– А это не будет заблуждением? Ведь я стану получать деньги за то, что больше всего люблю делать.
      – Да, и не очень скудные.
      – А я думала, что они платят тебе, чтобы не дать умереть с голоду.
      – Кто это сказал?
      – Твой отец.
      – Ах он! – заметил Оливер. – Но я думаю, что в данном случае это будет не только менеджерское жалованье.
      – А еще доход от рекламы! – Я совершенно по-детски радовалась предстоящему успеху.
      – Да, а еще мы кое-что получим за саму концепцию. Ведь телеканал должен ее у нас купить.
      – И много? – Теперь мои зубы застучали еще сильнее.
      – Довольно внушительную сумму, хотелось бы думать. Но давай подождем. У меня есть один приятель, он адвокат и сможет уладить это дело наилучшим образом.
      – Да, давай подождем. – Я посмотрела на руки Оливера. – Ну как, теперь ты сможешь повернуть ключ?
      Оливер ухмыльнулся:
      – Теперь должно получиться. Не поехать ли нам домой и не откупорить ли бутылочку шампанского?
      – Да! – воскликнула я. Но затем покачала головой. – Нет, мы должны рассказать об этом остальным. Эвелин обрадуется, и Штефана удастся убедить, что наш питомник еще принесет удачу и успех. Он в последнее время только и твердит о том, что пора искать новую работу. В качестве экономиста или менеджера. Он считает, что закопал свой талант в землю в нашем питомнике.
      – Может быть, питомник для него и в самом деле не лучшее занятие.
      – Но… да, наверное, – пробормотала я. Мне хотелось закрыть глаза и дать волю слезам, но я испугалась за ту суперпорцию туши для ресниц, которую использовала сегодня утром. – Может быть, я смогу продолжить дело сама, в одиночку, а он найдет себе другую работу. Мне кажется, каждый из нас должен найти счастье в своей работе, разве нет?
      – Да, – сказал Оливер и завел наконец мотор. – Итак, в питомник?
      – Пожалуйста, – проговорила я. – А шампанское мы, так или иначе, сможем выпить сегодня вечером.
 
      Эвелин сидела на прилавке магазина и болтала ногами, а доктор Бернер, директор банка в отставке Шерер, добрый старина Хуберт и господин Кабульке стояли рядом. Каждый из них держал в руках по большому бокалу, наполненному красной жидкостью.
      – Это кровь, которая превратит нас в бессмертных, – произнес Шерер, и все, включая Эвелин, сделали по большому глотку из своих бокалов.
      – Мы что-то пропустили? – спросила я.
      – Господа подарили мне и господину Кабульке свой рецепт вечной молодости, – сказала Эвелин и указала рукой на миксер, стоявший рядом с несколькими бутылками и пакетами на холодильнике. – Томатный сок, сок алоэ, яичный белок, витамин С и водка. Не хотите ли по глоточку?
      – Мне, пожалуйста, водки в чистом виде, – потребовал Оливер.
      – Это тайный рецепт, – прошептал Хуберт. – Его достойны знать лишь избранные.
      – Ну, ясно, – сказал Оливер и засмеялся. – Всякий сброд не достоин этого и не достоин жить вечно. Что же такого тайного в этой рецептуре?
      – Водка, рискну предположить, – объявила я, сделав довольно солидный глоток из бокала Эвелин. – В общем и целом все, что вы назвали, не может быть особенно вкусно.
      – Это не совсем верно, – возразил господин Кабульке. – Ее можно распознать по вкусу, но ни за что не уловить ее запах.
      – Но ваша жена все равно этот запах унюхает, – вмешался доктор Бернер. – Не так ли, господин Кабульке?
      При упоминании о жене господин Кабульке сразу утратил способность нормально говорить и начал заикаться.
      – Д-д-да, это верно, – с несчастным видом произнес он.
      Эвелин сделала еще один солидный глоток.
      – Очень великодушно с вашей стороны раскрыть нам тайну этого рецепта.
