Где-то с минуту они смотрели друг на друга - связанный, покрытый копотью "версалец", растерявший весь свой блеск, и раненная женщина, которую доктор всё же успел уложить в постель. Галкин взгляд был на редкость спокойным. Но вот Шаверни при виде её изжелта-бледного лица с тёмными кругами под глазами начал едко усмехаться.
      – Не лучшие у вас сейчас времена, не так ли, адмирал? - съязвил он.
      – Возможно, - тихо прошелестела Галка. - Но бывало и хуже, так что не обольщайтесь. Я ещё вас переживу.
      – На вашем месте, сударь, - едко заметил д'Ожерон, - я бы подумал о собственном будущем. Скажем, о том, что вы станете говорить на суде.
      Де Шаверни бросил на губернатора испепеляющий взгляд, но поскольку это был только взгляд, а не гром с молнией, то месье д'Ожерон преспокойно не обратил на это никакого внимания.
      – Билли! - позвала Галка.
      – В трюм его, или сразу на нок-рею, а, Воробушек? - Билли в предвкушении расправы над этим "индюком" потирал руки.
      – В трюм, - усмешка Галки была слабой, но мрачной. - Только не в наш, а на "Генриха". Проследи, пусть прикуют этого типа к самому тяжёлому сундуку. А то вдруг чего с линкором, так я хочу быть уверена, что это дерьмо точно не всплывёт.
      Билли не удержался, и донёс суть приказа Воробушка до команды. И хохот, который сопровождал де Шаверни на всём пути в трюм, стал для царедворца настоящей пыткой. Такое унижение! А ведь он был облечён доверием самого короля! Но теперь… Теперь д'Ожерон не упустит случая расписать его действия в самых чёрных красках. Суд. Приговор. В лучшем случае - пожизненная тюрьма, что для человека его звания и богатства не так уж и страшно, ведь заключённые в те времена частенько содержали себя сами. Но если казнь?.. Если казнь - то пусть казнят его как человека знатного, а не насмехаются, как над простолюдином!
      Тем временем пираты занялись подсчётом потерь, и тут выходила совсем невесёлая цифра. Из двухсот семидесяти человек команды "Гардарики" в живых осталось не больше двухсот, включая человек двадцать настолько тяжело раненных, что они могли не дожить даже до возвращения в Картахену. Немыслимо большой процент потерь. На "Свароге" из пятисот на ногах около трёх с половиной сотен. Жестокая цена победы. Но пираты привыкли обращать на это немного внимания. Похоронив погибших в море, они сразу засобирались в обратный путь. Облака явственно предупреждали о близком шторме. Нужно было успеть вернуться до того, как стихия разметает корабли по всему побережью.
      Пока доктор Леклерк занимался раной капитана, на квартердеке распоряжался Эшби. Уже через час эскадра легла на обратный курс. Ещё через час к ней присоединился "Перун" - Требютор потопил трёх голландцев, остальных запугал так, что те позорно бежали. А вот его улов - подобранные остатки команд пиратских судов, пущенных голландцами на дно в два залпа - рассмешил всю эскадру. Роджерс. Со товарищи. Мокрый, злой и подавленный. Сам он не пожелал ничего объяснять, но его братва проговорилась: мол, братец этой мадам адмиральши с первого же часа так гайки закрутил, что никак повеселиться не получалось. Вот и решили выйти в море. На помощь остальным, так сказать.
      – Помощнички чёртовы, - процедил Требютор. - А ну-ка, парни, в трюм их. Пусть просохнут по дороге, а там разберёмся, кто, кому и как собирался помогать.
      Англичане возмущались, но поделать ничего не могли: они являли собой жалкие остатки той силы, которая вышла из Картахены, а Требютор чихать хотел на губернатора Ямайки и его возможный гнев, которым его честно пытался напугать обозлённый Роджерс.
