- Тогда я тебе отвечу честно. - жестко сказал Бригадир. - Я сам не знаю, зачем копаю этот тоннель. Скажу прямо - задача криминальная. И я нанят бандитами, это однозначно. Я не знаю конечной цели и не хочу знать. Я - горный инженер... С поправкой: нищий и голодный инженер без работы по случаю закрытия своей шахты. Горный инженер, у которого на руках в Кузбассе такая же нищая голодная семья. Все тебе ясно?
      Новый глоток кофе попал Грише в дыхательное горло, он прокашлялся и сказал с улыбкой сквозь выступившие слезы.
      - Но тогда вас так же убьют после окончания работы, как нас!
      - Я тебе повторяю - никого не убьют. Это просто ни к чему. Ты сейчас даже не знаешь, где находишся. Пройдем до последней отметки, получишь деньги. Тебя посадят в машину, завяжут глаза, отвезут куда подальше и купят билет на поезд. Всё.
      - С вами, быть может, поступят так. Наверняка таким образом выпустят слабоумного Маслакова. Рогожина обязательно сбросят в канаву, там и оставят - он безопасен, никому ничего сказать не сможет да и не захочет. А меня - убьют.
      Бригадир улыбнулся.
      - Ты себя так высоко ценишь? Насколько я знаю, ты отсидел десять лет в...
      - Отсидел. - Гриша выпалил быстро. - Вы знаете Виктора Заварова?!
      - Кто это? - тут же спросил Бригадир и Гриша не понял, готов ли был собеседник к такому вопросу, или был искренне в недоумении.
      - Это брат той девушки, которой я пишу.
      Бригадир пожал плечами.
      - К сожалению, не знаком... Но я гарантирую тебе, Григорий, что ты встретишся со своей подругой. И даже предоставлю доказательства.
      Он встал от стола, хромая дошел до дверей, приоткрыл их и позвал.
      - Товарищ Маслаков, зайдите на минутку.
      Тот появился на кухне в добротном костюме, побритый и при галстуке. Обычной суетливости в Маслакове не наблюдалось.
      - Как ваше самочувствие? - спросил Бригадир.
      - Трагично! - ответил Маслаков глухим голосом.
      - Что так?
      - Я отказался от ложных кумиров. Отказался от всех идеологий. У нас есть только один Бог, одна Религия! Я понял, что шел ложным путем.
      - Да?
      - Да. Но есть ещё время искупить свою вину.
      - И кто же ваш Бог теперь?
      - Единый и единственный для всех россиян. В июне состоится его великий юбилей. Его воскресение! Отец нации - Александр Сергеевич Пушкин.
      - Похвально. - кивнул Бригадир. - И вы все так же тверды в своем намерении?
      - Да. Я пешком пойду в Михайловское. И на могиле поэта вымолю себе прощения. Не удерживайте меня больше.
      - Хорошо, вас посадят на поезд и...
      - Нет! - всполошился Маслаков. - Я пойду пешком! Как положено! Босиком!
      - Подождите. - терпеливо прервал Бригадир. - Вы отнесете письмо Григория его подруге. Лично. Получите ответ, вас привезут назад и вы подтвердите, что именно она, Алла, получает его послания. Это займет всего лишь сутки.
      - Никаких промедлений! - яростно брызнул слюной Маслаков, столь же преданно начавший служение новой идее, как и прежней. - Сию минуту в Михайловское! На Черную речку!
      Бригадир глянул на Гришу, развел руками и сдался.
      - Воля ваша. Возьмите деньги и...
      - Нет. - обрезал Маслаков. - Нет. Я жил в заблуждениях и денег за них не возьму. Дайте буханку хлеба и литр водки в дорогу. Но пред могилой Гения я предстану трезвый, как хрусталь.
      Глаза у Маслакова были ясные, слова печатал твердо, и своротить его с исполнения принятого решения могла лишь смерть. И не было уже в нем фанатизма - просто человек пришел к своему последнему убеждению, только всего и делов.
      - Ну, с Богом. - сказал Бригадир. - Поспите немного, на зорьке и тронетесь.
