Высший балл за талантливость получил Пушкин. В одной его строке из "Каменного гостя", по данным нашего математика, заложено 100 процентов информации. В этой строке, как, впрочем, и во всех остальных строках Пушкина, нет ни одного пустого слова.
      Увы, просчитанный на электронно-вычислительной машине вместе с Пушкиным один наш литератор получил нулевой балл, ибо в лучших его строчках было заложено не более трех процентов информации.
      В условиях сегодняшнего момента принцип качества информации, заложенной в литературе, перестает быть вопросом тех или иных вкусовых привязанностей, но становится предметом политики, поскольку литература должна "чувственно" угадывать те глубинные процессы, которые происходят (или начинают происходить) в обществе, в мире. При этом, я думаю, нет нужды объяснять, что термин "объем информации" подразумевает не количество действующих лиц и перечисление географических названий: "информация" литературы - это эмоциональный сгусток новых знаний, идей, гипотез, пропущенных сквозь жизнь героев...
      Видимо, одна из главных проблем, которая должна быть изучена нами безотлагательно, - это проблема взаимосвязанности научно-технической революции, педагогики и литературы. Всем известно, что теперь в школе алгебру изучают с первого класса. Наше поколение сорокалетних изучало ее в седьмом. Всем известно, что во многих языковых школах дети уже в пятом и шестом классах изучают физику и химию на английском, немецком, испанском и французском языках. Когда я знакомился в школах с методикой преподавания, меня восхищала революционная смелость в подаче десятилетним гражданам Страны Советов новейших достижений науки и техники. В то же время методика преподавания литературы, истории, эстетики осталась - увы - такой же, какой была десять, двадцать лет назад. Мы не можем позволить, чтобы к литературе десятилетний гражданин, знающий, как включать ТВ, относился как к предмету, который надо сдать в конце года, или, что еще хуже, как к некоему сладкому придатку великого машинного периода нашего развития, когда человек берет книгу, для того чтобы отдохнуть, забыться и поскорее уснуть после дня трудов праведных. Для того чтобы лучше понять предмет, следует обратить более пристальное внимание на крайности. Помочь в изучении крайностей нам должны социологи равно в такой мере, в какой и мы должны помочь им. К сожалению, лишь "Комсомольская правда" проводит опросы общественного мнения, причем газета эта интересуется кругом проблем, которые затрагивают отнюдь не только одну литературу. Было бы, вероятно, целесообразно провести несколько социологических исследований по поводу того, что сейчас читают, к чему сейчас рвутся в библиотеках и, наконец, что читатель перестает принимать. Среди великолепных завоеваний, которыми по праву можем гордиться мы, люди Советского Союза, есть главное: ни в одной стране мира нет такого читателя, какого имеем мы, - доброго, беспощадно требовательного и высокоподготовленного. По данным Центрального статистического управления, более 50 процентов населения Советского Союза, то есть более 130 миллионов человек, рождены в 1945 году и позже. Это люди, не знавшие войны, это люди, обязанные (по Конституции) окончить десять классов, получив там знания, к уровню которых мы подбирались на третьих и четвертых курсах институтов еще десять - двадцать лет назад.
      Проводя социологические опросы читательского мнения в стране, мы сможем определить для себя очень много нового, принципиально для нас важного. Мы сможем определить для себя то, что поможет нам в той конкретной работе, которую предстоит проводить - чем дальше, тем слаженней и четче. Когда мы сейчас обращаемся к Госплану Союза и к Министерству бумажной и целлюлозной промышленности, когда мы браним, и, вероятно, справедливо браним, полиграфическую промышленность, мы выступаем в роли некиих абстрактно вещающих оракулов. Но время - новое время, исповедующее идеи плюс факты и цифры, предполагает деловой разговор, когда слова и требования подтверждаются математически точными выкладками, ибо мы говорим не столько от имени 7 тысяч членов Союза писателей, но от имени 250 миллионов сограждан. Не знаю, как кто, а для меня были шоковыми посещения ряда библиотек. То, что мы считаем "затвержденной литературной ценностью", стоит и пылится на полках, а то, мимо чего проходит критика, расхватывается моментально, читатели выстраиваются в очередь. Пора, видимо, провести совещание, совместное совещание писателей, издателей, библиотекарей и педагогов, для того чтобы отладить нашу работу на будущее.
