Отметить день белым камешком

      "Сегодня при том состоянии, - заканчивается статья, - какого достигла современная техника, любой не заслуживающий внимания предмет может иметь глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать. Мир промышленности вместе с загрязнением воздуха, которым мы дышим, и воды, которую мы пьем, породил еще одно чудовище, не менее опасное и нанасытное, которое выслеживает его секреты и может коварно проникнуть даже в самые скрытые тайники жизни любого человека".
      Кончаются деньги. Из редакции пока ничего не перевели. Вспомнил, как отец, когда я учился в институте и он еще был дома, но уже не работал в Иноиздате, а жил случайным заработком (то отредактирует справочник, то составит пособие), внимательно смотрел на меня, когда кончалась стипендия, все сразу понимал и шутил: "Кризисные явления и мрачная депрессия?" И совал мне в карман все, что у него было. А если на было ничего, закладывал в ломбарде на Пушкинской дедовы часы с Александром Македонским, привезенные в 1906 году из японского плена...
      Встреча в государственной радиотелевизионной компании "Эн Эйч Кэй". Огромное здание государственного телевидения выполнено в современной манере стекло и бетон. Множество прекрасно оборудованных павильонов; электроника, многокамерная съемка, автоматическое управление светом; снимают по 200 - 300 полезных метров в день. (Речь идет о телевизионном фильме; у нас норма 120 метров, а в кинематографе - около 40 метров в день.)
      Окамото-сан, один из руководителей "Эн Эйч Кэй", великолепно владеет русским. Он познакомил меня с господином Итисима. Это ведущий продюсер государственного телевидения.
      Я спросил, какие пьесы сейчас наиболее популярны в Японии. Не задумываясь, он ответил:
      - В первую очередь исторические. Потом драмы о японских героях, потом домашние драмы - в первую голову молодежные, научно-детективные программы и, наконец, чисто приключенческие пьесы.
      - Каким образом вы это выяснили?
      - Режиссер и писатель значительно выше зрителя уровнем сознания, - ответил Итисима. - Они формируют общественное и зрительское мнение. Большинство японских режиссеров и писателей сейчас увлечены историей, ее наиболее выдающимися персоналиями. Древнее - для того, чтобы понять настоящее и угадать будущее. Режиссеров не может не интересовать социальная структура японской семьи. Если вы обратили внимание, то и Куросава, и Имаи, и другие ведущие режиссеры Японии решают многие проблемы, препарируя традиции и уклад семьи. Ну, а приключенческие вещи - это и отдых и заработок. Кобо Абэ - единственный, кто делает жанр детектива серьезной литературой, а не чтивом. На особом месте детские "научно-детективные фильмы". В них заложены главные тенденции научного прогресса... Но если бы писатели и режиссеры решили, что самое важное и перспективное в искусстве состоит теперь в разрешении кроссвордов) - уверяю вас, зрители бы доверчиво пошли за ними. Наше искусство в чем-то усвоило приемы коммерческой рекламы. Зрителей можно повернуть к чему угодно: капля камень долбит...
      Окамото не согласился с Итисима-сан.
      - В "Эн Эйч Кэй", - оказал он, - есть институт общественного мнения, и он в первую голову определяет степень заинтересованности телезрителей в том или ином жанре. И дело тут не только в авангардной роли искусства. Мы выпустили джинна из бутылки - люди научились самостоятельно мыслить. Какая-то часть слепо следует моде, но многие теперь живут своей головой...
      Мои японские друзья немного поспорили. Г-н Окамото сказал после, что разговор был очень острым, но поскольку в Японии повальное увлечение взаимной вежливостью, спор собеседников казался мне диалогом влюбленных.
