При тусклом свете фонаря он прочитал: "Тайна удушения на Глаа-Лейн. Личность убитого пока не установлена. Покрой костюма позволяет предположить, что он иностранец". Мальчишка с газетами куда-то исчез, и Кит увидел полисмена, медленно шагавшего по этой улице - к арке. После минуты колебания полисмен остановился. Конечно, только эта "тайна" могла привести его сюда, и он стал внимательно разглядывать арку. Затем он поравнялся с Китом, и Кит увидел, что это тот самый, мимо кого он только что проходил. Как только полисмен заметил белоснежную манишку под расстегнутым меховым воротником Кита, в глазах его погас холодный, оскорбительный вопрос. Указывая на газету, Кит спросил:
      - Это здесь было обнаружено тело?
      - Да, сэр.
      - Пока все остается неразгаданным?
      - Не всегда можно верить газетам. Впрочем, не думаю, чтобы расследование подвигалось успешно.
      - Как здесь темно. Неужели тут ночуют?..
      Полисмен кивнул.
      - В Лондоне нет ни одной арки, где бы мы их не находили.
      - Мне кажется, я читал, что на трупе ничего не было?
      - Ни фартинга. Карманы были вывернуты. В этом квартале живут подозрительные люди - греки, итальянцы... всякие.
      Как приятен доверительный тон полисмена!
      - Ну что ж, доброй ночи! - Спокойной ночи, сэр.
      У Борроу-стрит Кит оглянулся. Полисмен все еще стоял там, подняв фонарь и всматриваясь в проход, как будто пытался разгадать его тайну.
      Теперь, когда он сам побывал в этом мрачном и заброшенном месте, шансы на успех его плана показались ему гораздо выше. "Карманы были вывернуты!" Это значит, что либо у Ларри достало ума поступить предусмотрительно, или кто-то ограбил труп до того, как он был обнаружен полицией. Второе более вероятно. Ну и глушь! За те пять минут, которые потребовались, чтобы дойти до арки и вернуться, Ларри мог остаться незамеченным! Три часа ночи - самое глухое время. Теперь все зависело от этой женщины, от того, видели ли Ларри, когда он приходил или уходил от нее, от ее молчания, если обнаружится ее связь с убитым. На улице не видно было ни души, даже в окнах не было света, и тогда Кит принял отчаянное решение, на которое способен лишь тот, кто привык действовать быстро, полагаясь на себя. Надо пойти к этой девушке и увидеть все самому. Он подошел к подъезду дома номер сорок два - такие дома запираются только на ночь - и одним из ключей попробовал открыть дверь. Ключ подошел, и Кит оказался в коридоре с газовым освещением, пол был покрыт линолеумом, слева - единственная дверь. Кит остановился в нерешительности. Надо дать ей понять, что он все знает. Но в то же время нельзя назвать себя. Он - один из приятелей Ларри, не больше! Пугать ее не следует, но надо добиться от нее полной откровенности. Подойти к этой опасной свидетельнице как к стороннице - тонкая задача!
      На его стук никто не отозвался.
      Не отказаться ли от этой рискованной, требующей напряжения всех нервов попытки докопаться до сути дела? Просто уйти, а Лоренсу сказать, что он ничего не может ему посоветовать? Хорошо, а потом? Нет, что-нибудь сделать необходимо. Кит постучал еще раз. Ответа не было. Кита всегда ужасно раздражали препятствия. Развитию этой черты способствовали условия его жизни. Он нетерпеливо попробовал открыть дверь другим ключом. Ключ подошел.
      Из глубины темной комнаты послышался вздох облегчения, и голос с иностранным акцентом произнес:
      - Ах, это ты, Ларри! Зачем же ты стучал? Я так испугалась. Зажги свет, дорогой. Ну, входи же!
      Ища в полной темноте выключатель, Кит почувствовал, как к нему прижалось теплое полуодетое тело и чьи-то руки обвили его шею. Но в тот же миг женщина отпрянула, и Кит услышал полный ужаса, задыхающийся шепот:
      - Кто это?
      По спине у Кита пробежала холодная дрожь.
      - Не пугайтесь! Я друг Лоренса.
