Прыщ - таковым сумасшедшим и оказался. Когда перелесок кончился и Леня высокочил на просторный, просматриваемый километра на три-четыре луг облако от идущего впереди "опеля" было уже у горизонта. Но это же облако, как понял Леня, мешало Прыщу контролировать обстановку позади себя, преследователя за густым занавесом пыли он разглядеть не мог.
      Леня вошел в азарт погони, но все же служебную машину было жалко и он старался обьезжать ямы, не влетать в глубокую, разьезженную колею - дорога была пуста и, как полагал Леня, чрезмерно далеко оторваться от него "опель" все одно не мог.
      Через несколько минут по правому борту, метрах в ста - промелькнула какая-то деревня в десяток домов, "опеля" там видно не было и Леня проехал мимо, не снижая скорости.
      Еще через пяток километров он оказался в таком сыром и густом еловом лесу, что и не удивился, когда обнаружил, что в салон влетела туча комаров. Но на мокрой колее был виден четкий след только что проехавшей машины.
      Неожиданно резко посветлело, слева по ходу движения мелькнула излучина узкой речки с крутыми берегами, а впреди показался мост через эту речку - мост, метров пятнадцать в длинну. И уже издали Леня увидел, что на мосту этом - что-то не так.
      Леня сбросил скорость и остановился, не вьезжая на деревянный настил моста. Дорожный знак давал предупреждение, что переправляться на другую сторону можно было имея вес автотраспорта не более четырех тонн.
      В "опель-кадете" было, насколько знал Леня, никак не более тонны, но даже если бы он весил и все десять, все равно непонятно, почему машина сломала перила и соскочила с моста. Во всяком случае именно так читалась открывшаяся перед Леней картина - облака пыли на сухой дороге за мостом уже не было, в деревянных перилах ограждения моста зиял пролом. Можно считать, что в машине выбило рулевое управление и она кувыркнулась в реку. Или водитель был вдребезги пьян и не соразмерил ширину моста для своего маневра - на дороге все бывает.
      Леня вышел из автомобиля и неторопливо добрался до сломанных перил.
      Речка под мостом оказалась неглубокой. Серебряный корпус "опеля" порузился под воду не более чем на метр и был виден достаточно хорооо. Взбаломученная от падения машины тина и песок быстро уносились сильным течением и уже через минуту Леня мог разглядеть четко, что автомобиль упал в воду под косым углом, застрял капотом в тине, его слегка развернуло течением, а теперь машина очень медленно оседала на заднии колеса, слегка заваливаясь на бок. Обе передние дверцы были открыты - правая настежь, левая наполовину. В салоне никого и ничего не было видно, но можно было предположить, что водитель от удара о барьер перил завалился вниз, под рулевое колесо.
      Песок и тина осели, "опель" плотно опустился на бок и Леня уже точно определил - салон пуст. Большого ума не надо, чтоб восстановить картину происшедшего: водитель потерял управление, проломил ограждение, ухнул в реку, от удара распахнулись дверцы и тело его течением вымыло из машины. Вместе с багажам, упакованным в непромокаемый, пластиковый мешок.
      Леня оглянулся. Из сырого леса никто не выезжал, а за мостом, до горизонта расстилались просторые луга, на котором желтела пожухлая на солнце трава. Никакого движения нигде не примечалось - все словно обмякло, разомлело от жары и каждое лишнее шевеление доставляло страдание.
      Леня спутился с моста и неторопливо зашагал вниз по течению реки. Шагов через шестьдесят русло за излучиной неожиданно расширилось, река словно обмелела, затон на противоположенной стороне оказался густо заросший камышами.
      Леня остановился, оглянулся и громко крикнул.
      - Эй, Прыщ! Я не киллер! У меня и оружия нет!
      Ему никто не ответил, где-то за спиной прокаркала ворона, уместившаяся на суку одинокого, высохшего дерева.
      - Прыщ! - снова закричал Леня. - Нам просто надо поговорить! Тебе же польза будет! А потом прячься где хочешь, я никому ничего не скажу!
