А.М.Горький
      Егор Булычов и другие
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
      Е г о р Б у л ы ч о в.
      К с е н и я - его жена.
      В а р в а р а - дочь от Ксении.
      А л е к с а н д р а - побочная дочь.
      М е л а н и я - игуменья, сестра жены.
      З в о н ц о в - муж Варвары.
      Т я т и н - его двоюродный брат.
      М о к е й Б а ш к и н.
      В а с и л и й Д о с т и г а е в.
      Е л и з а в е т а - жена его.
      А н т о н и н а |
      А л е к с е й | - дети от первой жены
      П а в л и н - поп.
      Д о к т о р.
      Т р у б а ч.
      З о б у н о в а - знахарка.
      П р о п о т е й - блаженный.
      Г л а ф и р а - горничная.
      Т а и с ь я - служанка Мелании.
      М о к р о у с о в - полицейский.
      Я к о в Л а п т е в - крестник Булычова.
      Д о н а т - лесник.
      ПЕРВЫЙ АКТ
      Столовая в богатом купеческом доме. Тяжёлая громоздкая мебель. Широкий кожаный диван, рядом с ним - лестница во второй этаж. В правом углу фонарь (полукруглый, треугольный или многогранный остеклённый выступ в стене здания на высоту одного, двух и более этажей - Ред.), выход в сад. Яркий зимний день. К с е н и я , сидя у стола, моет чайную посуду. Г л а ф и р а , в фонаре, возится с цветами. Входит А л е к с а н д р а , в халате, в туфлях на босую ногу, непричёсанная, волосы рыжие, как и у Егора Булычова.
      К с е н и я. Ох, Шурка, спишь ты...
      Ш у р а. Не шипите, не поможет. Глаша - кофе! А где газета?
      Г л а ф и р а. Варваре Егоровне наверх подала.
      Ш у р а. Принеси. На весь дом одну газету выписывают, черти!
      К с е н и я. Это кто - черти?
      Ш у р а. Папа дома?
      К с е н и я. К раненым поехал. Черти-то - Звонцовы?
      Ш у р а. Да, они. (У телефона.) Семнадцать - шестьдесят три.
      К с е н и я. Вот я скажу Звонцовым-то, как ты их честишь!
      Ш у р а. Позовите Тоню!
      К с е н и я. До чего ты дойдёшь?
      Ш у р а. Это ты, Антонина? На лыжах едем? Нет? Почему? Спектакль? Откажись! Эх ты, - незаконная вдова!.. Ну, хорошо.
      К с е н и я. Как же это ты девушку-то вдовой зовёшь?
      Ш у р а. Жених у неё помер или нет?
      К с е н и я. Всё-таки она - девушка.
      Ш у р а. А вы почему знаете?
      К с е н и я. Фу, бесстыдница!
      Г л а ф и р а (подаёт кофе). Газету Варвара Егоровна сама принесёт.
      К с е н и я. Больно много ты знаешь для твоих лет. Гляди: меньше знаешь - крепче спишь. Я в твои годы ничего не знала...
      Ш у р а. Вы и теперь...
      К с е н и я. Тьфу тебе!
      Ш у р а. Вот сестрица шествует важно. Бонжур, мадам! Комман са ва? (Как дела (франц.) - Ред.)
      В а р в а р а. Уже одиннадцать, а ты не одета, не причёсана...
      Ш у р а. Начинается.
      В а р в а р а. Ты всё более нахально пользуешься тем, что отец балует тебя... и что он нездоров...
      Ш у р а. Это ты - надолго?
      К с е н и я. А что ей отцово здоровье?
      В а р в а р а. Я должна буду рассказать ему о твоём поведении...
      Ш у р а. Заранее благодарна. Кончилось?
      В а р в а р а. Ты - дура!
      Ш у р а. Не верю! Это не я - дура.
      В а р в а р а. Рыжая дура!
      Ш у р а. Варвара Егоровна, вы совершенно бесполезно тратите энергию.
      К с е н и я. Вот и учи её!
      Ш у р а. И у вас портится характер.
      В а р в а р а. Хорошо... хорошо, милая! Мамаша, пойдёмте-ка в кухню, там повар капризничает...
      К с е н и я. Он - не в себе, у него сына убили.
      В а р в а р а. Ну, это не резон для капризов. Теперь столько убивают...
      (Ушли.)
      Ш у р а. А если бы у неё красавца Андрюшу ухлопали, вот бы взвилась!
      Г л а ф и р а. Зря вы дразните их. Пейте скорее, мне здесь убирать надо. (Ушла, унося самовар.)
      (Шура сидит, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза, руки - на затылке рыжей, лохматой головы.)
