В этой программе есть один чрезвычайно важный пункт. - Ходзуми прикрыл глаза и процитировал на память, будто читал стихи: - "Хотя наше отношение к германо-советской войне и определяется духом пакта трех держав, некоторое время не следует вмешиваться в нее, а быстро провести против Советского Союза военную подготовку. Решение о вступлении в войну принимать самостоятельно... - Одзаки сделал паузу, припоминая, и продолжал: - Если развитие германо-советской войны будет проходить особо выгодно для империи, применить оружие и, разрешив этим северную проблему, обеспечить стабилизацию в северных районах". Кроме того, в программе говорится, добавил Ходцзуми, - что империя не остановится перед войной с Англией и Соединенными Штатами. На Тайном совете развивались планы агрессии против Советского Союза, хотя это и не зафиксировано в принятых документах.
      - Что это за планы? - спросил Зорге.
      - Приморскую область намечено после захвата присоединить к империи, а районы, прилегающие к Маньчжурии, превратить в "сферу влияния". Сибирская железная дорога будет целиком поставлена под контроль Германии и Японии. Пункт разграничения - город Омск.
      - Да-а, далеко идущие планы... - задумчиво проговорил Рихард. - Ну а ты-то сам, Ходзуми, как думаешь: при каких условиях империя решится выступить против СССР?
      Одзаки не спешил с ответом. Помолчав, проговорил:
      - Если войска Квантунской армии будут превосходить силы Красной армии на Дальнем Востоке и в Сибири не меньше чем втрое. Генштаб еще не забыл Хасан и Халхин-Гол. А самое главное условие: если Гитлер добьется больших успехов, если действительно свершится "блиц-криг".
      Из этого разговора Зорге сделал вывод: Япония готовится к войне против СССР. Вскоре ему стал известен поразительный факт, совершенно подтверждавший это предположение. Военный атташе Кречмер доверительно сообщил ему, что министр Тодзио по поручению Тайного совета и в полном контакте с германскими военными срочно завершает разработку плана нападения на Россию. План этот носит кодовое название "Кантокуэн" - "Особые маневры Квантунской армии".
      А посол Отт тут же поспешил передать донесение в Берлин: "Военные приготовления против СССР ведутся со все возрастающей быстротой".
      * * *
      Токио первых дней и недель после начала германо-советской войны. Ёсукэ Мацуока еще министр иностранных дел второго кабинета Коноэ. Он упорно проводит свою линию, делая все, чтобы развязать войну Японии против СССР.
      Вот выписка из дневника посла СССР в Японии Сметанина от 25 июня 1941 года:
      "...Я задал Мацуоке основной вопрос о позиции Японии в отношении этой войны и будет ли Япония соблюдать нейтралитет так же, как его соблюдает Советский Союз в соответствии с пактом о нейтралитете между СССР и Японией от 13 апреля с. г. Мацуока уклонился от прямого ответа... Однако тут же подчеркнул, что "основой внешней политики Японии является Тройственный пакт и если настоящая война и пакт о нейтралитете будут находиться в противоречии с этой основой и с Тройственным пактом, то пакт о нейтралитете не будет иметь силы".
      Это явно провокационное заявление японского министра дает основание Отту послать в Берлин следующую оптимистическую телеграмму:
      "Директор европейского отдела сообщил мне, что советский посол попросил Мацуока принять его в субботу для неотложной беседы, чтобы по поручению своего правительства получить ответ, считает ли Япония пакт о нейтралитете действующим в связи с настоящей германо-русской войной. Мацуока ему на это ответил, что пакт о нейтралитете не отвечает настоящим событиям. Он был заключен в тот момент, когда германо-русские отношения были, по существу, другими.
      Русский посол, который надеялся получить удовлетворительный ответ, был крайне озадачен этим заявлением".
      Тремя днями раньше, в день нападения Германии на СССР, Мацуока, хотя и осторожно, но обнадеживал Отта в том, что "он лично по-прежнему считает: Япония не может долгое время занимать нейтральную позицию в этом конфликте...".
