Кстати упомянем, что впоследствии были предложены методы исследования левого желудочка и левого предсердия путем катетеризации. Но это, естественно, лишь развитие мысли, высказанной Форсманом.
      Броун-Секар хочет омолодиться
      Среди многих тайн нашего организма, задача разгадки которых стояла перед физиологами со времени возникновения этой дисциплины, были, как можно понять, и тайны, связанные с железами внутренней секреции, например со щитовидной и половыми железами. На большинство таких вопросов нельзя было ответить на основании опытов на себе. Наконец, и для таких опытов существуют непреодолимые пределы. Человек не может удалить у себя щитовидную железу или позволить другому удалить ее, так как это повлекло бы за собой гибель всего организма. Но что касается половых желез, то опыт на себе возможен. Он был проведен [27].
      Человеком, который его проделал, был француз Шарль Броун-Секар, физиолог, поставивший множество опытов, изучая состав крови, животное тепло, функции спинного мозга и прочее. В 1889 году, когда ему был 71 год, он доложил Парижской Академии наук об опыте проведенном на самом себе, который, когда стал достоянием общественности, вызвал необычайный интерес.
      Броун-Секар сделал следующее: он удалял у собак и кроликов половые железы, тотчас же, то есть свежие, растирал их с прибавлением небольшого количества воды, фильтровал жидкость и впрыскивал себе под кожу бедра кубический сантиметр этого экстракта. Так он делал раз в сутки на протяжении многих дней. Впрыскивание само по себе было безболезненным, затем появлялась незначительная боль, снова проходившая через несколько минут, но в течение некоторого времени снова появлялись боли, настолько мучительные, что Броун-Секар по совету д'Арсонваля несколько изменил способ изготовления экстракта. Новый способ был следующим: он убивал животных, немедленно удалял у них половые железы и относящиеся к ним соседние органы. Измельчал их и прибавлял к кашице столовую ложку глицерина. Через восемь часов он добавлял три столовые ложки дистиллированной воды, встряхивал смесь и фильтровал, так что получалась совершенно прозрачная жидкость, которая и применялась для впрыскивания. Впоследствии, начиная с 1892 года, он стал пользоваться не дистиллированной, а прокипяченной морской водой, так как установил, что жидкость, приготовленная таким образом, вызывала самые незначительные боли. Эту жидкость Броун-Секар и применял для опыта на себе самом.
      Броун-Секар прежде занимался этими вопросами и двадцатью годами раньше проводил исследования о влиянии половых желез на нервную систему. Он предложил впрыскивать с целью омоложения в вены старых людей продукт, вырабатываемый мужскими половыми железами. У него неоднократно появлялось желание придумать что-нибудь пригодное для борьбы со старостью. Успех от впрыскивания себе этого экстракта воодушевил Броун-Секара, что нашло свое выражение в его докладе Академии наук:
      "8 апреля мне исполнилось 72 года. Мое общее состояние, которое ранее было превосходным, в течение последних 10-12 лет изменилось: с годами оно постепенно, но весьма значительно ухудшилось. До того, как я начал делать себе впрыскивания, я был вынужден садиться уже после получасовой работы в лаборатории. Но даже если я работал сидя, то через три или четыре часа, а иногда уже через два часа был без сил. Когда я, проработав таким образом несколько часов в лаборатории, вечером приезжал домой, то (и это продолжалось уже несколько лет) был настолько утомлен, что вскоре после легкого обеда должен был ложиться в постель. Иногда я был обессилен настолько, что, несмотря на сильное желание спать, которое мне не давало даже прочитать газету, засыпал только через несколько часов. На второй и особенно на третий день после начала впрыскиваний все изменилось, и ко мне возвратились по крайней мере все те силы, какими я обладал много лет ранее. Научная работа в лаборатории в настоящее время очень мало утомляет меня. К большому удивлению ассистентки, я могу теперь часами работать стоя, не чувствуя потребности сесть. Бывают дни, когда я после трех- или четырехчасовой работы в лаборатории сижу после ужина более полутора часов над своими научными трудами, хотя я не делал этого в течение последних двадцати лет".
      Броун-Секар как физиолог, естественно, пытался объяснить благоприятное действие впрыскивания. Он связывал улучшение с укреплением костного мозга и нервной системы.
