Коралайн прошла по коридору и оказалась перед зеркалом. В нем не отразилось ничего, кроме девочки с заплаканными, зато настоящими глазами; она стояла в домашнем халате и тапочках, крепко сжимая в руках подсвечник с потухшей свечкой. Коралайн смотрела на девочку в зеркале – девочка в зеркале смотрела на Коралайн.
      «Я буду храброй, – подумала Коралайн, – нет, я уже храбрая!» Она поставила подсвечник на пол и повернулась к другим папе и маме, те следили за ней голодными взглядами.
      – Не надо ничего готовить, – сказала Коралайн. – У меня есть яблоко, видите?
      Она достала из кармана яблоко и с преувеличенным энтузиазмом и удовольствием впилась в него зубами.
      Другой папа выглядел расстроенным, а другая мама улыбнулась в тридцать два зуба, каждый из которых оказался чуточку длиннее, чем следовало. В свете прихожей ее черные пуговичные глаза неприятно блестели.
      – Я тебя не боюсь, – заявила Коралайн, хотя душа у нее ушла в пятки. – Верни моих родителей!
      Казалось, мир слегка дрогнул по краям.
      – Зачем мне твои прежние родители? Должно быть ты наскучила им, Коралайн, вот они тебя и бросили, а может, просто устали. Теперь все станет по-другому: мне ты не надоешь, я никогда не покину тебя. Мы будем вместе, навсегда, – волосы другой мамы зашевелились словно мокрые щупальца чудовищ из океанских глубин.
      – Неправда! – воскликнула Коралайн. – Ты врешь! Ты похитила их!
      – Глупышка Коралайн. Им хорошо без тебя.
      Коралайн не сводила глаз с другой мамы.
      – Я докажу, – сказала та и дотронулась длинными белыми пальцами до поверхности зеркала. Оно затуманилось, словно на него дыхнул дракон, а через мгновение прояснилось.
      В зеркале уже наступил день. Коралайн увидела коридор. Входная дверь открылась, и ее родители вошли в дом. В руках они держали портфели.
      – Мы чудесно провели время! – сказал папа.
      – Как хорошо, что Коралайн больше нет! – улыбнулась мама. – Теперь, без маленькой дочки, мы можем осуществить все, чего так хотели, съездим за границу...
      – Точно! – добавил папа. – Я так рад, ведь другая мама позаботится о Коралайн лучше, чем мы.
      Зеркало снова затуманилось, и отражение стало прежним.
      – Вот видишь? – произнесла другая мама.
      – Нет, не вижу, – сказала Коралайн. – И не верю.
      Коралайн надеялась, что увиденное – неправда, однако она была не так уверена, как заявляла. В душу ей закрался червячок сомнения. Однако взглянув в лицо другой мамы, она заметила перекосившую его вспышку ярости, мгновенную как летняя молния, и убедилась, что картина в зеркале – не более, чем иллюзия.
      Она уселась на диван и принялась за яблоко.
      – Пожалуйста, – попросила другая мама, – будь послушной! – Она прошла в гостиную и дважды хлопнула в ладоши. Послышалось шебуршание, и появилась черная крыса. Крыса поняла голову и посмотрела на другую маму.
      – Принеси ключ, – велела та.
      Крыса кивнула, выскочила в открытую дверь, ведущую в квартиру Коралайн и вскоре вернулась, волоча за собой ключ.
      – А почему у тебя нет своего ключа? – спросила Коралайн.
      – Он только один. Как и дверь, – пояснил Другой Папа.
      – Шшш! – оборвала его Другая Мама. – Не перегружай головку нашей девочки такими мелочами.
      Она повернула ключ, замок неподатливо щелкнул и закрылся. Другая Мама опустила ключ в карман фартука.
      За окном стало светать.
      – Если еда никому не требуется, – сказала Другая Мама, – то уж сон нам явно необходим. Я иду спать, Коралайн. И настоятельно рекомендую тебе сделать тоже самое.
      Она положила белые руки на плечи Другому Папе и вывела его из комнаты.
      Коралайн подбежала к двери в углу гостиной и подергала за ручку, но та не поддалась. Дверь в спальню других родителей тоже была заперта.