      – Каждый день по одному бокалу, – произнес Шерер. – И вы сможете дожить до таких же лет, как мы. Но помните, что вы обещали нам за это?
      – Помним, – сказала Эвелин и соскользнула с прилавка. – Господин Кабульке, вы пойдете в оранжерею номер пять.
      – Эвелин! – испуганно воскликнула я.
      – Не беспокойся, Оливия, мы можем доверять господину Кабульке. У меня по химии была двойка, но господин Кабульке – ас в этой области. Не так ли, господин Кабульке?
      – Да, но… – простонала я.
      – Н-н-не беспокойтесь, – произнес Кабульке. – Это всего лишь научные изыскания.
      – Ах так? А что с ними? – Я указала рукой на стариков. – Ты собираешься засадить нас всех в тюрьму?
      – Но кто-то же должен покупать у нас этот товар, – сказала Эвелин. – А они единственные из тех, кого я знаю, у кого достаточно денег на такую покупку.
      – Кто здесь говорит о тюрьме! Мы интересуемся данным продуктом чисто с научной точки зрения, – возразил Шерер.
      А доктор Бернер добавил:
      – Наше поколение вообще ни о чем подобном не знало.
      – Не хватало еще, чтобы мы раскрыли и себя, и вас. Мы всегда чисто делаем свою работу, – сказал Хуберт.
      – О чем здесь вообще идет речь? – спросил Оливер. В этот момент он казался очень похож на Фрица.
      Мне даже страшно стало.
      – Ни о чем таком, что могло бы тебя заинтересовать, – сказала Эвелин.
      – Слушай, Эвелин, прекращай этот спектакль, – сердито проговорила я. – Если речь уже не идет о тюрьме, то Оливеру тоже не помешает знать об этом.
      Эвелин пожала плечами:
      – Если ты так считаешь… Но не говори потом, что я тебя не предупреждала.
      Я внимательно посмотрела на Оливера. Он снова поднял высоко брови, как бывало всегда, когда он пытался вникнуть в суть какого-нибудь нового для себя дела.
      – Эвелин решила посвятить появившееся у нее свободное время делу садоводства и цветоводства, – принялась объяснять я. – И в определенном смысле преуспела в этом. Она сумела вырастить несколько килограммов отборной cannabis.
      – Семь к-к-килограммов, если быть совсем точным, – уточнил господин Кабульке. – И высочайшего качества. По содержанию в нем ТНС качество просто уникальное.
      – Что, простите? – Оливер совершенно несправедливо одарил меня немыслимо строгим взглядом. – Я правильно понял? Вы здесь поставили на широкую ногу производство наркотиков?
      Я подавленно кивнула.
      – Оливия! Но этого я от тебя вовсе не ожидал! – сказал Оливер.
      – А разве это запрещено? – спросил господин Кабульке.
      Эвелин закатила глаза.
      – Конечно, запрещено, господин Кабульке, – сокрушенно проговорила я. – А как вы думали?
      – Но мы же теперь в ЕС, – заметил господин Кабульке, и никто так и не понял, что он подразумевал под этим.
      – Это не только незаконно, – продолжал читать нотации Оливер. – Гашиш – это так называемый легкий наркотик, но дети, как правило, начинают именно с него. А затем переходят на более сильные.
      – Я знала, почему тебе нельзя об этом говорить, – сказал Эвелин. – Ты моралист. Апостол.
      – Это была идея Эвелин, – жалобно произнесла я.
      – Конечно, – сказал Оливер еще более неодобрительно.
      – И за это м-м-могут привлечь? – поинтересовался господин Кабульке.
      – Еще как, – ответил Оливер. – За то количество, что вы здесь вырастили, вы сможете провести в тюрьме остаток своей жизни.
      – Да не будьте же вы так строги, Оливер, – вмешался в разговор Шерер. – Вы сами во время учебы разок-другой забили косячок и покурили его на переменке. Но мы как раз совершенно другое поколение. Когда учились мы, нам доставляло кайф одно только сознание того, что сегодня или завтра можно будет досыта наесться. И совершенно понятно, что потребности в отношении наркотиков у нас были совершенно иные.