      Однако позицию министра иностранных дел не поддержали большинство деятелей промышленно-финансового мира, правительства и военной верхушки Японии. Они склонялись к "южному варианту", отлично, однако понимая, что это может вызвать войну и с Соединенными Штатами. На очередь встала другая задача: усыпить бдительность Вашингтона видимостью серьезных переговоров, а потом... А потом, как известно, дело кончилось вероломным, без объявления войны, нападением японского флота на Пёрл-Харбор...
      * * *
      Москва требовала информации о реакции Токио на начало войны. Зорге работал круглосуточно.
      * * *
      Отт стоял у большой карты Европы, сменившей на стене его кабинета карту Польши. Теперь она была утыкана черными флажками со свастикой.
      Генерал потирал руки от удовольствия:
      - Дела идут как по маслу. Ты только взгляни. - Он жестом пригласил Рихарда подойти поближе. - Литва, Латвия, Западная Украина, Белоруссия - и все за какие-нибудь две недели! Если мы сохраним такой темп, то через месяц-полтора войдем в Москву. Представляешь, какое это будет эффектное зрелище! На кремлевских башнях - знамена со свастикой! Ряды войск замерли в ожидании фюрера. Вот он въезжает на бывшую Красную площадь. Гремят барабаны. Делегация русских вручает фюреру ключи от столицы. А? Такого не знал и Наполеон!
      - У вас, господин посол, богатое воображение, - сказал Рихард.
      Отт довольно улыбнулся:
      - По случаю такой победы нам тоже кое-что перепадет. Я бы с удовольствием прикрепил на твою грудь, дорогой Рихард, Рыцарский крест первой степени с дубовыми листьями. А почему бы и нет, черт возьми! Мы с тобой, в конце концов, тоже не сидим сложа руки. - Он снова повернулся к карте, посмотрел на линию флажков. И уже другим тоном спросил: - Как ты думаешь, скоро красным придется начать войну на два фронта?
      - Если бы это знать... - медленно ответил Зорге.
      * * *
      "Если бы это знать...". Этот вопрос самый важный за всю его долголетнюю работу: "Нападет ли Япония на Советский Союз? И если нападет, то - когда?.."
      За две недели, прошедшие с начала войны, многое изменилось. Одни перемены радовали, другие вызывали все усиливающуюся тревогу. Если в первый день Отт за обеденным столом заявил, что рейх не нуждается в поддержке Японии для достижения победы, то теперь его мнение, а значит, мнение Берлина резко изменилось. Об этом свидетельствовал вопрос, который посол задал Зорге у карты боевых действий. Об этом говорили и телеграммы, хлынувшие от Риббентропа. Министр иностранных дел рейха требовал от своего посла: "Предпримите все, чтобы побудить японцев как можно скорее начать войну против России... Чем быстрее это произойдет, тем лучше. Наша цель, как и прежде, пожать руку японцам на Транссибирской магистрали еще до наступления зимы".
      Генерал Отт поспешил доложить рейхсминистру: "Японская армия усердно готовится... к неожиданному, но не опрометчивому открытию военных действий против России".
      Эта телеграмма была отправлена 4 июля. А буквально через два дня из Берлина поступил новый приказ: настаивать на быстрейшем вступлении островной империи в войну против России. В посольстве стало известно, что 9 июля в Берлине Риббентроп встретился с японским послом и тоже сообщил ему: фюрер настаивает на выполнении дальневосточным союзником своих обязательств по пакту.
      - Зачем рейху понадобились самураи? - спросил Рихард генерала при очередной встрече. - Ведь еще несколько дней назад...
      Отт перебил его:
      - За эти несколько дней кое-что потребовало иной оценки. - Он подошел к карте, зло ткнул указкой: - Скажу тебе по строжайшему секрету, наше наступление на Восточном фронте замедляется. Русские оказывают яростное сопротивление.