      Итисима продолжал:
      - Редакция литературной драмы делает программу с расчетом на год. Зритель должен привыкнуть к героям, полюбить их. Только тогда героям будут верить. Герои станут пропагандистами тех идей, которые главенствуют в государственном телевидении. Часовую программу снимают в студии за неделю, - сюда входят режиссерская разработка сценария, актерские пробы, монтаж, музыка. Приглашают только маститых писателей и наиболее известных актеров. Молодому режиссеру получить постановку очень трудно. То же самое и с молодым актером. Исполнение роли на телевидении открывает ему дорогу в кинематограф, а главное - в рекламные ролики. За человеком, который получил серьезный ангажемент на телевидении, охотятся посредники (они существуют во всех областях искусства). Режиссер, который хочет "открыть" нового актера, обязан утвердить его в "музыкально-драматическом департаменте". Необходимо доказать руководству, почему именно этот молодой, неизвестный актер должен играть роль. "Зритель любит известность". Это - от американцев, которые всегда делают ставку на кинозвезд.
      ...Зашел в павильон, где работает Итисима. Возле его павильона костюмерная, комнаты отдыха для актеров, его маленький кабинет. Все собрано в кулак, экономия времени прежде всего. Интересно, что около ламп освещения, от которых более всего мучаются актеры, установлены электронные "поглотители жары". Впервые я видел, что актеры, сидящие под ярким светом "юпитеров", не потеют и не подбегают к ним заботливые гримеры, чтобы утереть с носа и с висков капли пота...
      Снималась драма из "самурайской" жизни. У нас, к сожалению, неверно понимают этот термин, вкладывая в него шаржированное значение, рожденное скорее песенными рифмами, чем знанием предмета. Самурайство, как господствующий класс феодального общества, изменялось вместе с изменением общества: массе разорившихся самураев пришлось стать наемными работниками у крупных феодалов, платили им за их военный труд по охране сюзерена всего лишь горсть риса.
      Считается, что самурай слепо и фанатично служит хозяину, это в нем нечто врожденное, "национальное". Это отнюдь не так - "национальное" вне классового не существует. На определенном этапе самурайство было шагом вперед, ибо были выработаны некие "двусторонние" принципы, родились "договорные" отношения, пришедшие на смену слепому, рабскому подчинению хозяину, которое отличало древнюю Японию.
      Самурай - явление в ту пору парадоксальное, и интерес к нему писателей и режиссеров оправдан: личная доблесть, фанатизм в борьбе с врагом хозяина, соревнование в беззаветной храбрости с конкурентами-самураями, чтобы, победив, получить еду для семьи, - вот что означает понятие самурайства во времена феодализма.
      Навязывание самурайства в наш век - это уже другая проблема, новая в какой-то мере, но весьма распространенная попытка канонизировать моральный эталон прошлого, выхолостив его классовое содержание.
      Когда "самурайская" драма пишется художником-реалистом - Япония ее смотрит; когда драма на эту тему сделана как лубок, как образец для подражания, как эталон японского духа, утерянного под "воздействием иностранщины", - Япония над этим смеется (не вся конечно же, но думающая бесспорно).
      ...В центре, возле громадин мощных десяти- и пятнадцатиэтажных зданий, примостился махонький деревянный зоомагазинчик. Продавец птиц, седой старик, сидел возле клеток и любовался диковинными попугаями. Рядом со стариком устроилась стайка мальчишек и девочек. Они были в каком-то молитвенном оцепенении. Иногда мальчик или девчушка на цыпочках отходили от птиц и вскоре возвращались с подарками. Они приносили в кулечке зерна. Куплено это было где-то рядом на улице, но каждый японский подарок - пусть там будет всего 50 граммов зерна - упакован в. бумагу и завязан красивой тесемочкой.
      Дети и старики любовались поющими птицами, а рядом в газетном киоске крикливо продавали "Асахи": "Минору Генда, 65 лет, выдающийся морской офицер, принимавший участие в планировании нападения на Пирл-Харбор, считает, что Япония должна занять лидирующую роль в будущей оборонительной организации на Дальнем Востоке. Он считает, что Япония должна быть более активной в наращивании военной мощи,, поскольку, когда вьетнамская война закончится и американские силы будут выводиться, именно Япония должна стать Дальневосточным лидером!"