      "Я теперь могу, не напрягаясь и не думая об этом, чуть ли не бегом подниматься и спускаться по лестнице, как делал до шестидесяти лет. На динамометре (силомере) я установил несомненное увеличение своей мышечной силы. Так, после двух первых впрыскиваний сила мышц предплечья возросла на 6-7 килограммов сравнительно с прежним состоянием. У меня значительно улучшились также пищеварение и выделение шлаков, хотя количество и состав пищи, ежедневно принимаемой мной, не изменились. Умственный труд для меня теперь также значительно легче, чем был в течение ряда лет, и я в этом отношении наверстал все утраченное мною".
      Столь ободряющие результаты частично, без сомнения, были плодом самообмана, то есть самовнушения. Броун-Секар и сам это знал. Но все же оставалось достаточно фактов, чтобы внимание не только широкой публики, но и специалистов было привлечено к этому опыту борьбы со старостью. Сообщения Броун-Секара были с радостью встречены во всем мире. Тоска человека по омоложению, по борьбе с проявлениями дряхлости стара, как мир, и непреходяща. Что метод Броун-Секара не мог распространиться, нам ныне вполне ясно. Он непригоден, чтобы утвердиться в медицине надолго. Заменить его призваны другие методы. Но как бы ни было, опыт парижского врача на себе самом является незабываемой сценой из истории медицины и даже более того: это явно первый опыт гормонотерапии, и если впоследствии возможности лечить были необычайно сильно разработаны и приводили к ценнейшим результатам, то нельзя упускать из виду, что Броун-Секар был первым ученым, который высказал такую мысль и пытался ее осуществить на деле.
      Воронов, который вписал и свою главу в книгу о борьбе со старостью, ценил Броун-Секара как основателя истинной органотерапии, применения эндокринных препаратов с лечебными целями. Но он не придавал значения методу органотерапии как таковому. Неправильность его воззрений вскоре удалось доказать.
      VII. "ПОТЕРПЕВШИЙ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ" ПЕРЕСЕКАЕТ ОКЕАН
      До сих пор речь шла об опытах искусственного голодания. Они занимали психологов постольку, поскольку были связаны с практически важными проблемами. Действительно, судьба шахтеров, оказавшихся замурованными под землей в результате катастрофы (вспомните известную сцену из романа "Жерминаль" Э. Золя), драматические случаи с потерпевшими кораблекрушение все это ставило на повестку дня вопрос: долго ли может прожить человек без пищи и воды? Что происходит в таком случае с его организмом? Вопрос вовсе не праздный. Решение его помогло бы выяснить ряд моментов, связанных со спасательными работами под землей, с оснащением спасательных судов. Поэтому различные исследования в этой области, в том числе и опыты на себе, имели вполне определенное практическое значение.
      Последнее время органы здравоохранения, обслуживающие морские ведомства, уделяют большое внимание делу помощи потерпевшим кораблекрушение. Мореплавание насчитывает в своей многовековой истории тысячи и тысячи жертв. Во время второй мировой войны, например, только с английской стороны потерпели бедствие на водах 27 тысяч человек, из которых удалось спасти лишь две трети. Людские потери при катастрофах в открытом море, таким образом, были велики. Это заставило Британский совет по делам исследований в области медицины вплотную заняться проблемами, связанными с оказанием помощи терпящим бедствие в море и уменьшить связанные с этим человеческие жертвы. Перед советом встало много вопросов, которые можно было решить лишь путем исследований, экспериментов. Раньше, например, считали, что истощение сил и гибель человека, плывущего или находящегося длительное время в холодной воде, вызываются именно сильным охлаждением организма. Это мнение не подтвердилось. Из 40 человек, потерпевших кораблекрушение и пробывших в ледяной воде более часа, 31 остался в живых, и только 9 скончались вскоре после того, как их спасли. При температуре воды в 10 градусов Цельсия и выше смерть от охлаждения не была зарегистрирована ни разу. Существенную роль при этом играет теплая одежда: в воде она точно так же защищает от холода, как и на суше.
      Самым же главным при спасении потерпевших кораблекрушение является, конечно, своевременный спуск спасательных судов, на которые больше всего рассчитывают пассажиры и команда тонущего корабля [28].
      Доктор Линдеман
      В одной из английских публикаций, богато иллюстрированной примерами, приводился такой случай. Спасательное судно в течение семи недель блуждало в Атлантическом океане. Однако, несмотря на все трудности и лишения этого рейса, из 23 человек умер лишь один. Там же рассказывается о трагической судьбе экипажа, блуждавшего в океане 77 дней. 19 человек погибло, и только один был подобран в совершенно истощенном состоянии.