      Зорге с трудом сдержал ликование. Но радостная весть несла в себе и новую опасность: Германия будет добиваться вступления в войну Японии.
      Быть или не быть войне на Дальнем Востоке? Ответ на этот вопрос должен был дать исход жестоких сражений, которые шли дни и ночи на тысячекилометровых пространствах от Баренцева до Черного моря. Ответ зависел от стойкости и мужества советских солдат. Но - понимал Зорге - он зависел и от него. Теперь, когда с предельной ясностью определилась главная цель их работы, Рихард по-новому распределил обязанности в группе. Каждый должен был всеми возможными путями собирать информацию о политике Японии в отношении СССР. На Ходзуми лежало изучение всех перипетий борьбы в правительстве, во дворце, среди высшего командования. Мияги добывал сведения об оснащении и передвижении войск, о ходе мобилизации. Вукелич изучал политику Соединенных Штатов и Великобритании в отношении как Японии, так и Советского Союза. Зорге собирал и обобщал всю поступавшую информацию. Кроме того, он под неустанным особым вниманием держал германское посольство. Клаузен передавал донесения, но теперь и ему приходилось работать с удвоенным напряжением.
      Сведения продолжали поступать противоречивые. Правительство Японии в соответствии с планом "Кантокуэн" приняло решение о мобилизации. Но войска отправлялись и на север, и на юг. Одзаки и Мияги сообщали Рихарду, что части непрерывно следуют в Маньчжурию. Численность Квантунской армии увеличена до 700 тысяч солдат. Быстрыми темпами ведется строительство аэродромов и посадочных площадок в непосредственной близости от советской границы. В Маньчжурии их уже сооружено около 300, на территории Кореи более 50.
      Участились контакты между командованием японских вооруженных сил и немецким генералитетом. Разведка империи стала снабжать абвер сведениями о хозяйственном, политическом и военном положении СССР. Эта "помощь" оказалась настолько значительной, что Риббентроп прислал 15 июля телеграмму Отту: "Поблагодарите японское Министерство иностранных дел за пересылку нам телеграфного отчета японского посла в Москве... Было бы очень хорошо, если бы мы и впредь могли постоянно получать таким путем известия из России".
      Существенные изменения происходили и в правительственных кругах. 18 июля был вынужден уйти в отставку самый ярый сторонник агрессии - Мацуока. Правда, сменивший его Тоеда поспешил заверить германского посла, что он будет полностью продолжать политику своего предшественника. Но генерала Отта, уже поднаторевшего в дипломатии, эти заверения не успокоили.
      - Что-то крутят они! - признался он Рихарду.
      12 августа Зорге радировал в Москву:
      "Немцы ежедневно давят на Японию, требуя вступления ее в войну. Но тот факт, что немцы не захватили Москву к последнему воскресенью, как это они обещали высшим японским кругам, понизил энтузиазм японцев".
      И все же... И все же это еще не был решительный ответ на вопрос: нападет Япония на Советский Союз или нет?
      Одзаки предостерегал:
      - Среди правящей верхушки, среди сторонников двух разных направлений агрессии ожесточенная борьба не прекращается. И хотя сегодня большинство предпочитает воздержаться от нападения на Россию и высказывается за нанесение мощного удара в Юго-Восточной Азии, генералитет верит в победу Германии и не оставляет надежд на захват Дальнего Востока и Сибири.
      Нет, Зорге еще не может сделать окончательный вывод...
      Группа "Рамзай" работала непрерывно. Поиск источников информации, сбор сведений, отсев ложных фактов и выкристаллизовывание крупиц истины. И все это при большой опасности, подстерегавшей на каждом шагу. Работа - на пределе физических сил.
      Уже давно тяжело болел Клаузен. Учащающиеся сердечные приступы приковывали его к постели. Тогда за работу бралась Анна. В эти месяцы она стала незаменимой в группе.
