Аппельтофт разложил предметы на пустом столе. Он сидел напротив неприятного ему молодого поклонника терроризма и столь же неприятного знатока-адвоката. Адвокат демонстративно выложил на стол магнитофон, включил его, кивнул своему клиенту и откинулся назад, а руки сложил крест-накрест.

- М-м, - сказал Аппельтофт скованно и нервно, - Хедлюнд, я предполагаю, что у тебя уже есть определенный ответ вот на это, - и показал на патроны. - Значит, ты отрицаешь, что это твои патроны, так, да?!

- Это вы подложили их туда. Наверное, именно так все делается при этой "прекрасной буржуазной демократии", - ответил поклонник терроризма.

- Нет, это не о нас. Но вопрос в другом: как это попало на твою книжную полку?

- Не я должен отвечать на этот вопрос.

- Вполне возможно, что не ты. Но я просто хочу знать, может быть, у тебя есть какая-нибудь идея или предположение, как это все туда попало.

- Вряд ли моему клиенту стоит заниматься расследованием для полиции безопасности, - прервал адвокат.

Аппельтофт решил сначала взять себя в руки, а потом уже отвечать.

- Конечно, нет, - сказал он спокойно, полностью контролируя себя. - Но у нас есть повод думать, что этот товар попал туда уже после первого домашнего обыска. Вопрос в таком случае в следующем: не можете ли вы подсказать нам, что могло произойти?

- Да, - сказал поклонник терроризма. - У меня есть точка зрения на это. Если не принимать во внимание то, что у меня нет русского пистолета, что я вообще не умею обращаться с подобным оружием, то речь может идти о книге.

- А что с книгой? - нетерпеливо спросил Аппельтофт.

- Если бы я стал резать одну из своих книг, чтобы спрятать патроны, то я бы, черт возьми, не стал резать библиографический раритет. Эта книга стоит от 200 до 250 фунтов. Но ваши павианы, конечно же, не знали, что они резали. Я потребую возмещения ущерба, вот так и знайте, черт возьми!

Аппельтофт задумался, ему было не по себе оттого, что эти двое, напротив, напряженно смотрят на него, а магнитофон адвоката продолжает крутиться.

- Да, - сказал он наконец, - это, наверное, не глупая идея. Вопрос, от кого вы будете требовать возмещения.

- Это не такой уж сложный вопрос, - сказал адвокат, - поскольку полиция несет ответственность за опечатывание после обыска. Но я хочу спросить: что заставило вас полагать, что мой клиент не несет ответственности за это?

Аппельтофт был в нерешительности. Потом, не сказав ни слова, показал на магнитофон. Адвокат удивился, но решительно выключил магнитофон, демонстративно вытащил кассету и с шумом положил ее на стол.

- В протоколе 37-Б описано содержимое корзины для бумаг во время домашнего обыска. В нем есть полный список предметов, но нет никаких указаний на вырезанные из книги страницы. Значит, они появились после обыска, - сказал Аппельтофт тихо и горько, отводя при этом взгляд в сторону.

Не его это работа - выступать адвокатом или защищать сочувствующего террористам, и прокурор, возможно, был бы не в восторге от сказанного. Но справедливость должна восторжествовать, и Аппельтофт не из тех, кто подложил фальшивый материал для доказательств. А он был полностью убежден, что случилось неслыханное.

В рождественскую полуночную мессу в Бетлехеме тысячи христиан толпились перед церковью Рождества Христова. Бетлехем - невзрачный палестинский городок, в основном христианский, естественно, "совсем христианским" становится в Сочельник, как и та часть населения, которая продает по несколько пластиковых фигурок маленького Иисуса в яслях, окруженного пастухами или без них.

Было сыро и холодно, но без дождя. Небольшая группа туристов из "Ансгар тур" не вместилась в саму церковь, им удалось получить место лишь под крышей уличного кафе с двумя экранами прямой трансляции, откуда можно было наблюдать за службой, слушая перевод руководителя группы. Они уже побывали на "Лугу Пастухов", где, по преданию, на последних снизошла благая весть. Там туристы видели настоящих палестинских пастухов с посохами, овцами и сфотографировали их за небольшую плату.

Фру Эйвур Бергтрен оставалась с небольшой группой в гостинице и смотрела все это по телевидению, дабы не проводить полночи на улице. Туристы были крайне разочарованы, узнав, что им не найдется места в церкви, все было отдано христианским знаменитостям.

