– Лингвер, переводчик с аудиоответом. Знает сто с лишним языков, которыми пользуются в большинстве хронов Веера. К сожалению, у нас сохранился только один экземпляр, но Никите он не нужен, а я попробую раздобыть себе еще один аппарат у одного своего старого знакомого. Берите, это ваш, крепится к мочке уха.

Ростислав примерил «паучка». Он не однажды цеплял к уху миниатюрные «серьги» раций, но этот приборчик был почти невесом и не ощущался инородным телом.

– Сейчас мы его испытаем. – Такэда произнес какую-то фразу на японском языке, заканчивающуюся словом «вака-римасэн».

Ростислав невольно вздрогнул от неожиданности, услышав в ухе тихий отчетливый шепоток:

– Вы быстро освоитесь, лингвер не требует ухода и не боится водных процедур. Можете его не снимать. Поняли меня?

– Понял, – кивнул Светлов с запозданием. – Непривычные ощущения… будто говорящий сверчок в ухе сидит. Где делают лингверы? Неужели земная наука дошла и до таких совершенных аппаратов?

– Наука земная, только та Земля находится в другом хроне. Примеряйте «доспех», упаковывайте свои вещи в сумку, в том числе оружие.

– В мою не уместится…

– Мы приготовили спецсумки для каждого, с замками, одна из них ваша. Когда выберемся из хрона в Шаданакар, их придется бросить.

Такэда снова вышел.

Ростислав начал доставать из сумок все, что показал хозяин, примерил комбинезон, обтягивающий тело как толстая, мягко-упругая вторая кожа. Вернувшийся Тоява помог ему включить компьютерное сопровождение костюма, и Ростислав, почувствовав его «живое» тепло и ожидание, подумал, что такие «доспехи» намного увеличивают эффективность спецназа.

До вечера они упаковались, потом поужинали и легли спать, пожелав друг другу спокойной ночи. Уснул Ростислав не сразу, вспоминая подробности рассказа Такэды, формулировал новые вопросы, но задать их не решился, отложив беседу до утра.

Суховы – отец и сын – приехали в десять часов утра, одетые по-походному. Никита принялся подгонять экипировку и загружать сумки. Будимир без малейших следов волнения на лице помог отцу, потом подсел к компьютеру в спальне Такэды и запустил какую-то игру.

– Он знает, куда мы направляемся? – кивнул на мальчишку Ростислав.

– Знает, – спокойно ответил Сухов.

– Где его комбез? Удалось подогнать под его размеры?

– Комбинезон ему не понадобится.

Ростислав хотел было спросить: почему? – но вспомнил намеки Такэды на «магические способности» парня и промолчал. После паузы спросил:

– Кстати, а куда мы направляемся, если не секрет?

– На Таймыр, к оленеводам, – ответил Такэда. – Там живет тот самый старый знакомый, хаббардианец, бывший наблюдатель, у которого я попробую выпросить лингвер.

– Вуккуб? – вспомнил Светлов.

Такэда подмигнул Сухову.

– Быстро Слава ориентируется, ты не находишь? Совершенно верно, капитан, мы летим на встречу с Вуккубом, хотя он этого и не ждет. Но помочь нам может только он один. Вы на Таймыре еще не были? В море Лаптевых не купались?

– Не доводилось.

– Вот и испытаете на себе северные прелести.

– Температура воды в море Лаптевых даже летом не поднимается выше десяти градусов, – проворчал Сухов. – Не особенно поплаваешь. Ну что, готовы, господа бодигарды?

– Момент, – хлопнул себя Такэда по лбу тыльной стороной ладони. – Мы забыли кое-что сделать. Будимир, – позвал он сына Никиты.

На пороге спальни возник мальчик.

– Посмотри ему руку.

Мальчишка подошел к Ростиславу, до последней минуты не верившему, что обещание Тоявы когда-нибудь исполнится.

– Рубашку снимать?

– Просто закатай рукав, – посоветовал Сухов-старший.

Ростислав повиновался, смущаясь и сердясь на себя за это смущение.

Будимир осмотрел усохшую руку Светлова, дотронулся до локтя пальцем, и всю руку Ростислава от плеча до кончиков пальцев свело как от электрического разряда, разве что не болезненного, а в чем-то даже приятного. Ростислав невольно отдернул руку. Мальчик улыбнулся.

– Я ничего плохого не сделаю, дядя Слава.

– Не сомневаюсь, – стиснул зубы Ростислав, унимая внутреннюю дрожь и прислушиваясь к своим ощущениям; по коже руки побежали мурашки, внутри локтевого сустава запульсировала жилка, прокалывая иногда всю руку от пальцев до шеи.

Будимир взял локоть Светлова в ладошки, закрыл глаза. Его лицо стало сосредоточенным и строгим.

Еще один «электрический» разряд свел мышцы руки, на сей раз тише и как-то иначе, и тотчас же Ростислав почувствовал горячую пульсацию крови по сосудам и понял, что может пошевелить пальцами! Проговорил озадаченно:

– Только не будите меня… она шевелится!

Сухов засмеялся.

– Ты не верил?

– Я и сейчас сомневаюсь… Но я действительно чувствую пальцы!

Рука теперь пульсировала вся, как живой камертон, горячая кровь струилась по жилам, кожа зудела и чесалась, но пальцы двигались, а потом вдруг с тихим внутренним «скрипом» разогнулся и локтевой сустав.

Ростислав вздрогнул.

Будимир открыл глаза, отнял горячие ладошки, улыбнулся чуть смущенно:

– Все будет в порядке, дядя Слава. Я вам не сделал больно?

Ростислав молча смотрел на свою ожившую руку, и вид у него был такой, будто он нашел драгоценный камень и не знает, что с ним делать.

Сухов сжал его здоровую руку, ушел на кухню. Такэда с любопытством подошел ближе, рассматривая бледную, худую, с набухшими венами больную руку Светлова, пробующего сжимать пальцы в кулак и сгибать руку в локте.

– Это называется повелеванием. Кости целы, рука двигается, а мышцы нарастут. То же будет и с ногой, верно, целитель?

Мальчишка серьезно кивнул.

– Спасибо! – хрипло проговорил Ростислав, откашлялся. – Теперь я твой должник до конца дней!

Будимир покраснел, смутился.

– Ничего особенного я не сделал, только открыл энергетические каналы. В организме человека есть такие клетки…

– Он инициировал так называемые стволовые стромальные клетки костного мозга, – сказал Такэда. – Получив «приказ», они по кровеносным сосудам устремились к пораженному локтевому суставу и начали его лечить, восстанавливать ткани. Скоро рука будет как новая. А голову пришить сможешь, колдун?

– Вы скажете, дядя Толя… – улыбнулся Будимир.

– Кончай шутить, самурай, – появился в гостиной Никита с чашкой в руке. – От твоих шуток тараканы дохнут. Предлагаю попить чайку или кофе и в путь. Самолет из «Домодедова» вылетает в одиннадцать вечера. Пока доберемся, как раз регистрация начнется.

Ростислав не ответил, как зачарованный глядя на свою проснувшуюся руку, веря и не веря, что это с ним происходит наяву. Лишь когда Такэда принес ему чашку с горячим кофе, он очнулся и опустил рукав рубашки. Посмотрел на деловито настроенных мужчин, на по-мальчишески довольного своим успехом Будимира и с чувством проговорил:

– Не пожалею ничего!

Протянул руку. Сухов понимающе сжал его ладонь, Такэда положил сверху свою, посмотрел на мальчика:

– Присоединяйся. Все за одного, как говорится, один за всех.

Будимир накрыл три мужские ладони своей ладошкой, с несмелой улыбкой сказал:

– Как мушкетеры, да?

Все засмеялись, Ростислав тоже, чувствуя навернувшиеся на глаза слезы. Ему было радостно и хорошо.

Через несколько минут они погрузили сумки в «Ауди» Такэды и выехали.

В аэропорту Такэда поставил машину на платную стоянку, заплатив на неделю вперед, подошел к остальным. Ростислав вскинул свою сумку на плечо, собираясь идти к зданию аэропорта, но Сухов остановил его.

– Подожди немного. С этой минуты мы не знакомы. Дальше вы будете двигаться без нас.

– Почему? – удивился Ростислав.

