Там и сям валялись сумы; одна из старых собак Терпкой Вишни внимательно смотрела на гостей, не поднимаясь с земли. Это было рослое животное, тащившее на себе большую часть хозяйства Терпкой Вишни, когда Племя переносило селение на новое место. Сейчас даже собаки казались изношенными и потрепанными; ребра торчали у них на тощих боках. Лай и рычание, что обычно непрерывно слышатся в селениях, раздавались гораздо реже, чем раньше, и были тише. Да и как могло быть иначе, когда уже стольким щенкам разбили череп, чтобы бросить их в жидкую похлебку? Племя стало раздражительным от голода, и, когда собаки попусту заводили драку, хозяева быстро приходили в ярость.
Терпкая Вишня удовлетворенно потерла руки: хорошо горел огонь в очаге! Она еще поворошила его, раздула несколько угасавших углей, подсыпала сухой коры шалфея, а когда пламя с ревом рванулось кверху, положила в середину камней, чтобы вбирали в себя жар. Затем из одной из сум она достала изукрашенные резьбой плошки.
В другое время гостья непременно восхитилась бы красотой этой посуды. Глубокие коричневые оттенки дерева играли и блестели благодаря тщательной полировке мелким речным песком. Искусно вырезанные изображения бизонов, лосей, оленей и антилоп окружали фигурки охотников, метавших дротики.
— Ну-ка, признавайся: всю ночь просидела, глядя на эти палки?
Закрыв глаза, Ветка Шалфея подавленно кивнула в ответ. Она презирала себя за эту слабость! Всю долгую ночь, пока луна неспешно совершала свой путь по небу, она не отрывала глаз от шестов, следя за их тенями, медленно перемещавшимися по земле. Холод все нарастал в ее душе, так что под конец высосал даже тепло ее тела, и она сидела, совершенно окоченев, и вслушивалась в биение своего сердца. Время тянулось все медленнее и медленнее, пока, как казалось ей, не замерло совсем. Мир вокруг стал чужим и странным.
Даже тихое дыхание сына, спавшего рядом, не могло прогнать холод из ее души.
— Эй, послушай, что я говорю. Ты сама убиваешь себя. Понимаешь? — Старуха склонилась над ней, заглядывая в глаза.
На какое-то мгновение младшая из двух женщин поддалась охватившему ее теплу, поверила в его силу… Старшая заметила живой блеск в ее взоре и радостно улыбнулась:
— Тебе сейчас необходимо взять себя в руки и подумать хорошенько. Тяжкий Бобр только того и добивается, чтобы ты неотрывно пялилась на эти палки. Он хочет, чтобы ты ощутила их у себя в душе. Если ты поддашься, если позволишь себе пойти навстречу его воле, ты сама заставишь себя умереть.
— Но ведь он — Зрящий Видения Духа.
— Я в это просто не верю. И не верю, что ты веришь в это. После того, как ты всю ночь давала твоему воображению себя мучить, ты, ясное дело, потеряла твердость. Именно на эту твою слабость он и рассчитывает, ею пользуется… Посмотри на меня, девочка. Он уже запустил свои когти в твою душу. Неужели ты позволишь ему прикончить тебя?
Она уронила голову на ладони и почувствовала, что сын еще крепче вцепился в ее юбку:
— Не знаю.
— А ведь перед этим ты решилась есть мясо! Ты знала, что он Проклянет тебя, а все равно решилась! Почему?
Ветка Шалфея заскрежетала зубами:
— У меня не было выбора. Так нужно было поступить. Не знаю. Я чувствовала свою силу. Я думала, что смогу бороться с ним, что все кончится хорошо.
— А потом?
— А потом я пришла к своему вигваму с сушеным мясом. Я взглянула в ту сторону и увидела шесты. Его угроза осуществилась. Он убьет меня. Он всегда меня ненавидел. Я ощутила Силу этой ненависти. Это сильное чувство — ненависть… и оно направлено против меня.
— Но он все равно не может тебя убить — если только ты не поддашься.
— Но ведь я…
— Ты сейчас такая же сильная, как и тогда, когда решилась есть мясо. Тогда ты была права — почему же теперь ты отрекаешься от своей правды? Почему ты не можешь пойти и заглянуть ему в лицо?
Несчастная с трудом сглотнула пересохшим горлом:
— Я не знаю, как это для меня обернется… Я… совершенно растерялась. Я ничего уже не понимаю.
Старуха глубоко вздохнула и выпрямилась:
— Понятно. В этом-то все и дело! Ты не понимаешь!
— Что, если он прав?
Терпкая Вишня потерла ладонью морщинистый лоб:
— В этом-то все и дело. Ведь ничто, кроме его собственных слов, не доказывает, что он на самом деле Зрит Видения! Клянусь кровью и слезами, женщина, ты просто обязана поверить, что он всего лишь обманщик! Это единственная твоя надежда на спасение… и единственная надежда Племени! Что будет, если ты умрешь? А? Подумай-ка об этом! Если ты убьешь себя непрерывными мыслями об этих мерзких шестах, что тогда будет? Ты что, думаешь, он станет лучше и добрее? Или, может, он обратит свою Силу против следующей жертвы?
Глаза Ветки Шалфея расширились от ужаса.
— То-то же! Кто окажется его следующей жертвой?
— Я не хотела, чтобы так было. Я всего лишь старалась накормить моего ребенка.
Терпкая Вишня закивала головой:
— Я понимаю. Но ведь именно ты заварила эту кашу. Может, на тебя пал выбор Духа?
Ветка Шалфея морщилась, стараясь сдержать внезапно нахлынувшие слезы:
— Почему все так страшно?..
Старая женщина вздохнула и обреченно хлопнула себя по бокам:
— Из-за засухи. Из-за того, что Племя распадается на небольшие кланы — просто чтобы выжить. Не знаю. Жить стало труднее еще при моем отце. Тогда Белый Журавль повел нас на юг и привел в эти края. Племя Остриженных Волос сначала вело с нами войну, чтобы отстоять эти земли, — а потом один из их боевых вождей захватил девушку из Племени, влюбился в нее и взял в жены. Он заключил с нами мир. Война прекратилась, но с тем условием, чтобы мы не старались продвинуться еще южнее. Наша честь обязывала нас выполнять принятые обязательства. Анит-а достались удобные для охоты места в Бизоньих Горах, потому что только они и знают горные тропы; а мы получили во владение пойму Лунной Реки вплоть до слияния с Песчаной Рекой. Но этого пространства недостаточно, чтобы нас прокормить. А давным-давно… да, тогда огромные селения Племени тянулись, сколько охватишь взором…
— Ты обещала рассказать мне о Силе Духа, — робко промолвил Маленький Танцор.
Терпкая Вишня засмеялась:
— Так я и рассказала! Ты разве не слышал? Что же ты еще хочешь о ней узнать?
— Все!
— Все?
— Да. Когда я вырасту и у меня будет взрослое имя, я хочу стать Зрящим Видения Духа. И тогда Тяжкий Бобр больше не осмелится мучить маму.
Ветке Шалфея внезапно стало не по себе.
— Зачем, сынок? К чему тебе становиться Зрящим Видения?
Ее сын с вызовом взглянул в ее лицо:
— Чтобы я тоже мог выставить шесты и убить Тяжкого Бобра!
Мать закрыла глаза и затрясла головой:
— Нет! Ты ничего подобного делать не будешь. Я тебе запрещаю.
Старая женщина зорко посмотрела на молодую:
— Послушай, ведь если мальчик и в самом деле…
— А я говорю: нет! Я не хочу, чтобы мой сын мучил кого-нибудь, как меня сейчас мучает Тяжкий Бобр… Понятно? Это… это само зло!
Терпкая Вишня смущенно переступила с ноги на ногу и достала палки для очага. Это были два тонких ивовых ствола, связанных посередине; разводя концы, ими можно было вытаскивать из очага кипятильные камни. Этим старуха и занялась. Она доставала раскаленные камни из огня и кидала их в мешок с похлебкой, висевший на треноге; из мешка слышалось резкое шипение и шел пар.
— Ну, не волнуйся так. Ты не ела и не спала. В голове от этого ясности не прибавляется.
