— Развлечения, развлечения, — беззаботно произнес Бертран. На его лице Блэз увидел улыбку, которую уже знал; она вызывала у него тревогу. — Самые разные неожиданные удовольствия ждут нас. Что ты можешь мне сказать о человеке по имени Рюдель Коррезе? — продолжал герцог.
      Прожив много месяцев с Бертраном, Блэз начал привыкать к подобным вещам. Иногда ему казалось, что арбоннец предпочитает репутацию талантливого и остроумного человека любой другой.
      — Он довольно прилично стреляет из лука, — сухо ответил он, стараясь попасть в тон Бертрану. — Спроси у Валери.
      Мощный коран уже совсем выздоровел; он мрачно хмыкнул.
      Бертран резко произнес, меняя без всякого предупреждения тон:
      — Мы вместе все лето избегали принятия решения. Думаю, пришла пора его принять.
      — Впереди знамена Коррезе? — спросил Блэз.
      — Вот именно. Среди прочих, кажется, я узнал Андорию и Делонги.
      Странно, как жизнь совершенно неожиданно устраивает засады. Или, возможно, не так уж и странно, поправил себя Блэз, иначе они не были бы засадами, не так ли? Это разумно, правда? Ему внезапно стало холодно. И спросил себя, могут ли эти двое прочесть на его лице ответ, а потом удивился, неужели ему никогда не приходило в голову, что Люсианна может приехать на ярмарку в Люссан?
      Достаточно много важных событий произошло в мире с приходом осени, чтобы появление Делонги стало вполне ожидаемым на этом ежегодном собрании. Сюда приезжали, чтобы торговать, наблюдать и биться об заклад или сражаться на турнирах, чтобы отпраздновать сбор урожая и обменяться новостями из шести стран до того, как зимние дожди и снега сделают дороги непроходимыми. А там, где присутствуют мужчины Делонги, почти наверняка можно найти прославленную, печально известную жемчужину их семейства. Люсианна не позволит, чтобы ее бросили где бы то ни было.
      Но сейчас самым важным был вопрос о Рюделе, а Бертран затронул и другой вопрос.
      Блэз ответил на этот вопрос как можно более уверенным голосом:
      — Тебе придется познакомиться с самим Рюделем и с его отцом, если он здесь. Он может быть здесь. После знакомства с ним в условиях перемирия ярмарки Рюдель ничего не станет предпринимать. Собственно говоря, его даже может позабавить, если его увидят в твоем обществе.
      — Меня это тоже позабавит, — пробормотал Бертран, — бесконечно. Я думаю, что мне доставит удовольствие познакомиться с этим человеком.
      Почти все уже знали теперь о неудавшемся убийстве и заплаченных за него деньгах. Немногие знали, кто именно пустил ту отравленную стрелу и попал не в того человека. Рюдель, насколько Блэз мог судить, должен был оказаться в очень неловком положении — особенно после того, как отправился прямиком в Гётцланд требовать обещанную плату. Источники Бертрана при дворе короля Йорга — поразительно хорошо осведомленные — позднее прислали сообщение о том, как Рюделя заставили возвратить деньги. Говорили, он уже успел потратить часть из них, и поэтому его отец вынужден был вмешаться и возместить потерю. Блэз легко мог себе представить, что его старый друг чувствует по этому поводу.
      Он по-своему тоже с нетерпением ждал встречи с Рюделем. В сложном тренировочном поединке их взаимоотношений он одержал победу в саду в Тавернеле, и они оба это знали. Он нечасто одерживал столь чистую победу; ею можно было гордиться.
      Или можно было бы, но здесь находилась Люсианна, и Блэз знал по собственному опыту, что Рюдель использует любое нужное ему оружие, чтобы сравнять счет, если чувствует себя проигравшим. Блэз покачал головой. Ему придется постараться справиться с этим, когда и если это произойдет. Ему еще было о чем подумать, а Бертран и Валери оба молча наблюдали за ним, не останавливаясь. Впереди их колонны нарастала какая-то суета, и они, кажется, сбавляли ход. Он уже ясно видел знамена впереди: Коррезе, Делонги, Андории и еще пару других, которые он не узнал.