– Как только наблюдатели Уицраора засекут наше передвижение с Будимиром, за нами начнется охота. Поэтому вы пойдете впереди, мы будем вас прикрывать. Связь держим по рации. Но вместе нас видеть не должны.

– Неужели наблюдатели следят за вами?

Такэда поднял руку с перстнем эрцхаора. В черном камешке помаргивал оранжевый крестик.

– Видите этот огонек? Он указывает на колебания магических полей в пространстве Земли. Это в свою очередь означает, что в наш хрон «просочился» кто-то из контролеров Уицраора. – Тоява кивнул на Никиту. – Для наблюдения за ним на всякий случай. Каким образом ведется наблюдение, мы не знаем, но ведется наверняка. Хотя, может быть, не прямо, а с помощью внедренных систем или вселенных в кого-то программ. Все семь лет после появления курьера мы искали сеть наблюдения и прятали Будимира. В смысле – его способности. Как будто все пока спокойно, однако лучше перестраховаться.

– Я понял. – Ростислав посмотрел на сына Никиты. – Ну что, лекарь, справимся? Ты готов?

Будимир ответил своей обычной мягкой извиняющейся улыбкой, посмотрел на отца.

– Пока, пап.

– Будь молодцом. – Сухов-старший на мгновение прижал сына к себе, поцеловал в макушку. – Я буду рядом.

Ростислав взял Будимира за руку, и они направились к освещенному зданию аэропорта.

Такэда и Сухов молча смотрели им вслед, пока хромой мужчина и мальчик не скрылись за вращающимися дверями.

– Потопали и мы, – сказал Никита, проведя ладонью по лицу.

Такэда посмотрел на эрцхаор, внутри которого вспыхивал и гас оранжевый крестик – знак внимания, поднял свою сумку, и они поспешили в зал регистрации вслед за юным посланником и его защитником.

ГЛАВА 5

Самолет приземлился в таймырском аэропорту Алыкель в шесть часов утра по местному времени.

Конец августа на Таймыре – это уже далеко не лето, и хотя Ростислав был готов к перемене климата, однако быстро понял, что плюс два в сочетании с ветром далеки от комфортного сочетания естественных природных условий. Человек вовсе не северный, он продрог в первые же минуты пребывания в краю вечной мерзлоты и вынужден был поддеть под куртку заблаговременно взятый свитер.

Полет прошел нормально. Будимир уже летал на самолетах и перенес воздушное путешествие спокойно, поглядывая время от времени в иллюминатор. Они сидели недалеко от пары Сухов – Такэда, но делали вид, что незнакомы, хотя в душе Ростислав сомневался в необходимости соблюдения подобных мер предосторожности.

Аэропорт Алыкель располагается примерно посредине между двумя главными таймырскими городами – Норильском и Дудинкой, в полусотне километров от каждого. Сели в автобус, идущий в Дудинку. Сухов и Такэда проводили их взглядами, и отряд разделился. Ростислав не знал, каким транспортом будет добираться до места «группа подстраховки», но был уверен, что она постарается не выпустить их из виду.

В Дудинку приехали в десять часов утра, зашли в кафе недалеко от автовокзала под названием «Северное сияние». Не успели заказать завтрак, как в кафе объявились и Сухов-старший с Такэдой. Светлов удовлетворенно кивнул сам себе: их сопровождающие обладали немалым опытом и были профессионалами. Это успокаивало.

Позавтракали. Будимир вел себя по-взрослому чинно и невозмутимо, хотя видно было, что ему нравится играть в «разведчиков». Он с любопытством разглядывал посетителей кафе, прохожих, город, изредка обращал внимание Светлова на то, что показалось необычным, но, на взгляд самого Ростислава, необычное он увидел лишь один раз. Напротив кафе через всю улицу висел старый выцветший транспарант с надписью: «Коммунизм – светлое будущее человечества». Транспаранту этому исполнилось, наверное, не менее двадцати с лишним лет, и, почему его до сих пор не сняли, оставалось загадкой.

Сухов и Такэда позавтракали первыми и ушли.