      З в о н ц о в (с лестницы, в туфлях, подкрался к ней, обнял сзади). О чём замечталась, рыжая коза?
      Ш у р а (не открывая глаз, не шевелясь). Не трогайте меня.
      З в о н ц о в. Почему? Ведь тебе приятно? Скажи - да? Приятно?
      Ш у р а. Нет.
      З в о н ц о в. Почему?
      Ш у р а. Оставьте. Вы - притворяетесь. Я вам не нравлюсь.
      З в о н ц о в. А хочешь нравиться, да?
      (На лестнице - Варвара.)
      Ш у р а. Если Варвара узнает...
      З в о н ц о в. Тише... (Отошёл, говорит поучительно.) Н-да... Следует взять себя в руки. Надобно учиться...
      В а р в а р а. Она предпочитает говорить дерзости и пускать мыльные пузыри с Антониной...
      Ш у р а. Ну и пускаю. Люблю пускать пузыри. Что тебе - мыла жалко?
      В а р в а р а. Мне жалко - тебя. Я не знаю - как ты будешь жить? Из гимназии тебя попросили удалиться...
      Ш у р а. Неправда.
      В а р в а р а. Твоя подруга - полоумная.
      З в о н ц о в. Она хочет музыке учиться.
      В а р в а р а. Кто?
      З в о н ц о в. Шура.
      Ш у р а. Неправда. Я не хочу учиться музыке.
      В а р в а р а. Откуда же ты это взял?
      З в о н ц о в. Разве ты, Шура, не говорила, что хочешь?
      Ш у р а (уходя). Никогда не говорила.
      З в о н ц о в. Гм... Странно. Не сам же я выдумал это! Ты, Варя, очень сердито с ней...
      В а р в а р а. А ты слишком ласков.
      З в о н ц о в. Что значит - слишком? Ты же знаешь мой план...
      В а р в а р а. План - это план, но мне кажется, что ты подозрительно ласков.
      З в о н ц о в. Глупости у тебя в голове...
      В а р в а р а. Да? Глупости?
      З в о н ц о в. Сообрази сама: уместны ли в такое серьёзнейшее время сцены ревности?
      В а р в а р а. Ты зачем сюда спустился?
      З в о н ц о в. Я? Тут... объявление одно в газете. И лесник приехал, говорит: мужики медведя обложили.
      В а р в а р а. Донат - в кухне. Объявление - о чём?
      З в о н ц о в. Это, наконец, возмутительно! Как ты говоришь со мной? Что я - мальчишка? Чёрт знает...
      В а р в а р а. Не кипятись! Кажется - отец приехал. А ты в таком виде.
      (Звонцов поспешно идёт вверх, Варвара - встречать отца. Шура в зелёной тёплой кофте и в зелёном колпаке бежит к телефону, её перехватил и молча прижал к себе Булычов, за ним идёт поп Павлин, в лиловой рясе.)
      Б у л ы ч о в (сел к столу, обняв Шуру за талию, она гладит его медные, с проседью, волосы). Народа перепортили столько, что страшно глядеть...
      П а в л и н. Цветёте, Шурочка? Простите, не поздоровался...
      Ш у р а. Это я должна была сделать, отец Павлин, но папа схватил меня, как медведь...
      Б у л ы ч о в. Стой! Шурка, смирно! Куда теперь этот народ? А бесполезных людей у нас и до войны многовато было. Зря влезли в эту войну...
      П а в л и н (вздохнув). Соображения высшей власти...
      Б у л ы ч о в. С японцами тоже плохо сообразили, и получился всемирный стыд...
      П а в л и н. Однако войны не токмо разоряют, но и обогащают как опытом, так равно и...
      Б у л ы ч о в. Одни - воюют, другие - воруют.
      П а в л и н. К тому же ничто в мире не совершается помимо воли божией, и - что значит ропот наш?
      Б у л ы ч о в. Ты, Павлин Савельев, брось проповеди... Шурок, ты на лыжах бежать собралась?
      Ш у р а. Да, Антонину жду.
      Б у л ы ч о в. Ну... ладно! Не уйдёшь, так я тебя - минут через пяток - позову.
      (Шура убежала.)
      П а в л и н. Выровнялась как отроковица...
      Б у л ы ч о в. Телом - хороша, ловкая, а лицом - не удалась. Мать у неё некрасива была. Умная, как чёрт, а некрасива.
      П а в л и н. Лицо у Александры Егоровны... своеобразное... и... не лишено привлекательности. Родительница - откуда родом?
      Б у л ы ч о в. Сибирячка. Ты говоришь - высшая власть... от бога... и всё такое, ну а Дума то - как? Откуда?
