На другое утро мы получили шифровку о прирезке нам от соседа полосы в пятнадцать километров с предоставлением 50-й армии права вывести из нее свою дивизию.
      После рекогносцировки новой полосы совместно с командирами тех дивизий, которые переходили в нее, было решено: реку Проня форсировать у села Красная Слобода, где есть брод и хорошие подступы к реке. Форсирование начать 25 октября; до того дня перевести в этот район пять из семи дивизий и обеспечить их боеприпасами - одним боекомплектом.
      Была уверенность, что, имея хотя бы такое количество боеприпасов, мы захватим и удержим плацдарм. Основывалась она на том, что свои силы мы сосредоточим незаметно для противника и, используя брод, атакуем его внезапно. Из имеющихся боеприпасов намеревались израсходовать в первые два дня захвата плацдарма шестьдесят процентов, на отражение контратак двадцать процентов и двадцать процентов иметь в резерве. Кроме того, мы подвезли трофейные пушки и минометы с боеприпасами к ним и рекомендовали командирам использовать их в первую очередь.
      Саперам дано было приказание в первый день форсирования реки построить два свайных моста и четыре пешеходных мостика; места для них были выбраны такие, которые не будут наблюдаться противником, если мы удержимся на плацдарме. Командиры дивизий получили указания захватывать как можно больший плацдарм в первый день, пока противник не успел подвести резервы, и захваченное без промедления закреплять. Мы сказали также комдивам, чтобы они не боялись за свои фланги: мы будем их оберегать огнем с восточного берега.
      С рассветом после артналета мы начали наступление и захватили плацдарм в шесть километров по фронту и три километра в глубину. Было взято 46 пленных, 14 орудий, 10 минометов, 18 пулеметов.
      Ночные действия успеха в первые сутки нам не принесли.
      26 октября, возобновил наступление, мы расширили и углубили плацдарм на один километр, захватили еще пленных, орудия, минометы. Контратаки мы отбили, но потери несли не меньшие, чем в первый день, при форсировании.
      27, 28 и 29-го мы уже не наступали, а только отбивали атаки противника, поддержанные танками и авиацией. Его артиллерия каждый день выпускала три-четыре тысячи снарядов и мин по захваченному нами плацдарму. За эти три дня мы во время своих контратак захватили еще 28 пленных, 11 орудий, 7 минометов, 33 пулемета. В эти дни потерь у нас было меньше, а вражескими трупами было усеяно все поле перед плацдармом. Удержав плацдарм размером семь на четыре километра, мы закрепились на достигнутых рубежах.
      Я доложил комфронтом, что армия перешла к обороне. Он сказал:
      - Хорошо, что удержали плацдарм. Мы видим, что армия не может сейчас действовать активно, но не давайте противнику разгадать это. Заставьте его думать, что вы готовитесь продолжать наступление, а в это время накапливайте боеприпасы. Продумайте план поведения своих войск.
      Ни совещание в наш штаб собрались мои заместители, начальники родов войск и служб и командиры корпусов. Были выслушаны доклады начальников отделов разведывательного (Туманяна), оперативного (Владимирского) и начальника тыла армии. Было решено: временно перейти на всем фронте нашей армии к обороне и готовиться к наступлению; четыре дивизии оставить в обороне, а три вывести во второй эшелон.
      Чтобы приковать внимание противника к северному участку и создать у него впечатление, что мы не отказались от расширения плацдарма и наступления с него, мы выработали план дезинформации, которым предусматривались дополнительная пристрелка целей перед северным плацдармом, установка макетов орудий, скрытое движение поиск на юг и немаскированное на север, к плацдарму. Мы организовали костры за правым флангом в лесу на глубине пять - десять километров, временами шум моторов, имитирующий подход танков. Инженерным войскам приказано было строить и укреплять мосты ко всем плацдармам, подвозить запасной строевой лес.
      План мы начали осуществлять со следующего же дня. Противник нервничал: усиленно освещал передний край но ночам, производил мощные артналеты по ложным орудиям, но районам, где подымался дым от костров и где был слышен шум моторов, и ежедневно расходовал на это от двух до трех тысяч снарядов на протяжении десяти - двенадцати суток. Было видно, что он придал большое значение нашим мероприятиям. Потом противник, вероятно, понял наш обман - он перестал реагировать на наши выдумки. Но мы на большое и не рассчитывали.