      Коралайн и правда устала, но ей не хотелось спать под одной крышей с другой мамой.
      Входная дверь оказалась незапертой, и, спустившись по лестнице навстречу рассвету, Коралайн села на нижнюю ступеньку. Было прохладно.
      Вдруг что-то пушистое коснулось ее руки. Коралайн подпрыгнула от неожиданности, но уже через секунду вздохнула с облегчением – она рассмотрела пришельца.
      – А, это ты, – обратилась она к черному коту.
      – Ну, что я говорил? – фыркнул кот. – Не так уж и трудно меня узнать, правда? И без всяких имен.
      – А если бы я захотела позвать тебя?
      Кот презрительно сморщил нос и, ухитрившись придать морде кислое выражение, сообщил:
      – Звать котов – занятие безнадежное. Все равно, что искать ветра в поле.
      – А если пора обедать? – не сдавалась Коралайн. – Вряд ли ты захотел бы пропустить трапезу.
      – Разумеется, – согласился кот, – но тогда достаточно просто крикнуть «Обед!». Ясно? Имена не нужны.
      – Зачем я ей понадобилась? – задумчиво протянула Коралайн. – Почему она хочет, чтобы я осталась с ней?
      – Может, хочет о ком-нибудь заботиться, – предположил кот. – О ком-нибудь, кто не является ее частью. Или просто проголодалась. С такими существами никогда точно не поймешь.
      – И как мне быть? – спросила Коралайн.
      Кот, судя по всему, собирался выдать очередную насмешку, однако он лишь передернул усами и сказал:
      – Брось ей вызов. Вряд ли она станет играть честно, но существа вроде нее любят игры и развлечения.
      – Существа вроде нее – это кто? – заинтересовалась Коралайн.
      Но кот лишь молча потянулся и пошел прочь. Потом вдруг обернулся и заметил:
      – На твоем месте я бы отправился в дом. Надо выспаться. Тебя ждет долгий день.
      И пропал. А Коралайн поняла, что его слова были не лишены смысла. Она прокралась в сонный дом, миновала закрытые двери спальни, где другие родители: что? – задумалась она. – Спали? Ждали? И Коралайн показалось, что открой она дверь спальни, та оказалась бы пустой, или – что вероятнее – комната оставалась бы пустой до того момента, как Коралайн откроет дверь.
      Почему-то эта мысль придала ей уверенности. Коралайн вошла в зелено-розовое подобие своей собственной комнаты. Закрыла дверь, придвинув к ней ящик с игрушками – конечно, такая преграда никого не удержит, но если к ней попытаются войти, шум разбудит Коралайн, по крайней мере, она на это надеялась.
      Почти все игрушки спали; пока она двигала их коробку, некоторые ворочались и бормотали, но тут же засыпали снова. Коралайн заглянула под кровать, ожидая увидеть крыс, но там никого не было. Она сняла халат, скинула тапочки, забралась в постель и уснула, так и не успев поразмыслить над тем, что же кот имел ввиду под «вызовом».
      Следующее утро разбудило ее ярким солнечным зайчиком, прыгающим по лицу.
      Какое-то время Коралайн не могла сообразить, где находится, и не совсем понимала, кто она. Поразительно, насколько наша сущность привязана к кроватям, в которых мы просыпаемся, и просто поразительно, насколько она хрупка.
      Порой Коралайн и в дневных грезах забывала, кто она такая, воображая себя исследователем Арктики, лесов Амазонки или далекой Африки – так продолжалось до тех пор, пока кто-нибудь не хлопал ее по плечу или окликал по имени; и тогда Коралайн возвращалась с расстояний в миллионы миль и за долю секунды вспоминала, кто она, как ее зовут, и где она находится.
      Сейчас солнце светило прямо в лицо, и звали ее Коралайн Джонс. Точно. А зелено-розовые тона комнаты вместе с большими бумажными бабочками, порхающими под потолком, недвусмысленно сообщали, где именно ей довелось проснуться.