      Он взял со стола буханку хлеба, Маслаков принял её, после чего двери в комнату за ним закрылись.
      - Завтра, Григорий, мы с тобой его проводим. Если хочешь. Уйдет на твоих глазах за горизонт.
      - Мне это не надо. - сказал Гриша. - Так же как и работать в забое я больше не буду.
      - Будешь, Григорий. Будешь. - настойчиво и без угрозы сказал Бригадир. - Для начала тебя изобьют, потом вколят кое-какую иньекцию и ты примешся работать, как зверь. Рваться будешь в забой. И поскольку вас с Рогожиным осталось только двое, то и трудиться придется за четверых...
      К последним рассуждениям своего собеседника Гриша не прислушивался. Более всего его интересовал шариковый карандаш зеленой пасты, валявшийся на столе между тарелок. Правильно. В забое тоннеля он, Гриша, оставался лишь с этим безконтактным, глухонемым Рогожиным. Последний друг. И если попытаться хоть как-то наладить с ним связь, то требовался элементарный письменный прибор, не вскрывать же себе вены, чтоб раздобыть кровавые чернила? Карандаш лежал на виду у Бригадира и чтоб зацепить его и припрятать, требовались какие-то ухищрения, а беседа явно подходила к концу.
      - Я в туалет хочу. - сказал Гриша, прервая рассказ о своем невеселом будущем.
      - У тебя параша внизу есть. Сядешь там. Мы уже кончили, или как?
      - Если вы так вопрос ставите, то у меня тоже есть условия для продолжения работы.
      - Какие?
      - А вот выпью и подумаю!
      - Выпить все-таки захотел? По русски. Давай. Хозяйничай сам. благодушно сказал Бригадир, не скрывая своего удвлетворения, поскольку решил, что с основной своей задачей справился.
      Гриша взялся за бутылку, принялся передвигать стаканы, в результате чего одна из тарелок упала на колени Бригадира. И пока тот чистился, укоряя Гришу за неловкость, - карандаш удалось припрятать в карман комбинезона.
      Гриша налил себе треть стакана и сказал торжественно.
      - Я принял решение!
      - Какое, Григорий?
      - Не буду работать! Пошли вы все на....!!!
      А вот выпить он не успел. Неизвестно кто ударил его сзади в ухо, и он полетел с табуретки, выронив в стакан.А потом пинками, без всякой лестницы, его сбросили в подвал.
      Рогожин на его появление отреагировал по обыкновению - глянул дурными глазами и что-то промычал.
      Люк над головой захлопнулся.
      Гриша сел на койку, глянул на соседа и спросил громко:
      - Вдвоем остались? - для убедительности показал два пальца.
      Ровным счетом никакого понимания на этот раз не отразилось в глазах инвалида - показал три пальца в ответ и для пояснения щелкнул себя по шее, решил что для компании положено пить втроем. Так он привык.
      Какие-то обрывки газет (память о Маслакове) в подвале нашлись и после некоторых затруднений письменное общение с Рогожиным наладить удалось. Правда, почерк у него был такой, словно обучался калиграфии в Японии кривые иероглифы, а не славянская кирилица.
      "Ты кто?" - написал Гриша.
      "Бомж!" - обозначилось в ответ.
      "Наркоман?"
      "Алкаш!"
      "Образование?"
      "ИТР"
      Гриша слегка опешил, ничего подобного не ожидая, и переспросил:
      "Инженерно Технический Работник?!"
      "Исправительно Трудовые Лагеря. Дурак."
      Хоть что-то прояснилось.
      "Знаешь, где мы?"
      "Начхать."
      "Закончим работу, нас убьют."
      "Начхать"
      "Ты что, жить не хочешь?"
      "Начхать."
      Позиция собеседника определилась, но лучше от этого не стало. То ли инвалид давно не ставил свое собственное существование ни в грош, то ли был законченным фаталистом и не считал борбу с судьбой достойным занятием. Пока Гриша раздумывал, с какой другой строны попытаться пробить эту надежнейшую из защит состоявшую из полного равнодушия к самому себе, Рогожин сам принялся царапать зеленым карандашом по бумаге. Приятное получилось предложение:
      "Почеши мне пятки."