Ростислав дождался, пока Будимир допьет какао, и они тоже вышли на улицу. Инструкции были самые простые – ждать сигнала. Поэтому решили не гулять по городу с тяжелыми сумками, тем более что было холодно и ветрено, а зайти в какое-нибудь теплое заведение и расслабиться. Вскоре такое заведение отыскалось – новенький кинотеатр «Элден». Взяли билеты на фильм-сказку «Логово зверя». Однако досмотреть фильм не довелось. Через час в ухе Светлова зашепелявила рация:

– Маршрут меняется. Езжайте в аэропорт.

Будимир воспринял известие не без сожаления – фильм был хорош, – но возражать не стал. Вернулись на автовокзал, снова поехали в аэропорт. По дороге получили дальнейшие целеуказания: взять билеты до Хатанги на самолет, там пересесть на вертолет до поселка Хындасско и ждать.

Так и поступили, продолжая делать вид, что Сухов и Такэда – чужие люди.

В Хындасско добрались уже поздно вечером, когда зажглись фонари, и попали в зиму. Везде здесь лежал снег, поэтому лучшим видом транспорта наряду с оленями были снегоходы и триманы – трехколесные вездеходы на огромных, в рост человека, колесах, которым было не страшно никакое бездорожье.

Поселок Хындасско оказался небольшим и компактным. В нем жили не больше трехсот человек, в основном – долгане по национальности и ненцы. Стоял он прямо на берегу залива моря Лаптевых, окруженный с трех сторон тундрой. Ночи здесь темные, но фонари вокруг поселка позволяли ориентироваться свободно, и гости хорошо разглядели бревенчатые дома, похожие на деревенские средней полосы России, и оленьи шкуры, развешанные на шестах под окнами.

В центре поселка отряд объединился. Отец и сын Суховы обнялись.

– Как настроение, мужик?

– Нормально.

– Не замерз?

– Нет.

– Пока все идет путем, – сказал Такэда, единственный, кто не надел головного убора, на остальных красовались вязаные шапочки. – Никто за нами не топает, никто не дышит в спину. Будем надеяться, что нас потеряли из виду.

– Почему мы не остановились в Дудинке? – поинтересовался Ростислав.

– Потому что Вуккуб оттуда переехал сюда, в Хындасско. У нас были устаревшие данные. Теперь он зовется Онуфрием Порфирьевичем Попигаем и занимается целительством. В поселке он единственный лекарь.

– Он живет один?

– С женой Тааль. – Такэда покосился на усмехнувшегося Никиту. – Очень яркая и необычная женщина. Ник помог Вуккубу спасти ее. Теперь ее зовут Аделаидой.

– Поэтому вы надеетесь, что он поможет нам?

– В точку, капитан. Как рука?

Ростислав поднял левую руку, пошевелил пальцами.

– Странное ощущение – по ней все время бегают мурашки…

– Это объяснимо, идет процесс восстановления поврежденных тканей. Я бы посоветовал купить ручной эспандер и качать мышцы, дело пойдет быстрей. Кстати, то же самое будет и с ногой.

– Пойдемте, – сказал Сухов. – Холодно.

– Вы знаете, где его дом?

– Спросим у кого-нибудь.

– Не надо спрашивать, – раздался сзади чей-то негромкий, с характерными горловыми интонациями голос.

Все четверо оглянулись.

От столба с фонарем в полусотне метров отделилась тень, превратилась в фигуру человека в черном полушубке, с непокрытой головой. Человек шагнул к ним, буквально растворился в воздухе и материализовался уже в десяти шагах от застывших путешественников.

– Ба, да это Седьмой собственной персоной! – тем же звучным голосом с горловым оттенком продолжал незнакомец. – То-то чую – русским духом запахло! И оруженосец здесь. Приветствую вас в этом вечно мерзлом краю, господин Такэда. А это кто с вами? Парень явно похож на одного известного мне танцора, уж не ваш ли это отпрыск, Седьмой?

– Знакомьтесь: Ростислав Светлов – Порфирий Онуфриевич Попигай, – бесстрастно сказал Такэда. – Он же Вуккуб, сын хаббардианца и земной женщины, разведчик и маг, а также наблюдатель хрона.

