Как ни парадоксально, но Япония в 1939 году тормозила заключение всеобъемлющего военного союза с Германией, считая его не очень-то выгодным. Токийские стратеги, предвидя, что рейх развяжет в скором времени войну в Европе, не хотели связывать себя обязательствами немедленного присоединения к ней на стороне стран оси. Их гораздо больше устраивало, если бы захватнические планы фашистов были направлены исключительно против Советского Союза. На этот путь они (одновременно с Англией, Францией и США) подталкивали Гитлера. Еще более помешал сближению заключенный Берлином советско-германский пакт о ненападении. Из-за него вынужден был подать в отставку сторонник германской ориентации премьер Хиранума, а следом за ним - и посол Японии в Берлине генерал Осима. Это не нравилось генералу Ойгену Отту.
      Однако после начала войны в Европе, как и предвидел Зорге, взаимоотношения между Германией и островной империей вновь стали улучшаться, хотя японские военные заняли выжидательную позицию, помня о недавнем плачевном опыте Халхин-Гола. В Генштабе все более склонялись к одобрению плана экспансии в направлении южных морей: в колониальных странах этого района и вообще в Юго-Восточной Азии имеются как раз те виды военно-стратегического сырья, в которых нуждалась империя. К тому же Англия и Франция теперь не смогут оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. Но не отказывались от своих замыслов и сторонники северного направления агрессии, стратегические стрелы которого давно прочерчены на штабных картах через Китай, Корею и Маньчжоу-Го в сторону Советского Союза. Какая группа в правительстве и армии возьмет верх? Юг или Север? Это предстояло выяснить Рихарду и его товарищам в ближайшее время.
      В первые дни и месяцы 1940 года бурную активность развернул посол Отт. Он сам, военный атташе и другие высокопоставленные чиновники германского посольства то и дело устраивали встречи с японскими политическими деятелями и генералами: убеждали их отказаться от выжидательной политики и приступить к активным действиям. О конкретном характере этих действий речи пока еще не было.
      Рихарда тревожили и сообщения, которые поступали из Берлина. Вермахт набирал мощь. В 1938 году под ружьем в рейхе находились 52 дивизии, а в 1939-м - уже 103, формировались все новые бронетанковые и авиационные части. Вскоре после подписания с СССР пакта о ненападении фюрер в узком кругу заявил: "Я долго сомневался, начать ли мне с нападения на Восток, а затем уже на Запад... Вынужденно получилось так, что Восток на ближайшее время выпал... У нас имеется договор с Россией. Однако договоры соблюдаются лишь до тех пор, пока они выгодны...".
      За Польшей настал черед других стран. Во Франции, вдоль границы с Германией, шло сооружение оборонительной "линии Мажино". В Париже расхваливали наисовременнейшие фортификационные сооружения, их грозное вооружение. Немецкое командование делало вид, что проявляет огромный интерес к этой линии, в Германии распускались слухи, что именно здесь немцы попытаются совершить прорыв. И вдруг 9 апреля гитлеровские войска без боя вторглись и оккупировали соседнюю Данию, высадили десант в Норвегии, на следующий день вступили в пределы Голландии, Бельгии и Люксембурга и, обойдя с севера "линию Мажино", развернули широкую наступательную операцию против Франции. Ее союзница Англия принялась сосредоточивать свою экспедиционную армию на франко-бельгийской границе лишь с первых чисел мая. Когда вермахт оккупировал Бельгию, английские войска выступили. Однако едва придя в соприкосновение с немецкими войсками, они тут же повернули вспять, оставляя без прикрытия французскую армию.
      Они отошли в район Дюнкерка и по приказу из Лондона начали в спешке погрузку на суда. И тут произошло нечто поразительное: целую неделю английские дивизии эвакуировались с континента, а рядом, на расстоянии в несколько километров, стояли гитлеровские бронетанковые соединения и не препятствовали противнику, хотя могли окружить и полностью уничтожить его.
      - Чудовищный просчет? - терялся в догадках Отт. - А может быть, наш великий вождь хочет договориться с Англией и приберегает силы для более важной акции?
      Рихард разделял эту точку зрения.
      Франция капитулировала. Победа гитлеровских полчищ в Европе все больше туманила голову самураям. Им казалось, что наступает самый выгодный момент для осуществления и их захватнических планов. Теперь уже Министерство иностранных дел Японии само, через Отта, уведомило Берлин, что империя желает вступить в более тесное сотрудничество с рейхом.
      К чему поведет укрепление союза агрессоров?
      - Чем вы обеспокоены? - спросил Рихард генерала, застав его за рюмкой саке. Отт пил один, только когда хотел взбодрить себя и принять особо трудное решение.
      - Не обеспокоен, а озадачен, - хмуро ответил посол. - Они, - он кивнул в прикрытое солнцезащитными жалюзи окно, за которым плавал и плавился июньский день, - доводят "до сведения" нашего правительства, что намерены установить "новый порядок в Азии, как это сделала Германия в Европе", и проявляют "особенную заинтересованность" в судьбе колоний поверженных нами государств. - Отт выразительно, с сарказмом процитировал эти фразы из японского документа и воскликнул: - Видишь ли, эти колонии теперь оказались без хозяев - и самое время прибрать их к рукам! А это - Индокитай, Бирма.
      - Ну и что же? - спросил Рихард. - Разве это не соответствует и планам Берлина?
      - Нет, ты подумай: сами они не в состоянии отхватить даже клочок джунглей под своим носом, а вот воспользоваться плодами наших великих побед - тут как тут! Уверен, что послание, - он небрежно отбросил на стол письмо с печатью японского МИДа, - не вызовет восторга у Риббентропа.
      - Но вы, генерал, конечно же знаете, что нужно сделать в данном случае, - многозначительно проговорил Зорге.
      - Что именно? - выжидающе посмотрел на него Отт.
      - Сопроводить послание самураев письмом и в нем убедительно изложить Берлину ваши справедливые соображения. Кстати, не следует забывать и о германских интересах в Китае. Эти "братья" не очень-то с ними считаются. И заодно стоит намекнуть о вашей позиции представителям дружественной нам прессы.
      - Правильно! - оживился посол. - Я как раз и думал обо всем этом. - Он невольно кивнул в сторону бутылки. - А намекнуть прессе - это уже твоя забота.
      - Ваше распоряжение, господин посол, будет выполнено незамедлительно. - И Рихард направился к двери.
      Вскоре немецкая печать начала открыто выражать недовольство тем, что "дальневосточный брат" пытается таскать каштаны из огня чужими руками. Холодно принял предложения Токио и Риббентроп. И все же Зорге понимал: это лишь кратковременная отсрочка: общие интересы агрессоров в этих исторических условиях были сильнее, чем их противоречия. К тому же Япония, видимо, намеревалась не только пожинать плоды и возлечь на лавры чужой победы, но и сама хотела включиться в "большую игру". Об этом лишний раз свидетельствовало распространенное агентством Домей цусин мнение военно-промышленных кругов о том, что "победа Германии в Европе сама по себе не приведет к улучшению экономического положения Японии, и поэтому нужно установить автаркию* Восточной Азии, тем самым сделав еще один крупный шаг по пути строительства новой Восточной Азии".
      В конце июля 1940 года в Токио снова произошла смена кабинета - и снова премьер-министром стал принц Коноэ. Пост министра иностранных дел в правительстве занял Мацуока, ярый сторонник агрессивной политики. Это не предвещало ничего хорошего.
      * А в т а р к и я - экономическая политика Японии как развитие тех отраслей производства, которые менее всего зависели от иностранного рынка. Здесь: политика подчинения стран Восточной Азии.
      Но все же Рихард встретил известие с облегчением: принц более осторожен, чем другие претенденты на кресло премьера, к тому же Ходзуми Одзаки снова сможет получать важнейшие сведения непосредственно "из кухни, где стряпают пищу". При новой встрече с Зорге - на этот раз в купе местного поезда, шедшего из Токио в пригород, - советник премьера изложил Рихарду ближайшие намерения нового кабинета:
      - Коноэ решительно настроен выжать все возможное из европейской ситуации: добиться окончательной победы в Китае и приступить к созданию великой империи, в которую должна быть включена практически вся Азия, от французского Индокитая, Голландской Индии, Индонезии и Малайи до Австралии и Новой Зеландии.
      - А каковы намерения Коноэ в отношении СССР?
      - Генеральному штабу поручено сделать общие наметки плана нападения на советский Дальний Восток, - ответил Ходзуми.
      - Что ж, это в духе Мацуоки... Хочет переплюнуть и Гитлера?
      В те дни Зорге еще не знал, что 21 июля в Берлине фюрер отдал приказ главнокомандующему сухопутными войсками рейха фельдмаршалу Браухичу подготовить план войны против Советского Союза и что спустя десять дней на секретном совещании с главарями вермахта уже решил развязать эту войну. Не дожидаясь разработки плана, фюрер приказал начать переброску новых германских войск с западных рубежей в "Польское генерал-губернаторство".
      В начале августа Коноэ официально, в заявлении для прессы, подтвердил намерения, о которых сообщил Рихарду в купе поезда Ходзуми. Заявление было составлено туманно, но за фразами о том, что "империя стремится к установлению нового порядка в Великой Восточной Азии", ясно был виден истинный замысел японских империалистов.
      Развернуло деятельность и Министерство иностранных дел. Мацуока пригласил Отта на беседу.
      - Он сказал мне, что было бы замечательно, если бы Германия и Япония заключили между собой пакт, - поделился потом генерал с Зорге.
      - Ну и что же?
      - Сделаю запрос в Берлин.
      Вскоре пришел ответ: Гитлер и Риббентроп встретили предложения японского министра иностранных дел благосклонно. Они восприняли их как официальное согласие приступить к переговорам. Зорге допускал мысль, что у фюрера появился особый интерес к Японии. А это не предвещало ничего хорошего.
      Ближайшие события подтвердили его предположения. В начале сентября в Токио прибыл полномочный представитель фон Риббентропа - нацистский дипломат в ранге посланника Генрих Штаммер. Вместе с Оттом он начал секретные переговоры с Мацуокой. В этих переговорах в качестве неофициального советника принял участие и Зорге. Обе стороны быстро договорились по всем пунктам. В Токио вызвало нескрываемую радость донесение берлинского посла Курусу о том, что Германия концентрирует свои войска на советской границе.
      Агрессивный договор, получивший название Тройственного пакта, был подписан 27 сентября в Берлине. Весь ход переговоров, все секретные приложения к пакту, точно так же, как и четыре года назад документы "антикоминтерновского" сговора, стали известны Москве.
      Тройственный пакт открыто провозглашал намерение Германии, Италии и Японии установить "новый порядок в Европе и Азии". В статье первой пакта говорилось, что Япония "признает и уважает руководство Германии и Италии в деле создания нового порядка в Европе, а Германия и Италия признают и уважают руководство Японии в деле создания нового порядка в Великом восточноазиатском пространстве". В статье третьей подчеркивалось, что тройка союзников обязалась поддерживать друг друга всеми политическими, хозяйственными и военными средствами в случае нападения на одного из них "со стороны какой-либо державы, которая в настоящее время не участвовала в европейской войне и в китайско-японском конфликте".
      Особо выделенная пятая статья пакта гласила, что договор "никоим образом не затрагивает политического статуса, существующего... между каждым из трех участников соглашения и Советским Союзом". Одзаки заметил интерпретацию Зорге слов принца Коноэ: "Новый пакт - это план превращения "антикоминтерновского пакта" в военный союз, направленный в основном против Советской России".
      В подкрепление этих слов последовало и заявление Мацуоки. Он выразил желание, чтобы Германия усилила свои угрозы в отношении СССР, "это создаст нужные условия для дальнейшего японского нажима на Советское правительство". Не теряла Япония времени и на юге: в конце сентября она бросила войска в Индокитай и вскоре оккупировала все его северные районы.
      Тройственный пакт добавил огня в костер мировой войны.
      В это сложное время Зорге слал и для открытой печати далеко не "обтекаемые" корреспонденции. Приведем, например, такую из Токио.
      ОБОСТРЕНИЕ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ
      Т о к и о
      (от нашего корреспондента)
      В Токио состоялся большой праздник по поводу первой годовщины японо-китайского конфликта. Указы и программные заявления правительственной организации по поводу "духовной мобилизации" позволили распознать характер торжества. Оно не ограничилось массовыми демонстрациями, факельными шествиями и присяганием на верность перед императорским дворцом; главной целью всех мероприятий этих дней и недель является, скорее, "т о т а л ь н а я м о б и- л и з а ц и я" родины. Причины этого внимания, особо обращенного на создание "фронта родины", обнаружить нетрудно. Поход против Китая не нашел у населения того отклика, какой семь лет назад вызвала оккупация Маньчжурии, и в особенности теперь, когда ожидавшаяся поначалу карательная экспедиция превратилась в форменную войну, конца которой еще не видно даже сегодня, год спустя после начала событий.
      Сильнее всего эту перемену чувствуют массы населения. Жизненный уровень неотвратимо снизился. Только тонкий слой квалифицированных рабочих и служащих может сбалансировать или ослабить действие неуклонного повышения цен посредством увеличения доходов. Одновременно жизненный уровень подвергается посягательствам еще и с другой стороны. По настоянию нового министра экономики и финансов важной составной частью программы "духовной мобилизации" сделано требование существенного, охватывающего все слои населения ограничения ежедневного потребления. Для чиновников и части служащих этот поход за экономию принял даже характер принудительного мероприятия. Для той части населения, которая зарабатывает от пятидесяти до восьмидесяти иен в месяц, - а таких большинство, - устранение нескольких процентов дохода означает известное лишение. И однако же министр финансов Икеда считает, что только посредством таких мер можно обеспечить размещение многих миллиардов новых государственных займов и удовлетворение потребностей фронта.
      Ограниченность запасов сырья и важных в военном отношении материалов вынуждает к принятию крутых мер на родине. Резко сокращено потребление для невоенных целей 32 товаров широкого потребления, включая дерево, железо, бензин и кожу. Появляются заменители. С 1 июля запрещена реализация чистой шерсти и хлопка. В ткани должно добавляться до тридцати процентов искусственных волокон. Упрощение меню должно способствовать экономии продовольствия. Ввоз многих иностранных товаров, потребность в которых стала насущной и для японца, уже давно приостановлен или сведен до ничтожных размеров. Между тем мобилизация военнообязанных мужчин продолжается. Естественно, нельзя сказать, сколько их уже оторвано от своих профессий и семей и призвано на военную службу. Однако можно, пожалуй, считать, что число их сегодня в пять раз превышает контингент, требуемый для действительной службы в мирные времена. Как раз в эти дни появление на токийских улицах большого количества мужчин с вымпелами и красными шарфами служит указанием на продолжение призывной кампании. В качестве главной причины хозяйственных явлений этих месяцев, а отчасти и нерешительного ведения войны в Китае приводятся недостаточная сырьевая база Японии и пассивный платежный баланс, который при незначительных запасах иностранной валюты в Японии не позволяет ввозить в больших количествах некоторые недостающие товары. От этого страдает даже импорт некоторых продуктов, важных в военном отношении. Эти трудности должны возрасти в той мере, в какой поход из стадии имевших до сих пор место проволочек будет переведен в стадию войны с широким размахом. При этом некоторые иностранные наблюдатели считают, что даже в случае существенного обострения военных действий требования этой войны еще далеко не отвечали бы требованиям современной кампании в европейском смысле.
      В последние недели совершился переход к энергичному ведению войны, с усиленным использованием людей и материала. После почти целого года усилий премьер-министру Коноэ удалось получить свободу рук для беспощадного ведения войны. На протяжении года Коноэ приходилось осуществлять политическое руководство походом с помощью кабинета, который был сформирован в намного более легких и мирных условиях. Перестройка на военный лад давалась этому кабинету с весьма большим трудом. Армейское руководство, критиковавшееся радикальными элементами как "военный генеральский центр", вводило японские силы в дело по капле и не без колебаний, придерживаясь многократно опровергнутого мнения, что Китай-де неспособен на серьезное сопротивление. Министр иностранных дел Х и р о т а тоже не полностью отвечал потребностям войны в Китае. И даже дельные сами по себе министры экономики и финансов оказались отчасти в слишком большом затруднении перед лицом совершенно новых задач перестройки хозяйства на военный лад. Переформирование кабинета полтора месяца назад было призвано положить конец этому состоянию.
      Можно назвать чуть ли не иронией то, что премьер-министру Коноэ пришлось при этом передать два особо важных поста - военного министра и заместителя военного министра - ярко выраженным представителям Квантунской армии. Итагаки и Тодзио вместе с другими приобретшими известность офицерами принадлежат к этой "особой армии" в Маньчжурии с ее "духом Квантунской армии"; так же, как и радикальные офицеры, они являются резкими противниками упомянутого выше "военного генеральского центра". Однако Квантунская армия с ее известным лихачеством стояла как раз на точке зрения строгого ограничения китайской кампании Северным Китаем, чтобы не создать помех ускоренному вооружению Маньчжурии. Лишь после того, как военного решения не последовало и выяснились выгоды, которые предоставляло китайцам неуверенное ведение военных действий, Квантунская армия превратилась в энергичную поборницу решительной войны с Китаем до уничтожения всякого китайского сопротивления. Но назначение И т а г а к и на пост военного министра вопреки воле многих генералов с более продолжительным стажем соответствовало не только его общепризнанной репутации выдающегося руководителя, но и накопленному им лично в качестве командира дивизии на северокитайском фронте мрачному опыту в отношениях с нерешительным руководством господствовавшего до сих пор "военного центра".
      Однако дальше этого мнимая ирония судьбы не идет. Коноэ, этот столь близкий к придворным кругам совершенно "невоенный политик", путем дальнейшего вовлечения бывшего генерала и неоднократного военного министра У г а к и в правительственную деятельность на посту министра иностранных дел и назначения знаменитого генерала Араки министром образования придал своему переформированному кабинету характер ярко выраженного в о е н н о г о к а б и н е- т а. Никогда в истории современных японских правительств военный элемент не выступал столь сильно на первый план. При этом с внутриполитической точки зрения весьма значительным является то, что, включив в кабинет Араки, Итагаки и Тодзио и оставив на посту министра внутренних дел адмирала Суэцугу, князь Коноэ создал себе большие гарантии в среде более радикальных элементов страны.
      Включение в кабинет крупного финансиста треста Мицуи И к е д ы не ослабляет "сильного характера" преобразованного кабинета. Правда, во время офицерского бунта в Токио Икеда значился в "черном списке" молодых офицеров. Однако с той поры, в особенности во время китайского конфликта, позиция крупного капитала в государстве и в общественном мнении существенно изменилась. Общепризнанная зависимость сегодняшнего ведения войны от активного сотрудничества японского крупного капитала, будущее которого зависит от исхода сегодняшней кампании в Китае, привела к значительному слиянию интересов. Сегодня и генерал У г а к и, которого армия еще полтора года назад считала "невыносимым", будучи новым министром иностранных дел, не означает ослабления более радикального курса, взятого князем Коноэ. Угаки, как и все другие министры, стоит на той точке зрения, что китайский вопрос является центральной проблемой Японии, переросшей все остальные, и что отношения с другими великими державами почти исключительно определяются их практической позицией касательно конфликта в Китае. От этой позиции зависит дружба и сближение с Японией или возрастающее отчуждение от нее этих держав. Но существует, кажется, и единство в отношении того, что отчуждение с Англией и Советской Россией не должно заходить так далеко, чтобы могли возникнуть новые военные осложнения с этими странами - и это до тех пор, пока не окончен поход в Китае и пока обстоятельства в Европе не допускают изменения этой точки зрения.
      На своем втором году китайская кампания вступает в новую, более острую стадию. Можно полагать, что Япония продолжит и дальше свой победоносный поход во внутренние области Китая. Однако речь теперь идет не только о том, чтобы выигрывать сражения, а о том, чтобы в ы и г р а т ь в о й н у, избежав при этом перенапряжения, на которое надеются другие великие державы.
      "Франкфуртер цайтунг".
      А это уже не классика военно-политической публицистики Зорге. Знаменитая корреспонденция "Ветер богов". Вот ее полный текст.