      Рихард тоже глотал таблетки. Просил Исии делать уколы. Она смотрела на него испуганными глазами. Хотела сказать, что нельзя так много работать: утром и днем, вечером и ночью. Она видела, как он осунулся, похудел, даже как-то весь почернел. Но сказать об этом ему не решалась. Она не знала, какой работой он поглощен, но понимала: если он отдает ей столько сил значит, это очень важная работа.
      Во время очередной встречи с Клаузеном тот поделился с Рихардом:
      - Какая-то странная история... Вчера пришел ко мне домой переодетый полицейский. Я его знаю - это Аояма из кемпэйтай. Попросил мою фотографию. Сказал, что старая залита в полицейском управлении чернилами... Что бы это могло значить?
      Рихард задумался:
      - Если только фотография - чепуха. Твоих фотографий они сколько хочешь могут нащелкать на улице. Может быть, действительно залили чернилами.
      Но после этого разговора у Рихарда остался неприятный осадок. Он не хотел тревожить товарища. Однако этот же самый Аояма, которого Зорге тоже знал в лицо, на днях приходил и к нему. Только просил не фотографию, а пишущую машинку. Машинки, как и радиоприемники, полагалось регистрировать в полиции. Через день принес назад. Не чересчур ли много совпадений?..
      Однажды, вернувшись домой, он застал в верхней комнате взволнованную Исии.
      - Что случилось, вишенка?
      - Меня только что вызывали в полицию. Сказали, что я должна следить за тобой, приносить им оставшуюся после твоей работы копировальную бумагу, рассказывать, куда ты ездишь и с кем встречаешься. Я наотрез отказалась. Полицейский, который вел допрос, стал запугивать меня. Он сказал, что они сделают со мной так, что ты сам откажешься встречаться со мной...
      - И что ты им ответила?
      - Я сказала, что Рихард-сан не такой человек.
      - Правильно. - Он помолчал. - Но, может быть, тебе действительно не стоит больше встречаться со мной?
      - Что ты!
      Он заколебался:
      - Во всяком случае, тебе надо быть как можно осторожней.
      - Почему? Что случилось? В моем сердце тревога.
      - Успокойся, вишенка. Просто сейчас такое тревожное время...
      Что он еще мог сказать?
      Пять фотографий кемпэйтай
      Начальник 2-го контрразведывательного отдела кемпэйтай полковник Номура предвкушал победу. Он готовился к своему торжеству тихо, с бесстрастным лицом: "Наконец-то...". Лишь несколько ближайших его помощников знали о приближающейся развязке. Чересчур дорого стоили полковнику многолетние поиски.
      Чего только он не предпринимал! В эфире была установлена круглосуточная слежка. Кроме кемпэйтай к ней подключались станции перехвата токийского радиотелеграфа и почтамта, доверенные люди из клуба радиолюбителей. Действовали полученные наконец из Германии пеленгаторы. Но таинственный передатчик, регулярно славший в неизвестном направлении радиограммы пятизначными цифровыми группами, оставался неуловимым. Оставалось неизвестным, какие сведения скрываются за этими бесконечными цепочками цифр. Усилия десятков специалистов и новейшая аппаратура оказались бессильными перед находчивостью и умом тайных разведчиков. Дешифровальщики не могли "раскусить" коды.
      Номура поднял на ноги всех своих агентов не только в Японии, но и в Соединенных Штатах, Германии, Англии и других странах. Все они должны были следить за утечкой секретной информации из империи и сообщать сведения о возможных источниках этой информации. Однако ничего обнадеживающего агенты кемпэйтай сообщить не могли.
      Чутье натренированной ищейки вновь и вновь подсказывало полковнику: в тайной группе работают иностранцы. И он, так же как и несколько лет назад, обратился к своей картотеке, в которой заведены досье на каждого чужеземца. Но и картотека не давала ответа.