      Через несколько секунд камыши на другой стороне затона зашевелились и мокрый Прыщ с открытым портфелем в руках вышагнул на прибрежный песок. Из портфеля он уже выташил длинный пистолет с тонким дулом и разглядеть с расстояния метров в пятнадцать настоящее это оружие, или какая-нибудь игручешечная подделка, Леня не мог.
      - Шевельнешся, буду стрелять! - прокричал Прыщ.
      - Ладно, я только поближе подойду, чтоб нам не орать. - ответил Леня миролюбиво и, чтобы совсем успокоить Прыща, неторопливо скинул кроссовки, джинсы, ветровку и медленно принялся переходить затон. И даже руки поднял, чтоб показать, что на теле у него никакого оружия нет.
      Но Прыщ был осторожен и напуган - едва Леня погрузился по грудь, как крикнул.
      - Стой на месте! Хватит! Я тебя хорошо слышу!
      Леня остановился и спросил первое, что пришло в голову.
      - Ты от кого бежишь, Станислав?!
      - А сам не знаешь?! - напряженно выкрикнул маркер. - А если не знаешь, то и не спрашивай! Для тебя же будет лучше!
      - Если это круыте парни, Станислав, так ведь они тебя и в Латвии найдут.
      Прыщ дернулся и ответил слезливо.
      - Не найдут. Там я для них не опасен. Ну, а ты чего хочешь? Только стой на месте я стрелять буду!
      - Стою, стою. Ты у Лимоновой в любовниках был?
      Прыщ презрительно засмеялся.
      - Драл старую галошу! Блевал, а трахал! Такая зараза, похуже любой проститутки.
      - Куда тебя возила? На Канары?
      - На Крит. А ты откуда знаешь?
      - Да фотография твоя у неё на столике стояла... Там море, яхты и ты.
      - А у тебя к тому что за интерес? - Прыщ уже успокоился настолько, что опустил пистолет. Но любая попытка рванутся к нему была обречена на неуспех - пока выберешся из воды, да будешь продираться через камыш, легкий Прыщ если и не выстрелит, то убежать успеет далеко.
      - У меня простой интерес. рассудительно ответил Леня. - Я вместе с ней работал на фирме.
      - Подожди, ты не Ленька Волохов?! - Прыщ весело расхохотался. - Она говорила, что у неё на фирме есть здоровенный лох, глупый как осел! Она на тебя глаза положила, к себе в постель хотел отволочь, да я тебя обогнал!
      - Кто её убил, Прыщ? Ты?
      Парень даже плюнул от возмущенимя.
      - Тупой ты, френд! На кой хрен мне её убивать?! Я возле этой стервы, как сыр в масле катался. Даже автомобиль мне подарила! Жалко, что утопить его пришлось. Ну, да черт с ним. - испуг вернулся в его глаза и он заговорил быстро. - Только я её не убивал! Мне это ни к чему. Курицу не режут, если она золотые яйца несет.
      - Откуда у неё золотые яйца, Станислав? - Леня даже рукой безнадежно махнул. - Она зарабатывала не так, чтоб тебе автомобили дарить.
      - А черт её знает, откуда! Мне это без разницы. Такие плотоядные старухи, как в раж войдут, так ради мальчиков где хочешь деньги раздобудут! Им все по фигу, хоть Храм обворовать, хоть младенца продать! Загашник у неё был, может, какой семейный капитал. И на меня хватило, и как я думаю, ещё досточно осталось.
      - За этим остатком идет охота? Из-за этого её придушили?
      На мгновение Прыщ призадумался, почесал дулом пистолета за ухом.
      - Там настоящими башлями пахло, да теперь ни тебе, ни мне не достануться!
      - Кому тогда?
      - Слушай, Волохов, я тебе и так уже сказал слишком много. Не по зубам тебе это наследство, не рыпайся.
      - Да. Кончено. - согласился Леня, чувствуя, что под теплой водой ноги его погружаются в тину, словно в ледяную ваннну. - Наследство, наверное, её племяннице достанется. Виктории Лобовой.
      - Ни хрена ей не достанется! - со смаком возразил Прыщ. - Никому ни черта не достанется, это точно! Старая шлюха все надежно упрятала! Мечтала меня на крючке долго держать, скупердяйка! Давала мне жить, понятно. Но, как рабу, не так, как мне хочется. Брось ты это тухлое дело, безнадега полная. Она все свои капиталы в заграничный банк положила. Может на том же Крите. Тебе до башлей не дотянуться, так что кончай бодягу.
      Леня уже понимал, что как бы он не заверял этого циничного парня, что капиталы Лимоновой ему не нужны - Прыщ его не поймет: такого, с его точки зрения, попросту и быть не могло. Он понимал только вещи вульгарные и для каждого человека очевидные: есть деньг - есть человек, а без оных и личности не существует. Леня изобразил предельную наивность и сказал.
      - Коль ты от этого дела отвалил, я все-таки поищу её наследство.
      - Как, олух? - засмеялся Прыщ.
      - Ну, племянница Лимоновой прямая наследница, других нет....
      - Я же тебе сказал, сперва надо найти, где и что упрятано. А племяницу уже другие люди пасут! Так что ты моих ошибок не повторяй, а то тоже смываться придется. Все, что ли? Имеешь ещё вопросы?
      - Кто Вику пасет?
      - Не те вопросы задаешь, френд! Один старикашка тоже очень был любопытный. Так по черепу получил, что и копыта в космос откинул!
      - Это я знаю. Коверкотов.
      - Может и так, я фамилией не интересовался. Бывай здоров.
      Прыщ нырнул в камыши, а Леня ещё стоял в воде, лихорадочно подыскивая более сушественные вопросы, которые , само собой, придут на ум где-нибудь через пол-часа.
      Он выбрался на берег и уже натягивал джинсы, когда с другой строны затона послышался голос Прыща.
      - Эй, лох! Я тебе ещё кое-что скажу, но не задарма, конечно!
      - Ну?
      - Даешь слово, что никому не скажешь, как я здесь свою смерть изобразил?
      Леня отбросил джинсы и снова шагнул в воду, погрузился по пояс.
      - Меня про тебя никто спрашивать не будет. Только смерть ты свою плохо сделал. Сам подумай, менты тоже не дураки, рано или поздно сообразят, что раз твоего тела не нашли, то ты получаешся живой.
      - Это пустяки, мне главное время выиграть. - пренебрежительно ответил Прыщ, а затем состроил хитрющую рожу. - Так вот, я тебе наводку небольшую дам. Если про меня никому не скажешь раньше времени... Если тебе удача подвалит... Дам наводку. Но ты со мной поделишся! Я дам путь, где капиталы старухи поискать можно. Без большой надежды, но можно.
      - Ну?
      - На Крите, в Гераклионе, есть банк один. Старая стерва туда заходила пару раз, я её выследил. Банк в центре Гераклиона. Называется... Ты точно со мной поделишся? Двадцать пять процентов? Я тебя найду, ты не думай. Пересижу невзгоду, вернусь и найду. Двадцать пять процентов? Это по честному, да?
      - Двадцать пять. Без балды. - твердо произнес Леня.
      - Ага. Так вот. Банк - "SOLLO". Если охмуришь племянницу, Вику Лобову, то может что и выгорит. Только Вика - сама стерва без пробы, почище тетки. Попробуй. Но помни, что я сказал - шею тебе могут свернуть так же, как и вонючей старухе! Запомнил? Крит, Гераклион, "SOLLO".
      - Запомнил.
      - А ещё запомни, что конкуренты твои из тех, кто за ломаный грош целый детский сад передушат, не то что тебя прибьют!
      - Говори уж до конца! Кого остерегаться?!
      - Главный - кривой на один глаз, а второй - без зубов, свистит, когда говорит. Имена-фамилии у них, сам понимаешь, фальшивые. - Прыщ внезапно рассмеялся. - Ты их не ищи! Разглядишь их, когда они тебя душить начнут! Удачи! Помни - двадцать пять процентов!
      Прыщ пригнулся, нырнул в камыши и исчез, а Леня выкарабкался на берег.
      Через полчаса он вырулил на Волоколамку, набрал скорость, нашел в перчаточном ящике сотовый телефолн, перевязанный изоляционной лентой (так и застрял подарок шефа в руках Лени) и набрал номер Васи Блинова. Когда тот сонно спросил, кому в такую рань (во втором часу пополудня!)не спится. Леня сказал коротко.
      - У нас ещё один мертвяк.
      Вася разом проснулся, ответил тут же.
      - Приезжай, помянем.
      Всю дорогу, пока Леня добирался до Лефортова, ему пришлось принимать мучительное решение: насколько посвящать теперь друга в свои дела? С одной строны уже много лет они ничего не скрывали друг от дружки, но с другой, зная неукротимый характер Васи и буйную его энергию, втягивать этого психа в такие опасные дела было рисковано. Вася был неуправляем и влипал в переделки там, где человеку нормальному нужно было очень постараться, чтоб оказаться битым. А в этой ситуации - уже трое мертвецов, один беглец (Прыщ) и что-то непонятное происходило вокруг самого Лени.
      И более того! - уже вьезжая в Москву, подумал Леня. - Васю Блинова теперь следовало вывести из игры вообще! Вывести из-под удара в сторону, отвлечь его внимание на вещи безопасные и ненужные. План этого маневра Леня составил быстро: сказать про смерть Коверкотова, умолчать про встречу с Прыщом, но о существовании ушлого маркера - сообщить. Обозначить его в качестве убийцы Лимоновой, вероятного во всяком случае. И тогда Вася сам найдет применение своей энергии - в безопасном направлении.
      Через час Вася Блинов, считавший себя беспредельно прозорливым, легко попался в простейшую ловушку.
      - Леня! - радостно закричал он. - Только для тебя в этом деле что-то может быть неясным! Лимонову и Коверкотова убил этот Прыщ! Его надо найти! И учитывая сложность и смертельный риск задачи, эту сторону дела я беру на себя! Найду Прыща хоть под землей.
      - Зачем? - наивно спросил Леня.
      - Да как зачем?! За тобой охотится банда! Это же слепому ясно! Я найду Прыща и все разьясниться!
      - Ищи. - согласился Леня, в свою очередь уверенный, что для него уже и сейчас все ясно, нужно лишь встретится с Викторией, чтоб поставить последнии точки в этих делах.
      - Я высчитал, что начинать искать Прыща надо в Химках! Там где пришили твоего старикана! - обьявил Вася.
      - Правильно. - ответил Леня, глянул на часы и обнаружил, что приятельская беседа затянулась и на судьбоносное собрание в фирме он опаздывает.
      ... Как он ни гнал машину, но в офисе оказался только около шести собрание уже закончилось. В кабинет Куравля он вошел потихоньку, когда президент, придерживаясь за все ещё болевшую поясницу, держал, судя по всему, последнее слово.
      - Я повторяю, дорогое друзья. Годы мои уходят и пора ценить время. Отделять плевелы от зерен. Бизнес, деньги - это всего лишь бизнес и деньги. А потому, перед лицом уходящего времени, с этой минуты я буду больше отдавать сил своему участию в работе нашего национального движения. Это я вам говорю честно. Более того - основную работу на фирме я переложу на вице-президента и лучшей кандидатуры чем Илья Николаевич Фраков просто не вижу. Но мне нужно ваше единодушие...
      Главбух Сенчукова сказала неуверенно, но с надрывом.
      - Степан Степанович, мы же в приципе не против Илюши. Но маловато его знаем.
      - Разве моей рекомендации все ещё недостаточно? - изобразил оскорбленное удивление Куравель.
      Леня скользнул взглядом по залу. Большинстов уже хотели сбежать домой и напряженным казался только Мартынов - сидел покрасневший, раздраженный и взьерошенный, схватку и скандал он однозначно здесь устроил. Фраков был совершенно спокоен и, перехватив взгляд Лени, подмигнул.
      Сенчукова уже сдала позиции и сказала ради проформы.
      - Но Илья Николаевич у нас едва ли месяц работает.
      Леня ещё не отдышался, после пробежки по лестнице к кабинету, и выкрик его получился звонкий.
      - Фраков за месяц сделал больше, чем я, к примеру, за год!
      Одобрительный смех в кабинете словно снял последнии сомнения и две дюжины сотрудников фирмы закричали.
      - Любо! Любо! Илюшку в вице-президенты!
      Фраков подыграл - встал и отвесил поясный поклон. Потом выждал тишину и сказал тоном ниже обычного своего голоса.
      - Поклянусь вам други, что живот свой положу не за процветание личное, а только во благо всего нашего обчества! Ежели президент наш нам, что отец родной, то буду я вам ласковой матерью!
      Несмотря на фиглярство, речь его произвела прекрасное впечатление, да собственно говоря, никто против Фракова иметь ничего не мог. Пусть и был "банкротом" в прошлом, но этот свой месяц - работал как вол, не отказывался ни от чего.
      - Да будет так! - возвестил Куравель и обессиленный рухнул в кресло, согнулся в три погибели, аж застонал от боли в позвоночнике.
      Женщины, стеная, кинулись на помощь к "отцу родному", кто-то поздравлял Фракова - Мартынов вышел молча, незаметно, ни на кого не глядя.
      Через несколько минут Куравля на руках донесли до машины и отправили домой. Фраков весело крикнул всем оставшимся.
      - Друзья мои на веки вечные, а не отметить ли нам сей день обильным возлиянием?! Желаю я вас угостить!
      Странноле дело - обычно легко подтающийся такому соблазну коллектив фирмы вдруг застеснялся, почти все под разными предлогами рассосались в стороны, а когда Леня следом за Фраковым пришли в кафе, то за ними не было и вообще никого.
      - Привыкнут! - не огорчился Фраков. - Острые были дебаты, хорошо, что ты опоздал. С такой грязью меня помешали, что я сам себя не узнал!
      - Кто старался? Мартынов?
      - Он да кассирша Жанна. Этой - то кнопке чем я насолить успел? Не клеился, предложений нехороших не делал...
      - Не обращай внимания. Она просто профессиональная сплетница.
      Они вошли в кафе и встали к тому же столу, где пили кофе утром.
      - Может присядем солидно? - кивнул Фраков на соседний зал. - Тебя я обязан напоить до усрачки. Ты хорошо сломал хребет дебатов в нужный момент. Точные слова нашел, а главное - манеру высказывания.
      - Случайно.
      - Постой здесь, я принесу явства. А потом скажу тебе, что - не случайно.
      Фраков подошел к стойке, поболтал там с минуту, а вернулся вместе с официанткой из зала, которая быстро накрыла им столик с "явствами". За ценой Фраков не постоял, выбрал все что было самым лучшим. Включая французкий коньяк.
      - Прости, Леня, я по старшинству скажу первым, хоть и положено тебе поздравлять меня. Мы с тобой хорошо будем работать. И со всеми я буду хорошо работать, даже с Мартыновым. Выпьем и скажу почему.
      Выпили по коньячку, закусили маслинками и, не делая перерыва в темпе, Фраков начал чуть мрачновато.
      - Так вот ЧТО сегодня не случайно и почему я буду хорошо работать. Наш отец родной Куравель - умирает.
      - Что?! - Леня выронил маслинку с ложечки и полез за ней под стол. Вернулся и повторил. - Что ты сказал?
      - Выброси маслину. Я сказал - Степан Степанович умирает. До этой минуты об этом знал только он и я. С его слов. Теперь знаешь и ты, но молчи под любой пыткой. И не дай Бог, если он заметит жалость в твоих глазах.
      - Да подожди! От чего он умираете? Рак?
      Фраков кивнул.
      - Или что ещё похуже. Прострелы в пояснице, радикулит , это отговорка для публики.. .
      - И когда... Конец? - с трудом выговорил Леня.
      - Он приговорен. Дни сочтены. Год. Плюс минус пара месяцев.
      - И потому он тебя выдвинул в "вице"?
      - Дослушай. У него нет никаких накоплений. Есть только молодая жена, старая беспомощная жена и двое несовершеннолетних детей. К нему всё поздно приходило. Деньги, любовь и дети. Им по десять, двенадцать лет. И они остануться сиротами.
      - Ты меня просто ошарашил, - промямлил Леня, в рассеянности так и сжевав маслину, которую уронил на пол.
      - Дальше вообще обалдеешь. Фирма Степана Степановича останется после его смерти за мной.
      - К тебе перейдет?! Почему?
      Фраков помолчал.
      - Потому, что я женюсь на его жене Дине. То есть - на вдове.
      - Когда? - ошалело глянул Леня. - После смерти?
      - Нет. ДО смерти. Чтобы это выглядело и было по честному. Они уже развелись, а мы с Диной подали заявление.
      - Но ведь они живут вместе!
      - И будут жить вместе. До его последнего часа. А потом я возьму на себя его молодую жену, его детей и все остальное. Вот такой у нас договор.
      - Лучше бы ты этого мне не говорил! - в сердцах сказал Леня. - А Дина...
      - Она мне нравится. - просто ответил Фраков. - Честно сказать, Леньчик, сексуальные мои потенции занижены, а главное в том, что женщины меня не очень интересуют.
      - Прости, - поежился Леня. - А ты не "голубой"? Мне это без разницы, но...
      - Нет, нет! - Фраков хлопнул его по плечу. - Просто всю эту сторону жизни я так хватил через край в юности, что ничего нового мне дамы уже не принесут. То есть - вру, конечно. Но я к ним спокоен. А вот игра в бизнес, игра в деньги - это мой конек. Это во мне Куравель и углядел! Выпьем по второй и я тебя добью окончательно.
      - Добивай разом, чтоб я запил. - выдавил улыбку Леня, все ещё никак не в состоянии понять сути услышанного.
      - Хорошо. За этот год я тебя ЗАСТАВЛЮ так хорошо работать, что на следующем витке судьбы, вице-президентом будешь ты! Через год.
      - Не надо, Илья. Я тебя подведу. - безнадежно сказал Леня.
      - Что так?!
      - Ты мне тайну сказал и я тебе скажу. Вся эта фармокология, вся наша работа - не мое дело. Она не доставляет мне удовольствия и никогда здесь не разбогатешшь.
      - Ты с ума сошел! - с искренним изумлением воскликнул Фраков. - Да все фармакологи в мире это ж богатейшие люди! Что там нефтные короли! Это шума больше чем денег! Ты представляешь, сейчас в мире шесть миллиардов людей и каждый - раз по сто в год, коть десяток пилюль да сожрет! От младенца до мертвеца! Американцы сьедают аспирина больше чем хлеба!
      - Не хочу. - коротко сказал Леня.
      - Хорошо. А чего ты хочешь?
      - Ничего не хочу, Илья. Можешь это понять?
      - С трудом, - недоверчиво улыбнулся Фраков. - Я надеялся найти в тебе опору. Но коль так - будь по твоему. Забудь про все, что было сказано. Если мне подвернется, я найду тебе синекуру. Друзьями, надеюсь, мы остаемся?
      - Конечно! - торопливо ответил Леня. - А Куравель, он так сильно держится! Просто настоящий мужик оказался!
      Фраков нахмурился и наполнил рюмки, заметив сдержанно.
      - Я помогу Степ-Степу в эти последнии дни. Пусть поживет в полную радость. Оставим эту грустную тему. Есть ещё одна, достоточно неприятная, но неизбежная... Тебе не кажется, что твой друг Мартынов излишне суетится вокруг убийства Лимоновой?
      - Ну?
      - Бегал сам к следователю Свиридову. Степ-Степ его поймал, когда он в столе секретарши копался. То ли он следствие ведет любительское, сыщика изображает, то ли ещё что похуже.
      - Мартынов? - Леня не сдержал смех. - Знаешь, Илья, если я не хочу ничего, то Коля Мартынов хочет всего!
      - Вот именно. Такие люди самые страшные, Леня. Ходит приодетый словно бомж, а я его в городе случайно с семьей встретил - в костюме "от Версачи" и профессиональная японская видео-камера в руках. Штука дорогая, если не знаешь.
      - Ты его с кем-то спутал. - уверенно возразил Леня. - Он всего навсего скандалист, ябедник и доносчик.
      - Доносчик? - подивился Фраков.
      - Да. Тебя зимой ещё не было, так был написан анонимный донос на Куравля в налоговую полицию. Мартынов вычислялся в качестве автора очень легко - Ну вот видишь! Он опасный жлоб!
      - Он просто мелкий дурак. - убежденно сказал Леня. - Никаких костюмов от Версчаи и видео-камер у него нет. Все что у него есть, это кусок болота величиной с шахматную доску и на нем собачья будка. Это называется сад-огород и вилла. Кроме того дочь с ребенком без мужа и вечно больная жена. Вот и весь тебе Мартынов. Но с этого дня - он твой лютый враг, чтоб ты знал.
      - И твой тоже. - закончил Фраков. - Хватит о плохих людях. Давай лучше помянем Лимонову Ольгу Федоровну. Славная была женщина, хотя и с придурью.
      - Да. - кивнул Леня, хотя мнения Фракова не разделял.
      Потом они выпили здоровье Куравля - пусть ему все же повезет, вдруг и вывернется, ведь бывает же такое?
      Лене не терпелось узнать, чтобы сказал Фраков про уголовные татуировки на теле Куравля, своего благодетеля? Каково его мнение по такому неожиданному вопросу? Но этот разговор покался неу естен и начинать его Леня не стал.
      Домой Леня вернулся поздним вечером и настолько усталым, что вспоминать события минувшего пестрого дня не было сил.
      глава 10
      В пятницу должны были состоятся похороны Алмаса Акмалова. Еще в четверг Илья Фраков отвез его родственникам скромную сумму, выделенную на этот невеселый ритуал из фондов фирмы "Кураре". По словам Фракова татарские и узбекские родственники Акмалова поначалу от денег отказывались, исходя из принципов национальной гордости, но потом приняли и сказали, что время обряда уточнят в утро похорон.
      По этой причине работа на фирме шла вяло, никто никуда не выезжал, но до полудня никаких сообщений о похоронах не поступало и первым причину определил опять же Фраков.
      - Братцы православные, да мы же забяли, что родственники Акмалова истые мусульмане! Нам, христианам, быть может, и не положено присутствовать при погребении! Мы своим явлением какие-то грозные каноны нарушим! И Акмалов не попадет в свой мусульманский рай!
      - Перестань, Илья, не кощунствуй, уважай любую веру. - нахмурился Куравель. - Акмалов был россиянин. Татары давно уже стали нам самыми близкими по быту, крови и духу. Быть может ближе, чем те же хохлы. А к тому же Смерть как таковая, явление межнациональное. На тризне заключают перемирие даже кровные враги. Люди светлеют душой и каждый понимает бренность собственного сущестования. Пред грозным ликом неизбежной смерти душа человека очищается и на неё снисходит благодать!
      - Не-е, шеф. - беспечно возразил Фраков. - Смерть ничего не решает. Каждый час дохнут тысячи, а оставшиеся только звереют. Вас послушать, так после двух мировых войн люди относилось бы друг к другу словно новорожденные барашки. А людишки продолжают пускать кровь друг другу и получают от этого удовольствие. Знаете, что самое главное в похоронном обряде, шеф?
      - Что? - подозрительно спросил Куравель.
      - То, что на этот раз хоронят не тебя!
      К обеду на фирме окончательно решили, что татарско-узбекские родственники "зажали" похороны Акмалова - то ли не смогли преодолеть барьера своих религиозных адатов, то ли попросту "не потянули" застолья и поскупились. Решили помянуть Акмалова в своих рядах и уже начали прикидывать, как бы поинтересней провести эту процедуру, но в третьем часу пополудня на фирму явились двое мужчин, аккуратно одетые, оба усатые, в темных костюмах и плоских кепках. Через пятнадцать минут по всей фирме пролетело сообщение - поминки состоятся не где-нибудь, а в отдельном кабинете ресторана "Прага", но похорон как таковых не будет: уже утром тело Акмалова было отправлено на родину, в никому неизвестный город Билибей, где-то на Южном Урале.
      Кроме двух посланцев в кепках, в "Прагу" пришел и брат Акмалова (в тюбетейке) и все трое представителей покойного - водку не пили. Язвительный и во всем зривший какой-то подвох Фраков сказал Лене: "Понял я, почему нас на похороны не допустили. Они, мусульмане, своего священника, то есть муллу слушаются. Тот разумно побоялся, что мы, русские пропойцы, соблазним на поминках приверженцев ислама, заставим их водку жрать, чем подтолкнем правоверных на великий грех. А наш шеф ещё что-то говорит про обьединяющее начало Смерти."
      Подобно мусульманам не изволил выкушать дармовой водочки и Мартынов, но его удерживали не религиозные убеждения, а заботы о своем здоровье. Однако, он так приналег на различные закуски и жареных цыплят особо, что уже к середине тризны осоловел, надулся и мешком сидел на стуле, тупо разглядывая гору цыплячьих костей на своей тарелке.
      Отличились бухгалтер Сенчукова и кассирша Жанна - выпили водки и дружно, навзрыд расплакались, словно Акмалов был им по меньшей мере троюродным братом.
      Куравель, в первом же своем поминальном слове, принялся пространно обьяснять, сколь твердой поступью двигался по "русскому пути" покойный заведующий гаража фирмы, (несколько раз поправился: "российскому пути") а брат усопшего ответил на это коротко: "Аллах акбар", чем придал выступлению Куравля многонациональный оттенок. Фраков радостно прошептал на ухо Лене.
      - Наш шеф Степ-Степ прокололся! Нанес татарам кровное оскорбление и теперь они его, Аллах акбар, зарежут!
      Прав ли он был или нет, Леня сообразить уже не мог, поскольку совершенно неожиданно преизрядно напился. При каждом поминальном бокале он видел своим "третьим глазом", как с высокой стены бесконечно долго летит вниз тяжелая бадья, "третьим ухом" слышал, как эта бадья гулко грохается на крышу автомобиля, раздается надсадный звук рвущегося железа, чей-то крик, а потом - торчит из груды искореженного металла окровавленная рука человека, секунду тому обратно бывшим в живых. И от рюмки к рюмке картины эти становились все явствененей и все страшней. В последний и очень краткий миг просветления, Леня уловил, как Фраков толковал Мартынову.
      - Строго говоря, наш Степан Степанович и патриоты идут вовсе не "русским путем", а самым настоящим еврейским! Христос был иудей, матерь Божия из той же породы, так что знамя наших патриотов заимствовано из синагоги. Ожидание светлого величия в будущем России, сродни ожиданию прихода еверейской Мессии, и что русаки, что евреи никогда счастливы не будут. Им, обоим засранцам, на роду написано весь век, до скончания мира маяться и доказывать всем благополучным народам, как плохо могут жить дураки...
      Мартынов, обожравшийся до посинения раздувшейся шеи, глядел на Фракова совершенно отрешенным взглядом, однако пытался указать собеседнику на его ошибки в рассуждениях, даже зелепетал что-то о разнице между Храмом Божьим и Синагогой, но сник окончательно, закрыл глаза и пустил слюну через губу.
      Но, может быть, ничего такого и не происходило потому, что Лене померещилось, будто теперь он сам, Леня Волохов, спускает на голову Акмалова железную бадью. Только, как оказалась при уточнении, - это вовсе ни Акмалов, а старик Коверкотов корчится под придавившими его кирпичами. И у старикашки - тоже нет указательного пальца на руке, палец отстрелил ему Леня, когда защищал свою жизнь в цыганском притоне.
      Эти кошмары наяву прервала трель телефонного звонка. Леня с трудом разлепил глаза и обнаружил, что неведомая сила неизвестно когда перенесла его на собственную кровать в родной дом - в изголовье стоит бутылка немецкого пива, а за окном темно. Пришел ли он сам или верные товарищи не дали ему пасть на поле боя - Леня восстановить в памяти не мог.