Гостья покачала головой и обернулась к хозяйке, помешивавшей похлебку:
— Все равно я ничего общего с Силой Духа иметь не хочу. Она лишает меня жизни, и я не позволю сыну так же лишать жизни других людей.
Терпкая Вишня закусила губу и попробовала, не слишком ли горяча похлебка, прежде чем разлить ее по плошкам:
— Видишь ли, Племя стало таким малолюдным… А что, если твой сын — с которым духи антилоп разговаривают по ночам — окажется настоящим Зрящим Видения? Что, если он сможет Танцевать с огнем и Петь звезды?
— Мой сын? Никогда! Ни за что!
«Если, конечно, Тяжкий Бобр не убьет меня… »
— Аааааа! — раздался пронзительный вопль, расколовший сонную тишину селения.
— Это еще что за… — И Терпкая Вишня высунула голову из-под полога, стараясь определить причину сумятицы.
Люди бежали к той окраине селения, что выходила к горам. Ветка Шалфея присоединилась к общему потоку, чувствуя, что Маленький Танцор, вцепившись в ее подол, бежит рядом.
Когда она поравнялась с родильным вигвамом, в ко тором в тот день никого не было, толпа впереди не дала ей ничего увидеть. Сердце ее мучительно сжалось в пред чувствии чего-то недоброго.
— Танцующая Олениха! — вскрикнула Шутки-Шутит, вырвавшись из давки. На мгновение она встретилась глазами с Веткой Шалфея и тут же зарыдала, царапая лицо ногтями.
— Остановись! — предостерегающе произнесла Терпкая Вишня, стараясь удержать Ветку Шалфея за руку.
Та вырвалась и принялась проталкиваться сквозь толпу. Наконец, вытянув шею над плечом Ходит-Гуляет, она смогла увидеть то, из-за чего сбежалось все Племя.
Танцующая Олениха лежала на земле ничком. Из ее спины торчал охотничий дротик, на котором уже собирались блестящие черные мухи. Древко дротика слома лось под весом тела и лежало рядом в луже начавшей спекаться крови. Даже после смерти горе отражалось в ее глазах. На неподвижном лице застыло выражение муки и укора. У Ветки Шалфея подкосились ноги, и она почти без сознания рухнула на колени.
— Она с разбегу навалилась на дротик, — робко пояснил Два Лося, осмотревший тело своим единственным зрячим глазом. — Она знала, что Бегущий Далеко никогда уже не вернется. Она умерла на острие его дротика.
— Ее Тяжкий Бобр тоже Проклял, — прошептал кто-то в толпе.
Ветка Шалфея с сиплым звуком втянула в себя воздух, теряя остатки самообладания. Она прикрыла рот рукой, не в силах сдержать всхлип.
— Пора это прекратить, — пробормотал Два Лося себе под нос. — Беда пришла. Страшная беда.
И он заковылял в сторону вигвама Тяжкого Бобра.
Ветка Шалфея и не заметила, как Племя разбежалось по своим вигвамам, чтобы взять оружие. Она едва ли осознавала, что Маленький Танцор по-прежнему сидит рядом с ней, испуганно вцепившись в ее платье. Она все глядела и глядела расширенными от ужаса и боли глазами в лицо мертвой подруги, в ее тускнеющие глаза, по которым бродили мухи…
— Вот все и вышло, как ты хотела. Я ведь знаю, что тебе не нравилось Низкое Племя Бизона. Теперь ты вернешься к Красной Руке.
В медлительном голосе Зрящего Видения Волка слышалась затаенная насмешка.
— Люди Красной Руки подпитывали мою Силу. А у этих тупоголовых охотников за бизонами соображения не больше, чем у их предков, которые истребили мамонтов. Наверное, они так же и с бизонами поступят? Перебьют их всех до последнего, а потом и сами умрут с голоду.
— Так и будет, если только мне не удастся изменить Спираль.
Волчья Котомка на мгновение задумалась, а потом сказала:
— Хочется надеяться, что тебе повезет. Я соскучилась по мамонтам. С той поры, как погиб последний, мне не хватает того величия, что их души придавали Кругам.
— Тогда побереги себя, сестра. Когда придет пора, мальчику, если он выживет, понадобится твоя Сила. Мы не должны ошибиться. Нельзя легкомысленно относиться к такому важному делу, как изменение Спирали Вышнего Мудреца. Мир меняется. Мальчик может многое совершить… если только мы не погубим его ненароком.