      – Но пожалуйста, не выдавайте нас вашему отцу. Он, к сожалению или к счастью, не имеет истинного представления о такой тяжелой юности, – сказал доктор Бернер.
      – Как и его сын, – пробубнил Хуберт.
      – Вот моя старуха обалдеет от удивления, когда узнает, что я на старости лет ступил на криминальную тропу, – расстроенно произнес господин Кабульке. – Но уж точно перестанет жаловаться на то, что я последние сорок лет веду такую скучную жизнь.
      – Так-так, Эвелин, – сказал Оливер. – Значит, ты снова покуриваешь травку? Или теперь речь идет лишь о деньгах? Но меня, во всяком случае, не надо убеждать в том, что интерес к этим цветочкам у тебя чисто ботанический. И повышенный спрос на материал для научных исследований – для меня тоже не аргумент, – И, повернувшись к старикам, чеканя каждое слово, добавил: – Моя жена во время учебы в университете не случайно имела прозвище Потти!
      – Потти! – воскликнул Шерер и закатился таким приступом хохота, словно уже успел курнуть приличную дозу травки.
      – Вот именно, Потти, – совершенно серьезно повторил Оливер. – Как идут дела? Ты вырастила это для собственного употребления, Потти?
      – Уже хорошо, ты, филистер. – Эвелин, улыбаясь, повернулась к старикам. – Можно подумать, что с тех пор, как он перестал быть Шитти, прошел не один световой год.
      У Шерера начался новый приступ хохота. Остальные тоже заулыбались. Только я смотрела на Оливера и Эвелин с открытым ртом. Это было нечто абсолютно неожиданное.
      – Только я давно вышел из того возраста, – сказал Оливер. – Сегодня я уже взрослый человек и хорошо знаю, что несу ответственность перед остальным миром за определенные поступки.
      – Шитти и Потти, – прохрипел Шерер, задыхаясь от хохота. – Потти и Шитти! Я давно так душевно не смеялся!
      – Я тоже вышла из того возраста, – произнесла Эвелин, обращаясь к Оливеру. – И я к тому же, кажется, беременна.
      – Что?! – закричал Оливер.
      – Что?! – закричали хором старики и я.
      – Сердечные поздравления, – сказал господин Кабульке.
      – Потти беременна от Шитти, Потти беременна от Шитти, – пропел Шерер и схватился руками за живот от смеха.
      – Кажется, – еще раз уточнила Эвелин.
      – Ну, пора, пора, – вставил доктор Бернер. – Так часто встречаться в отеле, как это делали вы…
      – А та книжка, которую я вам дал, она ведь и вправду хороша, – сказал Хуберт. – Мы с моей женой частенько заглядывали в нее.
      Оливер прикусил губу. Определенно на сегодняшний день ему было многовато. Сначала эта история с шоу на телевидении, а теперь еще и известие о долгожданном потомстве. Он выглядел так, словно был не в состоянии как следует осознать происходящее.
      – И что нам теперь делать? – растерянно спросил он.
      – У меня дома есть тест на беременность, – сказала Эвелин. – Я могу его сделать прямо сейчас, и тогда можно будет говорить более определенно.
      – Да, – с ликованием поддержал Хуберт. – Я за то, чтобы мы немедленно это сделали.
      – Я тоже, – одновременно сказали доктор Бернер и Шерер.
      – Может быть, вы пока полюбуетесь на свою коноплю, уважаемые господа, – сердито произнес Оливер. – В конце концов, тест на беременность – штука весьма интимная, вам не кажется?
      – Жаль, – разочарованно заметил Шерер.
      Вероятно, его поколение не имело также счастья узнать, что такое тест на беременность, и для общего развития им это было ну очень важно.
      – А где, собственно говоря, Штефан? – спросила я, постепенно начиная превращаться в нормального человека.
