Песнь для Арбонны
ModernLib.Net / Гэвриел Гай / Песнь для Арбонны - Чтение
(стр. 31)
Автор:
|
Гэвриел Гай |
Жанр:
|
|
-
Читать книгу полностью
(2,00 Мб)
- Скачать в формате fb2
(450 Кб)
- Скачать в формате doc
(431 Кб)
- Скачать в формате txt
(416 Кб)
- Скачать в формате html
(451 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36
|
|
Истина сегодня заключалась в том, что даже вместе с коранами Мираваля им понадобилось бы огромное количество наемников, чтобы получить хоть какой-то реальный шанс выстоять, а зимнее вторжение лишило их этой возможности. Армия Адемара Гораутского, которую он благополучно перевел через горы, намного превосходила их численностью. Адемара и Гальберта: Блэз был уверен так твердо, как ни в чем другом в этом мире, что эта зимняя война была изобретением его отца — результатом хитроумного и длительного планирования, смешанного с надменной, непоколебимой уверенностью, что бог поможет ему пройти через перевал. И разумеется, пугало то, что Кораннос помог. Армия Гораута, которая был армией бога, — в Арбонне, и Блэз, глядя на север с крепостной стены вместе с Бертраном и Фальком де Савариком и другими, ощущал страх, тяжелым камнем лежащий у него на сердце. «Только глупцы и безумцы не знают страха перед боем», — так ему говорил его первый командир, и Блэз много лет так же успокаивал молодых людей под своим началом. Однако он был уверен, что его отец сейчас не испытывает страха, направляясь сюда ради осуществления мечты всей своей жизни. Что это означало, он не знал. — Мы выстроимся у юго-восточного конца долины, — услышал он слова Бертрана, обращенные к трем мужчинам, которые только что подошли к нему. Баронам с юга. Одним из них был Маллин де Бауд. Они с Блэзом успели только быстро поздороваться и обменяться взглядами. Возможно, на большее так и не найдется времени. — Замок и озеро, — продолжал Бертран, — останутся у нас за спиной, так что они не могут обойти нас с флангов. Там небольшой склон, если хорошенько приглядитесь, вы его увидите, спускающийся в долину к западу, он нам поможет. Это хотя бы даст лучникам немного больше простора. — Бертран, подумал Блэз, знал эту землю, как песню из своего детства. Он сам себя удивил этим сравнением. Возможно, подумал он, ему следует начать меньше удивляться: в конце концов, он среди воинов Арбонны. — А как насчет острова Риан? — спросил один из баронов. — Могут они добраться туда с западного берега озера, если мы оставим им доступ с той стороны? — Лодок нет. Мы все отвели их к своему причалу или к самому острову. Они не будут думать об этом, пока не разделаются с нами. — Голос Бертрана звучал спокойно. На Блэза это произвело впечатление. Но не особенно удивило: у него уже было время оценить этого человека. Он доверял ему и любил его, а ведь всего год назад он и не думал, что такое возможно. Бертран, как обычно, стоял с непокрытой головой, без доспехов, одетый в свой обычный неброский костюм коричневого цвета. Когда Блэз впервые увидел его прошлой весной скачущим к замку Бауд, эта одежда из грубой ткани показалась ему извращенным притворством со стороны сеньора столь могущественного и богатого; теперь почему-то внешний вид Бертрана казался совершенно подобающим военачальнику накануне сражения. Словно де Талаир каким-то странным образом всегда готовился к этому. Интересно, подумал Блэз, может ли это оказаться правдой: он вспомнил еще один внезапно нахлынувший образ: злые, насмешливые стихи, которые герцог спел в замке Бауд об Адемаре, Гальберте и Дауфриди Валенсийском. Человек, который написал эти слова, мог вполне предвидеть ответ на них. Первым ответом была стрела, пропитанная сивареном, вспомнил Блэз, бросив