      Гриша глянул в глаза Рогожина - как ни странно, вполне ясный взор, без издевки, лишь с каким-то лукавым ожиданием. Выхода не было. Гриша нагнулся, скинул с ног Рогожина обрезанные резиновые сапоги, шерстяные носки и принялся зарапать заскорузлые пятки, что и продолжалось минут пять. Рогожин при этом мычал, полный абсолютного сладострастия. Потом обулся сам и взялся за карандаш. Получилось.
      "Хочешь на волю?"
      "Да."
      "Коси психа"
      "Как?"
      "Жри свое дерьмо."
      Гриша не удержался, написал быстро.
      "Твое тоже?"
      "Тоже. Тогда не убьют"
      "Поздно. Не поверят"
      "Сломай себе руку."
      "Может Х. откусить?"
      "Кусай."
      Беседа снова зашла в тупик. Пока Гриша размышлял, Рогожин снова нашел чистый обрывок газеты и опять удивил Гришу:
      "Что дашь за побег? Верняк."
      "Как?!"
      "Граф Монте-Кристо"
      Гриша быстро припомнил, что герой романа Дюма бежал из замка Иф, упрятавшись в мешок вместо трупа сокамерника. Но для такого побега нужен мертвый аббат Эриа, на которого Рогожин никак не смахивал не столь, скажем, интеллектом, сколь жизненной силой. У этого было одно кредо: "На все начхать!" Кроме возвышенных наслаждений, которые приносило чесании пяток.
      "Точнее план побега. Отдам, что хочешь." - надавил Гриша.
      На этот раз на ответ Рогожину потребовалось добрых десять мину, а бумажку он уже не передал, а лишь показал, удерживая её в руках.
      "Отвал земли. Грузят мешки охрана. Мешки забирают шофера. Сломать дверь Залезть мешок. Увезут - убежать"
      Когда Гриша расшифровал предложение, то чуть не закричал от обиды на собственную глупость. Давно надо было испытать этот простой и прямой путь! Правда, у него не было такой подробной информации как у глухонемого. Тот часто выносил под присмотром охраны парашу не через люк - наверх, а в ту боковую штольню, куда отправляли выработанный грунт. Там, получалось, и разглядел возможный путь побега.
      План был действительно прост. Отработанную породу в перерывах между вахтами забойщиков грузила в мешки охрана. А вот вывозилась, получалось шоферней. И, видимо, была определенная пауза между пересменкой охранников и шоферов - какое-то время мешки стояли без присмотра. Так что оставалось только после своей вахты - сломать потихоньку замок дверей в тоннель, дождаться, пока охрана загрузит мешки, залезть в них... Шансов мало, но все же есть. Более того! - вдруг осенило Гришу. Шоферня - это не профессиональные охранники! Если будут только они, то через их заслон, быть может, можно и прорваться силой! Так или иначе, но терять было нечего.
      Гриша ещё не успел додумать до конца, как Рогожин спокойно и деловито сунул бумажку со своим планом побега в рот, разжевал её и проглотил без видимых усилий.
      Нет, дорогуша, тебе пока ещё далеко на всё "начхать!" Гриша быстро написал ответ.
      "Если с мешками не получится. Снесем шоферскую охрану?"
      "Я не убивец."
      "Справимся. Шофера без оружия."
      "Мешки большие."
      "Мешки - глупость."
      "Сам дурак"
      "В мешке убежит только один."
      "Убегу я."
      "А я?"
      "Вырвусь, выручу."
      "Тебе на меня начхать."
      "Побожусь." - при этом сообщении Рогожин залез за пазуху и показал небольшой медный крест - не ювелирная подделка, а грубый, кустарного изготовления. Таких крестов пижоны и вертихвостки не вешают на шею, когда подходят к микрофонам эстрады на музкальных тусовках. Этот - настоящий. Им не похваляются на сиськах, а носят поближе к сердцу. Чем черт не шутит, если Гриша успеет упаковать Рогожина в мешок, а тот вырвется на свободу, то потом добраться до ближайшего отделения милиции для любого человека не составит труда. Для любого - кроме бомжа, который оказавшись в своем обычном мире, тут же забудет про все, ничего не возжелает, кроме бутылки. К тому же, ещё одна поправка: едва обнаружится, что Рогожин сбежал, все работы тут же будут ликвидированы из осторожности. Как, впрочем, ликвидируют и второстепенных участников этих работ. И третья поправка: Рогожин просто не сумеет указать место своего заточения! Они до сих пор не знали, где находятся: в Америке или на Луне? Гриша решил прозондировать эту проблему, начав издалека.
