Сильная рука вздернула его в стоячее положение и перед собой, в сиренвых вечерних сумерках, Коверкотов увидел прикрытый левый глаз, а ясный - правый.
      - Ты что старая кочерыжка, шпионишь?! Выслеживаешь?! Так тебя понимать?! - Одноглазый не говорил, а шипел, ответа Коверкотова не требовал, ему и так все было ясно.
      - Не понял ты , старикан, нашего договора. Мне очень жаль.
      Коверкотов ещё уловил, что на кулаке Одноглазого блеснул какой-то массивный предмет, уловил, как поднялся этот кулдак, но контр-мер применить не успел. Поначалу он почувствовал оба удара по голове - и справа и слева. Но третий удар, точно по макушке, погрузил его в моментальную тьму.
      Он очнулся в горизонтальном положении и не сразу понял, что лежит на дне придорожной канавы, непереносимая боль в голове вытеснила все мысли, а как он оказался в таком положении, память отказывалась сообщить. Про хлеб и приобретенную собачонку он тоже не вспомнил. Но ни с того, ни с сего его уже пораженный мозг дал всплеск далекой памяти школьных лет - всплыло и настойчиво запульсировало давно забытое двустишие.
      Ничто нас с тобой не может Вышибить из седла!
      Такая уж поговорка У майора была!
      Он попытался сесть, но упал на спину и увидел над головой россыпь мелкиих, но ясных звезд. Потом все же встал, выбрался из канавы и обнаружил себя непосредственно на трассе "Москва - Санкт-Петербург." Место было знакомое, метрах в ста от автобусной остановки. Но Коверкотов не догадался воспользоваться автобусом, его отшибленный мозг уже не подавал жизненно необходимых сигналов, гематома, образовавшаяся под черепной коробкой продолжала, видимо, увеличиваться и Коверкотов с трудом лишь удерживал сознание.
      Авто-пилот подсказал ему однако правильное направление. И через неизмеримо бесконечное время он в последний раз осознанно воспринял окружающее - стоит возле парадных дверей родного дома и теперь лишь следует подняться по лестнице, взять телефонную трубку и вызвать "скорую помощь". Эта была завершающая мысль его жизни, хотя тело ещё совершало какое-то движение, трясущиеся ноги подымали его по лестнице, а руки нащупывали в кармане ключи. Но с точки зрения медицины, по лестнице поднимался на авто-пилоте даже не человек, а зомби, то бишь мертвец, восставший из могилы.
      глава 9
      Ровно в 08 часов 17 минут поясницу президента фирмы "Кураре" С.С. Куравля прострелил удар радикулита. До того, в 08.14. он, как всегда, подготавливался к рабочему дню, прошел в туалет при своем кабинете, спустил брюки, присел на унитаз, а вот встать с него через три минуты так и не смог. Острая боль в крестце не давала даже шевельнуться и Куравель страдал, не в состоянии пошевелится. Явление это было для него в последние годы привычным, но тем не менее достаточно неприятным. Особенно - в означенном пикантном положении. Весь вопрос заключался в том, кто войдет первым в его кабинет - новая ли молодая дура-секретарша Марина, или кто-нибудь из мужчин.
      В этом повезло - в 08. 27 он услышал, что в дверь кабинета кто-то постучал, крикнул: "Войдите!" и через секунду увидел Леонида Волохова.
      - Сними меня отсюда! - страдальчески попросил Куравель и Леня засмеялся.
      - Ну что ты рыгошеь, как идиот?! - жалостливо застонал Каравель. Подыми меня с толчка.
      В голосе шефа было столько боли, что Леня тут же подхватил его подмышки, мягко приподнял и выволок в кабинет к столу, о который Куравель оперся, передохнул и сказал уныло.
      - В такой позе ещё терпимо. Но теперь ни сесть, ни встать целую неделю, а то и две.
      - Врача вызвать?
      - Не надо. Ничем тут не поможешь.
      Стукнули двери и появившийся Фраков тут же оценил обстановку.
      - Опять пробило, Степан Степанович?!
      В ответ прозвучал лишь стон страдальца.