взгляд на Рюделя, стоящего немного дальше на стене. Вторым ответом, по-видимому, стала эта война. Он посмотрел вдаль, на запад. Массивная арка Древних сверкала в лучах солнца в конце аллеи вязов. Немного ближе он увидел полоску песка рядом с дорогой, где шесть коранов Мираваля убили его коня и вьючного пони, а потом погибли от его стрел. Он вспомнил молодую жрицу с острова, которая явилась, чтобы проводить его в Талаир. «Мы ждали тебя», — сказала она тогда, уверенная и высокомерная, как, по-видимому, они все. Он так до конца и не понял, что это значило. Это было частью все той же пугающей паутины тайн, которая привела их сюда после предупреждения Беатрисы. «Кто знает, что делают эти женщины, когда уходят в лес по ночам?» Однажды эти слова произнес его отец, перед тем как сжечь очередную предполагаемую ведьму на земле Гарсенка. Блэз предпочитал не вспоминать о таких вещах. Но здесь тоже будут костры, почти невообразимый адский огонь, если победит Гальберт. С некоторым усилием Блэз заставил себя отбросить эту мысль и вместо этого вспомнить музыку, которая играла, когда он в первый раз пришел в этот замок рядом с Валери в тот весенний день. Кажется, это было так давно. Фальк де Саварик подошел ближе и облокотился локтями о каменную стену. Не отрывая глаз от северного конца долины, он лукаво шепнул: — Ты придумал что-нибудь исключительно умное? Губы Блэза дрогнули. — Конечно, — ответил он Фальку в том же тоне. — Я собираюсь вызвать Адемара на поединок. Когда он по глупости согласится, я его убью, приму командование его благодарной армией, и мы все успеем вернуться домой в Гораут к весеннему севу. Фальк фыркнул от смеха. — Мне это нравится, — сказал он. — А мне придется иметь дело с твоим отцом? На этот раз Блэз не улыбнулся. — Мало найдется людей, которым этого захотелось бы, — ответил он. — Включая тебя? — Фальк повернулся и посмотрел на него. — Полагаю, да. — Он не смотрел в глаза Фалька, и через мгновение тот отвернулся. Вдали на юго-западе Блэз ясно видел на такой высоте в полном ветра зимнем воздухе башни Мираваля. Даже сейчас, когда он все знал и помнил герцога Уртэ, стоящего на коленях перед Синь де Барбентайн, а потом широкими шагами покидающего зал совещаний, он не вполне верил, что полторы тысячи бойцов останутся за этими стенами, если начнется сражение. Должно ли это вызывать у него слабую надежду или глубокий, леденящий ужас, он не знал. Но знал, что провел большую часть своей жизни в поисках мечты или видения о Горауте, каким он должен быть, каким был когда-то, и в центре этого видения стоял Кораннос. И теперь, опрометчиво заявив свои права на корону, он собирался вступить в бой среди мужчин Арбонны, которой правит женщина, во имя богини, против собственной страны и короля — и отца, если уж говорить об этом, — и против армии, марширующей под знаменем бога, которому он поклялся служить с честью до конца дней. Как, думал Блэз, проследить линию жизни и увидеть, где появилась та развилка дороги, которая привела его на эти крепостные стены? Он не знал ответа. Возможно, его знает поэт или жрица, но он был солдатом и будущим королем, и время… — Вот они, — тихо произнес Рюдель, его острые глаза стрелка из лука первыми заметили далекую вспышку солнечного света на металле среди деревьев. … и время для таких мыслей теперь унеслось прочь, подобно листу на ветру, волне на каменистом берегу, подобно всем утрам исчезнувшего прошлого. Армия Гораута пришла к озеру Дьерн. Тут Блэз их увидел, они двигались по извилистой дороге, которая выходила из леса, и их знамена были знаменами его родины, их голоса — теперь он уже мог их слышать — пели песню, которую он знал, и он узнал даже на таком расстоянии благодаря чистому воздуху Арбонны короля, которого назвал предателем, и отца… отца, давней мечтой которого была эта армия. Он увидел Ранальда, появившегося из-за поворота дороги, и искренне удивился, узнав герб Андории, когда Борсиард привстал на стременах, двигаясь во главе своего отряда. «Вот человек, которого я с радостью убью», — подумал Блэз. А затем, словно в насмешку над такой мыслью, появились в поле зрения колышущиеся, подпрыгивающие пики пеших солдат, и на остриях некоторых этих пик, будто куски мяса для жарки, торчали отрубленные головы людей. Бертран де Талаир резко взмахнул рукой, в ужасе выкрикнул слово, похожее на имя, и мгновение спустя Блэз узнал приметную гриву русых волос и понял, что он тоже узнал самую первую из этих отрубленных голов. На него накатила волна тошноты, и он крепко вцепился в камни стены в поисках опоры. Через несколько секунд стало еще хуже. Посреди поющей, жестикулирующей армии Гораута катилась платформа, а на ней они увидели обнаженного человека, привязанного к столбу, установленному посередине платформы. У него не было половых органов; вместо них виднелось черное пятно запекшейся крови. Мертвые птицы — совы, как понял Блэз, — свисали на веревке с его вывернутой, запрокинутой шеи. Он подумал, что этот человек тоже мертв, пока тот не приподнял голову — мучительно отзываясь на какой-то внутренний зов, какой именно, Блэз так и не узнал, — и даже с крепостной стены они увидели пустые дыры вместо выколотых глаз. «Конечно, — с ненавистью подумал Блэз, борясь с тошнотой, — это было частью издевательства: слепота и птицы Риан». А затем с растущим ужасом Блэз понял, что он знает и этого изувеченного темноволосого человека. Он снова посмотрел на голову на самой высокой из колышущихся пик, а потом повернулся к Бертрану де Талаиру, потеряв дар речи. Он увидел, как герцог опустил голову, чтобы не видеть. Окружающий пейзаж и люди на крепостных стенах странным образом расплылись, и Блэз понял, что готов заплакать, он, который убил столько людей на войне, и на берегу этого озера, и в душной тишине ночи в Портецце, и видел, как другие умирают ужасной смертью, и считал все это не более чем издержками своей профессии. Но он никогда не сжигал беспомощную старуху, называя ее ведьмой, и не стаскивал вопящую жрицу с постели, и никогда не калечил и не уродовал мужчин, как поступили с этими людьми. Это была другая война. Он вспоминал, почти помимо своей воли, ночь летнего солнцестояния в Тавернеле. Светловолосым был Реми, вероятно, в нем было больше задора и таланта, чем зрелой мудрости, а темноволосым, более тихим — Аурелиан. Они были музыкантами, а не солдатами, оба, и оба очень молоды. Именно эти двое принесли весточку от Беатрисы в Барбентайн с острова; наверное, они вместе отправились потом на север, подумал Блэз, после того как доставили послание верховной жрицы. Он не знал зачем; теперь он уже никогда этого не узнает. — Посмотри туда, — услышал он чей-то голос. Рюдель, он старался перекричать ветер. Блэз приложил ладонь к глазам и снова посмотрел вниз, туда, куда указывал Рюдель, и увидел среди армии Арбонны, растянувшейся под стенами, дюжину лучников, одетых в красное, ловко пробирающихся вперед сквозь ряды. Он не знал, кто отдал этот приказ; возможно, никто. Может быть, это просто был инстинктивный ответ самых хорошо обученных людей в стране, тех, кто поклялся беречь и защищать честь королевы Двора Любви, которой все трубадуры Арбонны присягали на вечную верность. Блэз видел, как лучники Карензу выстроились в линию, одновременно натянули тетивы и выпустили стрелы, высоко в небо, по ветру. В рядах Гораута вдруг раздался взрыв