      Тогда полковник составил список всех лиц, имевших доступ к делам государства, изучавших политику и экономику империи: этим людям могли стать известны государственные тайны. День за днем он просеивал список, вычеркивая бесспорно неопасные фамилии. Но и после просеивания остались десятки имен различных высокопоставленных лиц. Будь его воля, Номура всех бы их арестовал и "допросил с пристрастием". Но разве их арестуешь: в списке министры и генералы, дипломаты и коммерсанты, виднейшие журналисты. Все же он решился: схватил одного, показавшегося наиболее подозрительным: английского корреспондента Джеймса Кокса. Оказалось, пустой номер. Чтобы избежать скандала, пришлось инсценировать самоубийство англичанина: выбросить его из окна на асфальт.
      И вдруг удача! Нежданно-негаданно, совершенно случайно. В местное отделение кемпэйтай поступил малозначительный анонимный донос на некоего японца, будто бы занимавшегося коммунистической пропагандой. Японца арестовали. В страхе он стал сыпать именами, сочинять небылицы, вспоминать, кто что случайно сказал. Новые аресты. И вот один из людей, попавших в частую сеть, назвал имя художника Ётоку Мияги: "Он был коммунистом. Продолжает интересоваться политикой, в дружбе со многими военными, встречается с иностранцами...".
      "Ётоку Мияги? Художник?" - Номура обратился к обширной картотеке, заведенной на соотечественников. Да, Мияги весьма подозрителен.
      Остальное решила тщательная круглосуточная слежка. В сферу наблюдения попал Ходзуми Одзаки.
      "Советник премьер-министра!" - Полковник почувствовал, как холодок прошел по его спине.
      О ходе розыска он доложил только одному человеку - генералу Доихаре, шефу военной контрразведки.
      ...Полковник Номура сидел в кресле за столом своего кабинета. Перед ним, согнувшись в поклоне, почтительно стоял осведомитель Эйдзи, сотрудник особой полиции. Он продолжал докладывать:
      -...В посольстве пробыл до пяти часов вечера, затем возвратился домой и больше до сегодняшнего утра никуда не выходил. Сегодня проснулся около шести утра. В шесть сорок к нему пришли господин и госпожа Клаузены. Они пробыли в доме до семи пятнадцати. Когда они ушли,
      он сел за стол и начал писать. Затем вышел из дома и пешком отправился в Дом прессы. Там я передал его Абаси, так же работнику токко.
      - До вечера ты свободен, - кивнул Номура и, когда осведомитель вышел, включил приемник. Японский диктор читал: "Как передает корреспондент агентства Домей Цусин из Берлина, наступление германских войск на Москву успешно развивается. Однако военные специалисты отмечают, что большие расстояния, разрушенные дороги, которые к тому же небезопасны, основательно мешают продвижению пехоты и сильно затрудняют...".
      В кабинет вошел генерал Доихара. Полковник вскочил, поклонился.
      - Как идут дела?
      - Удача наконец-то улыбнулась!
      Доихара подошел к приемнику, включил звук громче. Диктор продолжал: "...Советские солдаты фанатичны и прибегают к различным хитростям и уловкам. Но доблестные германские войска...".
      Доихара переключил диапазон, поймал волну московского радио. Диктор по-русски читал: "...В боях на Северо-Западном направлении часть полковника Болдырева уничтожила более 9500 немецких солдат и офицеров. Тяжелый танк младшего лейтенанта Зеленцова в одном бою уничтожил огнем своих орудий и гусеницами семь немецких противотанковых пушек...".
      - Дерутся... - Генерал выключил приемник. - И у них еще есть танки.
      - Почему мы медлим, Доихара-сан? - спросил полковник.
      - Да, непростительно. Мы упускаем удачный момент. - Генерал подошел к карте. - Но куда: в Сибирь или на юг, в Индокитай?
      - Вы всегда были сторонником "континентального плана", Доихара-сан, почтительно проговорил полковник.
      - Да, на заседании Тайного совета я поддержал план командующего Квантунской армией. Но теперь... Почему наши арийские братья до сих пор не взяли Москву?
      - Нам Москва не нужна, Доихара-сан, нам хватит Дальнего Востока и Сибири - до Урала.
      - Пока хватит. Но теперь уже конец осени, на носу зима. А ты знаешь, что такое сибирские морозы?
      - Никак нет.
      - А я знаю. Ты знаешь, что такое русские солдаты?.. А я и это знаю.
      - Но история не простит, вы же сами говорили, - с опаской возразил Номура.
      Шеф кемпэйтай не рассердился:
      - Самое важное - выбрать удачный момент. - Он подошел к столу: - А тебе, кажется, петух снес яйцо? Покажи-ка своих "дружков".
      Полковник достал из пакета и разложил на столе пять фотографий. Ткнул в одну пальцем:
      - Этот - очень большой человек.
      Доихара жестко усмехнулся:
      - Для кемпэйтай все равны.
      - А эти трое - европейцы.
      Генерал молча разглядывал фотографии. Потом проговорил:
      - Да... Такого в империи еще не бывало.
      - Из-за их проклятого радиопередатчика я обойден уже в двух повышениях по службе, - не удержался Номура.
      - Наверстаешь. Когда неудача оборачивается удачей, поражение становится заслугой. - Он взял одну из фотографий: - Думаю, руководитель этот. Он превосходно знает Японию, Китай и все азиатские проблемы. И помимо всего прочего он ближайший друг германского посла. Но на кого он работает?
      - На гестапо? - подсказал полковник. - На абвер?
      - От наших арийских братьев можно ожидать и этого. Но зачем тогда тайный передатчик? В посольстве есть радиостанция... - словно бы вслух подумал генерал. - Что дали последние наблюдения?
      - Контакты между этими лицами продолжаются, но конкретных улик никаких.
      Генерал молча разглядывал фотографии.
      - Чисто работают. Такие разведчики очень дорого стоят. Ты можешь представить, что они знают? Непостижимо! Даже мне ни в одной стране ничего подобного не удавалось.
      - Вы очень скромны, Доихара-сан.
      - Не льсти. Я знаком с разведчиками всех частей света. Такого не удавалось никому, тем более в нашей империи. Признание у европейцев я вырву сам.
      - Когда прикажете брать? - почтительно спросил Номура.
      - Европейцев мы не можем арестовать без специального разрешения премьер-министра. Особенно - из наших арийских братьев.
      - Нельзя медлить, Доихара-сан! - воскликнул полковник. - Последняя шифровка передана этой ночью. Может быть, сейчас радист снова вышел в эфир.
      - Терпение - половина успеха, - охладил его пыл генерал. - Одной радиограммой больше, одной меньше, когда их было около тысячи, уже не имеет значения. Я сам добьюсь во дворце разрешения на арест всех троих европейцев. Пока не следует тревожить и этих двух.
      Взяв со стола две фотографии и продолжая разглядывать их, Доихара прошелся из конца в конец кабинета:
      - Да, это будет переломный момент и в отношениях с нашими арийскими братьями... Это дело - престиж и посла, и Риббентропа, и Гиммлера. И даже Гитлера.
      - Конечно же вы, Доихара-сан, понимаете это... - то ли спросил, то ли подобострастно подтвердил Номура.
      - А! Сколько с ними ни лижись, все равно когда-нибудь придется кусаться.
      Низко кланяясь, в комнату вошел сотрудник отдела.
      - Что у тебя?
      - Станция контроля сообщила, что к этому объекту звонил секретарь германского посольства. Он попросил, чтобы объект явился к послу в двенадцать ноль-ноль.
      - Хорошо. Иди.
      Генерал снова холодно усмехнулся:
      - На этот час я тоже приглашен в германское посольство. Посол не может без своего друга даже чихнуть. - Он направился к дверям. - Не торопись. Но не оставляй без наблюдения ни на секунду.
      * * *
      Рихард проснулся со странным, давно уже забытым чувством легкости и спокойствия. В раскрытых окнах теплый осенний ветер колыхал занавеси. Пахли цветы, расставленные в больших вазах. С вечера этих цветов еще не было.