      "Как тебя взяли?"
      "Бухого."
      "Где?"
      "На вокзале."
      "Каком?"
      "Не помню."
      Вот именно. И так же ты ничего не вспомнишь, едва выберешся отсюда начхать! Но выбирать было не из чего, и приходилось руководствоваться извечным принципом: "хуже не будет".
      "Беги ты. Принято." - написал Гриша, а ответ шарахнул оглушительный.
      "TO BE OR NOT TO BE!" - Гамлетовское "быть иль не быть", да ещё выданное в английской транскрипции! Пока Гриша хлопал глазами, пытаясь вникнуть, что ж тут, собственно говоря, происходит - Рогожин завалился на бок, повернулся задом, явно прекратив всякие переговоры.
      Гриша поднялся и внимательно обследовал запертую дверь, через которую они входили в тоннель. За ней сейчас, в боковом коротком ходу, следовало полагать, шла отгрузка грунта. Дверь не показалась чересчур прочной. Охрана более рассчитывала не на нее, а на то что забойщики, умаявшись в смену, да плотно покушав - спят. Выбить дверь шансы были. Тем более, что Рогожин тоже был не из хиляков.
      Шанс есть, но и риск велик. В случае неудачи никто здесь в живых не останется.
      ... Но что правда, то правда - ясный рассвет застал Маслакова в пути. За час до того ему развязали глаза, высадили на большой поляне и указали нужное направление. В дорогу паломнику, кроме уже упомянутой буханки, дали требуемую бутылку водки, сигарет и зонтик. Печатая твердый шаг, он был ясен и светел духом. Он твердо и убежденно отринул прежнии заблуждения. Принципиально рассуждая, люди ошибались считая его за "психа". Он был человеком всепоглощающей Идеи и не более того. Для окружающих он был придурком, как всегда кажется для людей практических - странным, диким и не совсем в уме своем, скажем, - коллекционер самоваров, собиратель дохлых бабочек - так и Маслаков был "психом". Отсутствие Идеи было для него смерти подобно. А в остальном он был вполне разумным и даже зело прогматичным человеком. И эта строна сознания Маслакова подсказала ему правильное решение, касательно последних недель событий - сие надо забыть, будто того и не было.
      Такое решение идейного человека угадали организаторы строительства тоннеля. Поначалу было, что уж тут скрывать, было предложение всадить на прощанье в спину странника крупнокалиберную пулю из ружья, но потом пришли к разумному выводу, что трупов на этой стройке уже и так достаточно. А Маслаков, в неизмеримой наивности своей, в быту человек безопасный. Тем более, что в странствии своем Маслаков неизбежно даст изрядный крюк - шагал он сейчас не в сторону Михайловского, а как раз в обратном направлении. Так что, скорее всего, если паче чаяния не одумается, то через много недель упрется в Кавказские горы. Повернет назад - если не будет осенен очередной Великой Идеей и отправится в Китай, чтобы поклониться праху Конфуция отцу не менее великих Идей. Остается ему только позавидовать...
      глава 7. Три выстрела снайпера.
      Было без четверти одиннадцать сырого и ветреного вечера, когда Геннадий Нестеров вышел из клуба "77". Он ждал выстрела в спину. Был уверен, что тот прозвучит ещё до того, как ему удастся дойти до своей машины.
      Дойти удалось. Он остановился перед капотом и замер. Бежать было бессмысленно - от таких врагов, как у него, не убежишь. А убежишь - не спрячешся. В него все ещё не стреляли. Или все же приказ не был отдан?
