— Я этого не хотела. Я совсем не хотела…

— Ты взвалила на себя это бремя. Перестань хныкать и неси его. Мы не можем выбирать задачи, что ставит нам жизнь. Прими то, что происходит, и живи дальше. Что ты собираешься делать? Нам нужен вождь. Может быть, им предназначено стать тебе.

— Кинуть вызов Тяжкому Бобру? А если он Проклянет меня? Я хочу сказать… ведь он может меня убить.

Терпкая Вишня скрестила руки на груди:

— И ты в это веришь? Неужели ты действительно веришь, что он может тебя убить?

Ветка Шалфея заколебалась под натиском доводов, подразумевавшихся в словах старухи. Та выпрямилась и подняла голову, будто приготовилась к бою.

— Но ведь он же шаман, он…

Она умолкла, вспомнив, каким нелепым и жалким всегда казался ей Тяжкий Бобр.

— А ты думаешь, он не сможет меня убить?

Терпкая Вишня пожала иссохшими от старости плечами:

— Может, пожалуй. — Пауза. — Если ты веришь, что он на это способен. Но решать все равно тебе. Я не слишком-то много знаю о том, как действует Сила, но я знаю, что человек может обороняться от нее. Я знаю, что можно сопротивляться. Но можно поддаться и умереть — если веришь, что умрешь. А ты веришь? Ты ведь знаешь Тяжкого Бобра. Ты знаешь, что это за человек. Ты выросла вместе с ним. Неужели ты веришь, что Сила пришла к нему просто так, ни с того ни с сего, едва умер Сердцевина Рога? — Старуха презрительно щелкнула пальцами.

Ветка Шалфея захватила ладонью густую прядь своих волос и стала крутить ее, пока не почувствовала, как стягивает кожу на голове:

— Я стала воспринимать его всерьез только тогда, когда он Узрел Видения.

— Вот как.

Нахмурившись, Ветка Шалфея поглядела на небо, на котором Звездная Паутина уже проступала, успокаивая душу мерцанием звезд:

— Но ведь у него не было бы Силы Духа, если бы он не был ее достоин?

Собеседница положила ладонь ей на плечо:

— Я и сама толком не знаю, что думать. Я не знаю, что происходит, почему дичь уходит, но Тяжкий Бобр всегда был слегка не такой, как все. Я со стороны наблюдала, как он растет. Не знаю, что и сказать. Его мать всегда оберегала его. Она подавляла его отца, унижала его, будто бизон, топчущий траву. Она отстраняла мальчика от обычной жизни, от игр со сверстниками. Она никогда не позволяла ему бороться за свое место в жизни наравне со всеми. Она всегда вступала в бой вместо него. Знаешь, что произошло с отцом Тяжкого Бобра? Он ушел. Забрал свою одежду и покинул вигвам. Последняя весть, что я о нем услышала, была, что он умер где-то на востоке в Племени Двух Камней.

— На беспомощного щенка Тяжкий Бобр не похож.

— С людьми, как с собаками: если их бить, они становятся трусливыми, а если не пускать в свору, то щенок потом уже к ней по-настоящему пристать не сможет. Не сможет занять место наравне со всеми.

— Ты думаешь, он…

— Не в себе? — Терпкая Вишня развела руками. — Откуда мне знать? Мы понесли столько утрат, и вполне возможно, что мы утратили и общение с Силой Духа. Сердцевина Рога всю жизнь не знал покоя из-за того, что не мог по настоящему понимать Силу. Но он старался, как мог. Он все свои силы в это вкладывал, а все равно как-то раз сказал мне, что огня у него в душе нет. Тот, у кого есть Сила, Танцует с огнем, Поет звезды.

— И вообразить немыслимо, чтобы Тяжкий Бобр Танцевал с огнем…

Терпкая Вишня засмеялась, попытавшись представить себе эту картину:

— Да уж… — Затем она вновь посерьезнела: — А тем временем Племя ждет.

— И антилопы тоже. Я… я почти что в силах…

— Да?

Смешавшись, Ветка Шалфея попыталась прояснить путавшиеся мысли:

— Не знаю. Я их чувствую. Вот и все. Они кружатся в воздухе. Ждут.

— Злобно?

— Нет. Просто… ну, не знаю.