      Когда накладывается это продуманное, агрессивное выступление седого генерала Генда на зачарованных детей, которые слушают пение птиц, начинаешь невольно думать об обреченности человеческих иллюзий. Разноустремленность возрастных и социальных интересов толкает мир к катастрофе.
      Проснулся рано утром, около шести. Включил телевизор. В семь часов ТВ передавало зарядку для детей. Стало радостно и горько: вспомнил своих девочек. Малышек трех-шестилетних, заспанных еще, вводят в павильон "Ти-Би-Эс". Под надзором учителей они в спортивном зале начинают делать все, что хотят. Постепенно они разгуливаются, и тогда начинается продуманная, точная гимнастика для трех-шестилетних детишек.
      И вдруг - будь проклята реклама! - появляется темная комната, а в ней виолончелист, под глазами синяки, пот на висках. Музыкант устало опускает руки и закрывает глаза. Он грезит чашкой кофе. Джаз. Рев. Свист. Голос, каким объявят второе пришествие: "Пейте "голд найс кафе", это восстановит ваши силы!" У виолончелиста в руках появляется пачка растворимого кофе, он выпивает полстакана, улыбается, пот на висках исчезает, и он продолжает терзать мелодию Брамса.
      Предстоит беседа о фашизме в "старояпонском" варианте. Вчера весь центр Токио был заклеен (точнее сказать - загажен) листовками фашистской организации Акао Вина. Ультраправые объявили "неделю борьбы против коммунизма".
      Мои собеседники - люди объективные. Они анализируют эту проблему "со всех сторон", стараясь выявить возможную тенденцию развития.
      - Рассматривать фашистскую опасность, - говорили мои собеседники, - можно лишь в плане исторической ретроспективы. Сегодняшние фашистские листовки можно понять, вернувшись в 1867-й год, в "год реставрации", когда южане с острова Кюсю, которые торговали, а потому теснее всех были связаны с миром, совершили переворот против сегунов под лозунгом "вернуть власть императору". Южане, имевшие широкие контакты с торгующим миром, первыми поняли, что вместо деревянных парусников пора строить паровые суда, вместо мечей, которыми защищались от нападений пиратов, пора заводить пушки. (Это ложится в точную схему: экономика диктует политику.)
      Вскоре после этого переворота произошло восстание Сайго Такамори. Это восстание, как определили мои японские коллеги, было восстанием "темпа", ибо с реставрацией появилась новая монархическая бюрократия, связывавшая развитие экономики, а самураи, совершившие переворот, остались за бортом, не получив "бюрократических благ" от нового режима. Таким образом, понятно, почему лозунгом восстания Сайго Такамори было: "Долой новую бюрократию!"
      Восстание разгромили. Вот тогда-то, после разгрома самурайского восстания, и было создано общество "Черного океана" (иногда его называют обществом "Черного дракона"). Создал это общество Таяма Утида ("Уцида", как иногда транскрибируют его имя). Общество было организовано на Кюсю. Члены "Черного океана" провозгласили себя "хранителями самурайского духа".
      После того как основатель "Черного океана" Таяма Утида отладил прочные связи с "прогрессистами" Китая, крупный капитал начал поддерживать Таяму и его сподвижника Инукаи Ки. Крупный капитал поддерживал этих лидеров "самурайского духа", поскольку борьба одиночек традиционна для Японии: "самурайский дух" это героизм индивида, на это можно делать ставку. Особенно когда вспомнишь историю предвоенного развития Японии - покушения на неугодных министров, убийства премьеров, дворцовые перевороты.
      В период подготовки к агрессии Японии в Юго-Восточной Азии именно лидеры "Черного океана" Таяма Утида и Инукаи Ки скрывали у себя завербованных ими бирманцев, филиппинцев, индусов, которые во время войны стали вождями коллаборационистов - в частности лидер индийского "временного правительства" Чандра Воссук.