      Стало так тихо, что он слышал тиканье часов и движение своей руки, нащупывающей на стене выключатель. Наконец зажегся свет, и у темной занавески, очевидно, отделявшей спальню, Кит увидел девушку: она стояла, придерживая у самого подбородка рукой длинное черное пальто, и оттого ее голова с копной коротко остриженных, вьющихся каштановых волос казалась отделенной от туловища. Лицо девушки было так бледно, что испуганные, широко раскрытые глаза - темно-синие или карие - и приоткрытые бледно-розовые губы напоминали мазки акварели на гипсовой маске. Лицо ее поражало той удивительной тонкостью, правдивостью и одухотворенностью, какие придает только страдание. Даже невосприимчивый к красоте Кит почувствовал волнение.
      - Не бойтесь, я не причиню вам зла, - мягко сказал он, - скорее напротив. Разрешите сесть и поговорить с вами? - Показывая ей ключи, он добавил. - Если бы Ларри не доверял мне, он не дал бы мне это, правда?
      Девушка не шевелилась, и Киту почудилось, что перед ним дух, покинувший тело. И в то мгновение эта дикая мысль не показалась ему хоть сколько-нибудь странной. Он огляделся: безвкусно убранная, но чистенькая комната, зеркало в тусклой золоченой оправе, столик с мраморной доской у стены, плюшевый диван. Больше двадцати лет он не посещал подобных мест.
      - Сядьте, прошу вас, - сказал он. - И простите, что я вас напугал.
      Девушка прошептала, не двигаясь:
      - Кто же вы?
      Испуг в ее голосе тронул Кита и, забыв осторожность, он ответил:
      - Я брат Ларри.
      Она вздохнула с облегчением, и этот вздох дошел до сердца Кита. Все так же придерживая пальто у подбородка, она подошла к дивану и села. Кит заметил, что ее ноги в ночных туфлях голы. Короткие волосы и наивные испуганные глаза делали ее похожей на высокую девочку. Кит придвинул себе стул и сказал, садясь:
      - Извините меня за столь позднее посещение. Но дело в том, что он все рассказал мне.
      Он ожидал, что она вздрогнет или ахнет. Но она крепко сжала руки, лежавшие на коленях, и спросила:
      - Да?
      Тревога и раздражение снова овладели Китом.
      - Ужасное дело!
      Ее шепот был, как эхо:
      - Да! Ужасное, ужасное!
      У Кита внезапно мелькнула мысль, что тот человек, наверное, упал мертвым как раз здесь, где сидит он. И он замолк, глядя в пол.
      - Да, - прошептала девушка, - здесь. Я все время вижу, как он падает!
      Как это было сказано! С каким непонятным и трогательным отчаянием! Что в этой женщине, которая вела дурную жизнь и принесла им такую большую беду, вызывало у него невольное сострадание?
      - У вас такой юный вид, - проговорил он.
      - Мне двадцать лет.
      - Вы... любите моего брата?
      - Ради него я пойду на смерть.
      Нет, нельзя было сомневаться в искренности ее голоса, в искренности этих глубоких глаз славянки, темно-карих, а не синих, как ему показалось вначале. Либо жизнь этой женщины еще не успела наложить на нее свой отпечаток, либо страдания последних часов и, может быть, привязанность к Ларри стерли следы прошлого, - лицо ее было прекрасно. И сидя перед этим двадцатилетним ребенком, Кит, сорокалетний, многоопытный мужчина, в силу своей профессии знакомый со всеми сторонами человеческой натуры, чувствовал себя неуверенно. Немного запинаясь, он сказал:
      - Я пришел выяснить, что вы можете сделать, чтобы спасти его. Слушайте и отвечайте на мои вопросы.
      Она сжала руки и тихо сказала:
      - Хорошо! Я отвечу на все ваши вопросы.
      - Этот... ваш... муж был дурной человек?
      - Ужасный!
      - Сколько времени вы не видели его до того, как он вчера пришел к вам?
      - Полтора года.
      - Где вы жили с ним?
      - В Пимлико.
      - А кто-либо здесь знает вас как миссис Уолен?
      - Нет. Я приехала сюда после смерти моей девочки. С тех пор вела плохую жизнь. Я живу одна. У меня нет знакомых.
      - Если его опознают, то полиция станет разыскивать его жену?
      - Не знаю. Он никому не говорил, что мы женаты. Я была слишком молода. Он, наверное, со многими поступал так, как со мной.
      - Как вы думаете, известен он полиции? Она покачала головой.
      - Он был очень хитрый.
      - Какое имя вы теперь носите?
      - Ванда Ливинска.
      - Так вас звали до замужества?
      - Ванда - мое настоящее имя. А фамилию Ливинска... я себе придумала.
      - С тех пор, как вы переехали сюда?
      - Да.
      - Ларри до вчерашнего вечера когда-нибудь видел этого Уолена?
      - Ни разу.
      - Но вы рассказали Ларри, как он обращался с вами?
      - Да. И, кроме того, Уолен первый кинулся на Ларри.
      - Да. Я заметил у Ларри ссадину. Кто-нибудь видел, как Ларри пришел к вам?
      - Не знаю. Ларри говорит, что нет.
      - А как вы думаете, видели его, когда он нес... это?
      - Я смотрела в окно. На улице никого не было.
      - А когда он возвращался? - Никого.
      - Может быть, видели, как он уходил утром?
      - Вряд ли.
      - А вам кто-нибудь прислуживает?
      - Каждое утро в девять часов приходит уборщица. Она бывает здесь не больше часа.
      - Она знает Ларри?
      - Нет.
      - У вас есть друзья, знакомые?
      - Нет, никого. Я люблю быть одна. А с тех пор, как встретилась с Ларри, и вовсе никого не вижу. Ко мне давно уже, кроме него, никто не приходит.
      - Сколько времени?
      - Вот уже пять месяцев.
      - Вы сегодня выходили из дому?
      - Нет.
      - Что же вы делали?
      - Плакала, - с пугающей простотой ответила она и, сжав руки, продолжала:
      - Из-за меня он в опасности. Я так боюсь за него. Успокоив ее жестом, Кит сказал:
      - Посмотрите на меня!
      Она устремила на него свои темные глаза. Накинутое на плечи пальто распахнулось, и Кит увидел, как от волнения дергалось ее горло.
      - Если случится худшее и поиски преступника приведут полицию сюда, вы уверены, что не выдадите Ларри?
      Глаза ее заблестели. Она встала и подошла к камину:
      - Посмотрите сюда! Я сожгла все, что он мне подарил, даже его фотографию. У меня не осталось ничего.
      Кит поднялся.
      - Очень хорошо! И еще один вопрос: вы... известны полиции, как... ну, из-за вашего образа жизни?..
      Она отрицательно покачала головой, пристально глядя на него своими печальными правдивыми глазами. Киту стало стыдно.
      - Я был вынужден спросить это. Вы знаете, где живет Ларри?
      - Да.
      - Вам не следует больше бывать у него, а он не должен приходить к вам.
      Губы у нее задрожали, но она покорно кивнула головой. Потом подошла вплотную к Киту и заговорила почти шепотом:
      - Пожалуйста, не отнимайте его у меня совсем. Я буду очень осторожна. Я не сделаю ничего, что может повредить ему. Но я должна видеть его хоть изредка, иначе я умру. Прошу вас, не отнимайте у меня Ларри! - Она схватила его руку обеими руками и сжала ее. Кит ответил не сразу.
      - Можете на меня положиться. Я повидаю брата и что-нибудь придумаю. Но я все сделаю сам, понятно?
      - Вы пожалеете меня, неправда ли?
      Она поцеловала ему руку, и прикосновение ее мягких влажных губ вызвало у него странное чувство, покровительственное и вместе с тем недоброе, с оттенком чувственности. Он отдернул руку. Как бы получив предупреждение не быть такой настойчивой, Ванда робко отступила. И вдруг насторожилась и застыла на месте, чуть слышно прошептав:
      - Тише! Там кто-то есть!
      Она бросилась к двери и погасила свет.