      Обо всём этом Галке рассказал Джеймс, когда урвал полчаса, чтобы спуститься в каюту. Совсем оставить любимую женщину без своего внимания он не мог: а вдруг ей там без него хуже стало? Хуже не стало: доктор сумел остановить кровь и наложил тугую повязку. Но тут появилась ещё одна опасность… Словом, стерильных бинтов тогда ещё не придумали. Да и картечь французы тоже продезинфицировать не догадались. Обширного заражения удалось избежать, промыв рану ромом - о чём доктор гордо сообщил месье штурману, а Галка при этом только скрипнула зубами - но всё-таки что-то осталось. И у капитана начинался жар…
      …Галка и Владик спорили с доктором Леклерком с самого момента появления его на борту "Гардарики". Переубедить его делать какие-то вещи иначе, чем он привык, казалось совершенно нереальным. На все требования дезинфицировать раны и мыть руки перед тем, как прикасаться к пациентам, а не только после этого, Леклерк начинал возмущённо жестикулировать и кричать, что он дипломированный врач, получивший образование в Сорбонне, и не позволит каким-то там дилетантам вмешиваться в его дела со своими варварскими методами. Даже приказать Галка ему не могла, так как официально врачи не считались членами пиратской команды. Как ни бились Галка и Влад, пытаясь объяснить Леклерку, что раны начинают гноиться вовсе не от "дурного воздуха", а от грязи и инфекции, попавшей в кровь - он только отмахивался от них. Да и как объяснить ему, что такое "инфекция"? Микроскопа-то под руками не было! Он был хорошим врачом, но совершенно упёртым. В конце концов, Галка пригрозила списать его на берег - только тогда он, ворча, смирился с этими знахарскими приемами. Правда, видя на практике, что элементарный спиритус приносит больше пользы, нежели все многомудрые рассуждения парижских профессоров о разлитии чёрной желчи, сгущении жизненных соков и тому подобной ерунде, доктор стал более внимательно прислушиваться к словам московитов.
      А однажды Влад примчался к Галке с сияющим как новая монета лицом. Они только-только распрощались с очередным испанцем - его паруса ещё не растаяли вдали и, казалось, что оттуда доносятся запоздалые проклятия в адрес пиратов. И тут "братец" влетает на мостик с какой-то склянкой в руке.
      – Что это? - недовольно спросила Галка.
      Дел у неё было полно, они ещё даже не успели разобрать трофеи. Владик, словно величайшую драгоценность, протянул ей пузырёк, в котором плескалась густая тёмная жидкость.
      – Ну, и что это такое? - повторила Галка свой вопрос, не понимая, с чего это вдруг столько неумеренных восторгов.
      Тогда Влад осторожно вынул притёртую пробку.
      – На, понюхай.
      Пожав плечами, Галка взяла пузырёчек и поднесла к лицу, осторожно втягивая странно-знакомый, чуть сладковатый запах.
      – Что-то неуловимое, никак не вспомню… - протянула она, наморщив лоб.
      – Еле отобрал у одного испанца из пассажиров, - объявил Влад с довольным видом, - Тот вцепился хлеще, чем в драгоценности любимой тёщи! Ну что, не вспомнила?
      Запах был немного дурманящим. Вдохнув его ещё раз, Галка почувствовала, как от него слегка закружилась голова.
      Владик сиял, словно свежевкрученная лампочка. Галка рассердилась:
      – Давай, выкладывай, в чём дело, и не морочь мне голову!
      – Это опиум.
      – Что?!
      – Опиум, - повторил он с совершенно невинным видом.
      – Да ты что, вконец офонарел? Нафига тебе эта дрянь? По "дури" заскучал? - рассвирепевшая Галка размахнулась, чтобы выкинуть склянку. Владик едва успел поймать ее за руку.
      – Ты что! - крикнул он. - Блин, это же обезболивающее! Наркоз!
      – А ведь и правда… - Галка растерялась, - И как я сама не подумала… Ну, и как им пользоваться?
      – Не знаю, - честно признался Владик, - Пить давать, наверное. Только я понятия не имею, в каких количествах. Это же от концентрации зависит. Мало дашь - не подействует, много - пациент окочуриться может. Главное, чтобы передоза не было.
      – Ладно, - решительно сказала Галка. - Отнесём Леклерку, пускай он сам разбирается. У него как раз сейчас раненые есть - вот пускай и проверяет… опытным путем. Только если половину парней при этом угробит, я ему быстро устрою олимпийский заплыв на три тысячи литров!
      Так и сделали. Леклерк, разумеется, опять возмущался, и опять был вынужден подчиниться. Жалко только, что надолго этого снадобья не хватило бы, поэтому его оставили для самых тяжёлых случаев…
      …Тёмные тягучие капли. Одна, две. Больше доктор растворить не рискнул, всё-таки перед ним не могучий мужик, а маленькая худенькая женщина. Галка совершенно обессилела, а боль была такая, что начинала сводить с ума. Она покорно слизнула снадобье с ложечки, поморщилась.
      – Вот и хорошо, - проговорил доктор, подоткнув одеяло. - Через некоторое время боль утихнет, и вы уснёте. А это именно то, что вам в данный момент и нужно.
      Галка прикрыла глаза: скудный свет, проникавший сквозь цветные стёкла кормового окна и занавески, начинал её мучить. Очень плохой признак.
      – Идите к раненым, - едва слышно сказала женщина. - За меня не волнуйтесь. Я…буду спать.
      – Мадам, я не оставлю вас без присмотра.
      – Доктор, вы нужны на палубе, - с нажимом повторила Галка, не открывая глаз. - Надо - пришлите сюда кого-нибудь, но сами займитесь ранеными.
      Доктор махнул рукой: эта несносная женщина всегда настоит на своём.
      – Будь по вашему, мадам.
      И прислал… кого бы вы думали? Д'Ожерона. Может быть, потому, что ему единственному на борту этого корабля нечего было больше делать. А может, потому, что он же был единственным, кому Галка не могла ничего приказать. Господин губернатор не только не возмутился таким произволом судового врача, но и как будто даже не был против. У них с мадам Спарроу частенько возникали противоречия, и дружбой их отношения тоже не назовёшь, но всё же присутствовала там какая-то неуловимая теплота.
      Приоткрыв глаза, Галка узнала д'Ожерона, и едва заметно улыбнулась.
      – О, мадам, не думайте, будто для меня роль сиделки непривычна, - спокойным - каким-то "домашним", что ли - тоном заговорил месье Бертран, угадав оставшийся невысказанным вопрос. - Однажды моя дочь заболела. И, представьте себе, начала горько плакать, когда я покидал её комнату. Пришлось два дня просидеть около её постели, пока она не пошла на поправку… Да, мадам, вы правы: я вам не отец. Но вы мне в дочери годитесь. Потому не обессудьте, какое-то время я буду считать вас не адмиралом, а маленькой девочкой, которой нужен заботливый отец.
      Галка ответила ему ещё одной вымученной улыбкой, и только тут заметила, что всё перед глазами раздвоилось и поплыло. Началось действие опиума.
      "Только бы крышу не снесло этой гадостью…"

      Так прошло ещё два дня. Влад носился по городу, самолично проверяя, перепроверяя, объясняя, ругаясь и растолковывая по десятому разу одно и тоже. Пиратам и королевским французам - о дисциплине, бдительности и тому подобным вещам, о которых они забывали, казалось, уже через два часа после очередного внушения. Испанцам - о соблюдении комендантского часа, о запрете на выход из города и всяких сношениях с внешним миром. Эти тоже согласно кивали, всё понимали - конечно, для их же собственной безопасности. А уже через час в гавани вылавливали какого-нибудь рыбака, который с невинным видом пытался проскользнуть между пиратскими кораблями. Как всегда находился кто-то, кто, разумеется, не слышал приказа. Снимать блокаду Влад пока не хотел: припасов в городе по его прикидкам должно было хватить хотя бы на неделю (нужно, кстати, произвести точный учёт оставшегося провианта). В любой момент могла вернуться Галка - с добычей или без. И выпускать сейчас кого-либо из города - будь то свои или испанцы - обозначало подставлять сестрицу под удар. Неизвестно, оставались ли ещё в Картахене любители лёгкой наживы, как капитан Роджерс, или все ушли с ним. Догнать Шаверни и "генерала Мэйна" они, конечно, уже бы не сумели, но засаду вполне могли и устроить. Если предположить худший вариант - несколько пинасс и шлюпов, выйди они из гавани - могли бы подстерегать Галкину потрёпанную эскадру на подступах к городу и попытаться напасть на неё при благоприятных обстоятельствах. Тем же приёмом могли воспользоваться испанцы, только используя более крупные корабли, если бы только они владели информацией о том, что происходило в Картахене. Поэтому нужно было исключить малейшую возможность дезертирства или предательства. Случаев мародёрства вроде бы больше замечено не было: должно быть, та демонстративная казнь несколько отрезвила наиболее горячих поборников полной экспроприации. Хоть это Влада немного утешало.
      Сам он почти ничего не ел и практически не спал. Возможно, ему следовало бы как-то распределить хотя бы часть своих обязанностей между другими людьми. Но проблема-то в том заключалась, что людей у него не было. Кадоль также разрывался, как и он сам, а алькальда и Мартиньо допускать до управления городом было по-прежнему очень рискованно, хотя, Влад теперь гораздо более внимательно прислушивался к их советам и даже просто случайно оброненным словам. И всё время нарастала и увеличивалась тревога за Галку. Ну, как она там? Удалось ли догнать Шаверни? Как прошёл бой? Почему они так долго? Даже примерно предположить время их возвращения Влад не мог. Тем более не мог знать, как обстояли дела, и насколько причудливо всё закрутилось на самом деле.
      На третий день приключилась новая напасть. Влад находился в гавани, на складах, производил учёт оставшегося продовольствия, когда к нему подбежал матрос с "Экюэля".
      – Вас разыскивает дон Альваро, - запыхавшись, проговорил матрос и вложил ему в руку мятую записку, влажную от пота.
      Торопливо развернув листок, Влад прочитал следующее:
      "Вас ждёт Хавьер Варгас и ещё несколько сеньоров".
      Да, кратко, нечего сказать. Не мог алькальд поподробнее написать, чего нужно этому старому борову? Опять пришёл требовать возвращения Исабель? Влад повертел в руках бумажку. Чернила уже начали расплываться на влажном листке - жара сегодня стояла неимоверная, верный признак скорой бури. Что делать? Бежать в дом алькальда? Ага, этот мерзавец Варгас только свистнул, и Влад тут же побежал к ноге! Сейчас! Не дождётесь! Но если дело касается Исабель? Впрочем, дон Альваро и, тем более, донья Мерседес, девушку в обиду не дадут и из дома её не выпустят. А если речь идёт о ещё каких-то важных вещах? Недаром Варгас не один заявился.
      – Возвращайся в дом алькальда, - приказал Влад матросу, который отошёл было в сторону, чтобы глотнуть воды из фляги, что протянул ему приятель - один из тех, что работали сейчас в порту, проверяя и пересчитывая мешки с сухарями и бочки с солониной. Тот немедленно вернулся на место, всем своим видом показывая готовность к действию, - Передай, что я буду через час. Пусть ждут, если у них ко мне такие важные дела.
      Матрос кивнул и умчался. Влад закончил с подсчётами. На ближайшую неделю провианта должно хватить. А вот когда вернётся основной блок эскадры - тогда уже придётся туговато, не говоря уже о том, чтобы запастись провиантом для перехода. Эта зараза Роджерс уволок с собой чуть не половину, да ещё и поджёг склад напоследок - сколько сгорело, так и не удалось выяснить точно. Через полчаса работа была завершена. Влад наскоро ополоснулся и переоделся, а то ведь тоже был весь в пыли и в поту. Горизонт был ясным, небо и море - совершенно неподвижными. Но в этой неподвижной жаркой тишине существовала какая-то смутная угроза. Кадоль тоже с тревогой рассматривал плавившуюся в полуденном мареве синеву океана.
      – Не нравится мне такая погода, - проворчал он, неторопливо набивая свою неизменную трубку.
      – Мне тоже не нравится, - откликнулся Влад, - Неспокойно мне как-то. Кажется, будет шторм.
      – Будет, и нешуточный, - ответил Кадоль и сунул трубку в рот. Влад знал, что больше от него слова не добьёшься. Но и сказанного было достаточно. Старый шкипер слов на ветер не бросал, он в этом уже успел убедиться. А уж, что касается знания моря и погоды, то в этом Кадолю равных не было. Француз из Марселя, он уже чуть не сорок лет плавал в этих широтах, и все французские Карибы знал, как свои пять пальцев. И не только французские. Хоть и взял его д'Ожерон на Мартинике по рекомендации самого де Бааса, у Влада были глубокие подозрения, что прошлое шкипера Кадоля было далеко не так безоблачно, как сегодняшнее небо. Наверняка, ходил в молодости с пиратами. У Влада было совершенно чёткое ощущение, что интуиция его не подводит, но спрашивать что-либо у Кадоля было совершенно бессмысленным: усмехнётся в усы, пыхнет трубкой - вот и весь ответ.
      – Нужно закрепить корабли на якорях, как следует, - сказал ему Влад, - Проверить такелаж, свернуть получше паруса и задраить все люки. Подготовиться на случай шквала. А то будет, как у острова Мона…
      Шкипер одобрительно взглянул на молодого офицера. Всё верно говорит парень, варит голова.
      – Будет сделано, - только и сказал он.
      …Быстрым шагом, но не бегом Влад вернулся в дом алькальда. Подходя к двери, он привычным жестом откинул рукав в взглянул на часы, на свой чудом уцелевший во всех передрягах "Ролекс". Прошёл ровно час. Нормально, как обещал. Давешний матрос открыл ему дверь, и Влад прошёл в гостиную. Там его встретили донья Мерседес и побледневшая, взволнованная Исабель.
      – Они ждут вас в кабинете, - торопливо проговорила сеньора Мерседес, а Исабаль молча уцепилась за его рукав.
      "Не отдавай меня им!" - умоляли её глаза.
      – Не волнуйся, - прошептал он, улыбнувшись, чтобы немного её ободрить, - Я никому тебя не отдам. Всё будет хорошо. Сеньора Мерседес, думаю, будет лучше, если вы с Исабель подождёте окончания разговора в вашей комнате. Не оставляйте её одну, пожалуйста.
      – Хорошо, - взволнованно ответила пожилая испанка, - Я о ней позабочусь.
      Донья Мерседес никогда даже предположить не могла, что в её доме будут происходить подобные невообразимые вещи. И вот - на тебе, пожалуйста: квартируют пиратский адмирал, французский губернатор, сбежавшая из дома сеньорита, её жених-пират и вообще творится такое, что совершенно несовместимо даже с малейшими представлениями и порядочности и нормах приличия. А ей - донье Мерседес де Баррио-и-Баллестерос, пожилой благовоспитанной даме - даже нравится участвовать во всех этих безобразиях! Она сердилась сама на себя, но не могла подавить искреннего восхищения сеньорой Спарроу и её мужем, и глубокой привязанности к этому странному и красивому русскому мальчику и его невесте - такой трогательной и нежной девушке, с которой они составляли самую красивую пару из всех, что она когда-либо видела. И уже давно (как меняются представления о времени в подобной обстановке; давно - это почти целая неделя!) она положила себе в обязанность всячески им помогать и способствовать их скорейшему браку. И не менее искренне негодовала донья Мерседес по отношению к дону Хавьеру. Была бы её воля, она бы вообще его на порог не пустила! Надо же было удумать такую чудовищную вещь! Нет, возвращаться домой Исабель никак нельзя! И, хотя пожилая дама всегда превыше всех достоинств ценила скромность и послушание, и свою собственную дочь воспитывала именно в подобной морали, но сейчас она была готова поступиться собственными принципами!
      Тяжёлая резная дверь в кабинет закрылась за Владом, пара вооружённых матросов на всякий случай встала возле двери - на всякий случай. Донья Мерседес осторожно взяла Исабель под локоть.
      – Пойдём, милая, - ласково проговорила она, уводя девушку в свою комнату, - Предоставим мужчинам разбираться в их мужских делах.
      В кабинете Влада ждало любопытное сборище. Помимо дона Альваро, сидевшего возле стола, и Мартина, тенью стоявшего позади своего шефа, в креслах разместилось ещё человек пять купцов и знатных испанцев. Некоторых Влад тут же узнал. Ещё бы, как не узнать людей, которых Галка тогда так славно обчистила в ратуше! Вот сидит Алонсо Гонсалес, вон Эдуардо Гомес в сопровождении сына, вон Фернандо Луис де Сантана, а вон и старый знакомый - сам Хавьер Варгас собственной персоной, без сопровождения. Он тяжело развалился в кресле, ножки которого, казалось, даже подгибались под весом этой туши. На лёгкий кивок Влада никто из собравшихся не отреагировал, кроме дона Альваро и Мартина. Влад усмехнулся.
      – Ну, что же, - заметил он, направляясь к письменному столу и спокойно усаживаясь в кресло, - Обойдёмся сегодня без церемоний. С чем пожаловали, господа?
      Все молчали. Дон Альваро, которого, видимо, эти заговорщики пытались делегировать и использовать как посредника, поднял руки и отрицательно покачал головой. Мол, сами сюда пришли, сами и разбирайтесь, а меня не впутывайте. Мартин стоял с совершенно невозмутимым видом, довольно успешно притворяясь неподвижной статуей. Несколько мгновений Хавьер Варгас сверлил взором алькальда, после чего немного подался вперёд (кресло застонало) и заговорил сам:
      – В городе через несколько дней наступит голод. Провизия кончается. Вы же не выпускаете даже рыбаков на ловлю рыбы!
      – Провизии в городе пока достаточно, - отрезал Влад, - Сегодня я сам провёл учёт на городском складе.
      – Видимо, вы учитывали только своих… матросов, - не удержался от комментария де Сантана, - А о жителях вы подумали?
      – Что вы предлагаете? - перебил его Влад, - Вы же не просто так сюда все заявились! С чего это вдруг вас так озаботила судьба простых жителей Картахены?
      – Мы просим вас вернуть часть сданных нами денег…
      – Что-о? - Влад даже рассмеялся от такой наглости, - Вы соображаете, что вы говорите?
      – Эти деньги пойдут не нам, - поспешил успокоить пиратского офицера Эдуардо Гомес, - Мы их все, до последней песеты используем для покупки зерна и мяса! Клянусь вам!
      Владу стало очень весело. Он с любопытством рассматривал этих людей, наивно полагавших, что он сейчас купится на эту детскую уловку.
      – Да? - спросил он, - И как именно вы собираетесь производить закупку продовольствия?
      Тут, не понявшие иронии испанцы (или это он по-испански говорил так плохо, что не смог донести весь свой сарказм?), наперебой бросились объяснять ему, у кого именно из их поставщиков можно купить сейчас хлеб и маис, у кого - стадо коров, на какое количество телег это всё можно погрузить, и сколько человек надобно вывести из города, чтобы перегнать стадо. Влад сидел и улыбался. Боже мой! Чтобы он вот так вот взял и открыл ворота, выпустил из Картахены полсотни людей, а потом впустил обратно неизвестно кого? То есть пару отрядов испанских солдат? Чтобы он вот так вот вернул им деньги ни за что, ни про что? Которых, к тому же, у него и нет!
      Варгас, наконец, правильно истолковал его сардоническую улыбку.
      – Если вы сомневаетесь в нашей честности, вы можете отправить с нашими людьми часть своих… матросов…
      Тут Влад уже просто, не сдерживаясь, расхохотался. Ослабить и без того малочисленный пиратский отряд?! Да они его что, за ребёнка держат?
      – Нет, господа, - всё ещё продолжая смеяться ответил он. - Мы поступим по другому. Эй, Брюно! - крикнул он, и в дверь тотчас просунулась голова матроса с "Экюэля".
      Влад, посмеиваясь, вынул из кармана записную книжку, перелистнул несколько страниц и, подтянув к себе бумагу и чернильницу, быстро что-то написал. Потом сунул Брюно записку.
      – Ну-ка, сбегай к Кадолю в гавань, вели ему взять человек двадцать, и прочесать вот эти адреса. А вот по этим адресам, - тут Влад сунул ему вторую записку, - Кадоль пускай отправит другой отряд. Проверим подвалы этих господ на предмет наличия в них корочки хлеба.
      Матрос понимающе улыбнулся и пошёл к выходу. Испанцы сообразили, наконец, что происходит. Это же их подвалы сейчас будут обыскивать! Начался крик, шум, вопли возмущения мешались с проклятиями и оскорблениями. Сын Эдуардо Гомеса - мальчик лет пятнадцати - даже попытался наброситься со шпагой на этого бездушного пирата. Влад быстро выхватил из-за пояса пистолет и выпалил в потолок. Посыпалась штукатурка. Это отрезвило испанцев быстрее и эффективнее, нежели любые крики и оскорбления. Все замерли на месте, а на шум выстрела примчались дежурные матросы с ружьями пистолетами в руках.
      – Ничего, всё в порядке, - успокоил Влад подчинённых, методично перезаряжая пистолет. - Через пару часов вернутся люди, посланные мною на рекогносцировку, вот тогда и поговорим. А пока - пока эти господа у нас погостят немного. Составьте им компанию, чтобы они не скучали.