– Бывший наблюдатель, – поднял вверх палец Вуккуб, разглядывая по очереди Будимира и Ростислава. – И зовут меня не Порфирий Онуфриевич, а наоборот, Онуфрий Порфирьевич. Хотя разницы никакой.

Волосы у Вуккуба были иссиня-черными, прямыми, блестящими, как вороново крыло, лицо смуглое, нос хищный, губы узкие, но абрис лица отличался от лиц «кавказской национальности», несмотря на сходство с иранско-мусульманским обликом, хорошо знакомым Ростиславу.

В черных глазах Вуккуба протаяла ироническая усмешка.

– Оруженосец нового посланника, надо полагать?

– Вы всегда отличались необыкновенной догадливостью… э-э, Порфирий… э-э, Онуфриевич, – с вежливой холодностью сказал Такэда. – И умением маскироваться. Мы отыскали вас с превеликим трудом.

– Чего ты хочешь от кромешника? – пожал плечами Сухов. – Это его нормальное состояние. Как насчет побеседовать о смысле жизни, господин Помигай?

– Попигай. О чем, о чем побеседовать?

– Нужна твоя помощь.

Вуккуб усмехнулся, хотя глаза его оставались оценивающими, зоркими, отталкивающими, умно-холодными.

– Спасибо за прямоту, Седьмой. Не думал, что ты вспомнишь обо мне когда-нибудь. Проблемы?

– Может, поговорим в другом месте?

– Прошу прощения. Идемте ко мне. Тааль уже накрыла на стол и ждет.

Никита поднял бровь.

– Вы нас… ждали?

Вуккуб кивнул, пряча в глазах огонек превосходства.

– С той минуты, когда вы высадились в Алыкеле. Эта северная земля стала моей вотчиной на многие годы, знаете ли, я хорошо чувствую появление «фигур умолчания» с магическим потенциалом.

Сухов и Такэда переглянулись.

– Этого следовало ожидать. Хаббардианцу индикатор не нужен, он сам себе локатор и эрцхаор. А почему ты уехал из Дудинки? Ведь ты жил там.

– Во-первых, у меня здесь не одно лежбище, во-вторых, в Дудинке запахло вселением, а я вмешиваться ни во что не хочу. Стар стал. Но поговорим об этом дома.

Вуккуб повернулся, чтобы пойти вперед, и в это время из ближайшей избы вывалила на площадь шумная толпа нетрезвых молодых людей в распахнутых куртках, горланя песни, танцуя, ругаясь и хохоча. От них валил такой пар, что, казалось, они выбрались из бани. Один из молодых людей, с фонарем в одной руке и бутылкой пива в другой, осветил Вуккуба, затем его спутников, заорал:

– Ребя, тут еще золотоискатели прибыли. Но, похоже, без дам. Эй, старый, где дамы? Нам девочек обещали.

Вуккуб наставил на него палец.

– Пу!

Парень вздрогнул, широко раскрыл глаза, выронил фонарь и бутылку и осел на ослабевших ногах. Остальные замолчали, глядя на своего предводителя неодоумевающе, бросились к нему, окликая, потеряв интерес к Вуккубу и его гостям. Тот обошел молодых парней, как неодушевленные предметы, направился к одному из ближайших домов поселка.

– Кто это? – догнал его Сухов.

– Новые русские туристы, – ответил Вуккуб, не оглядываясь. – Да и нерусских хватает. Каждый день кто-нибудь прибывает. То на Северный полюс собираются, за экзотикой, то мамонтов ищут. Неспокойно тут становится. Слишком уж рьяно цивилизация пытается освоить край света.

Последние слова Вуккуб произнес с явственным сарказмом.

– Что ты с ним сделал? – Никита оглянулся. – С туристом?

– Мозги вправил, – буркнул хаббардианец. – Очухается, может, станет иначе относиться к жизни.

Ростислав отстал, также оглядываясь на притихшую компанию, не понимая, почему молодые люди вдруг потеряли к ним интерес. Догнал Такэду, понизил голос:

– Что он с ним сделал?

– Ничего особенного, – ответил японец. – Жить будет. Вуккуб лишь наполовину хаббардианец, человеческого в нем не меньше, чем хаббардианского. Все они трехсущностны, добро, зло и равнодушие поделены в их душах поровну, никогда не знаешь, что они выкинут в следующий момент.