      Коралайн выбралась из кровати. Поскольку, ходить весь день в пижаме, халате и тапочках она не могла, пришлось позаимствовать одежду другой Коралайн. (Да и была ли вообще Другая Коралайн? Нет, подумала Коралайн, не было. Только она). Подходящей одежды в шкафу не нашлось. Костюмы на вешалках больше напоминали маскарадные, хотя Коралайн и не отказалась бы повесить такие в свой шкаф: потертый наряд ведьмы; костюм чучела, весь в заплатках; облачение воина будущего, усыпанное переливающимися блестками; облегающее вечернее платье, сплошь покрытое бисером и перьями. Наконец, Коралайн откопала в ящике черные джинсы, будто сшитые из бархата ночи, и свитер цвета густого дыма, в маленьких мерцающих звездочках.
      Она оделась, затем натянула ярко оранжевые ботинки, которые нашла в глубине шкафа.
      Достав из кармана халата последнее яблоко, Коралайн вытащила оттуда и камушек с дыркой. Она переложила подарок соседок в карман джинсов и сразу ощутила, как в голове у нее прояснилось. Словно она вышла из какого-то тумана.
      Коралайн заглянула на кухню – никого. Тем не менее она была уверена, что в квартире кто-то есть, и проходя мимо кабинета отца, заметила, что комната занята.
      – Где другая мама? – спросила она у другого папы. Тот сидел за столом – точь-в-точь как у ее папы – и совсем ничего не делал, даже каталог по озеленению не просматривал, как ее папа, когда притворялся, что работает.
      – На улице, – пояснил он. – Чинит двери. Паразиты достали, – казалось, другой папа рад, что нашлось с кем поговорить.
      – Крысы?
      – Нет, крысы – наши друзья. Я имел в виду того большого черного приятеля с пушистым хвостом.
      – Кота, что ли?
      – Точно, – подтвердил другой папа.
      Сегодня он меньше походил на ее настоящего отца. С лицом творилось что-то непонятное: оно напоминало поднимающееся тесто, на котором постепенно выравниваются выпуклости, трещинки и впадины.
      – Вообще-то я не должен с тобой говорить без нее, – добавил Другой Папа. – Но не волнуйся, она не будет уходить часто. Мне же надо продемонстрировать тебе нашу заботу и гостеприимство, чтобы ты и не думала о возвращении домой. – Он замолчал и сложил руки на коленях.
      – И чем мне заняться? – поинтересовалась Коралайн. Другой папа указал на сомкнутые губы. Тишина.
      – Раз ты со мной не разговариваешь, – заявила она, – пойду на разведку.
      – Напрасно, – заметил другой папа. – Там ничего нет. Все, что здесь есть – сделала она: дом, сад, людей в доме. Сделала и начала ждать. – Он вдруг покраснел и снова приложил палец к губам, будто сболтнул лишнее.
      Коралайн вышла из кабинета и направилась в гостиную, где принялась колотить, толкать и трясти старую дверь. Увы, та была накрепко заперта, а ключ хранился у другой мамы.
      Она огляделась. Комната казалась такой знакомой, что выглядела по-настоящему странной. Все было в точности, как помнила Коралайн: источающая непонятный запах бабушкина мебель, натюрморт на стене (ваза с фруктами – гроздью винограда, парой слив, персиком и яблоком), низкий деревянный столик на львиных ножках и пустой камин, который будто высасывал тепло из гостиной.
      Однако нашлось и то, чего Коралайн раньше не видела – стеклянный шар на каминной полке.
      Она подошла поближе, приподнялась на цыпочки и достала его. Шарик оказался новогодним сувениром; внутри него стояли два человечка. Коралайн потрясла игрушку, и в шарике закружились белые сверкающие снежинки. Она поставила находку обратно и ушла на улицу – искать своих настоящих родителей.
      Коралайн покинула квартиру, миновала дверь с мигающими лампочками, за которой мисс Свинк и мисс Форсибл разыгрывали свой бесконечный спектакль, и направилась в сад.
      В настоящем саду, за деревьями виднелся лишь заброшенный теннисный корт на лугу. Теперь же деревья не кончались, и чем дальше от дома, тем они становились грубее, все меньше напоминая деревья.