      Он повернулся к Бертрану. Герцог, как обычно, ехал с непокрытой головой, в своей неброской одежде, которую любил надевать в дорогу. Однажды она спасла ему жизнь, как рассказал Блэзу Валери, когда еще один убийца не смог узнать, который из мужчин в их группе был сам де Талаир.
      — Правда, не стоит принимать никакого решения. Пока не стоит. — Блэз старался говорить спокойно. Они видели, что к ним скачут три человека, вздымая пыль копытами коней. — Если мы поедем вместе с людьми из Портеццы, многие из них меня знают. Нет смысла пытаться остаться неузнанным.
      — Я так и думал, — произнес Бертран. — Очень хорошо. С этого момента, как я полагаю, именно Блэз де Гарсенк оказывает мне честь, присоединившись на время к моим коранам, несмотря на очевидное желание его отца организовать мое убийство?
      Это стало своего рода водоразделом, тем моментом, когда многое может измениться.
      — Как пожелаешь, — тихо согласился Блэз.
      Три всадника подъехали ближе. Он их не узнал. Они были экстравагантно одеты даже на пыльной дороге. Это свойственно портезийцам.
      — А другой вопрос? — спросил Бертран, и теперь в его голосе появилось еле заметная напряженность. — Тот, который мы все время откладывали?
      Блэз понимал, что имеет в виду герцог, разумеется, понимал: «Что вы от меня хотите, чтобы я объявил себя истинным королем Гораута?» Его собственные слова.
      Он покачал головой. Сердце сжималось и тяжелело в его груди, когда он думал об этом. Это был прыжок через пропасть настолько широкую, что он никогда и не пытался окинуть ее даже мысленным взором.
      — Нет, — ответил он. — Оставим это. Сейчас осень, и объявлено перемирие на время ярмарки. Гораут здесь ничего не сделает, даже если кто-нибудь оттуда приедет, а потом Адемару придется ждать, пока весна снова откроет горные дороги. Давайте подождем и посмотрим, что произойдет.
      Валери сказал своим размеренным голосом:
      — Мы могли бы сами что-нибудь предпринять зимой, а не ждать, что сделают другие.
      Блэз повернулся к нему.
      — Мне очень жаль, — резко ответил он, — если мое нежелание, чтобы меня использовали в качестве подставной фигуры, испортит вам зиму.
      Бертран, едущий с другой стороны, громко расхохотался.
      — Это справедливо, — заметил он, — хотя ты едва ли подставная фигура, если быть честным. Если считать, что Адемар предал свою страну Иерсенским договором, есть ли в Горауте человек, который с большим правом, чем ты, может претендовать на его трон? Возможно, твой брат?
      — Возможно, — ответил Блэз. — Но он ничего не станет делать. Им руководит мой отец. — Он поколебался. — Оставь это, Бертран. Пока оставь.
      Воцарилось молчание. В это время подъехали три всадника, за которыми следовал юный Серло. Они были одеты в великолепные черно-красные одежды, знакомые Блэзу. Он внезапно понял, чьи это должны быть люди. Его сердце снова быстро забилось. Казалось, куда бы он ни поехал, события снова уводили его в прошлое. Первый из всадников остановил коня и преувеличенно низко поклонился, сидя в седле.
      — Очень хорошо, оставим пока эту тему, — тихо сказал Блэзу Бертран. А затем, еще не успев договорить, резким, плавным движением развернувшейся пружины прыгнул на него со своего коня.
      Он врезался в плечо Блэза, выбив воздух из его легких, и вытолкнул из седла на землю. Они вдвоем, сильно ударившись, упали в дорожную пыль, а кинжал, брошенный вторым человеком в черно-красном, просвистел над склоненной головой первого, пронзив воздух в том месте, где мгновение назад находилась голова Блэза. Об искусстве воинов Портеццы метать ножи ходили легенды.
      Но кораны Бертрана де Талаира были обучены лучше всех в Арбонне. Валери убил метателя кинжала коротким и точным выпадом меча, а Серло с проклятием без церемоний расправился с третьим сзади. Теперь остался только первый. Бертран и Блэз поднимались с земли и выпрямлялись. Бертран морщился, сгибал и разгибал колено.
      Серло и Валери приставили острия своих мечей к груди и спине портезийца. Все произошло так быстро, так бесшумно, что никто впереди ничего не понял. Однако на земле лежало два мертвых человека. Портезиец посмотрел на них, потом на Бертрана. У него было худое, загорелое лицо и тщательно завитые усы. На его пальцах сверкало несколько колец, надетых поверх перчаток.
      — Я с готовностью отдаю себя в ваши руки, — хладнокровно произнес он на безукоризненном языке аристократов Арбонны. — Мой кузен выкупит меня за хорошую цену, уверяю вас.
      — Твой кузен только что нарушил перемирие, официально гарантированное правительницей Арбонны, — ледяным тоном ответил Бертран. — Она спросит с него за это еще более строго, чем с тебя.
      — Я уверен, что он ответит подобающим образом, — с вызовом произнес этот человек.
      Лицо Бертрана побледнело; Блэз узнал признаки подлинной ярости. Он все еще был слишком потрясен, чтобы реагировать самому.
      — Я в этом не так уверен, как ты, — мягко ответил герцог портезийцу. — Но пока ты сейчас ответишь мне, почему вы хотели убить одного из моих спутников?
      Впервые на лице этого человека появилось выражение нерешительности. Он искоса бросил взгляд на Блэза, словно для того, чтобы в чем-то убедиться. Его лицо прояснилось, и еще до того, как он начал говорить, Блэз понял, что произошло. Что-то в нем, точнее, в его сердце, зазвенело, словно тронули тетиву лука или струну лютни.
      — Мой повелитель и кузен Борсиард д'Андория питает смертельную обиду на этого человека, — ответил портезиец. — Это не имеет никакого отношения к тебе, эн Бертран. Он не испытывает к тебе ничего, кроме уважения и любви, мой господин, и к графине Арбоннской. — Слова были сладкими, как мед, он просто сочился из них.
      — Боюсь, нападение на человека, едущего вместе со мной, имеет ко мне самое прямое отношение. И слова уважения бессмысленны, когда нападение совершается во время ярмарочного перемирия. Твой повелитель и кузен сделал ошибку.
      — И я никогда в жизни не встречал Борсиарда д'Андория, — прибавил Блэз. — Было бы интересно знать, в чем заключается его смертельная обида. — Но он это знал или думал, что догадывается.
      — О подобных вещах не говорят на людях, — высокомерно ответил портезиец. — И андориане не дают объяснений.
      — Еще одна ошибка, — сказал Бертран решительным тоном, словно закрывая тему. — Не вижу причин откладывать. Как герцог Арбонны, поклявшийся правительнице хранить мир, я явно должен исполнить свой долг. — Он повернулся к Серло. — Возьми трех коранов и повесьте этого человека на дереве. Но сначала разденьте и заклеймите его. Весь мир знает, как наказывают тех, кто нарушил перемирие.
      Портезиец был храбрым человеком, несмотря на все его позерство.
      — Я человек высокого ранга и кузен Борсиарда д'Андория, — возразил он. — Ко мне положено относиться в соответствии с моим положением.
      Бертран де Талаир покачал головой. Блэз заметил, что Валери выглядит все более обеспокоенным. Он и сам ощущал тревогу. Герцог не обращал на них внимания. Он сказал:
      — Твое положение — это положение человека, совершившего покушение на убийство и нарушившего перемирие, которое поклялись соблюдать шесть стран. Никто за тебя сегодня не вступится. — Он снова повернулся к Серло: — Повесить его.
      Серло уже подозвал трех других коранов. Они грубо стащили портезийца с коня. У одного их них к седлу был привязан моток веревки. На краю поля стоял дуб, к востоку от дороги; они повели его туда.
