Намерена подцепить Боба для своей девчушки - это ясно, как божий день! Гм, юный друг весьма удивится, когда узнает о его визите. Пусть себе знает! Самые разные чувства охватили Вентнора. Теперь он отчетливо видел все обстоятельства сделки и не мог не отдать должное хитрости старого Хейторпа. Как ловко он обошел закон! Никто не может запретить человеку переписать какую-то сумму на имя женщины, которую он в жизни не видел, так что под дарственную Пиллина не подкопаешься. А вот под старого Хейторпа подкопаться можно. Но чистая, однако, работа - почти не придерешься! А какая восхитительная женщина! Просто удивительно! Вентнор даже пожалел, что дарственная оформлена по всем правилам - если бы она была под угрозой, можно было бы договориться с этой очаровательной женщиной. Он был убежден, что с ней можно было бы договориться. Какие глаза! Жаль, но ничего не поделаешь! Миссис Вентнор была не той женой, которая отвечает всем требованиям. Но, увы, дарственная была в полнейшей безопасности, и вожделениям мистера Вентнора не суждено было осуществиться. Это пробудило в его душе взрыв благородного негодования. Старик еще почувствует его коготки! Неплохо он распутал этот клубок. Совсем неплохо. Конечно, ему повезло. Нет, даже не это! Просто он делал в нужные моменты то, что нужно было делать, - отличительная черта делового таланта.
      В поезде, который вез его к миссис Вентнор, он снова подумал: "Такая женщина была бы..."- и глубоко вздохнул.
      2
      На другой день после визита мистера Вентнора Боб Пиллин явился в дом 23 на Миллисент-Виллас; в кармане у него лежал аккуратно выписанный чек на пятьдесят фунтов. Рыцарские чувства взяли верх. Он позвонил у двери с таким воодушевлением, что сам подивился: он знал, что поддается непростительной слабости.
      - Миссис Ларн ушла, сэр. Мисс Филлис дома.
      Сердце его бешено заколотилось.
      - Какая жалость! Спросите, примет ли меня мисс Филлис.
      - Она кажется, мыла голову, сэр, - ответила молоденькая горничная. - Но волосы, наверно, уже высохли. Я узнаю.
      Боб Пиллин застыл, как вкопанный, под тем самым эстампом, на котором была изображена молодая женщина. У него перехватило дыхание. Чертовски обидно, если волосы у нее не высохли! Тут он внезапно услышал восклицания и разговор, но не мог разобрать слов. Вбежала молоденькая горничная.
      - Подождите минутку, сэр, мисс Филлис сейчас выйдет. И мне велено сказать вам, что мистер Джок словно с цепи сорвался.
      - Спаси-ибо! - протянул Боб Пиллин и прошел в гостиную. Там он подошел к бюро, взял конверт, положил туда чек и, надписав: "Миссис Ларн", - положил его в карман. Потом он поглядел на себя в зеркало. Никогда в жизни, вплоть до минувшего месяца, он не жаловался на собственную внешность, но теперь видел, чего не хватало его лицу. Оно слишком полное и розовое. На нем не написана страсть. Это серьезный недостаток. Он попытался восполнить его узеньким белоснежным кантом на вырезе жилета и туберозой в петлице. Но как он ни старался, он постоянно испытывал какую-то неловкость и не мог научиться непринужденно держаться в присутствии Филлис. А ведь до последнего времени он отнюдь не страдал недостатком самоуверенности.
      - А-а, любуетесь собой? - произнес сзади звонкий и насмешливый голос.
      Быстро обернувшись, он увидел в дверях Филлис. Ее каштановые волосы пышными прядями падали на плечи. Он почувствовал какую-то томительную слабость и нечленораздельно пробормотал:
      - Ох, это очень красиво!
      - Что вы, ужасно неприлично! Вы хотели повидать маму?
      Разрываясь между страхом и дерзостью, опьяненный запахом свежего сена, вербены и ромашки, Боб Пиллин пролепетал:
      - Да... Но я рад, что ее нет дома.
      Смех девушки показался ему до крайности бесчувственным.
      - Не говорите глупостей! Садитесь. Неприятно мыть голову, правда?
      Боб Пиллин ответил едва слышно:
      - У меня мало опыта в таких вещах. Глаза ее широко раскрылись.
      - Мало опыта? Как же это может быть?
      Он судорожно размышлял: "А что, если... Может быть, нужно взять ее за руку или обнять?" А вместо этого сидел с негнущейся спиной на краешке дивана. Она удобно расположилась на другом краю. На Боба Пиллина словно нашел столбняк, который иногда находит на влюбленных.
      Эти дни он не раз вспоминал прошлые увлечения, когда он беззаботно болтал и даже целовался, когда девицы казались ему лишь приятной забавой, вспоминал и думал: "Так ли уж она наивна? Может быть, она хочет, чтобы я поцеловал ее?" Увы, то были минутные колебания перед очередным порывом благоговения и рыцарских чувств, и он снова подпадал под власть непонятной роковой чувствительности - такого ему еще не доводилось переживать. Филлис неожиданно спросила:
      - Зачем вы знаетесь с такими противными людьми?
      - С какими противными людьми? Ни с кем я не знаюсь.
      - Нет, знаетесь. Один вчера даже приходил сюда. Такой, с бакенбардами неприятная личность.
      - С бакенбардами? - Боб Пиллин возмутился до глубины души. - Мне кажется, я знаю только одного человека с бакенбардами, стряпчего.
      - Вот-вот, это он. До чего противный! Маме он даже как будто понравился. А по-моему, нахал!
      - Вентнор! Зачем он приходил? Не может быть!
      - Нет, может! По какому-то вашему делу. - Личико ее затуманилось. Последние дни Боб Пиллин вконец измучился, сочиняя поэму. Начиналась эта мертворожденная поэма так:
      Верхом я ехал на коне,
      Вдруг вижу: дева на пороге.
      Дальше никак не клеилось. Этот шедевр возник, когда Боб открыл, что лицо Филлис - как апрельское утро. И то облачко, что набежало сейчас на ее лицо, было апрельское облачко, из которого вот-вот брызнет слепой дождик. Отмахнувшись от назойливо звучащих в ушах строчек, он заговорил:
      - Послушайте, мисс Ларн. Филлис, послушайте же!
      - Я слушаю!
      - Что все это значит, зачем он приходил? Чего он хотел?
      Она помотала головой, волосы ее разлетелись, и он снова услышал запах ромашки, вербены и свежего сена. Опустив голову, она прошептала:
      - Мне очень не хочется, чтобы вы... мне очень не хочется, чтобы мама... Эти деньги - как я их ненавижу! - Она всхлипнула, и у Боба Пиллина начали медленно краснеть уши.
      - Послушайте, не надо... И скажите мне все, потому что...
      - Вы и сами знаете.
      - Да нет же, я ничего не знаю!
      Филлис посмотрела ему в лицо.
      - Зачем вы обманываете меня? Вы же знаете, что мама хочет одолжить у вас денег, и мне стыдно!
      Желание прибегнуть к спасительной лжи, хотя в кармане похрустывал конверт с чеком, возмущение несправедливостью, жалость, недоумение и раздражение по поводу визита и намерений Вентнора - все смешалось в душе Боба Пиллина, и он пробормотал:
      - Черт меня побери! - И, не заметив взгляда, что бросила на него Филлис из-под полуопущенных ресниц, словно говоря: "Так-то лучше!", повторил: Черт меня побери! Послушайте, Филлис, вы говорите, что Вентнор приходил по поводу тех денег, что я хотел одолжить?.. Но я и словом ему не обмолвился.
      - Ну вот видите! Значит, вы все-таки хотите дать в долг.
      Он схватился за голову.
      - Ой, какой вы смешной сейчас! Я ни разу не видела вас растрепанным.
      Боб Пиллин поднялся и стал мерить шагами комнату. Даже охваченный крайним волнением, он не удержался, украдкой посмотрел на себя в зеркало и, делая вид, будто схватился за голову, отчаянно пытался поправить прическу. Потом, остановившись, заявил:
      - Допустим, я и в самом деле хотел одолжить вашей матери деньги. Что тут такого? Ведь это только на небольшой срок. Всякому могут понадобиться деньги.
      Филлис сказала, не поднимая глаз:
      - А почему вы это делаете?
      - Потому что... потому что... А почему бы и нет? - и кинувшись вдруг к девушке, схватил ее за руки.
      Она вырвалась; в полнейшем отчаянии Боб Пиллин вытащил конверт.
      - Если хотите, я могу порвать это. Я не стану давать их в долг, если вы против. Но я думаю... я полагал...
      Филлис откинула голову.
      - Вот именно! Вы думали, что я... Вот это и противно!
      Наконец он все понял.
      - Да нет же! Клянусь, я и не думал...
      - Нет, думали! Вы думали, что это я хочу, чтобы вы одолжили деньги.
      Она соскочила с дивана и подбежала к окну.
      Значит, она решила, что ее используют как приманку! Как некрасиво вдвойне некрасиво, потому что правда. Он прекрасно знал, что миссис Ларн стремилась извлечь все, что могла, из его поклонения ее дочери, но сказал пылко:
      - Какая ерунда!
      Филлис молчала. Тогда, лихорадочно соображая, что же делать, он воскликнул:
      - Филлис, если вы не хотите... Смотрите! - Девушка обернулась Боб разорвал конверт пополам и клочки бросил в камин. - Ну, вот!..
      Она легонько охнула, глаза ее округлились. В порыве честности он признался:
      - Это не деньги - чек! Добились своего.
      Отвернувшись к огню, она медленно произнесла:
      - Вам лучше уйти, пока не пришла мама.
      У Боба Пиллина отвисла челюсть. Втайне он был согласен с Филлис, но пожертвовать хотя бы минуткой наедине с ней - невыносимо, и он сказал решительно:
      - Нет, я останусь!
      Филлис чихнула.
      - У меня не совсем просохли волосы. - Она присела на каминную решетку спиной к огню.
      Лицо Боба Пиллина приняло одухотворенное выражение. Если бы только он решился сказать: "Филлис, радость моя!" или даже "Филлис, не согласились бы вы... позвольте мне..." Но он не мог выжать из себя ни слова.
      - Не сопите, пожалуйста! - неожиданно сказала она. - Это ужасно.
      - Я не сопел, это неправда!
      - Нет, сопели, как моя Кармен, когда спит.
      Он пошел было к двери, сделал три шага и остановился: "Какое это имеет значение! От нее я и не такое снесу". И сделал три шага назад.
      - Бедняжка! - проворковала она.
      - Надеюсь, вы догадываетесь, что видите меня, вероятно, в последний раз? - спросил он мрачно.
      - Как же так? Вы же обещали пригласить нас в театр.
      - Я не уверен, что ваша мама согласится... После всего.
      Филлис рассмеялась от души.
      - Вы не знаете маму. Ей все равно.
      Боб Пиллин пробормотал:
      - Понимаю. - Он ничего не понимал, но это не имело ни малейшего значения. И снова мысль о Вентноре вытеснила все остальные. Какого черта?! Как это получилось? Он мучительно вспоминал, что он мог сболтнуть тогда вечером. Он наверняка ни о чем не просил его и не давал адреса. Очень странная история, надо хорошенько разобраться.
      - Вы уверены, что его имя Вентнор? Того типа, что приходил вчера?
      Филлис кивнула.
      - Невысокий такой, с бачками?
      - Рыжие бачки и рыжие ресницы.
      - Очевидно, он самый, - задумчиво протянул Боб Пиллин, - Порядочный нахал. Ума не приложу... Надо съездить к нему. А где он узнал ваш адрес?
      - Я думала, вы дали.
      - Ничего подобного! За кого вы меня принимаете? Филлис вскочила.
      - А вот и мама!
      По саду шла миссис Ларн. Боб Пиллин кинулся к двери.
      - До свидания, я ухожу.
      Но миссис Ларн была уже в холле. Она возникла перед ним, разодетая в меха, во всем своем великолепии, и увлекла его в гостиную; французское окно было распахнуто - Филлис исчезла.
      - Надеюсь, эти несносные дети не слишком докучали вам. Вчера приходил ваш юрист - милейший человек. Он был, кажется, вполне удовлетворен.
      Боб Пиллин пробормотал, краснея до корней волос:
      - Я не просил его приходить. Это не мой юрист. Я не знаю, чего он хотел.
      Миссис Ларн улыбнулась.
      - Не расстраивайтесь, мой дорогой. И не нужно быть щепетильным. Я хочу, чтобы все было на сугубо деловой основе.
      Бобу Пиллину очень хотелось крикнуть: "Ни на какой основе этого не будет!" - но он сдержался и пробормотал:
      - Мне пора идти, я опаздываю,
      - А когда сможете...
      - Я... Я пришлю... Я напишу... До свидания!
      Но миссис Ларн крепко держала Боба Пиллина за лацкан, обдав его запахом меха и фиалок. У молодого человека мелькнула мысль: "Наверно, и от библейского Иосифа та женщина хотела только денег". Не оставлять же пиджак у нее в руках! Что делать? Миссис Ларн проворковала:
      - Было бы крайне любезно с вашей стороны, если бы вы могли устроить это сегодня. - Ее рука скользнула у него по груди. - О, вы все-таки захватили чековую книжку. Какой милый!
      В отчаянии Боб Пиллин вытащил книжку и, присев к бюро, заполнил такой же чек, какой он разорвал и бросил в огонь. Потом он почувствовал на лбу горячий поцелуй, голову его на мгновение прижали к меху жакетки, рука взяла чек, голос сказал: "Очаровательно!", - послышался вздох, и его снова обдало запахом духов. Пятясь к двери, он бормотал:
      - Хорошо, хорошо... Пожалуйста, не говорите только Филлис. До свидания!
      Выйдя за калитку, он подумал: "Черт побери! Не устоял я. И Филлис обо всем знает. Ах, эта собака Вентнор!"
      Лицо его помрачнело. Он немедленно отправится к нему и потребует объяснений.
      3
      Вентнор был еще у себя в кабинете, когда ему принесли визитную карточку его юного друга. На мгновение у него появилось искушение сказать, что его нет. Но он тут же решил: "Какая разница? Все равно когда-нибудь придется встретиться!"
      Мистеру Вентнору, может быть, и недоставало мужества, но зато он обладал той особой самоуверенностью и невосприимчивостью, что по необходимости отличают служителей закона; кроме того, он ни на секунду не забывал, что правда на его стороне.
      - Просите, - сказал он.
      Он решил быть вполне обходительным, хотя молодой Пиллин может потребовать объяснений. Мистер Вентнор не забыл тех пышных форм и красивых губ и все еще лелеял надежду на более близкое знакомство.
      Пожимая молодому человеку руку, он сразу же заметил своим рыжим глазом, что тот встревожен, хотя и прикрывает это внешним спокойствием и самоуверенностью. Опустившись во вращающееся кресло, которое давало явное преимущество перед неподвижно сидевшими собеседниками, Вентнор сказал:
      - Вы отлично выглядите. Чем могу служить?
      Боб Пиллин сидел на жестком стуле, предназначенном для клиентов, и теребил котелок на коленях.
      - Я только что от миссис Ларн.
      Вентнор спокойно смотрел на него.
      - А-а! Великолепная женщина, и дочка хороша!
      О дочке он упомянул с умыслом, так как предпочитал нападать первым. Боб Пиллин чувствовал, как у него закипает кровь.
      - Послушайте, Вентнор, я хочу, чтобы вы объяснили свое поведение.
      - Что вы имеете в виду?
      - Зачем вы ходили туда, ссылались на меня и прочее...
      Вентнор дважды качнул кресло.
      - Я не собираюсь ничего вам объяснять.
      Не ожидая такого оборота, Боб Пиллин замолк, потом решительно произнес:
      - Это недостойно джентльмена!
      У каждого есть свои иллюзии, и никто не хочет расставаться с ними. Рыжеватое лицо Вентнора побагровело, даже белки глаз налились кровью.
      - Вот как? Не суйте нос в чужие дела.
      - Но это прямо касается меня. Вы прикрываетесь моим именем, и я не желаю...
      - А мне наплевать! Послушайте, что я вам скажу... - Мистер Вентнор наклонился вперед. - Попридержите-ка лучше язык, не выводите меня из себя. У меня добродушный характер, но я не потерплю дерзости.
      Единственно догадка, что за словами Вентнора что-то кроется, удержала Боба Пиллина на месте.
      - И вы еще говорите о дерзости? - горячился он, сжимая котелок. - После всего, что натворили? Это переходит всякие границы.
      - Вот как? Вы еще не то увидите.
      Боба Пиллина сбивали с толку загадочные намеки собеседника.
      - Я не сообщал вам их адреса. Мы же говорили только о старом Хейторпе.
      У Вентнора между бакенбардами зазмеилась усмешка. Боб Пиллин вскочил на ноги и закричал:
      - Вы так просто не отделаетесь! Я настаиваю на объяснении!
      Вентнор откинулся на спинку кресла, скрестил короткие йоги и соединил на животе кончики пухлых пальцев - в такой позе он чувствовал себя особенно уверенным.
      - Настаиваете?
      - Да, настаиваю! Должна же быть какая-то причина...
      Вентнор посмотрел на него в упор.
      - Хотите я вам дам совет, петух вы несчастный? Причем бесплатно. Не задавайте вопросов, если не хотите, чтобы вам говорили неправду. И еще один совет: уходите, а то опять забудетесь!
      Флегматичность, свойственная лицу Боба Пиллина, едва устояла перед этой тирадой. Он сказал хрипло:
      - Если вы еще раз поедете туда и будете ссылаться на меня... Поблагодарите господа, что ваш возраст не позволяет мне... Считайте, что мы незнакомы. Прощайте! - Он пошел к двери.
      Вентнор вскочил.
      - Отлично! - бросил он громко вслед. - Скатертью дорога. Вы скоро узнаете, где собака зарыта.
      Боб Пиллин вышел, а Вентнор стоял покрасневший, раздраженный, смутно чувствуя, что он говорил что-то не то. С уходом молодого Пиллина рушились его любовные намерения. Он не мечтал больше о миссис Ларн - теперь, как мужчина и истинный англичанин, он думал только о том, как бы вернуть пошатнувшееся чувство собственного достоинства и наказать злоумышленников. "Это недостойно джентльмена!" Неслыханная дерзость - сказать такое о нем, который был джентльменом не только по рождению, но и в соответствии с Актом парламента! И Чарлз Вентнор дал себе торжественную клятву отомстить за оскорбление. Это его долг, и он исполнит его, черт побери!
      ГЛАВА IV
      1
      Сильванес Хейторп редко ложился раньше часа ночи, а поднимался не раньше одиннадцати. И если его камердинер не отказывался от места, то именно благодаря второй привычке хозяина, тогда как первая почти каждую ночь толкала его на это.
      Откинувшись на подушки, свежевыбритый, в темно-красном халате, он напоминал римлянина более чем когда бы то ни было, исключая разве те минуты, когда лежал в ванне. Покончив с кофе, он обычно читал письма и газету "Морнинг пост", потому что всегда был тори, но платить полпенни за газетные новости считал непозволительной роскошью. Писем бывало не так уж много когда человек дожил до восьмидесяти лет, кто станет писать ему, кроме просителей и кредиторов?
      Был Валентинов день. Из окна спальни Хейторп мог видеть деревья в парке; на них распевали птицы, но он не слышал их. Природа никогда не интересовала его: ею редко интересуются полнокровные мужчины с короткой шеей.
      Этим утром пришло два письма; одно благоухало, и он начал с него. Внутри лежала поздравительная открытка вроде рождественской, но на ней голый младенец держал в руках лук и стрелы, а изо рта у него летели слова: "Хочу быть твоей возлюбленной". Кроме того, в конверте лежала розовая записочка с голубой незабудкой. Он прочел:
      "Дорогой опекун! Простите за такую гадкую открытку, но сама я не могла выйти и купить другую, потому что жутко простудилась. Я попросила Джока - и вот что принес этот поросенок! Атлас просто великолепен! Приходите скорей взглянуть на меня в новом платье, а не то я явлюсь к вам сама. Моя верхняя губа от простуды страшно распухла, и я жалею, что у меня не растут усы, чтобы ее прикрыть, но зато до чего же приятно завтракать в постели! Мистер Пиллин послезавтра обещает сводить нас в театр. То-то повеселимся! Сейчас буду лечиться - выпью рома с медом.
      До свидания.
      Ваша Филлис".
      Значит, "валентинка", дрожавшая в его пальцах, так онемевших, что он и не ощущал ее, предназначалась ему! Сорок лет назад он получил последнюю от бабушки этого юного существа. До чего же он, оказывается, стар! Сорок лет! Неужели то был он? Неужели это он приехал сюда юношей в сорок пятом году? И следа не осталось от мыслей и чувств того времени. Говорят, тело человека каждые семь лет меняется. Вероятно, и ум вместе с ним. Во всяком случае, теперь-то он дожил до последнего изменения своего тела! А "святоша" требует, чтобы он повез это тело в Бат, и лицо у нее при этом вытягивается, оно такое длинное, как чайный поднос, а доктор городит ему всякий вздор: "Слишком полнокровны... живите спокойнее... ни капли спиртного - в любую ночь можете умереть от удара". Умереть - нет, только не он! Впрочем, лучше уж умереть, чем стать трезвенником! Когда у человека только и осталось в жизни, что его обед, его бутылка, его сигара и те мечты, что они дарят ему, - доктора непременно норовят отнять все это. Нет уж! Carpe diem {Лови часы (лат.).}. Пока жив, пользуйся жизнью! И теперь, когда он сделал все, что мог, для обеспечения этих ребятишек, его жизнь принадлежит ему одному; и лучше сразу протянуть ноги, чем перестать наслаждаться тем, что еще осталось, или не быть уже в силах сказать: "Я буду делать то-то и то-то, и мне наплевать на вас!" Не теряй мужества, пока не все потеряно, а там - уходи с чистой совестью!
      Он позвонил два раза - Молли, а не Меллеру. Горничная вошла и остановилась - хорошенькая, в передничке из набивного ситца, пышные темные волосы выбивались из-под чепчика. Он молча смотрел на нее.
      - Да, сэр?
      - Хотел поглядеть на тебя, вот и все.
      - Ой, а я не прибрана, сэр.
      - Неважно. Получила "валентинку"?
      - Нет, сэр. Да и кто ж мне ее пришлет?
      - Разве у тебя нет ухажера?
      - Есть вообще-то. Только он там, в нашей деревне.
      - А эта тебе нравится?
      Он протянул ей открытку с младенцем. Горничная взяла ее и с благоговением рассмотрела; потом прикинулась равнодушной, сказала:
      - Да, красивенькая.
      - Хочешь взять ее себе?
      - Ой, если только она вам не нужна!
      Старый Хейторп качнул головой и указал на туалетный стол.
      - Там вон лежит соверен. Маленький подарочек для славной девочки.
      Она глубоко вздохнула.
      - Ох, сэр, больно уж много, прямо по-царски.
      - Бери.
      Она взяла монету и подошла опять, сжимая руки с открыткой и совереном так, словно молилась. Старик с удовольствием смотрел на нее.
      - Люблю хорошенькие личики и терпеть не могу кислых рож! Скажи Меллеру, чтоб приготовил мне ванну.
      Когда она вышла, он взял другое письмо - адрес был написан почерком юриста - и, с трудом распечатав, прочел:
      "13 февраля 1905 г.
      Сэр!
      Мне стали известны некоторые факты, и я считаю своим долгом созвать специальное собрание акционеров "Британской судовладельческой Компании" для выяснения обстоятельств, связанных с приобретением судов у мистера Джозефа Пиллина. Предупреждаю вас, что на этом собрании будет поставлен вопрос о вашем поведении.
      Остаюсь, сэр,
      преданный вам
      Чарлз Вентнор.
      Сильванесу Хейторпу, эсквайру".
      Прочтя это письмо, старый Хейторп несколько минут не шевелился. Вентнор, этот стряпчий, который так вызывающе вел себя на собрании кредиторов!
      Есть люди, которых плохие новости мгновенно лишают всякой энергии и ясности мыслей. И есть другие, которые сначала просто не воспринимают их. До старого Хейторпа все дошло достаточно быстро; хуже этой угрозы, исходящей от юриста, и быть не могло! Но сразу старый мозг его лихорадочно заработал со всей расчетливостью стоика. Что в действительности известно этому субъекту? И что именно он может предпринять? Одно было ясно: если даже он знает все, не в его власти расторгнуть дарственную. О детях беспокоиться нечего. Старик понимал, что на карту поставлено только его положение. Но, по правде говоря, и этого достаточно; имя, известное всем целых полвека, состояние, независимость, а может, и еще кое-что большее. В его годы и при его слабости немного потребуется, чтобы все компании, в которых он состоит членом правления, выбросили его. Но что известно этому субъекту? На что решиться? Предоставить ему действовать - пусть из кожи лезет! - или попробовать войти с ним в переговоры? И ради чего Вентнор старается? У него всего десять акций! Стоило ли поднимать такую кутерьму из-за покупки судов, тем более, что для компании это первоклассная сделка. Да! Совесть его чиста. Он не предал своей Компании, наоборот, оказал ей отличную услугу, добыл по дешевке четыре исправных судна, и то после сильного сопротивления. То, что он мог оказать Компании услугу еще большую и купить суда всего за 54 тысячи, ничуть его не смущало: шесть тысяч пойдут на другое дело, более путное, а сам он при этом не прикарманил ни гроша! Но какое побуждение у этого адвоката? Злоба? Похоже на то. Он зол, потому что ему не удается разбогатеть, и вот теперь бросает ему вызов. Хм! Если это так, то, может, еще удастся вывернуться. На глаза ему случайно попалась розовая записочка с голубой незабудкой. Казалось, это все, что осталось ему от жизни, а письмо в другой руке... боже мой, можно ли пасть ниже? С глубоким, прерывистым вздохом он подумал: "Нет, не сдамся я этому типу".
      - Ванна готова, сэр.
      Смяв и сунув оба письма в карман халата, он сказал:
      - Помогите мне подняться и позвоните мистеру Фарни, попросите его заглянуть ко мне...
      Через час, когда явился секретарь, его председатель сидел у камина, внимательно просматривая бумаги Компании. И пока секретарь ждал, чтоб его заметили, и смотрел, как дрожат листы в слабой пухлой руке, на него вдруг нашло философское настроение, которое не часто посещает людей его склада. Кто-то сказал, что человек только тогда и бывает счастлив, когда его не одолевают страсти, не на что надеяться и не для чего жить. Но удалось ли кому-нибудь достичь этого? У старого председателя, например, до сих пор осталась страсть добиваться своего, он до сих пор сохранил свой престиж и чрезвычайно дорожил им. И секретарь сказал:
      - Доброе утро, сэр. Надеюсь, этот восточный ветер не повредил вам? С покупкой судов все закончено.
      - Это лучшее, что когда-либо сделала Компания. Слыхали вы об акционере по фамилии Вентнор? Вы знаете его, я думаю.
      - Нет, сэр. Не знаю.
      - Ладно! Может быть, вы получите письмо, которое откроет вам глаза. Бесстыжий мерзавец! Пишите, я продиктую.
      "14 февраля 1905 г.
      Чарлзу Вентнору, эсквайру.
      Сэр,
      я получил ваше письмо от вчерашнего числа, содержание которого мне непонятно. Мои стряпчие получат указания принять необходимые меры".
      "Фью! Что все это значит?" - подумал секретарь.
      - "Искренне ваш..." Давайте подпишусь.
      И на лист легли дрожащие буквы: "Сильванес Хейторп".
      - Отправьте это письмо, когда уйдете.
      - Что-нибудь еще, сэр?
      - Нет. Но дайте мне знать, если узнаете что-либо об этом типе.
      Когда секретарь вышел, старик подумал: "Так! Этот мерзавец еще не созвал собрания. Если ему нужны деньги, он живо прибежит сюда, подлый шантажист!"
      - Мистер Пиллин, сэр. Подождете с завтраком или накрыть в столовой?
      - В столовой.
      При виде этого живого мертвеца старый Хейторп даже пожалел его. Джо и так выглядит скверно, а эти новости совсем его доконают. Джо Пиллин взглядом проверил, закрыты ли обе двери.
      - Как чувствуешь себя, Сильванес? Я - ужасно. - Он подошел ближе и зашептал: - И зачем ты заставил меня подписать эту дарственную? Я, видно, с ума сошел. У меня был какой-то Вентнор. Не понравился он мне. Спрашивал, знаю ли я миссис Ларн.
      - Ха! А ты что?
      - Что я мог сказать? Я же и вправду ее не знаю. Но зачем он узнавал?
      - Пронюхал что-то.
      Джо Пиллин обеими руками ухватился за край стола.
      - Ох! - пробормотал он. - Ох! Не может быть!
      Старый Хейторп протянул ему смятое письмо. Прочтя его, Джо Пиллин свалился в кресло у камина.
      - Возьми себя в руки, Джо. Тебя они не тронут и не смогут ни расторгнуть сделку, ни отменить дарственную. Они могут свалить меня, вот и все.
      Губы Джо Пиллина задрожали.
      - Как ты можешь сидеть здесь как ни в чем не бывало? Ты уверен, что меня не тронут?
      Старый Хейторп угрюмо кивнул.
      - Они сошлются на Акт, но он еще не вошел в силу. Они могут обвинить меня в злоупотреблении доверием. Но я обведу их вокруг пальца. Не вешай носа, уезжай за границу.
      - Да, да. Конечно. Я очень плох. Я думал ехать завтра. Но не знаю, как быть, - из-за того, что это висит надо мной. И еще хуже, что мой сын знаком с ней. Он и Вентнора знает. А я просто не смею сказать Бобу правду. О чем ты думаешь, Сильванес? Ты на себя не похож.
      Старый Хейторп будто вышел из оцепенения.
      - Есть хочу, - сказал он. - Оставайся, позавтракаем вместе.
      - Завтракать! Да у меня кусок в рот не идет. Что же ты думаешь делать, Сильванес?
      - Надую подлеца.
      - А если не сможешь?
      - Куплю его. Он ведь тоже мой кредитор.
      Джо Пиллин снова поглядел на него.
      - Ты всегда был таким энергичным и храбрым, - сказал он с тоской. Скажи, тебе не случалось просыпаться ночью между двумя и четырьмя? Я просыпаюсь, и все кругом черным-черно.
      - А ты хлебни чего-нибудь покрепче на ночь, мой мальчик.
      - Надо бы. Иногда и самому противно быть таким трезвенником. Но я не выношу алкоголя. Говорят, твой доктор запретил тебе пить?
      - Вот именно. Оттого я и пью.
      Задумчиво глядя в огонь, Джо Пиллин сказал:
      - Это собрание... как ты думаешь, оно состоится? Неужто этот человек в самом деле все знает? Если мое имя попадет в газеты...
      Но, встретившись с маленькими, глубоко посаженными глазками старого друга, Джо умолк. - Так ты советуешь мне ехать завтра?
      Старый Хейторп кивнул,
      - Завтрак подан, сэр.
      Джо Пиллин сильно вздрогнул и встал.
      - Ну, до свидания, Сильванес, до свидания! Вряд ли вернусь до лета, если вообще вернусь. - Он понизил голос: - Я полагаюсь на тебя. Ты удержишь их, да?
      Старый Хейторп приподнял руку, и Джо Пиллин вложил в эту отечную, дрожащую лапу свои длинные бледные пальцы.
      - Мне бы твое мужество, - сказал он уныло. - До свидания, Сильванес. И, повернувшись, вышел из комнаты.
      А старый Хейторп подумал: "Слабонервный он, бедняга! Разлетелся вдребезги при первом же ударе!" И за завтраком ел еще больше, чем обычно.
      2
      Придя в свою контору и разобрав корреспонденцию, Вентнор, как и ожидал, нашел письмо от "этого старого проходимца". Из содержания письма Вентнору было ясно, что надо твердо решать, чего же ему добиваться. К счастью, он не примешивал к этим расчетам заботу о собственном достоинстве - просто ему не хотелось оказаться в дураках. Вопрос был в том, что ему дороже - деньги или... справедливость? Если справедливость, то надо созвать экстренное собрание и сообщить ему, что м-р Пиллин, продавший свои суда за 60 тысяч фунтов, сделал дарственную запись на шесть тысяч фунтов на имя дамы, с которой даже незнаком, - а она приходится дочерью, опекаемой или еще бог знает кем председателю Компании, который, кстати, заявил на общем собрании, что от этой сделки зависит, останется ли он в правлении; надо лишь сделать это и потребовать, чтоб старик объяснил такое поразительное совпадение.