      Почти одновременно раздался стук в дверь. Кит почти физически ощутил страх Ванды. Ему тоже стало страшно. Кто же это? Она сказала, что, кроме Ларри, никто не бывает здесь. Но тогда кто же это? Стук повторился, на этот раз громче Кит почувствовал у щеки ее дыхание: "А если это Ларри? Я открою!" Отступив к стене, он слышал, как она отперла дверь и тихо сказала: "Кто там? Входите!"
      На противоположной стене дрожала полоска света. Голос, уже знакомый Киту, ответил:
      - Это я, мисс! У вас открыта входная дверь. Следует запирать ее после наступления темноты.
      Боже, опять этот полисмен! А виноват он, Кит: не закрыл дверь с улицы, когда входил! Он услышал робкие слова Ванды: "Благодарю вас, сэр!", шаги удаляющегося полисмена, стук затворяемой двери. Потом Ванда снова очутилась подле него в темноте. Теперь, когда он не видел ее, ее молодость и миловидность, все то, что: раньше смягчило его, уже не могло умерить его раздражения. Все они одинаковы, эти женщины, все лгут!
      - Вы же сказали, что неизвестны полиции! - сказал он резко.
      Ответ был как вздох:
      - Я думала, что они не знают, сэр! Я очень давно не... не выходила. С тех пор, как встретила Ларри.
      Отвращение, бурлившее где-то в глубине души, теперь снова поднялось в Ките, когда он услышал эти слова. Его брат, сын его матери, джентльмен, достался этой девке, связан с ней теперь душой и телом из-за этой проклятой случайности! Ванда снова зажгла свет. Быть может, она чувствовала, что темнота против нее! Да, ничего не скажешь, хороша! Это нежное лицо, совсем белое, если бы не губы и темные глаза, так детски трогательно, в нем такая удивительная доброта!
      - Я ухожу, - проговорил он. - Но помните, Ларри не должен приходить сюда, и вам нельзя ходить к нему. Я завтра увижу его. Если вы действительно его любите, то будьте осторожны, очень осторожны.
      - Да, да, буду! - вздохнула она; Кит пошел к двери. Она стояла у стены и только повернула голову, глядя ему вслед; ее лицо, с выражением голубиной кротости, лицо, на котором жили только глаза, казалось, молило вместе с этими глазами: "Вглядитесь в нас. Мы ничего не таим. Все, все в нас открыто".
      Кит вышел.
      В коридоре перед входной дверью он остановился. Ему не хотелось снова встретиться с полисменом. Совершая свой обход, тот, вероятно, успел уйти далеко. Подумав так, Кит осторожно повернул ручку, выглянул на улицу. Никого. Он помедлил, решая, куда идти - направо или налево, потом быстро перешел улицу. Справа раздался чей-то голос:
      - Доброй ночи, сэр.
      У подъезда одного из домов стоял все тот же полицейский! Этот субъект, конечно, видел, как он выходил!
      Кит от неожиданности вздрогнул и, пробормотав "Доброй ночи", поспешно пошел прочь.
      Он прошел добрых четверть миля, и лишь тогда неприятное ощущение испуга уступило место желчному раздражению - его, Кита Дарранта, приняли за постоянного посетителя проститутки! Как все это гадко и отвратительно! Он казался себе загрязненным, мозг его словно застыл, ожидая, пока снова обретет способность четкого логического мышления. Он, разумеется, узнал все, что ему было нужно. Опасность оказалась меньше, чем он предполагал. Глаза этой женщины! Она, безусловно, предана Ларри и не выдаст его. Да! Ларри должен бежать, в Южную Америку, на Восток - куда угодно. Но Кит не испытывал облегчения. Мысли его то и дело возвращались к плохонькой, безвкусно убранной комнатке, где обитала эта печальная любовь, где чувства были заперты, как в клетке, в желтых стенах среди мебели, обитой красной материей. Какое лицо у этой женщины! И преданность, и искренность, и редкая, трогательная красота в окружении тьмы и ужаса, в этом гнезде порока!..