воплей, а пение нестройно оборвалось. Люди поднимали вверх щиты и поспешно надевали шлемы. В этом не было необходимости. Эти стрелы не означали начало атаки. Они были выпущены вместо молитвы, от горя, ярости и страдания, в отчаянной попытке избавить от боли искалеченного человека на платформе. Большая часть стрел не долетела. Три попали в цель, и одна из этих стрел пронзила его сердце. Темноволосый человек резко запрокинул голову, так что его пустые глазницы слепо уставились вверх, на яркое, невидимое солнце. Они увидели, как открылся его рот, но до них не донеслось ни звука. Совсем никакого звука не издал Аурелиан умирая, даже последней ноты, как лебедь, хотя всю жизнь славился красотой своего чистого, прозрачного голоса. — О богиня, — прошептал Бертран де Талаир. — О богиня, исцели и укрой их сейчас в своих бесконечно милосердных объятиях. — Блэз почувствовал, что у него трясутся руки. Он крепко стиснул их перед собой на камне. — Извините меня, — сказал Тьерри де Карензу, явно пытаясь сохранить самообладание. — Я думаю, мне надо спуститься и рассказать Ариане. Она не должна узнать об этом ни от кого другого. Блэз ничего не ответил. Он не мог придумать ответа. Есть еще одна женщина, внезапно подумал он, которая должна узнать об этих смертях от человека, которому она не безразлична, но он не знал, где находится Лиссет, и не думал, что это его миссия, учитывая то, кто это сделал. Он смотрел, как его отец снял боевой шлем в долине внизу, а затем его высокий, красивый законный король сделал то же самое. Глаза Блэза стали сухими, а руки перестали дрожать, когда он посмотрел вниз на этих двоих.
В этой ветреной зеленой долине у озера Дьерн Адемар Гораутский был счастлив. Появление арбоннской армии перед ними — это некая неожиданность, но не слишком неприятная. Верховный старейшина с самого начала говорил им, что у этого озера произойдет сражение, которое покончит с Арбонной. Они ожидали, что события будут иметь несколько иную последовательность, ожидали, что именно разграбление и сожжение острова Риан выманит преданных богине солдат этой страны из-за стен на бой. Они не предвидели, что их будет ждать армия, но Адемар отворачивается от уже мертвого певца на платформе — одного из двух глупцов, которых поймали, когда они шпионили на линии их марша, — и видит, что его верховный старейшина тоже улыбается. — Это хорошо, — произносит Гальберт, и в его звучном голосе слышится удовлетворение. — Они невежественны и трусливы. Если бы они знали о нехватке у нас провизии, их бы здесь не было. А так все закончится завтра, мой повелитель, и закрома Арбонны распахнутся перед нами, как и все остальное. Видите, сколько их? Посмотрите на солнце бога над нами. — Это хорошо, — коротко соглашается Адемар. Иногда ему надоедают благочестивые проповеди Гальберта, и даже его угасший аппетит почти удовлетворен теперь страстью верховного старейшины к огню и пыткам. Адемар пришел завоевать богатые земли и подавить в зародыше мятеж, затеянный младшим сыном Гарсенка и Фальком де Савариком. Гальберт здесь ради другого. Бог получит свою долю и даже больше, король обещал ему это. Он лишь надеется, что это не затянется надолго и ему останутся поля для посевов и страна, которой можно править, когда догорит последний костер. Соотношение сил действительно достаточно выгодное, тут Гальберт прав, и у него в запасе есть еще сюрпризы. — Если нам предстоит завтра бой, — говорит Борсиард д'Андория, ближе подъезжая на своем великолепном коне, — то могу ли я просить, чтобы отверженного сына верховного старейшины, претендента на престол, оставили мне? У меня на то свои причины, вы понимаете. Адемару не нравится этот тщеславный, вспыльчивый человек, но ему пришлось признать важность присутствия отряда портезийцев в их рядах после окончания войны. Иногда ему кажется, что он слишком во многом соглашается с верховным старейшиной, но король Гораута пока что готов проявлять терпимость. Ему многое обещано, и эти обещания скоро принесут плоды. К ним подъезжает еще один всадник, и он слышит его сардонический смех. — Мой брат, — говорит герцог Ранальд де Гарсенк элегантно одетому портезийцу, когда трое мужчин поворачиваются к нему, — может разрубить тебя на кусочки, занимаясь одновременно другим делом. Не спеши так встретиться с ним лицом к лицу, если не хочешь, чтобы твоя дорогая супруга снова овдовела и была готова для нового замужества. — Он говорит несколько нечленораздельно. Ранальд плохо выглядит. Резонно предположить, что он уже выпил во время утреннего перехода. Его отец хмурится, но Адемар искренне веселится, ему нравится снова видеть де Гарсенков в ссоре и красное от смущения лицо портезийца. — Ну, если уж говорить о дорогих женах… — колко начинает Борсиард д'Андория. — Мы не говорим о них, — быстро перебивает Адемар, возвращая себе контроль над ситуацией. Он не хочет, чтобы это обсуждалось. Не сейчас, не при всех. Он гадает, где сейчас Розала де Гарсенк — в замке Талаир или все еще в Барбентайне. Он догадывается, что она приехала вместе с армией и что правительница Арбонны тоже находится за этими стенами у озера. Если это так, все действительно закончится завтра и Гальберт окажется прав. Он вспоминает, снова забавляясь, что именно Ранальд предложил ему когда-то жениться на Синь де Барбентайн, чтобы получить власть над Арбонной. Кажется, необходимость в этом отпала. — Существуют определенные формальности, — произносит его верховный старейшина, поворачиваясь спиной к старшему сыну. — Послать ли герольда, чтобы изложить ваши требования, мой повелитель? — Это также забавляет короля, такое тщательное соблюдение протоколов и ритуалов, несмотря на то что они все время делали с невооруженными мужчинами, женщинами и детьми на юге. Вот что происходит, глубокомысленно думает Адемар, когда религиозный крестовый поход совмещают с войной ради завоевания. — Пошли его, — лениво отвечает он, — но давайте сами поедем вместе с ним, чтобы посмотреть, кого они выставили против нас. Кто знает, мой верховный старейшина, возможно, нам даже удастся побеседовать с твоим честолюбивым младшим сыном. Я все еще удивляюсь, как он задумал такое опасное дело. — Никакого моего сына! — возражает Гальберт слишком поспешно, почуяв опасность. — Я официально отрекся от него в святилище Коранноса в горах. Вы были там вместе со мной, мой повелитель. На этот раз Адемар громко смеется. Он наслаждается той легкостью, с которой ему удается выбить из колеи своих советников, даже Гальберта, который выдерживает его пристальный взгляд. В этот момент король чувствует, к своему удивлению, что ему хочется женщину. Возможно, это не так уж удивительно. Он наблюдал, как его солдаты получают удовольствие со жрицами и крестьянками. Он сдерживал себя с некоторым самодовольством, чтобы сохранить достоинство короны в этом священном походе. Он бросает быстрый взгляд через плечо на Ранальда де Гарсенка, а затем снова смотрит на крепостные стены Талаира. Он совершенно уверен, что Розала находится за ними. Завтра, думает он и улыбается. Собственно говоря, он не привык ждать удовлетворения своих потребностей, но иногда действительно можно получить больше удовольствия, если немного отсрочить его. Не слишком надолго, учтите, но немного. Он считает это истиной, которую он открыл для себя в этом мире. Он опять бросает взгляд на мужа, потом снова отводит глаза.