— Тогда решайся. Ты будешь есть мясо? Пойдешь против Тяжкого Бобра? Не ты одна его не любишь. Не смотри на меня с таким удивлением. Лучше подумай. К Тяжкому Бобру льнет одна молодежь. Он расхваливает свой новый путь — говорит, коли мы его будем слушаться, так все-де лучше станет. Он нас призывает оставить старые обычаи, пойти по его пути и все переменить. Послушай стариков, Ветка Шалфея. Мы-то помним многое. Столько их уже было, кто откололся — Два Камня, Лосиное Горло, Семь Солнц… Они стали вождями отдельных небольших племен. Так мы исчезнем, будто дым на ветру, развеемся, пропадем… Этого ты хочешь?

— Но почему именно я должна…

— Мама!

От неожиданности она вздрогнула. Маленький Танцор приближался к ней неуверенными шагами.

— Да, малыш.

— Мы ведь не откажемся от мяса? Антилопы до сих пор ждут. Они волнуются. Мне снова хочется есть. Если бы ты была так же голодна, как я…

На краткий миг она ощутила его голод. Сосущая пустота в его маленьком теле передалась ей. Это чувство было так сильно, что она с трудом удержалась на ногах. Что делать? Страх перед Тяжким Бобром боролся в ее душе с мучениями голода.

А если Тяжкий Бобр проклянет ее? «Я ведь простая женщина. Разве я могу выстоять в схватке с ним?»

Она ощутила непонятное присутствие чего-то живого в воздухе. Оно замерло в ожидании… Взглянув в горящие глаза сына, она почувствовала дрожь в спине. Она постаралась навести порядок в разбегавшихся мыслях — и, казалось, весь мир замер, ожидая ее решения.

— Мы не выбросим мясо, сынок. Гораздо хуже, если антилопы окажутся убиты понапрасну, чем если мы ослушаемся Тяжкого Бобра.

«Прости меня, Голодный Бык. Любовь моя, счастье мое, прости, что я так поступаю. Но клянусь, больше ни один из моих детей не умрет у меня на глазах от голода! Ведь это я потеряла двух мальчиков, а не кто-то еще. Никогда больше это не должно повториться!»

Терпкая Вишня вздохнула с облегчением.

Ветка Шалфея, прищурившись, взглянула на звезды. Она понимала, что произошло что-то важное. Но тут ее сын снова поразил ее:

— Мама! Антилопы уходят. Они волновались, но ты их успокоила.

— Антилопы?

— Да, мама, антилопы. Ты разве не слышала, что они тебе говорили?

Женщина бросила быстрый взгляд на Терпкую Вишню — ей хотелось увидеть выражение лица старухи, не отрывавшей глаз от лица Маленького Танцора. Та даже наклонилась к нему, чтобы лучше разглядеть в темноте.

— Нет, сынок, не слышала.

Душа ее разрывалась на части, она едва стояла на ногах. Тяжкий Бобр наверняка знал, как ей плохо. Как сможет она противиться ему? Как ей спастись?

Тяжкий Бобр прислонился к спинке из ивовых прутьев, затягиваясь корой красной ивы, дымившейся в его прямой глиняной трубке. Во мраке вигвама-парилки огонь бросал вокруг алые отблески. Взглянув вверх, он увидел лишь смутные очертания низко нависшей крыши. Дотянувшись до бурдюка с водой, Тяжкий Бобр побрызгал на раскаленные камни, рядом с которыми сидел. Его кожу приятно защипал пар, заклубившийся по парилке.

Жарко, жарко…

— Тяжкий Бобр! — закричал снаружи кто-то из молодых людей. — Я только что с места охоты. Ветка Шалфея приказала всем принести сумы. Она решила не отказываться от мяса и накормить свою семью. Терпкая Вишня и Шутки-Шутит Поют ей хвалу.

Тяжкий Бобр улыбнулся и закивал в тусклом свете костра:

— Хорошо. Что ж, она сделала свой выбор. Спасибо за весть.

Он услышал звук удалявшихся шагов и с удивлением почувствовал, что намерение покончить с Веткой Шалфея отдается в душе легкой болью. В конце концов она позволила своей гордости предать себя в его власть. Никто не может предвидеть, какой путь выберет Сила. Впрочем, это не так уж и важно.

— Глупо париться в такую погоду. Но, видишь ли, это очищает. Выгоняет смятение из наших душ. А теперь мне пора готовиться.

Стройный Лес бросил на него быстрый взгляд и кивнул.

Тяжкий Бобр выбрался наружу. Сухой воздух высосал пот с его тела.

Он подошел к своему вигваму и, пригнувшись, вошел внутрь. Красная Яшма вздрогнула от неожиданности, застенчиво глянула на него и опустила глаза. Голая по пояс, она сидела на женской половине вигвама. Ее длинные черные волосы липли к потному телу и слегка вились от его тепла.

Полуприкрыв веки, он принялся внимательно рассматривать ее. Пот собирался в крупные капли на ее щеках и капал в ложбинку между полных грудей. Из всех женщин Племени одна только Красная Яшма не худела от недоедания. Уж об этом-то он заботился. Дураком Тяжкого Бобра никто не мог бы назвать. Еще в юности он подслушал разговор между Терпкой Вишней и Белой Ногой — той самой, что позднее ушла вместе с людьми Лосиного Горла, когда разыгралась борьба за власть в Племени. Терпкая Вишня утверждала как нечто неоспоримое, что полные женщины беременеют чаще, чем тощие, — мол, те из них, кто слишком много работает или чересчур отощал от голода, не принимают семя мужчины. Кроме того, Зрящему Видения Духа приличествовало иметь полную жену. Иначе люди могли бы подумать, что он не слишком-то хорошо Зрит Видения Духа и Поет. Человеку Силы необходимо прибегать к уловкам, подчеркивающим его одаренность.

Тяжкий Бобр в последний раз затянулся из своей трубки, наслаждаясь горьким пощипыванием измельченной ивовой коры. Ни жара, ни полуобнаженное тело Красной Яшмы в двух шагах от него не могли заставить его отрешиться от мыслей о Ветке Шалфея. Он вспомнил, как сверкали ее глаза, когда она вызывающе преградила ему путь к месту охоты. Мысленный образ был таким явственным, что, казалось, ему достаточно было бы протянуть руку, чтобы дотронуться до нее, погладить мощный изгиб бедер, поиграть полными грудями, натягивавшими тонкую шкуру антилопы, из которой была сшита ее одежда…

Раньше, чем она сама это поняла, он уже был уверен, что она выберет мясо, а не покорность — и, значит, собственную гибель.

«Она унизила меня. Она насмехалась надо мной, когда я попытался Запеть ее в мою постель. Она хохотала мне в лицо!»

С той поры, как он себя помнил, Ветка Шалфея владела всеми его помыслами. Ее прекрасные глаза и озорная улыбка очаровали его, когда она была еще юной девушкой. Стройное сильное тело позволяло ей играть и плясать лучше всех. Сколько ночей провел он, в восторге наблюдая, как неутомимые, как будто крылатые ноги несут ее в волшебном полете под пение и звуки барабанов!

А потом у нее наступила первая менструация. Ритуал, причисливший ее к женщинам, превратил Ветку Шалфея в чудесную красавицу. Мужчины настойчиво ухаживали за ней. Они Пели по ночам у вигвама ее родителей, подносили ей подарки, старались подстеречь ее в зарослях, когда она бегала по делам или выполняла какую-нибудь работу по хозяйству вдали от своего вигвама.

Бобр тоже старался, как мог. Желание, овладевшее его молодым сердцем, заставило его подстеречь ее наедине. В ту ночь он почти что овладел ею. Когда она отказала ему, вся его душа загорелась лихорадочным огнем желания. Мужчина, изнасиловавший женщину, дорого платил за такой поступок. Племя торжественно выводило преступника на площадку в середине селения, его раздевали догола и отпиливали признаки принадлежности к мужскому полу тупой кремневой пластинкой. Если он не умирал от потери крови, что случалось чрезвычайно редко, то женщины продолжали терзать его, пока не наступала смерть. Лишь страх перед этим наказанием удержал его тогда. А ведь можно поклясться протухшей мочой бизона, для нее было бы лучше, если бы она отдалась ему!

Он закрыл глаза, представляя себе, как повалил бы ее на землю… Он навалился бы на нее всем своим весом и держал бы, не давая подняться… Вот он смотрит в ее яростно сверкающие глаза, видит густые волосы, разметавшиеся по земле черной паутиной… Ее разгневанное лицо краснеет, зубы скрежещут между красивых губ. Прижав ее руки к земле над ее головой, чтобы она не могла исцарапать ему лицо, он лезет вниз, задирает край ее платья, гладит мускулистые стройные ноги, ощущает прикосновение ее нежной кожи к своей… Он забывает обо всем на свете, положив голову между мягких холмов ее грудей. Пока она еще пытается сопротивляться, он забавляется ее сосками, заставляя их встать и набухнуть… Но вот наконец она понимает безнадежность своих попыток освободиться. Тут он наклоняется, втискивая сильное колено меж ее бедер, разводит ей ноги… И все это время он смотрит, смотрит в ее черные, как ночь, глаза, наслаждаясь ее окончательным поражением…

Огонь в очаге затрещал и зашипел, оторвав Тяжкого Бобра от его мечтаний. Он медленно вдохнул и выдохнул, чтобы снять овладевшее им напряжение. Открыв глаза, он взглянул на Красную Яшму:

— Твое кровотечение начнется вместе с новой луной?

— Да.

Он кивнул своим мыслям, высчитывая и прикидывая. Значит, еще по крайней мере пять дней она не может осквернить его. Он опрокинул Красную Яшму на спину, его внезапно утратившие ловкость пальцы лихорадочно развязывали пояс у нее на талии. Плотно закрыв глаза, он снова сосредоточился на своих мечтах, пока не за хрипел и не застонал, добившись разрядки.

Он с силой втянул в себя воздух и отвалился на бок. Плюхнувшись на спину, он ощутил, что по всему его телу льется пот. Глаза Красной Яшмы так и не отрывались от дымоходного отверстия наверху. На ее покорном лице не отражалось никаких чувств.

Тяжкий Бобр провел ладонью по влажному от пота лицу. На этот раз ему удалось кончить. Ему всегда удавалось кончать, если образ Ветки Шалфея не ускользал от его воображения. Если же он открывал глаза или вспоминал, что под ним лежит Красная Яшма, мужская мощь оставляла его, он делался вялым и бессильным. На этот раз ему удалось удержать видение, удержать Ветку Шал фея. Может быть… может быть, на этот раз ему все-таки удалось наконец зачать сына. Может быть, он все-таки реализует себя до конца, полностью сделается мужчиной…

«А Ветка Шалфея открыто пошла мне наперекор. Завтра первым делом Прокляну ее при всем Племени».

Искры, будто живые, танцуя, поднимались к ночному небу, кружились, украшали бархатную черноту подвижными золотисто-желтыми узорами.

Напротив Белой Телки сидели на корточках Голодный Бык, Три Пальца и Черный Ворон. Напряжение на их лицах только подчеркивалось отблесками костра. Охотники неуверенно и боязливо глядели на старуху. Трое испуганных молодых мужчин. Она невесело усмехнулась против воли:

— У вас у всех такой вид, будто вы боитесь, что я перепрыгну через костер и съем вас.

Черный Ворон с трудом сглотнул:

— Я о тебе много чего слышал. Терпкая Вишня говорит, что ты не только человек — что по ночам ты можешь обращаться в сову и летать к звездам. Говорят, ты умеешь разговаривать с животными, с…

— Привидениями? — докончила она, когда Черный Ворон замялся и замолчал.

Она устало вздохнула и вытянула костлявые ноги, потом взглянула на костер:

— Нет, я с привидениями не беседую… хотя и хотелось бы.

От ее слов все трое замерли, будто ледяной порыв ветра внезапно заморозил их души. Они ждали, что она еще скажет… Под гладкой кожей мускулы заметно напряглись, в глазах поблескивал страх, руки уперлись в землю, чтобы в случае чего оттолкнуться, вскочить и броситься в бегство.

— Да перестаньте же валять дурака! Что с вами такое делается? Вы что, и вправду считаете, что мир полон зла? Кто только вбивает вам в головы такую чушь? Вы только посмотрите на себя! Трое сильных молодых мужчин до смерти боятся слабой старухи! — Она презрительно покачала головой, а трое друзей, слегка пристыженные, опустили глаза.

Понизив голос, Белая Телка добавила:

— Оглянитесь вокруг. Видите растения? Звезды? Да просто землю? Слышите, как кричат сова и филин? Чувствуете, как дует ветер? Во всем этом нет ничего плохого или злого. Жизнь не несет в себе зла… да и привидения тоже. Вы считаете, что душа человека меняется лишь оттого, что он умирает и возносится к звездам?

Она внимательно вглядывалась в одно застывшее лицо за другим:

— Поймите, надо всегда стараться ответить на вопрос: «Почему?» Почему душа человека должна перемениться, если он умер?

— Если ты разговариваешь с привидениями…

— Я не разговариваю с привидениями!

— Но ты ведь сама сказала…

— Я сказала, что разговаривала бы, если бы могла.

Она переменила позу, чтобы дать отдых болевшему от усталости бедру.

— Да, мне хотелось бы знать, что происходит по ту сторону смерти. В старых преданиях говорится, что это похоже на Видения. Все Едино, и это Единство есть все. Мне хотелось бы знать об этом. Вот и все. И разве меня не пугает то, что мне хочется узнать? Пугает, конечно. Когда что-нибудь постигаешь, это всегда страшно. Это как ходить по песку. Никогда не знаешь, куда ногу поставить… вдруг посыплется под твоей пятой, и потеряешь равновесие. Но если стоять на месте, никуда не придешь и ничего нового не увидишь. Тогда уж лучше сидеть в вигваме, отгородившись от мира тонкой шкурой, и ждать, пока голодная смерть придет.

Голодный Бык нахмурился. Недоумение отразилось на его красивом лице. Три Пальца закусил нижнюю губу, а Черный Ворон поскреб в затылке.

— А теперь ложитесь спать. Завтра мы пойдем в селение Племени.

Завернувшись в одеяло из шкур, Голодный Бык глядел широко раскрытыми глазами в ночное небо. Сон не шел к нему. Почему он не мог заставить себя поверить словам старухи? Предчувствие опасности и беды будоражило то шестое чувство, что дано всем охотникам. Когда он кинул взгляд на мирно спавшую старуху, от волнения у него пересохло во рту.

По спине Голодного Быка побежали холодные мурашки. Духи бродили по краю и Танцевали, чтобы красть души.

Кровавый Медведь спускался по холмам, тянущимся к югу от Лунной Реки. По его правую руку и слегка сзади высокий пик Зуб Бобра заслонял утреннее солнце. Даже здесь трава трещала под ногами. И в этом выжженном краю давно не было дождя.

Перед ним была река — и необходимость выбирать путь: на восток идти или на запад?

Высоко в небе на восходящих потоках теплого воздуха парил орел, забирая все больше к западу. С раннего детства он слышал рассказы о Силе орлов. Ну что ж, так тому и быть: он пойдет на запад. Не все ли ему равно? Вдобавок, никогда не знаешь, что ждет тебя впереди. Может быть, в то время, когда безумие ненадолго овладело им, все-таки и в самом деле произошло что-то важное. При одной мысли об этом он почувствовал странное жжение в заживавшем обрубке мизинца.

Едва почувствовав под ногами твердую почву наносного берега, Кровавый Медведь повернул на запад. Может, после стольких лет бесплодных поисков удача наконец смилостивится над ним?

Какое счастье было бы не только вернуть Волчью Котомку, но и убить бердаче — а может, еще и побоями пригнать жену в селение Красной Руки, чтобы напомнить ей, как она опозорила его давным-давно. Будут потом Кровавого Медведя помнить! А в наказание за то, что они приютили у себя его беглую жену, он потом начнет новую войну с Низкими Людьми Бизона. Судя по тому, что ему пришлось узнать о нравах равнинных племен, ни одно из них не может противостоять Красной Руке.

Волчья Котомка напрягла свою Силу. Та вскипела, вспомнив грубое прикосновение рук Тяжкого Бобра, злобу и ненависть, что излучала его душа, когда он швырнул Котомку в ночную темноту. Гнев забушевал и забурлил в ней.

В селении мужчины, женщины и дети спали. Кошмары, полные насилия и злобы, мучили их души во сне. Тяжкий Бобр хныкал в своих Видениях, чувствуя, как черный плотный туман обволакивает его.

Волчья Котомка ждала.