      - Домой отвезти?
      - Какой домой! Столько дел, такой момент решающий! - заголосил Куравель. - Министерство здравохранения нас торопит! Список рекомендованных нами препаратов утверждать надо!
      - Договорились собраться в следующий понедельник. - напомнил Фраков.
      - Да нет! К пятнице все должно быть готово. - ответил Куравель и, перебирая ладонями по столу, кое как добрался до своего патентованного сейфа, открыл его и едва не упал внутрь. Через минуту он достал папки с документами, перевел дух и заговорил с допустимой деловитостью.
      - Придется вам, ребятки, этим заняться. Ты, Илья, отвезешь дела в Министерство, а ты, Леня, кати к академику Плаховой Ларисе Михайловне, в Институт на Сретенке. Знаешь?
      - Помню. После того я сьезжу в Болшево? Они там не платят нам по договору за вакумные насосы.
      - Сьезди, скажи, что не будут платить, мы на них в суд подадим. - он повернулся к Фракову. - А ты, Илья, сьезди потом... Стоп! Забыл из-за прострела проклятого! В пять часов общий сбор фирмы! Явка обязательна всем! У нас будут значительные перемены... Всем явиться, если даже я вовсе загнусь, все одно проведем собрание.
      - В пять? - спросил Фраков.
      - Тебе быть персонально. На полчаса раньше.
      Вместе с Фраковым Леня покинул кабинет и уже на дворе спросил.
      - Что ещё за сбор трубит шеф в пять часов? Не знаешь?
      - Знаю, - неуверенно ответил Илья. - Но по некоторым соображениям тебе пока не скажу. По кофеечку дерганем? "Капучино" с пенкой?
      Кафе было за углом, народу по раннему часу почти не оказалось, они взяли по чашке кофе и встали к высокому столу. Фраков спросил лукаво.
      - А хочешь секрет открою, на какую тему будет в пять часов собрание?
      - Нет. Раз шеф держит секрет, то пусть так и будет. А можно вот я тебя спрошу, почему ты с твоим опытом, знаниями - в нашей контрое оказался?
      Фраков засмеялся, неумелоя скрывая неловкость.
      - Ленька! Будь со мной откровенен. Ты хочешь спросить: "Почему ты Фраков-банкрот - обанкротился?"
      - Как ты обанкротился, Илья?
      - Как все честные люди, Ленечка. Российский бизнес не для нас с тобой!
      - Но здесь же не по тебе место, не по твоему масштабу, не по твоей силе. - сердился Леня на непонимание обычно очень смекалистого Фракова.
      Тот посмотрел внимательно, с легкой улыбкой, потом сказал задумчиво.
      - Касательно силы, так скажу. Считать, что этот мир делают люди динамичные, сильные, уверенные. Это не так. Сильные - только разрушает мир. Куда больше проку от тех, кто по лени своей - не торопится, созерцает, или просто на диване лежит. Прогресс творят ленивые и слабые, Леня. Вроде нас с тобой. И наш шеф Степ-Степ это понимает.
      - Да? - из всей философии Фракова Леня уловил только смысл последней фразы.
      - Да. И потому сегодня в пять часов всей нашей конторе будет представлена на рассмотрение кандидатура нового вице-президента!
      Это было сильной новостью и Леня спросил удивленно.
      - Чья кандидатура?
      - Моя.
      - Вот черт! - искренне обрадовался Леня. - А зачем ещё на обсуждение конторы это дело ставится? Степ-Степ же хозяин?!?
      - Ох, старина, ты своего шефа так и не изучил! Он же играет в патриархальное начало истинного рассейского быта! Он желает посмотреть, как меня, новичка, банкрота Фракова - его "семья" примет! Можно ли будет надеяться, что не возникнет конфликтов?! А вдруг предложат другую кандидатуру? Вдруг я всем поперек горла?
      - Другую кандидатуру, конечно предложат. - поразмышляев согласился Леня - . Мартынов давно стонет, что его в черном теле держат.
      - Знаю. - спокойно ответил Фраков. - Но он неудачник. Я - активный, боевой банкрот-неудачник, значит с опытом. А он неудачник по рождению, а потому безнадежен. Ты знаешь, лучше не приходи к пяти часам на это собрание.