      – Ему все происходящее здесь кажется слишком инфантильным, – сказала Эвелин. – Кроме того, у нашей кривоножки сломалась машина, и он повез ее домой.
      Хуберт посмотрел на часы.
      – Но может в любую минуту вернуться, потому что в половине третьего муж кривоножки возвращается домой.
      – Откуда вы знаете? – спросила я ошеломленно.
      Я даже не знала, где живет Петра, а уж тем более во сколько обычно приходит домой ее муж.
      – Мы знаем все, – серьезно проговорил Хуберт.
      – По-моему, не очень вежливо все время называть ее кривоножкой, – сказал Шерер. – А вдруг у нее есть другие достоинства?
      – Да, много, за исключением мозгов, – съязвила Эвелин.
      Шерер снова хихикнул.
      – Хорошо сказано, Потти, хорошо.
      Эвелин хлопнула в ладоши.
      – Тогда вперед.
      Все, кроме меня, пришли в движение. Старики под руководством Кабульке направились в оранжерею номер пять, чтобы осмотреть урожай, выращенный Эвелин, а она вместе с Оливером пошла в наши руины делать тест на беременность. Я осталась в магазине совсем одна. Состояние у меня было такое, словно желудок чем-то обожгли. Может быть, все дело в водке?
      Что за сумасшедший день!
      Сначала участие в качестве куклы в этом дурацком ток-шоу у Йохена, затем восхождение в качестве новой телезвезды, потом это сборище со стариками, история про Потти и Шитти и в довершение всего – беременность Эвелин.
      Я зашла в кабинет Штефана, уселась на старый гостевой диван и уставилась на медленно вращающийся вентилятор под потолком. Почему же Штефана до сих пор нет? Мне так много нужно было ему сказать. Теперь, когда у меня все так удачно сложилось с новым проектом на телевидении и я могла сама начать хорошо зарабатывать, мы уже не нуждались так остро в этом миллионе. Мы могли бы попытаться склеить черепки и спасти нашу семью. И нашу честь или хотя бы ее остатки. Это был самый подходящий момент. Если бы мы захотели, то могли бы провести остаток лета как нормальные люди. Теперь, когда Эвелин забеременела, ситуация с нашим обменом партнерами становилась еще более нелепой. Не мог же Штефан этого не видеть.
      От этих мыслей и кружения вентилятора у меня тоже закружилась голова. Я закрыла глаза и прилегла на диван, свернувшись калачиком. Ой! Что-то неприятно кольнуло меня в ребра.
      Это была розовая заколка для волос. Заколка Петры. Что делала на этом диване эта дурацкая заколка?
      Внезапно голова моя протрезвела. Конечно, появлению этого предмета можно было найти тысячу самых убедительных объяснений, но в этот момент я осознала, что ни одно из этих объяснений не будет достоверным. И ни одно из них даже не стоило принимать во внимание.
      Было только одно-единственное объяснение: не Эвелин причина изменившегося поведения Штефана и всего, что происходило е ним в последнее время. Это Петра. Маленький хорек.
      Недаром Элизабет меня предупреждала.
      С того времени как я больше здесь не жила, условия для Петры и Штефана сложились идеальные. После окончания рабочего дня они могли совершенно безо всякой опаски встречаться друг с другом. Например, в этом кабинете. На этом диване.
      Эвелин, похоже, знала об этом. Старики тоже. Они имели возможность следить за Штефаном круглые сутки.
      О мой Бог, не Петра была глупой гусыней, а я! И догадаться об этом можно было самое позднее после истории с солярием. И Петра с этими своими улыбочками, сюсюканьем и слащавыми прощаниями не делала особой тайны из того, что ей нравится Штефан.
      Я только не могла поверить в то, что у Штефана оказался такой дурной вкус. Если бы он влюбился в Эвелин, я бы поняла его. Эвелин, в конце концов, была очаровательно красива и интеллигентна. Но Петра? Этот кривоногий, глупый хорек. Нет, такое падение вкусов у Штефана я в жизни не могла себе представить. Ведь у мужчины был свой собственный стиль!
      Я принялась раздраженно бродить по кабинету. Столешница на рабочем столе Штефана не хранила на себе никаких отпечатков и была идеально отполирована. И пахла каким-то антибактериальным средством. Это могло свидетельствовать, что они занимались этим и на рабочем столе. Словно в какой-то горячке я принялась выдвигать ящики стола, не понимая, зачем это делаю и что пытаюсь там найти. Может быть, любовное послание: «Целую, твоя Петра», с отпечатком губной помады на листе.
      Но ничего подобного я не обнаружила. Зато нашла упаковку с презервативами. С черными презервативами, если быть точной. Таких штуковин я еще никогда не видела. Те, которыми мы обычно пользовались, были нежно-розового цвета, как заколки Петры. Я нерешительно вертела в руках упаковку. Как долго все это продолжалось? Они оба имели тысячи возможностей встречаться здесь, пока Эвелин занималась ремонтом дома вместе с Кабульке, а бедный муж Петры нянчился с детишками. Поэтому Штефан так настаивал, чтобы старый диван переехал в его кабинет, а не к Эберхарду. Петра считала, что делать это на полу негигиенично, а стол находила слишком жестким для долгих любовных утех. А с диваном было и мягко, и уютно. И могли появиться лишь маленькие синяки.
      Синяки! Ааааа! Синяк на груди Штефана был результатом укуса или ее ногтей.
      Я открыла коробку с презервативами. Внутри, еще оставалось четыре штуки. Черные, они смотрели на меня из своих упаковок, словно повторяя знаменитое: «Ты выглядишь отвратительно!»
      Я положила их в свою сумочку и, пытаясь найти помощь хоть где-нибудь, бросилась вон из кабинета. В торговом зале мой взгляд упал на холодильник, где все еще стояли ингредиенты коктейля молодости, придуманного стариками. Я плеснула немного жидкости из каждого сосуда в миксер, а из бутылки с водкой вылила все, что там оставалось. Затем включила миксер. Конечно, я забыла закрыть крышку, поэтому в следующее мгновение стена и пол покрылись кроваво-красными пятнами. Словно не замечая этого, я выплеснула остатки коктейля из миксера в один из бокалов и залпом выпила содержимое. Господи, до чего же противно.
      Впрочем, через мгновение мне стало легче. Я почувствовала в себе силы идти куда-нибудь и немедленно позвонить Элизабет (о телефоне в кабинете речи не шло – один взгляд на ненавистный диван вызвал бы у меня приступ тошноты).
      – Элизабет? Ты можешь меня забрать? – простонала я в трубку ближайшего телефона-автомата.
      – Ты где? – спросила подруга.
      – У себя в питомнике. У Штефана ничего нет с Эвелин. У него роман с Петрой!
      – С этим хорьком?
      – Именно, – всхлипнула я.
      – Да, этого следовало опасаться! – воскликнула Элизабет. – Ханна! Штефан завел шашни с этой продавщицей из магазина Оливии!
      – Боров, – услышала я голос Ханны. – Типичный боров!
      – Я сейчас у тебя буду! – крикнула в трубку Элизабет.
 
      Элизабет была очень нежна со мной. Она забрала меня к себе домой и за все время ни разу не позволила себе сказать что-то вроде: «Я же тебе говорила». Она просто утешала меня как могла.
      – И такое случается, – говорила она. – Это жизнь. Посмотри на меня! Со мной такое случилось уже дважды.
      – Я хочу умереть! – выла я. – Я такая дура!
      – Это совершенно нормальная реакция, – сказала Ханна. – Все дело в том, что, как правило, мы переоцениваем способность мужчин оставаться нам верными.
      – Это правда, – сказала Элизабет. – Женщине, которой достался такой мужчина, можно лишь позавидовать.
      – Именно, – добавила Ханна. – Учить этому следует с младенчества!
      Я тем временем немного поплакала.
      Ханна приготовила мне джин с тоником, а Каспар и Маризибиль принесли и сунули мне в руки свои самые любимые игрушки. Спустя некоторое время я почувствовала себя словно под наркозом.
      – Они дезинфицировали письменный стол, – сказала я. – А яникогда в жизни не занималась этим на письменном столе.
      – В самом деле никогда? – в один голос воскликнули Ханна и Элизабет.
      Я покачала головой.
      – Я всегда думала, что мы со Штефаном должны для этого получше узнать друг друга, – всхлипывая, произнесла я.
      От меня тем не менее не ускользнуло, что Ханна и Элизабет обменялись многозначительными взглядами. По всей видимости, Элизабет рассказала Хане историю про «линг-линг». Но мне было все равно, считают ли они меня «не от мира сего». Очень может быть, что я и в самом деле была «не от мира сего». До какого времени, интересно, я собиралась ждать, пока можно будет заняться сексом на письменном столе? До нашей со Штефаном серебряной свадьбы?
      – Я могу сегодня переночевать здесь? – спросила я уже заплетающимся языком и уткнулась лицом в любимую плюшевую лису Каспара.
      – Конечно, можешь, – сказала Ханна. – Мы же женщины и должны всегда поддерживать друг друга.
      Но Элизабет резонно возразила:
      – То, что ты отправишься домой, даже не обсуждается!
      – Почему? – в слезах спросила я.
      – Потому что уже половина шестого, и я отвезу тебя в город, – ответила Элизабет. – Штефан, может быть, и обманывает тебя с этим хорьком, но это еще не причина отказываться от миллиона.
      – Ах, мне теперь все равно, – простонала я.
      – Напротив, – энергично возразила Элизабет. – Именно теперь так важно задуматься о деньгах, Достаточно того, что ты несчастна по жизни. Не хватает теперь, чтобы ты осталась без гроша в кармане. Так что, Ханна, давай, помоги мне довести ее до машины!
      – Я и сама могу дойти, – возмущенно произнесла я, когда маленький Каспар попытался поддержать меня за ноги.
      Впрочем, за небольшую помощь при спуске по лестнице я была благодарна и ему. Так или иначе, но какая-то часть меня все время норовила повалиться в сторону. Поэтому я была очень рада, когда наконец уселась в машину. Элизабет сама пристегнула меня, потому что мне никак не удавалось вытащить этот глупый ремень.
      – Я не понимаю, – заметила она. – Ты выпила только три маленьких джина. Ты совсем ничего не ела?
      – Совсем! – подтвердила я.
      А кроме того, я еще выпила водки. Похоже, слишком много.
      По дороге в город я, должно быть, уснула, потому что мне показалось, что в первый момент мы отъехали от ее дома, а в следующий машина уже стояла возле подъезда дома Оливера.
      – Ну и ну, – сказала я.
      Это граничило с волшебством.
      – Мы приехали, – сказала Элизабет.
      Машину она припарковала прямо под знаком «Остановка запрещена» напротив входа в подъезд Оливера и Эвелин.
      – Большое спасибо, – поблагодарила я и принялась рыться в сумочке в поисках большой связки ключей.
      Мои ноги были словно пудинг, и когда я допыталась выйти из машины, то сразу едва не оказалась на асфальте. Элизабет подхватила меня под руки.
      – Отсюда я сама смогу дойти, – сказала я и тут же снова едва не обрушилась на землю, стоило Элизабет чуть отпустить меня. – Иначе ты заработаешь грыжу.
      – Это ты оплатишь мне потом, в качестве благодарности за спасенный для тебя миллион, – ухмыльнулась Элизабет.
      Лифт поднял нас на верхний этаж.
      – Это не только мой миллион, – уточнила я. – Половина принадлежит Штефану.
      – Половины будет достаточно.
      Элизабет подвела меня к двери в квартиру. Там она прислонила меня, словно манекен, к стене и принялась копаться в моей сумочке.
      – Где здесь ключи от квартиры? – спросила она, тряся связкой у меня перед лицом.
      – Зеленый, – сказала я. – Или нет, маленький. Но может быть, и блестящий. Попробуй все подряд.
      Элизабет вздохнула и нажала на кнопку звонка.
      – Да, пожалуйста? – произнес Оливер, открывая дверь.
      Он не был знаком с Элизабет, а меня видеть не мог, потому что обзор стены, за которую я пыталась удержаться, ему перекрывала дверь. Тем временем стена почему-то закачалась. И пол снова начал приближаться ко мне.
      – Я принесла домой Оливию, – заявила Элизабет. – Она немного выпила, и за ней надо присмотреть.
      Голова Оливера высунулась из-за двери.
      – Блуменкёльхен! Ты что, решила отпраздновать без меня? А я как раз поставил охлаждаться шампанское.
      – Хотела бы я узнать, о каком торжестве идет речь? – осуждающе сказала Элизабет.
      – Ты об этом пока знать не можешь, – проговорила я, обращаясь к ней. – Потому что я теб-бе ни-ччего н-не рассказывала. Ух!
      Оливер подхватил меня под обе руки, предотвратив мое неизбежное падение.
      – Похоже, что по шкале Рихтера сила землетрясения составляет пять баллов, – проблеяла я.
      Только почему, кроме меня, никого больше не качает?
      – По крайней мере ее не тошнит, – сказала Элизабет. – Ну теперь она принадлежит вам. Я припарковала машину под знаком и, кроме того, должна спешить домой, чтобы прочитать сыну сказку на ночь.
      – Спасибо, что доставили Оливию. Было очень приятно с вами познакомиться, – поблагодарил Оливер.
      – Взаимно, – ответила Элизабет. – Я нахожу, что в реальности вы выглядите еще привлекательнее, чем по телевизору.
      – Большое спасибо, – повторил Оливер.
      – Скользко, скользко, скользко, – пробубнила я. – А что у нннасс шампанским?
      Элизабет, уже стоявшая за дверью, сказала:
      – Я думаю, аспирин сейчас был бы более кстати. И холодное полотенце на лоб. Я позвоню тебе утром, Оливия.
      – Засунь себе свое мокрое полотенце… – Мне показалось, что я сказала нечто подобное; впрочем, дверь уже закрылась.
      Оливер осторожно довел меня до гостиной, усадил на диван и принялся задумчиво рассматривать.
      – Ч-ч-что-то не так? – дерзко уставилась я на него.
      – Это я хотел у тебя спросить, – сказал Оливер. – Мы сегодня чуть с ума не сошли, когда ты внезапно пропала после обеда – даже не взяв машину. Как по мановению волшебной палочки. Штефан на тебя обиделся. Там были только мы и старики, когда он вернулся в питомник. Он с большим удовольствием узнал бы новости от тебя.
      – Ха-ха, – фыркнула я. – А я бы с удовольствием узнала кое-какие новости от него. Хотя нет. Совсем нет!
      – Что случилось?
      – Мне нужно в… – сказала я и, пошатываясь, поднялась с дивана.
      – Тебе помочь?.. – спросил Оливер.
      – Посмей только, – пригрозила я.
      Я не настолько пьяна, чтобы кто-то провожал меня до туалета. Я смогу дойти сама. Вокруг были мебель и стены, на которые можно было бы опереться. В ванной я принялась плескать себе в лицо холодной водой. Стало немного легче.
      Когда я вернулась в комнату, Оливер сидел на кушетке и смотрел в окно. В его взгляде было что-то такое трагическое, что на глаза у меня снова навернулись слезы. Вероятно, он, также как и я, находил сложившуюся ситуацию весьма отвратительной. Ведь это Эвелин в первую очередь настояла на том, чтобы играть в дурацкую лотерею с миллионом.
      Во мне что-то надломилось. Внезапно я совершенно отчетливо осознала, чего мне хочется. Пора положить конец этому самопожертвованию.
      Я прислонилась к стене, приняв, как мне казалось, обольстительную позу.
      Оливер обеспокоенно посмотрел на меня.
      – Все в порядке, Оливия?
      – Т-т-ты хоть раз пользовался черными презервативами? – спросила я, пытаясь придать своему голосу сверхэротическое звучание. Во всяком случае, я надеялась, что это звучит сверхэротично.
      Брови Оливера поползли вверх.
      – Нет, если не ошибаюсь, – ответил он.
      – Это только для злых мальчиков, – сказала я и достала упаковку с презервативами из сумочки. – Смотри-ка!
      – Я вижу, – ответил Оливер не в силах остановить поднимающиеся все выше брови.
      – А ты ведь не злой мальчик, в-в-верно?
      Я, шатаясь, подошла к обеденному столу и сексапильно (как мне казалось) облокотилась на его крышку. Затем медленно расстегнула две пуговицы на своем блейзере. Всего их было три. Под блузкой был лишь черный бюстгальтер.
      – Но я – злая девочка, – солгала я.
      Добрые и хорошие девочки стали существами нереальными, а злые распространились повсюду. Всякие Петры, например.
      – В самом деле? – Оливер поднялся с места и внезапно вырос прямо передо мной. – Я совсем не знал этого, Оливия.
      – В самом деле, – резко сказала я и попыталась смотреть ему прямо в глаза. Они были не такими голубыми и лучистыми, как у Штефана. Скорее серые, а зрачки – большие и черные, как презервативы в моей руке. – Страшно злая.
      – Ты почти голая, – сказал Оливер и коснулся рукой моей кожи над бюстгальтером.
      Я резко выдохнула. Ведь я хотела соблазнить его, нечего останавливаться.
      – Но здесь тепло, – продолжил Оливер. – Слишком тепло, чтобы находиться в брючном костюме.
      И не успела я сделать хоть одно протестующее движение, как он в одно мгновение снял с меня и блейзер, и брюки.
      Я уселась на стол в одном нижнем белье и удивленно смотрела на него. Теперь он поразил меня. Ситуация постепенно становилась критической.
      – Так что с шампанским? – спросила я, пытаясь уклониться от продолжения.
      – Я хочу сказать, что мы прибережем его на потом, злая девочка.– Оливер придвинул меня к самому краю стола, почти вплотную к себе. Мои трусики оказались прижаты к его джинсам. Он начал гладить меня по рукам, плечам, шее. – Как ты хороша, Оливия. Как хороша! И как жаль, что ты не совсем трезва.
      Если бы я была трезвая, то уж точно не сидела бы сейчас перед ним в одном нижнем белье. Так что лучше бы ему было не сожалеть о моей нетрезвости.
      – Все-таки ты не злой мальчик, – тихо сказала я. – Злые мальчики берут инициативу в свои руки, когда девочки не знают, чего же они все-таки хотят.
      Это была ложь. Я очень хорошо знала, чего хотела. Только не знала, почему я этого хочу.
      – Тогда я в любом случае – злой мальчик, – возразил Оливер и поцеловал меня в шею.
      Я закрыла глаза и запрокинула голову назад. Поцелуи Оливера становились все интенсивнее. Мой Бог, он умел целовать! Его руки блуждали вверх и вниз по моему телу.
      – Оливер, – прошептала я.
      Я знала, что то, чем мы здесь занимаемся, было неправильно, но чем больше сознавала это, тем сильнее чувствовала, что именно эта неправильность была самым верным действием в данный момент. Оливер прижал меня к себе, медленно снял трусики и начал ласкать руками мои бедра.
      – О да, – прошептала я. – Пожалуйста, не останавливайся.
      – Я и не думал, – сказал Оливер.
      Его дыхание участилось. Казалось, что его руки и губы повсюду на моем теле. Мне показалось, я начинаю терять сознание.
      – Ты д-д-делал хоть раз это на столе? – из последних сил спросила я.

Глава 12