— Поймите меня правильно, — продолжала я. — Вы жили в прекраснейшем из миров, стабильном и спокойном, и не замечали, насколько он хорош и красив. И поэтому относились ко всему окружающему как к чему-то само собой разумеющемуся, что было и будет всегда. И теперь всему этому грозит гибель. Вдумайтесь в это! Ведь может случиться так, что ваш мир разрушится, а вы погибнете. И не будет ничего: ни серебристого неба, ни могучих хранителей жизни, ни вас самих. Посмотрите на разрушенные растения, которые валяются на сером песке, словно битое стекло. Неужели не сжимается душа от жалости? Малыш, доктор, вы же испытывали любовь и сочувствие к своим друзьям, когда вспоминали их здоровыми и полными сил! Так подумайте также обо всем своем мире! Поймите, любовь — это не просто сильная симпатия. Это еще и осознание хрупкости и уязвимости того, кого или что ты любишь, это постоянное опасение потерять и стремление защитить!
      Боже мой, как же они засверкали! Бедные существа, они жили в таком благополучном мире, что просто не знали, что такое любовь к нему! И только сейчас это поняли. Я сама не верила, что мне удалось до них достучаться. Я взглянула на Сережу и тут же услышала:
      — Ну, Алена, ты молодец! Посмотри на них, они просто светятся от обуревающих их чувств! Теперь нам никто не страшен, а Черной Утробе я просто не завидую.
      И мы оба прекрасно знали, что в это же самое мгновенье такие же эмоции проснулись у всех остальных обитателей желтой и розовой страны, всколыхнув и перевернув их представления о привычном мире.
      Кажется, войско готово к походу!

* * *

      Я стояла недалеко от того места, где мы впервые столкнулись с черными пришельцами. Издалека даже виднелся остов погибшего хранителя. Рядом со мной сверкал Салатовенький, который несмотря на то, что только что оправился от энергопотери, все равно настоял на своем участии в военных действиях. А с другой стороны был Малыш, через несколько шаров за ним — Пурпурный. И длинный-длинный разноцветный круг сверкающих бойцов в несколько рядов. На другой стороне этого круга, охватившего всю зону агрессивного воздействия, находился Сережа. Ну прямо адмирал с контр-адмиралом!
      Мальбрук в поход не долго собирался. После того, как сверкающий народец осознал и, главное, прочувствовал все произошедшее, собрать их особого труда не составило. Они подтягивались к зоне поражения из самых отдаленных уголков желтой и розовой страны, занимая позиции по периметру. Какое все-таки благо — такая безграничная коммуникация всего общества! Ими даже руководить не приходилось. Все «солдаты», как говорил Суворов, и так уже «знали свой маневр», как только мы разработали приблизительный план действий.
      А план наш состоял вот в чем. Мы с Сережей, как существа более эмоциональные, должны будем задавать «основную частоту» — сосредоточиться на любви и восхищении миром удивительной красоты и гармони, стать чем-то вроде генератора. Все остальные должны выполнять функции многократного усилителя, четко реагируя на все наши эмоциональные оттенки. Дело в том, что мы не совсем были уверены, какие именно наши эмоции окажут на пришельцев максимальное воздействие, и поэтому планировали при необходимости их корректировать. В этом случае чрезвычайно важна полнейшая синхронность как самих эмоций, так и их малейших изменений. Мы с Сережей даже некоторое время потренировались, пропуская через свое восприятие целую гамму чувств, и добились неплохого взаимодействия. О шарах даже и говорить не приходится — такое взаимодействие просто свойственно их природе.
      Единственное, что мы четко и досконально знали — это то, что малейший намек на ненависть, агрессию может не только свести на нет все наши усилия, но и запросто погубить всех. Риск, конечно, был зело преогромен, но выбора особого не было.
      Также нельзя было забывать и о безопасности. То есть каждый «воин» должен был кроме всего прочего «держать фон» дружбы, симпатии к своим согражданам, чтобы не позволить «гробовщикам» захватить кого-нибудь.
      Что нас откровенно порадовало, так это то, что недостатка в добровольцах не было. Практически все шары, за исключением тех, кто должен был поддерживать системы жизнеобеспечения и осуществлять технический контроль, отправились к мертвой зоне.
      Мы напились водички, запасаясь энергией впрок, и, булькая животами, отправились на «поле брани», словно заклинание твердя себе что именно ее, брани, как и любых отрицательных эмоций, нужно избежать во что бы то ни стало.
      Зона поражения представляла собой кривое неправильное пятно размером примерно 5 на 7 километров. Для того, чтобы усиление эмоционального поля было максимальным и равномерным, мы все разместились по окружности, охватывающей это пятно целиком. А в точках, самых близких к границе серого песка, как раз и находились мы с Сережей. Прямо друг напротив друга. Разъединенные расстоянием в 7 километров безжизненной пустыни. И в то же время связанные сверкающей цепью друзей и единомышленников.
      Я стояла на холмике и смотрела вниз, на суету «гробовщиков», без устали обслуживающих Черную Утробу. Шары практически не обменивались информацией, кроме разве что «шепота», необходимого для построения правильного круга. Ни в коем случае нельзя было выдать себя раньше времени и дать возможность противнику расстроить наши замыслы!
      Прав был поэт, когда говорил, что в бою самое тяжелое время — «час ожидания атаки». Но мандража не было. Только абсолютное, ледяное спокойствие и уверенность в том, что необходимо сделать. Я пошире расставила ноги, выпрямилась. Я была готова.