Глава 9
Два Дыма сидел на прогнившем стволе поваленного бурей хлопкового дерева и задумчиво глядел на берега Лунной Реки. Его измученная душа не знала покоя, и сон бежал от него. Ночью он вышел из вигвама и забрался на террасу над рекой, чтобы там встретить рассвет. Но даже краснеющая на небе заря и сверкающий блеск Солнца-Отца не могли согреть его душу, охваченную холодом.
Он мог часами собирать семена трав; осторожно разламывал зеленые зонтики, ждал, пока ветер сдует мякину и размалывал зубами крошечные зернышки. Трава начинала плодоносить очень рано — правда, семена были такие маленькие… Но зато трава росла повсюду, даже в засуху. Если бы только люди могли есть траву сами и не зависеть от того, съедят ли ее бизоны…
На протяжении долгих лет он с изумлением наблюдал эти растения, собирал их, рассматривал, пробовал есть и листья, и стебли, и семена. Невозможно было отрицать очевидное: Вышний Мудрец сотворил людей не такими, как бизоны. Люди не могли жить, просто питаясь травой. Два Дыма тщательно расковыривал свой кал и каждый раз обнаруживал, что листья, стебли и семена его желудок не переварил.
Но ему никак не удавалось отделаться от чувства, что он упустил что-то важное. Ведь трава росла повсюду. Бизоны ели траву. А потом люди ели бизонов — которых отнюдь не повсюду можно было найти. Если бы только люди научились обходиться без бизонов и сами ели бы траву… тогда никому не пришлось бы больше голодать.
Черная печаль поглотила цепь его рассуждений. Несмотря на тепло солнечных лучей, его била дрожь. Он опасливо посмотрел в сторону селения, замершего в зловещей напряженной тишине… До него не доносились даже те привычные звуки, которыми знаменуется в селении людей начало нового дня. Казалось, что все затаили дыхание, выжидая, как поступит Тяжкий Бобр.
— Племя погибло, — прошептал бердаче, — Тяжкий Бобр погубил его своей высокомерной наглостью. Никто не оскорбляет безнаказанно священную котомку. Никто не может надеяться на долгую счастливую жизнь, плюнув в лицо Вышнего Мудреца.
«И я даже не могу пожалеть о судьбе Низкого Племени Бизона. Люди Племени били меня и издевались надо мной. Мужчины насиловали меня. Женщины надо мной смеялись. Нет, мне не жалко, что они гибнут».
Ветка Шалфея и Голодный Бык относились к нему по-доброму. Повинуясь совету Белой Телки, они приняли его в свою семью и разделили с ним еду и кров. Он старался отплатить им добром. Его ловкие пальцы обрабатывали шкуры, дубили, выделывали, шили. Он изготавливал самые прочные шкуры для вигвамов и самую красивую одежду. Люди Низкого Племени Бизона забывали о своих презрительных шутках, когда хотели выменять меха, выделанные и сшитые его руками.
А вот теперь он лишится даже этой зыбкой опоры. Бездарный Зрящий Видения Племени Проклял Ветку Шалфея. Бердаче покачал головой. По сравнению с Белой Телкой, Резаным Пером или Чистой Водой Тяжкий Бобр был просто беспомощным неумехой. А Ветка Шалфея умрет, так и не поняв этого. Он видел обреченность и страх в ее глазах. Она верила, что умрет. Иначе она не глядела бы часами на колдовские шесты.
— А что тогда будет со мной? — Он, прищурившись, посмотрел на солнце, уже стоявшее высоко в небе. — Если я останусь здесь, меня будут бить и насиловать. Долго ли мне придется жить, пока они не решат убить меня? Как скоро им придет в голову, что Волчья Котомка несет в себе зло, и они сожгут ее?
«Но ведь ты дал обет. И ты в ответе за Маленького Танцора».
Он с трудом сглотнул и посмотрел в сторону селения. Ему на память пришли слова мальчика: «Мы могли бы убежать».
Два Дыма встал и развернул свою необычную сумку. Он принялся аккуратно втыкать стебли собранных трав в нарочно проделанные в шкуре дырочки. В развернутом виде сумка оказывалась длиной в два локтя. В ней хранились травы, растущие в самых разных местностях. Каких только растений здесь не было! Бердаче снова свернул длинную полоску в небольшую трубку и заткнул ее за пояс.
Он заковылял в сторону селения, безнадежно поглядывая вперед: он знал, что грядет беда. Его искалеченная нога опять начала болеть. Уже много лет эта боль не была такой мучительной.
На ходу он рассматривал тонкие полоски облаков, плывших по голубому простору. Сколько же времени прошло с тех пор, как последний раз шел дождь? Три месяца назад поморосило немножко, и все. А теперь впору радоваться даже одной тени дождевой тучи.
Из селения донесся слабый крик, заставивший его заковылять побыстрее. После того как на колено наступил бизон, оно так и не поправилось по-настоящему. Конечно, так, как есть, все-таки лучше, чем если бы он вовсе потерял способность передвигаться…
Когда он проходил через рощицу, ему показалось было, что ничего необычного в селении не произошло, несмотря на крик. Но нет — за родильным вигвамом он увидел собравшуюся толпу. Раздался душераздирающий плач, невыносимо громкий после полусонной тишины.
Два Дыма поморщился от страха. Что за новая беда приключилась с Племенем? Его живот свела судорога — будто внутри сидела змея, которой никак не удавалось выбраться из старой кожи. Он нелепо качнулся на месте, сожалея, что не может бегать.
В то же мгновение ему показалось, будто небо потемнело — или это просто его глаза стали видеть все размытым и серым? Два Дыма затряс головой, стараясь освободиться от невыносимого страха, сжавшего сердце. Что же такое могло…
— Волчья Котомка! — закричал он, едва не упав, и, напрягая все силы, заковылял к вигваму Ветки Шалфея.
Услышав крики, доносившиеся с другого конца селения, Кровавый Медведь насторожился и стал вслушиваться. Люди вскакивали и бежали на шум, чтобы узнать, что стряслось. Даже собаки проснулись и отправились вслед за людьми, заразившись волнением хозяев.
Перед ним лежало мгновенно опустевшее селение.
Производя не больше шума, чем дым, ползущий по отполированному граниту, Кровавый Медведь бросился вперед. Сердце бешено колотилось у него в груди. Уже одна его безрассудная отвага принесет ему почет и уважение соплеменников. Подобный подвиг — нападение на Низкое Племя Бизона посреди бела дня, да еще в их собственном селении — без сомнения, удостоится похвал и почестей. Все будут считать его ловким и могучим воином!
Не колеблясь ни мгновения, он откинул в сторону входной клапан вигвама и нырнул внутрь. Там он увидел три ложа. Его внимание привлекло то, что было ближе всего к входу. В головах этой постели лежала на сплетенной из трав подстилке небольшая сумка. Выделана она была на редкость искусно. Швы были стянуты так плотно, что казались водонепроницаемыми. Великолепно выдубленная кожа ярко белела в полутьме. На ее фоне красиво выделялись яркие краски росписи. Со всех сторон она была изукрашена изображениями Волка, Белой Шкуры и других легендарных героев Красной Руки.
С трудом подавив охватившую его дрожь волнения, Кровавый Медведь опустился на колени и отбросил в сторону загремевшие дротики, чтобы толстыми непривычными пальцами развязать сумку.
Внутри он обнаружил прекрасно выдубленную волчью шкуру. Кровавый Медведь развернул и ее — и увидел Волчью Котомку! Она была немного потерта и потрепана, но это была все та же Волчья Котомка!
— Душа Красной Руки! — прохрипел он. — Я победил! Теперь-то уж мне никто не посмеет противиться! Я буду вождем моего племени!
Дрожа от возбуждения, он едва смог снова свернуть сумку непослушными руками. На прощание он ударом ноги разбросал по вигваму уголья очага, ухватил сколько смог сушеного мяса и перекинул через плечо.
Прижимая к груди Волчью Котомку, он подобрал свой атлатл с дротиками и выскочил наружу.
— Кровавый Медведь!
Неожиданный крик поразил его в самое сердце. Обернувшись со стремительностью попавшей в ловушку рыси, он инстинктивно закинул назад правую руку, готовый в любое мгновение послать смертоносный дротик в искаженное страхом лицо неведомого еще врага. И тут он узнал его: «Два Дыма!»
— Умри, бердаче!
Два Дыма отшатнулся в сторону, едва Кровавый Медведь изо всех сил метнул свое оружие. От мгновенной смерти его спасло лишь то, что локоть Кровавого Медведя задел за объемистую связку сушеного мяса. Дротик просвистел у него над головой и проткнул стену вигвама за его спиной.
— Анит-а! — завопил Два Дыма, улепетывая со всей скоростью, на которую была способна его больная нога. Кровавый Медведь прилаживал следующий дротик к своему атлатлу.
Проклятие! Теперь на него вот-вот набросится все племя! На мгновение Кровавый Медведь замер, раздумывая, стоит ли тратить еще один дротик на бердаче. Или они понадобятся ему все до единого, чтобы пробиться на свободу?
Из-за вигвама выбежал совершенно седой старик; увидев Кровавого Медведя, он так и застыл на месте с открытым ртом, но закричать не успел.
Кровавый Медведь ловко метнул дротик, и оружие вонзилось старику прямо в грудь. Два Лося пошатнулся и захрипел. Его старые ноги подкосились; он рухнул на колени и повалился набок.
Обернувшись, Кровавый Медведь заметил, что Два Дыма исчез. Со всех сторон уже доносились громкие крики. Сердце бешено колотилось в груди Кровавого Медведя. Он перескочил через дымящийся костер и бросил на пыльную землю связку сушеного мяса, сковывавшую его движения. Прижимая к груди Волчью Котомку, он сбил с ног молодого мужчину, попытавшегося преградить ему путь, и бросился бежать что было мочи.
Раздался женский визг. Люди, оказывавшиеся на пути Кровавого Медведя, кричали то гневно, то испуганно. Выскочившая откуда-то собака принялась лаять и бросилась за ним, пытаясь укусить за пятку. Кровавый Медведь на мгновение остановился и стремительным движением вонзил дротик в грудь животного, затем вновь пустился бежать.
Тяжело дыша, он из последних сил заставил себя карабкаться вверх по склону. Чтобы перевести дух, он слегка замедлил шаг. Оглянувшись, Кровавый Медведь обнаружил, что его никто не преследует. Люди Племени сгрудились вокруг тела убитого старика, яростно жестикулируя и указывая пальцами в его сторону.
Удовлетворенно ухмыляясь, он еще крепче прижал к груди Волчью Котомку и крупным шагом побежал по террасе. Вдалеке на северо-западе слабо светились вершины Бизоньих Гор.
Волчья Котомка исчезла! На почетном месте в головах дымившейся постели Два Дыма остался лишь едва заметный след в пыли. Сосущая пустота в душе и сердце Маленького Танцора превратилась в бездонную зияющую дыру. Черная печаль залила его сознание. Сначала святотатство Тяжкого Бобра, а теперь…
Мальчик все смотрел сквозь вход в вигвам, медленно покачивая головой. Вигвам, его вигвам, который укрывал его от бурь, холода и других опасностей, был осквернен и изуродован анит-а. Постели, прожженные горящими угольями, вяло дымились.
— Нет, это невозможно… Этого не может быть…
— Это все Кровавый Медведь! — пробормотал на языке анит-а Два Дыма, выходя из соседнего вигвама с длинным дротиком в руке.
Маленький Танцор опустился на землю, держась рукой за шест. Совершенно обессилев, он беспомощно созерцал свой разоренный вигвам и даже не повернул головы, когда Два Дыма пристроился рядом, поигрывая дротиком.
— Ведь прошло столько лет… Как это ему удалось меня тут отыскать? Даже людям Племени известно, что он был одиноким бродягой. Племя Красной Руки изгнало его, после того как я ушел вместе с Чистой Водой.
— Это все из-за Тяжкого Бобра. Той ночью он швырнул Волчью Котомку в темноту. Я почувствовал, что Сила изменилась. Мир разваливается на куски. Все сдвинулось со своего места. Может, Волчья Котомка решила отправиться назад — туда, где люди будут о ней заботиться…
— Но ведь я заботился о ней. Я любил ее, оберегал…
— А Тяжкий Бобр оскорбил ее. Она не могла тебе довериться, — произнес Маленький Танцор и тут же пожалел, что сказал это. Боязливо заглянув в лицо своего старшего друга, он увидел, что по его щекам катятся слезы. Не в силах сдержаться, он крепко обнял бердаче за талию:
— Это не твоя вина, Два Дыма. Это не твоя вина.
Два Дыма прошептал так тихо, что он едва смог разобрать слова:
— Нет, моя. Это все из-за меня. Все — от начала до конца.
Услышав шелест мокасин, Маленький Танцор обернулся.
Его мать стояла у них за спиной. Ее растрепанные волосы развевались по ветру. Невидящий взгляд, казалось, не замечает разгрома в вигваме. У мальчика, засматривавшего ей в лицо, заколотилось сердце. Она смотрела, как чужая. Его она будто и не видела. Ее руки беспрестанно то сжимались, то бессильно ослабевали. Уголки губ подрагивали, как если бы она собиралась что-то сказать. Но она не произнесла ни слова, бесшумно вошла в вигвам и тихо затоптала тлевшие угли. У нее на глазах выступили слезы, блестевшие, как серебро.
— Мама! — прошептал мальчик, боясь заглянуть в ее глаза или повысить голос. Он посмотрел туда, где толпа по-прежнему бурлила у тела старика Два Лося.
Перед вигвамом Тяжкого Бобра оставалось только два шеста.
Какая удача! Племя столпилось у тела убитого, не веря своим глазам. Тяжкий Бобр вышел из вигвама, одетый в самые красивые свои одеяния.
— Племя мое! Я слышал речи Духов. Сейчас, когда мы беседуем с вами, весь мир замер в ожидании. Что же случилось сегодня? Танцующая Олениха осознала, как неправилен был ее путь. Анит-а забрали назад свою скверну, что испускала гной, будто грязная рана, прямо посреди нашего селения!
Заметив ужас в глазах бердаче, Тяжкий Бобр самодовольно усмехнулся. «Вот и приближается твой конец, несчастный выродок! Когда я расправлюсь с Веткой Шалфея, я и от твоего гнусного присутствия освобожу Племя!» Вслух он произнес громовым голосом:
— Это последнее наше предупреждение! Два Лося — такой мудрый, такой добросердечный старик! — заплатил своей жизнью за наши заблуждения! Мы обязаны сделать окончательный выбор. Необходимо очиститься от застарелой скверны! Мы должны вступить на новый путь, а не то Мир Духа навсегда отвернется от нас! Злым духам хорошо известно, что через несколько дней Сила, которую я призываю, изгонит их из нашей Среды!
— Слушайте, что говорит Зрящий Видения Духа! — заорал Бросает-Скалы, размахивая в воздухе сжатым кулаком и пританцовывая. — Тяжкий Бобр поведет нас новым путем! Его Сила заставит бизонов вернуться!
Огонь-в-Ночи завыл и запрыгал от усердия и преданности вождю.
Заметив, что Терпкая Вишня открыла рот и собирается что-то возразить, Тяжкий Бобр поспешил продолжить свою речь. Теперь в его голосе слышался приказ:
— Слушайте все! Два Лося погиб! И неужели никто из вас не оплакивает кончину этого выдающегося человека? Неужели вы так и будете стоять рядом и глазеть? Отправляйтесь собирать шалфей, чтобы очистить его тело! Да собирайте прилежно, чтобы мы могли по достоинству воздать ему последние почести!
— А как насчет анит-а? — спросила Спящая Ель. — Они все ушли?
— Только один и пришел, чтобы забрать свою проклятую штуку, — отвечал Тяжкий Бобр, пристально глядя гневно сощуренными глазами на Два Дыма и на льнувшего к нему мальчика, перепачканного золой и углем. Во взгляде ребенка светилась ненависть. Что ж, это из него придется выбить. Он еще достаточно молод, чтобы правильное воспитание могло принести желаемые плоды.
— А как же Танцующая Олениха? — выкрикнула Терпкая Вишня, когда плотная толпа постепенно начала распадаться. Люди с мрачным выражением на лице расходились по своим вигвамам.
Тяжкий Бобр закрыл глаза и придал своему лицу выражение тяжкой скорби:
— Мне бы хотелось, чтобы ты, Терпкая Вишня, да заодно уж и Ветка Шалфея занялись ею. Отнесите ее на гору за селением. С помощью бердаче и мальчика вам удастся с этим справиться.
— И ты Споешь над ее телом?
— Мне кажется, ты иногда думаешь, что у меня нет Силы. Зачем же ты просишь меня Петь над ней?
Терпкая Вишня не задумалась ни на миг:
— Я о ее семье забочусь. Почти все ее родственники живут с Племенем Белой Ноги. Им наверняка будет неприятно узнать, что никто не Спел над ней.
Тяжкий Бобр снисходительно кивнул:
— Хорошо, я Спою.
«Не пройдет и недели, как ты перестанешь сомневаться в моей Силе, старуха!»
— Может быть, это несколько очистит скверну, которую она внесла в Племя.
Взгляд Терпкой Вишни стал еще жестче:
— Знаешь, парень, уж коли говорить о том, кто оскверняет Племя…
Он напрягся и впился глазами в лицо старухи:
— Ты хочешь, чтобы я Спел над ней, или нет? После таких слов мне это будет очень трудно сделать.
Строптивая старуха проглотила висевшие на кончике языка слова и зашагала прочь, к вигваму Ветки Шалфея, бормоча что-то неразборчивое. Тяжкий Бобр стоял со скрещенными на груди руками и ждал, что будет дальше. Он заметил испуганное выражение, появившееся на лице Ветки Шалфея. Ее глаза невольно посмотрели в его сторону. Было ясно, что ей очень не хочется выполнять полученное задание. Терпкая Вишня умоляюще замахала руками; в конце концов Ветка Шалфея согласно кивнула и поднялась на ноги.
Тяжкий Бобр, не отрываясь, смотрел им вслед. Когда они скрылись за родильным вигвамом, он осторожно оглянулся по сторонам и бесшумно скользнул в вигвам Ветки Шалфея. Из своей сумки он достал какие-то сушеные листья, растер их между пальцами и всыпал в рог с похлебкой.
Быстро осмотревшись еще раз по сторонам, Тяжкий Бобр вышел наружу и вернулся в свой вигвам. Эта приправа сделает то, чего не могут сделать одни угрозы. Сила проявляется по-разному…
Терпкая Вишня опустилась на землю рядом с Шутки-Шутит, расписывавшей белой глиной шкуру антилопы. Выше, на самом краю террасы, Пел Тяжкий Бобр, потряхивая погремушкой и Пританцовывая у тела Танцующей Оленихи. Что ж, по крайней мере родственникам Танцующей Оленихи станет известно, что кто-то позаботился о ней после смерти. Терпкая Вишня принялась оттирать пятна крови, которые Танцующая Олениха оставила на ее подоле.
— Красиво расписываешь. Это для старика Два Лося?
Шутки-Шутит кивнула, размешивая краску в чашке из рога:
— Все его дети среди тех, кого увел Два Камня. Кому же еще это делать? Такой мудрый и добрый человек, как он, должен вознестись к Звездной Паутине в красивом наряде. Не можем же мы допустить, чтобы на встречу с Вышним Мудрецом он явился койотом-оборванцем!
— Нет, конечно. У меня есть красивое ожерелье. Я его сейчас принесу.
— А как себя чувствует Ветка Шалфея?
— Плохо.
Шутки-Шутит вздохнула и стерла пот со лба:
— Как ты думаешь, это и в самом деле серьезно?
— Разумеется, серьезно. Тяжкий Бобр убивает ее. Для этого он воспользовался ее единственной слабостью. Она ничего не знает о Силе. Она не понимает, прав он или нет. Стоило ему заставить ее засомневаться в себе, как он уже наполовину победил. Вдобавок он подвесил к шестам ее вигвама вороньи перья. Когда она их увидела, ее вырвало. Конечно, она сразу же их сбросила, но видела бы ты, как она при этом дрожала! Анит-а разорил только ее вигвам. Все это давит на ее душу.