласил. - За прередовую русскую науку, господа!
      И выпил бокал до дна, в несколько глотков, не отрываясь.
      Потом с колбой и пипеткой в руках спустился с кафедры и потребовал.
      - Все, все подставляейте посуду! Прошу получить свою дозу! Вечный кайф!
      Один из охраников, судя по всему человек службы, спросил напряженно.
      - А мы не вырубимся начисто? До потери пульса?сколько по времени будет держаться дурь?
      - Ни в коем разе! - заверил Кириянов. - Как после хорошей папиросы с анашой или марихуаной!
      - Слабовато...
      - Будете добавлять ещё по вкусу! - Кириянов уже обходил всех, аккуратно капая в бокалы жидкость из пиппетки.
      Алла глубоко вздохнула и подставила под кончик пипетки свой бокал с вином. Сидеший рядом Гриша сделал тоже. Кириянов посмотрел на обоих, сказал серьезно.
      - Я желаю вам счастья, молодые люди.
      Все тот же глупый охранник, видимо имеющий опыт в приеме наркотиков, спросил подозрительно.
      - Во, профессор! А как насчет ломки? Не скрутит нас потом?
      - Никаких побочных последствий препарат не дает! - круто ответил Кириянов. - Не более, чем элементарное похмелье после доброй выпивки!
      Шаратаров поднялся со своим бокалом в руках - выдерживать долго чье-то лидерство он не мог. Тень некоторого страха все же скользила по его сильному, увереному лицу, но проговорил он твердо.
      - Ну что ж, друзья... Мы стоим на пороге больших дел, как я понимаю. Все мы повязаны одним бизнесом. И коль скоро нас ждет удача, то забудем прежнии распри и недоразумения. Отныне мы отныне одна команда... За наше здоровье и наши успехи в бизнесе!
      Все випили до дна, настроженно наблюдая друг за другом. Трое охранников Шаратарова пили, цепко не выпуская из рук оружия.
      Шаратаров поставил бокал на стол, посмотрел на Заварова и Геннадий и сказал благодушно.
      - Как сказал, я прощаю вас, предатели... Прощаю по настоящему.
      Жест его протянутой руки первым понял Геннадий - подхватил эту крупную, пухлую рвуку и поцеловал. Спохатившись, то же номер проделал и Заваров.
      - Три-четыре минуты, господа. - деловито бросил Кириянов. - Препарат всосется в кровь и достигнет мозга. Можете курить, можете ещё выпить, кому как нравится.
      Он взял со стола колбу с наркотиком и поставил её на столикю. Потом шагнул к шкафам и прошел за спиной Аллы - она вдруг почувствовала, как что-то холодное и гладкое скользнуло ей за воротник свитера и застряло где-то у поясницы.
      Шаратаров закурил и сказал ровно.
      - Ну что ж, дорогой профессор, обговорим финансовую сторону нашего проекта.
      Охранник из глупых вдруг заржал.
      - А меня уже забирает! Во цирк!
      - Точно! - подхватил его напарник. - Действительно кайф!
      Алла почувстовала, что "забирает" и её. Какой-то легкий, голубой туман поплыл перед глазами, а затем - наоборот, все окружающее предстало в четкой, солнечной реальности. Чувство было совершенно непередаваемое словно рюмочка водки, выпитая с мороза, после лыжной прогулки. Она повернулась к Грише и засмеялась.
      - Гришаня, а ты как?
      - Плыву, - растерянно ответил он.
      - Профессор! - Шаратаров привстал в кресле. - И я уже в изумлении! Да вы действительно, просто гений!
      Геннадий вдруг захихикал и, захлебываясь, спросил.
      - А музыка у вас здесь есть, профессор?
      Алла вдруг поняла, что сидит в окружении милых, прекрасных и добрых людей, от которых можно было ждать только чего-то очень хорошего. Музыки, которую просил Геннадий - и не надо было. Мелодии горних сфер и так наполняли душу и мозг.
      - Гришка. - проговорила она. - Мне никто, никогда не писал таких писем... Никогда, Гриша! Только за них можно влюбиться! Это как в той пьесе, где герой поэт с длинным носом! Он пишет письма вместо дурака-красавца своей даме, а та думает, что пишет дурак и и влюбляется ве в того! Я что-то путаю, но это все равно!
      - Да, конечно...
      Шаратаров оглянулся и прикрикнул на охрану.
      - Эй, парни, положите вы свои пушки! Здесь теперь все друзья! Не в кого стрелять! Ну, профессор, удружили! Я еле-еле с собой справляюсь! Хотя башкой крепок и на водку и на дурь! А как он, препарат этот дальше будет работать?!
      - Индивидуально. - бросил Кириянов, оказавшийся вновь на кафедре. Кто-то будет активен и веселиться. Кто-то мирно вознесется к сладостным видениям.
      По лицу Геннадия неожиданно потекли слезы, он на коленях дополз до Гриши, а сказал вдруг с нелепым, ехидным смехом.
      - Гришанька, братишка мой сводный! А здорово я тебя всю жизнь подставлял?! Просто чудо, как ты из психушки вырвался! Я ж уверен был, что всю жизнь тебя там продержу! И надо тебя там держать, надо... А какой театр моя жена для тебя устроила?! Будто бы мы в нищите прозябаем, отцовскую хату в наём сдаем, а? Ты ведь поверил, да? Поверил?
      - Поверил. - кивнул Гриша. - На пять минут.
      - Да? И только? А что же потом не пришел с претензиями?! - он лез обниматься и Гриша осторожно отодвинул его от себя правой рукой, на которой все ещё болтались кольца наручников.
      - Зачем мне потом к тебе было приходить, Гена? Мне тебя жалко стало. Все же ты мой брат, живи как можешь.
      - Ну да, ну да! - счастливо плакал Геннадий. - Мы теперь по честному поделимся, Гриша. И хату поделим, и дачу, и одну машину я тебе отдам. Все по братски будет, на веки веков...
      - Гриша. - Алла обняла его за шею. - Если все будет нормально, если нам повезет, мы купим ранчо... И заведем мустангов!... Ты будешь за ними ухаживать? А? Ну если не хочешь, то заведем коров или свиней!
      У Геннадия вдруг прорезался мелодичнывй тенор, он затянул задушевно.
      - Как упоительны в России вечера!
      Алла понимала, что здесь происходит что-то не так, что необходимо сосредоточится и вырваться из зыбкой, прозрачной трясины, но сил к тому никаких не было и она, следом за остальными, вдруг негромко подхватила в общем хоре..
      - Пусть этот сон! Пускай любовь игра!... К чему тебе мои порывы и обьятья! На том и этом свете буду вспоминать я... Как упоительны в России вечера!
      А у Гриши - просто болела голова. За десять лет его столь часто чем только не кололи, так что препарат Кириянова действовал на него, как испортившееся лекарство. Немного шумело в ушах, смещались перед глазами предметы и - всё. Во всяком случае, на этом этапе.
      Состояние вселенской и всеобщей любви накрыло всех присутствующих и кто-то уже растянулся на полу, забылся со счастливой улбкой на губах.
      Первым из песни вынырнул Заваров, жадно выпил бокал шампаского, глянул на Гришу щальными глазами и воскликнул радостно.
      - Гришка, а помнишь Балтийск?! Помнишь наш ООС?! Обьедененое Общество Сумасшедших! Какая была жизнь, Гришка! Какая свобода! Я так часто обо всем этом вспоминаю!
      Резкий голос Кириянова донесся до Гриши, как свозь пуховую подушку.
      - Ну, вот так, уроды! А теперь, пока вы не отключились совсем, могу собщить вам финальную часть эксперимента!
      Тон его был настолько жесток и резок, что на какой-то миг наступила тишина.
      - Вы все передохнете минут через десять! И передохнете не просто так, а корчась, вопя, блюя и сходя с ума от боли! Самый последний наркоман не мечтает о такой ломке, какую вы сейчас получите! А после этого, завтра поутру, от вас здесь найдут только обгоревшиие скелеты!
      Шаратаров поболтал головой и спросил миролюбиво.
      - Про что ты лопочешь профессор? Зачем кайф ломаешь?
      - Я лопочу про то, недоносок, что ты умрешь так же, как умерли моя жена и дочь! Ты и тебе подобные, отравили мою семью наркотиками и теперь вы понесете расплату! Неужли ты думал, кретин, что русский ученый пойдет на работу с такой мразью как ваша стая?! Вам конец, ублюдки, конец! Еще через пять минут вы прийдете в сознание, но будет поздно! Противоядия нет и я посмотрю, как вы будуте извиваться в своих последних судорогах!
      - Профессор! - блаженно улыбался Шаратаров. - Неужели может быть такой кайф? И по такой дешовке?! Мы же завоюем весь рынок, весь мир, профессор!
      - А неужели ты, дремучий осел, думал, что из любого дерьма можно сделать сильнейший наркотик?! Это не подвластно даже такому гению как я! Ты проглотил хорошую порцию яда! И сдохнешь, как последний грязный наркоман! Кириянов приплясывал возде кафедры и брызгал слюной.
      - Ну и что?! - не унимался Шаратаров. - Но и ты с нами, профессор?
      - С вами, с вами! Хорошая будет компания! Только я ещё свершу вам кремацию! Всеобщую для вас кремацию!
      Смысл слов, даже мелодия все ещё кем-то исполняемой песни, не доходили до Аллы. Она видела лицо Гриши, который бормотал, дергая себя за отросшую бороду.
      - Алла... Я такой счастливый... Ты наконец рядом... Надо уйти. Встать и уйти.
      Откуда-то с потолка гремел непривычно сильный голос Кириянова, который, казалось, вещал как всевышняя сила.
      - И когда вы будуте подыхать, в последний свой миг, - вспомните мою жену Нину Кириянову и мою дочь Марию Кириянову! Вспомните всех, кто погиб от наркотиков! И вопите во все горло, чтоб они вас простили! А от меня вам прощения нет!
      Его слова покрыл веселый хохот. Заваров потянулся к колбе, стоявшей на столике.
      - Профессор, а добавить можно?!
      - Можно, можно! Добавляй, только лучше будет!
      Несколько человек метнулись следом за Заваровым к колбе, зазвенели падающие на пол бокалы и бутылки.
      Алла почувстовала, как её приподняли со стула и волоком довели до дверей. Она вяло сопротивлялась, на миг сознание отфиксировало реальность Кириянов вытащил её из лаборатории.
      - А Гришка? - пролепетала она.
      - Будет и Гришка.
      Тот уже щагал за ним и бормотал.
      - Я здесь, я здесь... Ничего, только башка трещит.
      - Вперед. - приказал Кириянов и подтолкнул их в спины. - Вниз по леснице и на выход. Охраны нет.
      Подчиняясь команде, словно куклы, они спустились по лестнице и мир для Аллы был все так же прекрасен - то ли петь хотелось, то ли обниматься с первым встречным.
      Они прошли сквозь никем не охраняемые двери, потом миновали калитку и, не сохраняя никакого целевого направления, повернули к озеру - манил простор, манила светлая полоса неба на западе.
      - Гришка, ты меня хочешь, а?
      - Да...
      - Пойдем куда-ниубдь... Подальше.
      - Пойдем...
      Они добрели до кромки озера, покрытой рыхлым, уже тающим припоем. Хватило сображения не лезть в воду. Окружающий мир казался все таким же предельно четким и сказачно прекрасным. Чувства осторожности хватало, чтоб не купаться в озере, не падать с высоты, не раздеваться до гола. Срабатывали самые основные изначальные инстинкты - чувство страха, половая тяга, жажда и голод. И на этом - всё, не более того. Состояние животного, которое, как известно, никому не завидует.
      Оба упали на мокрую землю от страшной боли, которая сперва ударила в живот и тут же сжала мышцы, словно захрустела в ломающихся суставах. От этой боли потемнело в глазах, все тело скрючила судорога и через минуту они выли как звери, катаясь у кромки озера.
      Окружающий мир вернулся во всей своей беспощадности. Не было никакого дурмана в мозгу. Ощущение неминуемой смерти переполняло все существо и мысль эта была реальная и четкая, незамутненая даже болью.
      Алла встала на колени и с трудом, испуганно спросила.
      - Грша... Мы умираем, да? Он сказал, что мы умрем.
      Гриша грызь собственную руку, чтоб не кричать.
      - Да... Он всех прикончил... Он не сумасшедший.
      Алла пыталсь вспомнить что-то совершенно необходимаое, но боль застилала разум.
      - А мой Петр... Да, Петр... Он не умрет. Он сбежал... Михаил его увезет... Он сбежал.
      - Никто не сбежал.
      Боль заполняляа всю округу, даже с неба светилась боль. Из последних сил Алла произнесла..
      - Гриша... Сними с меня свитер... Нет, засунь руку мне за спину. Там что-то есть. Кириянов засунул..
      Она извивалась на земле и Гриша пытался задрать ей свитер, выдернул его из джинс, Алла перевернулась и увидела, что на земле лежит пузырек, емкостью с обычный стакан и заткнутый притертой пробкой. Он был заполнен чем-то жидким и темным.
      - Открой, Гриша. Открой, это спасение, у меня нет сил...
      Гриша взял пузырек, пробка не вытягивалась, её удалось вырвать зубами.
      Он подполз к Алле, обхватил руками её голову и сунул в рот горлышко пузырька.
      Обжигающая жидкость хлестнула в горло, Алла захлебнулась, сделал несколько глоков и отвела пузырек от губ.
      - Ты тоже. Пей. Быть может поможет. Пей!
      В пузырьбке оставалось совсем немного - меньше глотка.
      - Допивай. - задыхалась Алла. - Допивай. Или подохнем или...
      Сознание у неё отключилось. Гриша поморщился, выпил остатки из пузырька, но боль в теле не проходило, стала тупой и безразличной.
      ...Алла очнулась от холода все на том же краю озера. Небо уже потемнело, но отраженные лучи солнца ещё давали окрест рассеяный, словно молочный, фон. Откуда-то издалека доносились приглушенные звуки, от дальнего берега будто мелькали всполохи зарницы. Или - догорал невидимый за деревьями гигантский костер.
      Гриша повернулся и спросил сипло, незнакомым голосом.
      - Алла... Ты жива?
      Она плохо его расслышала, во всем теле чувствовала ломоту, но прежней непереносимой боли не было, все растоворялось в усталости.
      - Гриша... Мы живы?
      - Да... Кажется. Но я не могу встать...
      Она попробовала его посадить на земле, но и руки его и ноги оказались парализованы.
      - Надо идти, Гриша! - отчаяно крикнула она.
      - Куда? Лучше уж здесь.
      - Хорошо. Лежи. - Алла легко встала. Мозг её был ясен, тело упруго и напряженно.
      - Лежи, Гриша! Я сейчас вернусь!
      Она скинула с себя куртку и набросила на Гришу, после чего повернулась и побежала к крутому берегу озера.
      До поселка оказалось около сотни метров через лес. Всполохи за грядой ещё голых дервьев стали явственней, громче зазвучали голоса, слышался гул автомобильных моторов. Алла бежала на эти звуки, но полностью все происходящее до сознание не доходило.
      Она миновали несколько домов и увидела пожарище. Ровным и сильным, казалось беззвучным огнем был залит двухэтажный особняк, фриз которого подпирали четыре колонны. Над колоннами, в отбеске пламени золотились широкие окна. По стеклам уже бежали трещины. Дом от фундамента до крыши был обьят пламенем, но в этом огне строение каким-то чудом ещё сохранялось - во всей красе своей дом стоял перед глазами, словно за занавесом этого огня.
      Две пожарные машины отрабатывали моторами чуть в стороне. Немногочисленная публика смотрела на пожар спокойно и уже безнадежно. Две высокие, серебрящиеся струи воды из стволов бранспойта казалось не тущили, а наоборот - только помогали сильней, ровней и выше разгорется густому пламени.
      Огонь вдруг погустел, почернел, дал клубы дыма и строение, вместе с колоннами, золотыми стеклами и высокой крышей - даже не рухнуло, а беззвучно осыпалось, взметая к небу тучу сверкающих и тут же гасших искр.
      Пожарище осталось за спиной. Алла все ещё бежала по дороге, и сознания хватало лишь на то, чтоб держаться улицы, а не повернуть со страха и от растерянности в поля, через лес, вообще неизвестно куда. Она выскочила из световой зоны, образуемой пожаром, и почти сразу её кто-то окликнул из темноты.
      - Эй, подруга, это ты что ли?
      Михаил неуверенно выступил на дорогу и всмотрелся.
      - Странно, но это действительно ты! Ну, и видок!
      - А ты ещё ждешь? - нелепо спросила Алла.
      - Да ждем вместе с Петькой! Что поделаешь? Пошли, до машины сто метров. - А Гришка где? Не нашла?
      - Сейчас найдем.
      Они покинули поселок и прошли по дороге, пока не добрались до притулившейся за разрушенным сараем машины.
      Петька спал на задних креслах и не проснулся, когда Алла всмотрелась ему в лицо и погладила по голове.
      - Куда едем? - спросил Михаил.
      - К озеру. С другой стороны села.
      Она села к рулю и за несколько минут обьехала поселок, скатилась по бездорожью к озеру. Алла остановила машину и включила дальний свет фар.
      Гриши, там где она его оставила, - не было. Не было нигде.
      Алла нажала на сигнал, потом выскочила из машины и крикнула.
      - Гриша!
      Ей никто не ответил. Ни на берегу, ни на ещё не сошедшем, сером льду озера никого не было видно.
      Алла вернулась в машину, сказала нервно.
      - Он где-то здесь...
      - Ну и что? - спросил Михаил.
      - Будем искать. - она включила скорость и выжала сцепление.
      - Сегодня? - засомневался Михаил.
      - Сегодня и завтра! Пока не найдем!
      ... Он пришел в себя, когда уже начал захлебываться. Выдернул из воды мокрую голову и обнаружил, что лежит на кромке льда, на краю полыньи, на правой руке всё ещё болтается стальное кольцо наручника. Мозг работал ясно. Он понял, что несколько минут назад, а может час - захотел напиться, полез в полынью и едва не захлебнулся.
      Но тело подчинялось любому приказу и он встал. Что-то надо было сделать, какой то внутренний приказ погнал его к берегу. Ощущая с каждым шагом, что приказ этот отменить никак нельзя, Гриша вошел в поселок и не останавливаясь прошел мимо уже затихшего пожара. От дома с золотыми стеклами ничего не осталось, если не принимать во внимания груды пепла, обгоревших бревен и двух высоких кирпичных труб. Пожарные уехали. Возле пепелища слонялись лишь только самые стойкие зеваки.
      Теперь он точно знал направление своего пути. Увидел красный "сааб" возле дома за калиткой и решительно прошел к нему. Раскрыл двери, миновал короткие сени и оказался на знакомой кухне.
      Светилась лампочка под потолком, но сразу чувстовалось, что в доме уже никого нет.
      В полу зияла дыра - люк в подпол был открыт.
      Гриша сконился над люком и позвал.
      - Рогожин!
      Потом вспомнил, что глухонемой его не услышит. Он нашел в сенях лестницу, спустил её в подвал. Но и там никого не было, лишь все так же, как обычно, горела под потоком скудная лампочка синего света.
      Гриша прошел сквозь низкую дверь к горловине тоннеля, который столь долго копал. Но всей этой стройки уже не существовало - весь тоннель оказался "по горло" залит водой. Весенний паводок, судя по всему, где-то прорвал ненадежную крепежку кровли и все сооружение затопило от начала и до конца. На поверхности воды, отражающей тусклый синий свет лампочки, лишь плавала чья-то белая кепка.
      Гриша выбрался из дому и постоял на крыльце, понимая, что идти ему теперь некуда, хотя куда-то идти надо. Надо идти подальше от этого пустого дома с затопленным тоннелем и остатками пожарища - за забором в двацати трех метрах.
      За лесом, который Гриша миновал через полчаса - оказалось неширокое шоссе. По позднему часу машин на нем было уже немного. Светя фарами они мчались мимо Гриши. На автобусной остановке стояли молчаливые сгорбленные люди и Гриша миновал их, потому что остановка ему тоже не была нужна. Перед ним, на горизонте, дыбилось ровное оранжево-серое зарево и Гриша подумал, что это, конечно, Москва. Впереди показалась неясная мужская фигура. Человек шел покачиваясь, размахивая правой рукой и в такт жестикуляций своей руки громко декламировал густым, красивым басом.
      Не дай мне бог сойти с ума Нет лучше посох и сума Нет, лучше труд и глад!
      Не то чтоб разумом моим Я дорожил, не то чтоб с ним Расстаться был не рад:
      Когда б оставили меня На воле, как бы резво я пустился в темный лес!
      Я пел бы в пламенном бреду Я забывался бы чаду Нестройных чудных грез!
      Гриша догнал мужчину и окликнул, сам себе не веря:
      - Рогожин, это ты?!
      Глухонемой повернулся.
      - Нет, это не я, а Пушкин! А вот ты ли это, Гришаня Нестеров?! И нет ли у тебя благородного желания выпить?!
      Как ни в чем ни бывало, Рогожин протянул ему початую бутылку вина.
      - Нет, - ошарашенно отказался Гриша - А куда ты идешь?
      - Не знаю! Мир велик! - широко повел руками Рогожин. - Пойдем вместе, если хочешь! Я буду глухонемой, а ты - хромой!
      - Как хромой?
      - Да очень просто! Я тебя научу! Будем два калеки напару! Ничего, люди добрые помереть не дадут, проживем!
      - А... Крыша над головой и всё прочее?
      - Зачем?! - удивился Рогожин. - Опять в рабство?! Везде рабство, друг мой! Лучше сохраним то, что есть... Ни мы никому не нужны, ни нам никто не нужен... А скоро уже лето, скоро будет тепло.
      - Да, конечно, будет тепло... Ну, пойдем.
      Придерживая друг друга и раскачиваясь, они пошагали по дороге, допили на ходу бутылку. Рогожин дочитал стихотворение Пушкина, а потом, на два голоса, они затянули солдатскую походную песню: "Путь далек у нас с тобою..." И кайф и life - всё казалось прекрасным.
      По шоссе мимо них проносились машины, но они и не пытались какую-нибудь остановить.