      — Вы не можете этого сделать! — кричал портезиец, вытягивая шею, чтобы оглянуться на Бертрана, и в его голосе впервые чувствовался страх. Он действительно не думал, что ему может грозить опасность, понял Блэз. Вера в неприкосновенность человека его ранга, да еще имеющего такое родство, заставила его надеяться, что он сможет свободно убить и отделаться выкупом, что деньги и положение могут решить все проблемы.
      — Ты уверен? — тихо спросил Валери у своего двоюродного брата. — Позднее нам может понадобиться Андория.
      Голубые глаза Бертрана де Талаира почти с жестоким выражением следили за коранами у дерева. Они раздевали портезийца; теперь тот начал кричать. Бертран ответил Валери, не оборачиваясь:
      — Нам никто не нужен настолько, чтобы отказаться от чести ради них. Где бы ни проходили ярмарки, правитель страны обязан поддерживать перемирие, которое позволяет нам вести торговлю. Это всем известно. То, что только что произошло, нанесло оскорбление правительнице и Арбонне настолько наглое, что я не могу его спустить. Пускай Борсиард д'Андория делает что хочет, но эти три человека должны умереть. Когда мы приедем в Люссан и Барбентайн, я посоветую правительнице запретить Андории участвовать в ярмарке. Полагаю, так она и сделает.
      Он отвернулся и снова вскочил на своего коня. Блэз последовал его примеру.
      Далеко впереди, у головы их колонны, снова раздался какой-то шум. Рядом с дорогой кораны Бертрана перебросили веревку виселицы через ветку дерева. Приговоренного уже раздели до нижнего белья. Теперь Серло решительно достал из-за пояса кинжал и, пока другие держали вырывающегося портезийца, начал вырезать у него на лбу клеймо клятвопреступника. Блэз уже видел такое раньше. Он подавил желание отвернуться. Они услышали, как этот человек пронзительно, отчаянно закричал. Пять всадников отделились от колонны впереди них и быстрым галопом поскакали назад по траве на обочине дороге.
      — Возьми столько людей, сколько понадобится, — спокойно приказал Бертран Валери. — Окружите дерево. Если эти люди попробуют помешать повешению, убейте их. Блэз, ты подожди рядом со мной.
      Не говоря ни слова, Валери повиновался. Остальные кораны Талаира уже начали быстро занимать позицию, предвидя такой поворот событий. Обнажив мечи, вложив стрелы в луки, они образовали широкий круг вокруг дерева-виселицы. Стоя в хвосте колонны рядом с Бертраном и двумя лежащими на земле убитыми, Блэз наблюдал, как третьего портезийца взвалили на круп лошади со связанным за спиной руками и веревочной петлей на шее. С его лица капала кровь из клейма, вырезанного Серло. Пять скачущих к ним человек уже кричали, яростно жестикулируя. Серло оглянулся на Бертрана в поисках подтверждения. Герцог кивнул головой. Серло кольнул коня в бедро кончиком ножа. Животное рванулось вперед. Казалось, портезиец сделал с коня сальто назад. Потом повис, раскачиваясь, в воздухе. Они услышали треск. Он был уже мертв.
      Пятеро кричащих портезийцев резко натянули поводья у самого края кольца из людей Валери. Конечно, они сильно проигрывали им в численности. Их предводитель крикнул что-то Валери, в бессильной ярости стегнул хлыстом своего красивого коня. Бертран повернулся к Блэзу, словно ему наскучило происходящее.
      — Нам еще надо уладить между собой одно маленькое дельце, — произнес он так, словно они были одни среди приятного осеннего пейзажа. — Я только что сам это понял. Возможно, ты не готов предъявлять никаких прав в Горауте, но если мы сейчас едем в Люссан и ты открыто признаешь, кто ты такой — а после того, что только что случилось, решение уже принято за нас, — то я не могу обращаться с тобой как просто с одним из моих коранов. Тебе это может не нравиться — по причинам, которые мне понятны, — но если увидят, что я отдаю тебе приказы, это может сослужить плохую службу нам обоим. Ты согласен получить отставку с моей службы? Примешь гостеприимство и общество Талаира, в качестве моего друга и гостя?