– Никита сказал, что он кромешник. Как это понимать?

– Кромешник – живущий «на кромке», между Явью и Навью, между реальностью и миром смерти.

– Образное выражение?

– Самое что ни на есть отражающее суть натуры, действительное положение вещей. Вы еще убедитесь в этом.

Они дошли до скромного на вид бревенчатого дома с тремя окнами, с пристройкой, обшитой тесом, с двумя шестами, на которых болтались оленьи шкуры. Вуккуб открыл дверь, пропуская гостей в сени, вошел сам. Сняли обувь, надели меховые тапки, предложенные хозяином, зашли один за другим в хорошо натопленную избу и остановились у порога.

Внутри дом оказался большим и светлым, состоящим по крайней мере из пяти-шести комнат с центральной гостиной-горницей. А у накрытого стола стояла смуглолицая женщина ослепительной красоты в русском сарафане, с короткой прической и с улыбкой смотрела на гостей. С минуту длилось молчание. Потом Никита шагнул вперед и поцеловал ей руку.

– Привет, жрица. Хорошо выглядишь.

Женщина засмеялась.

– Ты тоже, посланник. А это кто с тобой?

– Мои друзья и сын.

– О-о! Ты не побоялся взять сына с собой? Похож, похож. – Хозяйка обошла Будимира, разглядывающего ее во все глаза. – Да, это твой сын. И что-то мне подсказывает, что он очень непростой мальчуган. – Она подняла глаза на Такэду. – Саёнара, оруженосец. Ты ничуть не изменился за двенадцать лет.

– Сука-си^[5], – вежливо ответил Такэда.

Женщина белозубо засмеялась, перевела взгляд на Ростислава, и тот почувствовал холодный сквознячок, проникший в голову изнутри. Светлов ощетинился. Сквознячок прекратился. Глаза хозяйки расширились, в них мелькнуло удивление, сменившееся иронической искрой.

– Меня зовут Тааль. А вы, наверное, новый оруженосец?

– Его зовут Ростиславом, – сказал Сухов. – И он не оруженосец. Защитник.

– Хромой? – Тааль оценивающе прошлась взглядом по фигуре Светлова. – И защитник? Оригинально. Хотя, может быть, я чего-то не вижу.

– Не держи гостей на пороге, – проворчал Вуккуб с какой-то странной интонацией. – Усаживай за стол. Самое время ужинать.

Тааль отступила, сделала широкий приглашающий жест.

– Проходите, гости нежданные, присаживайтесь. Давно хотела с вами увидеться, да все муж не позволял. Уверял – сами придете. Вот вы и пришли. Первое будете? Я хорошие щи научилась варить, с олениной.

– Пожалуй, не откажусь, – сказал Сухов.

– А вы, Ростислав?

– Я как все, – пробормотал застигнутый врасплох Светлов.

– Тогда сейчас принесу горшок со щами.

Тааль вышла на кухню: Ростиславу показалось – сквозь занавеску, не отодвигая ее. Он встретил взгляд Такэды и понял, что не ошибся в своих ощущениях. Здесь царили законы иного мира, мира Хаббарда, родины Вуккуба и Тааль, где волшебство являлось неотъемлемой частью бытия. Физические законы реальности Земли запрещали слишком масштабные проявления магии, но хаббардианцам удалось создать свой локальный мирок, замаскировав его под деревенскую избу.

Они разделись, по очереди умылись в прекрасно обставленной туалетной комнате.

– Никогда не ел щи с олениной, – сказал Такэда. – Не запротестовал бы организм.

– Свиней у нас не разводят, – усмехнулся Вуккуб, изредка поглядывающий на осоловевшего от тепла Будимира. – Иногда охотники приволокут кабана, но это бывает редко. А вот диких оленей развелось столько, что приходится отстреливать сотнями. Ягель сдирают, травяной покров, тундра начинает заболачиваться. Да и климат меняется, у нас среднегодовые температуры поднялись на десять градусов. А ведь это край вечной мерзлоты, если он потечет – придется переносить города и поселки, строить заново, по другим технологиям.