      Темный проход под аркой, уличный мальчишка, его веселое восклицание: "Его еще не поймали!" Потом - ее обнаженные руки, закинутые ему, Киту, на шею, приглушенный от страха шепот в темноте. И снова ее детское лицо, обращенное к нему так доверчиво... Кит внезапно остановился. Что с ним творится, черт возьми! Что за нелепая пляска воображения, что за непонятная, жуткая эксцентричность? И в ту же минуту реальность повседневной жизни, сила рутины снова завладели им и смели все. То был страшный сон, что-то нереальное! Смешно! Он, он. Кит Даррант, оказался втянутым в такое темное и необычайное дело.
      Кит подошел к Стрэнду, улице, по которой он каждое утро ходил в суд на свою ежедневную работу, солидную, почетную, упорядоченную. Нет, все это просто чудовищный кошмар! Он исчезнет - стоит только сосредоточиться на знакомых предметах, читать вывески магазинов, смотреть на лица прохожих. Вдали, в самом конце проспекта, виднелась старая церковь, а еще дальше неясно вырисовывалось здание суда. Послышался звук пожарного колокола, и мимо промчались лошади - сверкающий металл, дробный стук копыт, хриплые голоса. Это происшествие было реальным и безобидным, приличным и привычным! Из-за угла, покачивая бедрами, вышла женщина и подмигнула ему: "Добрый вечер!" Даже это было обычно, даже с этим можно мириться. Прошли двое полисменов, ведя под руки пьяного, который отбивался от них и отчаянно бранился. Зрелище успокаивало, оно было заурядным событием, которое вызывало лишь любопытство, неудовольствие, отвращение. Стал накрапывать дождик, и Кит с удовольствием почувствовал его капли на лице: дождь тоже был чем-то реальным, знакомым, тем, что случалось каждый день!
      Он стал перебираться через улицу. Уже прошел последний омнибус, и кэбы мчались теперь с бешеной скоростью. Реальная, обычная опасность, которой человек подвергается так часто всякий день, отвлекла его от мрачных мыслей. В лицо ему бил дождь, мимо проносились экипажи, и, пересекая Стрэнд, Кит вновь обрел уверенность в себе, стряхнул с себя странное ощущение чего-то, что держало его как в тисках, и решительно направился к углу, чтобы свернуть домой. Но, войдя в темный переулок, он опять остановился. Полисмен на другой стороне тоже свернул сюда. Не может быть... да нет же! Какая глупость! Они так похожи друг на друга, эти ребята. Абсурд! Кит стремительно зашагал вперед и вошел в дом. И все же, поднимаясь по лестнице, он не удержался, приподнял край шторы и выглянул на улицу. Полисмен торжественно шествовал ярдах в двадцати пяти от дома и, очевидно, ни на что не обращал внимания.
      IV
      Кит проснулся, как обычно, в пять часов, не вспоминая о вчерашнем. Но когда он вошел в кабинет и увидел зажженную лампу, огонь в камине и приготовленный на столе кофе, его снова охватило ужасное воспоминание - в кабинете все было точно так же, как и вчера, когда там, у стены, стоял Ларри. Какое-то мгновение Кит боролся с неприятными мыслями, потом, выпив кофе, сел к бюро и принялся за привычный трехчасовой просмотр назначенных на сегодня судебных дел.
      Он читал, не понимая ни слова. Фразы мешались с какими-то смутными образами, и добрых полчаса он провел в состоянии умственного оцепенения. Наконец явная необходимость знать хоть что-нибудь о деле, по которому ему предстояло выступить в половине одиннадцатого, заставила Кита сосредоточиться, однако malaise {Тревога (франц.).} в уголке сердца не проходила. И все же, когда в половине девятого Кит поднялся и пошел принимать душ, он испытывал мрачную гордость своей выдержкой. К половине десятого он должен быть у Ларри. Пароход в Аргентину отплывает завтра. Чтобы Ларри мог немедленно уехать, следует позаботиться о деньгах. Просматривая за завтраком газету, Кит наткнулся на заметку:
      "УБИЙСТВО В СОХО
      Поздно вечером стало известно, что полиция опознала человека, который вчера утром был найден задушенным под аркой в Глав-Лейн. Произведен арест".
      К счастью, Кит уже кончил завтракать, иначе от сообщения его могло бы стошнить. В эту самую минуту Ларри, может статься, уже под замком и ждет обвинения! Быть может, его арестовали еще до того, как он, Кит, был вечером у той девицы. Если Ларри арестован, она тоже будет замешана. В каком же положении окажется он сам? Дурак, что пошел к арке и виделся с этой женщиной! Неужели полисмен следил за ним, когда он возвращался домой? Косвенный соучастник преступления! Кит Даррант, человек с положением, Королевский адвокат! Усилием воли, в котором было нечто героическое, он заставил себя подавить страх. Паника никогда не ведет к добру. Надо твердо смотреть в глаза опасности, все взвесить. Кит принуждал себя не спешить, спокойно собрал необходимые бумаги и даже просмотрел два-три письма, прежде чем вышел. Подозвав кэб, он поехал на Фицрой-стрит.
      В это туманное утро, стоя у дома Ларри в ожидании, пока ему отопрут, Кит являл вид человека, полного решимости, человека, который знал, что ему делать. Правда, ему потребовалось собрать все свое самообладание, чтобы спокойно осведомиться: "Мистер Даррант дома?" и бесстрастно выслушать ответ: "Он еще не вставал, сэр".
      - Ничего, я пройду к нему. Мое имя мистер Кит Даррант.
      По пути в спальню Ларри у него достало спокойствия подумать: "Этот арест как нельзя более кстати. Он собьет их с пути, а Ларри тем временем уедет. Девчонку тоже нужно отправить, но не с ним вместе". Смятение прошло и только подкрепило решимость Кита. В спальню он вошел с неприязнью и некоторым отвращением. Закинув голые руки за взъерошенную голову, Ларри лежал, уставившись в потолок, и курил сигарету; на стуле подле него валялись окурки, в комнате стоял тяжелый запах табака. Бледное лицо, выступающие скулы и подбородок, впалые щеки, ввалившиеся голубые глаза - обломок человека.
      Ларри посмотрел на Кита сквозь сизый дым и спросил негромко:
      - Ну, что ты думаешь, какой будет приговор?.. Пожизненная каторга и штраф сорок фунтов?
      Его детское легкомыслие возмутило Кита. Да, это Ларри с головы до пят. Вчера робкий и запуганный, сегодня петушится: "А, все равно!" Он ответил сердито:
      - Ты еще способен шутить?
      Лоренс отвернулся к стене.
      - Вынужден.
      Фаталист! Как ему ненавистны такие характеры!
      - Я ходил к ней.
      - Да?
      - Вчера вечером. Ей можно доверять.
      Лоренс усмехнулся.
      - Я же говорил тебе.
      - Мне нужно было убедиться. Ларри, ты должен немедленно уехать. Она может отправиться следующим пароходом. Вместе вам ехать нельзя. Деньги у тебя есть?
      - Нет.
      - Я оплачу твои расходы и одолжу тебе деньги, чтобы ты мог прожить год. Но надо действовать. Когда ты устроишься, только мне одному сообщи, где ты.
      Глубокий вздох был ему ответом.
      - Ты очень добр ко мне, Кит. И всегда был добр. Не могу понять, почему.
      Кит сказал сухо:
      - И я тоже. Завтра отплывает пароход в Аргентину. Тебе везет, полиция кого-то задержала. Это сообщается в газетах.
      - Что?!
      Сигарета упала на пол, тонкая фигура в пижаме заметалась, и в следующее мгновение Ларри был уже на ногах, судорожно вцепившись в спинку кровати.
      - Что ты сказал?
      Кит с досадой подумал: "Дурак я! Зачем сказал? Он реагирует на это как-то странно. Что теперь будет?" Лоренс провел рукой по лбу и сел на кровать.
      - Об этом я не подумал, - пробормотал он. - Теперь мне крышка.
      Кит пристально смотрел на брата. Он был слишком рад, что арестовали не Лоренса, и не ожидал, что дело может принять такой оборот. Какое безумие!
      - Почему? - поспешно начал он. - Невиновному ничего не грозит. Они всегда берут сначала не того, кого надо. Просто тебе повезло, вот и все. Мы выиграем время.
      Как часто он замечал это выражение на лице брата - печальное, вопрошающее, как будто Ларри пытался посмотреть на вещи его, Кита, глазами и подчиниться его трезвому суждению! Кит продолжал почти ласково:
      - Послушан, Ларри. Это слишком серьезно, с этим шутить нельзя. О том человеке не тревожься. Предоставь все мне и готовься к отъезду. Я закажу каюту, обо всем позабочусь. Вот деньги, купи что надо. Между пятью и шестью я заеду и сообщу тебе все. Возьми себя в руки, брат. Когда Ванда приедет к тебе, вам лучше всего перебраться в Чили: чем дальше, тем безопаснее. Вы оба должны просто исчезнуть. Ну, мне пора. Я еще должен зайти в банк перед судом.
      И, глядя в глаза брату, он добавил:
      - Видишь ли, тебе следует подумать и обо мне, не так ли? Держи себя в руках. Понимаешь?
      Все так же грустно и вопросительно смотрел на него Ларри. И лишь повторив еще раз "Понимаешь?", Кит услышал "Да".
      По пути он сказал себе: "Страдный человек. Не понимаю его и, верно, никогда не пойму". И принялся обдумывать предстоящие практические действия.
      В банке он выписал чек на 400 фунтов, но пока кассир отсчитывал деньги, у Кита снова возникли опасения. Боже мой, какая грубая работа! Будь у него достаточно времени! Мысль "косвенный соучастник" отравляла все. По банкнотам! можно выследить кого угодно. Но как иначе избавиться от Ларри? Приходится идти на малый риск, чтобы избежать большого. Из банка Киг поехал в контору пароходной компании. Он обещал Ларри заказать билет, но так делать нельзя. Не называя себя, он просто спросит, есть ли места на пароход. Узнав, что свободные каюты имеются, он поехал в суд. Будь у него время, он заглянул бы в полицию и узнал, как обстоит дело с обвинением арестованного. Но и это небезопасно: его слишком хорошо знают. К чему приведет этот арест? Да ни к чему! У полиции в обычае сразу арестовать кого-нибудь, чтобы успокоить публику.
      Вдруг все происшедшее опять представилось ему страшным кошмаром: Ларри не делал этого, арестован настоящий убийца! Но в тот же миг в памяти его выплыло искаженное ужасом лицо Ванды, ее скорчившаяся на диване фигурка, слова "Я все время вижу, как он падает!". Боже, ну и дела!
      В то утро, выступая в суде, Кит говорил особенно убедительно и логично. Выйдя днем позавтракать, он купил самую ходкую вечернюю газету. Но последних сообщений еще не поступало, и он вернулся в суд, не узнав об аресте ничего нового. После того, как, сбросив наконец парик и мантию, Кит ответил на вопросы репортеров и сделал все неотложные дела, он пошел на ЧансериЛейн, купив по пути газету. Там он кликнул кэб и опять поехал на Фицрой-стрит.
      V
      После ухода Кита Лоренс долго сидел на кровати. Невиновному ничто не грозит! Так сказал Кит, знаменитый адвокат! Но можно ли полагаться на это? Уехать с Вандой за 8000 миль и бросить человека, которому грозит, быть может, смерть за поступок, который совершил он, Ларри?
      Прошлой ночью Ларри совсем пал духом и пришел к выводу: надо быть готовым ко всему. Когда вошел Кит, он решил безропотно последовать его совету: "Отдайся в руки полиции!" Он уже приготовился отбросить остаток жизни, как бросают окурок. Но вдруг он услышал то, что наполнило его радостью и надеждой. Уехать в другую страну, начать новую жизнь! Вместе с нею! Там ему будет все равно, там он даже будет радоваться, что раздавил это насекомое. Там! Под новым солнцем, где кровь быстрей струится в венах, не то, что на этом туманном острове, где люди сами вершат суд и расправу.
      Это был суд справедливый, хотя он, Ларри, и не хотел убивать негодяя. И вдруг этот арест! Сегодня того человека будут судить. Он мог бы пойти и посмотреть, как беднягу обвинят в убийстве, которое он, Ларри, совершил! Ларри горько рассмеялся. Уж не пойти ли послушать, как они решат повесить кого-то вместо него? Ларри оделся, но бриться не мог: дрожали руки, - и пошел к парикмахеру.
      Там он прочитал заметку, о которой говорил Кит. Газета сообщала имя арестованного: "Джон Ивэн, без адреса". Судить его будут на Бау-стрит. Да, надо пойти! Ларри трижды прошел мимо входа в помещение суда, прежде чем вошел и спрятался в толпе.
      Зал был полон, и из разговоров он понял, что это убийство в Сохо привлекло сюда так много народу. Смутно, будто во сне, видел он, как с молниеносной быстротой разбираются одно дело за другим. Неужели они никогда не доберутся до его дела? И вдруг он увидел встреченного вчера под аркой незнакомца: щуплый, похожий на пугало и еще более оборванный и жалкий при свете дня, он, как старое измученное животное между упитанными гончими, брел в сопровождении двух полисменов к скамье подсудимых.
      В зале послышался удовлетворенный шепот, и Лоренс с ужасом осознал, что это и есть тот человек, которого обвиняют вместо него, - странное и жалкое существо, которому он мимоходом выказал дружеское сострадание. Потом все чувства уступили место болезненному интересу к показаниям. Допрос свидетелей продолжался недолго. Показания хозяина гостиницы, где жил Уолен, опознание трупа и кольца в виде змеи, что он видел у Уолена в тот день за обедом. Ростовщик показал, что вчера утром первым его клиентом был обвиняемый, отдавший ему в заклад это самое кольцо. Показание полисмена, что человека, которого сейчас зовут Ивэн, он несколько раз видел в Глав-Лейн и дважды даже не разрешил ему ночевать под аркой. Показание другого полисмена, который заявил, что когда в полночь он арестовал Ивэна, тот сказал: "Да, я снял кольцо у него с руки. Но он уже был мертвый... Я знаю, делать этого не следовало... Я образованный человек; закладывать кольцо было глупо. Я нашел убитого с вывернутыми карманами".
      Как страшно и вместе притягательно смотреть на человека, чье место ты должен был бы занять; ожидать, когда его маленькие, светло-серые в красных прожилках глаза отыщут тебя в толпе, и думать, как ты выдержишь этот взгляд.
      Старик, как затравленный енот, забился в угол - печальный, настороженный; морщинистое, обрюзгшее и желтое лицо его имело злое и циничное выражение; седая борода и волосы торчали, глаза блуждали по толпе. Лоренс изо всех сил старался не выдать себя, потом раздались слова: "Рассмотрение дела отложить", - и обвиняемого - он еще больше стал похож на загнанного зверя - увели.
      Лоренс все еще не вставал с места, холодный пот выступил у него на лбу. Значит, кто-то наткнулся на труп и очистил карманы еще до того, как Джон Ивэн снял кольцо. Такой, как Уолен, не мог выйти вечером без денег. Кроме того, найди Ивэн деньги, он никогда не рискнул бы взять кольцо. Да, кто-то первым наткнулся на труп. Теперь этот "кто-то" должен выйти и сказать, что он видел кольцо на руке убитого, должен спасти Ивэна. Лоренс ухватился за эту мысль; она уменьшала его ответственность за то положение, в котором очутился несчастный, она как бы отодвигала на задний план его, Ларри, и его преступление. Если найдут того, кто взял деньги, невиновность Ивэна будет доказана. Лоренс вышел из суда в состоянии какого-то транса, с неудержимым желанием напиться. Он больше не может так, надо найти в чем-нибудь забвение. Если б он мог оставаться пьяным до тех пор, пока не закончится дело, пока он не будет наверное знать, следует ли ему заявить о себе полиции! Сейчас он совсем не боялся подозрений: он боялся себя, боялся, что признается. Теперь можно пойти к Ванде - эта опасность ничтожна по сравнению с той, что таится в его совести. Он обещал Киту не встречаться с ней. Кит мягок и снисходителен к нему - добрый старик Кит! Но он никогда не поймет, что эта девушка теперь для него, Ларри, все, чем он дорожит в жизни, что он скорее расстанется с жизнью, чем с нею. Вместо того, чтобы стать ему чужой, она с каждым днем была ему все ближе, роднее - волнующее и радостное чувство!