      Вскоре они вообще стали казаться лишь подобием деревьев: внизу серо-коричневые стволы, наверху – грязно-зеленые пятна того, что по идее должно быть листьями.
      Интересно, подумала Коралайн, другой маме не нравятся деревья, или она просто не стала их доделывать, решив, что так далеко никто не забредет?
      Коралайн пошла дальше. И оказалась в тумане. Правда она не почувствовала ни тепла, ни холода. Сырости, как в настоящем тумане или дымке, тоже не было. Коралайн словно шагала в пустоте.
      «Я – разведчик, – сказала она себе. – И должна отыскать все возможные выходы отсюда. Надо идти дальше».
      Мир, в котором она пребывала, являл собой бесцветную пустоту, словно чистый лист бумаги или нереально пустая белая комната. Здесь не было температуры, запахов, ощущений, вкуса.
      – Это, определенно, не туман, – решила Коралайн, хотя и не знала, что же это. На миг она даже подумала, что ослепла. Но нет – себя Коралайн видела ясно как днем. Земли под ногами не было – только туманная молочная белизна.
      – Сама-то понимаешь, чем сейчас занимаешься? – спросили рядом.
      Коралайн потребовалось несколько секунд, чтобы разглядеть его. Издалека он показался ей львом, вблизи – мышью, наконец, она его узнала.
      – Я разведываю, – пояснила коту Коралайн.
      Кот вовсе не выглядел счастливым: шерсть дыбом, глаза как плошки, а хвост прижат к задним лапам.
      – Плохое место! – фыркнул он. – Если его вообще можно назвать местом, в чем я сомневаюсь. Что ты здесь делаешь?
      – Разведываю.
      – Тут нечего искать, – буркнул кот. – Всего лишь окраина, которую она поленилась доделать.
      – Она?
      – Ты называешь ее другой мамой, – пояснил кот.
      – А что она такое?
      Кот не ответил, вышагивая рядом с Коралайн в белесом тумане.
      Впереди появились очертания чего-то большого и темного.
      – Ты ошибся! – воскликнула Коралайн. – Там что-то есть!
      Туманные очертания обрели форму, в размытой белизне показался темный дом.
      – Но это же... – изумленно пробормотала Коралайн.
      – Дом, из которого ты вышла, – подхватил кот. – Именно.
      – Может, я случайно развернулась в тумане, – предположила она.
      Кот свернул хвост в форме вопросительного знака и склонил голову на бок.
      – Ты могла. Я – нет. Чертовщина, не иначе.
      – Разве можно прийти к тому, от чего уходил?
      – Запросто, – хмыкнул кот. – Вспомни о кругосветных путешествиях. Уходишь откуда-нибудь, а возвращаешься туда, откуда начал.
      – Какой маленький мир...
      – Ей хватает, – сказал кот. – Паутине не нужно быть большой, чтобы поймать муху.
      Коралайн вздрогнула.
      – Он сказал, что другая мама заколотила все лазейки и двери, – предупредила она, – из-за тебя.
      – На здоровье, – кота новость явно не тревожила. – Да уж, пускай старается.
      Они стояли за домом, под кронами деревьев, которые здесь выглядели более убедительно.
      – В таких местах столько входов и выходов, что даже она всех не знает.
      – Разве не она создала это место? – удивилась Коралайн.
      – Создала, нашла – какая, в сущности, разница? – сказал кот. – Так или иначе, она здесь уже очень давно. Ну, держись...
      Он прыгнул и, не успела Коралайн моргнуть, кот уже прижимал лапой огромную черную крысу.
      – Не то, чтобы я очень любил крыс, – как ни в чем не бывало сообщил кот, – просто здесь все крысы шпионят на нее, – и он отпустил добычу.
      Но крыса не пробежала и метра, как он большим прыжком снова настиг ее. И принялся шлепать когтистой лапой.
      – Как же мне это нравится, – радостно признался кот. – Хочешь повторю?
      – Нет, – отказалась Коралайн. – Зачем ты так поступаешь? Ей же больно!
      – Мм... – промурчал кот. И отпустил крысу.
      Та, спотыкаясь, сделала несколько шагов и пустилась бегом. Ударом лапы кот подкинул крысу в воздух и поймал пастью.
