В течение этого монолога я набирала в легкие побольше воздуха, а под конец со свистом выдохнула его от возмущения. Вот теперь он окончательно меня добил.
      – Я тебе неприятна?!
      – Конечно, ты мне неприятна, – ответил Штефан. Его лицо исказила ярость, полные губы стали совершенно бесцветными. – Ты неприятна любому мужчине. Как ты думаешь, почему мои друзья все реже и реже приглашают нас к себе?
      Я все еще не могла до конца осознать сказанное им.
      – Я тебе неприятна! Я – тебе!
      От беспомощности я начала громко смеяться. Это действительно было смешно! Я ему неприятна. Моему собственному мужу.
      – Посмотри на себя, – сказал Штефан.
      Но я смотрела только на него и вся тряслась от смеха. Затем совершенно безо всякой паузы разразилась плачем. Да, я была истеричкой. Нервы сдали окончательно. Слезы лились из глаз рекой. Но все-таки поводов плакать было больше, чем поводов смеяться.
      Штефан, очевидно, расценил эти слезы как мое поражение и готовность подчиниться.
      – И если ты не хочешь меня потерять, то хорошо бы тебе немножко поднапрячься, – сказал он.
      Я лишь всхлипывала, не в состоянии промолвить хоть слово. Я превратилась в дождевальную установку.
      Когда же слезы иссякли, Штефана уже не было в оранжерее.
      Я бы с большой охотой спряталась в наших руинах и появилась бы там после восьми вечера, чтобы сообщить Штефану, что, к сожалению, мы проиграли это пари. Но дело было не только в Штефане, которого я тем самым могла бы лишить его доли выигрыша, речь шла также об Эвелин и Оливере. А для этих двоих я уже сделала достаточно «хорошего». Мне лишь очень хотелось надеяться, что Оливер к этому времени был уже обкурен и сам не слишком соображал, когда ложился со мной в постель.
      Никогда еще мне не было так тяжело возвращаться в квартиру Оливера, как сегодня.
      Оливер стоял возле кухонного стола и что-то готовил. Так было почти всегда, пока я у него жила. Из кастрюли доносился упоительный запах пряностей. Впрочем, следовало признать, что, когда готовил Оливер, запахи всегда были упоительные.
      – Привет, – сказала я, закрывая дверь.
      – Привет, – ответил он, не оборачиваясь.
      По его голосу я не смогла определить, какое у Оливера настроение, но то, что, отвечая на мое приветствие, он не добавил свое традиционное «Блуменкёльхен», было нехорошим признаком.
      С другой стороны, со вчерашнего вечера наши полудетские прозвища стали неприемлемы. Если называть вещи своими именами, мы потеряли вчера нашу невинность. И дружбу нашу, по-видимому, тоже.
      – Мне очень жаль, – произнесла я, опустив глаза.
      Оливер наконец обернулся. Но, даже не глядя ему в лицо, я была уверена, что брови у него сейчас намного выше своего нормального положения.
      – Что это было? – Голос Оливера все еще звучал нейтрально.
      – Мне очень жаль, – повторила я.
      – А что именно тебе жаль?
      – Да, собственно говоря, все.
      – Пожалуйста, смотри на меня, когда со мной разговариваешь, – произнес Оливер.
      Его голос сейчас очень походил на голос Фрица, когда тот начинал читать свои воскресные проповеди. Неужели и он сейчас скажет мне, какая я бездарь?
      Я подняла подбородок и посмотрела ему прямо в глаза. В его красивые, умные, серые глаза. В данный момент, впрочем, выражение их было довольно мрачным.
      – Итак, тебе жаль, что ты вчера переспала со мной? – спросил Оливер.
      Я кивнула. Это не было обманом. Мне было жаль, что я перешла дорогу Эвелин. Мне было жаль, что тем самым я еще более усложнила все происходящее.
      – И потому, что ты сделала это, чтобы досадить Штефану? – спросил Оливер.
      – Откуда ты знаешь?
      – Эвелин рассказала мне о Штефане и этой вашей продавщице.