* * *

      По цепочке, чтобы не привлечь внимания, мне передали, что все выстроились и приготовились. Пора!
      Уже не таясь, я сильно окликнула Сережу.
      — Готов! — ответил он.
      Это и был сигнал начала действий.
      Я вызвала образ прекрасной страны, тут же подхваченный Сережей. И в это же мгновение любовь к этой стране Красоты и Гармонии, восхищение и гордость ею хлынули стремительной и мощной волной, сметая на своем пути жалких «гробовщиков». Они неуклюже бежали на своих подпорках, подпрыгивая на желтеющем прямо под ними песке, трусливо удирали к своей покровительнице. Но восстановление энергетики почвы происходило слишком быстро для них, и все чаще эти отвратительные создания отставали от спасительной границы серого песка и беззвучно лопались каскадом синеватых искр.
      — Вперед! — подал команду Сережа, и все сверкающее войско стало постепенно сужать кольцо, неумолимо приближаясь к Черной утробе.
      По мере приближения интенсивность поля усиливалась, и гробовщикам приходилось бежать все быстрее и все чаще лопаться. А шарам постепенно перестраиваться в более плотное кольцо, насчитывавшее уже не один десяток рядов.
      К прежним эмоциям помимо воли добавлялась радость и ликование.
 
Ура, мы ломим, гнутся шведы!
О, славный час, о славный вид!
Еще напор, и враг бежит!
 
