Сердце Светланы забилось. Она не могла отступить. Она не могла криком предупредить Данбер. Если она хоть ненамного ослабит внимание. Толстяк может опередить ее и нажать на кнопку первым. И так уже она еле успевала идти впереди него, вызывая одну цепь команд за другой. У Светланы был один ключ — изображения, которые он вызывал на экране: она наблюдала за ними. Все это походило на какой-то кошмар, страшную азартную игру в движение и контрдвижение. Судьба ее мира зависела от хрупких картинок, меняющихся на экране. Шейла удивила ее.

— Не делай этого, Толстяк. Если ты нажмешь на эту кнопку, если уничтожишь Землю — мы убьем тебя!

Толстяк сплющился, манипулятор беспомощно повис.

Шейла продолжала:

— Перед тобой выбор. Толстяк. Ты можешь открыть дверь и сдаться. В этом случае ты выживешь — и мы будем продолжать защищать тебя. В противном случае ты можешь оставаться взаперти и испытать судьбу, а я прикажу своему пилоту взорвать дверь танковым орудием. Думаю, тебе известна огневая мощь новых, сделанных тобой по нашей просьбе, танков. Клякса! Не трогай ничего!

Клякса опять превратился в подобие бугристой дряблой лужицы, его вытянувшийся было манипулятор утонул в пятнистой шкуре.

Шейла заговорила ничуть не изменившимся голосом:

— Ты, конечно, можешь задействовать эту систему разрушения, но мы в ту же секунду взорвем дверь. Могу только добавить, что даже если после этого ты уцелеешь, люди разорвут тебя на мелкие кусочки. — В ее спокойном голосе было больше угрозы, чем в лезвии острого ножа. — Ты нас знаешь. Толстяк. Ты изучил и наши лучшие, и наши худшие стороны. Уничтожишь нашу планету — и все твои Ахимса познакомятся с ужасами Дахау, Треблинки и Освенцима!

Манипулятор Толстяка медленно упал вниз, от этого движения его бока окончательно потеряли форму. Его глаза-стебли мрачно уставились в непреклонные глаза Данбер.

— Ты говоришь, что вы контролируете станцию Пашти?

Шейла посмотрела на мониторы. Показалась наполненная телами комната, которую легко было узнать, — это была Совещательная Палата станции Тахаак. На возвышении в окружении толпы Пашти восседал Раштак и смотрел на свой монитор. Вокруг него цепью стояли ставшие такими знакомыми люди, держа ружья на изготовку. За ними возвышалась огромная кристаллическая туша, мерцающая, испускающая волны красного, голубого, пурпурного и желтого цвета.

— Гигантский кристалл! Нет, это невозможно! Только не это! Нет! — завопил Толстяк. Тело его распадалось. Мозги начали стремительное деление. Он стал кататься по полу в безумии.

Шейла разинула рот от удивления. И, сохраняя суровость в голосе, продолжала говорить:

— Толстяк, мы можем взорвать твой капитанский мостик вместе с кораблем, но мы взяли Пашти в качестве заложников Они научат нас управлять прыжковыми кораблями, и вся вселенная узнает, что собирался сделать с Тахааком Ахимса. Можешь ступить на этот путь. Весь цивилизованный мир узнает, что ты лгал, лгал с намерением убить невинных Пашти и развивающееся человечество. Ты хочешь создать рекламу для Ахимса, Толстяк?

Клякса подал голос:

— Я открываю двери, майор Данбер. Не вредите мне. Я подчиненный. Я этого не делал!

— Нет! — Толстяк взорвался дрожащим свистом, снова наполняясь воздухом, ощетиниваясь множеством неуправляемых манипуляторов: теперь он напоминал морского ежа.

Клякса попытался вскинуть вверх манипулятор, глядя на свистящего и попискивающего Толстяка. Неспособный восстановить правильную форму тела, он сник под взглядом Толстяка.

— Барбара, подготовь переднее орудие к бою! — подобно звону стали, загремел голос Шейлы Данбер.

Все время, пока Шейла вела психологическую атаку на Толстяка, Светлана держала под контролем программу. Теперь ей вновь надо было напрячь все внимание: Толстяк мог снова попытаться инициировать программу разрушения.

Шейла не собиралась сдаваться.

— Толстяк, у тебя есть тридцать секунд — и мы взорвем дверь, ведущую в контрольный отсек! Мэрфи! Убери оттуда своих людей!

Экран показал, как Мэрфи и его люди перебрались в безопасное место — в торпеду.

Голос Шейлы начал отсчитывать секунды.

Глаза Толстяка, торчащие из все раздувающегося блиноподобного тела, смотрели на закрытую дверь, два лазерных аппарата и прицельное орудие, направленные на контрольный отсек.

Голос Данбер отмеривал время:

— Пять, четыре, три…

— Я сдаюсь! — заверещал Толстяк. — Не убивайте меня! Не убивайте меня!

— Не стрелять! — В голосе Шейлы слышалась та же твердость. Светлана тяжело сглотнула, измотанная последними минутами схватки. Черт побери! Как ей это удается? Я всего лишь сижу здесь и слушаю, но у меня уже нет сил! Она опять подключила военную программу, возвращаясь к прежним нитям, к основному списку команд. Сколько времени займет следующий этап? Как долго она сможет сохранять ясность мысли?

Нос торпеды раскрылся, как цветочный бутон, и команда Мэрфи опять выскочила наружу.

— Минуточку, — промямлил Толстяк, с мозгами его явно творилось что-то неладное. — Мне надо немного времени, чтобы начать нормально функционировать.

Клякса все стонал и стонал:

— Я исполнитель! Я подчиненный! Я…

Медленно поднялся манипулятор, и бронированная дверь со скрежетом отворилась. Толстяк рос на глазах, его туша скрывала панель, к которой он откатывался, из его шкуры выскочил другой манипулятор, чтобы набрать кодовые цифры программы разрушения.

Светлана ничего не видела, стараясь удлинить сектор обзора опережающей системы блокирования. Только ощутив вкус крови во рту, она осознала, что поранила зубами губу.

Мэрфи вынырнул из люка, скользнул в открытую дверь и впервые увидел живого Ахимса. Пораженный зрелищем, он замедлил шаг. Эти штуковины были не больше двух ступней в диаметре! Ахимса не должен оставаться в контрольном отсеке. Мэрфи бросился прямо к Толстяку, который смотрел на него испуганными глазами, забыв о манипуляторе, который лежал на пульте позади него.

Мэрфи кинулся к нему с боевым ножом — Ахимса был знаком с этим инструментом — и приставил острое лезвие к боку пришельца.

— Если ты двинешь своим отростком, маленький приятель, если ты не снимешь его с пульта, я надавлю на ножик чуть-чуть, и ты лопнешь, как детский надувной шарик.

Толстяк тут же втянул манипуляторы и стал медленно сдуваться.

Панель за худеющим пришельцем продолжала мигать, на голографическом экране метались странные цифры и тени.

— Лейтенант Мэрфи! — Голос Шейлы в наушниках звучал громче, чем с крошечного монитора. — Пожалуйста, отвези Толстяка на станцию Тахаак. Мы поместим его под стражу — подальше от этого корабля. Мне кажется, я могу вызвать майора Детову. Она уже работала с их компьютерами. Она каким-то образом спутала им карты.

Толстяк в ужасе присвистнул и еще больше сплющился.

— Слушаюсь, мэм, — усмехнулся Мэрфи. Кажется, он попал в довольно затруднительное положение.

Клякса, переключив все внимание на Мэрфи, уставился на него выпученными глазами, готовыми соскочить с вытянутых стеблей.

— А как же я? — прозвучало в переводе жалобное восклицание.

Глядя с крошечного экрана, Шейла ответила:

— Клякса, теперь ты наш пилот и штурман. Ты будешь служить нам так же, как раньше служил Толстяку. Мы не причиним тебе вреда, напротив, ты получишь все права и привилегии до тех пор, пока будешь сотрудничать с нами, пока будешь обучать нас управлению этим кораблем.

К величайшему изумлению Мэрфи, она даже улыбнулась этой штуковине.

Клякса стал постепенно приходить в себя, округляясь, а Мэрфи, чье лицо исказила гримаса отвращения, спрятал свой боевой нож и обхватил вялую тушу Толстяка. Как ни странно, весил Оверон никак не меньше ста фунтов. Мэрфи поднатужился и поднял его, неловко двигаясь в тесном помещении, стараясь не задеть локтями какую-нибудь кнопку.

— Парень, это все равно что нести огромную дохлую медузу!

Клякса нерешительно катился за ним вслед: он так и не привел себя в правильную округлую форму. Мэрфи взглянул на маленький глобус, катящийся за его спиной: ему было не по себе от взгляда маленьких забавных черных глазок на концах длинных стеблей, которые буравили его спину. Наконец он остановился, довольный тем, что не получил удара сзади.

За ним воздух оглашался свистами, шипением, писком и бормотанием.

— К трапу, пижон, — Мэрфи кивком головы указал на торпеду.

Клякса направил глаза-стебли в зияющую утробу и сплющился.

— Давай, парень. У нас мало времени. Прижми хвостик. Мы не будем тебя бить, и, черт тебя побери, я вовсе не собираюсь затаскивать по трапу двух дохлых медуз.

Маленков осторожно обошел вокруг Кляксы — тот настороженно поворачивал глаз-стебель, следя за каждым его шагом.

Мэрфи с удовлетворением смотрел, как пришелец вкатывается в торпеду, сторонясь Кати.

Шейла прислонилась к броне танка и с облегчением вздохнула. Этот раунд они выиграли. И станция Тахаак, и этот корабль теперь в их руках.

— Люди, война окончена.

Она повращала головой, разминая затекшие мышцы, и провела рукой по вьющимся светлым волосам, потом задрала голову и взглянула на тяжелые трубы, находящиеся выше. А может, это были вовсе не трубы — кто знает. Она спрятала лицо в ладони. Теперь я понимаю, что значит чувствовать себя тысячелетней старухой!

она забралась в танк и сказала:

— Возвращаемся в аудиторию. Нам нужно сформировать что-то вроде временного оккупационного правительства.

Она свесила ватные ноги. Танк вздрогнул и покатился обратно по коридору к торпеде, которая поджидала, чтобы пролететь вместе с ними двести километров, отделяющие контрольный отсек от той части корабля, где располагались помещения людей.

— Светлана? — проговорила Шейла в микрофон. Молчание. На линии была тишина. Ей стало страшно. Словно какой-то отвратительный спрут подобрался к ее сердцу.

— Виктор? — сделала она другую попытку.

— Я здесь, майор. — Ей стало легче, когда она услышала голос Катерины, переводчицы.

— Скажи Виктору собрать всех советников и других важных персон из самцов Пашти. Перевезите их сюда под стражей. Я хочу, чтобы их не было на Тахааке. Пусть несколько женщин осмотрят корабли Пашти. Нужно, чтобы они оценили, сколько времени нам придется затратить на то, чтобы научиться управлять ими. Да, еще, Виктор, будь очень осторожен. Подумай о нашем положении. Мы ведь как обезьяны, забравшиеся на сложный ракетостроительный завод. Нам ни в коем случае нельзя нажать не на ту кнопку. Мы можем случайно перегрузить реактор… или сделать еще какую-то глупость, бог знает какую.

Он рассмеялся сухо, невесело, а Катерина перевела:

— Понятно. Именно по этой причине военные в Советском Союзе делают два типа танков. Один тип — сложной конструкции, с компьютерами и мудреной технологией. Другой тип мы называем обезьяньей моделью. Эта модель предназначена для экспорта, ее может освоить идиот. Мы будем соблюдать осторожность. Шейла кивнула. Слава богу. Слава богу, Толстяк очень тщательно подбирал для себя рабов.

— Сэм? — позвала она.

— Я здесь.

— Как у тебя дела?

— Отлично, Шейла. Мы ждем дальнейших указаний.

— Отдайте Виктору советников, и станция ваша. Помогите пилотам, чем сможете, посмотрите, чего можно добиться от Пашти, которые останутся на станции. Нам нужны помощники.

— Будет сделано! — Он замешкался. — Да, я не уверен, но мне кажется, что здешний центр коммуникаций работает. Может, мне попытаться отключить его?

Она энергично затрясла головой, лишь потом осознав, что он не видит ее.

— Нет. Ты слышал мой разговор с Виктором?

— Да, понятно. Пусть он работает, мы просто выставим охрану около него.

— Светлана?

Опять молчание.

Что же делать? Танк вкатился в торпеду, и люки захлопнулись. Полет занял не больше двадцати минут, но она все-таки уснула. Израильтянин, командир танка, легонько хлопнул ее по плечу:

— Майор? Мы прибыли. Мы уже в ангаре:

Шейла зажмурилась, улыбнулась и стряхнула с себя остатки сна.

Она с трудом поднялась на ноги и вылезла из люка. Несмотря на усталость, тут же пошла к комнате Светланы, вошла и резко остановилась, увидев исказившееся лицо Светланы. Ее лицо блестело от пота, глаза были закрыты. На экране мигали и вспыхивали беспорядочные изображения.

Светлана подняла руку, когда Шейла наклонилась к ней. Шейла нахмурилась, всматриваясь в напряженное лицо коллеги, та была неподвижна, все ее внимание занимал компьютер.

Шейла глубоко вздохнула, стараясь привести в порядок собственные мысли. Видимо, произошло что-то ужасное.

Светлана безмолвно продолжала сражаться, ведя одинокую войну с компьютерами Ахимса. Ее крепко сжатые губы подрагивали.

— Светлана? Может быть, ты скажешь мне… — она замерла.

Рука русской женщины сжалась в кулак.

На подставку выпала распечатка. Шейла подняла ее и прочитала: “Или прекращай свою разрушительную работу, или Земля умрет”.

Шейла скомкала распечатку и прокричала в микрофон:

— Лейтенант Мэрфи! Возвращайтесь! Везите Кляксу обратно в контрольный отсек! Светлана в тупике, неладно с какой-то из программ! — И прошептала самой себе: — А кто, к чертям, знает, как эта штука работает!

Казалось, ее голова разорвется от усталости и волнения. Она упала на колени, кусая губы, и стала ждать. Хоть бы Мэрфи вернулся скорее!

— Ты что, хочешь, чтобы твоя дурацкая голова лопнула? — вопрошал Мэрфи, глядя на худеющего на глазах Кляксу. Пока манипуляторы Кляксы бегали по клавишам пульта, Мэрфи превратился в сплошной комок нервов. Черт, они только что вылезли из этой кроличьей норы! Что еще натворил Толстяк?

Маленков сидел в торпеде за распахнутой дверью, скрестив руки, охраняя позицию, держа нож наготове, хотя Толстяк оставался недвижим. Катя предположила, что Ахимса пребывает в ступоре — или уже умер.

Клякса насвистывал, пищал и пыхтел, в то время как его манипуляторы сновали по пульту, но ему все не удавалось остановить пляшущие значки Ахимса. Казалось, маленький монитор капитанского мостика, соответствующий размерам Ахимса, начал заикаться. Мэрфи наклонился взглянуть, какое новое несчастье угрожает им.

— Мэрфии — не — следууует — инициироовать — частоооту — деструктиивной — програаммыыы — компьютееера, — слова тянулись, как резина, так монотонно, так уныло — он никогда не слышал раньше таких речей от компьютера. Один из мониторов ожил, и из тумана стали проступать символы и значки.

Клякса одним глазом смотрел на первый монитор, другой направил на оживший. Манипуляторы продолжали бегать по клавишам. Замигал огонек на пульте управления вооружением. Потом по очереди стали оживать остальные компьютеры. Клякса продолжал худеть по мере достижения успеха, а значки двигались все быстрей и быстрей.

— Иисусе! — воскликнул Мэрфи, глядя на счастливого Кляксу, перекатывающегося с боку на бок на своем круглом основании. — Что все это значило?

Клякса засвистел, зачирикал, запищал, а компьютер выдал перевод:

— Светлана Детова только что спасла ваш мир от взрыва, который мог превратить планету в облако радиоактивной пыли.

Желудок Мэрфи свело судорогой.

— Угу, понял, — выдохнул он и стал медленно пятиться с дугообразного капитанского мостика. — Вот странное дерьмо, парень.

Клякса весело катился за ним вслед, лопоча как попугай:

— Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо!

Созерцатель всматривался в голограмму. К системе подключились все Овероны. Сколько звезд родилось и умерло, но они не помнили, какие обстоятельства могли собрать вместе сразу всех Оверонов.

Болячка воспрянул духом, рассматривая изображения своих сородичей — свидетельство интеллектуальной мощи Ахимса.

— Кажется, на цивилизацию свалилось несчастье колоссального масштаба. Из-за Толстяка мы стоим на краю гибели. Нужно что-то делать.

Коротышка постарался раздуться, но у него ничего не вышло.

— Мы совершили ошибку, когда не начали активных действий сразу после разговора с Советником Раштаком. Но его Второй Советник, Аратак, оставил канал связи открытым. Там поставлена охрана. Нам удалось перевести отрывки их бесед, и мы поняли, что ситуация ухудшилась. Правительственный центр Пашти в руках агрессивных пришельцев. Толстяк захвачен в плен, то же самое произошло с его кораблем и несколькими судами Пашти. В то же время мотивы людей совершенно непонятны.

Созерцатель почувствовал, что начинает сплющиваться, и добавил:

— Самое худшее впереди, друзья. — Он изо всех сил старался раздуть бока. — Одного этого уже достаточно, чтобы мы превратились в плоскости, ой, как же мне сказать вам? — Он соединил части мозга в одно целое, сплющился, пытаясь не думать о чудовищности того, что собирался сказать. — Люди взяли в заложники Шиста!

Ему показалось, что помещение, в котором он находился, может лопнуть от бедлама свистов, шипений, гудений. Жалобные стоны заполнили линию связи.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Мы должны что-то предпринять! Думайте! Что мы можем сделать?

Установилась тишина. Заговорил очень старый Ахимса, его возраст выдавал легкий загар, который образовался из-за длительного накопления молекул. Все глаза-стебли обратились к нему, когда его дыхательные отверстия раскрылись и он заговорил приятным голосом:

— Чтобы сгладить последствия действий Толстяка, мы можем сделать следующее. Во-первых, необходимо положиться на волю событий — пусть они развиваются свободно, пусть люди делают с цивилизацией все, чего им захочется. — Послышались возмущенные восклицания. — Конечно, такое решение требует общего согласия. Во-вторых, мы можем каким-то образом вмешаться, наведя порядок в системе Скаха, вернуть людей на их запрещенную планету и освободить Шиста еще до того, как он потеряет терпение. — Раздался одобрительный свист. Старый Ахимса слегка раздулся. — Третий вариант: отвести угрозу от Скаха и одновременно принять меры, чтобы подобное не повторилось никогда. b таком случае мы должны уничтожить людей. Они явно опасны, больны. Я видел файлы, я видел, как они свирепо убивают друг друга, как они пытают себе подобных до смерти самыми болезненными и изощренными способами. Познакомившись с моделями их поведения, я пришел к выводу, что они никогда не станут цивилизованными существами. Таким образом, третий вариант — это полная стерилизация их планеты, и пусть там зародится иная жизнь.

Вещатель не скрывал своего огорчения:

— Мы же не можем так просто уничтожить их!

Тэн развернулся, отыскивая глазом-стеблем голубоватый шар тела Вещателя:

— Почему не можем? Именно так люди поступают с паразитами, причиняющими им вред. Они травят насекомых, проникающих в их жилища. Грызуны, которые портят их посевы, попадают в силки и безжалостно уничтожаются. Они даже усыпляют своих домашних животных. Должен также отметить, что они настолько больны, что считают некоторых своих сородичей низшей расой и убивают их, как диких зверей, как вредных паразитов. Разве мы не можем бороться с ними их же оружием?

Созерцатель кивнул самому себе.

Эпидемия должна быть остановлена.