      - Почему?
      - Да ещё начнешь за меня выступать, поддерживать, нехорошо это получится. Все знают, что мы с тобой уже друзья. Не надо. Завалит меня эта "семья" так завалит.
      Леня аккуратно схлебнул с поверхности кофе пенку и сказал серьезно.
      - Илья, я не за тебя буду выступать.
      - Против?! - обрадовался Фраков. - Тогда приходи! Поборемся!
      - Нет. Я за себя буду выступать. Я соверешенно не желаю, чтоб надо мной сидел начальником сквалыжник Мартынов. Я на него в своем кабинете достаточно нагляделся - хватит. Я не удивлюсь, если он на нас на всех по ночам досье пишет! Ты вот скажи, кого ты определяешь просто "плохим человеком"?
      Фраков глянул недоумевая, ответил нерешительно.
      - Ну, если радуется чужим бедам... Получает удовольствие, когда люди мучаются. Что-то в этом роде.
      - Ага. Так вот Мартынов однажды со смаком рассказывал, какое счастье испытывал, когда уезжал из дому в командировку, а дочь плакала! Он трижды возвращался к дверям, что б она плакала! Наслаждение получал от слез ребенка!
      Фраков покачал головой.
      - А ведь пожалуй - сволочь. А?
      - Ты сказал. Если речь о Мартынове пойдет, я уволюсь. Без работы останусь, но принципильно уйду. Я буду в пять часов, если даже мне ноги трамваем отрежет.
      - Леня. - мягко улыбнулся Фраков. - Не культивируй в себе злости. Даже на плохих людей. Это опасно. Разломаешь собственную личность.
      Леня залпом допил кофе - пенки уже не было - и оттолкнулся от стола.
      - До пяти часов, Илья! Дел у меня ещё полно!
      - Подожди! - засмеялся Фраков. - Забыл! У тебя ещё одно дело!
      Племянница Лимоновой Вика Лобова вчера вечером на фирму звонила, твой домашний телефон спрашивала. Я дал. Ты с ней знаком?
      - Да так... Она наверное на счет похорон Ольги Федоровны хлопочет.
      - Похоже на то. До вечера.
      На улице Леня смекнул, что похороны Лимоновой вряд ли были той проблемой, ради которой дозванивалась до него Виктория.
      ...Визит на Сретенку не занял у Лени и нескольких минут. Лариса Михайловна, женщина за пятьдесят лет со следами былой красоты, взглянула на посланца фирмы "Кураре" с необьяснимой неприязнью, поданный документ подчеркнуто небрежно отбросила в сторону и взялась за телефон, когда Леня после формальных слов передал поклон от своего шефа.
      - Спасибо. А Степка Куравель ещё не в тюрьме? - неожиданно спросила она, не скрывая пренебрежения.
      - Да нет, кажется.
      - Значит, скоро там будет. А с ним и вся ваша контора. Готовся, парень, суши сухари.
      - Зачем? - подивился серьезности тона академика Леня.
      - Затем, что первыми за решотку идут не главари, а прислужники.
      С этими словами академик отвернулась, набирая номер на телефоне, а Леня понял, что никаких слов от него более не ждут. А придавать большое значение замечанию академика не было смысла: государственные чиновники всегда свысока относятся к деятелям частного сектора - в дуще, наверное, завидуют им, и считают каждого бизнесмена потенциальным жуликом, подлинное место которого, безусловно, на тюремных нарах.
      Ехать в Болшево, чтоб хлопотать относительно оплаты вакуумных насосов не было никакой нужды - Леня уже в семь утра звонил Главврачу Болшевской больницы прямо домой и получил заверения, что денег никаких не будет до конца квартала - можете подавать в суд, мужики, отсудите с нас последний клистир.
      Утро оказалось свободным и Леня решил все же подскочить на вызов Коверкотова, чтоб подвести черту под отношениями с капризным стариком.