      – Получается, что ты знал обо всем раньше меня? – Все знали об этом, и никто не сделал ни малейшей попытки, чтобы рассказать об этом мне. – Ну, прекрасно, ты действительно хороший друг!
      – Я тоже так думал, – произнес Оливер и посмотрел на меня, качая головой. – Скажи-ка, Оливия, что это нашло на тебя вчера вечером? Почему ты просто не рассказала мне обо всем, а вместо этого начала вытворять все эти номера а-ля «я-очень-злая-девочка»?
      Я нервно сглотнула слюну.
      – Потому что я и есть злая девочка.
      Оливер все еще качал головой.
      – То, что тебе было нужно, так это хороший разговор и чашка горячего какао. Вместо этого…
      При упоминании о «вместо этого» по моему телу пробежала дрожь.
      – Мы не должны никому об этом рассказывать, – промямлила я. – Это никто не должен узнать, тогда никому не станет больнее.
      – Кроме… – Оливер прикусил губу. – Ты права, – произнес он. – Мы станем вести себя так, словно ничего не произошло.
      – Да, – облегченно согласилась я. – Поскольку я была пьяна, а ты обкурен.
      Оливер поморщил лоб.
      – Кто тебе сказал?
      – Эвелин сказала, что ты тестировал наш… э-э… еепродукт.
      – Я только пару раз затянулся от косячка господина Кабульке, – сказал Оливер. – Это и впрямь достойный продукт. Однако, к сожалению, для меня это не может служить оправданием. Твое же состояние было близким к горячечному бреду.
      – Тебе не нужно ни в чем оправдываться, – сказала я. – В конце концов, я тебя соблазнила.
      В первый раз за этот вечер Оливер улыбнулся. Но очень коротко. Затем он сказал:
      – Я думал, мы не захотим больше об этом говорить. Этого же не было.
      – Не было, – с горечью повторила я. – Мы просто будем делать все так, как было до этого. До октября. Затем мы получим свои миллионы и станем радоваться так легко заработанным деньгам.
      – Теперь, когда все так удачно разрешилось, можно и поесть, – сказал Оливер.
      – Мне очень жаль, что ничего не получилось с ребенком, – продолжила я разговор после первой тарелки жаркого из индейки в кокосовом соусе с овощами.
      – Каким ребенком?
      – Ребенком, которого не будет у Эвелин, – сказала я.
      – Ах, это. Ну, это не было для меня новостью. Мы с Эвелин занялись этим, чтобы прояснить кое-что в наших отношениях. Эвелин, как оказалось, свой выбор сделала.
      – А ты?
      – Мне остается только смириться с реальностью, разве нет?
      – Да, – сказала я.
      Если женщина не хочет иметь детей, то мужчине будет очень сложно ее обойти. Это у женщины, мужчина которой не хочет иметь детей, есть масса способов справиться с его нежеланием.
      – Я хотел бы прояснить еще один вопрос, – сказал Оливер и посмотрел на меня пронизывающим взглядом.
      – Да, какой?
      – Те презервативы, которые мы вчера вечером использовали, принадлежали Штефану?
      – Да, – устало сказала я. – Я нашла их в его письменном столе. На письменном столе они тоже этим занимались. Представляешь?
      Оливер на мгновение прикрыл глаза.
      – Поэтому ты тоже захотела непременно сделать это на столе, – тихо произнес он, больше для себя, чем для меня.
      – Да, – сказала я и посмотрела на столешницу.
      То, что он делал вчера со мной здесь, было просто невероятно. Впрочем, продолжение в постели было не менее грандиозно. Ничего удивительного, что у Эвелин овуляции случаются каждые два дня.
      – Оливер?
      Он неподвижно смотрел перед собой.
      – Все нормально, – сказал он. – Мы ведь не хотели больше об этом говорить. Этого же не случилось, правда? Мы просто продолжаем жить с того момента, когда расстались вчера в обед.
      – Точно, – ответила я, готовая в тот же миг снова разразиться слезами.
      Но я взяла себя в руки. На сегодня слез было достаточно.
      – Дюрр звонил мне сегодня десять раз, – произнес Оливер, чтобы сменить тему, – Телекомпания хочет получить пилотный выпуск программы уже в сентябре. Значит, нам необходимо срочно найти подходящий сад для этого проекта и представить команду, которая будет над ним работать.
      – Это тоже должны делать мы?
      – Я не имею в виду съемочную группу. А тех людей, которые станут помогать нам в роли садоводов.
      – Но ведь уже август. И я не знаю, где мы сможем так быстро найти этих людей. И где возьмем подходящий сад.
      – Мы должны это сделать, – сказал Оливер. – Как ты думаешь, а не начать ли нам с отцовского сада?
      – Это выставит тебя в нехорошем свете, если ты в качестве первого опыта попытаешься преобразить сад собственного отца, – ответила я. – Нет, нам нужен кто-то другой, А как насчет Элизабет? У нее потрясающий дом, но на участке с момента постройки дома ничего не делалось. Земля заросла сорняками. Это могло бы стать для нас идеальным полигоном, А Элизабет, Ханна и их дети с удовольствием пойдут сниматься на телевидение.
      – Что ж, хорошо. Тогда попытаемся начать с твоей подруги Элизабет.
      Я понимала, что если дело заладится и все пойдет так, как я задумала, то Элизабет совершенно бесплатно получит великолепный сад рядом с домом, а я еще смогу и заработать, на этом.
      – Десерт? – спросил Оливер.
      Он снова стал таким, как всегда. Словно вчерашнего вечера и в самом деле не было.
      – С удовольствием, – сказала я.
 
      Все, кроме меня, возвратились к обычному распорядку дня. Последовавшие недели проходили, словно так и должно было быть. Если смотреть не слишком пристально. Доктор Бернер, Хуберт и Шерер продолжали следить за нами круглые сутки, господин Кабульке отшкурил и покрасил двери в наших руинах, а Эвелин опробовала на отремонтированной кухне все рецепты зелий из конопли, которые ей только удалось найти в Интернете. Штефан делал вид, что между нами все разъяснилось. Он прекратил аферу с Петрой, в благодарность за это я приложила максимум усилий, чтобы не быть ему неприятной. Мы не особенно много разговаривали друг с другом, он совсем перестал заниматься бухгалтерией и сосредоточился на поисках работы. Относительно «потерянного времени», проведенного в нашем питомнике, он писал в резюме, что трудился все это время «независимым советником по экономическим вопросам».
      – Впервые в жизни я рад, что мой отец повсюду сует свой нос, – как-то сказал мне Штефан. – Если бы не он, то за последние два года я набил бы немало шишек.
      Но благодаря Фрицу он получил возможность поговорить о работе с директором по персоналу в фирме, которой раньше руководил сам Фриц. И в которой, кстати, трудился и Эберхард.
      – Ого, – сказал Эберхард на одном из наших воскресных семейных завтраков. – Получается, что мы в одно мгновение определились на работу. По мне, это довольно странно.
      – Определение на работу не означает одновременного занятия высоких должностей, – проговорил Штефан. – Впрочем, директор по персоналу был просто очарован моим резюме. Я именно то, что им нужно.
      – Ого! – недоверчиво сказал Эберхард.
      – Этот человек кое-чем обязан мне со старых времен, – объяснил Фриц.
      – Ах так! – вставила Эвелин.
      – Они ищут человека на новое место в филиале в Чикаго, – произнес Штефан. – Я должен буду принять там руководство отделом маркетинга, пока дело наладится, и через пару лет вернуться в Германию. Это уникальный шанс. – Он посмотрел на меня.
      Очевидно, я не смела даже в мыслях как-то лишить его этого уникального шанса.
      – Чикаго очень далеко, – произнес Оливер и тоже посмотрел на меня.
      Я пожала плечами. Я не собиралась ехать в Чикаго, но здесь это никого не касалось.
      – Чикаго звучит заманчиво, – мечтательно произнесла Эвелин. – Там бывает по меньшей мере четыре времени года.
      – Ого, – подхватил Эберхард, обращаясь к Штефану. – На такое место существует как минимум триста претендентов. Ты не думаешь, что твои шансы не так уж и велики? Я бы сказал, почти нулевые.
      – А я бы сказал, что идеально подхожу для этой работы, – заявил Штефан. – Кроме того, директор по персоналу кое-чем обязан папе.
      – Этому директору слегка за тридцать. Когда ты уходил на пенсию, – заметил Эберхард, обращаясь к Фрицу, – он, должно быть, ходил в детский сад.
      – Я только десятый год на пенсии, – уточнил Фриц. – А малыш Юрген – это было, видимо, имя директора по персоналу, – был тогда самым младшим членом моего штаба. Он мне за многое должен быть признателен.
      – Как хорошо для Штефапа, – сказал Эберхард.
      – Как хорошо для всех нас, – подтвердила Эвелин. – Ты, кажется, тоже имеешь свой кусок хлеба на этой фирме, Эберхард?
      – Мы познакомились с Эби, когда он уже давно там работал, – агрессивно вступилась за мужа Катинка. – Эби получил эту работу просто потому, что хороший специалист, а не благодаря каким-то отношениям.
      – Я тоже хороший специалист, – проговорил Штефан. – А связи сегодня нужны только для того, чтобы иметь возможность показать, насколько ты хорош.
      – Правильно, – согласился Фриц и положил одну руку на плечо Оливера, а вторую – на плечо Штефана. – Я верю, что скоро у меня будет возможность начать гордиться своими сыновьями. Один сделает карьеру на моей фирме, а второй – на телевидении. Шоу Оливера произведет фурор, скажу я вам.
      – Это еще и программа Оливии, – вставил слово Оливер.
      – Конечно, конечно, – закивал головой Фриц. – И я также горд и за свою невестку. Давайте поднимем бокалы и выпьем за нашу выдающуюся семью.
      В роли бокалов выступили кофейные чашки.
      – За Гертнеров, – сказал Фриц.
      – За Гертнеров, – повторили мы, и мне представились титры фильма «Даллас» и звучащая на их фоне музыка. И вот они мы, снова здесь…
 
      «Гертнеры» – семейная «мыльная опера». Если вы только что присоединились к числу наших зрителей, то прослушайте краткое содержание предыдущих серий. В главных ролях все те же. Старый патриарх Фриц, великодушно сменивший свою огромную виллу на маленькую квартирку в доме типовой застройки и с некоторых пор положивший глаз на новую соседку по имени Роберта Кнопп, которая приходит к нему убираться и гладить. Старший сын Оливер, переспавший на прошлой неделе с женой своего младшего брата. Штефан, младший брат, который ради миллиона евро способен делить свой дом с женой Оливера – Эвелин, но с большим удовольствием привел бы туда продавщицу цветов по имени Петра, которую из эстетических соображений мы показываем здесь только выше талии. Оливия, женщина с головой, напоминающей кочан цветной капусты, сама не знающая, как она еще удерживается среди действующих лиц этой «мыльной оперы». И Эвелин, жена Оливера, вырастившая завидный урожай конопли, позволивший напомнить пожилым синьорам из окружения Фрица о мечтах их молодости. Также в ролях: Катинка – младшая сестра, становящаяся каждый день чуточку полнее, и ее муж Эберхард, имеющий, хоть это и не видно по телевизору, проблемы с размерами своего зада. В эпизодах: дети – Леа, Жан и Тиль, которые всегда вскакивают посреди завтрака и покидают зимний сад. Как будут развиваться события в семействе Гертнеров дальше? Получит ли Штефан работу в Чикаго и скажет ли наконец Оливия, что не чувствует больше себя его женой? И что станет делать Оливия, когда перестанет быть членом этого семейства? Помогут ли полученные миллионы Эвелин и Оливеру внести новизну в свои супружеские отношения и сделать их счастливыми, пусть и без детей? Растопит ли фрау Роберта сердце старика Фрица? И не станет ли она под конец оспаривать право на наследство у детей Фрица? И воплотит ли кто-нибудь когда-нибудь угрозу вылить Эберхарду на голову горячий кофе из кофейника? Смотрите и не переключайтесь. Та-та-та-та!
 
      Мы с Оливером работали над сценарием нашего пилотного выпуска, и Оливер был таким же милым и любезным, как раньше. Он даже снова называл меня Блуменкёльхен. Казалось, та единственная ночь навсегда вычеркнута из наших воспоминаний. Я сочувствовала ему, потому что сама была просто не в состоянии забыть ту ночь. И была не в состоянии думать о чем-то другом. Особенно когда мы садились вечером за стол. За тот стол, на котором мы тогда…
      Но Оливер смог втянуться в обычный распорядок дня, как и все остальные. Мы подгоняли рамки нашего шоу к реалиям сада Элизабет. Ханна была посвящена в планы предстоящих съемок. Она должна была запудрить Элизабет мозги историей о том, что та выиграла приз одного из журналов. Потому что Ханна якобы под ее именем отправила правильно разгаданный кроссворд из этого журнала. Это была поездка на выходные в специальный санаторий красоты. Элизабет так радовалась полученному букету цветов и посыпавшимся затем поздравлениям якобы от читателей журнала, что все последующие дни мне приходилось очень тщательно следить за собой, чтобы не проговориться во время наших с Элизабет обеденных пробежек.
      – Все выходные одни процедуры, маски для лица, массажи, парикмахеры, – сказала Элизабет. – Разве это не фантастика, что я оказалась такой счастливой?
      – Вполне нормально.
      – А как ты думаешь, у них там есть «Ботокс»?  – спрашивала меня Элизабет. – У меня с некоторых пор на лбу появились эти дурацкие морщинки. С ними я выгляжу как старуха.
      – Морщины рано или поздно все равно появятся, – сказала я.
      – Скажи, а это не свинство по отношению к Ханне? Ведь она разгадала этот кроссворд. Может, отдать ей это путешествие?
      – Ни в коем случае! – вскричала я. И, немного успокоившись, продолжила: – Тебе это необходимо больше, чем ей. Она выглядит намного свежее и моложе тебя.
      Это помогло.
      Впрочем, я не рассчитывала на способность Ханны до конца держать все в секрете. Не прошло и трех дней, как Ханна проговорилась.
      – Мне очень жаль, – извиняющимся тоном говорила она. – Но у Элизабет потрясающая способность вытягивать из людей информацию. И все вытекает, словно из стакана.
      Элизабет, впрочем, была ничуть не расстроена, она стала радоваться вдвойне: курорт и новый сад – чем не повод для радости?
      – Ты настоящая подруга, – сказала она мне.
      – Что же нам делать? Меньше чем через две недели все должно быть готово. Где мы так быстро найдем замену?
      – Ах, – сказала Элизабет, – только не впадай в отчаяние. Никто ничего не заметит.
      – Я не знаю, – сказала я с сомнением.
      Это была утопическая идея – привлекать к проекту подругу.
      Но Элизабет весело щебетала:
      – Когда я приеду из санатория, то сыграю такое удивление и восторг, что никто ничего не заметит.
      – Ну да, – сказала я. – Мне остается только поверить в это. Но помни: если что-то будет сыграно не так, это будет означать конец моей карьеры на телевидении.
      – Ох, спасибо, Оливия, я обещаю, тебе нечего опасаться. Я же мечтаю о террасе для завтраков. Ты сможешь ее сделать?
      – Посмотрим, – любезно сказала я.
      – Чудесно! – Элизабет расцеловала меня и с этого момента стала прежней, как будто ничего не знала.
      Оливеру я не сказала, что Элизабет в курсе. Меньше оснований менять коней на переправе.
      Даже Петра была такой же, как раньше. Она каждое утро приходила на работу, говорила, как плохо я выгляжу, и продавала бегонии. Я выдала ей письменное уведомление об увольнении, хотя Штефан сказал, что в этом нет необходимости.
      – Я ясно дал понять госпоже Шмидтке, что ее работа здесь закончится, как только питомник будет закрыт, – сказал он. – И она поняла это. Поэтому нет никаких причин выдумывать повод для ее увольнения.
      – Я только уволила госпожу Шмидтке, Штефан. – Я притворно закатила глаза. – А не сбросила ее в пропасть с автомобильного моста.
      – Это всего лишь из соображений получения пособия по безработице, – сказал Штефан. – Если увольнение будет обусловлено закрытием предприятия, то она получит пособие сразу. В противном случае ей придется ждать три месяца.
      – Тогда она активнее начнет искать новую работу. Я собственноручно напишу ей рекомендацию.
      – Это я уже сделал, – сказал Штефан.
      Я сделала трагическое выражение лица.
      – И что же ты там написал? Что фрау Шмидтке исключительно исполнительный и трудолюбивый работник и показала себя с самой лучшей стороны?
      – Олли, – сказал Штефан. – Когда ты прекратишь делать намеки?
      – Наверное, когда ты отправишься в Чикаго, – сказала я.
      Лицо Штефана сразу просветлело.
      – Чикаго! Это ли не фантастика? Я всю жизнь мечтал обосноваться в Штатах. Там же совершенно иное мироощущение. Я так и вижу, как в выходные мы садимся в самолет и отправляемся в Сан-Франциско!
      – Супер, – сказала я.
      Штефан не заметил моей иронии.
      – И там можно будет заиметь великолепный садик, которым ты будешь заниматься только для себя.
      Этот человек, похоже, игнорировал все, что ему говорилось. Только ради того, чтобы убедиться в этом, я спросила:
      – А как же мое шоу?
      – Ах, Олли, сладкая. Разве ты не знаешь, как это бывает на телевидении! Стоит вам сделать пилотный выпуск, как придет дядя и заберет у вас и идею, и программу. Оливер столько лет на телевидении, а так и не смог вскарабкаться повыше. Но этот проект будет очень кстати при твоем устройстве на новую работу.
      – Ну, это само собой, – сказала я.
 
      В тот день, когда Штефан направился на собеседование по поводу устройства на новую работу, Эвелин принесла в магазин огромное блюдо с выпечкой.
      – Рождественские коврижки? – не скрывая отвращения, спросила Петра. – Уже сегодня?
      – Нет, – ответила Эвелин. – Это совсем не рождественские коврижки.
      – Но они же в форме звездочек, оленей, снеговиков и маленьких Николаусов, – настаивала Петра, щупая выпечку длинными искусственными ногтями.
      Похоже, Эвелин воспользовалась единственными имевшимися в нашем доме формочками, подаренными мне еще на восемнадцатилетие приемной матерью. (День рождения у меня незадолго до Рождества, и, очевидно, это должно было считаться наиболее подходящим подарком. Проблема в том, что готовка никогда не относилась к числу моих любимых занятий.)
      – Это верно, – сказала Эвелин. – Просто по форме можно отличать их состав. Допустим, звездочки выпекались со специальным обезжиренным маслом. Так сказать, без холестерина. А Николаусы без сахара. В каждом олене не больше двух калорий. Эти коврижки приготовлены так, что при их употреблении можно больше калорий потерять, чем заработать.
      – Вот это да! – воскликнула Петра, глядя на выпечку уже совсем другими глазами. – И даже шоколад.
      – Да – и марципан тоже внутри. – Эвелин сделала серьезное лицо. – Можешь поверить, но когда-то я весила больше сорока килограммов.
      – Правда? – воскликнула снова Петра. – Никогда бы не подумала, – поколебавшись, добавила она.
      Эвелин бросила на меня лукавый взгляд, ясно дававший понять, что никогда в жизни она не весила ни на грамм больше, чем теперь. Конечно, нет.
      – С этими коржиками я сумела сбросить все за четыре недели, – сказала Эвелин Петре. – И если теперь меня мучает чувство голода, то я могу есть мучное столько, сколько захочу, не опасаясь, что на следующий день не влезу в свои самые узкие джинсы. Даже наоборот: если у меня появляется несколько лишних граммов, я просто съедаю пару Николаусов.
      – Вот это да! – снова воскликнула Петра. – А я-то не то чтобы имею проблемы с весом, но всегда вынуждена себя во всем ограничивать.
      – Это мне знакомо, – сказала Эвелин. – Иногда приходится брать себя в буквальном смысле за горло, чтобы противостоять соблазну. Очень жестоко.
      Петра кивнула.
      – А вот с этими коржиками можно положить конец постоянному чувству голода.
      – А они хоть вкусные? – спросила я.
      – Еще какие, – ответила Эвелин. – Возьми попробуй… вот хотя бы звездочку.
      Петра завистливо наблюдала, как я беру с тарелки коржик. Я с опаской откусила кусочек. Нет, не то чтобы я опасалась за качество обезжиренного масла и некалорийного шоколада. Я просто боялась, что на вкус конопля такая же противная, как и когда ее куришь.
      – Потрясающе! – восхищенно воскликнула я. Взгляд Петры стал еще более завистливым.
      – Правда? – Эвелин сияла от радости. – Я долгие годы добивалась этого, потому что покупать такую выпечку было непосильно дорого. А раньше купить нечто подобное можно было вообще только за границей, здесь, в Германии, все никак не приобретут патент.
      – Типично немецкая проблема, – сказала Петра, с жадностью рассматривая коржики. – Все равно лучшие нейтрализаторы аппетита можно получить только из США.
      – Да, но здесь они еще и не облагаются пошлиной, – продолжала разглагольствовать Эвелин. – Я имею в виду мои коржики.
      – Ага, – сказала я и задержала руку с половиной коржа на полпути ко рту.
      Ага! Кажется, начинка уже начала действовать, потому что я почувствовала, как меня слегка повело.
      – Итак, у меня появился интерес вот к этому снеговику.
      Впервые с того времени, как я с ней познакомилась, тон Петры был невероятно вежливым. Эвелин помедлила:
      – Но я не знаю, разрешено ли мне распространять этот рецепт в нашей стране.
      – Ах, если бы ты знала, как мне нравится кушать то, что не разрешено! – рассмеялась Петра.
      И это было новостью. Словно она уже попробовала кусочек коржика.
      – Ну, хорошо, – сказала Эвелин и протянула Петре тарелку.
      Петра с плохо скрываемой жадностью схватила снеговика и сразу откусила у него голову.
      – Потрясающе! – воскликнула она.
      – Да, правда? – Я с любопытством наблюдала за Петрой.
      – Этот снеговик определенно стоит своих пятидесяти евро, – вскользь заметила Эвелин.
      – В самом деле? – Петра с удивленным лицом откусила от снеговика кусок живота.
      – Это как минимум, – сказала Эвелин и подмигнула мне.
      Я положила руку себе на живот. Ой, мне становилось дурно.
      Но Петра, казалось, привыкла есть на халяву, ни на что не обращая внимания. Она засунула в рот остатки снеговика и произнесла:
      – Действительно, стоящая вещь.
      – Еще одного? – спросила Эвелин. – Николаусы тоже замечательные.
      – Но ведь поедание снеговиков требует большего расхода калорий, чем они в себе содержат, – сказала Петра.
      – Да, но в Николаусах вообще нет калорий. Боже мой, до чего же все-таки глупа эта Петра.
      – Где вообще нет калорий? – спросил кто-то.
      За нашими спинами послышались шаги нескольких пар ног, входивших в магазин.
      Сердце у меня ушло в пятки. Полиция! Наркоконтроль! Неужели они уже побывали в питомнике?
      Но это, конечно, был не наркоконтроль. Это были всего лишь Катинка, Эберхард и их дети.
      – Что привело вас сюда? – спросила я.
      – Желание купить растения, что же еще? – ответила Катинка и засмеялась. – Но что-нибудь низкокалорийное я бы тоже взяла с собой.
      – Пожалуйста, – сказала Эвелин и подвинула тарелку с коржиками. – Собственная выпечка.
      – Эвелин! – Я быстро отодвинула тарелку обратно. Катинка, в конце концов, была беременна. – Какие вам нужны растения, Катинка?
      – Эберхард хочет устроить живую изгородь вокруг бассейна, чтобы на следующее лето его никто не мог видеть купающимся.
      – Ммммм, – раздалось от Петры. Она как раз приговорила третьего снеговика.
      – Я хорошо его понимаю, – произнесла я, имея в виду, конечно, выдающуюся задницу Эберхарда.
      Эберхард ехидно посмотрел на Петру.
      – Что касается меня, я бы отдал предпочтение лавровишне, – сказал он. – Она растет быстро и долго остается зеленой.
      – Это правильно, – согласилась я. – Зато бамбук дает более плотный слой зелени и очень быстро. И больше подходит для бассейна.
      – Но бамбук дорогой, – произнес Эберхард. – Что касается меня, я проинформирован на этот счет.
      – Дингс, Оливия сделает для тебя сезонную скидку. – Это произнес Фриц, который в этот момент возник на пороге магазина.
      Что, черт возьми, здесь происходит? Семейный сбор?
      – Конечно, я предложу тебе замечательную скидку, Эберхард, – сказала я. – Но ты прав: бамбук – очень дорогое растение.
      – Тогда я не буду его брать.
      – Но, Эби! – взмолилась Катинка.
      Она определенно была за бамбук.
      – Поспешай медленно, – заявил Эби. – Только благодаря этому девизу я чего-то достиг.
      – Но иногда можно позволить себе немножко потранжирить, – сказал Фриц.
      – Чем я могу тебе помочь? – спросила я у него.
      – Коржик? – обратилась к Фрицу Эвелин.
      – Я еду вместе со Штефаном на собеседование по поводу работы, поэтому я здесь, – объяснил Фриц.
      Эвелин хихикнула:
      – Да, малыш еще никогда не делал ничего подобного. Папочка должен отвести его к дяденьке за ручку.
      – Ого, – вставил Эберхард.
      – Ерунда, – сказал Фриц. – Я лишь поеду туда с ним, не больше. Я должен поздороваться с людьми и все такое. Просто знак вежливости.
      – А Штефан и в самом деле получит работу в Чикаго? – спросила Эвелин.
      – Если сможет достойно себя представить, – ответил Фриц.
      – У-г-у-уг-у-гу, – пробормотала Петра.
      Никто не знал, что тем самым она хотела нам всем сказать.
      Штефан вышел из кабинета в торговый зал. В новом костюме. И, как я смогла заметить, в новом галстуке. И в новой рубашке. И в новых туфлях.
      – Вот так должен выглядеть деловой человек, – гордо сказал Фриц.
      – Чикаго, мы идем к тебе! – провозгласил Штефан.
      – Коржик? – спросила Эвелин.
      Я отодвинула тарелку еще дальше в сторону.
      – Ты сдурела? – прошипела я. – Он же испачкает свой новый деловой костюм крошками.
      – Ты выглядишь потрясающе, – встряла в разговор Катинка. – Как Кевин Кёстнер. Не так ли, Эби? Штефан выглядит как Кевин Кёстнер.
      – Как Брэд Питт, – сказала Петра. – Он выглядит как Брэд Питт.
      – Лучше, – проронила я. – Лучше.
      Штефан польщенно заулыбался.
      – Пожелайте мне удачи.
      – Много удачи, – сказала я.
      – Много удачи, братик, – гордо сказала Катинка.
      – Смотри, не задень животом о прилавок, – угрюмо обратился к жене Эберхард, очевидно, вне себя от зависти.
      – Маленький коржик на удачу? – спросила Эвелин. Я в очередной раз отодвинула тарелку прочь. Достаточно того, что Петра уже наглоталась наркоты.
      – Ты действительно хочешь, чтобы он получил эту работу? – спросила Эвелин, когда Штефан и Фриц скрылись за дверью, а Эберхард, Катинка и дети направились вслед за господином Кабульке в питомник выбирать саженцы.