      Но как бы ни были интересны наблюдения такого рода, они не могут ответить на некоторые вопросы, занимающие ученых и моряков. Намереваясь восполнить этот пробел, немецкий врач Линдеман предпринял два плавания в условиях, воспроизводящих обстановку потерпевшего кораблекрушение.
      Один в лодке он в течение многих недель плыл в океане, не принимая чьей-либо помощи. Он ставил своей целью изучение физиологических трудностей и стихийных опасностей, угрожающих человеку в подобной обстановке, а также телесных и психических последствий столь неестественного для человека образа жизни.
      Доктор Ханнес Линдеман родился в Сандерслебене (Ганновер) в 1922 году. После окончания медицинского факультета при университете в Гамбурге он принял должность врача на одном предприятии в Либерии. Там у него и зародился впервые интерес к рассматриваемой проблеме, причем он решил провести опыты на себе.
      В свое первое путешествие Линдеман пустился в октябре 1955 года. Отплыл он на лодке-пироге, широко распространенной в Африке: выдолбленный древесный ствол длиной в 7 метров 70 сантиметров и шириной 76 сантиметров. На этом суденышке, отнюдь не приспособленном для путешествий по океану, он прошел под парусом от западного побережья Африки до острова Гаити за 119 дней. Во время своей экспедиции Линдеман собрал большой материал, который намеревался использовать для задуманного им главного путешествия. Вот что писал автор о своем первом опыте:
      "Подведя итоги первого путешествия, я остался не удовлетворенным. Мне не удалось решить проблему, связанную с моральным состоянием потерпевшего кораблекрушение. Во время плавания я неоднократно оказывался на грани отчаяния, особенно однажды, когда во время шторма лодка лишилась руля и обоих плавучих якорей".
      В 1956 году Линдеман начал готовиться ко второму опыту. Из первого путешествия он извлек очень важный урок: моральный фактор столь же, если не более, важен, сколь и физическая подготовка, здоровье человека. Если человек отчаивается, впадает в панику, которая обычно опережает катастрофу, он становится жертвой душевного надлома и теряет способность действовать трезво. "Основная опасность, - писал Линдеман, - в самом человеке, очень многое зависит от его душевной стойкости. Это относится прежде всего к полярным экспедициям и к будущим космическим полетам. И конечно же, главная надежда потерпевшего кораблекрушение - это его лодка, независимо от того, из резины или дерева она сделана".
      Полгода продолжалась подготовка ко второму плаванию через океан. Прежде всего Линдеман обратился к трудам известного берлинского психолога Иоганна Шульца. Шульц рекомендует самовнушение как важный компонент терапии и средство повышения работоспособности человека. Самотренировки, закалка собственной воли - этот лейтмотив теории Шульца был очень важен для Линдемана. "По три раза в день я вколачивал себе в голову: "Я этого добьюсь!", "Не сдаваться!" - этот лозунг послужил мне моральным "спасательным кругом" в тот 57-й день путешествия, когда лодку опрокинуло и я должен был девять часов бороться со штормом, лежа на ее днище. Только под утро мне удалось поставить ее на киль. Провести девять часов, цепляясь за крохотную, скользкую калошу, когда тебя качают шести-девятиметровые волны, налетают безжалостные шквалы, бешено завывает ветер - такое требует, пожалуй, большего, нежели обычной воли к жизни".
      С основами этой моральной закалки он познакомился при изучении принципов самовнушения. Параллельно шла техническая подготовка плавания: выбор и оснащение лодки. В конечном итоге от этого зависела судьба экспедиции, это был вопрос жизни или смерти путешественника. Линдеман слишком хорошо помнил свои ошибки по первому путешествию, для того чтобы повторять их.
      Исходным пунктом на этот раз он выбрал Лас-Пальмас, восхитительный уголок на Канарских островах, привлекающий своей живописной прелестью массу иностранцев.
      Линдеман решил использовать для путешествия складную лодку, вес которой был 55 фунтов. Что касается груза, то он состоял из 17 фунтов съемочной аппаратуры и пленок, 18 фунтов экипировки, 200 фунтов съестных припасов и напитков. Сам Линдеман весил почти 200 фунтов. Теперь о такелаже. Лодка была оснащена обычным основным и двумя косыми парусами. Эта складная лодка прекрасно выдержала все трудности далекого путешествия. Когда Линдеман достиг Больших Антильских островов, лодка выглядела почти как новая, если не считать нароста из ракушек на бортах и донной части. Возможно, положительные качества судна определялись еще и тем, что оно было короче пироги, в которой Линдеман совершил первое путешествие. Длина его составляла только 17 футов (немногим более 5 метров).