      Уже на подьезде к Левобережной ему стало отчего-то тревожно. Он вспомнил, каким взволнованным голосом Коверкотов говорил с ним по телефону вчерашним вечером, каким приказным, решительным тоном вызвал к себе и можно было предположить, что настырный старикашка действительно нащупал что-то серьезное.
      Поэтому, когда Леня вкатился на знакомый двор и увидел возле парадных дверей дома Коверкотова толпу старушек, машину "Скорой помощи" - Леня уже был готов к любым событиям. Он сразу уверовал, что вся мельтешня на дворе связана с Коверкотовым и никем другим.
      Он отвел машину в глубь двора, а потом неторопливо подошел к микроавтобусу "скорой помощи", надеясь получить информацию у водителя. Но того за рулем не оказалось. Старушки, толпившиеся рядом, печально переговаривались, но прислушиваться к ним, а тем более самому задавать вопросы, Леня поостергся.
      Через минуту из дому вышел озабоченный мужчина средних лет в белом халате, быстро прошел к автобусу, открыл его и выдернул из салона свернутые носилки. Он оглянулся, приметил Леню и позвал.
      - Слышь, парень, не поможешь больного вниз спустить? Он легонький, со второго этажа, а у меня напарник колено разбил, помощи от него никакой. Помоги, а? На пиво дам.
      - Не надо. - кивнул Леня. - Помогу.
      Следом за санитаром Леня поднялся по лестнице, а возле знакомой квартиры тот приостановился и сказал виновато.
      - Слушай, я тебя пугать не хотел. Там не больной, а уже мертвяк. Ты парень вроде как здоровый, но бывает, что мертвяков и генералы боятся.
      - Мертвяк? Я не боюсь. А отчего это он?
      - Врачиха говорит, сердечный приступ. Но она у нас молодая, не слишком ушла в деле. Полагаю, старикан - отжил свое.
      Леня ступил в знакомую квартиру. Поначалу он увидел грузную, но очень молодую врачиху - казалась студенткой. Она присела на корточки возле распластавшегося на полу Коверкотова. Тот лежал в такой позе, будто из последних сил пытался дотянутся до телефона на тумбочке.
      Врач метнула на появившихся мужчин быстрый взгляд и сказала озабочено.
      - Пожалуй, Степа, это не сердечный приступ... Голова мне его не нравится. Ну, вскрытие покажет. Подожди минутку.
      Она принялась аккуратными, но сильными движениями ощупывать череп Коверкотова. Лица покойника Леня не видел, но невольно проследил за его закоченевшей рукой, тянувшейся к телефону. Леня присмотрелся и обнаружил, что возле аппарата, со слегка перекошенной трубкой, лежит раскрытый телефонный справочник, поперек него шариковая ручка, а один из абонентов обведен в рамку и рядом что-то написано. Леня осторожно пододвинулся к телефону, напряг зрение и с трудом, но прочел: "Фотография-Прыщ-Маркербиллиардная-Химки". А прямо под этой записью он увидел номер собственного Московского телефона.
      Врач отпустила голову мертвеца, сказала раздумчиво, словно сама себе.
      - Да, похоже у него значительная черепная травма. Гематома...
      - Ну, да, - согласился санитар (он был явно опытнее молодой врачихи) - Получил травму, сознание терял и к телефону потянулся, но не добрался.
      Леня глянул на скрюченные пальцы Коверкотова, тянувшиеся к телефону, на тщедушное тело покойного друга и не удержался от вопроса.
      - А почему он грязный такой?
      Врачиха беспокойно глянула на него.
      - А вы тут что делаете? Родственник, или любопытствовать пришли?
      Санитар пояснил миролюбиво.
      - Не заводись, Надя. Он мне поможет пациента вниз спустить.
      - Тогда спускайте. - она глянула в глаза Лене. - А в дела, где вы некомпетентны, не лезьте.
      Этот дельный совет она могла дать и себе самой.
      Санитар развернул носилки и Леня помог ему перекинуть на них тело Коверкотова. Оказалось, что лицо старика было спокойным, никакой "печати смерти", о которой столь много написано, на физиономии Коверкотова не наблюдалось - просто спит старый человек, рот слегка приоткрыл, руку вытянул, а на пальцах левой (указательном и большом) - белые следы мела.