Когда Карл почувствовал, что осталось около получаса до окончания службы, он с невозмутимым видом поднялся со своего места в глубине кафе и отправился в туалет, чтобы с этого начать свое исчезновение. Из захваченной с собой сумки он вытащил джинсы, свитер и большую зеленую куртку полувоенного образца, которую все мужчины и большинство женщин до пенсионного возраста носят в Израиле почти весь год, и быстро переоделся. Потом через кухню, где несколько палестинцев играли в карты, вышел на параллельную улицу. С площади по другую сторону квартала из громкоговорителей слышалось пение псалмов. Он спустился по улице и свернул в холмистый район с узкими переулками; Карл тщательно изучил карту Бетлехема и был уверен, что сможет тут ориентироваться.

Карл почувствовал, что его забирает азарт, улучшается настроение. Сейчас, когда он был один "на поле боя" и мог действовать по хорошо усвоенным правилам, его противником были не какие-то там чекисты, а лучшая в мире служба безопасности, да еще у себя дома, и он либо попадет в западню, либо раздобудет действительно важную информацию.

Наконец-то начались настоящие действия в реальных условиях, где можно проверить работу всей системы.

Улицы и закоулки в этой части Бетлехема были тихие и пустынные, и народу встречалось так мало, что он довольно быстро понял: слежки за ним нет.

Он пересек эту часть города, обогнул большую площадь и направился на место стоянки туристических автобусов, маршрутных и обычных такси. Оставалось не менее двадцати минут до того, как поток туристов хлынет сюда после окончания службы в церкви. Он быстро нашел автобус с табличкой "Ансгар тур" на переднем стекле.

Шофер сидел рядом с местом водителя, читал и слушал восточную музыку. Карл постучал в окно и передал ему письмо для руководителя группы, где объяснял, что отделяется от группы, чтобы побыть в одиночестве и подумать несколько дней, но перед отъездом домой он даст о себе знать (совершенно не нужно, чтобы о нем заявляли в полицию как о пропавшем пилигриме). Шоферу же он несколькими жестами объяснил, что Иисус Христос не может быть из пластмассы и что он не предмет торговли. Затем уверенно зашагал прочь. Шофер пожал плечами, засунул письмо во внутренний карман пиджака и вновь включил музыку.

Карл взял такси и отправился в Иерусалим. В это время суток горная дорога была почти пуста. Навстречу попалось всего несколько машин, так они и доехали в одиночестве. Он назвал адрес в центре еврейской части города.

В двух кварталах от места, где он вышел из такси, было ночное кафе - так сообщалось в брошюре для туристов, в него Карл и зашел. Он купил себе несколько английских газет, заказал некрепкий кофе с молоком, патокой и хумус с небольшим кусочком хлеба, нашел укромный уголок и просидел там несколько часов, читая газеты; в конце концов он почувствовал, что слишком засиделся. Но им никто особенно не интересовался. В кафе расположились группками главным образом молодые израильтяне, похоже, толковавшие о политике. Если кто и бросал беглый взгляд в его сторону, то газеты на английском языке сразу позволяли распознать в нем иностранца, а это отбивало охоту говорить с ним о политике или футболе.

Он вышел из кафе почти затемно, но вот-вот должно было рассвести. Он спустился через еврейскую часть города, продолжил путь вниз с холма к освещенной старой городской стене и вошел через ворота Яффа. Переулки были мокрыми от дождя и совершенно безлюдными, жалюзи магазинов из гофрированной жести опущены. Сейчас казалось, что это вымерший город, хотя днем здесь шум и толчея.

Минут десять потребовалось ему, чтобы пройти через весь город и выйти из него с другой стороны, поблизости от храма. Здесь он пошел вниз к Гефсиманскому саду. Там в долине, в небольшом домике, как утверждалось, находилась могила Марии Магдалины. От нее он стал подниматься по Масличной горе. Пройдя с четверть часа среди кустов и деревьев, он подошел к месту, которое и было оливковой рощей.

Он открыл сумку и достал из нее плащ, расстелил его и сел, прислонившись спиной к оливковому дереву. Никто не мог пройти вблизи незамеченным, но рядом не было ни души, а вид был великолепен.

Под ним расстилался классический Иерусалим. Большой золотистый купол мечети Омара, меньший серебряный купол мечети Аль-Акса, ротонда "Гроба Господня", городская стена и часть построек, которые ему не удалось определить, выделялись лишь световыми пятнами. Именно этот пейзаж был целью почти семидесятилетней войны, именно этот вид был ядром раздоров, державших Ближний Восток в постоянной напряженности. Иерусалим - город, который, как евреи сейчас утверждали, они завоевали навсегда. Аль-Куц - столь же священный город, который мусульмане клялись отобрать. Отсюда война мириадами грубых и тонких нитей расползалась по миру, и одна из этих нитей перехлестнула некоего интенданта полиции Фолькессона в Стокгольме, что привело к убийству. Мечеть Омара там, внизу, была построена примерно через шестьсот лет после того, как римляне разрушили еврейский храм и сослали несколько десятков тысяч восставших в другие римские провинции, чтобы наконец-то прекратить скандалы в еврейских колониях. Эти десятки тысяч сосланных, которые, согласно легендам, постоянно повторяли молитву и приветствие "на следующий год в Иерусалиме", впоследствии завоевали страну и изгнали еще большее количество палестинцев, а они, в свою очередь, должны посвятить ближайшие сотни лет повторению победы Салах ад-Дина над городом крестоносцев.

Где-то там, внизу, в слабо освещенной еврейской части города или в темноте под куполами его арабской части, возможно, находился убийца, которого искал Карл Густав Гильберт Хамильтон, лейтенант запаса шведского флота.

Причудливое стечение обстоятельств, нелепая миссия. Он поплотнее закутался в толстую военную куртку и забылся, сидел, просто разглядывая огни и прислушиваясь к тишине, у того места на Масличной горе, где, как ему внезапно пришло в голову, некогда Иисус, возможно, провел свою последнюю ночь, перед тем как спуститься в город, чтобы умереть. Время тянулось медленно, как на охоте.

Вскоре после восхода солнца он поднялся, достал бритву и занялся утренним туалетом. Потом быстро спустился с горы и всего за четверть часа прошел новые городские районы, которыми израильтяне окружили арабский центр города. Строительство все еще продолжалось, везде валялись груды арматуры, остатки стройматериалов, блоки из пористого бетона, доски, ржавые машины или части к ним, разбитые плиты, которые используются для фундамента домов.

Он вошел в новую часть арабского городского квартала, отыскал кафе на улице Салах ад-Дина, выпил кофе и съел парочку арабских пирожных. Потом попросил мальчика-подростка поймать такси, сунув ему долларовую бумажку. У него оставалось сорок шесть минут до отправления автобуса на Беэр-Шева и Эйлат. Он вошел в туалет, почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало. Карл ничем особым не отличался от остальных мужчин своего возраста в Иерусалиме, может быть, был чуть выше и светлее, так что мог сойти за американца, еврея или кого угодно.

Когда такси медленно поднималось на холм по дороге из Иерусалима на главную магистраль к Тель-Авиву, ему хорошо было видно, что делалось сзади. Нет, он все еще был уверен, что за ним никто не увязался. Если намерения Шуламит действовать за спиной службы безопасности собственной страны были искренни, если ее не держали под колпаком и не прослушивали телефоны, не ходили за ней по пятам, если все это она по непонятной причине сделала с помощью какой-нибудь израильской организации и если все это хорошо продумано, то тогда... Во всяком случае, на встречу он ехал один, без хвоста.

Когда они подкатили к автобусной станции у поворота на юго-запад к Кирият-Гат, он попросил таксиста проехать немного дальше, а сам быстро оглядел тех немногих, кто ждал автобуса. Он остановил машину через километр, расплатился, подождал, пока такси развернулось и исчезло из виду. Потом пошел назад к остановке; когда из такси выходят на автобусной остановке, это только привлекает внимание.

Он ждал с четверть часа, за это время прошли два автобуса, оба на Тель-Авив. Только он и пожилая женщина с двумя детьми оставались на остановке, когда подошел нужный автобус. И тут он весь подобрался, почувствовав, что начинает нервничать.

Войдя в автобус, он не оглянулся, решив, что инициативу должна взять на себя Шуламит. Это позволит ему быстро сориентироваться. Как он мог быть уверенным, что она все еще считает его "любовью своей жизни"? Уплатив за поездку и пройдя на две трети заполненный автобус, он понял, что в салоне ее не было. Он не очень расстроился. Шуламит по многим причинам могла сделать именно так. Единственно возможное решение - продолжить путь до Эйлат и, если там ничего не случится, попытаться позвонить ей вновь. Он сел на одно из двух пустых мест сзади рядом с пожилым палестинцем, державшим две клетки с живыми курами, откинулся на спинку и спокойно заснул, ибо сделал все, как нужно, и пока еще не мог влиять на происходящее. Он проспал, очевидно, часа два, по крайней мере так ему показалось, когда он проснулся на остановке, где было шумнее обычного. Его сосед - палестинец - под ругань окружающих и кудахтанье кур выбрался из автобуса, как и большинство арабов. Посмотрев в окно, Карл увидел вывеску на трех языках, сообщавшую, что они приехали в Беэр-Шева. И тут среди пассажиров, входивших в автобус, он заметил Шуламит Ханегби. На ней была зеленая куртка, через левое плечо висел автомат "узи", в руке большая зеленая военная сумка.

Карл закрыл глаза и притворился спящим, так что ей пришлось "разбудить его" и самой начать разговор, который не потребовал от него ни слишком большого оживления, ни нарочитого равнодушия.

С закрытыми глазами он попытался, хотя слишком поздно для оценки ситуации, представить, как выглядели остальные вошедшие в автобус. Но решил, что не успел заметить чего-либо необычного, и не стал открывать глаза.

Он почувствовал, как она подошла и медленно поставила свою сумку рядом с ним. Но вместо того, чтобы засунуть свой и его багаж на верхнюю полку, она крепко обняла его, потрясла и поцеловала с наигранной страстью как раз в тот момент, когда он открыл глаза. Он подумал: так это должно выглядеть в фильмах - поцелуй, казавшийся совершенно искренним, на самом деле был лишь игрой.

Когда их губы медленно разомкнулись, он вопросительно посмотрел на нее, а она молча приложила палец к его губам.

- О, наконец-то, Чарли, - сказала она по-английски, не громко, но и не тихо. - Я с ума сходила без тебя. Как твои родственники?

- Well, нормально. А твои?

- Семейные проблемы, понимаешь, Чарли? Папа не хотел, чтобы мы встречались, вот так-то.

Она развернула небольшой листок бумаги и незаметно положила ему на колени. Там было написано: "Влюбленная пара едет в Эйлат. Разговор потом".

- Наконец-то мы вместе, так что забудем все остальное, - сказал Карл и кивнул в сторону записки. Автобус тронулся. По радио в салоне началась трансляция новостей. Сообщалось о событиях последних суток, в которых Карл ничего не понял, кроме того, что слово "террористы" повторялось без конца.

- Случилось что-нибудь? - спросил он, жестом указывая на громкоговоритель.

- Да, а ты не слышал? - ответила она. - В Бетлехеме была большая террористическая акция ночью, сразу же после рождественской мессы.

- А что произошло? - спросил он, похолодев.

- Бомбы. Взорвались две бомбы, когда народ выходил с мессы. У христиан в это время года рождественская месса. Четыре-пять убитых и дюжина раненых.

- Вот это нехорошо, - сказал Карл, искренне обеспокоенный различными предположениями в связи с его собственным "исчезновением" и возможными недоразумениями из-за этого, - действительно нехорошо. Виновных задержали? Палестинцы, конечно?

- А-а, обычная история, несколько арестованных, но сразу не скажут, подробности будут известны через какое-то время, хотя радио Бейрута уже сообщило, кто виноват или кто ответствен за эту акцию.

Карл искоса разглядывал ее, а в голове вертелись вопросы. Основной - причина их встречи, а потом - почему она взяла с собой автомат и означают ли три толстые латунные полоски на плечах, что она капитан, а не сержант - ему, как лейтенанту и любовнику, право же, следовало бы знать. И если они действительно на пути в Эйлат, почему она ведет себя так, будто их могут подслушивать, хотя как это технически и практически осуществимо? Она ему явно нравилась. Надо найти нейтральную тему для разговора, чтобы оставшиеся часы провести с пользой и удовольствием.

- Я, собственно, слишком мало знаю о твоей семье. Когда мы вместе, мы думаем лишь друг о друге. Не расскажешь ли немного о них, чтобы я понял их лучше? - попросил он.

Она улыбнулась: это прекрасная идея, а то она действительно не успела ничего толком рассказать, а ему следовало бы побольше знать о них, чтобы лучше понять все.

Ландшафт начал меняться. Они, без сомнения, приближались к пустыне, становилось теплее, и им захотелось снять с себя зеленые военные куртки.

Шуламит Ханегби была сабра, урожденная израильтянка во втором поколении. Ее дед приехал сюда из польского, а тогда еще российского, города Пинска до первой мировой войны. Он принадлежал к поколению пионеров - создателей кибуцев, к первым идеалистам, собиравшимся построить еврейское социалистическое общество в Палестине. Его звали Ледерман, но потом он взял себе еврейское имя Хаим Ханегби, что значило "жизнь в пустыне" - именно то, чего он и хотел.

Ханегби женился на русской, которая приехала сюда в 1924 году, у них было три сына. Но уже юношей старший ушел, стал правым, бросив социал-демократическое движение "Мапай" за кибуцы в Галилее, переехал в Тель-Авив, ударился в бизнес и попал в одну политическую группу вместе с Менахемом Бегином. Годы второй мировой войны, вплоть до освободительной войны 1947 - 1948 годов, сделали братьев чуть ли не смертельными врагами, два младших были в Хаганах, а старший - в террористической лиге Бегина "Иргун цвай леуми". Младший дядя Шуламит остался в Хаганах ставшей "Захал" - регулярной армией Израиля. Последние десять лет он был главным шефом военной разведки.

Ее отец женился в 1946 году на полячке, приехавшей с семьей из лагеря для интернированных на Кипре на развалившемся судне, которое сионисты использовали для прорыва британской блокады против еврейской иммиграции в Палестину.

Один из двух братьев Шуламит был убит во время палестинской атаки в секторе Газа девять лет назад, его только сделали офицером и ему оставалось служить в армии всего два дня. Палестинская молодежь забросала его танк с крыши дома ручными гранатами. Потом был взорван весь квартал, буквально стерт с лица земли, взяли лишь одного виновного - и то это была девочка-подросток. Полагали, кстати, что ее единомышленниками тоже были девочки, но она никого не выдала во время допросов, хотя эти допросы были отнюдь не из приятных. Ее осудили на восемьдесят лет тюремного заключения.

Карл подумал о Муне, которую он встретил в Бейруте. Теоретически она могла быть одной из этих сбежавших федаинок. Но трагедия в семье Шуламит этим не кончилась. Она сама стала вдовой - кстати, она просит прощения, что не рассказала ему об этом раньше. Муж ее умер сразу после того, как они поженились. Во время похода на Ливан в 1973 году. Сейчас ее сын как раз пошел в школу, вот почему ей было трудно приехать.

Родственники ее разделились на две политические фракции. И все ашкенази и сефарды в первом или втором поколении, как и она сама, и, кроме того, с этническим началом и тем историко-политическим фоном, который повлиял на судьбы Израиля. У нее были родственники и в политическом истэблишменте, и в профсоюзном движении "Хистрадрут", имевшем больший вес, чем политические партии, и, конечно же, в руководстве министерства обороны страны. Но противоречия между ними были очень жесткими. Крайне правые среди родственников (у дяди из лиги "Иргун" семеро детей от двух браков) предпочитали, как и сама Шуламит, линию традиционалистов: пока арабы не исчезнут, по крайней мере в ближайших районах, - война, война и еще раз война, ни пяди "освобожденной" земли ценой предательства и так далее.

И все же эта линия была чревата экономической катастрофой, постоянно усиливающейся эмиграцией и уменьшающейся иммиграцией и даже потерей в полутора проигранных войнах с Ливаном многих тысяч израильтян и только одним-единственным выигрышем - приобретением новых фанатичных врагов Израиля в Ливане. Фактически лига Бегина достигла почти невозможного - ей удалось отступить к Ливану и, кроме того, войти в альянс или по крайней мере установить вооруженный нейтралитет с бывшими смертельными врагами из числа правых ливанских христиан. Если сторонники Бегина и продолжали эту отчаянную политику в международных отношениях, в экономике и в некоторых отделах службы безопасности - она незаметно подчеркнула последнее, - все равно это тянуло Израиль в тартарары.

Таковы были противоречия в ее семье в то время. Это давало Карлу возможность лучше понять, как тесно она связана с Израилем и как ей было бы трудно выйти замуж и покинуть эту страну.

- Это неважно. Ведь мы, во всяком случае сейчас, здесь вместе, - наигранно утешал ее Карл, намекая на трудности супружеской жизни, хотя и не совсем понимал смысл их "игры".

Автобус катил между полуразрушившимися горами к равнине у Красного моря. Она рассказывала долго и подробно, а он старался выудить из ее монолога мотивы предостережения Акселя Фолькессона от, возможно, планируемой операции "правых сил" в израильской службе безопасности. Неужели все так просто? Но не передавать же военную информацию иностранной державе лишь потому, что не согласен с причинами ее возникновения?

- Я не совсем уверен, что понимаю все то, о чем ты рассказываешь, я имею в виду нас двоих. Ну ладно, рассказывай дальше, - сказал он, взял ее за руку и по-дружески несколько раз пожал ее. Она улыбнулась и убрала руку.

Эйлат - небольшое и еще плохо обжитое селение, примерно такое, как Карл и предполагал. Масса недостроенных домов, строительные площадки, груды цемента и арматурного железа и тут же симпатичные гостиницы, как на цветных картинках, но с дверными ручками, отваливающимися при прикосновении к ним, и с нерегулярно поступающей в номера водой.

Было около 25 градусов тепла - настоящий шведский купальный сезон. Выйдя из автобуса и собрав вещи, они сняли с себя свитеры и пошли к воде. Как и везде в Израиле, здесь было много молодежи.

Шуламит объяснила, что их гостиница в полутора километрах от египетской границы и что им стоило бы "поймать" машину. Но Карл остановил такси, хотя она и заверяла, что в Израиле всегда подвозят, когда "голосуют". Раньше, служа на флоте, Карл тоже поступал так, но в Калифорнии он убедился, что "голосующий" напрасно пытается решить свои проблемы.

Они ехали мимо Старой гавани, совсем рядом с зелено-голубым металлического оттенка Красным морем, всего в нескольких километрах от берега Саудовской Аравии.

Гостиница была белой, в лифте играли "муцак", словом, ничего необычного. Поднявшись в номер, Шуламит приложила к губам указательный палец: мол, не говори лишнего - и затем громко спросила, займутся ли они "любовью" сразу или сначала поедят и, вообще, что они будут делать потом. Карл колебался и предоставил ей право выбора, а она предложила "заняться любовью" на берегу. А потом они могли бы взять напрокат акваланги, если, конечно, он знает, что с ними делать, или просто поплавать. На берегу хорошо было бы и поесть.

В гостинице можно взять напрокат машину. И вот они уже в небольшой золотистой японской машине с израильской рекламой на приспущенной шторке направляются в сторону Египта. Пограничная станция Таба в километре от гостиницы, их паспорта даже не раскрывали, ленивым жестом разрешив проезд.

Место, куда они направлялись, называлось Коралловый остров. Это купальня с рестораном обычного израильского типа посреди небольшого острова с довольно хорошо сохранившимися руинами замка времен крестоносцев.

Они зашли в симпатичную хижину с соломенной крышей, заказали рыбу-гриль и кока-колу, которую против своей воли Карл все же научился пить в США. Во время еды они все еще продолжали болтать ни о чем, листая брошюру, чтобы найти там Коралловый остров, и, к своей радости, нашли его, а к нему текст: "Коралловый остров, выступающий из залива, почти полностью покрыт хорошо сохранившимися руинами крепости крестоносцев, разрушенной магометанами, но заново отстроенной мамлюками и арабами". Карл иронично прочел этот текст вслух, а потом сказал Шуламит:

- Ax, какие ужасные магометане! Разрушили крепость крестоносцев, но это не так уж странно, ведь они захватчики. А потом, позднее, вновь восстановили ее, и это тоже не так уж странно, ведь израильское государство в этом тексте дружески называет их мамлюками и арабами. Не так ли вы вообще поступаете здесь, в этих краях, вы все?

Она оставила его шутку без внимания, уперлась взглядом своих синих глаз в его глаза и задала вопрос, за возможность не отвечать на который Карл отдал бы очень много:

- Ты за нас или против нас, Карл?

Он вспомнил Муну из Бейрута, Муну, которая могла быть одной из тех, кто убил молодого офицера - брата Шуламит, и он интуитивно понял, что надо поступить так же, как и в разговоре с Муной.

- Ты хочешь дипломатичный или честный ответ?

- Сначала дипломатичный, потом посмотрим.

- У тебя и твоей семьи есть один шанс на будущее. Ты и подобные тебе здесь - дома, это знают даже палестинцы, но это и их страна, они здесь тоже дома.

- Этот ответ не очень впечатляющий, с этим я и сама согласна. Ну а если мы послушаем честный ответ?

- А не можем мы послушать его чуть позже... после разговора о наших личных отношениях?

- Нет.

- Тогда у меня будет искушение солгать, поскольку я хочу тебя.

- Попробуй обмануть меня, тогда посмотрим. Итак, честный ответ?

- Я поддерживаю палестинцев. Я был в движении солидарности с Палестиной, когда был студентом, и не раскаиваюсь.

- Хорошо.

- А что хорошо?

- Не все хорошо, я думаю. Но хорошо, что ты действительно дал мне честный ответ. Уединимся, дорогой?

Они переоделись в купальные костюмы, взяли напрокат несколько полотенец и тонкие матрацы из рогожки, купили немного крема для загара и нашли место у воды вдали от остальных. Они легли лицом друг к другу и стали целоваться.

- Черт возьми, - пробормотал Карл, - ты действительно верила, что нас могли прослушивать, и почему ты села в автобус только в Беэр-Шева?

- Конечно, не очень-то вероятно, чтобы нас прослушивали. Но я не хотела рисковать, и скоро ты поймешь почему. А поводом к тому, что я села в автобус только в Беэр-Шева, послужило подозрение, что телефон все же прослушивался. На этот случай и был первый автобус куда-то из Иерусалима. А где ты сел в автобус?

- Пару остановок за Иерусалимом, у поворота на Кирият-Гат. Я откололся от группы, с которой прилетел накануне, вернулся в гостиницу и убедился, что меня не преследуют.

- Ты это умеешь?

- Да.

- Во всяком случае, я помоталась по стране, навестила друзей и многих других за сутки до того, как отправиться в Беэр-Шева. Я надеялась, что ты останешься в автобусе, поскольку я просила не пропустить его.

- Но вот мы и здесь. Что такое "план Далет" и от чего ты предостерегала Акселя Фолькессона?

- Вероятно, по крайней мере, чисто теоретически, я совершаю преступление, рассказывая тебе об этом.

- Знаю. Но нас никто не слышит, и ты не признаёшься, а я не допрашиваю тебя. Ради Бога, не говори, что я прилетел в Эйлат в наш Сочельник, чтобы еще раз откушать бараньих котлет.

- Бараньих котлет?

- Да, ведь именно для этого ты получила визитку с моим личным адресом, я ведь сказал, что приглашу тебя на бараньи котлеты.

- Ты сказал сначала "свиные отбивные", - рассмеялась она. Затем наклонилась и, слегка прикоснувшись к нему губами, села, надела темные очки и принялась натирать тело кремом для загара. Одновременно она огляделась по сторонам. Подслушать их не было никакой технической возможности.

- Ты знаешь, что такое "Сайерет Маткал"? - спросила она и легла, сделав ему знак, чтобы он продолжил натирать ей спину кремом, что он и начал делать. Он к тому же получил прекрасную возможность видеть все, что делается вокруг.

- Нет, - сказал он, - не знаю.

- Это спецотдел в парашютных войсках, которым доверяет Моссад, мы называем их на сленге "парни".

- "Мокрые" дела и тому подобное?

- Вот именно. Не только "мокрые" дела, между прочим, превосходно описываемые твоими коллегами на Западе, вот в чем дело. Эти парни делают и много хорошего, это надо признать. А на этот раз в Стокгольм прибыли четыре таких парня одновременно, среди них один из старых друзей моего правоэкстремистского дядюшки, которого зовут Арон Замир. Ты слышал о нем что-нибудь?

- Да, отделение "Божья месть", специалисты по убийству арабов в Европе. Они-то и ставят в трудное положение палестинцев-интеллектуалов.

- Ты читал или уже знаешь?

- Нет, просто имею некоторое представление. Мы засадили четырех невинных, я больше не верю в их причастность к этому делу, но они рискуют сесть надолго. Кроме того, руководство нашей организации собирается выдворить целую группу палестинских беженцев, которые, очевидно, не имеют никакого отношения к "плану Далет". Но вернемся к делу.