      Однажды мне доложили, что перед нашим самым маленьким плацдармом у села Рудня противник сосредоточивает силы. Мои помощники делали вывод - противник хочет прогнать нас с плацдарма, но, судя по сосредоточиваемым там силам, возможно, затевает и что-то более серьезное. Чтобы выяснить истинное положение, я выехал туда на наблюдательный пункт. Мне доложили, что два вечера отмечался подход подразделений из глубины к селу Рудня, примерно по два батальона каждый вечер, за тридцать - двадцать минут до наступления темноты; место, где видны были колонны противника, находится от нас километрах в трех, и всякий раз наблюдать их удавалось пять - семь минут. Доложили еще, что противник ведет в эти дни пристрелку по плацдарму и по нашему берегу орудиями разных калибров до тяжелых включительно.
      Мне все стало ясно: если бы противник имел намерение ликвидировать наш плацдарм, а тем более если бы замышлял более крупную операцию, он не стал бы показывать свои батальоны перед наступлением темноты, а использовал бы темноту для передвижения частей, обеспечивая себе внезапность удара. Более вероятно, что немцы уводят часть сил с этого участка и хотят создать обратное впечатление. Возможно, они перебрасывают подкрепление на участок юго-западнее Гомеля, к Речице, где наши войска уже месяц ведут упорные, но безрезультатные наступательные бои. Я приказал всем дивизиям, стоящим в обороне, усилить наблюдение днем, внимательно прислушиваться ночью и обо всем замеченном доносить, уделяя особое внимание не тому, что противник показывает, а тому, что он скрывает. Командующему артиллерией дал указание - с временных позиций орудиями разных калибров произвести пристрелку реперов против нашего южного плацдарма, записав данные пристрелки и температуру, имея в виду, что они могут нам пригодиться, когда на эти позиции будут поставлены целые дивизионы.
      Комфронтом при очередном разговоре мне сообщил: - Пленные, захваченные у Речицы, принадлежат 36-й немецкой дивизии, снятой с вашего фронта. Нужно сделать новую попытку расширить один из ваших плацдармов, чтобы не допускать дальнейшего снятия сил, находящихся против вас. Подумайте, где это лучше сделать, и доложите мне завтра.
      Мы не могли не верить командующему; действительно, было много случаев, когда противник в трудные моменты снимал целые дивизии с более спокойных участков; но бывало и так, что он снимал один полк или даже один батальон и перебрасывал их далеко от их дивизии, остающейся на прежнем участке.
      Хотя нашей разведке пленного захватить не удалось, напрашивался вывод, что обстановка больше, чем прежде, благоприятна для наших активных действий. Решено было не только расширить один из плацдармов, по и перейти в решительное наступление всей армией в целях выхода на Днепр. В тот же день я вызвал по ВЧ командующего фронтом и доложил ему:
      - Вы обещали выслушать нашу комбинацию и помочь ее осуществлению, если она заслуживает внимания. Так вот, во-первых, мы просим полосу, прирезанную нам от пятидесятой армии, вернуть обратно соседу, с тем что бы он, сменяя наши войска, ввел на плацдарм за рекой Проня две дивизии. Я полагаю, что ввод соседом войск на плацдарм будет замечен противником, который может принять это как усиление наших войск в целях активных действий именно на том участке. Тем временем мы незаметно для немцев выведем с плацдарма наши дивизии. Во-вторых, все силы нашей армии мы сосредоточим у нашего южного плацдарма и начнем там активные действия, но не в целях его расширения, а для перехода в решительное наступление, чтобы выйти к Днепру в полосе армии. По выходе к Днепру прикроемся справа частью сил, а всеми остальными поведем наступление на Довск для захвата этого узла шоссейных дорог и отрежем пути отхода на север гомельской группировке противника. Если нам удастся захватить Довск, противник будет вынужден оставить район Гомеля имеете с городом. Конечно, при выполнении этого варианта мы рассчитываем и на то, что вы прикажете активно действовать нашим соседям - пятидесятой армии левым флангом с переданного ей нами плацдарма, а шестьдесят третьей армии - правым флангом, Я не был бы удивлен, если бы командующий фронтом плохо подумал о нас в этот момент, сопоставляя факты: месяц тому назад Горбатов просил прирезать полосу, теперь просит забрать ее обратно. От него требуют расширить один из плацдармов, а он решает наступать всеми силами на Днепр, да еще сделать решительную попытку отрезать пути отхода гомельской группировке.