      И только уже на лестнице, по которой он спускал в паре с санитаром труп Коверкотова, Леня соеденил эти следы мела на руках Коверкотова и запись на телефонном справочнике: "маркер - биллиард". Вот так получалось незадолго до кончины своей Иван Васильевич отправился в биллиард поиграть. Или с какими-то другими целями, поскольку просто любовь к биллиарду до смертельной трагедии довести не могла. А в то, что Коверкотов упокоился не сам по себе, а принял смерть насильственную, Леня уверовал ещё десять минут назад, когда и трупа не видел. Не мог Коверкотов скончаться смертью естественной - не в той модели проходила его жизнь, оставшаяся для Лени до конца непонятной.
      Санитар прихлопнул двери микроатобуса и полез в карман.
      - Сейчас расчитаемся...
      - Я не трупоед, сказал же - не надо. - остановил его Леня. - Вскрытие тела будут делать?
      - А то? Конечно. В таких случаях всегда делают вскрытие. И если что милицию призывают.
      Эти сведения Лене и были нужны. Он прикинул, что завтра или послезавтра установят - от чего ушел в иные миры Коверкотов, а после этого начнут искать виновников очевидного преступления. И в первых подозреваемых опять же может оказаться он: Волохов Леонид Максимович.
      Старушки во дворе продолжали негромко и озабочено обсуждать происшествие, не столько пугаясь смерти Коверкотова, сколько страшась своей собственной, для многих уже скорой, кончины. Леня сел в машину, выехал со двора и остановился, чтобы разобраться в собственных мыслях.
      Не оставалось сомнений, что старик Коверкотов пал жертвой своих розысков. Пришибли его не в квартире - не было на теле его стеганной куртки, тапочек, а лежал он на полу в грязном, мокром пиджаке и заляпанных глиной туфлях. Получалось - из последних сил добрался до дому, чувствовал себя плохо и пытался вызвать врача. Но откуда он пришел?
      Если судить по следам мела на пальцах, то он был в той самой биллиардной, которую отметил в телефонном справочнике. А уже в биллиардной искал маркера, даже знал его имя - Прыщ.
      Так или иначе, решил Леня, но на биллиардную в Химках и маркера следовало взглянуть. Просто из любопытства.
      Поиски биллиардной заняли непродолжительное время - уже возле рынка в Химках Лене указали, что биллиардная здесь только одна, поскольку второй уже негде было бы развернуться, и находится она невдалеке от трассы "Москва - Санкт-Петербург", называется "Золотой шар".
      Лене поехал в указанном направлении и без всяких плутаний почти тот час обнаружил вывеску над полуподвалом, возле которой перекуривали несколько мужчин. Как оказалось - ждали открытия биллиардной, в одиннадцать часов. Оставалось всего несколько минут и Леня отогнал машину за угол дома, в тень - день разгонялся опять ясный, безоблачный, к жаре. На стоянке уже парковался чистенький "опель-кадет" серебристого цвета и Леня пристроился рядом. Запирая машину, он рассеяно глянул на двух девочек, весело игравших с пушистым черным щенком и столь же безразлично подумал, что собачонка похожа на похороненого Принца. Хозяин ненадолго пережил своего пса. Больших ассоциаций у Лени не возникло, да и не могло возникнуть - Принца-Второго он не знал и видел его впервые.
      Биллиардная уже открылась, когда Леня вернулся назад. Он спустился в игровой зал - пыльный, голый, прокуренный, освещенный лишь косыми лучами солнца, врывашимися скозь узкие полуокна. Завсегдатаи расхватали кии, маркер выдавал жетоны, определяющие время игры.
      То что под левым глазом маркера светился припудренный синяк, верхняя губа рассечена, а правое ухо красиво распухло, Лене ещё ничего не сказало. Но реденькие нахальные усишки маркера, весь его жгучий испано-итальянский облик и ладная фигура - тут же переместили в сознании Лени эту личность на фотографию, стоявшую в металлической рамке возле спального ложа Лимоновой. Идентичность была полной. Такие лица запоминаются, даже если они и маскируются синяком под глазом.