      "Ханако...". - с благодарностью подумал он. И вспомнил: сегодня 4 октября, день его рождения. 46 лет.
      Он не изменил распорядка и в этот день. Начал его с просмотра газет. Исчертил полосы разноцветными пометками. Отложил газеты, включил радиоприемник. Сквозь разноголосицу эфира проступил голос диктора: "...Радиослушатели! Передаем "Последние известия". От Советского Информбюро. Вечернее сообщение третьего октября. В течение третьего октября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте. Особенно ожесточенные - на Западном направлении...".
      Рихард встал, прихрамывая, подошел к карте.
      "...В воздушных боях сбито шестнадцать самолетов противника. Наши потери - восемь самолетов...".
      Из прихожей послышался звонок. Рихард переключил приемник на музыку, спустился на первый этаж, открыл дверь.
      - Доброе утро! - На пороге стояли Анна и Макс. - Мы по дороге в контору.
      - Заботы поднимают "капиталистов" чуть свет? - усмехнулся Зорге.
      Макс ответил ему в тон:
      - А всю ночь мучают кошмары: прибыль, убыль, дефицит. Нужен срочно профицит...
      - Ну-ну, не прикидывайся! Небось сердце трепещет, когда глядишь на вывеску: "Фирма "Макс Клаузен и К°"!
      И, пригласив в гостиную, предложил:
      - Чаю или кофе?
      - Мы уже завтракали, - сказала Анна. - А у тебя, как всегда, шаром покати? - Она подала пакет с едой.
      Они поднялись в кабинет, а женщина осталась внизу у окна.
      Макс сказал, что ночью он выходил на связь из машины на Йокагамском шоссе, передал донесение и получил шифровку из Центра.
      Рихард взял листок, снял с полки книгу, стал наносить на листок буквы.
      - Снова просят ответа: да или нет, - сказал он.
      - Да или нет? Я передам в одну секунду.
      Зорге прошелся по комнате. Остановился около радиста:
      - Но в этой секунде итог всех лет нашей работы здесь... - Он помедлил: - Мы еще не можем дать ответ.
      Анна снизу позвала: уже пора идти, служащие в конторе.
      - Как она? - спросил Зорге.
      - Тревожится, - ответил Клаузен. - Хочет домой.
      - Остался последний рывок.
      - Ты говоришь так каждый год, Рихард... Ну, я пойду.
      - Ты-то сам как?
      - Мне что? Я - солдат... Хоть и без погон.
      Рихард проводил Клаузена до двери. Анна не удержалась:
      - Ты плохо выглядишь.
      - Ерунда, - махнул Рихард рукой. - Не вешай нос, Анна.
      Когда они ушли, начал собираться и он. Первым на этот день у него был намечен визит в Дом прессы на Гиндзе, где он должен встретиться с Вукеличем.
      В кабинете агентства Гавас стены увешаны рекламными плакатами и картами. Флажки на картах, как в каждом учреждении Токио, да и, пожалуй, во всем мире, обозначали положение на фронтах Второй мировой войны. Стрекотал телетайп. Вукелич кричал в телефонную трубку:
      - Париж? Париж?.. Мадам, куда, к дьяволу, девался Париж? А, будь оно проклято, разъединили!
      Он бросил трубку, подбежал к телетайпу, сорвал ленту и тут только увидел вошедшего Зорге, распростер для объятий руки и приказал находившейся в этой же комнате миловидной девушке:
      - Теперь меня ни для кого нет. Я занят, умер, ушел завтракать.
      - Понятно, мсье, - отозвалась она и прикрыла дверь.
      Зорге проводил девушку взглядом:
      - Откуда она у тебя?
      - Беженка из Парижа. С рекомендательным письмом от моего патрона.
      На всякий случай Рихард посоветовал:
      - Будь осторожен, Бранко.