      Геннадий чувствовал, как мокрая сорочка под смокингом прилипла к спине. Страясь, чтоб в движениях его не было ни тени поспешности, суеты, он принялся искать в карманах ключи от зажигания. Нашел в заднем кармане брюк. Он никогда не клал туда ключей от машины. Медленно добрел до дверцы водителя и вставил ключи в замок.
      Выстрела все ещё не было. На автостоянке не было видно охраны. Промозглый ветер выгнал с тротуаров всех любителей вечернего моциона.
      Неужели успели подложить в автомобиль взрывное устройство?!
      Геннадий медленно повернул ключ в замке.
      И услышал за свой спиной неторопливые шаги. Даже почувствовал облегчение - правильно, убийце сподручней работать здесь ножом или кинжалом. Это бесшумно и даже надежней. К тому же, пока соберется толпа, можно успеть забросить труп в багажник и скинуть его в Яузу. Или закопать в Тимирязевском парке. Геннадий заставил себя обернуться.
      Откровенно пьяненький старичок под зонтиком волочил свои хилые ноги мимо Геннадия, что-то напевал себе под нос, шнурки старомодных ботинок были развязаны и волочились за ним, словно хвостики.
      Геннадий сел к рулю. Взорвут или нет? Мотор мягко принял обороты, Геннадий выжал сцепление. В зеркале заднего обзора вспыхнули фары ещё одной машины на стоянке - тронулась следом.
      Можно было рвануть свою машину в кусты бульвара, вывалиться из неё и скрыться в темноте. И что? Если приказ отдан, то тем, кто его получил назначен гонорар. Исполнители - профессионалы, из тех кто зря денег не берет и берегут свою рабочую репутацию.
      Двигавшийся позади автомобиль набрал скорость и рывком обошел Геннадия. Исчез за поворотом.
      Геннадий продолжал плавно катиться по мокрому тротуару со скоростью чуть выше пешехода. Достал из кармана смокинга мобильный телефон, на память набрал номер. Апппарат запищал, послышался треск, потом прозвучало вопросительное:
      - Ну?
      - Заваров?! Мигом за руль! Без разговоров! Гони по Ярославке мне навстречу. Рандеву на пятнадцатом километре от Москвы!
      - Что случилось, Гена?!
      - Заткнись! За руль!
      Он отключил связь. Плавно набрал скорость. Достиг разрешенных шестидесяти в час и, не повышая её, докатился до выезда из Москвы.
      Прошел эстакаду МКАД и через километр остановился, выключил фары и мотор. Надел перчатки и вышел из машины.
      Под передним бампером автомобиля был устроен маленький тайник, из которого Геннадий вытащил пистолет "беретту". Привинтил к стволу глушитель и вставил обойму.
      Потом снова покатился по шосссе, нырял из освещенных мест (когда проезжал населенные пункты) в темные. Все с той же плавной скоростью остановился на пятнадцатом киломметре.
      И через полторы минуты ожидания увидел приближающийся "сааб" Заварова.
      Трижды мигнул ему фарами и тронул машину с места. Открыл окно. Махнул рукой, приглашая следовать за собой. Скорости не повышал, пока не убедился, что Заваров развернулся и следует за ним. Опять плавно набрал скорость до восьмидесяти, миновали несколько населенных пунктов и на первом же второстепенном перекрестке Геннадий ушел вправо, прокатились мимо пустых полей киломметра три и остановились в перелеске.
      Геннадий вышел из машины, быстро открыл багажник, покопался в нем и нашел большой мешок, в котором перевозил на дачу вещи.
      Заваров уже вышел из "сааба" ещё издали возмущенно выкрикнув:
      - Генка! Что случилось?
      Геннадий шагнул навстречу и пистолетом, зажатым в руке, ударил Заварова под челюсть. Тот рухнул на землю, тут же попытался вскочить, но от второго удара по затылку ткнулся лицом в землю.
      Геннадий перевел дыхание. Заваров застонал и сел. Геннадий спросил едва сдерживаясь.
      - Кому ты протрепался про наше дело, придурок?!
      - Что?
      - Протрепался, или продал?! Все равно тебе конец! Так хоть подохни, как человек! Ну?
      Заваров вновь попытался подняться с мокрой земли, но получил такой удар в ухо, что завалился на бок и прокричал.
      - Обьясни о чем ты говоришь, псих! Я ни хрена не понимаю!
      Заваров кинул ему в ноги мешок.
      - Залезай в него! С головой!
      Заваров отчетливо видел в руке взбесившегося приятеля оружие и понимал, что торговаться ещё не время. Он влез в мешок с ногами и обхватил колени руками. Геннадий подошел вплотную, стянул горловину мешка на шее Заварова и туго затянул тесемки так, что Заваров едва дышал, а уж пошевелиться и вообще не мог.
      Геннадий сунул пистолет в карман, вернулся к своей машине, достал бутылку водки, свинтил пробку и спросил буднично.
      - Пить будешь?
      - Дай.
      Геннадий сам сделал короткий глоток, потом поднес горлышко бутылки к губам Заварова и тот тоже прихлебнул.
      В полном молчании Геннадий неторопливо закурил и заговорил мерно.
      - Значит так. Я только что из "двух семерок". Уже третий день Шаратаров косит на меня зверем. Вчера бригада обсуждала кое-какие проблемы, меня даже не пригласили. Такого не бывало. А сегодня, час назад, Шаратаров плюнул мне в лицо и заорал: "Продал меня, сука! Яму под меня роешь!" Ну? Что скажешь?
      Заваров попытался взять себя в руки, ответил укоризненно.
      - Гена... Ты только не трусь. Он же сказал: "яму роешь". Он не сказал - "тоннель копаешь" Просто это такое выражение. Ошибка.
      - Нет, дорогой. Я Шаратарова хорошо знаю. Он не делает ошибок. И никогда ничего не говорит зря! А тем более не плюет в лицо помошнику!
      - Геннадий... Про наш тоннель не знает никто. Даже те, кто копает. Вся команда и маркшейдер, Бригадир понятия не имею куда и зачем роют тоннель! Их контролирует клоун Левка Огнев и тот считает, что мы просто роем запасный выход на случай облавы ментов. Все под контролем. Они работают совершенно изолировано, Гена. Грунт вывозят по ночам. Никаких срывов. Тройной контроль!
      - А побег?! Ты лопотал о побеге недавно?
      - Так и что? Живым никто не убежал. А то, что там мою "подсадную утку" замочили, так этому ублюдку туда и дорога. Хрен с ним! Его никто искать не будет.
      - Значит продал - ты! Больше некому! Сам доказал.
      - Гена, ты просто паникер. - терпеливо и осторожно жал Заваров. Шаратаров и раньше тебе не очень доверял. Что он ещё сказал подозрительного?
      - Сказал, что такие сопляки как я, слишком рано мечтают сожрать вожака волчьей стаи. Сказал точно: "У Акелы ещё крепкие зубы, ты, бандерлог!" Знаешь это откуда цитата?
      - Да. "Маугли". Бандерлоги - обезьяны.
      - Правильно. Акела - вожак стаи свободных волков. Хватит литературы. Теперь так, Витя. То, что я тебя убью, остается в силе. Но, может быть, дам тебе погулять недельку-другую. - он ударил ногой в бок Заварова, целясь в печень и выкрикнул. - Я должен знать, откуда дует ветер! Должен, гнида!
      Заваров поморщился от боли и ответил, срываясь.
      - Он тебя правоцирует, Гена. Берет на понт. Был бы уверен в чем, то проверил бы. Мы оба были бы уже мертвецами. Подумай сам, как я мог тебя предать, если у меня даже контакта нет с Шаратаровым?! И с братвой его нет контакта. Ни с кем нет контактов, я одинокий волк.
      - Шваль ты вонючая! Да потому-то в таком деле я с тобой и спутался, что у тебя ни с кем нет контактов! Потому, что ты - ничтожество, ничтожество, ничтожество! Я на то и рассчитывал, что все прокрутим тайно! С кем ты, сука, общнулся? Кому продался?
      Заваров благоразумно не ответил на это вопрос, зазвучавший уже рефреном. Геннадий распахнул дверь машины, боком сел в кресло, спросил безнадежно и обессиленно.
      - Еще выпить хочешь?
      - Глоток.
      Геннадий поднес к его губам бутылку и Заваров булькнул два раза. Тот же номер повторил и Геннадий, вытер губы и сказал убежденно.
      - Витя, я психую. Я обосрался от страха. Вспомни, кому ты мог трепануть, ну, по пьянке, - про дело, про меня? Вспомни. Сестре, любовнице, матери? Кому, Витя? Это надо сейчас знать точно, или нам обоим с тобой кранты верняком!
      - Сестра моя знает, что ты есть. И больше ничего. Наташка тоже знает. Матушка моя давно померла. Климов подох, про тоннель знал, но больше ничего. Всё, Гена, мне про тебя просто больше некому трепать.
      - А про дело?
      - Тоже никому. Но... Но!
      - Говори. - произнес Геннадий, не разжимая рта.
      Заваров не отвечал около минуты, потом потребовал без напряжения.
      - Развяжи меня и не психуй. Угробишь меня, сам умрешь через пару дней. Такая получается заковыка, Гена, что либо вы выкрутимся вместе, либо обоим хана в натуре. Развяжи, я не блефую.
      Геннадий неторопливо развязал тесемки мешка и сбросил их с плеч Заварова. Тот закряхтел, поднялся, одобрительно усмехнулся.
      - А я не думал, что ты на такие крутые штуки способен.
      - Ладно обо мне. На чем мы горим?
      - На моей глупости. - твердо произнес Заваров. - Фрайернулся я, как последний сопляк. Так получилось, что я намекнул одному человеку, что хочу посчитаться с Шаратаровым. Покусать его за ляжку.
      - Кому сказал?
      - Намекнул. Рыбе. Оскару Борисовичу.
      - Рыбе?! Зачем, идиот?!
      - Обьяснил. По дурости. Цену себе набивал. Авторитет себе хотел нарисовать.
      - Кретин. - сокрушено определил Геннадий. - Неужели не понимал, что месяц-другой и все Рыбы и Шаратаровы пятки нам лизать будут? А теперь что? Теперь мне все до конца ясно...
      - Что, Гена?
      Геннадий задумчиво помолчал, потом сказал нехотя.
      - На той неделе справляли поминки по одному "авторитету". Годовщину, как его в собственном сортире на даче взорвали. Прям под голым задом бомба дернула... Хорошо гульнули за городом. Тоже все "авторитеты". Ну, Рыба держал поминальную речь. И сказал, что покойный "авторитет" получил свою бомбу под задницу, потому что доверился холуям. Точнее так: "старый туз верил молодым холуям, а именно им верить нельзя!" И при этом захихикал и похлопал Шаратарова по плечу... Потом они в сторонку отошли и парой слов перекинулись. С той минуты Шаратаров на меня и вызверился. Потому что я, трепач ты мой дорогой, самый молодой холуй среди самых близких "шестерок" Шаратарова. Все остальные - его старая гвардия. Старая сволочь со своим Воровским Законом, им давно пора передохнуть!
      - Генка, да я же говорю, на понт тебе взял Шаратаров!
      Геннадий отрицательно покачал головой.
      - Нет, Витя, Понт это или не понт, но если меня уже не приказно "замочить", то теперь Шаратаров начнет под меня копать. Я его знаю. И Рыбу знаю. Они пустых слов и на поминках не говорят. Шаратаров замочит меня профелактики ради. Или не замочит. Если я успею...
      - Что успеешь? - не выдержал паузы Заваров.
      - Если я успею тебя продать, Витя. Вот так.
      - Спасибо. - улыбнулся Заваров. - Я тебе всю правду сказал.
      - И я тебе тоже. Но этого имало. Не будем паниковать. Ничего. Ничего.
      Он примолк, нахмурившись, и Заваров понял, что встревать в раздумья приятеля не надо. Закурил, потянулся к бутылке, но Геннадий остановил.
      - Не пей больше. Ясная голова и твердые руки, похоже, понадобятся. Выход должен быть и он есть. Точнее так: есть два варинта действий и один план. Слушай и думай, если можешь выполнить такую работу.
