Чужую ниву жала (Буймир - 1)

      Генерал усовещал, вразумлял людей, призывал припасть к ногам милосердного царя-батюшки, благодарить.
      И тут случилось неожиданное. Ивко не стерпел, нарушил торжественность минуты, перебил самого генерала словом:
      - Рано благодарить, еще слезы не высохли и травой не заросли могилы...
      Казаки схватили Ивка, избили чуть не до смерти, исполосовали старые кости нагайками, порвали жилы; старик бессильно распластался на земле, долго ли Ивку жить? Люди составляли приговор, благодарили царя за милости...
      Отслужили молебен, чтобы господь избавил людей от напастей, от дьявольского искушения, просветил головы. Люди молились, плакали, отец Онуфрий произнес проповедь. Забыли бога - казаки напомнили. Всем миром пели "Спаси, господи, люди твоя". А что было в мыслях, на сердце? Сильнее всего горланили, заходились в крике Мамай с Калиткой. От натуги мясистые лица их наливались кровью, они взывали к богу, молились за царя.
      Крестьяне свозили хлеб и сено Харитоненке. Тянули с каждой хаты, казаки подгоняли. Снова на селе распоряжаются земский, эконом, старшина. Придется везти собственный сноп, зимой люди будут сидеть без куска хлеба, и скотина будет голодать. Снова крестьяне отдают даровую силу Харитоненке. Старшина угождает эконому, земскому, верный слуга царю...
      Но уже не те стали люди, раскрылись их глаза. Они держали в страхе палачей... Сейчас усмирили - надолго ли?.. Дни освобождения засияли и погасли - надолго ли? Свобода, правда вошли в сердце, и не погасить их никогда. Праведная кровь народа взывает к расплате.
      Земский срамил Мамая в волостном правлении: а ты-то чего полез к бунтарям, ты же зажиточный хозяин?! Мамай оправдывался перед земским: из страха... угрожали, все село может подтвердить. И на поле Мамая побили, когда он хотел защитить, спасти машины, остановить разгром, пострадал за панское добро. У самого Мамая на поле дубы срубили, вековые дубы, и до сих пор сердце болит. А он-то сам что? Растаскивал панское добро? Хотел сберечь для пана. Не давал ломать машины. За что его и побили, чуть печенки не отбили. Кровью исходил... тяжко оболгали человека. Мало ли пропало добра у Мамая? Растащили, покалечили хозяйство... Разве не приходилось платить по рублю поденщикам в жатву? Сельский комитет постановил. Ей-ей, Мамай сам пострадал от бунтарей...
      Старшина снова ходил в чести и славе - награда и благодарность, слышно, получена от самого царя.
      И опять в страхе держит старшина людей, не раз напоминает обществу:
      - А что? Не говорил ли я - будете поливать эти пеньки водой, чтобы снова дубы выросли? Не по-моему разве вышло?
      Однако покорны ли люди? Не держат ли за пазухой камень? Тайком гуторят, завидя начальство, умолкают, вослед бросают лютые взгляды. Вот это и беспокоит старшину.
      ...Ивко смотрел на пепелище словно сквозь землю - никак не мог перед смертью разгадать тайну жизни...
      Народ пробудился, народ восстал... Придавили, приглушили, потопили свободу, залили кровью землю. Хотели убить веру в правду. Плач стоит над селами. Подождите, люди, придет время, заплачут и палачи.
      - Сын мой дорогой... Орина, Павло... замученные дети...
      Опустил голову, страдальческая слеза упала на пепелище, задумался, сказал:
      - Придет ли та сила, которая поведет народ к победе?
      ...Над пожарищем засияло солнце.
      1940