      Я помню, как весной 1968 года самолет полярной авиации, пилотируемый Героем Советского Союза Константином Михаленко (человек этот, кстати сказать, совмещает в своем лице две профессии - в свободное время, в период полярного лета, он пишет пейзажи, а в длинные дни полярной зимы трещит на пишущей машинке - в маленьком "балке" полярной станции он работает над своими книгами, три из которых уже изданы нашими издательствами), приземлился на изломанной льдине возле дрейфующей станции "Северный полюс - 13". Было принято решение о срочной эвакуации, потому что положение было сугубо угрожающим. Михаленко забрал с собой почти всех зимовщиков, и на льдине осталось семь человек: начальник станции, радист, метеоролог, моторист, доктор, ученый-исследователь из Арктического и Антарктического института и я, - журналист из "Правды". Чтобы не терять зря времени, поджидая возвращения Михаленко, ученый из Ленинграда начал свою - в высшей мере интересную - работу: он проводил социологические тесты на совместимость. Среди этих тестов был один, имеющий к нам, писателям, самое прямое отношение: "Какую литературу вы читаете? Каким жанром вы увлечены более всего?" Ответы, полученные в результате тайного голосования, были занятны - четыре человека высказались за литературу научно-художественную, два человека сообщили, что они читают классику, и один ответил: "Ничего, кроме сказок, читать не хочу". Этот социологический опрос полярников - настоящих солдат науки и настоящих читателей - на разломанной льдине, опрос в тревожные часы ожидания, мог бы показаться частностью, крайней частностью. Однако в этом году в Париже советский редактор журнала "Курьер ЮНЕСКО" Георгий Стеценко сказал мне, что, по данным ООН, более половины читающего населения земного шара сейчас тяготеют к литературе факта, то есть к литературе, несущей в себе оптимальный заряд информации.
      ...Я предвижу возможные обвинения в некоем "математическом уклоне", в некоей "научно-технической оппозиции" традициям изящной словесности. Однако если взять рассказы Чехова, то каждый из них наполнен информацией до такой степени, что невольно убеждаешься - чувство конкретно и предметно, как номер дома и описание внешности человека, если только сделано это руками мастера, великолепно ощущающего время и те новации, которые время ежеминутно, ежечасно и ежедневно привносит в мир. Мы все восхищались и будем восхищаться великим поэтом Цадаса: он пел мир, который видел окрест; он жил на свете много лет, и он многое помнил, но ведь вошел он в литературу своими песнями о наших днях, о новом, а не о том, что ушло.
      К сожалению, многие наши литераторы - отнюдь не столетние - упоенно поют прошлое, которое ушло безвозвратно.
      Некоторые литераторы, видимо, оказались не подготовленными к тому уровню научно-технического прогресса, которого достигла наша страна в результате победы революции. Получается "вилка": с одной стороны - уровень знаний, обязательных для школьника, студента, квалифицированного рабочего, инженера, врача, пилота; с другой - уровень знаний, которыми располагает иной литератор, не поднимающийся в своем творчестве выше своих юношеских воспоминаний. Литература памяти, "локальная литература", сейчас может оказаться фактором девальвации слова и мысли. Читатели ищут ответов на вопросы, тревожащие их. А если читатель образованнее писателя - тогда как?
      Когда я говорю о том, что информация, заложенная в литературе, стала вопросом политики, я отнюдь не голословен. О сиюминутных процессах, происходящих в обществе, человечество судит по газетам, по передачам телевидения и радио, иногда по слухам, хорошо проверенным или же хорошо организованным. Но история общества остается навечно в памяти поколений, лишь если искусство оставит свою коллективную роспись на стенах того здания, в котором мы все вместе имеем высокую честь и не менее высокую ответственность жить. Было бы неверно понукать нашу литературу и требовать от нее немедленного ответа на те сложнейшие вопросы, которые выдвинула, выдвигает и будет выдвигать жизнь. Но тенденция позволяет прогнозировать. Приходится поэтому признать, что одной из тенденций нашей литературы стала определенная неторопливость. Да, воистину служение муз не терпит суеты. Но почему мы должны считать, что лишь публицистика и очерк вправе бить на переднем крае современности? Галина Николаева, столь рано ушедшая от нас, умела в своей прозе быть разведчиком будущего. Мы люди богатые, у нас громадное наследие прошлого; оно прекрасно, высокотрагично, замечательно, - но оно немыслимо вне настоящего. У нас определена перспектива будущего. Но и она невозможна вне настоящего. Изучая проблемы сегодняшнего дня, выверяя его прошлым и соотнося с будущим, мы должны думать о том поколении, которое идет следом за нами. А это поколение заряжено информацией нового значительно больше, чем мы. Да, действительно, очень трудно соответствовать в своем творчестве уровню знаний растущего поколения. Нельзя формировать поколение, находясь в арьергарде; очень трудно делать это, находясь в одном ряду с поколением. Формировать поколение можно, лишь вырвавшись вперед, в авангард, определяемый уровнем знаний семидесятых годов XX века.