      - Попробую. - усмехнулся Заваров.
      - Первое. План. Работу в тоннеле надо максимально ускорить.
      - Само собой.
      - Варианты. Первый. Надо бы припугнуть Шаратарова. Точнее, перключить его внимание с меня, на кого-то другого. Отвлечь его на недельку, а нам успеть закончить дело. И он в наших руках. Второй вариант легче в исполнении, но много хуже... Вариант прикрытия... Рыбу, этого Оскара Борисовича придется...
      - Пригласить в долю?! - догадался Заваров.
      - Да.
      - К черту! - выкрикнул Заваров. - С ним не только деньгами поделишся, а этот старый вор опять же под свою власть все подомнет! К чертям собачим! Нам самим, Гена, надо в авторитет входить! Хватит платить в эти их "общаки", делить с ними зоны контроля! Хватит с нас этих Законов! Работаем первый вариант! Моментально! Сегодня же! Шаратаров в "двух семерках"?
      Геннадий заметил одобрительно.
      - Наконец-то ты включил мозги. Шаратаров в "семерках". Тебе придется изобразить покушение на Шаратарова.
      - "Мочить" его надо!
      - Надо бы. - вздохнув, согласился Геннадий. - Но только такой номер просто так с рук не соскользнет. Пока братва не установит, кто и за что его уделал, пока его дело в новые руки не уйдет - нам не сдобровать. А вот изобразить покушение, панику навести, будет разумно. И чтобы я при этом был рядом с ним. Еще лучше, чтобы я его спас. Но желательно, сам понимаешь, чтоб я остался жив.
      - Я снайпер. - просто сказал Заваров. - Профессиональный.
      - Давно стрелял?
      - Регулярно.
      - И винтовка есть?
      - Карабин. С оптическим прицелом.
      - За сколько сделаешь три прицельных выстрела?
      - Уложусь полторы секунды.
      - Стоп. А то захлебнемся... Слишком быстро пошло. Это опасно.
      - Нас жмет время, Гена, как я понимаю.
      - Ничего, успеем. Раньше двух ночи Шаратаров из "семерок" не вылезет. Значит так... Я обычно провожаю его до машины и открываю заднюю правую дверь. Два охранника метрах в пяти от него и по разные стороны осматривают окрестность. Водитель уже сидит в машине, греет мотор. В момент, когда я протяну руку к дверце - начинай стрелять. Первая пуля ради страху, вторая вроде бы в меня...
      - Не учи меня тому, что я знаю. - без грубости приостановил Заваров. - Тебе попасть в руку?
      Геннадий колебался лишь мгновение.
      - Да. Между кистью и локтем. Если сможешь.
      - О кей.
      - Но только руку мне прострели, а не череп!
      - Постараюсь.
      - Черт! - огорчился Геннадий. - Все-таки у нас очень мало времени. И рубеж огня тебе придется выбирать на месте, на ходу. Там, правда, много подворотен, на бульваре рядом кусты и...
      - Повторяю тебе, оставь мои задачи мне. Гони основное дальше. настойчиво сказал Заваров.
      - Ты прав. Общая диспозиция... Если я не выйду совсем - значит меня раскололи, блокировали или уже "замочили". Если я выйду с плащом через левую руку - стреляй. Если плащ будет на мне - кино отменяется, отбой. Тогда созваниваемся под утро.
      - Понял. Нам надо ещё сьездит за винтовкой.
      - Поедешь без меня. Я погоню назад, в "семерки". Уточним ритм и темп. Первая пуля после моего сигнала куда?
      - В автомобиль. Ты начинаешь прикрывать своей благородной грудью грязную тушу Шаратарова.
      Геннадий одобрительно хмыкнул:
      - Тебе такие ситуации полезны, остроумие прорезалось. Так. Вторая пуля?
      - В тебя, голубок. Куда уж попадет. Будем надеяться в руку.
      - Надеюсь. Я сваливаю Шаратарова на землю и третья пуля куда угодно. Будем думать, все остануться живы, а своей цели мы достигнем.
      - Ты теоретик, - усмехнулся Заваров. - А на практике...