      ОТНОШЕНИЕ ЯПОНИИ К ЕВРОПЕЙСКОЙ ВОЙНЕ
      Т о к и о
      (от нашего корреспондента)
      В воскресенье 3 сентября продавцы экстренных выпусков газет, пронзительно звеня специальными колокольчиками и до хрипа надрывая голоса, оповестили вечерний Токио о том, что Англия объявила войну Германии. Казалось, что на какую-то долю секунды скопище людей на Гиндзе, главной торговой улице города, замерло. Сильное напряжение, в котором Токио находился с момента первых боевых действий на польской границе до объявления войны Англией 3 сентября, быстро разрядилось. Биржа вскоре зафиксировала большое повышение курсов, все мало-мальски стоящие японские гостиницы заполнили оптимистически настроенные представители делового мира. Одна из особенно близких к японским хозяйственным кругам газет даже сравнила новую войну в Европе с вошедшим в японскую историю под названием "ветра богов" тайфуном, который в конце тринадцатого столетия спас Японию от величайшего национального бедствия - нашествия монголов под водительством Каблай-хана. Естественно, раздаются и голоса (в их число входит и голос нового премьер-министра Абе), предостерегающие от таких преувеличений. Тем не менее в вышеупомянутой позиции находит выражение мнение хозяйственных и политических кругов страны.
      Эту позицию можно объяснить двумя причинами: во-первых, японской убежденностью в том, что чем сильнее европейские страны будут заняты сами собой, тем меньше у них будет возможностей вмешиваться в дела Дальнего Востока; во-вторых, важную роль играет то обстоятельство, что в последние месяцы Япония перенесла ряд ощутимых внешнеполитических ударов. Они вызвали в широких кругах чувство, что японская политика в Восточной Азии зашла в тупик. Казалось, японцы совершенно увязли в китайской войне, а расторжение Соединенными Штатами торгового договора разрушило так же надежды на понимающую позицию Америки в отношении японской политики в Китае. Стала твердой поначалу столь уступчивая позиция Англии, переговоры о тяньцзиньских инцидентах, начавшиеся столь перспективно, забуксовали в песке. Уже обозначились колебания в примирительной позиции сторонников Ван Цзиньвэя (представитель коллаборационистского течения в китайских верхах, вступивший в качестве марионеточного правителя в прямое сотрудничество с японцами) по отношению к Японии. Наконец, неожиданно пришло известие о заключении немецко-русского пакта о ненападении. Усилилось чувство изолированности - чувство, которое современный японец, в противоположность японцу времен Реставрации, переносит тяжело. Компромисс с англосаксонскими державами в Китае казался влиятельным кругам, недовольным радикальной политикой армии, единственным выходом. Одновременно усилилась напряженность в Европе, перспективы локализации европейского конфликта все больше исчезали. Оставались еще только известная неясность по поводу будущей позиции Соединенных Штатов и вопрос, не использует ли Советская Россия немецко-русское соглашение, скажем, для того, чтобы энергичнее выступить на Дальнем Востоке. Правда, зато и главнейшие противники в Китае - Англия и Франция были исключены на время войны из числа активных участников спора на Дальнем Востоке. И определяющим для Японии стало в конце концов это значительное облегчение всей ситуации.
      Война в Европе вновь предоставила Японии возможность перейти во внешнеполитическое наступление. Правда, сегодня оно направлено против Китая. Насколько велики ожидания, которые Япония после начала войны в Европе возлагает на упрочение своих позиций на Дальнем Востоке, настолько велика и осторожность, с которой теперешнее правительство страны подходит к осуществлению своих целей. Именно неудачи последних месяцев, и в особенности невозможность предвидеть сроки и исход войны в Европе, а так же неясность относительно будущей позиции Соединенных Штатов и Советского Союза сделали осторожность определяющим качеством нового японского правительства. Вот почему это правительство говорило с полной убежденностью, когда оно заявило, что-де не собирается вмешиваться в европейскую войну, по крайней мере, пока. Это намерение означает практически заявление о нейтралитете по отношению ко всем державам, вовлеченным в европейскую войну, - хотя, конечно, лишь настолько, насколько речь идет о войне в самой Европе. Оно не означает непременно и заявления о нейтралитете по отношению к политике этих держав в Китае. Скорее, Япония еще резче, чем это имело место в Тяньцзине, будет бороться с оказанием одной из воюющих держав помощи Китаю и отвечать на возможное сопротивление японской политике в Китае контрмерами, направленными против этих держав.