      Мне послышалась в голосе командующего фронтом ирония или легкая усмешка, когда он сказал:
      - Ну что ж, это неплохо... - А потом спросил: - Когда думаете наступать?
      Услыхав, что 25 ноября, он снова спросил:
      - А нельзя ли ускорить дня на три?
      - Можно, - ответил я, - если вы поможете подвезти боеприпасы своими машинами.
      - Подвозить будете сами, наши машины заняты. Если будете успешно наступать к Днепру, прикажу соседям не отставать от вас.
      На другой день мы получили шифровку о возвращении полосы соседу с правом вывода наших войск из нее, а вместе с этим приказание 50-й армии о передаче нам 40-й истребительной противотанковой артбригады, минометного и тяжелого минометного полков и автобатальона для подвоза боеприпасов. Тогда я понял, что командующий говорил вполне серьезно.
      Перед наступлением две наши дивизии были укомплектованы до 4500 человек, а остальные доведены до 5000. Боеприпасов накопили до одного боекомплекта. На плацдарме построили два свайных моста под грузы в шестьдесят и шестнадцать тонн, два пешеходных мостика, в последнюю ночь должны были навести наплавной мост и еще два мостика.
      От захваченных до 9 ноября пленных мы имели сведения лишь о том, что против нас стоят 267-я и 110-я пехотные дивизии и подходят резервы невыясненной численности и принадлежности. Наблюдатели отмечали, что противник продолжает укреплять свои позиции, уплотняет минные поля и усиливает проволочные заграждения.
      Особенно напряженными для нас были последние двое суток перед наступлением и первые сутки наступления. Нужно было сосредоточить незаметно для противника большое количество войск на маленьком плацдарме. Исходя из его размеров и необходимости быстрого наращивания сил, боевые порядки дивизий строились так: дивизии, которые сворачивали оборону противника на север и юг, - в два эшелона (третьи полки оставлялись в обороне), а те, что устремлялись вглубь, - в три эшелона. На плацдарме в два с половиной километра по фронту и два километра в глубину было сосредоточено шесть стрелковых полков с артиллерией, минометами, и полностью обеспечивался своевременный ввод на него остальных войск армии. Поскольку после прорыва обороны фронт наступления сильно увеличивался, а наши соединения наступали по расходящимся направлениям, важно было ввести в сражение как можно скорее второй эшелон армии, а потому к исходу первого дня наступления он сосредоточивался на плацдарме, а ввод его предусматривался с рассветом второго дня.
      На рассвете 22 ноября, с первыми выстрелами десятиминутного, но мощного артиллерийского налета, головные батальоны поднялись и пошли в наступление. Преодолен нейтральное пространство, они с последними пушечными выстрелами атаковали ошеломленного противника и ворвались в его первую траншею.
      К концу первого часа мы овладели населенными пунктами Костюковка, Салабута, Студенец, а к исходу дня, несмотря на то что сопротивление противника не ослабевало, 362-я дивизия вышла к селам Гайшин и Селище, 283-я дивизия перерезала шоссе Пропойск - Довск, 17-я дивизия подошла к деревне Славня, а 121-я гвардейская - к реке Костелянка, овладев населенными пунктами Рудня и Костелянка.
      41-й корпус (186-я и 120-я гвардейская дивизии) к вечеру сосредоточился на плацдарме в районе Новый Путь, Лобаревка и в лесу, что западнее, очистив его от противника. 269-я дивизия, как резервная, сосредоточилась на плацдарме у села Хлебное. Артиллерия с помощью саперов, преодолевая невероятные трудности, частью взобралась на крутой берег, но большая ее часть находилась еще в долине реки. Личный состав этой отстающей части артиллерии, состоявшей главным образом из орудий крупных калибров, хорошо понимал, насколько необходимо поддержать огнем наступающих с рассветом. А потому всю длинную осеннюю ночь артиллеристы на руках вытягивали из долины реки на обрывистый берег свои орудия и, несмотря на усталость и бессонную ночь, все же успели занять новые позиции.
      За день был захвачен плацдарм в двадцать километров по фронту и десять четырнадцать километров в глубину. Противник понес большие потери, в наши руки попало двести пленных, сорок одно орудие, пятьдесят минометов и много других трофеев.
      Все наши оптимистические предположения на этот день были превзойдены. Я долго ничего не докладывал командующему фронтом, и из штаба фронта нас не спрашивали, как идут дела. "Не потому ли, - подумал я, - что считают наши действия довольно обычным безрезультатным "активничаньем"? Вообще-то действительно трудно поверить, что нам удалось протащить все силы армии через такой маленький плацдарм. Ведь это все равно что продеть канат через игольное ушко..."
      Позвонил я командующему, как всегда, в семнадцать часов и доложил о результатах первого дня. Константин Константинович только сказал:
      - Да неужели это правда?
      - Да, правда, - коротко ответил я.
      Тогда он воскликнул:
      - Так развивайте, жмите, сколько хватит сил! Это отлично... и неожиданно!
      Резервы противник подтягивал издалека, и, хотя сопротивление он постепенно усиливал, наше наступление продолжалось.
      Командир 362-й дивизии, высокий, полный генерал В. Н. Далматов, хороший командир и прекрасный товарищ, донося мне на третий день о занятии села Рудня, поставил необычное условие:
      - Город Пропойск не входит в полосу нашей армии, но мы можем им овладеть при условии, что вы не будете возбуждать ходатайства о присвоении дивизии наименования Пропойской.
      Конечно, я ему это обещал, и в тринадцать часов того же дня дивизия овладела городом Пропойск, а к исходу дня заняла деревни Шеломы и Ржавка.
      283-я дивизия под командованием отважного и расчетливого В. А. Коновалова, преодолевая сопротивление контратакующего противника, к семнадцати часам тридцати минутам вышла к Днепру, овладев селом Селец-Холопеев. Таким образом, боевые порядки противника на левом берегу Днепра были рассечены и он лишился рокадного шоссе, идущего от Могилева на Довск и Гомель.
      Четыре дивизии армии наступали по расходящимся направлениям, не имея связи между собой, кроме радио, соревнуясь в беге вперед. Лишь три наши дивизии имели тактическое взаимодействие. Они наступали в юго-западном направлении, их целью было овладеть Довском - узлом шоссейных дорог - и этим отрезать противнику пути отхода из Гомеля.
      К исходу третьего дня для противника, находящегося в районе Гомеля, создалось критическое положение: ему не осталось иного выхода, как перебрасывать войска против нашей группировки. Но и положение нашей армии было исключительно сложным, можно даже сказать опасным. Наши дивизии понесли, конечно, потери, резерв армии был уже израсходован, а между нами и правым соседом образовался разрыв в тридцать пять километров; артснарядов и мин оставалась треть боекомплекта, а автобат, находившийся у нас на подвозе боеприпасов, был 22 ноября отозван во фронт.
      Оценивая сложившуюся обстановку, мы видели, что уже достигнут немалый успех: противник не может удержать район Гомеля и будет вынужден отступить. В то же время мы понимали, что, оставив этот район, противник всю свою ярость обрушит на нас. Но исключалась также возможность вражеского удара с севера, по шоссе от Могилева. Беспокоил нас и огромный разрыв с 50-й армией, которая еще не перешла в наступление своим левым флангом. Успокаивали мы себя тем, что без риска на войне не обойтись, а наш риск мы считали обоснованным. Надеялись - и, как оказалось, не напрасно, - что правый сосед подтянет свой левый фланг, уменьшая образовавшийся между нами разрыв, а левый сосед (63-я армия), используя наш успех, перенесет свои усилия на правый фланг и также облегчит этим наше положение.
      Особенно мы боялись за разрыв с 50-й армией и за шоссе, идущее от Могилева, а потому 362-й дивизии приказано было одним полком захватить и оборонять село Хачинка до подхода частей 50-й армии, а остальными силами сосредоточиться в Большой Зимнице, образуя армейский резерв. В этой сложной обстановке хотелось иметь в резерве хоть что-нибудь.
      На четвертый день операции 283-я дивизия овладела селом Обидовичи на берегу Днепра, но в то же время испытала сильное давление со стороны 95-й пехотной дивизии противника, переброшенной из района Орши. Полк нашей дивизии, отбивая атаки противника, захватил двадцать три пленных, подбил восемь танков, но был вынужден оставить Селец-Холопеев.
      121-я гвардейская стрелковая дивизия овладела районным центром Корма у нашей левой границы на роке Сож и продвинулась к западу от него. Противник начал отход из Гомеля.
      На пятый день в Москве был дан салют в честь освобождения Гомеля. Нашим 283-й Краснознаменной и 121-й гвардейской стрелковым дивизиям, 584-му истребительному противотанковому и 295-му гвардейскому пушечно-артиллерийскому полкам присвоено наименование Гомельских. Хотя наши соединения и части находились далеко от Гомеля, их участие в его освобождении было высоко оценено.
      269-я стрелковая дивизия под командованием полковника Кубасова, по собственной инициативе совершив сложный маневр, ночным боем овладела Журавичами, Хотовней и вышла к реке Гутлянка.
      В этот же день мы получили уведомление, что из состава 63-й армии нам передается 5-я Орловская стрелковая дивизия. Лучше поздно, чем никогда!
      Результаты этой смелой и доведенной до конца операции были очень важны. В результате ее обстановка на нашем фронте резко изменилась. Почти все войска фронта значительно продвинулись вперед.
      50-я армия, используя наш успех, своим левым флангом продвинулась на 35 километров и не дошла лишь 15 километров до Днепра.
      63-я армия вышла на нашу линию, но не дошла до Днепра, встретив упорное сопротивление противника, удерживающего плацдарм - 45 километров по фронту и от 12 до 6 километров в глубину, - обеспечивавший немцам использование железной дороги, идущей по правому берегу Днепра от Жлобинского узла до Могилева и далее на север.
      Полностью высвободились силы 11-й армии.
      Была освобождена обширная территория между Сожем и Днепром и крупный промышленный центр - областной город Гомель.
      Операция была поучительна во многих отношениях. Как я уже говорил, командование фронта, ведя наступление армиями левого крыла, резонно требовало от армий правого крыла активных действий, то есть проведения операций местного значения, чтобы удерживать стоящего перед нами противника. Но хорошо известно, что такие операции приносят больше вреда, чем пользы, даже в том случае, когда нас и противника разделяет поле в пятьсот метров; а нас отделяла от немцев такая река, как Сож, с долиной в два километра шириной. Я всегда предпочитал активные действия, но избегал безрезультатных потерь людей. Вот почему мы так тщательно изучали обстановку не только в своей полосе, но и в прилегающих к нам районах соседей; вот почему при каждом захвате плацдарма мы старались полностью использовать внезапность и одновременно с захватом предусматривали закрепление и удержание его; я всегда лично следил за ходом боя и, когда видел, что наступление не сулит успеха, не кричал: "Давай, давай!" - а приказывал переходить к обороне, используя, как правило, выгодную и сухую местность, имеющую хороший обзор и обстрел.
      После первых безрезультатных попыток наступления с плацдарма у села Студенец нам все же приказано было продолжать активные действия. Чтобы избежать лишних потерь при переводе частей через Сож в невыгодных условиях, мы пошли даже на то, что просили прирезать нам полосу в пятнадцать километров от соседа; это позволило выполнить приказ со значительно большими результатами и меньшими потерями и приковать резервы противника к плацдарму за рекой Проня. Удачно выработанный и осуществленный план дезинформации заставил противника верить, что мы готовимся продолжать активные действия не здесь, а на правом фланге.
      Когда мы почувствовали, что обстановка перед армией изменилась в лучшую сторону, мы не постеснялись обратиться с новой просьбой - вернуть 50-й армии прирезанную от нее полосу вместе с захваченным нами плацдармом, хотя и понимали, что ставим себя этой просьбой в смешное положение. И мы не побоялись взять на себя столь ответственную задачу - всеми дивизиями армии пролезть через "игольное ушко", плацдарм в два с половиной на два километра, и выйти на Днепр, вместо того чтобы наносить противнику булавочные уколы частными операциями.
      Разговаривая с комфронтом по этому вопросу, я чувствовал неполное его доверие. Полагаю, что в этом я не ошибаюсь; если бы К. К. Рокоссовский верил в наш успех, он в первый же день дал бы распоряжение командующему 50-й армией о переходе в решительное наступление его левым флангом, а также о переброске к нам от левого соседа стрелкового корпуса или заставил бы командующего 63-й армией сосредоточить силы на своем правом фланге для наступления одновременно с нами. По этого не случилось. Мало того, в критический момент у нас был отобран автобатальон.
      Перед четырьмя армиями правого крыла стояла одинаковая задача: местными боями удерживать перед собой противника. Что же помогло нашей 3-й армии сделать больше, чем другие? Больше всего помогла уверенность, основанная на сплоченности всего личного состава и его выучке. Только вера в свои силы, вера в то, что мы слаженными и инициативными действиями захватим и удержим большой плацдарм в первый же день операции, могла подсказать нам решение - ввести на плацдарм второй эшелон армии; а именно своевременный ввод в бой второго эшелона с утра второго дня позволил нам наращивать силы и заполнять большие промежутки между дивизиями, наступающими по расходящимся направлениям. Большую роль сыграло вошедшее у нас в правило личное наблюдение командиров дивизий за полем боя с приближенных к противнику НП; это и позволяло вводить резервы своевременно. Оправдал себя и такой риск, как ввод в бой последней, резервной дивизии в той критической обстановке, когда на фронте в сто двадцать километров было так много больших разрывов.
      Как ни велика была наша вера в боеспособность армии, действительность превзошла ожидания. Мы считали бы большим достижением, если бы прошли пятидесятикилометровое расстояние до Днепра к исходу четвертого дня; но армия выполнила эту задачу на сутки раньше, притом в условиях почти непроезжих дорог, недостатка боеприпасов, когда даже патроны доставлялись самолетами У-2.
      Самостоятельный интерес представляют многочисленные случаи применения трофейных боеприпасов. Приведу несколько примеров. В артиллерийских полках не все орудийные расчеты имели орудия. Командиры артполков учитывали трудность втаскивания орудий на руках на крутой правый берег реки и предвидели, что орудия непосредственной поддержки будут отставать от боевых порядков батальонов. Выход из положения нашли в том, что расчеты, не имевшие орудий, шли с пехотными батальонами первого эшелона. Так, например, при одном батальоне шли расчеты 9-го гвардейского артиллерийского полка во главе со старшим лейтенантом Селезневым и лейтенантом Манчаком. Через тридцать минут после атаки переднего края была захвачена в деревне Солобуда семидосятипятимиллиметровая батарея с большим количеством боеприпасов. Расчеты, заранее ознакомленные с трофейными орудиями, быстро повернули их в сторону противника и открыли огонь. Они продолжали бить противника не только с этой позиции, по и продвигались вместе с батальоном до тех пор, пока не израсходовали весь запас трофейных снарядов. Еще один случай. При 3-м батальоне 327-го полка 186-й стрелковой дивизии шел с такими же запасными расчетами лейтенант Лавров. Батальон захватил стопятимиллиметровую батарею. Артиллеристы Лаврова прекрасно использовали эти мощные орудия и били из них по противнику, пока не израсходовали всех снарядов.
      Вообще артиллеристы потрудились хорошо. Они расчищали огнем дорогу пехоте как при прорыве обороны противника, так и в ходе всего наступления. Квалифицированные офицеры-артиллеристы, как правило, были при батальонах; благодаря этому удавалось поражать цели с минимальным расходом боеприпасов. Большую роль сыграли орудия прямой наводки, число которых доходило до тридцати процентов всех имеющихся стволов.
      Как и в предыдущую операцию, колоссальную работу проделали саперы. Бойцы 57-й инженерной бригады построили через Сож 7 мостов, 12 штурмовых мостиков, разминировали 26 проходов на переднем крае и 275 километров дорог во время наступления, сняли 13500 мин, отремонтировали 33 моста, 155 километров дорог я проложили 109 километров колонных путей. А сколько было работы в долине реки при приведении ее в проходимое состояние и при устройстве выходов на крутой берег!
      Несмотря на быстрое продвижение войск, телефонная и радиосвязь работали безотказно; в этом заслуга всех связистов, начиная от рядового телефониста и кончая начальником связи армии Мишиным.
       
      Глава восьмая. Днепр
      Второго декабря 1943 года 3-я армия вышла к Днепру на фронте от реки Бобровка до села Гадиловичи. Наши соседи Днепра еще не достигли. Мы могли бы со спокойной совестью остановиться на этом рубеже до общего наступления. Но обстановка, как я ее понимал, сама подсказывала: как только лед окрепнет, надо захватить плацдарм за Днепром. Мы уже облюбовали район в излучине реки, у села Шапчинцы, и три дивизии из восьми вывели во второй эшелон, чтобы готовить их к этой операции.
      На нашем правом фланге немцы продолжали удерживать на левом берегу Днепра так называемый быховский боевой участок - четырехугольник площадью около ста сорока квадратных километров, ограниченный реками: с запада - Днепр, с юга Бобровка, с севера - Ухлясть, а с востока - населенными пунктами Узники и Палки. Участок этот был очень важен и для противника, и для нас. Немцам он обеспечивал нормальную работу железной дороги Жлобин - Могилев, идущей по правому берегу Днепра. Нам он постоянно угрожал нападением противника с севера, вдоль шоссе, идущего по левому берегу Днепра на Гомель через Довск, из-за чего мы были вынуждены держать против этого выступа две дивизии в обороне. Только здесь мы не вышли к Днепру, и потому выступ этот был у нас бельмом на глазу. Чтобы захватить плацдарм за Днепром, нужно было сначала ликвидировать быховский боевой участок, выйти на нем к берегу, высвободить для активных действий еще две дивизии и подтянуть ближе к реке нашего правого соседа.
      У нас созрела мысль ликвидировать этот участок в первых числах января 1944 года. План операции был подготовлен, доложен командующему фронтом и одобрен им.
      Главный удар наносился с востока на запад - из Узников на Никоновичи и Вороново, а вспомогательный - на север, по шоссе. Кроме того, специально подготовленный лыжный отряд должен был ночью пробраться по долине Днепра в тыл противника и до рассвета. 4 января к началу нашего наступления уничтожить штаб 267-й пехотной дивизии в деревне Прибор. О местонахождении немецкого штаба мы знали из показаний пленных, подтвержденных местным жителем Загрищевым, который был заподозрен гитлеровцами в излишней любознательности, арестован и избит, но бежал и перешел к нам через линию фронта. Он вызвался быть проводником лыжного отряда, сформированного из двухсот лучших лыжников-добровольцев под командованием смелого капитана Тайвакайнена. Подготовкой от ряда руководил мой заместитель генерал П. П. Собенников. Офицеры и солдаты учились двигаться ночью по азимуту, совершать нападения на охраняемые объекты, отвечать на оклики на немецком языке. Отряд имел группы нападения, охранения и резерва. Разработали систему сигналов и метод распознавания своих и чужих: в темноте пароль подавался голосом, а днем и на расстоянии движением руки (кверху - "Кто идет?", в сторону - "Свой"). Для связи отряда с оперативным отделом штаба армии к отряду был прикомандирован майор Левченко, офицер исключительной храбрости.
      В ночь на 3 января отряд спустился в долину реки. По указанному маршруту он, не замеченный противником, вошел в его тыл. Ночь была пасмурная, мглистая, слегка подмораживало. Отряд шел не спеша. Впереди двигалось охранение с проводником и офицером, изучившим маршрут и знающим необходимые немецкие слова. Передний шел с острым щупом в руках и был обвязан веревкой, конец которой находился у идущих сзади. Эта предусмотрительность несколько раз спасала людей, когда они проваливались под лед. Вымокшие немедленно переодевались в запасное обмундирование и валяную обувь.
      Пройдя по целине более пятнадцати километров, отряд четыре раза пересек русло реки и шесть раз ее протоки. Через пять часов увидели справа на берегу очертания строений. Это и была деревня Прибор. В селении было тихо, лишь изредка перекликались петухи. На окраине наткнулись на проволочный забор. Пока саперы делали проходы в проволоке, офицеры уточняли задачи группам отряда. Напомнили солдатам, что обнаруженные телефонные провода можно резать не раньше первых выстрелов (чтобы не насторожить противника). Отдохнув, оставили у проходов "маяки" и двинулись в деревню.
      Впереди группы, идущей к штабу дивизии, шел переводчик старший сержант Телеш. На оклик часового он по-немецки ответил, что идет свой офицер, а приблизившись к гитлеровцу, ударом кинжала убил его наповал. Однако пост был парным, и стоявший в стороне другой часовой очередью из автомата ранил Телеша в ногу. Телеш убил его ответной очередью, и эти первые выстрелы были сигналом для атаки.
      Охрана немецкого штаба была почти полностью уничтожена. Разведчики забрасывали помещения гранатами, а затем врывались в них, приканчивая уцелевших гитлеровцев. Те фашисты, которым удавалось выскочить на улицу, уничтожались засадой у дороги.