      Заехал в "Асахи". Интересные новости. Президент Токийского университета Исиро Като собирается подать в отставку - студенты продолжают бастовать. Като считает целесообразным провести выборы президента университета, ибо сейчас, с его точки зрения, студенческая проблема упирается в выборность руководства.
      Политический обозреватель "Асахи" сказал, что министерство образования отводит от себя страсти, предоставляя самым молодым сталкиваться лбами.
      - Это, - сказал он мне, - первая попытка власть предержащих решить студенческую проблему руками студентов.
      Из "Асахи" зашел в сингапурское посольство. Оно расположено на 32-м этаже небоскреба Касумигасеки. Вы входите в это великолепное здание и попадаете в царство музыки. Она звучит здесь всюду. Едете в лифте - музыка; выходите из лифта - музыка. Это здание - вызов природе, ибо землетрясения - бич Японии. Касумигасеки призвано доказать, что люди теперь сильнее необузданных сил стихии.
      ...Посольский атташе - милый парень мистер Сун. Он попросил меня выяснить номер рейса и точную дату вылета. Пообещал дать сингапурскую визу сразу же, как только я сообщу ему эти данные.
      Поинтересовался:
      - На какие средства живет семья во время ваших поездок?
      - На деньги, которые я зарабатываю книгами.
      - А сколько вы им отсюда посылаете?
      - Не до жиру, быть бы живу, - посмеялся я.
      Спускался в лифте, битком набитом служащими. Люди быстро и точно пристраивались друг к другу, никто никого не толкал. Это типично для японцев уметь "организовать" себя в малом пространстве.
      Зашел перекусить в маленький кабачок. Во всех без исключения кабачках, помимо обязательных цветов и аквариума со странными рыбами, стоит цветной телевизор. Во время обеденного перерыва и вечером, после работы, сюда приходят люди не только перекусить, но и посмотреть новости, фильм, спорт.
      Восхищает здешняя церемония встреч и прощаний. Целый ритуал: серия поклонов, обязательные улыбки, - это нежно и прекрасно. Однако молодежь, которая чем дальше, тем больше начинает экономить время, от этой традиции отказывается. Действительно, целесообразнее на прощание сказать: "Сиа" (то есть "Си ю агейн" - "Увидимся снова" - парафраз нашего "до свидания"), чем три минуты раскланиваться. (В свое время некий президент США, просмотрев подготовленный помощником документ, написал на уголке две буквы: "О. К.". Президент был не в ладах с грамотой, писать следовало: "А. С.", то есть "All correct" - "все правильно". Но ошибку президента канонизировали. И с тех пор американцы вместо "эй си", то есть "А. С.", говорят "о кэй - "О. К.".)
      ...В Токио, в этот город каменных громадин, залетел ястреб. Долго парил в воздухе, пропуская под собой поток машин, а потом скрылся за небоскребом Касумигасеки. Растерянный он был и испуганный.
      Когда я вернулся в отель, портье передал "месседж": звонили из Центрального комитета партии "Комейто" - меня могут принять. По поручению ЦК принимать меня будут депутат парламента Ватанабе и главный редактор "Сейкио-пресс" (это объединение газет, журналов и издательств "Комейто" и религиозной организации "Сока Гаккай") господин Эйносико Акия.
      Рано утром ко мне приехали Ватанабе-сан, Акия-сан и Икеда-сан, главный редактор большого и очень популярного журнала "Усио" ("Прилив"). Это идеологический флагшток партии "Комейто". Каждому из них нет еще сорока. Тем не менее это серьезные, сформировавшиеся политики. Они пригласили меня не в ЦК, а в храм "Дайсе кидзи", у подножия горы Фудзи. Огромный храм этот, состоящий из многих зданий, построен недавно на добровольные пожертвования членов "Сока Гаккай". За очень короткий период было собрано 35 миллиардов иен. Храм производит совершенно поразительное впечатление радиофицированными молельными пагодами. Стариков очень мало, в основном молодежь. Когда Ватанабе рассказал мне о том, с чего начинали партия "Комейто" и религиозная секта "Сока Гаккай", я лишний раз убедился, что к этой силе следует относиться сугубо серьезно. В 1945 году в стране было всего 20 тысяч семей - членов "Сока Гаккай". Было запланировано к 1970 году привлечь к себе 6 миллионов семей, но уже в 1968 году "Сока Гаккай" объединяла, по словам Ватанабе, 7 миллионов семей. (Эта религиозная община исчисляет число своих членов по семьям.)
      Ватанабе подчеркнул, что до 1964 года "Сока Гаккай" не хотела иметь партии, не хотела никакой политической борьбы, рассчитывая на бескровную победу идеи "гармонии нации". "Сока Гаккай" была уверена, что учение охватит большинство японцев, а потом - естественно - и правительство. Однако и традиционный буддизм, и целый ряд космополитических промышленных концернов были испуганы ростом "Сока Гаккай", начались гонения. Поэтому возникла политическая партия "Комейто". Ватанабе подчеркнул, что нельзя смешивать "Комейто" и "Сока Гаккай":
      - Мы разные организации. Члены нашей партии всего лишь исповедуют доктрину "Сока Гаккай". Именно эта доктрина приведет нас к власти.
      - Вы убеждены, что придете к власти?
      - Убеждены.
      - На чем строится эта убежденность?
      - На том, что мы вобрали в себя самые великие учения мира: буддизм, марксизм-ленинизм, традиционный японский дух и элементы учения Гегеля. Мы материализовали религию, понятную всем людям. Наша главная цель - показать миру путь развития страны без войны. "Сока Гаккай" преследовалась за мирные устремления. Мы не отступили от своих мирных устремлениостей. Мы верим в них. Мы считаем мир божьей идеей.
      В чем порок христианства, иудаизма, мусульманства? В том, что эти религии разошлись с прогрессом, утверждая наличие непознаваемого чуда. То, что эти религии не могут объяснить, они называют ересью или чудом. А это неверно. Теперешний уровень развития знания отвергает концепцию Христа, Иеговы и Мухаммеда. Мы взяли у Будды теорию причинных связей; мы взяли у Маркса теорию труда и капитала. Это наши отправные, краеугольные камни, и, опершись на них, мы занимаемся сейчас внутренним миром человека.
      Сидящий впереди, рядом с шофером, редактор журнала "Усио" Икеда-сан улыбнулся.
      - В подтверждение слов моего друга я расскажу вам две маленькие притчи. Вы тогда поймете, вокруг чего мы сейчас ходим - в плане моральном... Вы, наверное, знаете, что кисти для иероглифов делаются из шерсти барсука. Это большое искусство - делать кисти для иероглифов. Сейчас в Японии осталось всего несколько семидесятилетних старцев, которым знакомо это искусство. А учеников у них нет. Есть у нас три самых древних старика, которые умеют делать кисти не только из барсука, но и - это самые дорогие кисти - из шерсти мышей и крыс. Найти такую мышь, из которой можно сделать кисть, крайне трудно. Необходима мышь, которая не лазает в норы, - иначе у нее стирается шкурка. Эти три старика ездят в Кобе, на суда, которые возят зерно, и там ловят крыс, которые не имеют нор, так как они живут на кораблях - в трюмах. За год старики делают десять кистей. Их кисти ценятся, ими умиляются, этими кистями работают каллиграфически, их используют в лаковой живописи. А никто из молодежи учиться этому искусству не хочет. Умрут старики - умрет идея, умрет традиция. Я знаю архитектора, преподавателя университета, который любит и умеет строить национальные японские дома. Не подделки на потребу туристам, а истинные японские дома. У архитектора есть бригада плотников - два человека, истинные умельцы. Однажды плотники заболели, у архитектора кончался срок подряда, и он был вынужден пригласить других плотников. Вместо стариков, которые "работают" дерево руками, которые после каждого движения стамески ощупывают дерево, пришли два молодых человека в американских галстуках, с электрорубанками. Они все добротно сделали. А старичок архитектор расстроился и слег, потому что в работе плотников не было искусства.
      Я сказал г-ну Икеда, что притчи занятны. Когда у стариков никто не учится, это, естественно, плохо. Но что плохого в электрорубанке? Рабочий получает экономию времени. Он выгадывает часы для чтения.
      Ватанабе, человек резкий, смешливый и быстрый, сказал:
      - Так вы заберетесь в схоластические дебри. Давайте продолжать беседу по существу. Про кисточки потом... Итак, мы стоим в оппозиции к правительству Сато. Мы будем поддерживать на выборах не только своих кандидатов. Мы будем поддерживать "личность". Для нас главный вопрос: кто есть кто? О нас говорят сейчас как об истинных демократических социалистах. Вопрос слияния с социал-демократами? Что ж, я не отвергаю такой возможности. Вы знаете, что мы обещаем народу? Я перечислю по пунктам. Первое - освобождение от налогов лиц, которые получают меньше миллиона иен в год. Я имею в виду, - пояснил он, семью, состоящую из пяти человек. Второе - мы настаиваем на том, чтобы была заморожена плата за коммунальные услуги на год. Третье - мы обещаем, если мы будем победителями на выборах в парламент, добиться твердых мер по безопасности транспорта. Мы, "Комейто", говорим о себе: "Партия чистой политики".
      Далее Ватанабе сказал, что, по их мнению, 230 тысяч студентов из 8 миллионов учащихся являются членами "Сока Гаккай". 80 процентов членов партии "Комейто" составляют люди, имеющие неполное среднее образование. Очень много членов партии, работающих в сфере сервиса.
      (В людях, работающих в сфере сервиса, подчас заложен неразбуженный эмбрион ненависти к тем, кого они обслуживают.)
      Ватанабе продолжал, что очень много людей, принадлежащих к "Комейто", занято в строительной и обрабатывающей промышленности.
      - Поскольку семь миллионов семей отчисляют добровольные взносы, мы можем создать и свои профсоюзы, а в будущем, - уверенно добавил он, - мы будем создавать свою промышленность.
      Я спросил:
      - Как журналисты пишут о вашей партии? Он засмеялся:
      - Ну, журналисты о нашей партии пишут не очень много, они боятся бойкота тех газет, с которыми мы связаны. А мы имеем серьезный вес в Токио, Иокогаме, в Нагое, Осака, в Киото. Обратите внимание еще вот на что. У нас практически нет священников, а мы растем - и численно и качественно - из года в год. В чем дело? А в том, что сами верующие распространяют веру. После капитуляции японцев учили, что их миссия в будущем - это строительство нового, демократического строя. Но это строительство шло с нищетой, с болезнями, с тяжелыми жилищными условиями, с низкой заработной платой. Отсюда в Японии так сильна тяга к духовной опоре, но не к скомпрометировавшему себя слепым догматизмом традиционному буддизму.
      Мы против всякого рода титулов и знаков отличия. Когда наши активисты гордятся своими титулами, поверьте, это идет от чистого сердца. И титулы у нас не очень-то звучные, совсем не самурайские: "руководитель ячейки", "руководитель группы", "начальник отдела", "лектор", "профессор", "начальник штаба".
      - Какой титул у вас?
      - Высший. Начальник штаба.
      Ватанабе быстро закурил и продолжил:
      - Вы должны отметить, что по всей стране у нас сейчас работают "консультационные пункты". Там наши депутаты парламента и активисты выслушивают жалобы людей, причем не отписочно - мы дорожим престижем. Мы действительно стараемся помочь. Мы сидим в консультационных пунктах не для того, чтобы завоевать дешевый авторитет перед выборами, а для того, чтобы помочь людям...
      Вы спрашиваете, - продолжал он, - что я думаю о будущем нашей партии? Я убежден, что в течение ближайших десяти лет придем к победе на выборах. Мы станем самой сильной оппозиционной партией, и, я думаю, в течение десяти лет мы завоюем политическую власть в стране. В чем причина наших побед? В нашей молодости. У нас и генеральный секретарь партии, и президент, и члены ЦК молоды.
      - Можно и постареть...
      Ватанабе серьезно ответил:
      - Эту опасность мы учли. У нас приняты организационные положения, которые не дадут возможности постареть - ни партии, ни религиозной организации "Сока Гаккай". Мы будем саморегулировать себя. Люди, которые морально постареют, уйдут в сторону.
      Я спросил Ватанабе:
      - Скажите, Толстой оказал влияние на ваши идейные концепции?
      Ватанабе ответил сразу же:
      - Нет.
      Директор издательского концерна "Комейто" Акия не согласился:
      - Толстой в чем-то, бесспорно, оказал на нас влияние. Но я бы уточнил: на нас влияла его проза. Учение Толстого идеалистично, оно не дает ключа к решению главных проблем. И потом - оно рождено христианством, а потому неверно. Возьмите его теорию непротивления злу насилием. Если этого не делают государства, то почему это должны делать люди? Средства коммуникации стали массовыми. Люди видят, как себя ведут государства. А ведь государства - это большие люди. И, увы, маленькие люди подражают этим махинам.
      - Нам трудно, - продолжал Ватанабе, - ибо мы ищем пути к сердцам людей. Ватикан пестует веру в Христа около двух тысяч лет, и это - со всеми моральными издержками христианства: с инквизицией, морами, войнами. Тем не менее две тысячи лет - это не шутка. Люди думают: "Миллиарды предков, наши пра-прапрадеды и прадеды, не могли быть глупцами, исповедуя веру в Христа".
      - Ваше кредо в международных делах?
      - Мы выступаем против агрессии американского империализма во Вьетнаме; мы настаиваем на мирном объединении Вьетнама и Кореи; мы против американского империализма; мы выступаем за запрещение ядерного оружия; мы выступаем за мир во всем мире... Мы верим в то, что вы - нация, стремящаяся к миру. Смешно в это не верить - вы пережили такую страшную войну против фашизма. Мы видим в вашей стране много хорошего. Мы тоже хотим национализации, мы тоже хотим демократического социализма в Японии.
      Ватанабе продолжал:
      - Вы говорите о необходимости отлаживания серьезных контактов между нашими странами. Верно. Мы тоже об этом говорим. Ну, а почему бы вам, к примеру, не купить у нас автомобили?
      - Выгода должна быть двусторонняя. Мы строим свои автомобильные заводы.
      - Хорошо. Вы предлагаете развивать торговлю. У нас на побережье двенадцать великолепных портов, а у вас только один. Если вы думаете о перспективном налаживании торговых отношений с нами, то, наверное, стоило бы вам начать строительство портов. Это было бы надежной гарантией для наших торговцев. Мы тогда могли бы - в определенной мере - повлиять на целый ряд промышленных концернов.
      Внезапно Ватанабе рассмеялся:
      - Хотите признаюсь, почему я так радею о наших отношениях? У меня была русская няня. Она эмигрировала еще до революции. Я ее очень любил и, когда был маленьким, хорошо говорил по-русски. Но я, - он снова улыбнулся, - не буржуй. Няня была членом нашей семьи. Отец был рабочим, квалифицированным рабочим, он погиб на фронте... Знаете, почему я еще так уверен в нашей конечной победе? Либерально-демократическая партия опирается на крестьянство, всячески заигрывает с крестьянством. Но ЛДП - правящая партия, следовательно, она напрямую связана с политикой. А определять политику Японии нельзя без контактов с монополиями. А тем в свою очередь нужны дешевые рабочие руки. Отсюда - постепенная пауперизация японского крестьянства, неустроенность людей, попавших в город, множество личных трагедий. Отсюда рост влияния "Сока Гаккай". Мы не делаем ставку ни на крестьянина, ни на рабочего, ни на студента. Мы ставим на семью. Крестьяне, которые выпадают из привычных сельских условий, разочаровываются в либерально-демократической партии. А поскольку "экономическому чуду" в Японии будет требоваться все большее количество рабочих рук на заводах, то крестьянство будет продолжать разоряться. Таким образом исчезнет политическая база либерально-демократической партии. Помяните мое слово - чем дальше, тем труднее будет ЛДП удерживать власть в своих руках.
      - Интеллигенция нас тоже понимает, - заметил Эйносико Акия, - потому что технический прогресс техническим прогрессом, но ведь в Токио нет постоянных национальных выставок живописи, нет серьезного национального музейного богатства. Все это бедно, убого и отдано на откуп тем фирмам, которые не очень-то понимают в искусстве. Это богатые фирмы, поэтому они взяли в свои руки культуру. А наша партия озабочена самовыражением японцев в национальном, культурном, политическом плане. Поэтому не думайте, что мы делаем ставку только на нищих и сирых. Нет, мы ищем базу в самых широких слоях нашего общества.
      (Японские коммунисты внимательно изучали доктрину "Сока Гаккай", относясь с известной долей юмора к категорическим утверждениям лидеров "Комейто" об их неминуемой победе. Однако определенным влиянием эта партия обладает, и поэтому сейчас коммунисты, социалисты и "Комейто" составили единый оппозиционный блок на выборах.)
      ...Вечером - встреча в университете.
      - Главное, что определит будущее Японии, - задумчиво говорит мой собеседник, профессор социологии, - это выявление и использование талантов. До сегодняшнего дня наше общество (я имею в виду промышленность и науку) прогрессировало благодаря борьбе "сильных личностей". Следующая фаза развития, к которой мы вот-вот подойдем, будет определяться степенью использования наиболее талантливых.
      (Однако если попробовать развить соображение моего собеседника, то родится множество проблем, далеких от решения. Талант - это всегда меньшинство. А общество не может уповать на лотерею. Вытащил красную фишку - обнаружил в десятом классе школы гениального физика, которого собираются исключать за неуспеваемость по словесности и иностранным языкам. Вытащил белую фишку обнаружил в лаборатории скромного паренька, затюканного сослуживцами, который дома рассчитал неведомое уравнение. А сколько нераскрытых талантов по сей день гибнет в беднейших слоях общества капитала, среди тех, кто не может купить будущему Бетховену - рояль, Королеву - "конструктор", а Лавуазье - набор "юного химика"?!
      Отличить талант может лишь то общество, где полностью развиваются такие качества человека, как независимость мышления, правдивость, неприятие административной авторитарности, где поощряется поиск, где постулат Карла Маркса "подвергай все сомнению" не вызывает испуганной переглядки власть имущих.)
      Завтракал с Дэйвом Конде. Беседовали о "Сока Гаккай".
      - Что вы хотите, у них огромная питательная среда, - говорил Дэйв. Обнищавшие крестьянские массы, которые пришли в услужение к городу; отрыв детей, уехавших на заработки или учебу, от родителей; нарушение всех традиции. А Япония - это прежде всего традиции семьи. Когда человек вырван из семьи и перемалывается молохом города, он обязательно будет искать веру. Учтите правые были до недавнего времени очень сильны в деревне, их пропагандистская машина работала против профсоюзов, против "красных". А "Сока Гаккай" традиционнее и поэтому ближе обездоленным: они "собеседники" в вере, а не борцы за веру... Борьба за веру у них предполагает внутреннее, статичное самосовершенствование, в то время как красные зовут к действию, к классовым сражениям за атеистическую веру Маркса.
      Резервы "Сока Гаккай", бесспорно, значительны, и чем дальше станет развиваться научно-техническая революция в Японии, тем важнее будет трансформация отправных позиций партии "Комейто" во всех сферах социальной жизни страны...
      Поехал вместе с Дэйвом Конде к австралийцам. По-прежнему "держат" визу. Если не дадут, громыхну от души "по свободе передвижений" для писателя.
      Пока мы ехали в посольство, Дэйв Конде жаловался, что Япония самая дорогая страна для иностранцев. Продолжая наш разговор о "Комейто", он отметил, что настойчивость просьб руководителей партии не смешивать их с "Сока Гаккай" продиктована, вероятно, тем, чтобы оставить у партии большую свободу маневров в политических коллизиях.
      Встретился с советником по культуре филиппинского посольства мисс Нати Валентине. Она говорила о том, насколько целесообразно патронирование искусства. Но, добавила она, это налагает определенные обязательства на художника. А всякий художник, даже если он "патронирован" лучшей в мире идеей, "Христом или Лениным", - все равно испытывает однозначное влияние.
      - Я бы в конкретной ситуации не возражал, окажись вы моим патроном, пошутил я.
      Мисс Валентине растрогалась и пообещала приложить все силы, чтобы выбить визу.
      - Это довольно трудно, - добавила она, - особенно мне, потому что я должна сдавать дипломатические экзамены. Мы их сдаем периодически, для того чтобы получить очередное повышение.
      Как и все женщины Востока, она не дает "скучать" за столом.