      В свое время из Китая в Японию вернулся один из членов общества "Черного океана" - Ита. Он был откровенным вождем фашизма и вернулся из Китая для того, чтобы, как он сказал, "навести порядок на родине, прежде чем мы пойдем на континент".
      Люди, посещавшие Таяму Утиду, рассказывали, что у него на столе стояло фото Гитлера с дарственной надписью. Таяма не был даже депутатом парламента, но тем не менее к нему считали за честь попасть премьеры, сенаторы, министры. Он их убивал, он и миловал, он строил "азиатскую" политику в Японии. Его ставленниками были премьеры Инука и Хирото. Его ставленником, как утверждают мои японские собеседники, был министр иностранных дел Мацуока.
      В 1945 году это общество было разогнано. В 1960 году в Осаке, в районе Намихана-ку, на улице Ниика-бачо, 2667, телефон [phone], был воссоздан клуб "Черного дракона". Лозунг: "Назад, к идеям Таямы!"
      Клуб "Черного дракона" открыто называет три пункта своей программы: национализм, антикоммунизм, паназиатизм. Сейчас так же, как до 45-го года, члены клуба "Черного дракона" незаметны в общественной жизни. Но если внимательно проанализировать деятельность "Черного дракона", то можно заметить ряд интересных тенденций. Например, недавно был создан "Азиатский институт". Ректором этого института стал президент общества "Красная свастика". Впрочем, вскорости ректор был убран из Азиатского института, потому что выявились его связи с иностранцами. С точки зрения этики "Черного дракона" сие недопустимо: "Азия - для азиатов", никаких контактов с другой расой! (Можно и нужно отлаживать всевозможные контакты, но об этом никто не должен знать. Политик, который не смог скрыть свои контакты, обязан быть устранен. Связи с американскими и европейскими правыми необходимы, но это следует держать в тайне.) Поскольку у ректора Азиатского института были тесные связи с южновьетнамскими буддистами, его сохранили для работы на другом очень ответственном участке - он сейчас советник по развитию Малайзии. Телефон, адрес этого человека теперь никому не известен. Малайзия - давняя мечта японских ультра.
      В последние годы были созданы "Японские молодежные курсы", "Патриотическая партия Великой Японии", "Лига японской молодежи", "Союз защитников Японии". Стала издаваться газета "Защита от коммунизма". Словом, за последние три года в Японии зарегистрировано около 400 крайне правых организаций, исповедующих фашистские лозунги "Черного дракона". Эти ультра не стремятся войти в парламент. Они работают по своим личным, тайным, долговременным связям. Депутаты парламента, к которым они нашли ключи, проводят лишь идеи паназиатизма, национализма и антикоммунизма. Тактическую линию проводят функционеры правых партий. Здесь убийства, покушения, всякого рода лоббизм, подкуп, шантаж.
      (- Заметьте, - добавил мой собеседник, - что общество "Красная свастика" впервые было организовано в Китае.)
      В 30-м году "Красную свастику", созданную в Японии, разогнали, так как она участвовала в попытке фашистского переворота. Спустя тридцать восемь лет партия возрождена.
      ...Получив от моих знакомых адрес и телефон фашистской "Патриотической партии Великой Японии", - их центральный комитет расположен на Чиодо-ку Кудан Минами Чоме, возле императорского дворца, телефон [phone], - я позвонил туда, представился: "Писатель, корреспондент "Правды", - и попросил о встрече с руководством партии. После долгого суетливого замешательства мне ответили, что сейчас со мной никто беседовать не может. Попросили перезвонить месяца через полтора. Позвонил в "Японские молодежные курсы" - тоже фашистская организация, расположенная в Минато-ку, Адзабу, Ридого-чо, телефон [phone]. Мне ответили, что руководители курсов сейчас заняты, а никто иной со мною беседовать не имеет права.
      - Позвоните попозже.
      - Когда именно? - спросил я.
      - Попозже, - последовал короткий ответ, и без традиционного японского прощания трубка была брошена на рычаг.
      Лидера социалистов Асануму убил Ямагути, состоявший в "Патриотической партии Великой Японии". Для того чтобы не "марать партию кровью", он за месяц до покушения на Асануму вышел из партии, но его отец сейчас стал секретарем президента общества "Красная свастика". (Впрочем, новый президент "Красной свастики" Сасакава категорически утверждает, что цель "Красной свастики" сугубо благотворительная: госпитали, больницы, школы - для всей Азии.)
      Крайне правые исповедуют традиционную преемственность: сын обязательно становится преемником отца. До сих пор остается загадочной гибель сына Таямы в автомобильной катастрофе. В принципе именно он должен был стать новым президентом "Черного дракона"...
      - Фашисты имеют опору в народе? - спросил я.
      - Среди темноты, люмпена - да, - ответили мои собеседники. - Среди фанатиков "японского традиционализма" - да. Среди старых военных - да. (А Япония - страна семейных традиций, поэтому дети "старых военных" обязаны идти по дороге отцов.)
      Несколько раз я замечал, как в отелях, где я останавливался, просматривали портфель, прослушивали мои дневниковые заметки, которые я наговаривал на диктофон, пролистывали записи, сделанные на машинке. Я никогда ничего не скрываю, все оставляю на столе и спокойно ухожу. Но память-то есть: помнишь ведь, как оставил, что оставил и в каком порядке оставил. Да и перепроверить это - нехитрое дело.
      Для того чтобы проводить эту мелкую доносительскую работу, тоже нужно иметь опору. Правительство громогласно исповедует демократические лозунги, а демократии противна грязная полицейская нечистота. Однако ведь кто-то ее должен делать, а Япония страна, где нельзя топнуть ногой и приказать. Следовательно, нужно найти человека, который верит в то, что он делает "чистое дело". Таких людей находят: в основном это люди крайне правых, фашистских партий, которые исповедуют традиционализм, старые японские методы слежки, доноса и недоверия к любому иностранцу.
      Сижу в маленьком домике Исии-сан под Токио, в Митакаси, на Инокасира.
      Портреты Зорге на стенах. Матрешки. Книги. Это она сумела сохранить и передать нам его фото, известное теперь всему миру. Лицо ее улыбчиво и приветливо, и только громадные глаза скорбны и живут своей жизнью...
      Исии-сан рассказывает:
      "Сначала незаметный, тихий человек из секретной полиции пришел к моей матери:
      - Вы должны сделать так, чтобы ваша дочь была настоящей японкой. Она должна помогать нам. Когда ее друг уезжает, она должна приносить нам его бумаги и после аккуратно класть их на место. Об этом никто никогда не узнает... Если же об этом разговоре узнает, друг вашей дочери, пенять вам придется на себя.
      Друг Исии-сан узнал об этом.
      На следующий день в дверь дома Зорге постучался Аояма - сотрудник специального отделения полиции.
      - Исии-сан нет дома, - ответила старенькая служанка, приходившая утром к Зорге готовить обед и убирать в комнатах.
      - Пусть она сегодня же придет к начальнику. Зорге спустился со второго этажа:
      - Какое у вас дело к Исии?
      - Наше дело, - ответил полицейский без обычной воспитанной улыбки.
      - Расскажите мне, пожалуйста, какое у вас дело к Исии-сан...
      Аояма оттолкнул Зорге - он хотел продолжать беседу с испуганной служанкой. Реакция у Зорге была мгновенной - он ударил полицейского в подбородок, и тот упал.
      Зорге увидел дырки на ботинках лежавшего агента полиции. Он попросил служанку дать ему пару новой обуви - он был неравнодушен к обуви, и у него всегда лежала куча новых, щегольских ботинок. Аояма ботинки взял и, дождавшись, пока Зорге поднялся наверх, сказал служанке:
      - Он страшный человек, когда сердится... Я не думал, что он такой.