      П а в л и н. Дума, это... так сказать - допущение самой власти к умалению её. Многие полагают, что даже - роковая ошибка, но священно-церковно-служителю не подобает входить в рассуждение о сих материях. К тому же в наши дни на духовенство возложена обязанность воспламенять дух бодрости... и углублять любовь к престолу, к отечеству...
      Б у л ы ч о в. Воспламенили дух да в лужу и - бух...
      П а в л и н. Как известно вам - убедил я старосту храма моего расширить хор певчих, а также беседовал с генералом Бетлингом о пожертвовании на колокол новостроящегося храма во имя небесного предстателя вашего, Егория...
      Б у л ы ч о в. Не дал на колокол?
      П а в л и н. Отказал и даже неприятно пошутил: "Медь говорит, даже в полковых оркестрах - не люблю!" Вот вам бы на колокол-то хорошо пожертвовать по причине вашего недомогания?
      Б у л ы ч о в (вставая). Колокольным звоном болезни не лечат.
      П а в л и н. Как знать? Науке причины болезней неведомы. В некоторых санаториях иностранных музыкой лечат, слышал я. Тоже и у нас существует пожарный, он игрой на трубе пользует...
      Б у л ы ч о в (усмехаясь). На какой трубе?
      П а в л и н. На медной. Говорят, весьма большая труба!
      Б у л ы ч о в. Ну, если - большая... Вылечивает?
      П а в л и н. Будто бы успешно! Всё может быть, высокопочтеннейший Егор Васильевич! Всё может быть. В тайнах живём, во мраке многочисленных и неразрешимых тайн. Кажется нам, что - светло и свет сей исходит от разума нашего, а ведь светло-то лишь для телесного зрения, дух же, может быть, разумом только затемняется и даже - угашается.
      Б у л ы ч о в (вздыхая). Эко слов-то у тебя сколько...
      П а в л и н (всё более воодушевлённо). Возьмите, примерно, блаженного Прокопия, в какой радости живёт сей муж, дурачком именуемый невегласами...
      Б у л ы ч о в. Ну, ты опять, тово... проповедуешь! Прощай-ко. Устал я.
      П а в л и н. Сердечно желаю доброго здоровья. Молитвенник ваш... (Уходит.)
      Б у л ы ч о в (щупая правый бок, подошёл к дивану, ворчит). Боров. Нажрался тела-крови Христовой... Глафира!.. Эй...
      В а р в а р а. Вы что?
      Б у л ы ч о в. Ничего. Глафиру звал. Эк ты вырядилась! Куда это?
      В а р в а р а. На спектакль для выздоравливающих...
      Б у л ы ч о в. И стёклышки на носу? Врёшь, что глаза требуют, для моды носишь...
      В а р в а р а. Папаша, вы бы поговорили с Александрой, она ведёт себя отчаянно, становится совершенно невыносимой.
      Б у л ы ч о в. Все вы - хороши! Иди! (Бормочет.) Невыносимы. Вот я... выздоровлю, я вас... вынесу!
      Г л а ф и р а. Звали?
      Б у л ы ч о в. Звал. Эх, Глаха, до чего ты хороша! Здоровая! Калёная! А Варвара у меня - выдра!
      Г л а ф и р а (заглядывая на лестницу). Её счастье. Будь она красивой, вы бы и её на постелю себе втащили.
      Б у л ы ч о в. Дочь-то? Опомнись, дура! Что говоришь?
      Г л а ф и р а. Я знаю - что! Шуру-то тискаете, как чужую... как солдат!
      Б у л ы ч о в (изумлён). Да ты, Глафира, рехнулась! Ты что: к дочери ревнуешь? Ты о Шурке не смей эдак думать. Как солдат... Как чужую! А ты бывала у солдат в руках? Ну?
      Г л а ф и р а. Не к месту... не ко времени разговоры эти. Зачем звали?
      Б у л ы ч о в. Д о н а та пошли. Стой! Дай-ко руку. Любишь всё-таки? И хворого?
      Г л а ф и р а (припадая к нему). Горе ты моё... Да - не хворай ты! Не хворай... (Оторвалась, убежала.)
      (Булычов хмуро улыбается, облизывает губы. Качает головой. Лёг.)
      Д о н а т. Доброго здоровья, Егор Васильевич!
      Б у л ы ч о в. Спасибо. С чем прибыл?
      Д о н а т. С хорошим: медведя обложили.
      Б у л ы ч о в (вздохнув). Ну, это... для зависти, а не для радости. Мне теперь медведь - не забава. Лес-то рубят?
      Д о н а т. Помаленьку. Людей нет.
      (Входит Ксения. Нарядная, руки в кольцах.)
      Б у л ы ч о в. Ты что?
      К с е н и я. Ничего. Ты бы, Егорий, не соблазнялся медведем-то, куда уж тебе охотиться.
      Б у л ы ч о в. Помолчи. Нет людей?
      Д о н а т. Старики да мальчишки остались. Князю полсотни пленных дали, так они в лесу не могут работать.
      Б у л ы ч о в. Они поди-ко с бабами работают.
      Д о н а т. Это - есть.
      Б у л ы ч о в. Да... Баба теперь голодная.
      К с е н и я. Слышно - большой разврат пошёл по деревням...
      Д о н а т. Почему разврат, Аксинья Яковлевна? Мужиков - перебили, детей-то надобно родить? Выходит так: кто перебил, тот и народи...
      Б у л ы ч о в. Похоже...
      К с е н и я. Ну уж, какие дети от пленных! Хотя, конечно, ежели мужчина здоровый...
      Б у л ы ч о в. А баба - дура, так ему от этой бабы детей иметь неохота.
      К с е н и я. У нас бабы - умные. А здоровых-то мужиков всех на войну угнали, дома остались одни... адвокаты.
      Б у л ы ч о в. Народу перепорчено - много.
      К с е н и я. Зато остальные богаче жить будут.
      Б у л ы ч о в. Сообразила!
      Д о н а т. Цари народом сыты не бывают.
      Б у л ы ч о в. Как ты сказал?
      Д о н а т. Не бывают, говорю, цари народом сыты. Своих кормить нечем, а всё хотим ещё чужих завоевать.
      Б у л ы ч о в. Верно. Это - верно!
      Д о н а т. Нельзя иначе понять - для какого смысла воюем? И вот бьют нас, за жадность.
      Б у л ы ч о в. Правильно говоришь, Донат! Вот и Яков, крестник, тоже говорит: "Жадность всему горю начало". Он - как там?
      Д о н а т. Он - ничего. Умный он у вас.
      К с е н и я. Нашел умника! Дерзкий он, а не умный.
      Д о н а т. От ума и дерзок, Аксинья Яковлевна. Он там, Егорий Васильевич, дезертиров подобрал человек десяток, поставил на работу, ничего - работают. А то они воровством баловались.
      Б у л ы ч о в. Н-ну, это... Мокроусов узнает - скандалить начнёт.
      Д о н а т. Мокроусов - знает. Он даже рад. Ему - легче.
      Б у л ы ч о в. Ну, смотри...
      (Звонцов сходит сверху.)
      Д о н а т. Медведя, значит...
      Б у л ы ч о в. Медведь - твоё счастье.
      З в о н ц о в. Разрешите предложить медведя Бетлингу! Вы знаете, он оказывает нам...
      Б у л ы ч о в. Знаю, знаю! Предлагай. А то - архиерею предложи!
      К с е н и я (усмехаясь). Вот бы поглядеть, как архиерей в медведя стреляет.
      Б у л ы ч о в. Ну, я устал. Прощай, Донат! А что-то нехорошо всё, братец мой, а? Как я захворал, так и началось неладное...
      (Донат молча поклонился, уходит.)
      Б у л ы ч о в. Аксинья, Шурку пошли мне. Ты чего мнёшься, Андрей? Говори сразу!
      З в о н ц о в. Я по поводу Лаптева...
      Б у л ы ч о в. Ну?
      З в о н ц о в. Мне стало известно, что он связался с... неблагонадёжными людьми и на ярмарке в Копосове говорил мужикам противуправительственные речи.
      Б у л ы ч о в. Брось! Ну какие теперь ярмарки? Какие мужики? И что вы все на Якова жалуетесь?
      З в о н ц о в. Но ведь он как бы член нашей семьи...
      (Шура вбегает.)
      Б у л ы ч о в. Как бы... Не очень-то вы его... своим считаете. Он вот и обедать по воскресеньям не приходит... Иди, Андрей... После расскажешь...
      Ш у р а. На Якова ябедничал?
      Б у л ы ч о в. Это - не твоё дело. Сядь сюда. На тебя тоже все жалуются.
      Ш у р а. Кто - все?
      Б у л ы ч о в. Аксинья, Варвара...
      Ш у р а. Это ещё не все.
      Б у л ы ч о в. Я серьёзно говорю, Шурёнок.
      Ш у р а. Серьёзно ты говоришь - не так.
      Б у л ы ч о в. Дерзкая ты со всеми, ничего не делаешь...
      Ш у р а. Если ничего не делаю, так в чём же дерзкая?
      Б у л ы ч о в. Не слушаешь никого.
      Ш у р а. Всех слушаю. Тошно слушать, рыжий!
      Б у л ы ч о в. Сама - рыжая, хуже меня. Вот и со мной говоришь... неладно! Надобно тебя ругать, а не хочется.
      Ш у р а. Не хочется, значит - не надо.
      Б у л ы ч о в. Ишь ты! Не хочется - не надо. Эдак-то жить легко бы, да нельзя!
      Ш у р а. А кто мешает?
      Б у л ы ч о в. Всё... все мешают. Тебе этого не понять.
      Ш у р а. А ты - научи, чтобы поняла, чтобы мне не мешали...
      Б у л ы ч о в. Ну, этому... не научишь! Ты что, Аксинья? Что ты всё бродишь, чего ищешь?
      К с е н и я. Доктор приехал, и Башкин ждёт. Лександра, оправь юбку, как ты сидишь?
      Б у л ы ч о в (встаёт). Ну, зови доктора. Лежать мне вредно, тяжелею от лежанья. Эх... Улепётывай, Шурёнок! Ногу не вывихни, гляди!
      Д о к т о р. Здравствуйте! Как мы себя чувствуем?
      Б у л ы ч о в. Неважно. Плоховато лечишь, Нифонт Григорьевич.
      Д о к т о р. Нуте-ко, пойдёмте к вам...
      Б у л ы ч о в (идя рядом с ним). Ты давай мне самые злые, самые дорогие лекарства: мне, брат, обязательно выздороветь надо! Вылечишь больницу построю, старшим будешь в ней, делай что хочешь...
      (Ушли. Ксения, Башкин.)
      К с е н и я. Что сказал, доктор-то?
      Б а ш к и н. Рак, говорит, рак в печёнке...
      К с е н и я. Ух ты, господи! Что выдумают!
      Б а ш к и н. Болезнь, говорит, опасная.
      К с е н и я. Ну конечно! Всякий своё дело самым трудным считает.
      Б а ш к и н. Не во время захворал! Кругом деньги падают, как из худого кармана, нищие тысячниками становятся, а он...
      К с е н и я. Да, да! Так богатеют люди, так богатеют!
      Б а ш к и н. Достигаев до того растучнел, что весь незастёгнутый ходит, а говорить может только тысячами. А у Егора Васильевича вроде затмения ума начинается. Намедни говорит: "Жил, говорит, я мимо настоящего дела". Что это значит?
      К с е н и я. Ох, и я замечаю - нехорошо он говорит!
      Б а ш к и н. А ведь он на твоём с сестрой капитале жить начал. Должен бы приумножать.
      К с е н и я. Ошиблась я, Мокей, давно знаю - ошиблась, Вышла замуж за приказчика, да не за того. Кабы за тебя вышла - как спокойно жили бы! А он... Господи! Какой озорник! Чего я от него не терпела. Дочь прижил на стороне да посадил на мою шею. Зятя выбрал... из плохих - похуже. Боюсь я, Мокей Петрович, обойдут, облапошат меня зять с Варварой, пустят по миру...
      Б а ш к и н. Всё возможно. Война! На войне - ни стыда, ни жалости.
      К с е н и я. Ты - старый наш слуга, тебя батюшка мой на ноги поставил, ты обо мне подумай...
      Б а ш к и н. Я и думаю...
      (Звонцов идёт.)
      З в о н ц о в. Что, доктор - ушёл?
      К с е н и я. Там ещё.
      З в о н ц о в. Мокей Петрович, как - сукно?
      Б а ш к и н. Не принимает Бетлинг.
      З в о н ц о в. А сколько надобно дать ему?
      Б а ш к и н. Тысяч... пяток, не меньше.
      К с е н и я. Экий грабитель! А ведь старик!
      З в о н ц о в. Через Жанну?
      Б а ш к и н. Да уж как установлено.
      К с е н и я. Пять тысяч! За что? А?
      З в о н ц о в. Теперь деньги дёшевы.
      К с е н и я. В чужом-то кармане...
      З в о н ц о в. Тесть согласен?
      Б а ш к и н. Вот, я пришёл узнать, согласен ли.
      Д о к т о р (вышел - берёт Звонцова под руку). Ну-с, вот что...
      К с е н и я. Ох, порадуйте нас...
      Д о к т о р. Больной должен лежать возможно больше. Всякие дела, волнения, раздражения - крайне вредны для него. Покой и покой! Затем... (Шепчет Звонцову.)
      К с е н и я. А мне почему нельзя сказать? Я - жена.
      Д о к т о р. О некоторых вещах с дамами говорить неудобно. (Снова шепчет.) Сегодня же вечером и устроим.
      К с е н и я. Что это вы устроите?
      Д о к т о р. Консилиум, совет докторов.
      К с е н и я. Ба-атюшки...
      Д о к т о р. Это - не страшно. Ну-с, до свидания! (Уходит.)
      К с е н и я. Строгий какой... Туда же! За пять минут пять целковых берёт. Шестьдесят рублей в час... вот как!
      З в о н ц о в. Он говорит - операция нужна...
      К с е н и я. Резать? Ну, уж это - нет! Нет, уж резать я не позволю...
      З в о н ц о в. Послушайте, это - невежественно! Хирургия, наука...
      К с е н и я. Плевать мне на твою науку! Вот тебе! Ты тоже невежливо говоришь со мной.
      З в о н ц о в. Я говорю не о приличиях, а о вашей темноте...
      К с е н и я. Сам не больно светел!
      (Звонцов, махнув рукой, отошёл прочь. Глафира бежит.)
      К с е н и я. Куда?
      Г л а ф и р а. Звонок из спальни...
      (Ксения идёт вместе с ней к мужу.)
      З в о н ц о в. Не во время заболел тесть.
      Б а ш к и н. Да. Стесняет. Время такое, что умные люди, как фокусники, прямо из воздуха деньги достают.
      З в о н ц о в. Н-да. К тому же революция будет.
      Б а ш к и н. Это я не одобряю. Была она в пятом году. Бестолковое дело.
      З в о н ц о в. В пятом был - бунт, а не революция. Тогда крестьяне и рабочие дома были, а теперь - на фронтах. Теперь революция будет против чиновников, губернаторов, министров.
      Б а ш к и н. Если бы так - давай бог! Чиновники хуже клещей, вцепятся, не оторвёшь...
      З в о н ц о в. Царь явно не способен править.
      Б а ш к и н. Поговаривают об этом и в купечестве. Будто мужик какой-то царицу обошёл?
      (Варвара на лестнице, слушает.)
      З в о н ц о в. Да. Григорий Распутин.
      Б а ш к и н. Не верится в колдовство.
      З в о н ц о в. А - в любовников - верите?
      Б а ш к и н. На сказку похоже. У неё - генералов - сотня.
      В а р в а р а. Глупости какие говорите вы.
      Б а ш к и н. Все так говорят, Варвара Егоровна. Я всё-таки полагаю, что без царя - нельзя!
      З в о н ц о в. Царь должен быть не в Петрограде, а - в голове. Кончился спектакль?
      В а р в а р а. Отложили. Приехал какой-то ревизор, - вечером эшелон раненых будет, около пятисот. А места для них нет.
      Г л а ф и р а. Мокей Петрович, вас зовут.
      (Башкин ушёл, оставив на столе тёплый картуз.)
      В а р в а р а. Что ты с ним откровенничаешь? Ты же знаешь, что он шпионит за нами для матери! Картуз этот он лет десять носит, жадюга! Просален весь. Не понимаю, почему ты с этим жуликом...
      З в о н ц о в. Ах, оставь! Хочу занять у него денег на взятку Бетлингу...
      В а р в а р а. Но я же тебе сказала, что всё это устроит Лиза Достигаева через Жанну! И обойдётся - дешевле...
      З в о н ц о в. Надует тебя Лизавета...
      К с е н и я (из комнаты мужа). Уговорите вы его, чтобы лежал! Он там ходит и Мокея ругает... Ах, господи!..
      З в о н ц о в. Поди ты, Варя...
      Б у л ы ч о в (в халате, в валяных туфлях). Ну, и что ещё? Несчастная война?
      Б а ш к и н (идя за ним). Кто же спорит?
      Б у л ы ч о в. Для кого несчастная?
      Б а ш к и н. Для нас.
      Б у л ы ч о в. Для кого - для нас? Ты же говоришь: от войны миллионы наживают? Ну?
      Б а ш к и н. Для народа... значит...
      Б у л ы ч о в. Народ - мужик, ему - всё равно: что жить, что умирать. Вот какая твоя правда!
      К с е н и я. Да - не сердись ты! Вредно тебе...
      Б а ш к и н. Ну, что вы? Какая же это правда?
      Б у л ы ч о в. Самая настоящая! Это и есть правда. Я говорю прямо; моё дело - деньги наживать, а мужиково - хлеб работать, товары покупать. А какая другая правда есть?
      Б а ш к и н. Конечно, это - так, а всё-таки...
      Б у л ы ч о в. Ну, а что - всё-таки? Ты о чём думаешь, когда воруешь у меня?
      Б а ш к и н. Зачем же вы обижаете?
      К с е н и я. Ну, что ты, Варя, глядишь? Уговори его! Ему лежать велено.
      Б у л ы ч о в. Ты - о народе думаешь?
      Б а ш к и н. И - при людях обижаете! Ворую! Это надо доказать!
      Б у л ы ч о в. Доказывать нечего. Всем известно: воровство дело законное. И обижать тебя - незачем. От обиды ты не станешь лучше, хуже станешь. И воруешь - не ты - рубль ворует. Он, сам по себе, есть главный вор...
      Б а ш к и н. Это один Яков Лаптев может говорить.
      Б у л ы ч о в. Вот он и говорит. Ну, ступай. А взятку Бетлингу не давать. Довольно давали, хватит ему на гроб, на саван, старому чёрту! Вы что тут собрались? Чего ждёте?
      В а р в а р а. Мы ничего не ждём...
      Б у л ы ч о в. Будто - ничего? Когда - так, идите по своим делам. Дело-то у вас - есть? Аксинья, скажи, чтоб у меня проветрили. Душно там, кислыми лекарствами пахнет. Да - пускай Глафира квасу клюковного принесёт.
      К с е н и я. Нельзя тебе квасу-то.
      Б у л ы ч о в. Иди, иди! Я сам знаю, чего нельзя, что можно.
      К с е н и я (уходя). Кабы знал...
      (Все ушли.)
      Б у л ы ч о в (обошёл вокруг стола, придерживаясь за него рукой. Смотрит в зеркало, говорит почти во весь голос). Плохо твоё дело, Егор. И рожа, брат, у тебя... не твоя какая-то!
      Г л а ф и р а (с подносом, на нём стакан молока). Вот вам молоко.
      Б у л ы ч о в. Тащи кошке. А мне - квасу. Клюковного.
      Г л а ф и р а. Квасу вам не велят давать.
      Б у л ы ч о в. Они не велят, а ты - принеси. Стой! Как по-твоему умру я?
      Г л а ф и р а. Не может этого быть.
      Б у л ы ч о в. Почему?
      Г л а ф и р а. Не верю.
      Б у л ы ч о в. Не веришь? Нет, брат, дело мое - плохо! Очень плохо, я знаю!
      Г л а ф и р а. Не верю.
      Б у л ы ч о в. Упряма. Ну, давай квасу! А я померанцевой выпью... Она - полезная. (Идёт к буфету.) Заперли, черти. Эки свиньи! Оберегают. Похоже, что я заключённый. Арестант... вроде.
      Занавес
      ВТОРОЙ АКТ
      Гостиная Булычовых. З в о н ц о в и Т я т и н - в углу, за маленьким круглым столом, на столе бутылка вина.
      З в о н ц о в (закуривая). Понял?
      Т я т и н. По чести говоря, Андрей, не нравится мне это...
      З в о н ц о в. А - деньги нравятся?
      Т я т и н. Деньги, к сожалению, нравятся.
      З в о н ц о в. Ты - кого жалеешь?
      Т я т и н. Себя, разумеется...
      З в о н ц о в. Есть чего жалеть!
      Т я т и н. Всё-таки, знаешь, я сам себе - единственный друг.
      З в о н ц о в. Ты бы не философствовал, а - думал.
      Т я т и н. Я - думаю. Девица она избалованная, трудно будет с ней.
      З в о н ц о в. Разведёшься.
      Т я т и н. А деньги-то у неё останутся...
      З в о н ц о в. Сделаем так, что у тебя будут. А Шурку я берусь укротить.
      Т я т и н. По чести сказать...
      З в о н ц о в. Так, что её поторопятся выдать замуж и приданое будет увеличено.
      Т я т и н. Это ты... остроумно! А какое приданое?
      З в о н ц о в. Пятьдесят.
      Т я т и н. Тысяч?
      З в о н ц о в. Пуговиц.
      Т я т и н. Верно?
      З в о н ц о в. Но ты подпишешь мне векселей на десять.
      Т я т и н. Тысяч?
      З в о н ц о в. Нет, рублей! Чудак!
      Т я т и н. Мно-ого...
      З в о н ц о в. Тогда - прекратим беседу.
      Т я т и н. А ты... всё это серьёзно?
      З в о н ц о в. Несерьёзно о деньгах только дураки говорят...
      Т я т и н (усмехаясь). Чёрт возьми... Замечательно придумано.
      (Входит Достигаев.)
      З в о н ц о в. Рад, что ты, кажется, что-то понимаешь. Тебе, интеллигенту-пролетарию, нельзя в эти лютые дни...
      Т я т и н. Да, да, конечно! Но - мне пора в суд.
      Д о с т и г а е в. Чем ты расстроен, Степаша?
      З в о н ц о в. Мы - о Распутине вспомнили.
      Д о с т и г а е в. Вот - участь, а? Простой, сибирский мужик - с епископами, министрами в шашки играл! Сотнями тысяч ворочал! Меньше десяти тысяч взятки - не брал! Из верных рук знаю - не брал! Вы что пьёте? Бургонское? Это винцо тяжёлое, его за обедом надо пить, некультурный народ!
      З в о н ц о в. Как вы нашли тестя?
      Д о с т и г а е в. А - чего же его искать, - он не прятался. Ты, Степаша, принёс бы стаканчик мне. (Тятин, не торопясь, уходит.) А Булычов, надо прямо сказать, в плохом виде! В опасном положении он...
      З в о н ц о в. Мне тоже кажется, что...
      Д о с т и г а е в. Да, да! Это самое. И при этом боится он умереть, а потому - обязательно умрёт. И ты этот факт - учти! Дни нашей жизни такие, что ротик разевать нельзя, ручки в карманах держать - не полагается. Государственный плетень со всех сторон свиньи подрывают, и что будет революция, так это даже губернатор понимает...
      Т я т и н [входит]. Егор Васильевич в столовую вышел.
      Д о с т и г а е в (берёт стакан). Спасибо, Степаша. Вышел, говоришь? Ну, и мы туда.
      З в о н ц о в. Промышленники, кажется, понимают свою роль...
      (Идут - Варвара, Елизавета.)
      Д о с т и г а е в. Московские-то? Ещё бы не понимали!
      Е л и з а в е т а. Они пьют, как воробушки, а там Булычов рычит слушать невозможно!
      Д о с т и г а е в. Почему Америка процветает? Потому, что там у власти сами хозяева...
      В а р в а р а. Жанна Бетлингова совершенно серьёзно верит, что в Америке кухарки на рынок в автомобилях ездят.
      Д о с т и г а е в. Вполне возможно. Хотя... наверное, вранье. А ты, Варюша, всё с военными? Хочешь быть подполковником?
      В а р в а р а. Ух, как старо! Вы о чём мечтаете, Тятин?
      Т я т и н. Да... так, вообще...
      Е л и з а в е т а (перед зеркалом). Вчера Жанна рассказала мне анекдот изумительный! Как цветок!
      Д о с т и г а е в. А ну, а ну - какой?
      Е л и з а в е т а. При мужчинах - нельзя.
      Д о с т и г а е в. Хорош цветок!
      (Варвара что-то шепнула Елизавете.)
      Е л и з а в е т а. Муж! Ты тут будешь сидеть до дна бутылки?
      Д о с т и г а е в. А - кому я мешаю?
      Е л и з а в е т а (Тятину). Вы, Стёпочка, знаете псалом: "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста"?
      Т я т и н. Что-то такое помню...
      Е л и з а в е т а (берёт его под руку). Вот эти, все - они и есть нечестивые грешники, а вы тихий юноша для луны, любви и прочего, да? (Уводит.)
      Д о с т и г а е в. Экая болтушка!
      В а р в а р а. Василий Ефимович, мать и Башкин вызвали тётку Меланью.
      Д о с т и г а е в. Игуменью? У-у, это зверь серьёзный! Она будет против фирмы Достигаев и Звонцов, она - против! Она за вывеску - Ксения Булычова и Достигаев...
      З в о н ц о в. Она может потребовать деньги из дела.
      Д о с т и г а е в. Маланьиных денег - сколько? Семьдесят тысяч?
      З в о н ц о в. Девяносто.
      Д о с т и г а е в. Всё-таки это - куш! Личные или монастыря?
      В а р в а р а. Как это узнаешь?
      Д о с т и г а е в. Узнать - можно. Узнать - всё можно! Вот - немцы, они знают не только число солдат у нас на фронте, а даже - сколько вшей на каждом солдате.
      В а р в а р а. Вы бы серьёзно что-нибудь сказали...
      Д о с т и г а е в. Милая Варюша, нельзя ни торговать, ни воевать, не умея сосчитать, сколько денег в кармане. Про Маланьины деньги узнать можно так: имеется дама Секлетея Полубояринова, она - участница нощных бдений владыки - Никандра, а - Никандр - всякие деньги любит считать. Кроме того, есть один человек в епархиальном совете, - мы его оставим в резерве. Ты, Варюша, возьми переговори с Полубояриновой, и ежели окажется, что деньжата - монастырские, ну, - сами понимаете! Куда это красавица моя ускользнула?