      Черная Утроба в ужасе вопила: «Невероятная энергия! Другая… Смертельно… Приближение порога стабильности…»
      Мы подошли уже очень близко, и было видно, как наиболее прыткие и трусливые из «гробовщиков» уже подбегали к разверстому черному Нечто, скрываясь в нем и сливаясь с ним. И вот, наконец, не осталось ни одного из этих несуразных существ. И тут же Черная Утроба, выдохнув напоследок «Смертельная угроза… Максимум защиты…», перестала подавать какие-либо признаки жизни.
      Мы подошли практически вплотную, до нее оставалось не более десятка метров, но даже сейчас было непонятно, что она собой представляет — огромный, диаметром несколько десятков метров шар или же гигантское отверстие «в никуда». Ее матовая чернота по-прежнему совершенно не отражала свет.
      И на этом успех наших боевых действий закончился. Ибо Черная Утроба никак не реагировала на наше наступление и усиление эмоционального поля. Похоже, ушла в глухую защиту, которую мы не в состоянии были пробить. А подходить еще ближе было слишком рискованно.
      Мы с Сережей, понимая друг друга до малейших нюансов, стали варьировать спектр эмоций.
      Безграничная, всепоглощающая любовь к желтой и розовой стране. Восхищение красотой. Готовность защитить ее даже ценой жизни. Взаимное братство всех обитателей.
      И никакого результата. Мы повторяли и варьировали снова и снова, стараясь найти то, что позволит раз и навсегда отделаться от этой напасти. От напряжения у меня уже начинала кружиться голова, подкашивались ноги. Мои товарищи тоже были на пределе, но наши усилия так и не увенчались успехом. Общее поле постепенно начинало слабеть, а Черная Утроба продолжала лежать прямо перед нами. Огромная, страшная даже в своей безжизненности. И неуязвимая.
      Неужели все старания напрасны, неужели наши усилия пойдут прахом, и в этом удивительном мире воцарится это чудовище, такое отвратительное и чуждое!
      Стоп! Чуждое!
      Сережа с полумысли подхватил эту идею. Существо, абсолютно чуждое, никак не вписывающееся в стройную систему этого мира! Не подходящее, лишнее, ненужное!
      Прошла какая-то доля мгновения, и наш сигнал был подхвачен выбивавшимися из сил шарами. И тут же произошло что-то совершенно удивительное: к нам присоединилось еще несколько полей, прекрасно синхронизированных с нашим, в несколько десятков раз усиливших наш сигнал. Настолько, что мне самой уже трудно было находиться под действием этого суммарного поля. Я поняла, что произошло. К нам подключились другие обитатели этого мира: хранители жизни, «полярные сияния», стеклянные шары. Откуда-то издалека поддавали голос кристаллические кусты. Казалось, даже песок кричит «Изыди, чужак! Мы любим свой мир, и тебе в нем не место!»
      Волна все нарастала, и наконец не выдержала защита Утробы, и с отчаянным визгом «Опасный мир! Смертельный мир! Спасаться…», она взвилась с мгновенно пожелтевшего песка черным смерчем прямо к сверкавшим над ней звездам. На долю мгновения мне показалось, что в этом вихре мелькнули безжалостные желтые глаза и когтистые лапы монстров, гнавшиеся за мной по стеклянному гребню тогда, после роковой аварии…
      Раздался долгий чмокающий, засасывающий звук, колебание прошло по всему пространству, словно небольшой толчок землетрясения, вздрогнула и закачалась картинка звездного неба, и через мгновенье встала на место.
      Все. Закончилось. Боже, неужели мы победили?
      Ноги подкосились, и я устало шлепнулась на песок, почти не способная воспринимать что-либо. И только спустя некоторое время мое внимание привлекло какое-то изменение, происходящее рядом.
      Тот самый хранитель жизни, которого я тогда жалела, поглаживая по гнилостно-коричневой коре, снова стал ярко-розовым! С энергией всепобеждающей жизни, со стремительностью самого возрождения разрастался он вверх и вширь, заполняя собой полнеба! Так трава пробивается через асфальт, так весной распускаются листья на деревьях, за считанные дни накрывая леса зеленым покрывалом. Так Ее Величество Жизнь побеждает смерть!
      Мои друзья, мои соратники по оружию точно так же, как и я, устали настолько, что были не в состоянии даже радоваться победе. Только обменялись слабыми импульсами взаимной благодарности. Потихоньку все стали разлетаться «по домам». Но мы с Сережей вымотались до такой степени, что лететь были не в состоянии, и поэтому побрели пешком. То ли из благодарности, то ли из уважения наши самые близкие друзья — Салатовенький и Малыш — не оставили нас одних и молча летели рядом с нашей черепашьей скоростью.
      А небо быстро менялось. Очевидно, ожил не только этот хранитель, но и все остальные. Звездная дырка стремительно затягивалась, приобретая привычный серебристый цвет. А когда мы вплотную подошли к хранителю, нас ожидал еще один сюрприз: с его только что сформированной кроны уже низвергался хрустальный водопад. И тут же в моем сознании прозвучал странный, не на что не похожий протяжный голос:
      — Ппо-ддо-йдди-тте, ллю-дди! Вво-ззьмми-тте э-нне-рргги-и-ю!
      Батюшки, да с нами разговаривает сам Хранитель Жизни!
      Разумеется, мы не раздумывая, юркнули под тугие струи. И снова будто заново на свет родились. Тело стало полным жизни, сил и энергии.
      — Благодарю тебя, Хранитель, — произнес Сережа.
      — Большое тебе спасибо, — добавила я, поглаживая его розовую кору, теплую и упругую.
      И только сейчас до меня наконец дошло: мы победили! Мы помогли нашим друзьям, да еще и сами остались живы!
      — Странное дело, Алена, — задумчиво произнес Сережа. — Мы ведь отправились на войну совершенно безоружными. И тем не менее одержали победу.
      — Да уж, похоже, существуют вещи посильнее, чем пушки и танки, — добавила я.

* * *

      Мы сидели в давно знакомом, почти родном помещении — изумрудно-зеленом зале в жилище Салатовенького. Давно не было так хорошо и покойно! Мало того, что мы справились с задачей более чем прилично и постоянно ощущали некоторый эмоциональный фон благодарности со стороны всех жителей желтой и розовой страны, нам еще не нужно было спешить с возвращением. Ведь на этот раз мы не были привязаны к конкретному туннелю, каждый из которых постоянно одержим дурацким желанием хлопнуться в самый неподходящий момент. Все равно предстоит долго и нудно пробираться через временные потоки для того, чтобы аккуратненько попасть в тот самый момент, когда мы стартовали.
      Конечно, велик соблазн заглянуть в собственное будущее, да только во-первых, как его найдешь, оно ведь имеет вероятностный характер. А во-вторых, что мы будем там делать без наших белковых оболочек? Ведь за это время, через которое мы перескочили, они, бесхозные, уже давным-давно превратятся в удобрения. Так что придется переквалифицироваться в привидения, а это не очень интересно. Денег, конечно, можно много заработать, потому как шантаж и вымогательства в таком виде становятся делом простым и прибыльным. Да только на что их потратить? Нет уж, лучше домой, в свое привычное и уютное тельце.
      Расслабленная и довольная, я сидела в изумрудной гостиной и думала обо всяких глупостях. Представляла и планировала, как мы сможем долго-долго путешествовать по всяким удивительным местам, как, наконец, получим ответы на многочисленные вопросы. Как, нагостившись вдоволь, отправимся обратно и окунемся в наш привычный мир. Только это будет совсем нескоро. А сейчас можно предаться блаженной лени.
      Что меня больше всего поразило, так это полное отсутствие всяких торжественных церемоний по поводу блистательно одержанной виктории над неприятелем. Никаких тебе парадов, митингов, клятв в вечной благодарности и вручения орденов.
      Насчет наград — мысль, конечно, интересная. Только хотела бы я знать, куда его, орден этот, в случае чего нужно было бы прикреплять при полном отсутствии одежды и даже нормального тела. На шею вешать что ли, как собачью медаль?
      В общем, никакой помпезности. Сережку даже в маршалы не произвели. Так и пришлось ему остаться лейтенантом запаса. Сначала мне было как-то непонятно. Все-таки военспецы оказались на высоте и блестяще справились с ответственной задачей, возложенной на них. Разумеется, на бронзовые бюсты мы не претендовали, да и Родина далековато. Да и в таком виде, который мы имеем здесь, вряд ли они, бюсты, значительно украсят родной Минск. Но все-таки думалось, что устроят нам какую-нибудь торжественную встречу, прием, что-то еще в этом роде. А тут — и вовсе ничего. То есть как добрались до города, так и пошли ровненько в гости к Салатовенькому. Хотя при этом каждый встречный-поперечный шарик тут же обдавал нас искренней волной благодарности.
      И только отдохнув от трудов праведных, напившись водички и выкупавшись, сидя в мягком стеклянном кресле в изумрудном зале дома у Салатовенького, я наконец сообразила, в чем дело.
      Они же все, несмотря на индивидуальность каждого сверкающего существа, по сути своей — единый организм, имеющий общее сознание, коллективный разум. Если провести аналогию с человеческим организмом, то получается вот что. Допустим, человека собирается укусить ядовитая муха, змея или еще какая-нибудь зловредная пакость. Этот укус будет смертельным для всего организма. И рука, защищая его, прихлопывает эту муху. Ура, ура, великая победа! Все остальные органы жизнью обязаны храброй и мужественной руке. Но представить, что при этом ноги рассыпаются в благодарностях, мозг принимает ответственное решение вручить храброй руке орден, а желудок урчит от умиления и восхищения, не способно даже мое богатое воображение.
      Так каким же образом сверкающие шары могут устраивать помпезные церемонии по случаю того, что их общий организм избавился от зловредной болячки? Им такое просто и в голову не может прийти! А мы? А что — мы! Мы для них — близкие друзья, почти ставшие частью этого организма и подпавшие под ту же юрисдикцию. А это и есть самая большая награда.