Лиссет увидела, что сделали с двумя мужчинами, которых она любила, когда выехала вместе с графиней Арбоннской и остальными на переговоры с королем Гораута. Если бы их заранее не предупредил Тьерри, слабость, охватившая ее, когда мертвые тела появились в поле зрения, могла бы подорвать всю ее решимость. Это было самым трудным поступком в ее жизни — проехать мимо того, что осталось от Реми и Аурелиана и не выдать мучительного горя, охватившего ее. Она не отрывала взгляда от прямой спины правительницы, едущей впереди нее, и сжимала поводья дрожащими руками. Ей хотелось кричать. Она не могла позволить себе закричать. Она находилась вместе с Арианой, графиней и Розалой де Гарсенк на музыкальной галерее Талаира, когда герцог де Карензу спустился с башни, чтобы рассказать им, что Гораут пришел и что нечто ужасное сделали с людьми, которых они все знали. Она могла ожидать, что разразится отчаянными рыданиями, упадет в обморок, почувствует, что ее разум резко закроется, как захлопнутая дверь. Возможно, из-за шока или внутреннего отказа поверить, но ничего этого с ней не случилось, и с другими женщинами тоже. Ариана, которой ее муж официально сообщил о Реми и Аурелиане, скованно поднялась со своего места, отошла в сторону и встала спиной к комнате, глядя в огонь. Однако через некоторое время вернулась назад. Она была очень бледна, но выражение ее безупречно красивого лица оставалось сдержанным. Она села рядом с правительницей, взяла Синь за руку и сжала ее обеими ладонями. Из всех находившихся в комнате только Алайн Руссетский открыто зарыдал, и Лиссет подошла к нему. Маленький трубадур пришел со своим мечом. Он все еще неуклюже обращался с ним, но он явился сюда для того, чтобы присоединиться к воинам Талаира, переплыл через озеро, чтобы сражаться вместе с ними. Кажется, Реми и Аурелиан думали о том же, когда пошли следить за армией Гораута, движущейся на юг. Лиссет полагала, что они оба могли даже преуспеть в этом, но она не слишком разбиралась в правилах войны. И они тоже не разбирались. Она встретилась со взглядом чистых голубых глаз женщины по имени Розала. В нем была боль и еще что-то, что было понять труднее, но этот обмен взглядами дал Лиссет решимость и утешение, и она постаралась, как могла, дать то же взамен. — О них нужно сложить песню, — сказала графиня, поднимаясь со стула и поворачиваясь к стоящей рядом с Алайном Лиссет. Маленький трубадур поднял голову, вытер слезы. — Но я не прошу об этом сейчас, — продолжала Синь де Барбентайн. — Сейчас не время для музыки. В этот момент они снова услышали шаги в коридоре, и в комнату вошел Бертран со множеством других мужчин. Одним из них был Блэз. У него был мрачный и неприступный вид, словно часть зимы вошла в его душу. Он посмотрел сначала на Розалу — жену своего брата — и кивнул головой в знак приветствия. Но затем он повернулся к Лиссет и через мгновение беспомощно слегка развел руками. Тут она действительно чуть не расплакалась. Она помнила, как он ранил Рене своим мечом. За это она отчитала его. Это было во время летнего солнцестояния. На карнавале летнего солнцестояния в Тавернеле. Трудно поверить, что когда-то в Арбонне было время праздника. — Они протрубили в рога и направляются на переговоры, — сказал Бертран графине. — Адемар едет вместе со своим герольдом. — Тогда я должна быть вместе с нашими, — спокойно ответила Синь. — Если ты считаешь это правильным. — Мы — ваши слуги, ваша милость. Но да, я считаю это правильным. Я думаю, вы должны поехать, и Ариана тоже. Это война против наших женщин в том числе, и я думаю, что армия, обе армии, должны вас увидеть. — И я, — сказала тогда Розала де Гарсенк и встала. — Я — их предлог для войны. — Бертран быстро взглянул на нее со странным выражением на лице. Казалось, он хотел возразить, но не сделал этого. Когда Лиссет тоже высказала намерение присутствовать, никто ей не возразил. Она этого и не ожидала. Она не считала, что проявляет самонадеянность. В данном случае — нет. Ей казалось, что теперь все понимают, что один из музыкантов должен там быть. В ту минуту она забыла, что Бертран де Талаир — тоже трубадур.