      Как и год назад, путешествие началось осенью: Линдеман поднял парус 20 октября 1956 года. Сначала все шло благополучно. В первый день плавание напоминало обычную прогулку на небольшом судне под парусами. Однако уже на следующий день обнаружилось, что защитное покрывало не выполняет своей задачи. Линдеман собственноручно сделал его водонепроницаемым, но материал все же намокал от соленых брызг. Просочившаяся вода достигала колен. Несмотря на прорезиненную одежду, Линдеман промокал. А тут еще беда: должно быть, кожа оказалась слишком чувствительной к химикалиям, которыми он пропитал покрывало. Все тело горело, словно облитое кипящей смолой. Хотелось повернуть обратно, но Линдеман отбрасывал эту мысль, повторяя про себя: "Я должен это сделать, я хочу этого добиться".
      Наконец, нужно было подумать о еде. Ведь в день отплытия он ограничился лишь завтраком, который приготовили ему друзья. Таким образом, в активе путешествия уже был своего рода небольшой эксперимент: 36 часов без пищи и воды. Вечером Линдеман пытался отогнать все мысли, пытался не думать ни о чем, кроме сна: вздремнуть, вздремнуть, восстановить силы для грядущего дня.
      Но это оказалось непростым делом. Вначале надо было овладеть искусством держать управление и следить за курсом сквозь дрему, сквозь сон. Вскоре он добился некоторого успеха: засыпал на несколько секунд, на минуту - и просыпался снова, чередуя сон и бодрствование. Так прошла ночь. Земля давно исчезла за горизонтом, человек остался один.
      По предположениям Линдемана путешествие должно было занять 70 суток (впоследствии правильность этого расчета подтвердилась). День проходил в заботах о том, чтобы вычерпать воду из лодки, просушить мокрую одежду. Это тоже было болезненным делом. Если ладони успели огрубеть от работы в ходе подготовки к плаванию, то кончики пальцев сохранили прежнюю чувствительность, и кожу безжалостно разъедала соленая вода.
      В течение первой недели Линдеман врастал в новую жизнь, изучал неожиданности и сюрпризы, которые она преподносила. Он научился дремать ночью, удерживая руль ногами, чтобы лодка не отклонялась от направления, указанного компасом.
      Вначале погода не баловала путешественника. Потом наступило улучшение, и он, конечно, радовался солнцу: можно было сушить мокрое белье, позволить себе небольшую гигиеническую процедуру. Он укладывал рулевое весло поперек лодки и начинал разоблачаться. Снимал костюм для гребли, прорезиненные вещи, шорты, свитер, нижнюю рубашку, развешивал насквозь промокшие вещи на вантах мачты и с удовольствием подставлял тело теплым лучам южного солнца. Просушивалась и подушка для сидения. Перед тем как одеваться, пудрил белье тальком. Иногда засыпал днем.
      Как-то случайно нашел в лодке бутылку апельсинового сока: видимо, подсунул, провожая, один из друзей. Или вдруг обнаружил однажды на мачте кузнечика. Появились новые заботы: чем кормить насекомое в открытом море?
      Всю первую неделю Линдеман питался консервами, чтобы облегчить тем самым вес лодки. Позднее он смог изменить свое меню, но вначале это были лишь консервы, дополняемые парой апельсинов и несколькими дольками чеснока. Были на борту и запас бутылок пива и консервированное молоко. Одним словом, о голоде пока думать не приходилось.
      В начале второй недели Линдеману пришлось искать защиты от палящих лучей солнца. Он устанавливал паруса так, чтобы все время находиться в тени, и обрызгивал полотнище соленой водой. Однажды, видимо привлеченная тенью судна, подплыла совсем близко небольшая рыба. Между прочим, дно лодки было окрашено в красный цвет, что, вероятно, отпугивало крупную рыбу, в том числе и акул. Причин такой цветобоязни Линдеман не знал.