      Леня не знал, что ему делать дальше. Мертвый Коверкотов, крепко побитый маркер, запись в справочнике Коверкотова, фотография - все это сваливалось в одну кучу, но пока не имело между собой никакой связи. И самое опасное сейчас, понял Леня, неловкими действиями - разрушить эту возможную связь. Следовало лишь присмотреться и ретироваться, чтоб в покое, возможно при участии Васьки Блинова, продумать и сделать выводы из фактов очевидных, но необьяснимых.
      Леня закрыд глаза, восстановил в памяти фотографию, лицо на ней, фигуру, потом уставился на маркера. Сомнений не было - он. Слащавый, сальный красавчик двадцати лет, в чем-то женственный, но с достаточно хорошо развитой мускулатурой. В бизнесе, а уж тем более на производстве таких "прыщей" не встретишь. Они обитают в зоне обслуги - используя свои внешние данные. Заветная мечта молодого "прыща" - выбиться на ТВ, а ещё лучше на эстраду, кривляться у микрофона перед истеричными до полного идиотизма поклонницами и купаться в ореоле славы. По всей России "прыщи и прыщихи" штурмовали эстрадные подмостки тысячными легионами и некоторые добивались успеха, поскольку их вокальные и сценические таланты ровным счетом никакого значения не имели - была бы наглость, удача, покровитель, башли, и - абсолютное отсутствие морали. Ровесники презирали удачливых "прыщей" и - люто завидовали им.
      В тонком мастерстве биллиарда Леня ровным счетом ничего не понимал, кий в руке ни разу не держал, а потому и ушел из зала минут через пять. Но за то время он уже услышал, что маркера зовут Стасиком, а один грубый парень со следами похмелья на лице, дважды окликнул его: "Эй, Прыщ!" и маркер не обиделся, кличка была давней и он к ней привык.
      Леня уже запустил мотор машины, уже выжал сцепление, когда увидел, как из-за угла торопливо выскочил Прыщ. Леня невольно тормознул, а Прыщ пробежал мимо, кинулся к серебристому "опель-кадету" и открыл багажник. Но не нашел там, чего искал, распахнул дверцы, нырнул в салон и, наконец, выдернулся из него с портфелем в руках. Затем в том же темпе поставил машину на сигнализацию и трусцой поспешил на свое рабочее место. Поспешные действия Прыща показались Лене не только суетливыми, но и откровенно испуганными.
      Выждав несколько минут, Леня обошел "опель", присматриваясь к нему, словно покупать собирался. Номера оказались Московские из чего следовало несложное заключение, что жил маркер в столице, а работенку подыскал в Химках. Впрочем и Химки уже несколько лет, как числятся Москвой.
      Панель управления автомобиля была густо заляпана всякими соблазнительными портретами кино-актрис, фото-моделей, болтались перед ветровым стеклом всевозможные куколки, под рычагом переключения скоростей лежала пачка "Кэмела", на задних креслах - одеяло и небольшая подушка, из под неё торчало серебряное горлышко бутылки шампанского. Судя по всему, Прыщ вел жизнь игривую, а автомобиль служил ему не только средством передвижения.
      Свидание с Прыщом казалось неизбежным, но следовало к нему хоть как-то подготовиться, или знать, каких результатов добиваться при этом рандеву. А Леня не имел на руках никаких козырей, кроме разрозненных, хотя и достаточно весомых фактов.
      Он уже включил зажигание, когда услышал неприятный лязгающий звук за своей спиной и обернулся, как всякий осторожный водитель реагирует на сигнала внешнего, за стеклами салона машины мира.
      Оказалось, что открывали железный люк в полуподвал - им пользуются, когда загруэжают вниз крупногабаритные вещи. Люк открывали изнутри и Леня не удивился, когда наружу высунулась голова Прыща. Маркер озабочеенно оглянулся, потом выкинул наружу все тот же портфель (но уже пухлый, чем-то набитый) а следом за тем вытащил большой чемодан. Выкарабкавшись через люк, Прыщ прикрыл его за собой даже повесил замок, а потом подхватил свою поклажу и утремился к "опелю".
      Леня слегка запоздал тронутся с места и Прыщ вдруг метнул на него испуганный взгляд, замер на месте и чемодан выскользнул у него из рук, грянувшись о земь.
      Леня тут же выжал сцепление и тронул с места, глядя не столько вперед, сколько в зеркало заднего обзора. Он различил в удаляющейся панораме, как Прыщ подхватил чемодан и бросился к "опелю".
      Прыщ панически убегал, в этом не было сомнений. Бежал с места своей службы, а может быть и вообще с места своего обитания, если судить по портфелю и чемодану. Причем - бежал тайно.
      Леня выкатился на улицу и остановился метрах в пятидесяти от биллиардной, намереваясь проследить за развитием событий.
      Ждать пришлось недолго. Серебристый "опель-кадет" выкатился из-за дома через несколько минут, а уже через секунду Леня понял, что совершил ошибку: набравший скорость "опель" резко тормознул и на мгновение Леня увидел расширенные, полные страха глаза Прыща, который смотрел на него сквозь опущенное стекло машины. Маркер не остановился, только притормозил, чтоб убедиться, что за ним следят. Убедился и - ударил "по газам" так, что колеса завизжали и серебряная машина рванулась к Москве.
      Все это становилось забавным и, не имея никакого плана, Леня тронулся следом, пытаясь не терять "опель" из виду, но не приближаясь к нему и даже пропустив между собой и ним пару машин.
      Поначалу Прыщ превышал скорость незначительно, держался в рамках дозволенного и они ровно катились по трассе М-10 (Ленинградское шоссе) к Москве. Но Лене показалось от чего-то, что в столицу Прыщ заезжать не будет. Так оно и вышло - у развертки Кольцевой дороги "опель", не включая сигнала поворота, ушел вправо, на Кольцо, и Леня вновь ошибся, тут же свернул следом, так что разделявшие их машины вышли из зоны обзора. Прыщ обнаружил за собой белую "волгу" Лени и влетел на Кольцевую дорогу уже с повышенной скоростью. Леня понял, что его окончательно засекли и помчался следом, уже не таясь. Что могло дать это преследование - оставалось неизвестным.
      Вполне возможно, что на юрком и мощном "опель-кадете" Прыщу удалось бы оторваться от неуклюжей "волги" Лени, но запаниковавший маркер проявлял излишнюю нервозность, бросался с полосы на полосу от чего, как это всегда и случается, только терял в сворости. Не учитывал он и того, что Кольцевую расширяли, постоянно приходилось нарываться на ремонитируемые участки, где движение сокращалось до одного ряда.
      Перед Волоколамским шоссе Прыщ ушел в левый ряд, хотя именно правый оставался свободным и Леня угадал следующий маневр преследуемого - перед самым поворотом на Волоколамку, Прыщ резко взял вправо, так что машина накренилась и скользнул на выход из Москвы.
      На Волоколамской трассе Прыщ выжал из мотора все, что сумел, и на скорости гдето около 155 километров в час Леня отставать. Его старая волга" таких оборотов коленчатого вала не принимала. Он уже хотел прекратить вполне бессмысленное преследование, уже терял "опель" из виду, когда успел разглядеть, как Прыщь мигнул тормозными огнями и круто принял с трассы под навес бензозаправочной станции.
      Когда Леня проделал тот же маневр, то обнаружил, что Прыщ стоит третьим в очереди под бензаколонку с бензином марки 95.
      Леня встал пятым под бензин 76 и вышел из машины. Остановка Прыща сразу обьяснилась - он уже выскочил из своего автомобиля и весело болтал с парой милиционеров, стоявших возле сине-желтых патрульных "жигулей". Прыщ явно стремился обезопасить себя от неприятностей - Леня видел, что Прыщ, угощая милицию сигаретами, (милиции и на АЗС курить можно) напряженно косится на него, на Леню.