      – Прекрати! – закричала Коралайн.
      Кот бросил крысу перед собой и, вздохнув, елейным голоском произнес:
      – Некоторые находят кошачью привычку играть с добычей милосердной, ведь именно благодаря ей маленькая быстроногая закуска может сбежать – иногда. Как часто твой обед убегал?
      Кот взял крысу в зубы и отправился за дерево.
      Коралайн пошла в дом.
      Повсюду царила тишина, никого не было. Даже ее шаги по ковру казались топотом. В солнечном свете кружились пылинки.
      В конце коридора висело зеркало. Коралайн шла вперед, глядя на свое отражение – она чувствовала себя не такой храброй, как девочка в зеркале, идущая по пустому коридору.
      Вдруг Коралайн ощутила, как на плечо легла чья-то рука, и обернулась. Другая мама смотрела на нее черными пуговицами глаз.
      – Коралайн, дорогая, – сказала она, – давай поиграем во что-нибудь, раз ты вернулась с прогулки. «Классы», «Монополия», «Дочки-матери»?
      – Тебя нет в зеркале, – заметила Коралайн.
      Другая Мама улыбнулась:
      – Зеркалам никогда нельзя доверять. Так во что будем играть?
      – Не хочу я с тобой играть! – заявила Коралайн. – Я хочу забрать моих настоящих родителей и пойти домой. Отпусти их! Дай нам всем уйти.
      Другая Мама медленно покачала головой:
      – Неблагодарность дочери хуже змеиного яда. Но любовь сломает и не такой гордый нрав.
      – Я не собираюсь любить тебя, – возразила Коралайн. – Нисколечко. А заставить меня ты не можешь.
      – Давай поговорим, – предложила другая мама, она развернулась и пошла в гостиную. Коралайн последовала за ней.
      Другая мама села на большой диван, взяла лежавшую рядом коричневую сумочку и вытащила оттуда белый пакет из хрустящей бумаги.
      – Будешь? – мягко спросила она, протянув пакет Коралайн. Ожидая увидеть леденцы или ириски, Коралайн заглянула внутрь. Там оказались большие блестящие черные жуки, карабкающиеся друг на друга в попытке выбраться наружу.
      – Нет, – выдохнула Коралайн.
      – Ну, как хочешь, – пожала плечами другая мама. Она осторожно выбрала самого большого и черного жука, оторвала ему лапки (которые аккуратно высыпала в стеклянную пепельницу на журнальном столике) и запихнула в рот.
      – Ам, – довольно хрустя жуком, пробормотала другая мама и достала следующего.
      – Ты помешанная! – выпалила Коралайн. – Помешанная, злая и странная.
      – Разве можно так разговаривать со своей мамой? – с полным ртом жуков спросила та.
      – Ты не моя мама, – твердо сказала Коралайн.
      Другая мать проигнорировала ее слова.
      – Пожалуй, ты немного перевозбудилась, Коралайн. В полдень мы с тобой можем немного повышивать или заняться рисованием. Потом обед, а затем, если будешь хорошо себя вести, разрешу поиграть с крысами у кровати. Вечером я прочту тебе сказку, подоткну одеяло и поцелую на ночь, – она плавно перебирала пальцами, и ее руки стали похожи на уставших бабочек. Коралайн вздрогнула.
      – Нет, – сказала она.
      Другая мама выпрямилась. Рот вытянулся в тонкую линию. Она съела еще одного жука, потом еще одного – так дети уплетают изюм в шоколаде. Взгляд ее черных пуговиц уперся в карие глаза Коралайн. Блестящие черные волосы скользили по шее и плечам, словно на них дул ветер, ощутить который Коралайн не могла.
      Больше минуты они смотрели друг на друга. Другая Мама воскликнула:
      – Ну и манеры!
      Затем осторожно – чтобы жуки не выбрались – свернула пакет и убрала в сумку. А потом начала вставать – все выше, выше и выше – ранее она не казалась Коралайн такой высокой. Другая мама опустила руку в карман фартука и вытащила черный ключ. Нахмурившись, она бросила его в сумочку, и снова порылась в кармане: теперь она достала нужный – тонкий серебряный ключик.