      Очень скоро после начала войны японское правительство в предостережении, адресованном воюющим державам, дало знать о своем желании, чтобы Англия и Франция отвели свои войска и корабли, стационирующиеся в Китае. Во всяком случае, Япония выказала решимость считаться в будущем с особыми правами Англии и Франции в Китае еще меньше, чем до сих пор. Действия против особых прав иностранных держав, могущих помешать японской политике в Китае или свести ее на нет, сдерживает, по существу, кажется, лишь неуверенность в том, как отнесутся к резким мерам Японии Соединенные Штаты. Если бы Соединенные Штаты, отвлеченные, скажем, событиями в Европе, стали проявлять меньше интереса к дальнейшему развитию событий в Китае, то, пожалуй, можно было бы считать, что Япония в значительной мере покончит с особыми правами, которые еще остаются там у иностранцев.
      При этом Японии фактически достаточно лишь косвенных мер. Ибо война в Европе дала чрезвычайно сильный толчок планам превратить Ван Цзиньвэя и его сторонников в деятелей нового "национального движения" и "центрального правительства" в Китае. Поэтому кажется не лишенной основания надежда японцев на то, что они смогут во время войны в Европе добиться значительных успехов в осуществлении двух своих главных целей - устранения или существенного ослабления влияния других держав в Китае и создания нового центрального правительства, которое было бы, во всяком случае, влиятельнее предшествующих временных "правительств" в Северном Китае или в других частях страны. Эти цели и являются главными пунктами внешнеполитической программы правительства генерала Абе. Правда, уже в вопросе о методах, которые должны привести к желанной цели, перед новым премьер-министром встают известные трудности. Очевидно, правительство Абе хочет достигнуть того, к чему оно стремится, дипломатическим путем, а стало быть, на основе предупредительного понимания, которого оно ожидает от английской стороны. Сторонники этого метода считают, что соблюдение Японией нейтралитета должно значить для Великобритании больше, нежели ее некоторые особые права в Китае, считавшиеся до сих пор неотторжимыми; при этом они хотели бы предоставить дальнейшему развитию войны в Европе решение вопроса о том, не уместно ли будет позже перейти, скажем, к применению более резких методов.
      Этому воззрению, имеющему особенно большое хождение среди представителей крупной промышленности, в финансовых и придворных кругах, противостоит воззрение одной значительно более радикальной группировки; это то самое течение, которое еще до начала войны в Европе выступало за более тесное сотрудничество с Германией. Эта группировка рекомендует решительные действия против Англии, с тем чтобы, используя единственную в своем роде возможность, созданную войной в Европе, сделать неприкосновенной гегемонию Японии в Восточной Азии. В интересах этой политики ее сторонники были бы готовы и к тому, чтобы сделать определенные выводы, касающиеся отношений между Японией и Советской Россией. Множатся голоса, которые советуют вывести "устранение наслоений" в отношениях между обеими странами за рамки перемирия во Внешней Монголии. Это считается шансом полностью сконцентрировать японскую внешнюю политику на решении китайского конфликта, а стало быть, и возможностью окончательно решить связанный с ним "английский вопрос".
      "Франкфуртер цайтунг".
      "ИМПЕРАТОРСКИЙ ПУТЬ"
      (О назначении японской внешней политики)
      Т о к и о
      (от нашего корреспондента)
      Японец любит ошарашивать людей и народы. Зато он питает явную нелюбовь к неожиданностям, которые доставляют ему другие. Ему нужно удивительно много времени, чтобы отреагировать на неожиданные, внезапные повороты. Эта исключительно своеобразная черта стала в Японии политическим фактором. Заключением номонганского перемирия на монгольско-маньчжурской границе, завершившим один из кровопролитнейших "инцидентов" (речь идет о событиях на Халхин-Голе, которые один американский историк назвал впоследствии "крупнейшим сражением Второй мировой войны в дальневосточном секторе"), и в японо-русских отношениях начался, казалось, принципиальный поворот, аналогичный повороту, уже совершенному Германией и Советским Союзом. Казалось, что Японии стало так же ясно, что ее главным противником в Восточной Азии является Англия, а не Советский Союз. Однако дело пока ограничилось, по меньшей мере, локальным перемирием.