А король Гораута, как вскоре выяснилось, не забыл. Обе группы встретились на виду у армий, но на значительном расстоянии от них. В рядах обеих армий имелись искусные лучники. Место, выбранное герольдами, находилось восточнее, на северном берегу озера Дьерн, рядом с каменистой полоской пляжа. Они видели огромную каменную арку неподалеку, а вдалеке, на юго-западе, башни Мираваля поднимались вверх, словно видение, над стоящим в промежутке лесом. Среди собравшихся у озера, покрытого белыми барашками волн, раздался звонкий голос Синь де Барбентайн, более холодный, чем вода или ветер. — Я считала, что нравы Гораута пришли в упадок после смерти вашего отца, — сказала она, глядя в упор на широкоплечего Адемара. — Но не понимала, как низко вы пали. Человека на той платформе уважали во всех странах мира. Разве вам не стыдно перед Коранносом за столь низкий поступок? — В ваших устах имя бога звучит богохульством, — быстро произнес Гальберт де Гарсенк, не дав Адемару ответить. Король бросил на него гневный взгляд. — Неужели ваш король не в состоянии хотя бы иногда ответить сам за себя? — спросила Синь с обманчивой мягкостью. Лиссет увидела, как покраснел Адемар. Увидела, как он посмотрел на Розалу де Гарсенк перед тем, как ответить. — Он был пойман как шпион. — Его голос звучал неожиданно непринужденно, но сдержанно. — С ним поступили как со шпионом, и со светловолосым тоже, но он сделал ошибку. — Адемар повернулся к Бертрану де Талаиру. — Он решил спеть несколько куплетов песни, которую написал этот сеньор. Неправильные стихи, неправильная песня. А второй позволил себе рассмеяться. Можно сказать, что ты в ответе за то, что с ними случилось. Он в первый раз улыбнулся. Лиссет содрогнулась при виде этой улыбки. Она заметила, что Розала де Гарсенк отвернулась. Но затем, несмотря на свой страх, а возможно благодаря ему и потому, что теперь стало ясно, что произошло, она осмелилась заговорить даже среди таких людей ради двоих мужчин, которых любила. Она сказала королю Гораута: — Он пел для вас? Вы ничем не заслужили такой чести. Случайно не эти строчки? «Кто смел над свежею отцовскою могилой разрушить росчерком пера мечту о славе?» — Никогда в жизни она не чувствовала такого гнева, как сейчас. И прибавила, почти швыряя ему в лицо слова: — Или он задал другой, столь же законный вопрос из той же песни: «Где настоящие наследники погибших?..» Где их мужское достоинство? Этот вопрос задают во всем мире, обращаясь к народу, который сжигает беспомощных женщин. — Она произнесла эти слова со всей страстью своей души. И услышала в ответ грубый хохот. — Я скорее подумал бы, что вопрос об утраченном мужском достоинстве нужно задать тому, кто на платформе. — Веселье короля Адемара угасло, его маленькие светлые глаза смотрели на нее в упор. — Но так как ты заговорила об этом, я непременно запомню твое непримечательное лицо и лично займусь этим вопросом, когда мы завтра закончим то, зачем пришли. — Ваш отец, — тихо сказал Бертран де Талаир, в первый раз заговорив, — никогда не хвалился впустую. Я это помню. — А! — быстро повернулся к нему Адемар. — Это началось еще во время отцов, да? — Он бросил выразительный взгляд в сторону далеких башен Мираваля. — Мне сказали, что все это также связано с незаконнорожденным сыном и похотливой женщиной, готовой раздвинуть ноги перед любым, кроме собственного мужа. Жаль, что рогатого герцога Миравальского здесь нет, а то бы он дал тебе мудрый совет. И очень жаль, — прибавил он, поворачиваясь от Бертрана, лицо которого побелело, — что вам пришлось найти столь хрупкие сосуды с севера, чтобы пополнить свои жалкие ряды. Лиссет гадала, когда они доберутся до Блэза. В следующее мгновение она невольно осознала, что ей все же не удалось избавиться от печали и смириться. Образ камня, безмолвно погружающегося в темную воду, покинул ее и больше никогда не возвращался. Блэз, несмотря на тяжелый взгляд Адемара, полностью его игнорировал, словно король Гораута был мелким исполнителем, не заслуживающим внимания. Его глаза были прикованы к лицу отца, и Лиссет увидела, что грозный Гальберт де Гарсенк в синих одеждах священника смотрит на своего младшего сына с выражением, которое привело ее в ужас. Она наивно думала, что ее путешествия позволили ей кое-что понять в этом мире. Сейчас она осознала, видя этот обмен взглядами, что ничего не знает. Она также поняла в тот момент, что по-настоящему все это сводится к этим двоим людям. — В книгах Отаира, — медленно произнес Блэз, — самых священных книгах Коранноса, говорится, что на страну Гораут бог возложил бремя нести в мир справедливость. Они учат, что Кораннос поручил нам священную миссию охранять беспомощных и угнетенных во всех странах, через которые мы проходим, а в ответ он обещает нам свою великую милость и вечный приют после смерти. — Он замолчал, и в его молчании слышалось обвинение. — Ты смеешь говорить со мной об учении бога? — спросил Гальберт, повышая голос, в котором звучало искреннее изумление. За его спиной Лиссет видела мужчину, который, судя по внешности, был его старшим сыном. Он сидел верхом на красивом коне среди небольшой группы людей, приехавших вместе с верховным старейшиной и королем. Лицо его было напряженным, оно выражало странную смесь горькой насмешки и страдания. Она инстинктивно бросила взгляд на Розалу. Розала неотрывно смотрела на своего супруга, лицо ее оставалось непроницаемым. «Здесь так много слоев горя», — подумала Лиссет. Казалось, Блэз проигнорировал восклицание отца. Он продолжал, словно никто ничего не говорил: — Ты в свете этих учений так же предал Коранноса, как этот незаконно помазанный король предал свой народ. Так как ты — мой отец, а бог учит нас уважать родителей даже в их безумии, тебя не казнят, но ты будешь смещен со своего поста, когда мы вернемся в Гораут. — Ты сошел с ума, — резко и убежденно сказал король Адемар. Только тогда Блэз повернулся к нему. — Я чувствую гнев, — сказал он, и в первый раз в его голосе прозвучала ярость, первая, обжигающая вспышка. — И отвращение. Возмутительно, как ты позволил использовать себя и свою страну. Что это за король, который позволяет одержимому злобой советнику так далеко увести его по тропе нечестивости и предательства? — Фальшивый король, — вмешался вдруг Фальк де Саварик, и его голос зазвенел, как чистый колокол. — Недостойный своей короны. — И жизни, — тихо прибавил Бертран де Талаир. — И какой-либо памяти в мире после смерти, которую уже готовит ему Риан, — прибавила правительница — Арбонны, и ее голос прозвучал суровее всех, словно она действительно говорила от имени некой высшей силы. В первый раз король Гораута, поворачиваясь от одного к другому, казался потрясенным. Но, как и можно было предвидеть, его советник тут же постарался заполнить образовавшуюся паузу. — Все это, — заявил Гальберт своим низким, властным голосом, — последнее жалкое притворство обреченных людей. Пристало ли нам пасовать перед этим мычанием? Вам всем следовало бы упасть на колени и умолять нас о милости легкой смерти. — Тебе бы этого хотелось, не так ли? — спросила Ариана де Карензу, слегка выдвигая коня вперед. Она улыбалась, но глаза оставались холодными. — Понимаю, ты бы хотел, чтобы женщины Арбонны встали перед тобой на колени. Теперь я это поняла. Неудивительно, что жена твоего сына сбежала от тебя. Что говорит Кораннос о подобных желаниях, Гальберт де Гарсенк? — Они отвратительны, — тихо произнес Блэз. — И требуют искупления. — Теперь он и сам побледнел. — Мне это надоело, — произнес король Гораута, беря себя в руки. — Я здесь только потому, что правила войны требуют встречи герольдов. Слушайте же меня: мы двинулись на юг, потому что правительница Арбонны дала убежище и оказала поддержку женщине Гораута и отказалась вернуть ее нам. Все остальное, как говорит верховный старейшина, лишь жалкое притворство. Мое терпение истощилось. Готовьтесь умереть завтра утром.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36
|