      Разумеется, это был единственно правильный выход при данных обстоятельствах. И Блэза действительно беспокоила эта перемена; она означала еще один переход в иное качество в тот год, когда течение жизни стремительно несло его к какой-то цели, еще скрытой вдали.
      Ему удалось улыбнуться.
      — А я уже гадал, когда размер моего жалованья начнет тебя раздражать. Должен признаться, что считал тебя не столь бережливым, господин мой, это идет вразрез с тем представлением, которое сложилось о тебе во всем мире.
      Бертран, искренне пораженный, громко рассмеялся. Как раз в это мгновение жестикулирующая группа людей у дерева замолчала. Внезапный смех разнесся далеко. Пять портезийцев повернулись и посмотрели на них. Их предводитель, низенький, смуглый мужчина на великолепном коне, долгое мгновение пристально смотрел на них издалека, не обращая внимания на стоящих вокруг коранов. Затем развернул коня и, не прибавив ни слова, поскакал обратно на север. Другие портезийцы последовали за ним.
      — Это получилось несколько неудачно, — сказал Бертран.
      — Кто этот человек?
      Герцог с удивлением повернулся к нему.
      — Значит, ты сказал правду? Ты действительно никогда его не встречал. Это был Борсиард д'Андория, Блэз. По крайней мере, ты должен был слышать его имя. Он недавно женился на…
      — На Люсианне Делонги. Я знаю, — перебил его Блэз. А затем прибавил: — Поэтому он хочет меня убить.
      Даже среди всех бурных эмоций этого утра глубоко внутри Блэза вспыхнул огонек странной гордости. Даже сейчас, после всего, Люсианна, должно быть, рассказала о нем; конечно, в этом должно быть все дело. Борсиард д'Андория стремился убить бывшего гораутского любовника своей новой жены.
      Бертран де Талаир соображал быстро.
      — А, — мягко произнес он, — Энгарро ди Фаэнна? Значит, это правда, эти слухи?
      — Что я убил его для Делонги? Да. — Блэз сам себя удивил тем, как легко было сказать это теперь герцогу. Он заколебался перед следующим шагом, но продолжал: — Вместе с Рюделем Коррезе.
      Он увидел, как Бертран пытается это осознать.
      — И поэтому она хочет, чтобы ты умер? — с сомнением спросил он.
      Блэз покачал головой.
      — Сомневаюсь. Ей все это настолько безразлично, что она не станет заметать следы. Этого хочет Борсиард. Вероятно, он принимал участие в убийстве Энгарро, хотя я тогда этого не знал. Я внушаю ему тревогу. Он боится того, что я могу сказать или сделать. Рюделю они доверяют; он кузен из семьи Делонги. Я — неизвестная величина. — Он замолчал.
      — Это и есть его смертельная обида на тебя?
      Блэз посмотрел на герцога. Голубые глаза Бертрана смотрели испытывающим, скептическим взглядом, и сейчас в них мелькало еще кое-что.
      — Отчасти, — осторожно ответил Блэз.
      Бертран медленно кивнул головой.
      — Я так и думал, — сказал он через секунду. — Жемчужина Делонги, восхитительная Люсианна. Значит, он ревнивец, наш друг Борсиард. Это стоит запомнить. — Он снова кивнул головой. — Все начинает обретать смысл. Когда-нибудь ты должен мне рассказать о ней больше. Правдивы ли все эти слухи? Я говорил с ней, конечно, но в комнате, полной людей, и это было много лет назад, когда она была еще очень молода. Следует ли мне быть благодарным за столь ограниченный контакт? Неужели она так смертельно опасна, как гласит молва?
      Блэз пожал плечами.
      — Я выжил. Пока.
      — С потерями?
      — Шрамы. Я их залечиваю.
      Губы Бертрана скривились.
      — Это самое большее, что можно сказать о любом из нас в таких делах.
      — Ты был влюблен, — сказал Блэз, снова удивив самого себя. — Это ранит глубже.
      — Как и смерть. — Через мгновение Бертран пожал плечами, потом тряхнул головой, словно желая освободиться от подобных мыслей. — Мы друзья? Ты погостишь в Талаире и сэкономишь мне жалование опытного корана?
      Блэз кивнул.
      — Думаю, да. Но эта тропа становится извилистой. Куда она нас выведет, по-твоему?
      Казалось, Бертран развеселился.
      — Это, по крайней мере, легко сказать: в замок Барбентайн и город Люссан под ним. Разве ты не слышал? Вот-вот начнется ярмарка. — Он развернул своего коня, и они тронулись в путь.
      Бесконечно остроумен, подумал Блэз, и за счет почти всего остального, как иногда кажется. Он вспомнил, что еще ничего не сказал Бертрану по поводу того, что тот спас ему жизнь.
      Подчиняясь порыву, он развернул коня и немного проехал обратно. Снова спешился и нашел кинжал. Рукоятка была богато усыпана драгоценными камнями по характерной для Портеццы моде. Он опять вскочил в седло и поскакал вдогонку за Бертраном. Герцог посмотрел на него, приподняв брови, когда он приблизился.
      Блэз протянул ему кинжал рукояткой вперед.
      — Жаль бросать его, — сказал он. — Спасибо. Ты быстро действовал для человека, миновавшего пору расцвета.
      Бертран усмехнулся.
      — Во всяком случае, мое колено ее миновало. — Он взял кинжал и осмотрел его. — Красивая работа, — заметил он, — хотя и несколько безвкусная. — И сунул кинжал за пояс.
      Больше ничего не было сказано; больше ничего и не будет сказано, Блэз это знал. У мужчин, знакомых с войной, свой кодекс поведения в подобных ситуациях. Когда-то он думал, что у арбоннских коранов все иначе, что они склонны заказывать восторженные стихи трубадурам, чтобы прославить любую свою победу в битве или на турнире. Но обнаружил, что все совсем не так. Кажется, он сделал много открытий за эти полгода, не прилагая к этому никаких усилий.
      Впереди них портезийцы начали двигаться, теперь уже быстрее. Борсиард д'Андория хотел добраться до Барбентайна раньше Бертрана. В таких делах иногда имеет значение, кто первым подаст жалобу. Но им оставалось еще два дня пути до ярмарки.
      Валери, словно читая мысли Блэза, подскакал к ним. Бертран взглянул на своего кузена.
      — Я лично не собираюсь обгонять их. Мы не будем торопиться. Выбери пять человек и поезжай вперед, — сказал герцог. — Найди графиню или канцлера Робана, любого из них, если сможешь — обоих. Мой совет — чтобы всем портезийцам разрешили свободно въехать в Люссан или в замок, кроме Андории. Скажи им, почему.
      Могучий, седеющий коран повернулся, чтобы ехать.
      — Валери, — позвал Бертран. Его кузен натянул поводья и оглянулся через плечо. — Блэз де Гарсенк больше не состоит у меня на службе. Он оказывает нам честь разделять наше общество в Талаире и дарит нам дружбу. Возможно, он даже будет участвовать вместе с нашими людьми в общей схватке на турнире. Скажи об этом графине.
      Валери кивнул, бросил взгляд на Блэза и галопом поскакал прочь в облаке пыли вдоль их колонны.
      Вот так было принято решение. Учитывая то, что случилось, оно могло даже показаться вынужденным, единственно верным. В горячке последних событий они, однако, кое о чем забыли, все трое. Вероятно, при данных обстоятельствах, это не так уж удивительно. Но тем не менее это было упущением.
      Справа от них, когда Бертран и Блэз проезжали мимо, мертвый человек, почти голый, качался на ветке дуба, и кровь капала с его лба, на котором было вырезано клеймо клятвопреступника.

Глава 10