Тааль принесла горшок со вкусно дымящимся варевом, разлила по тарелкам. Будимир хотел было отказаться, но уловил едва заметное движение бровей отца и взял ложку. Правда, съел он немного, однако не без удовольствия и даже похвалил, тихо проговорив:

– Вкусно…

Тааль зарделась, словно получив приз за изготовление блюда, бросила на Сухова-старшего косой взгляд, погладила Будимира по голове.

– Спасибо, мужчинка. Надеюсь, остальным тоже понравится моя стряпня. Насколько мне помнится, оруженосец не ест мяса.

– Я тоже, – сказал Никита.

– Понятно, это возрастное. Помолодеть вы не помолодеете, но сохранитесь дольше. А вы, защитник?

– В принципе большого значения это не имеет, хотя и я предпочитаю растительную пищу.

– Вы думаете, что это характеризует мужчину положительно?

– Я как-то на эту тему не задумывался, просто живу так.

– Люди Земли изначально создавались хищниками, пожирателями животных, хотя опять же обвинять их в этом не стоит. И все же заменить мясо, богатое белками, пока еще трудно. Могу предложить всем тушеные овощи, грибы, жареную оленину и зайчатину.

– Овощи, – в один голос проговорили Такэда, Сухов и Светлов.

– И грибы, – добавил несмело Будимир.

Вуккуб засмеялся. За ним засмеялись остальные, и этот смех на несколько мгновений сблизил столь непохожих друг на друга людей и существ иного мира, «сосланных» в ад Земли за прошлые грехи.

Ужин закончился чаепитием. Чай был заварен травами и листьями брусники и был необыкновенно вкусным. Клевавшего носом Будимира уложили спать, и взрослые собрались в одной из комнат, оказавшейся кабинетом хозяина. В нем умещались два стула, диванчик, стол и на нем современный отечественный «ПиСи» марки «Золотой прииск».

– Теперь выкладывайте, с чем пожаловали, – хмуро произнес Вуккуб, у которого явно испортилось настроение.

Ростислав не знал причин изменения душевного состояния хаббардианца, но догадывался, что оно связано с поведением жены. Тааль слишком много внимания уделяла старшему Сухову.

– Нам нужен выход в Шаданакар, – сказал Никита, как никто другой понимавший состояние Вуккуба.

Тот скривил губы.

– А меч Святогора в придачу вам не нужен? Могу сбегать.

– Нужен, – остался серьезным Никита. – Только вряд ли тебе известно, где он находится в данный момент.

Вуккуб сверкнул глазами, отвел взгляд.

– Я пошутил. Но и с выходом в Веер помочь не смогу. Ты же искал Книгу Бездн, – повернул он голову к Такэде. – Так и не нашел?

– А разве она не у вас? – с изумительной восточной корректностью спросил Такэда.

Вуккуб посмотрел на него, на Сухова, в свою очередь с прищуром разглядывающего хозяина, покачал головой.

– Вы напрасно рассчитываете на…

– Не становись занудой, – вошла в комнату Тааль, – иначе я решу, что ты постарел. Как говорит древняя мудрость: никогда не ври, если правдой можно добиться большего. Двенадцать лет назад эти люди помогли нам, и не их вина, что мы остались в их хроне в роли отбывающих наказание.

Вуккуб глянул на жену исподлобья, хотел сказать что-то резкое, но передумал. Пробормотал с плохо скрытой ехидцей:

– Если они такие умные, почему строем не ходят? Почему обращаются за помощью именно ко мне, злобному хаббардианцу?

– Потому что ты единственный, кто может им помочь.

Вуккуб усмехнулся, задумался, приглаживая волосы на виске. Проворчал:

– Женщины редко ошибаются в людях. Не помню, кто сказал: они любят побежденных, но изменяют им с победителями. – Вуккуб кинул мгновенный взгляд на Сухова. – Может быть, я действительно больше землянин, чем хаббардианец? – Он с усилием отбросил колебания. – Книга Бездн, дорогой Тоява Оямович, у меня, точнее, большая ее часть, однако главный ее фрагмент – «ключарь» или «мысленник» – отсутствует, а это как раз та часть, в которой описываются методики личностного «выхода за предел», то есть за границу хрона. Единственное, чем я вам могу помочь, это направить к моей дальней родственнице, бабе Домне.