      Пугать - так пугать. Страх, как известно, принуждает человека к безрассудным действиям. Леня вышел из-за руля и встал возле капота, демонстративно не спуская с Прыща глаз. Присутствие милиции, судя по всему, придало маркеру уверенноности. Очередь к колонке 95-го бензина продвинулась, Прыщ переставил машину и подошел к багажнику. Он стоял спиной к Лене, но тот видел, как парень торопливо извлек из багажника чемодан и портфель, уложив оба в большой и прозрачный пластиковый мешок. Леня видел, что у Прыща даже руки тряслись, когда он туго заворачивал тесемки на горловине мешка. Прыщ забросил свою покалжу на переднее кресло "опеля".
      Милиционеры продолжали курить и никаких действий не предпринимали, хотя Леня предполагал, что Прыщ уже навел их на него и сейчас будет хотя бы проверка документов.
      Нет - к моменту, когда подошла очередь Прыща, он заправил бак, сел к рулю, что-то весело прокричал милиционерам, неправильно развернулся и оказался возле Лени, резко притормозив. Несколько секунд он смотрел в лицо Лени расширенными глазами, потом судорожно сглотнул и произнес срывающимся голосом.
      - Киллер, да? Сколько тебе за меня заплатили? За мое убийство?
      Ничего подобного Леня не ожидал и непроизвольно ответил.
      - Достаточно.
      Беда в том, что ироничной интонации у Лени не получилось, ответ прозвучал хрипло и серьезно настолько, что глаза у Прыща побелели и он еле выговорил, срываясь на свистящий шепот.
      - Я тебе больше заплачу? Хочешь?
      Леня подбирал ответ, а Прыщ посчитал его молчание за отказ. Он метнул взгляд на милицию, а потом сорвался с места на предельно возможной скорости.
      Леня хорошо знал Волоколамку, поскольку часто вместе с Васькой Блиновым ездил на дачу к его родителям. Трасса, минуя городки в достаточной степени незначительные, дотягивалась до таможенного пункта на пересечении с границей Латвии, а в конечном счете упиралась в Рижский залив, в столицу ныне самостоятельного госудраства - Ригу. Если учитывать багаж Прыща и его паническую торопливость, то можно было предположить, что он стремился удрать за рубеж. Леня решил, что продержится за "опелем" сколько сможет, а как окончательно потеряет его из виду - вернется в Москву.
      Прыщ все так же изо всех сил давил на акселяратор, делал на дороге все те же ошибки, но все же мало помалу уходил от Лени все дальше. Преследование теряло смысл - если этот смысл и вообще был когда-либо.
      Трасса нырнула в перелесок, Леня окончательно потерял из виду "опель", прокатился мимо Т-образного перекрестка - в сторону, в рощу, уходила грунтовая дорога. Машины Прыща нигде не было видно.
      Гонка преследования кончилась. Леня сошел с полосы движения и загнал машину в тень придорожных деревьев. Как с ним часто случалось, от нервного напряжения проявил активность мочевой пузырь и Леня забрался в придорожные кусты, чтобы облегчиться.
      После чего, как говориться: "на душе легче стало".
      Прыщ сбежал, решил Леня, в Латвию или ещё куда, значения теперь это уже не имело, ясно, что он упрячется и упрячется надолго.
      Леня уже садился в свою машину и рассеяно глянул на трассу, чтобы прикнуть свой маневр разворота - и в этот момент из под деревьев, метрах в ста от него выкатился серебряный "опель", перевалился через неглубокий кювет, но вырулил не на магистраль М-11, на Ригу, а покатился на грунтовую дорогу, направления которой Леня припомнить не мог. Но было очевидным, что Прыщ заметал следы, упрятался от Лени в перелеске, выждал пока тот прокатит мимо, да не заметил, что и преследователь остановился.
      Леня докатился до перекрестка задним ходом, а затем вывернулся на грунтовку. Облако рыжей пыли, вздыбленной колесами "опеля", оседало медленно, так что ориентируясь на него, Леня набрал скорость. С каждым километром дорога становилась все хуже. В низинах появлялись даже глубокие, непросохшие на двухнедельной жаре лужи. Но на этот раз отечественное бездорожье Леню только порадовало - лишь сумасшедший будет разбивать скоростью свою машину на таких колдобинах.