      И все-таки они заставили женщину прийти в полицию. Начальник спецотдела Мацунага составил протокол: где родилась, чем занималась, когда познакомилась с Зорге.
      - Вы должны дать письменное обещание покинуть его, - сказал полицейский, и тогда вас можно будет спасти.
      - Я не дам такого обещания, - ответила Исии-сан, - ни устного, ни письменного...
      - Следовательно, - сказал Мацунага, - на этих днях протокол уйдет в центр, и вы будете навсегда опозорены презрительным подозрением.
      В тот же вечер Зорге пригласил в маленький ресторан Мацунагу, Аояму, переводчика германского посольства Цинашиму и Исии-сан. Зорге поил гостей до ночи и просил об одном - разрешить Исии быть с ним под одной крышей. Мацунага отрицательно качал головой. Он продолжал отрицательно качать головой, когда сделался совсем пьяным. Зорге помог ему подняться, и они ушли. Их долго не было. Переводчик немецкого посольства Цинашима обернулся к Исии и шепнул:
      - Полиция плохо думает о Зорге. Лучше вам не бывать у него. Я буду защищать вас, потому что я японец, но лучшая защита для вас - расстаться с ним.
      Поздно ночью, сидя около своей старенькой пишущей машинки, Зорге негромко говорил:
      - Больше тебе ходить ко мне нельзя... Я буду тосковать, но ты не приходи.
      - Ничего... Я боюсь не за себя, я за тебя боюсь. Он быстро взглянул на нее.
      - Знаешь, как страшно, когда болит раненая нога в холода... Выть хочется так страшно болит раненая нога. А у скольких солдат так болят ноги и руки? А сколько таких, как я, солдат сгнило на полях войн? Воровство - вот что такое война, малыш... Человек - маленький бедный солдатик. Когда начинается война, солдатик не может сказать "не хочу". Я стал умным, поэтому и делаю так, чтобы войны больше не было...
      Он запнулся на мгновение и поправился:
      - Стараюсь так делать, во всяком случае. Это моя работа, понимаешь? Моя настоящая работа...
      - Цинашима-сан сказал, что за тобой следят... Тебе не верят...
      - Зорге делает хорошее дело, - продолжал он тихо. ("Он говорил с таким прекрасным акцентом", - вспоминает Исии-сан, и тонкие пальцы ее рвут тонкий шелковый платок, и громадные глаза кажутся невозможно скорбными, увеличенные толстыми стеклами очков, - в тюрьме у нее испортилось зрение.) - Война страшна, человек несчастлив. Понимаешь? - продолжал он. - Зорге делает хорошо. Потом я умру. Это правда. Я умру. Что поделаешь? Зато люди будут счастливы. И ты будешь жить. Если Зорге не погибнет, вам будет трудно жить. Вам, японцам. А если я сделаю мою работу, это будет для японцев счастьем. Это правда...
      4 октября 1941 года они виделись в последний раз.
      Они виделись в последний раз именно в тот день, когда впервые встретились за шесть лет до этого. Она тогда работала в ресторане "Золотой Рейн", "Рэйн-гордо" - так произносят это японцы. Он там праздновал свой день рождения. Один. Сидел и пил шампанское, и смотрел на нее, и улыбался. А назавтра они увиделись возле музыкального магазина на Гинзе. "Какую пластинку тебе подарить?" - спросил он. "Итальянца Джильи", - ответила Исии. Зорге покачал головой: "Я лучше подарю Моцарта".
      Они долго слушали пластинки в этом большом магазине, и постепенно мир смолк, и стало вдруг тихо, и был для этих двух - сорокалетнего Зорге и юной Исии - только веселый, озорной, мудрый Моцарт, полный свободы, любви, весны...
      4 октября 1941 года они сидели в ресторанчике "Ломайер" и молчали. Потом Исии подняла за него бокал с шампанским - ему исполнилось сорок шесть лет.
      Она пожелала ему счастья, здоровья и долгих лет жизни. Он усмехнулся и спросил:
      - Полицейский у тебя уже был?
      Она молча кивнула головой. Мацунага приехал к ней с протоколом ее допроса. Он сжег эти бумаги в маленькой японской печке "хибати". "Если об этом узнает хоть одна живая душа, - сказал он, - погибнем мы оба, причем вы - смертью более мучительной, чем я".
      Усталая улыбка тронула лицо Зорге. Он погладил ее руку. Потом, закрыв глаза, притронулся пальцами к ее щеке. И так замер на мгновение.
      - Все будет хорошо, - шепнул он. - Теперь Мацунага будет всегда защищать тебя, помни это.
      Больше они не виделись: вскоре Зорге был арестован. Исии-сан арестовали только в сорок третьем году под хитрым предлогом: у нее в доме жил мальчик-студент, читавший книги запрещенного философа. Мальчика вызвали на допрос.
      - Что ты знаешь об этой Исии-сан, женщине - государственном преступнике?!
      Мальчик ничего про нее не знал. Его выгнали из института, а ее арестовали. В тюрьме шесть женщин сидели в десятиметровой грязной камере с клопами, вшами, блохами. Женщин вешали за ноги к потолку и так допрашивали. Мужчин пытали в коридорах на глазах женщин, - страдание было двойным - и физическим и моральным.
      - Я чувствовала, что не выдержу этого ада, - рассказывает Исии-сан. - Два следователя допрашивали меня попеременно. "Спросите обо мне начальника спецотдела Мацунага", - рискнула я. "Теперь Мацунага всегда будет защищать тебя", - помнила я слова Зорге, сказанные им в наш последний день. Зорге всегда говорил правду. Он спас меня и тогда: Мацунага подтвердил, что я ни в чем не виновата. И меня выпустили из тюрьмы. Это Зорге спас меня. Он дал мне силу, он дал мне защиту, даже когда сам был беззащитен.
      - А что было потом? - спрашиваю я.
      - Потом была победа, - продолжает Исии-сан. - Ваша победа. Победа Зорге. Победа, принесшая Японии освобождение от милитаризма... В маленьком журнале я прочитала, что Зорге был казнен. Там же я нашла фамилию адвоката, который его защищал, - Асанума Сумидзи. Я искала могилу Зорге - никто не мог мне помочь. Я хотела узнать хотя бы, когда он погиб, этого тоже никто не желал мне сказать. Я ездила по кладбищам. Дзосигай - кладбище для тех, у кого нет семьи. Смотритель долго рылся в документах. Потом он ткнул пальцем в иероглифы: "Рихард Зорге". Я спросила:
      - Где его могила?
      - Не знаю. Походите по кладбищу, - может, отыщете.
      Женщина долго ходила среди могил. Во время войны в Японии был древесный голод. Маленькие деревянные дощечки с именами умерших пошли на дрова. Исии-сан ходила среди холмиков по мокрой траве и опавшим большим листьям. Однажды приехал американский "джип", и несколько офицеров с переводчиком Судзуки ходили по кладбищу, громко переговариваясь и похохатывая. Они тоже искали чью-то могилу, и Исии-сан подумала: "Они тоже ищут его". Она поехала в тюрьму. Она добилась, чтобы ей показали "тетрадь прошлого". Там она нашла запись: "Рихард Зорге, место рождения - Берлин, скончался 7 ноября 1944 года в 10 часов 37 минут 10 секунд вечера".
      Он погиб в день своего самого любимого праздника - в день революции Ленина.
      - Где он похоронен? - спросила Исии-сан тюремного офицера.
      - Это должно знать кладбище.
      Она пошла к адвокату Асанума. Он взял ее дело и начал работу, но прошел год, и никто не хотел помочь ни ему, ни ей.
      - Нами управляют американцы, - сказали ей в тюрьме, - мы за них не отвечаем, но они отвечают за нас...
      Женщину в очках, в черном платье знали на кладбище. Однажды к ней позвонили оттуда:
      - Недавно у нас было общее перехоронение. Мы хоронили тех, за кем так и не пришел никто из родных. Мы оставили одного иностранца. Можете его взять, если убедитесь, что это ваш Зорге.
      - Почему вы думаете, что он был иностранцем?
      - Судя по гробу, он был очень высоким...
      - Я возьму, - сказала Исии-сан. - Я сейчас приеду...
      - Погодите. У вас есть могила для него?
      - Нет.
      - Мы не можем в таком случае отдать его вам. Нужна могила.
      Она купила могилу. Она отдала все свои деньги; это очень дорого было в Японии - купить могилу. Когда все документы были оформлены, Исии-сан поехала на кладбище. Пока она сидела в кабинете управляющего, раздался звонок из тюрьмы: ей запрещали взять останки Зорге. Кладбищенский управляющий окаменел лицом. Он был честным человеком, и во время войны по ночам к нему привозили многих из тюрем...
      - Он мертв, этот Зорге, - сказал он тюремщикам. - Что изменится в этом мире, если я отдам женщине останки человека, казненного вами?
      Он не послушался тюремного запрета, и женщина, адвокат и трое рабочих пошли на кладбище. Могилу раскопали быстро. Она сразу узнала его малиновые ботинки.
      Рядом с его вставными зубами лежали очки в красной целлулоидной оправе. В одном из журналов Исии прочитала, что на суде он был в очках из красного целлулоида. Сошелся и перелом кости ноги. Это были останки Рихарда Зорге.
      - В крематории я ждала час. Мне вынесли урну. Я написала на урне: "Рихард Зорге, пятьдесят лет". Ему тогда было сорок девять лет один месяц и три дня, но по нашим обычаям считается, что если хоть один день перевалил за твой год, ты уже принадлежишь к следующему году. Я хранила урну с его прахом у себя дома целый год. Он был со мной, а теперь он принадлежит всем честным людям Японии...
      Исии-сан осторожно притронулась к бюсту Зорге и поправилась:
      - Не он... Память о нем... О человеке, который воевал не против Японии, а против фашизма и который победил.
      В ее лице улыбается все - и ломкая линия рта, и точеный нос, и лоб, и брови, - все, кроме глаз. Иногда она выходит из маленькой комнаты, и когда возвращается, заметно, что глаза ее чуть припухли и покраснели. Я смотрю на эту женщину с нежностью: она отплатила Зорге верностью и памятью - высшим проявлением человеческой любви. Она нашла останки человека, который принадлежит всем тем, кому ненавистны фашизм и война. Спасибо за это Исии-сан - верной и скромной, посвятившей жизнь свою служению памяти одного из самых человечных людей нашего грозного и прекрасного времени.
      Весь день провел у господина Такаси - руководителя международного отдела крупнейшей частной телевизионной компании "Ти-Би-Эс". Беседовал с политическим комментатором г-ном Сонода. Он ехал в Токийский университет вести прямой репортаж: там идет забастовка левых студентов. Пригласил поехать вместе с ним. Руководитель "Ти-Би-Эс" сказал мне, что Сонода великолепно говорит по-английски: "У вас не будет проблемы с переводчиком".
      Действительно, первые слова г-н Сонода произнес на хорошем американском "слэнте". Однако потом я понял, что, кроме нескольких обязательных фраз, он ничего не знает, и объясняться нам пришлось на пальцах. Тем не менее поездка была интересной. Около университета собрались демонстранты, человек двести. Пока мы стояли около телевизионных камер, толпа студентов возросла до пятисот.
      Эту, как и остальные молодежные ультралевые демонстрации, отличает крайний истеризм.