      – А вот и мы! – пропела она, с видом триумфатора продемонстрировав ключик. – Это для тебя, Коралайн. Для твоей же пользы. Потому что я люблю тебя. Будешь учиться манерам. В конце концов именно они делают человека человеком.
      Она вытащила Коралайн в коридор и подвела к зеркалу. Затем погрузила ключик в зеркальную поверхность и повернула его.
      Зеркало открылось словно дверь, за ним находилась темная каморка.
      – Выйдешь, когда научишься себя вести и станешь любящей дочерью, – объявила другая мама. Она толкнула Коралайн в мрачную черноту – глаза-пуговицы ничего не выражали, а к нижней губе прилип кусочек жука – и захлопнула зеркальную дверь, оставив Коралайн в полной темноте.
      Из глаз едва не покатили слезы, но Коралайн остановила рыдания, не дав им прорваться наружу. Она глубоко вздохнула и вытянула руки, чтобы исследовать свою тюрьму. Та оказалась размером с чулан: места, чтобы сидеть или стоять достаточно, а вот лечь уже нельзя. Одна стена была стеклянная, холодная на ощупь.
      Коралайн еще раз обшарила чулан руками в надежде найти дверную ручку, кнопку или секретную панель – хоть что-нибудь, указывающее на выход. Поиск ничего не дал. На руку свалился паук, Коралайн вскрикнула и всплеснула руками. Но кроме паука в темноте никого не было, лишь Коралайн.
      Внезапно ее ладонь коснулась чего-то, больше всего похожего на чье-то щеки и губы, маленькие и холодные. Кто-то прошептал в самое ухо:
      – Шшш! Тихо! Молчи – вдруг ведьма подслушивает.
      Коралайн промолчала. По лицу, нежно, как крылышко мотылька, провела холодная рука.
      Другой голос, дрожащий и настолько тихий, что Коралайн подумала, уж не послышалось ли ей, спросил:
      – Ты... ты живая?
      – Да, – прошептала Коралайн.
      – Бедняжка, – вздохнул первый голос.
      – Кто ты? – тихо спросила Коралайн.
      – Имена, имена, имена, – пробормотал другой голос. – Имя – первое, что теряешь, когда перестаешь дышать, и останавливается сердце. Воспоминания сохраняются дольше имен. Я до сих пор берегу образ моей няни в лучах майского утра: она несет мой хулахуп и лопатку, а вокруг на ветру покачиваются тюльпаны. Но я не помню ее имени, да и тюльпанов тоже.
      – Вряд ли у тюльпанов бывают имена, – заметила Коралайн. – Они просто тюльпаны.
      – Возможно, – печально прошелестел голос. – Но мне всегда казалось, что у этих тюльпанов имена есть. Красные, красно-апельсиновые и красно-апельсиново-желтые: они как тлеющие угольки в камине детской зимними вечерами. Я помню их.
      Голос звучал так грустно, что Коралайн протянула руку туда, откуда он исходил, и, встретив холодную ладошку, от души пожала ее.
      Глаза начали привыкать к темноте, и Коралайн увидела – или вообразила, что видит, – три фигуры, призрачные и бледные, как луна на дневном небосклоне. Фигуры детей примерно ее роста. И холодная рука в ответ пожала ей ладонь.
      – Спасибо тебе, – произнес чей-то голос.
      – Ты девочка или мальчик? – спросила Коралайн.
      Повисло молчание.
      – У меня были в детстве юбки и длинные вьющиеся волосы, – наконец ответило с сомнением существо. – Но теперь, когда ты спрашиваешь, мне кажется, что в один прекрасный день у меня забрали юбки, отрезали волосы и одели в бриджи.
      – Мы больше не придаем этому значения, – ответил первый голос.
      – Скорее, мальчик, – продолжал голос держащего ее за руку. – Думаю, когда-то я был мальчиком.
      И существо мигнуло чуть ярче в темноте зазеркальной каморки.
      – Что с вами всеми случилось? – спросила Коралайн. – Как вы попали сюда?
      – Она заперла нас, – заговорили голоса. – Украла наши сердца, наши души, отобрала жизни; она оставила нас в темноте и забыла о нас.