* * *

      Сережка сидел напротив в таком же, как у меня, зеленом стеклянном кресле и с наслаждением потягивал водичку из высокого стакана удивительной красоты, который сотворил для него Салатовенький.
      — Красота! Хорошо-то как! — лениво потянулся он.
      — Чего ж не продолжаешь? — съехидничала я.
      — В смысле?
      — Эта фраза так говорится: «Хорошо-то как, Маня!» и ответ: «Я не Маня, но все равно хорошо!»
      Салатовенький, выслушав эту тираду, выстрелил вверх фонтанчик искорок. Смеется. Надо же, как изменилось его восприятие!
      — Ты права, Лена! Мое восприятие действительно сильно изменилось, — ответил на мои мысли Салатовенький, впервые назвав меня нормально, в женском роде. — После того, как вы с Сергеем помогли мне восстановить энергобаланс, в моей структуре осталось слишком много вашей информации, полученной вместе с вашей энергией. И теперь я могу думать, чувствовать почти как человек. Мне понятны ваши идиомы и даже такое странное для нас явление, как юмор. Спасибо вам! Я стал обладателем двойных способностей: теперь я воспринимаю мир не только как представитель своего народа, но и могу как бы посмотреть на себя со стороны.
      Мы с Сережкой удивленно переглянулись и не нашли, что сказать. Даже как-то неловко было просто так сидеть и тупо молчать, как рыба об лед. И я, как всегда невпопад, ляпнула первое, что пришло в голову:
      — А почему создается такое ощущение, что эти кресла — мягкие? По виду материал напоминает наше стекло. Из чего они сделаны?
      — Они, как и все сооружения, являются модификациями наших растений и других живых организмов. Просто реагируя на твое психологическое состояние, они создают ощущение максимального комфорта для организма. И при этом…
      Он не успел договорить, как активизировался коммуникационный канал, и встревоженный Лимончик возвестил нам новости:
      — Люди! К сожалению, мы получили крайне неприятную информацию. То существо, которое нам удалось изгнать, во время своего бегства создало возмущения в пространственно-временной структуре бесконечной Вселенной. Это грозит резкими изменениями в направлениях хронопотоков в самом ближайшем будущем. А подобные изменения, в свою очередь, сильно затруднят нахождение траектории обратного перемещения в место и время вашей обычной жизни. Поэтому следует поспешить с отправкой.
      Ну, вот, так всегда! Только я размечталась, что можно будет наконец-то позадавать свои бесчисленные вопросы, только раскатала губу попутешествовать по этой удивительной стране и полюбоваться на ее диковинны, как снова нас обломали. И ведь теперь это — на целых двенадцать лет! Кстати, почему именно на двенадцать? Так и не спросила. И снова спешить, мчаться на старт впопыхах, так толком ничего не узнав и не рассмотрев!
      — Сколько времени у нас еще есть на сборы? — спросил Сережа.
      — Около двадцати минут в вашем земном эквиваленте. Не забудьте запастись максимальным количеством энергии. Извините, больше не могу уделять вам внимание, — ответил он и тут же отключился.
      Я только собралась подумать о том, что Лимончик обошелся с нами довольно невежливо, как заговорил Салатовенький:
      — Ребята, не обижайтесь на него. Просто у Лимончика, как вы его называете, нет ни секунды свободной. Он решил дать вам максимальный срок на сборы и теперь занят расчетом прохождения всей траектории по меняющимся хронопотокам. Не дай Бог ошибиться, тогда и вы, и группа сопровождения можете погибнуть, — он пошел темными полосками, что в нашей интерпретации можно было воспринимать как тяжкий вздох. — Ну, что ж, давайте собираться. По правде говоря, я очень надеялся, что вы сможете побыть в этот раз подольше. Жаль.
      — Ну, что? Пошли снова в душик? — спросил Сережа.
      Я только молча кивнула. Вот же ж невезуха!
      Мы шли по улицам, здания которых более всего напоминали гигантские цветы из драгоценных камней. Шли и любовались. А на бесконечных переливающихся поверхностях солнечными зайчиками играли бесчисленные отражения огромного количества сверкающего народа. И нас буквально несла волна теплой признательности, бесконечной благодарности и… любви! Это же самая большая награда, самый грандиозный памятник, который только можно вообразить! А я, дура безмозглая, всякими глупостями голову себе забивала! А они вышли провожать нас всем городом, а может быть, даже из других мест для этого прибыли. Прозрачная стартовая площадка была окружена широким разноцветным кольцом, сверкающим, как огромный бриллиант. И такое сильное поле было у этого кольца, что я уже ни секунды не сомневалась, что обратно мы доберемся благополучно, несмотря на всякие выкрутасы временных потоков.
      Мы с Сережей взялись за руки, а вокруг нас выстроилась группа сопровождения во главе с Малышом. Вот-вот Лимончик начнет отсчет. И тут к нам пробился Салатовенький:
      — Лена, времени нет, быстро давай руку!
      — Зачем? — спросила я, протягивая ладошку.
      — Это мой тебе подарок к празднику начала совместной жизни, который у вас должен вскоре состояться, — сказал он, быстро сунув мне какой-то предмет.
      — Внимание! — подал громовой голос Лимончик. — Начинаю отсчет, всем посторонним немедленно покинуть стартовую площадку!
      — Прощайте, ребята! Теперь надолго. Хотя мне до возможной встречи пару лет осталось, а вам — двенадцать с лишним! — умчался Салатовенький, оставив после себя слабое светящееся колечко в воздухе. Воздушный поцелуй.
      — Прощай, желтая и розовая страна! Прощай на долгие годы, — тихонько шептала я.
      — Прощайте, друзья! — вторил мне рядышком Сережа, стараясь наглядеться напоследок.
      И вот прозвучала команда «Старт!», мы взвились вверх, и снова начались бесконечные прыжки по хронопотокам. Мы периодически старели и молодели, расплющивались на виражах и любовались на незнакомые звезды. И только сейчас до меня дошло, что я опять забыла спросить, что они там твердят про двенадцать лет. Вот зараза! Сейчас уже не спросишь! Экипажу не до этого.
      Я наконец решила посмотреть, что же я держу в зажатом кулачке с тех самых пор, как Салатовенький впопыхах сунул мне это в руку. На ладони лежало что-то непонятное, вроде густого комка зеленого света. Странный какой-то подарок. Ладно, поживем — увидим, философски пожала я плечами.
      Однажды мне показалось, что я вижу огромную черную тень, которая собирает в себя весь свет окружающих звезд. Я даже вздрогнула. Но наши пилоты не обращали на нее никакого внимания, хотя, безусловно, тоже заметили, и я немного успокоилась.
      Интересно, Черная Утроба является порождением той же проекции Вселенной, где находится Желтая и Розовая страна, или может путешествовать между проекциями? Последнее было бы крайне нежелательно. Потому что попади она в наш противоречивый мир, богатый как добром, так и ужасающей злобой, мало бы нам всем не показалось. Летели мы в этот момент довольно спокойно, так что я рискнула обратиться с этим вопросом к Малышу.
      — Наши исследователи, к сожалению, не могут ответить на твой вопрос, человек Елена. Слишком мало данных удалось собрать во время ее поспешного бегства. А теперь извини, предстоит трудный участок пути.
      И тут же он включился в общий процесс, и снова мы проскочили по касательной вихрь, снова менялись потоки и рисунок неба.
      Но не даром говорят, что дорога домой всегда короче. Вроде бы не так давно стартовали, как уже нас выбросило прямо над атмосферой родной матушки-Земли.
      — Хронопауза? — резко бросил Малыш.
      — В данный момент три, в расчетное время прибытия — пять минут в местных интервалах времени, — ответил один из наших спутников.
      — Физиология? — снова Малыш.
      — В норме. Есть резерв около трех минут. Но необходима энергетическая подстраховка. Сильно снизилась температура белковых тел, — ответил другой.
      Я толком не успела ничего сообразить, как мы уже спустились сквозь тучи. Продолжала буйствовать гроза. Прямо на мокрой земле под кустиком лежали наши бедные тела. Дождь хлестал по абсолютно безжизненным лицам, выбивая фонтанчики на закрытых глазах.
      — Да уж, зрелище… — поежился Сережа.
      — Внимание! Люди, сосредоточьтесь! Вам требуется слиться со своими белковыми оболочками, — напутствовал нас Малыш. — Крайне нежелательно терять контроль за мыслительными процессами, это может значительно затруднить восстановление функций организма. Вперед!
      Тут же их силовой шар разомкнулся, и нам ничего другого не оставалось делать, как нырнуть в собственные тела. Я так и не выпустила из руки тот странный зеленый комочек света. Итак, здравствуй, родное тельце!

* * *

      Как холодно! Как неимоверно холодно! И еще вода… Она льется, не переставая, затапливая все вокруг. Нельзя терять сознание… Но все кружится в каком-то холодном водовороте, и он засасывает меня куда-то внутрь… Не могу… Тяжело… Наверное, это уже все…
      — Алена, борись! — слышу я какой-то далекий голос, — Ну же, милая, давай, ты же у меня умница!
      Краешком уходящего сознания я чувствую, как кто-то начинает ритмично надавливать мне на грудь, заставляя работать сердце. И зовет. Все время зовет по имени. И только этот зов позволяет краешку сознания цепляться за действительность. Я — Алена… Я — могу? Да, я могу, холера ясная! И, делая над собой нечеловеческое усилие, я вырываюсь из затягивающего водоворота.
      — Ну, слава Богу! Пришла в себя. Ты как?
      — Ничего, средне между фигово и очень фигово. Спасибо тебе, Солнышко, ты меня вытащил, — отвечаю я, еле шевеля посиневшими губами.
      Сережа тоже на красавчика не тянет — волосы мокрые, слипшиеся, сам — бледно-зеленый, весь дрожит. Но лучше его, дороже для меня нет никого на свете! Надо же, из клинической смерти меня вытащил!
      — Люди! Ваши организмы необходимо подпитать энергией, иначе возникнут нарушения физиологии, — проговорил Малыш, сделавшийся в нашей, земной действительности не больше теннисного мячика.
      Конечно же, он прав! При таком переохлаждении простуда, а то и воспаление легких неминуемо. Только интересно, как он собирается осуществить эту процедуру?
      — Приготовьтесь к приему энергии!
      Мы, дрожа, поднялись, с трудом разгибая застывшие мышцы. Готовы вроде! Шарики выстроились кружком вокруг нас, и вдруг прямо в центр этого кружка шарахнула огромная молния! Я уже совсем умирать приготовилась, но заряд будто растекся по невидимой полусфере, окружавшей нас. Повеяло каким-то странным теплом, и мы вмиг не только согрелись, но даже просохли, включая одежду. Длилось это долю секунды, но сразу после оздоровительной процедуры я почувствовала себя просто великолепно.
      — Как ваше состояние? — заботливо поинтересовался спутник Малыша, «физиолог».
      — Спасибо, прекрасно! — ответил Сережа.
      — Люди! К сожалению, мы вынуждены срочно вас покинуть, потому что электрическая активность атмосферы постепенно уменьшается, — заговорил Малыш. — Спасибо вам за все! Прощайте!
      Он поднялся вверх, а каждый член его команды подлетал к нам, обдавая нас волной признательности и благодарности, и тоже следовал за своим командиром. Наконец они построились в разноцветный кружок, маленькие и бесстрашные исследователи просторов Вселенной, и, дождавшись «попутной» молнии, с яркой вспышкой исчезли. А мы так и стояли, замерев.
      Я наконец разжала руку. На ладони лежало удивительной красоты ожерелье из зеленоватых камней. Свадебный подарок Салатовенького.
      — Похоже, дождь действительно заканчивается, — первым пришел в себя Сережа. — Ну, как? Я же тебе обещал сюрприз!
      Я только хмыкнула, взглянув на него искоса. И не смогла оторвать взгляда. Первые лучи солнца, пробивающегося из-за туч, снова зажгли в его глазах золотистые солнышки. На голубом небе.
      А впереди, словно последний привет из желтой и розовой страны, сияла разноцветная радуга.

8