      Стоило только усилиться ветру, как волны начинали захлестывать через верх. Спасения от этого бедствия не было. Впоследствии Линдеман отмечал, что в портативной лодке так же трудно избавиться от воды, как мотоциклисту спастись от дорожной пыли. На удочку, прикрепленную к боту, удалось поймать дельфина. Линдеман убил его ножом, выпил кровь, затем съел печень. Часть своего трофея отложил на следующий день. Таким образом, потребность организма в витаминах была временно удовлетворена.
      А ветер между тем все усиливался. Пришлось спустить паруса. Закрепив руль, Линдеман плашмя улегся на дно. Внезапно лодку окатила огромная волна. Надо было не дать судну опрокинуться; он с трудом начал вычерпывать воду. Вечером, когда пошел дождь, Линдеман набрал питьевой воды. Залпом выпил больше литра, оставил немного про запас в алюминиевой фляге. Потом вдруг что-то случилось с часами - перестали заводиться. Хорошо еще, что продолжал ходить хронометр. Но непогода миновала, и снова появилось солнце. Линдеман просушил вещи, измерил в спокойной обстановке пульс: 48 ударов в минуту. А вчера и позавчера ночью было 34. Линдемана - "жертву кораблекрушения" сменил Линдеман-врач, ибо проводившийся опыт носил научный характер.
      Встреча с акулами
      О чем может думать врач, проводящий на себе опыт такого рода, как это сделал Линдеман? Все зависит, конечно, от индивидуальных особенностей человека. Линдеман был оптимистом. Задолго до окончания плавания, находясь в открытом море, он уже вынашивал планы нового путешествия.
      Была у него и своя заветная мечта - об этом он тоже думал: завести ферму где-нибудь в тропиках. Лишь один предмет совершенно не занимал Линдемана: это женитьба (кто знает, может, мысли о ней остались на берегу). Но даже во сне, по-настоящему во сне, а не в моменты галлюцинаций и миражей, эротические чувства не беспокоили путешественника. Он мечтал скорее о хорошем столе, особенно о сладостях, о пирожных с кремом.
      Воскресенье, 11 ноября, 23-й день путешествия. Минувшие сутки не порадовали ничем. Море превратилось в сущий ад, лодке грозила опасность гибели. А в воскресенье, чуть только погода улучшилась, Линдеман уже мечтал о кофе с пирожными, которым наслаждаются счастливцы на берегу. Ему казалось, что он слышит звон колоколов своей родной деревни.
      К лодке приблизилась стая рыб, целое полчище. Одну из них, которая подошла совсем вплотную, ему удалось поймать. Разрывая зубами сырое мясо, Линдеман заметил, что десны кровоточат. Ему было прекрасно известно значение этого симптома. Не теряя времени, он достал коробку с витаминами. Поэтому он был очень рад, когда на приманку клюнул дельфин. К сожалению, дельфин был не один. За ним следом к лодке близко подошла акула. Линдеман уже видел себя вместе с лодкой и снаряжением в пасти морского разбойника, когда акула, очевидно испугавшись этой встречи не меньше человека, нырнула и исчезла в глубине.
      На следующий день Линдеман снова встретился с акулой. Рыба была в двух футах от лодки. Собрав все силы и мужество, Линдеман ударил акулу веслом по голове. Но удар не произвел на рыбу ни малейшего впечатления. Она еще некоторое время держалась рядом с лодкой и только потом сочла нужным удалиться.
      30-й день встретил путешественника отвратительной погодой. Мгла окутала море, устрашающе сверкали молнии, грохотал гром, непрерывно лил холодный дождь. Каждые две минуты приходилось вынимать карманный фонарь, чтобы свериться с компасом. Линдеман чувствовал себя усталым и жалким. Распухло и болело поцарапанное колено. Уж не занес ли он в рану инфекцию? Пришлось достать шприц и сделать инъекцию пенициллина.
      Наконец буря затихла. Линдеман выудил из воды бутылку, вероятно болтавшуюся по волнам уже несколько недель. Она вся была облеплена крабами. Вскрывая панцири, Линдеман начал осторожно, чтобы не повредить слизистую полость рта, поедать маленькие тельца. Но как ни силен был голод, в первую очередь хотелось спать. Ночь слишком изнурила его. Желание было просто непреодолимым. Он понял, что если не выспится, то уже не сможет выдержать такой шторм вторично. Внезапный шквал мог перевернуть лодку - в этом заключалась главная опасность.
      Следующая ночь была неспокойной. Опять штормило, опять была гроза с проливным дождем. Линдеману приходилось все время откачивать воду. А потом случилось то, чего он боялся: был потерян руль. Выше уже говорилось, что Линдеман научился в полусонном состоянии управлять ногами. Но сейчас он настолько хотел спать, что не заметил, с каким трудом стал подаваться рулевой трос. А затем руль вдруг сорвало.
      Это моментально отрезвило врача, и он бодрствовал до утра. Лодку несло как попало, заливало водой. Руки были изранены и кровоточили. Мерещилось, что защитное покрывало вдруг начинает говорить человеческим голосом. Все чувства обострились и пришли в какое-то странное состояние. Линдеман не только разговаривал с самим собой, с парусами или реями; ему казалось, что звуки, которые раздаются вокруг, исходят от невидимых людей.
      Когда шторм, наконец, утих, Линдеман занялся установкой запасного руля. Зажал баллер руля между ног и, придерживая перо правой рукой, не раздеваясь, спустился в воду. Было не холодно, но мешали сильные волны. Одна из них неожиданно накрыла его с головой как раз в тот момент, когда он перекладывал перо руля из правой руки в левую. Руль выскользнул.
      Не растерявшись, Линдеман нырнул, к счастью - удачно. В конце концов поставить и закрепить руль ему удалось, хотя это и стоило огромных усилий.
      И вот снова засияло солнце, стали появляться морские птицы. На горизонте на расстоянии полумили показалась большая коробка, конечно, корабль. Ближе, ближе... Обогнул лодку. Линдеман приветственно помахал рукой, показывая, что у него все в порядке. На мостике столпились люди. Один из офицеров поднес ко рту мегафон и спросил, не хочет ли хозяин лодки подняться на борт. Линдеман, поблагодарив, отказался. Отвечая на дальнейшие вопросы, он назвал себя, сообщил, что вышел из Лас-Пальмаса и направляется в Сент-Томас. Решительно отклонил все любезные предложения моряков сделать для него что-либо, не принял никаких продуктов. Он лишь попросил сообщить ему точное местонахождение. Когда оно было вычислено, путешественник с удовлетворением узнал, что расчеты правильны и он уже проделал половину пути. Убедившись, что Линдеман ни в чем не нуждается, торговый корабль под голландским флагом продолжал свой путь.
      В последующие дни ничего особенно примечательного не случилось. Линдеман плыл уже семь недель. Со всех сторон его овевали жестокие ветры. На теле не было живого места. Болело все: колени, локти, плечи; он превратился прямо-таки в ревматическое бюро прогнозов. Он настолько устал, что уже не мог идти под парусами ночью. Опять беседовал с таинственными голосами, опять мечтал о пище, которую получит, достигнув цели, о хорошей пище: белом хлебе, масле, швейцарском сыре, ветчине, а на десерт - яблочном муссе, бисквитах и шоколаде. Но вкусней всего, конечно, пирожные с кремом - жаль, их нет в тропиках.
      К началу девятой недели опять начались неполадки с рулем. Пришлось собрать все силы, чтобы не потерять курса.
      Снова встретился на пути корабль. Когда в темноте Линдеман увидел красный, потом зеленый огонек, он сперва не разобрал, что это такое. Потом различил очертания судна. Казалось, оно движется прямо на лодку. Просигналил на всякий случай фонарем. Этого, по-видимому, не заметили. Корабль прошел мимо и вскоре исчез из поля зрения.
      Человеку, очутившемуся на месте Линдемана, смертельно уставшему после бессонной ночи, одинокому, ничтожные события могут доставить большую радость. Южная птица, пролетевшая над лодкой, вызвала у путешественника такой прилив бодрости и воодушевления, что он приветствовал ее громким "ура". Вскоре он опять встретился с судном, большим танкером, и опять его спрашивали, не нужно ли чего-нибудь, и он опять отказался от какой бы то ни было помощи.
      Ночью в полусне галлюцинирующее воображение нарисовало ему встречу с давешним танкером. Матросы спустили шлюпку, в нее спрыгнул молодой негр и поплыл ему навстречу. Внезапно откуда-то вынырнула черная лошадь и увлекла шлюпку за собой. Он очнулся: лошадь исчезла, превратившись наяву в бешеный порыв шторма. Волны немилосердно обрушивались на лодку, не хватало воздуха для дыхания. Лодка опрокинулась, Линдеман очутился в холодной воде. По звездам определил время: было около девяти вечера.
      Так в воде он и дожидался рассвета, держась за лодку. С наступлением утра суденышко удалось перевернуть, забраться в него и определить размеры ущерба. Мачта была сломана в нижней части, дрейфовый якорь исчез. Море поглотило весь запас консервов, за исключением одиннадцати банок сгущенного молока, привязанных в мешке к мачте. Водонепроницаемый фонарь, к счастью, уцелел и работал, зато две фотокассеты и обе "Лейки" погибли. Не помогло и то, что они были привязаны к лодке. Были смыты все запасные части, предметы личного туалета и многое другое. Парус был весь порван и спутан. Удастся ли поставить его теперь? Вышел из строя драгоценный хронометр, исчез хороший нож, остался лишь старый, кривой и тупой. Но герой говорил себе: "Я жив и здоров, о каких сожалениях может быть речь?"
      Следующей ночью лодка опять опрокинулась, однако ему довольно быстро удалось поставить ее на киль. А шторм продолжал бушевать, и море казалось кипящим адом.
      Временами Линдемана охватывала смертельная усталость. В душе появлялась абсолютная пустота, не было ни одной мысли, все вокруг затихало, хотя на самом деле ревел шторм. Но лодка держалась, и он знал: на нее можно положиться, она не выдаст, она сильней всех шквалов и волн. Повторяя это себе снова и снова, врач боролся с душевной слабостью, с надвигавшимся отчаянием.
      Наступило рождество. 24 декабря - шел 66-й день путешествия - Линдеман получил настоящий рождественский подарок: он увидел ласточек. Да, да, береговых, сухопутных ласточек. Для него это была большая радость. Весь день он не смыкал глаз. Руль был сломан, приходилось управлять веслом. Мучил ревматизм в плече, заставляя все время перекладывать весло из одной руки в другую. Опять начались галлюцинации. В небе возникали огни - уж не Сент-Джонс ли это на Антигуа, одном из Малых Антильских островов?
      Или вдруг появлялся тот мальчик-негр в резиновой лодке... Но возвращалось трезвое сознание, и он видел: земли все нет и нет. Не оставил ли он Антилы в стороне? Ведь, по расчетам, земля должна быть совсем близко!
      28 декабря был его день рождения. Но Линдеман не думал об этом. Он думал о пирожных и о том, что вот уже долгие три недели он сидит в мокрой одежде, да что там в мокрой - вернее сказать, прямо в воде.
      А на другой день на горизонте показались тени облаков. Линдеман не мог сдержать радостного крика. Ура! И в самом деле, на следующий день, 30 декабря, то есть на 72-й день путешествия, перед ним встал на горизонте остров. Это была пустынная голая скала, а к северу от нее виднелся остров. Очертания суши подсказали ему правильный курс на филиппсбургскую гавань Сан-Мартин.
      И вот лодка входит в порт. Падают тяжелые капли дождя. Все дышит спокойствием и тишиной. Пышная зелень тропиков, красные крыши разноцветных домов. Близился вечер, когда Линдеман причалил к пирсу. Цель была достигнута. У него дрожали колени и плохо слушались отвыкшие от ходьбы ноги.
      Да и чему удивляться - ведь человек 72 дня не ступал на сушу. Наконец-то он сможет получить то, о чем так долго мечтал: кофе с пирожными.
      Значение эксперимента Линдемана
      Оценивая значение своеобразного опыта, который произвел над собой Линдеман, надо учитывать следующее. Условия, в которых оказывается обычно потерпевший кораблекрушение, отличаются, конечно, от экспериментальных условий путешествия Линдемана, хотя в каждом отдельном случае обстановка своеобразна. Очень многое зависит от оснащения спасательного судна, от его конструкции, от запасов продовольствия, от психического склада и морального состояния человека, от его одаренности, умения и знаний.
      Психическая нагрузка в эксперименте Линдемана была нелегкой, и у него часто бывал повод к отчаянию. Достаточно вспомнить, как он проводил в воде долгие часы, цепляясь за свою скользкую маленькую опрокинутую "калошу", а на голову в это время обрушивались волны высотой с трехэтажный дом. Нужно было обладать большой волей к жизни, чтобы не отчаяться, не ослабеть, не сдаться.
      Потом бессонница, привычка к укороченному сну. Линдеман доказал, что при определенных обстоятельствах достаточно нескольких минут сна, чтобы сохранить жизнь и силы для борьбы.