      – Бедняги! – ужаснулась Коралайн. – И давно вы здесь?
      – Очень, очень долго, – ответил ей голос.
      – Да. Неизмеримо долго, – добавил другой голос.
      – Я ушел через дверь буфетной, – произнес тот, кто считал себя мальчиком. – И обнаружил, что снова оказался в гостиной. Но она меня ждала. Сказала, что она моя другая мама, с тех пор своей настоящей мамы я уже не видел.
      – Беги! – зашептал самый первый голос, принадлежащий девочке, как вообразила себе Коралайн. – Беги пока в твоих легких еще есть воздух, пока кровь бежит по твоим венам, пока сердце не потеряло тепло! Беги, пока у тебя еще есть разум и душа.
      – Не собираюсь я убегать! – сказала Коралайн. – У нее мои родители. И я пришла их вернуть.
      – Ах, но она будет держать тебя здесь, пока дни не обратятся в прах, листья опадут, а годы пролетят с быстротой тиканья часов!
      – Нет, не будет! – возразила Коралайн.
      В зазеркальной комнате наступила тишина.
      – Может статься, – сказал наконец голос в темноте, – если ты в силах отвоевать у карги своих папу и маму, то сумела бы вернуть и наши души.
      – Она отняла их у вас?! – спросила шокированная Коралайн.
      – Да. И спрятала.
      – Вот почему мы не смогли уйти отсюда, когда умерли. Она держала нас и высасывала, пока от нас ничего не осталось, кроме пустых как змеиная кожа оболочек. Найди, где спрятаны наши сердца, юная леди.
      – А что с вами будет, когда я их отыщу? – спросила Коралайн.
      Голоса не ответили.
      – И что она собирается сделать со мной? – добавила она.
      Бледные фигуры слабо мерцали; можно было подумать, что они всего лишь остаточные образы, как сияние, которое остается в глазах от яркого света, когда его выключить.
      – Она не сделает больно, – прошептал один из призрачных голосов.
      – Она заберет у тебя жизнь и всё, что тебе дороже всего, и оставит от тебя лишь дымку, туман. Она заберет твою радость. И однажды ты проснешься, и поймешь, что твои душа и сердце исчезли. И ты станешь пустой шелухой, тихим шепотом, не сильней отснившегося сна или воспоминания о чем-то забытом.
      – Пустотой, – зашептал третий голос. – Пустотой, пустотой, пустотой...
      – Ты должна бежать, – едва слышно вздохнул призрак.
      – Вот уж не думаю! – возразила Коралайн. – Я уже пыталась – не сработало. Она только забрала моих родителей. Вы можете рассказать, как отсюда выбраться?
      – Если бы мы знали, мы бы уже рассказали тебе.
      «Несчастные!» – подумала Коралайн. Она села, сняла свитер, и, свернув, положила вместо подушки. Потом сказала:
      – Она не станет держать меня здесь вечно. Я ведь нужна ей, чтобы играть в игры. «Игры и развлечения», как сказал кот. Она всего лишь испытывает меня этой темнотой. – И Коралайн попыталась устроиться поудобнее, ворочаясь и сгибаясь в теснотище каморки за зеркалом. В желудке заурчало. Коралайн маленькими кусочками, растягивая как можно дольше, съела последнее яблоко. Голод не утих. И тут в голову ей пришла идея, и Коралайн зашептала:
      – Почему бы вам троим не уйти отсюда вместе со мной, когда она придет выпускать меня?
      – Если бы мы могли! – вздохнули призрачные голоса. – Но наши сердца в ее руках. И мы теперь обитатели тьмы и пустоты. Свет иссушит и сожжет нас.
      – О! – только и сказала Коралайн. Она закрыла глаза, отчего темнота стала еще темней, положила голову на свернутый свитер и задремала. Ей показалось, что засыпая, она почувствовала поцелуй привидения на щеке и услышала призрачный детский голос, настолько слабый, что, может, его и не было вовсе, – мягкий бесплотный отголосок настоящего голоса, такой тихий, что, Коралайн почти решила, что просто придумала его себе.
      – Смотри сквозь камень, – прошелестел призрак.
 
      Другая мама выглядела здоровее, чем раньше: бледные щеки ее слегка зарумянились, а волосы извивались теперь, как ленивые змеи в жаркий день. Черные пуговицы-глаза казались заново отполированными.
      Она шагнула сквозь зеркало с такой легкостью, словно оно было не тверже воды и посмотрела вниз, на Коралайн. Потом открыла дверь маленьким серебряным ключом и взяла Коралайн на руки, – совсем как брала настоящая мама, когда дочь была гораздо младше, – качая полусонного ребенка, словно младенца.
      Другая мать отнесла Коралайн на кухню и очень нежно опустила на тумбочку.
      Коралайн все никак не хотела просыпаться, продлевая момент теплых объятий любящих рук и желая, чтобы он длился как можно дольше; но пришлось вспомнить, где она и – с кем.
      – Вот видишь, дорогая моя Коралайн, – сказала другая мама, – я пришла и забрала тебя из этого чулана. Тебе нужно было преподать урок, но у нас справедливость уравновешивается милосердием: грешника мы любим, а грех – ненавидим. А теперь, если ты будешь хорошей девочкой, которая любит свою маму, если будешь вежливой и уступчивой, – мы прекрасно поладим и не менее прекрасно будем друг друга любить.
      Коралайн протерла заспанные глаза.
      – Там были и другие дети, – сказала она. – Старые, еще с давних времен.
      – Неужели? – спросила другая мама, суетясь между сковородками и холодильником, доставая яйца, сыр, масло, нарезая тонкими ломтиками розовый бекон.
      – Да, – подтвердила Коралайн. – Они там были. Думаю, ты собираешься и меня превратить в одного из них. В безжизненную оболочку.
      Другая мама ласково ей улыбнулась. Одной рукой она разбивала в тарелку яйца, другой – взбивала и перемешивала их. Затем положила на сковородку ломтик масла; оно растаяло и зашипело когда к нему был добавлен нарезанный тонкими ломтиками сыр. Другая мама вылила расплавленное масло с сыром в яйца и снова перемешала.
      – Знаешь, дорогая, я думаю, все это глупо, – высказалась она. – Я люблю тебя. И всегда буду любить. Тем более, никто в здравом уме не верит в привидения. И всё потому, что они ужасные обманщики. Ты только вдохни запах завтрака, который я тебе готовлю! – и другая мама вылила желтую смесь на сковородку. – Сырный омлет. Твой любимый!
      У Коралайн потекли слюнки. Но она не сдавалась:
      – Мне сказали, ты любишь игры.
      Черные глаза другой матери блеснули, и она ответила:
      – Все любят игры.
      – Да, – согласилась Коралайн, слезла с тумбочки и уселась за кухонный стол.
      Бекон в гриле шипел и потрескивал. Аромат от него шел восхитительный.
      – Ты бы обрадовалась, если бы ты заполучила меня в честной игре? – спросила Коралайн.
      – Возможно, – уклончиво заметила другая мама. Она казалась невозмутимой, но пальцы ее начали дергаться и что-то выстукивать, а красный язычок быстро облизнул губы. – Что именно ты предлагаешь?
      – Себя, – сказала Коралайн, сжав под столом коленки, чтоб унять дрожь. – Если проиграю, я навсегда останусь здесь, с тобой, и позволю тебе себя любить. Я буду самой покорной дочерью. Буду есть твою еду и играть в «дочки-матери». И дам тебе вшить мне пуговицы вместо глаз.
      Другая мать немигающе уставилась на нее своими черными пуговицами.
      – Звучит заманчиво, – признала она. – А что будет, если ты не проиграешь?
      – Тогда ты меня отпустишь. Вообще всех отпустишь – моих настоящих маму с папой, умерших детей – всех, кого ты сюда заманила.
      Другая мама достала бекон из гриля и положила на тарелку, на которую вывернула еще сырный омлет, переворачивая сковородку так, чтобы омлет сложился в идеальную омлетную форму.
      Она поставила завтрак перед Коралайн, добавив стакан свежевыжатого апельсинового сока и чашку горячего шоколада с пенкой, а потом сказала: