ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Ночь гнева

I

Леденящие порывы ветра загнали в гнезда, щели, норы, логова, берлоги все порхающее, бегающее и пресмыкающееся население Барсова ущелья.

Ева лежала в глубине хижины, пугливо прислушиваясь к завываниям ветра.

Ирасек сидел у входа и, придерживая рукой рвущийся полог, листал Оранжевую книгу.

— Ирасек… — тихо позвала Ева.

Юноша встрепенулся:

— Да, подруга моя!

— Ты когда-нибудь слышал плач покинутого матерью ребенка?

— Нет, голубка моя, это, должно быть, очень грустная картина! А почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, милый. Последнее время все, что я вижу и слышу, напоминает мне нашего ребенка…

— Нашу Атимус, подруга моя! Мы ведь договорились, что у нас родится дочь, что она будет такая же прекрасная, как ты, и что наречем мы ее именем моей матери — Атимус!

— Щебет зеленокрылых гурианов, что будит нас по утрам, кажется мне лепетом Атимус, в журчании холодного ключа мне слышится ее смех, в едва различимых шагах горной серны мне чудится ее походка, свадебный концерт пышногрудого аззакалия напоминает мне ее песнопение!… Вот и сейчас воет ветер, а я готова поклясться, что плачет наша маленькая Атимус!…

— Это прекрасно, подруга моя! — воскликнул Ирасек. — Голос матери говорит в тебе, самый нежный и чистый из всех голосов, звучавших когда-либо на этой земле!

Он наклонился к Еве, приник ухом к ее животу:

— А наша малышка опять забыла о послеобеденном сне, слышишь, что она вытворяет, проказница?…

— Больно, — прошептала Ева.

Ирасек вскочил на ноги:

— Я сделал тебе больно?… Но я ведь ничего не…

— Мне больно! — закричала она. — Мне очень больно, Ирасек!

Она сорвала с себя медвежью шкуру, напряглась, изогнувшись дугой. Ее лицо заблестело, мгновенно покрывшись потом, на закушенной губе заалела кровь.

— Уйди! — простонала она. — Я не хочу, чтобы ты видел меня такой! Уйди, Ирасек, я прошу тебя, умоляю!

Ирасек вышел из хижины, хотя и не понимал, почему Ева не хочет, чтобы он видел ее такой — прекрасной, святой женщиной — роженицей…

Он стоял у порога, пока сквозь завывание ветра не услышал слабый детский плач. Откинув полог, Ирасек ворвался в хижину.

II

Крус находился на узком мостике, защищенном с трех сторон вычурной чугунной балюстрадой. Под ним простирался огромный сборочный цех. По медленно ползущим встречным конвейерам двигались, обрастая новыми деталями, узлы каких-то сложных агрегатов. Вокруг не было ни души — все операции были полностью механизированы и автоматизированы. «Чувствуется рука Главного Конструктора», — подумал Крус. Перегнувшись через балюстраду, он всматривался в проплывающие узлы, пытаясь понять, что за продукция выходит из этого цеха.

За его спиной послышался старческий голос:

— Довольно впечатляющее зрелище, не так ли?

Крус оглянулся. Приветливо улыбаясь, к нему подходил плюгавый седовласый старичок, одетый в поношенный рабочий комбинезон.

— Рад познакомиться, — протянул он сухонькую ладошку. — Цезарь. Юлиус Цезарь, генеральный директор… Вас смущает мое имя, Крус? Что поделаешь, так захотелось моим родителям! Впрочем, род Юлиусов никогда не отличался избытком скромности, наше генеалогическое древо буквально трещит под тяжестью Цезарей! Однако на сегодняшний день лишь мне одному удалось вплотную приблизиться к августейшему прототипу! Кстати, а вас как зовут, Крус? Гурарра знает только вашу фамилию!

— Улисс, — нехотя сказал Крус.

Он всегда смущался своего громкого имени.

Цезарь весело засмеялся, вернее, задребезжал:

— Вот видите, и вас родители не обидели! А самое главное, — что вы, как и я, оправдываете свое легендарное имя! Слышал, все слышал о вас и надеюсь, мы найдем платформу для плодотворного сотрудничества.

Цезарь вплотную приблизился к детективу и принялся теребить пуговицу на его фраке:

— Такие люди, как вы, мне очень нужны, Улисс. Поверьте, я умею ценить таланты. Очень рад был с вами познакомиться, Улисс, но прошу извинить — дела, дела! Даже для моего хобби — коллекции раритетов — приходится выкраивать буквально минуты! А вами займется один из моих людей, он любит обхаживать прозелитов. Да вы наверняка его знаете, прошу.

И перед Крусом, как из-под земли, возник Касас.

— Мы уже встречались, — комментатор заговорщицки подмигнул Крусу, — на гребне «Девятого вала»! Что ж, не будем терять времени, Крус, давайте я проведу вас по нашим лабораториям, а по дороге объясню, зачем мы вас сюда пригласили.

Крус с недоумением озирался: Цезарь исчез!… Комментатор тронул его за рукав:

— Никак ищете неуловимого Цезаря? Бесполезное занятие, Крус! Он только что пополнил свою коллекцию очередным раритетом и теперь, запершись в кабинете, любуется им через многократную лупу!

— Каким раритетом? — не понял Крус.

Касас ткнул его пальцем в грудь:

— Пуговицей супердетектива!

Крус взглянул на свой фрак и впервые за весь вечер невольно улыбнулся: пуговицу, которую только что крутил Цезарь, как ветром сдуло!

Подталкивая Круса к винтовой лестнице, комментатор пояснил:

— У нашего Цезаря самая крупная в мире коллекция пуговиц знаменитых людей! То обстоятельство, что он самолично открутил ее у вас, автоматически причисляет вас к знаменитостям, вошедшим в его коллекцию, и, следовательно, гарантирует вам у нас полную безопасность! Однако такой же гарантии я не могу дать вашим остальным пуговкам, Крус! Наш Цезарь буквально помешан на этих штучках, хотя, надо отдать ему должное, хобби нисколько не отражается на ведении дел. То, что Цезарь успевает сделать за сутки, нормальный человек не осилит и за десять. А пуговицы — это его единственная слабость. Главный Конструктор давно уже перешел на кнопки и крючки, иначе он всегда выглядел бы оборванцем!…

Они спустились по винтовой лестнице в цех и теперь шагали вдоль конвейерной ленты.

Им навстречу ползли компактные блоки. «Аппараты для подслушивания», — определил Крус. Однажды, с помощью Изабелл, он обнаружил подобный блок у себя в подвале и, выпотрошив из него электронную начинку, превратил в ящик для хранения пустых бутылок из-под иона…

Касас небрежно кивнул в сторону конвейерной ленты:

— Здесь нет ничего интересного, выполняем мелкие заказы Королевского департамента по контролю за благонадежностью. «Камера обскура», Крус, не чурается никакой работы, лишь бы хорошо платили.

— В этом я уже успел убедиться, — сухо отметил детектив.

— Вы имеете в виду стреляющую камеру? — Касас самодовольно усмехнулся. — Да, я совсем забыл вас поздравить с очередным успехом, господин супердетектив! Затаив дыхание, мы все следили за вашими действиями и даже пытались проникнуть в лабиринт ваших мыслей! Каким образом? Разумеется, не с помощью этого старья! — он ткнул рукой в сторону конвейера. — У нас имеются штучки поинтереснее, сейчас увидите… Нет, нет, налево и прямо! А вы нас просто очаровали, Крус! Представляете, как замерла вся Гурарра, когда вы, этак небрежно развалившись на стуле, процедили сквозь зубы, не спуская глаз с объектива: «Есть улики еще убийственней, господа!»

По-моему, так вы изволили выразиться… Браво! Единственный, кто был недоволен вами, это Син-син, вы, видите ли, слишком отошли от его текста, ха-ха! Но потом, когда вы превратили Фемиду в одноглазого циклопа, он тоже пришел в восхищение!…

— Я выстрелил два раза, — поправил комментатора Крус, — и вернул богине правосудия зрение.

— Оригинальный способ восстановления зрения, ха-ха!… Значит, я был занят чем-то другим и не имел удовольствия наблюдать, как вы вышибаете у Фемиды второй глаз!… Теперь направо, Крус, нет, нет, прямо!… Да, Син-син — талантливый сценарист и режиссер, но он, как все художники, немного с приветом. Син-син совсем зациклился на своем телешедевре, все твердит, что для полного синтеза искусства с жизнью — это его пунктик! — он непременно должен произнести в финале «Девятого вала» свой обличительный монолог! Представляете: исповедь на электрическом стуле, ха-ха! Конечно же, «Камера обскура» не допустит подобного мальчишества! А для его шедевра у нас есть другой финал, который вполне устроит и «Камера обскура», и полицию, и массового зрителя. Ну, да это все пустяка, Крус, взгляните-ка лучше сюда!

Они уже находились в одной из лабораторий, и Касас показывал детективу телевизионный приемник, внешне ничем не отличавшийся от того, что стоял на вилле у Круса.

— Обыкновенный аппарат, не так ли? А им, между прочим, можно подслушивать и наблюдать все, что творится в доме у абонента!.

Касас исчез за телевизором, что-то там покрутил, и с экрана на Круса обрушился детский визг, смех, плач, грохот падающих тел, топот ног и, перекрывая весь этот невообразимый гвалт, удивительно знакомый бас пророкотал:

— Да угомонитесь вы, в конце-то концов!?

Экран засветился, и Крус понял, что не ошибся: это было жилище Фоббса. Посреди комнаты восемь маленьких чумазых девчонок устроили свалку. Вокруг этой живой пирамиды ходил Фоббс с орущим ребенком на руках и безуспешно призывал дочерей к порядку.

Взглянув на экран, Касас весело прокомментировал:

— Семейная идиллия!… Кстати, должен заметить, что телевизор вашего шефа сейчас отключен от сети, что, как вы видите, нисколько не мешает нам вести за его квартирой наблюдение.

— Индивидуальное питание? — спросил Крус.

— Да, и самонаводящийся экран, с помощью которого можно слышать, видеть, клеймить телезрителей, а если потребуется, то и убирать, Крус.

У детектива перед глазами поплыли оранжевые круги, и он уже с трудом видел, что происходит на экране. И словно откуда-то издалека («из преисподней», — подумал он) доносилась скороговорка комментатора:

— Вот это и есть телепатор, дьявольское изобретение Главного Констуктора! В сравнении с этим аппаратом стреляющая камера — просто детская забава! Недалеко то время, когда одним нажатием кнопки с пульта номер девять мы сможем превратить Гурарру в братскую могилу, ха-ха! Тихо, мирно, без взрывов и выстрелов! Скажем, во время показа очередного шоу или детектива типа ваших «Необыкновенных приключений», когда у экрана собираются все от мала до велика! Но мы не будем этого делать, Крус. Мы хотим стать хозяевами процветающего общества, а не кладбищенскими сторожами!

— Кто это вы? — пробормотал Крус.

Он был не в силах оторвать глаз от экрана, на котором, быстро сменяя друг друга, проходили сцены интимной жизни гураррцев.

— Телекраты, Крус, — отозвался комментатор из-за задней стенки телепатора. — Слыхали о таких?… Еще услышите. Мы установим в Гурарре телекратию, мы создадим великую АВЦ — Аудио-Визуальную Цивилизацию, краеугольным камнем которой станет телепатор! Настоящий хозяин, Крус, должен знать, что творится в его доме, а мы будем знать, что творится в любом доме Гурарры, не заглядывая туда, без обысков и допросов — всю эту работу будет проделывать телепатор, разумеется, без ведома его владельцев, которые будут принимать его за телевизор!… В этом основное преимущество телекратии, Крус: она невидима, она как призрак. Люди будут жить, работать, плодиться, не подозревая, что они у нас все, как рыбки в аквариуме! А мы будем подбрасывать им корм — ежесуточный рацион вашего любимого иона! — и будем следить, чтобы среди них не завелось какой-либо заразы или хищников, других хищников, кроме нас, ха-ха!

Крус с ужасом глядел на экран, и люди у него на глазах превращались в рыбешек, а их жилища в аквариумы…

— Но все это в будущем, Крус! — энергично размахивая руками, кричал ему на ухо Касас. — Пока что мы располагаем лишь несколькими опытными образцами. Но мы оптимисты, Крус, мы знаем, что великая цель требует великого терпения! И великих затрат, Крус!… Для осуществления нашей программы по созданию Системы Телепаторного Контроля нужны колоссальные средства и, чтобы заполучить их, мы не брезгуем ничем, даже стреляющей камерой! Син-син помог нам сколотить отличный капитал — вся Гурарра смотрит только наши передачи, все фирмы наперебой суют рекламу только нам, в магазинах раскупаются только наши телевизоры, среди которых просачиваются и наши опытные образцы телепаторов! «Девятый вал» уже принес нам капитал, равный годовому доходу нескольких заводов, как этот. А мы ведь показали далеко не все, Крус. После серии прямых репортажей мы прокрутим все это по новой, на этот раз уже в художественной обработке, как продолжение ваших «Необыкновенных приключений»! Материала хватит на несколько серий и, уверяю вас, они будут ничем не хуже предыдущих. Поскольку основная роль в фильме отведена вам, мы следили за вами в течение всего следствия вплоть до прихода сюда. Думаю, вы догадываетесь, каким образом. Кстати, хотите взглянуть на себя? — спросил Касас и с готовностью потянулся к телевизору.

— Нет-нет, спасибо, — остановил его детектив. — Я очень устал.

— Понимаю, — хмыкнул комментатор, — после столь блистательного крестового похода положен отдых! Если не возражаете, я провожу вас.

— Не возражаю, — обрадовался детектив.

Они снова, как призраки, стали проходить сквозь стены.

Касас тарахтел без умолку:

— Вот так, дорогой Крус, великая цель оправдывает самые низкопробные средства! И, конечно же, стреляющую камеру мы пустили в ход не только и даже не столько ради денег! Мы хотим посеять в стране беспорядки, смуту, панику, хаос, мы хотим подготовить наше население к мысли о необходимости сильной власти, чтобы страной правил не племенной жеребец и не коронованная корова, а настоящий хозяин, Крус! И тогда мы явимся народу! И мы бы хотели, чтобы такие смышленые люди, как вы, Крус, были с нами, с телекратами!… Впрочем, вы уже с нами, ведь свой вступительный экзамен вы сдали на «отлично»! Лучший тому аргумент — ваша пуговка в коллекции Цезаря!

Они шагнули в последнюю щель и оказались на улице.

Жалобно повизгивая, к Крусу подбежала Изабелл.

У бровки тротуара стояла оранжевая «анаконда» и подмигивала зеленым глазом.

— Садитесь, он подвезет вас, — сказал Касас и любезно распахнул перед ними дверцу такси.

— Нет, мы пешком, — пробормотал Крус и зашагал вдоль бесконечного каменного забора.

За ним, поджав хвост, поплелась супердворняжка.

— До свиданья, Крус, мы еще встретимся с вами! — крикнул Касас.

Крус навряд ли слышал его: он брел, окутанный оранжевым туманом…

Касас наклонился к водителю и быстро зашептал:

— Следуй за ними по пятам. Смотри в оба, от этого супера всего можно ожидать! В случае чего знаешь, как поступить!

— Знаю, — ухмыльнулся водитель и тронул машину.

III

Город остался позади.

Крус и Изабелл шли по огромной мусорной свалке.

«Анаконда» бесшумно двигалась за ними, буравя темноту змеиным глазом.

Ночная прохлада и особенно острый запах дезинфекции и гниющих отбросов быстро привели детектива в чувство. Ему надоела преследующая их машина, и он раздумывал, как поступить:

«Ясно, что водитель отвечает за меня головой и не отстанет до самой виллы. Это, как говорится, в лучшем случае. А в худшем — нет, если бы они хотели убрать меня, то сделали бы это уже давно… Что можно предпринять?… Сесть в машину — значит признать, что я добровольно вступаю в шайку Цезаря. Попытаться спрятаться где-нибудь здесь на свалке — водитель тут же сообщит по рации своим, прибудет подкрепление, рано или поздно нас обнаружат, и тогда…»

И Крус опять пожалел, что не захватил с собой старенький шестизарядный «сервус», который сейчас бы ему ой как пригодился. Вдруг сверху послышался нарастающий рокот мотора, и Изабелл испуганно прижалась к ногам детектива.

Крус поднял голову и тут же невольно втянул ее в плечи: прямо на них огромным красным пауком снижался вертолет.

— Домой! — успел он крикнуть Изабелл.

И в это мгновение шершавые щупальца обвили его тело, рывком оторвали от земли и унесли в ночное небо…

IV

— Присаживайтесь, Крус, — сказал Главный Конструктор.

Растирая онемевшее плечо, детектив обвел взглядом помещение, куда его только что доставили столь необычным способом. Это была рыбацкая хижина с крохотным окном и перекошенной дверью. На пороге стоял крупный костистый мужчина лет пятидесяти с рыжей взлохмаченной бородой и указывал гостю на грубо сколоченный деревянный лежак, покрытый рваным соломенным тюфяком. Он неприятно заскрипел под тяжестью детектива.

— Надеюсь, вы хорошо перенесли дорогу?

— Благодарю вас, давно мечтал о таком путешествии, — сухо ответил Крус.

— Извините, что мое приглашение скорее походит на похищение, но у меня не было иного выхода, — Главный Конструктор говорил резко, властно, голосом человека, привыкшего повелевать. — Времени у нас мало, посему буду предельно краток. Информация, которой вы располагаете о деятельности компании «Камера обскура», особенно о ее будущей деятельности, слишком значительна, чтобы позволить вам выйти из игры. Вы стоите перед дилеммой: либо служить Цезарю, либо стать его очередной жертвой. Вы согласны со мной?

— Не совсем, господин…

— Главный Конструктор.

— Не совсем, господин Главный Конструктор, — осторожно возразил Крус. — Я уже вышел из игры, когда отдал свой жетон Фоббсу. Отныне я праздный обыватель и, как таковой…

Главный Конструктор перебил его:

— И как таковой должны немедленно скрыться!… Послушайте!

Крус узнал голос Касаса:

— Следуй за ними по пятам. Смотри в оба, от этого супера всего можно ожидать! В случае чего знаешь, как поступить!

— Знаю, — подтвердил голос таксиста.

— Эта запись сделана десять минут назад, — объяснил Главный Конструктор, вынимая из кармана миниатюрный магнитофон.

— Есть и другие, подтверждающие, что Цезарь вас не оставит в покое. Хотите прослушать?

— Не стоит. Что вы предлагаете?

— Сейчас же покинуть Гурарру. У меня есть для вас безопасное место, где вы смогли бы переждать исхода сражения.

— Какого сражения?

— Я тоже хочу выйти из игры, Крус, но для этого я должен буду уничтожить всех ее участников!… Для меня вопрос стоит именно так: я вырастил и выпустил на волю монстра под названием АВЦ, мне с ним и сражаться… Не хочу оправдываться, скажу лишь одно: изобретая телепатор, я не предполагал, что он будет использован в подобных целях… Я был слишком увлечен технической стороной дела, не очень задумываясь о последствиях. Мне казалось, что Система Телепаторного Контроля гарантирует безопасность всем гураррцам, мне хотелось снова превратить Гурарру в райские кущи… В результате же оказалось, что вся моя жизнь была служением злу!… По-моему, Касас говорил вам о кнопке на девятом пульте?… Телекраты считают ее делом будущего, хотя она уже существует, и я нажму ее, Крус!… Что вы на это скажете?

— Что это чудовищно! — воскликнул Крус, поднимаясь. — Почему за ваши ошибки должна расплачиваться вся Гурарра?!

— Успокойтесь, Крус, — Главный Конструктор угрюмо усмехнулся. — К счастью, на всю Гурарру не хватило средств! Конечно, пострадает и кое-кто из невинных, зато логово Цезаря будет уничтожено дотла вместе с Системой и с телекратами!…

— Если вы, господин Главный Конструктор, так уверены в успехе, зачем мне покидать Гурарру?

— В том-то и дело, что я не уверен в успехе! Если бой выиграю я, вы вернетесь тотчас же, если победит Цезарь — у вас будет надежное убежище…

— Не понимаю, чем я обязан столь пристальным вниманием к моей безопасности? Что вы, собственно говоря, хотите от меня?

— Если со мной что случится, вы должны обещать мне позаботиться о моих детях, вы, Крус, единственный, кому я могу доверить их судьбу. Они уже там — в Барсовом ущелье. Прошу вас, Крус, отправляйтесь туда!

Главный Конструктор протянул ему небольшой черный пенал:

— Вот карта, здесь все указано. Вертолет в вашем распоряжении, только будьте осторожны — он снабжен мощным энерголучом…

Крус взял пенал, сделал он это скорее механически, чем осознанно:

— Но я еще не сказал «да»…

Главный Конструктор обнял его за плечи:

— «Нет» вы тоже не сказали! И не спешите говорить, Крус! Прощайте!…

V

Генеральный директор компании «Камера обскура» сидел в своем кабинете и, казалось, был полностью поглощен изучением какой-то пуговки, пополнившей его коллекцию раритетов. Однако, глядя, как подрагивает его левое ухо, техник Самос понял, что Цезарь внимательно слушает только что доставленную ему магнитофонную запись.

— К счастью, на всю Гурарру не хватило средств, — рокотал магнитофон, — конечно, пострадает и кое-кто из невинных, зато логово Цезаря будет уничтожено дотла вместе с Системой и с телекратами!

Цезарь махнул рукой, и Самос выключил магнитофон.

— Он устал, — сказал Цезарь. — Ему пора отдохнуть. Вы согласны со мной, Самое?

— Я полностью разделяю ваше мнение, господин Це…

— Отныне можете меня называть просто — мой Цезарь.

— Это для меня великая честь, мой Цезарь! — сверкнул Самос единственным глазом.

— Займитесь им сами, Самос, извините за каламбур.

— Слушаюсь, мой Цезарь!

Самое направился к двери. Голос Цезаря остановил его:

— А Барсово ущелье… это далеко?

— По-моему, в Бальзамических горах, мой Цезарь.

— Это в Стране Оранжевых Озер?… В стране, от которой ничего не осталось, кроме названия цвета?… Любимого цвета Син-сина… Пусть ущельем займется Абабас, остальным ни слова.

— Слушаюсь, мой Цезарь. А что прикажете делать с Крусом?

— Вы полагаете, что он?…

— Не исключено, мой Цезарь.

— Жаль. Такие люди, как он, нам очень нужны, Самос. Ступайте.

Цезарь щелкнул тумблером интерфона:

— Касас, вы следите за нашим новичком?… Убирать его

только в самом крайнем случае, а вот чтобы он был податливее, небольшое родимое пятнышко на щеке ему наверняка не помешает, как вы думаете, Касас?

— Я понял вас, мой Цезарь, — скороговоркой ответил интерфон.

VI

Крус стоял на пороге рыбацкой хижины, растерянно озираясь. Вокруг простиралось застывшее море пустыни. На ближайшем бархане виднелись силуэты двух вертолетов. Походкой лунатика, которая органично вписывалась в безжизненный лунный пейзаж, Крус направился к вертолетам. Один из них стремительно поднялся в воздух и тут же растаял в ночи.

Крус подошел ко второй машине. Постоял в нерешительности, словно ожидая команды, затем забрался в кабину. Он опустился в сиденье для пилота, осмотрелся, обратил внимание на оптический прицел над рулевым управлением, приник к нему и увидел гребень бархана. Затем нащупал гашетку и, немного поколебавшись, нажал ее. Не услышав выстрела, нажал еще раз, глянул в глазок прицела и обомлел: гребень бархана был срезан, словно бритвой, а по склону вниз лениво ползла лавина расплавленного песка!…

Крус откинулся на сиденье и вытер вспотевший лоб. Затем усмехнулся, сравнив убойную силу своего старенького шестизарядного «сервуса» с только что испытанным оружием, и включил двигатель.

Вертолет легко оторвался от земли и по спирали стал быстро набирать высоту. Крус не принял еще окончательного решения, даже не заглянул в черный пенал: сначала он хотел увидеть Изабелл, которая, если с ней все в порядке, наверное, уже ждет его у дверей виллы…

Так оно и было. Едва он приземлился и заглушил мотор, как из темноты вынырнула собачонка я с радостным лаем бросилась к вертолету.

— Только без нежностей! — с напускной строгостью сказал Крус, вытирая облизанную щеку, хотя в душе радовался встрече не меньше Изабелл.

Они вошли в виллу. Крус зажег свет, внимательно огляделся и не заметил ничего подозрительного. Он достал из бара бутылку с ионом, налил Изабелл и себе, залпом выпил. Затем опустился в кресло-качалку и, преодолев внутреннее сопротивление, включил телевизор. На экране возникло возбужденное лицо Касаса:

— … стящая победа! Да, дамы и господа, мы были свидетелями драматической схватки двух титанов — супердетектива Круса и суперубийцы Зольдатта! Победил наш гураррский титан!

Оператор Зольдатт оказался андулийским агентом, засланным к нам, чтобы истребить цвет гураррской нации. Прибегая к шантажу и угрозам, он сколотил группу «АВЦ» во главе с подставным лицом, рекламным актером Цезарем Грисом. Опытный диверсант, Зольдатт сумел войти в доверие даже к такому проницательному человеку, как режиссер Син-син, который, узнав страшную правду о своем операторе, получил тяжелую психическую травму. Дамы и господа, мы еще раз покажем вам эти знаменательные кадры: супердетектив Крус навещает больного Син-сина…

Крус увидел себя стоящим у изголовья режиссера.

— Поздравляю вас, — говорил Син-син, — вы блестяще завершили свой крестовый поход!

Крус схватил кресло-качалку и обрушил его на экран. Раздался взрыв, осколки стекла впились ему в лицо, кровь заливала глаза, но он все крушил и крушил телевизор, пока от аппарата не остались одни обломки.

Шатаясь, Крус добрался до ванной и долго держал голову под душем. Затем выпрямился и уставился в зеркало.

Оттуда на него таращилось чужое окровавленное лицо, на левой щеке которого можно было различить геральдический щит с вензелем «АВЦ». И лишь присутствие Изабелл, жалобно скулившей у его ног, вынуждало Круса верить, что это его лицо…

— Идем, Изабелл, — сказал он, — наш поход еще не закончен.

Крус запер дверь виллы и в сопровождении перепуганной собачонки решительно двинулся к вертолету.

VII

С кошачьей ловкостью, удивительной для его солидной комплекции, Син-син вскарабкался по водосточной трубе на второй этаж телестудии, перемахнул через перила балкона и проскользнул в открытую форточку.

В полной темноте, действуя на ощупь, он опустил двойные шторы, стараясь не греметь ключами, запер все двери и только тогда зажег свет.

Син-син находился в съемочном павильоне, который, судя по толстому слою осевшей повсюду пыли, давно уже не использовался по назначению, превратившись в склад для всякого хлама.

Режиссер порылся в груде одежды и извлек оттуда черный вечерний фрак. Он сбросил халат, ночной колпак и переоделся. Затем проверил исправность телекамеры, остальной аппаратуры, нашел среди рухляди бутафорский электростул и поставил его перед объективом. Из кармана халата вынул сценарий, уселся на электростул, поискал нужную позу, стараясь выглядеть как можно более непринужденно. Подошел к камере, проверил, все ли в порядке и, скомандовав громким шепотом: «Внимание! При— готовились! Мотор!», одним прыжком снова очутился на стуле. Открыв сценарий на последней странице, Син-син обратился к воображаемым телезрителям:

— Дамы и господа, я недаром назвал свой фильм «Девятым валом». Это вершина, но и конец искусства, дальше некуда, дальше — зияющая бездна!…

Закончив монолог, он сорвался со стула и выключил телекамеру. Затем подбежал к режиссерскому пульту и после ряда манипуляций нажал кнопку воспроизведения видеозаписи. Вспыхнул контрольный экран, и режиссер увидел себя сидящего на стуле и отдающего команду: «Внимание! Приготовились! Мотор!»

Син-син недоуменно посмотрел по сторонам: он готов был поклясться, что эти команды отдавал до начала съемки при выключенном моторе! «Вероятно, я действительно нездоров», — подумал режиссер и стер эти кадры. Теперь «Монолог на электростуле» начинался как надо. Син-син слушал его, сверял со сценарием, и по его щекам текли слезы. Трудно сказать, были ли это слезы радости от исполненного долга, слезы от ощущения непоправимой беды, или это были соленые брызги от поднятого им девятого вала? В любом случае это не были глицериновые слезы, так надоевшие гураррским телезрителям…

— Я сказал и спас свою душу, — глядя на потухший экран, прошептал Син-син.

Он выключил аппаратуру, снова переоделся в халат, натянул ночной колпак и, погасив свет, полез в форточку, выходящую во двор телестудии. В его движениях теперь не было прежней ловкости, и вскоре Син-син понял, что ему не выбраться из окна. Виною был пухлый сценарий, спрятанный на животе: он провис в проеме между двумя оконными рамами и не позволял его автору продвинуться ни вперед, ни назад…

Пребывая таким образом между небом и землей, главный режиссер телекомпании «Камера обскура» стал невольным свидетелем сцены, которая хотя и не была предусмотрена в его сценарии, тем не менее явилась достойным финальным аккордом к «Девятому валу».

Во дворе телестудии перед входом в бункер по размытой осенними дождями земле катались две намертво сцепившиеся фигуры. Син-син с трудом узнал в них Главного Конструктора и Самоса. Борьба шла с переменным успехом, было видно, что ни у одного, ни у другого нет явного физического преимущества.

Когда силы равны, побеждает тот, кто больше жаждет победы. Отключив сознание Самоса с помощью тяжелой связки ключей, Главный Конструктор поднялся из грязи и, пошатываясь, направился к входу в бункер.

В это время двери вестибюля распахнулись, и на крыльцо выкатилась телекамера, подталкиваемая оператором и Касасом.

«Стреляющая камера!» — сразу же узнал свое детище Син-син.

Видимо, узнал ее и Главный Конструктор. Он вернулся к Самосу, взвалил его на спину и, прикрываясь им как щитом, побежал к бункеру.

Касас крикнул оператору, чтобы тот целился в ноги. Но пока перепуганный оператор наклонял камеру, пока прицеливался, Главный Конструктор успел исчезнуть в дверях бункера, сбросив на пороге тело Самоса.

Во двор выбежал Цезарь в сопровождении Абабаса и нескольких телохранителей. Узнав от Касаса, что произошло, Цезарь кивнул им, и они тут же нырнули в бункер.

Касас приказал оператору убрать в здание «стреляющую камеру», и вскоре они с Цезарем остались одни во дворе, если не считать застрявшего в форточке Син-сина, которого никто не замечал, и он благодарил судьбу за это.