– К Бабе-Яге, – улыбнулся Сухов.

– В каком-то смысле, – кивнул Вуккуб, не обижаясь. – Много лет назад, еще до моего появления на Земле, она была наблюдателем… э-э, определенных сил, но потом влюбилась в землянина, родила трех сыновей и вышла из игры. Ей около двухсот лет, тем не менее старушка еще не настолько выжила из ума, чтобы не помнить свое прошлое.

Такэда и Сухов переглянулись.

– По легендам Баба-Яга является посредником между Явью и Навью, – сказал японец. – И живет она в избушке на курьих ножках, которая вовсе даже не избушка, а врата в мертвое царство. Может быть, так оно и есть на самом деле?

– Ты просто кладезь информации, оруженосец, – проговорил Вуккуб с прежней ехидцей, – за что я всегда тебя уважал.

– Где живет эта твоя родственница? – осведомился Сухов.

– Под Томском, на Оби, местечко называется Навье Болото.

Такэда хмыкнул. Сухов улыбнулся.

– Весьма символичное название, вы не находите, господа? Точные координаты дашь?

– Сорок километров к северу от Томска. Прямых дорог, к сожалению, нет, придется добираться окольными путями, а последние километров десять – вообще по бездорожью.

– Проводи их, – предложила Тааль.

– Вот все брошу и провожу, – огрызнулся Вуккуб. – Доберутся, не маленькие. Погода хорошая, дожди там еще не начались. Надеюсь, это все, что вам нужно от меня?

– Все, – кивнул Сухов, делая вид, что не замечает красноречивых взглядов хозяйки дома. – Разве что хотели попросить лингвер и маленький резиновый мячик.

– Мячик? – удивился Вуккуб. – Зачем?

– Ему, – кивнул на Ростислава Никита, – руку тренировать.

– Хорошо, лингвер я дам. – Вуккуб встал, подтолкнул жену к двери. – Поищу и мячик. Отдыхайте, утром отправитесь назад. Я довезу вас на снегоходе до Хатанги. Вертолет к нам теперь прилетит не раньше чем через неделю.

– Спокойной ночи, мужчины, – сказала Тааль.

Хозяева вышли.

Трое путешественников обменялись взглядами.

– Он ревнует тебя до сих пор, – усмехнулся Такэда.

– Вижу, – ответил такой же усмешкой Никита. – Хотя видит бог – без оснований.

– Иди скажи ему об этом.

– Зачем? Он не поверит. Подумает, что я хочу оправдаться, в то время как я ни в чем не виноват. Хотя чего греха таить, Тааль мне нравилась. Как она тебе, капитан?

– Красивая… – пробормотал застигнутый врасплох Ростислав, подумал и добавил: – Но не в моем вкусе.

Никита засмеялся, встал.

– Пойду пройдусь к морю. Не составите компании?

– Я спать хочу, – отказался Такэда.

– Я тоже лягу, – кивнул Ростислав.

– Ну и правильно.

Сухов вышел. Стукнула дверь.

– Я заметил, как она на него смотрела, – вполголоса заметил Ростислав.

– О да, Ник когда-то произвел на нее большое впечатление, – кивнул бесстрастно Такэда. – Она была готова на все. Не знаю, что такое любовь по-хаббардиански, но, возможно, она его любила. Вы где ляжете?

– Мне все равно.

– Тогда я с вашего разрешения лягу в горнице. Присоединяйтесь, я не храплю.

– Я тоже, – улыбнулся Ростислав.

Руку продолжало дергать, но это было приятное дерганье: процесс восстановления продолжался, поврежденные кости приобретали прежнюю форму и плотность, мышцы увеличивались в объеме, и он уже мог держать в руке любые предметы, в том числе резиновый мячик, подаренный Вуккубом.

Они улеглись на диване и на раскладушке, где им постелила Тааль. Потушили свет.

Сухов вернулся через полчаса, зашел к сыну в спальню и стал раздеваться, укладываться в соседней комнате.

– Как погулял? – сонным голосом спросил Такэда.

– Нормально, – отозвался Никита. – Море светится. Холодно. Ветер.