      Вукелич улыбнулся. Потом стал серьезным:
      - Что-нибудь есть оттуда?
      Рихард кивнул:
      - Только одно: да или нет? Какие новости?
      Бранко протянул ему последние сообщения. Агентство Рейтер передало: в ночь на 4 октября английские самолеты бомбили доки в Дюнкерке, Роттердаме, Антверпене и Бресте. Из Нью-Йорка сообщали: в четырехстах пятидесяти милях от Ресифе танкер "Уайт" торпедирован немецкой субмариной. Аccoшиэйтeд Пресс информировало о гитлеровском терроре в Чехии и Моравии. Стычки с оккупантами в Норвегии... Рост недовольства в Италии...
      Зорге отложил листки:
      - Весь мир... Чудовищный шабаш!
      - А вот послушай! - Бранко начал с волнением читать: - "Ширится партизанское движение в Югославии. Партизаны напали на офицерский дом. Убиты и ранены двадцать два немецких офицера. В Чачаке взорван арсенал. В Крагуеваце уничтожен военный поезд...". Они тоже борются!
      Рихард обнял товарища.
      - Слушай дальше: "В Загребе взорвана центральная телефонная станция. Убиты сорок усташей*...". В Загребе...
      Рихард подошел к окну.
      - Так да или нет? Этак можно сойти с ума. Ты понимаешь, какая ответственность? А если мы что-нибудь не учли? Будем терпеливы. И взвесим все. Но прежде скажи: ты не замечал вокруг себя чего-либо подозрительного?
      - Нет, - легко отозвался Бранко. - Если не считать шпиков. Как только ухожу - они переворачивают здесь все вверх дном.
      - Я серьезно. Ты знаешь, как они поступили с Джеймсом Коксом... Ладно, не будем запугивать друг друга. - Зорге перешел к делу, ради которого и пришел сюда: - Мне необходимо, чтобы ты узнал, какой информацией располагают английское и американское посольства о запасах горючего в Японии. Я думаю, что у империи нет больших запасов, особенно у сухопутных войск. Следовательно, к затяжной войне на континенте Япония не готова. А замедление темпов наступления гитлеровцев на Восточном фронте показало, что и здесь война будет не молниеносной... Сможет ли японская экономика выдержать затяжную войну?
      Вукелич широко улыбнулся:
      - Я восхищаюсь тобой, Рихард! Трескотня, барабанный бой, "ось", "братья"... А все решают цистерны с нефтью!
      Зорге покачал головой:
      - Не совсем так. Но у японцев, кажется, хватает осторожности... На днях, сообщил Одзаки, министры и генералы вновь обсуждали вопрос о войне против России.
      - Что ж они решили?
      - Самый ярый сторонник войны - командование Квантунской армии. Но генералы не хотят воевать зимой. Принц Коноэ поддержал стратегов от военно-морского флота, которые требуют направить войска на юг.
      - Это же ответ на вопрос Центра!
      Зорге снова покачал головой:
      - Сегодня министры и генералы решили одно, а завтра могут решить другое.
      - И все же ответ почти что в наших руках. Эх, Рихард, надо было тебе стать дипломатом!
      - Нет. Если бы не было на земле фашизма, я занялся бы историей, наукой...
      * У с т а ш и - члены хорватской фашистской террористической организации, существовавшей в Югославии в 1920-1940-х годах.
      Вукелич оглядел свою комнату:
      - А я все равно остался бы журналистом. Люблю готовить эти самые скоропортящиеся продукты - новости. Люблю суету, стук телетайпа, пресс-конференции. И даже телефоны, дьявол их возьми! Они всегда трещат, когда не надо!
      - А я всю жизнь мечтаю о тихом кабинете. Чтобы не было никаких звонков. Столько начатого и не законченного!.. Если когда-нибудь моя мечта осуществится, выброшу телефонный аппарат в окно. - Он усмехнулся. - А еще я, Бранко, мечтаю о доме... Как твой малыш? Растет?
      Бранко расцвел: