М а т ь. Так, попрекай меня еще!
      К л е р х е н (в возбуждении). Когда он все чаще и чаще стал проходить мимо нас по улице, и мы ясно почувствовали, что ради меня он ходит этой дорогой, разве вы сами не с затаенной радостью это заметили? Оттащили вы меня силком, когда я стояла у притолоки и выжидала его?
      М а т ь. Помышляла ли я, что это должно было зайти так далеко?
      К л е р х е н (срывающимся голосом и сдерживая слезы). А как он вечером, закутанный в плащ, застал нас врасплох у лампы, кто пустился хлопотать, чтобы принять его, меж тем как я осталась словно прикована к стулу в изумлении?
      М а т ь. Ну могла ли я бояться, чтобы эта злосчастная любовь так скоро увлекла рассудительную Клерхен? А теперь мне приходится переносить, что дочь моя...
      К л е р х е н (заливаясь слезами). Матушка! Вы сами того хотели. Радуйтесь теперь, запугивайте меня!
      М а т ь (плача). Плачь, плачь! Делай меня еще несчастней отчаянием своим! Мало мне печали, если единственная дочь моя стала отверженным созданием?
      К л е р х е н (поднимаясь с места, холодно). Отверженным! Подруга Эгмонта - отверженная? Какая бы княгиня не позавидовала месту бедной Клерхен - у его сердца! О матушка, матушка моя, прежде вы так не говорили. Матушка, милая, будьте доброй! Люди, что так судят, соседки, что этакое болтают, - пусть! Эта комната, этот домик - небеса, с той поры как живет здесь любовь Эгмонта!
      М а т ь. Правда! К нему нельзя не чувствовать склонности. Всегда он такой обходительный, непринужденный, открытый.
      К л е р х е н. В нем нет и капли неискренности. И - вы понимаете, матушка? - ведь это сам великий Эгмонт! А когда он приходит ко мне, он такой милый, такой добрый, он готов скрывать свое высокое положение, свою храбрость! Он так заботливо относится ко мне! В нем так чувствуется только человек, только друг, только возлюбленный!
      М а т ь. Как ты думаешь, придет он сегодня?
      К л е р х е н. Что же, вы не видели, как часто подхожу я к окну? Не заметили, как прислушиваюсь ко всякому шуму за дверью? Хоть и знаю, что не придет до ночи, а все поджидаю каждую минуту, с самого утра, как только встану. Ах, если бы только быть мне мальчиком и всегда ходить вместе с ним! И ко двору, и везде! Я могла бы нести за ним знамя в бою.
      М а т ь. Ты всегда была такой причудницей, с первых детских лет - то резва до крайности, а то задумчива - тише воды, ниже травы. Не оденешься ли ты немножечко понарядней?
      К л е р х е н. Пожалуй, матушка! Ежели заскучаю. Знаете, вчера проходили мимо несколько его молодцов и пели о нем хвалебную песенку. Во всяком случае, в песне поминалось его имя; остальное я не смогла разобрать. Сердце так забилось, что дух захватило! Кабы не было бы совестно, я бы их кликнула.
      М а т ь. Остерегайся! Пылкий твой нрав может все погубить. Ты прямо выдаешь себя перед людьми. Как на днях у дядюшки: нашла печатную картинку и описание - и благим матом закричала: "Граф Эгмонт!" Я до ушей покраснела.
      К л е р х е н. Еще бы мне не закричать! Это была битва при Гравелингене. И я вижу вверху картины букву Э - и снизу в описании отыскиваю Э. Там написано: "Граф Эгмонт, под которым падает убитая лошадь". Меня всю всколыхнуло - и сейчас же пришлось мне рассмеяться над тем, в каком виде изображен был Эгмонт: такой же вышины, как гравелингенская башня рядом с ним и английские корабли по другую сторону. Когда иной раз я вспоминаю, каким я когда-то рисовала себе сражение и что за образ представлялся мне, когда вы рассказывали о графе Эгмонте, и каков он теперь передо мной...
      Бракенбург входит.
      К л е р х е н. Ну что там такое?
      Б р а к е н б у р г. Ничего в точности неизвестно. Во Фландрии будто вспыхнуло восстание. Правительница должна озаботиться, а то оно может и сюда докатиться. Замок набит войсками, толпы горожан у ворот, и народ гудит на улицах. А мне нужно поскорее к старику отцу. (Собирается уйти.)
      К л е р х е н. Увидим ли вас завтра? А я хочу немножко приодеться: к нам придет дядюшка, а у меня довольно неряшливый вид. Помогите мне немного, матушка. Захватите вашу книгу, Бракенбург, и принесите мне еще какую-нибудь такую же повесть.
      М а т ь. До свидания.
      Б р а к е н б у р г (протягивает руку). Позвольте руку!
      К л е р х е н (не подавая руки). Когда вернетесь.
      Мать и дочь уходят.
      Б р а к е н б у р г (один). Я заранее решил, что в самом деле уйду, а когда она это так и поняла и дала мне уйти, я готов был прийти в бешенство. Злосчастный! И тебя не тревожит жребий твоей родины? Разрастающееся возмущение? И тебе все равно: соотечественник или испанец, и кто правит, и кто прав? Не такой ведь я был мальчишкой-школьником! Когда задавали там сочинение: "Речь Брута о свободе как образец ораторского искусства", - тут ведь Фриц постоянно оказывался первым, и учитель говорил: "Вот если б только это было изложено поправильней, не спотыкалось бы все так - одно об другое!" Тогда все это кипело и поднимало. Теперь я вот эдак влачусь унизительно в глазах этой девушки. Неужто не могу я уйти от нее? Неужто не может она полюбить меня? Ох! Нет! Она... она... быть не может, чтобы она в самом деле совсем оттолкнула меня! Не только совсем - хотя бы в половину! Хотя бы сколько-нибудь! Больше я этого не стерплю! Неужели правду сказал мне намедни на ухо приятель? Будто бы она по ночам тайком впускает к себе какого-то мужчину, а меня между тем постоянно перед вечером целомудренно выпроваживает из дому? Нет, это неправда, это постыдная ложь и клевета! Клерхен столько же невинна, сколько я несчастен. Она меня выбросила, она выгнала меня из своего сердца! И я осужден так жить дальше? Не стерплю, не стерплю этого! Вот-вот родину мою начнет бурно колебать внутренний раздор, а я, бессильный, умираю под шум этого смятения! Не стерплю, не вынесу этого! Когда дребезжит труба, гремит выстрел - дрожью пронизывает меня до мозга костей. Нет, это не бодрит меня, не стремит меня тоже ринуться вместе с другими в борьбу, рисковать собою! Злополучная, постыдная участь! Тем лучше. Один конец. На днях я бросился в воду, стал тонуть, а все-таки боязливая природа взяла верх: я почувствовал, что могу плыть, и спасся против волн. Эх, позабыть бы мне время, когда она любила меня - казалось, что любила! Зачем овладело мною всецело это счастье? Зачем надежды эти пожрали во мне все сладостное желание жить и только издали каким-то раем манили меня? А первый тот поцелуй! Тот единственный! Здесь (кладет руку на стол), здесь были мы одни. Всегда была она добра и дружелюбна ко мне... тут стала нежной она... Она на меня взглянула - и все кругом пошло, и я почувствовал ее губы на своих губах. И... и теперь? Умри, несчастный! Что медлишь?! (Достает из кармана пузырек.) Не напрасно же украл я тебя у брата из его ящичка с целительными снадобьями, спасительный яд! Ты поглотишь сразу эту тоску мою, эту дурноту, этот смертный пот - и освободишь меня.
      ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
      ПЛОЩАДЬ В БРЮССЕЛЕ
      Еттер и плотник идут вместе.
      П л о т н и к. Разве я этого не предсказывал? Уже восемь дней тому, как на сходке цеха я говорил, что тут крутая каша может завариться.
      Е т т е р. А неужели правда, что они во Фландрии церкви разграбили?
      П л о т н и к. Полностью и церкви и часовни загубили. Одни голые стены оставили. Форменный сброд! И ведь это портит все наше хорошее дело. С самого начала ведь был уговор: в порядке и с твердостью заявить правительнице свои права. На том нам и следовало стоять. А теперь поговори-ка да соберись - ан выйдет, что мы с бунтовщиками заодно.
      Е т т е р. Да, всякий сначала думает: "Что тебе свой нос вперед совать? Ведь от него близко и до шеи".
      П л о т н и к. Боюсь я, как шум-то пойдет по голытьбе да по черному народу; ему терять-то ведь нечего! Им это всего только предлог, на который и мы опереться можем, а стране от того прямая погибель.
      Подходит Зуст.
      З у с т. Здравствуйте, господа. Какие новости? Правда ли, будто иконоборцы устремляются прямо сюда?
      П л о т н и к. Здесь они ничего тронуть не посмеют.
      З у с т. Заходил ко мне солдат купить табаку, я все у него выспросил. Правительница, хоть и остается достойной, мудрой женщиной, на этот раз потеряла голову. Должно быть, уж очень плохо дело, коли она без всякого стеснения прячется за своей охраной. В замке сильный гарнизон. Полагают даже, что она хочет бежать вон из города.
      П л о т н и к. Ей от нас не уйти! Присутствие ее защищает нас, и мы хотим доставить ей больше безопасности, чем ее подстриженные франты. И если она возьмет да закрепит за нами права наши да вольности, мы готовы ее на руках носить.
      Подходит мыловар.
      М ы л о в а р. Плохо дело! Дрянь дело! Беспокойно будет и скверно кончится. Остерегайтесь, сидите смирно, а то и вас за бунтовщиков примут.
      З у с т. Видно, к нам из Греции семеро мудрецов являются.
      М ы л о в а р. Знаю, знаю много таких, что тайком держат руку кальвинистов, хулят епископов, короля не боятся. Однако настоящий верноподданный, правильный католик...
      К ним присоединяется и слушает все больше и больше
      народу.
      Фанзен подходит.
      Ф а н з е н. Помогай бог вам, господа! Что нового?
      П л о т н и к. С этим не спутывайтесь. А он - сущий негодяй.
      Е т т е р. Не писарь ли это, что служит у доктора Витса?
      П л о т н и к. Он уже многих хозяев переменил. Сперва был он писарем, а как один за другим его патроны прогоняли его, то он теперь, наполовину плутовским манером, изловчается в ремесле нотариуса и адвоката, пьянчужка!
      Сходится еще больше народу, стоят группами.
      Ф а н з е н. Раз вы собрались, шушукайтесь в одной куче... Так всегда полезно потолковать.
      З у с т. И я так полагаю.
      Ф а н з е н. Кабы теперь у того или другого было сердце, да у того или другого к тому же еще и голова, мы бы смогли одним разом сорвать с себя испанские оковы.
      З у с т. Господин хороший! Вы бы так не выражались: мы королю присягали.
      Ф а н з е н. А король присягал нам? Не забудьте.
      Е т т е р. Это стоит послушать! Выскажите свое суждение.
      Н е с к о л ь к о  д р у г и х. Этот, слышь-ка, дело понимает! Малый не промах!
      Ф а н з е н. Был у меня старик патрон, владелец пергаментов и грамот древнейших учреждений, всяких договоров и привилегий; у него же были редчайшие книги. В одном таком рукописании значилось все наше государственное устройство: как сперва нами, нидерландцами, правили особые свои князья, полностью по исконным правам, вольностям и обычаям; как предки наши воздавали князьям своим всяческое почтение, когда кто правил по положению, и как они немедля принимали предохранительные меры, чуть только тот хотел свернуть с прямого пути. Депутаты тут как тут уже стояли за ними, потому что у каждой провинции, какой она ни будь маленькой, были свои депутаты, свои земские чины.
      П л о т н и к. Полно молоть-то! Уж давно это известно! Всякому честному гражданину знакомо, сколько ему надобно, государственное устройство.
      Е т т е р. Пусть говорит! Как-никак еще кое-что да узнаешь.
      З у с т. Правильно!
      Н е с к о л ь к о  г о л о с о в. Рассказывайте! Рассказывайте! Такое не каждый день слышишь.
      Ф а н з е н. Такие уж вы люди, мещане! Живете со дня на день и как приняли свое дело от родителей, так и предоставляете начальству проделывать с вами все, что ему заблагорассудится, не задумываетесь над происхождением существующего порядка, над историей, над правами правителя. А из-за такого нерадения и испанцы-то вам сеть на голову накинули.
      З у с т. Кто об этом думает? Был бы кусок хлеба.
      Е т т е р. Дьявольщина! Что ж давным-давно никто не выступил и ничего такого нам не сказал?
      Ф а н з е н. Вот я вам теперь говорю. Королю Испании выпала удача владеть одному нашими областями, но он не вправе в них расправляться иначе, чем это делали малые князья, которые в прежнее время владели ими в отдельности. Понимаете?
      Е т т е р. Растолкуйте нам еще.
      Ф а н з е н. Ведь это ясно как день. Не обязаны ли вас судить по вашему местному праву? А такое к чему поведет?
      О д и н  и з  г о р о ж а н. Правильно!
      Ф а н з е н. Что ж - у брюссельца разве не другое право, чем у антверпенца? У антверпенца, чем у гентца? А такое к чему же приведет?
      Д р у г о й  г о р о ж а н и н. Ей-богу, верно!
      Ф а н з е н. А коли вы допустите, чтобы этак шло дальше, скоро с вами и по-другому расправятся. Чего нельзя было Карлу Смелому, Фридриху воителю, Карлу Пятому, то проделывает Филипп через бабку.
      З у с т. Да, да. Старые князья тоже это пробовали.
      Ф а н з е н. Конечно! Только предки наши знали, как с ними сладить. Как недовольны владетелем, захватят этак у него сына и наследника да и держат у себя, а выпустят только на самых выгодных условиях. Да, люди были отцы наши! Знали свою пользу! Умели кое-что соображать и налаживать! Правильный народ! Оттого-то наши права так точны, наши вольности так обеспечены.
      М ы л о в а р. Что толкуете вы о вольностях?
      Т о л п а. О вольностях наших! О привилегиях наших! Еще рассказывайте о наших привилегиях!
      Ф а н з е н. Мы, брабантцы, хотя и у прочих областей есть свои преимущества, мы особенно широко обеспечены. Это я все вычитал.
      З у с т. Скажите же!
      Е т т е р. Не мешайте слушать!
      Г о р о ж а н и н. Пожалуйста!
      Ф а н з е н. Во-первых, там писано: герцог Брабантский должен быть нам добрым и верным господином.
      З у с т. Добрым? Так и написано?
      Е т т е р. Верным? Подлинно ли так?
      Ф а н з е н. Так, как я вам говорю. Он обязался нам, как мы обязались ему. Второе - он не должен проявлять над нами никакого самовластия или произвола, ниже дать заметить, ниже заподозрить в каком бы ни было виде.
      Е т т е р. Чудесно! Чудесно! Не проявлять.
      З у с т. Ниже дать заметить.
      Д р у г о й. Ниже заподозрить! Это - главная статья. Ниже кого-нибудь заподозрить в каком бы ни было виде.
      Ф а н з е н. Точными словами.
      Е т т е р. Добудьте нам эту книгу!
      Г о р о ж а н и н. Необходимо.
      Д р у г и е. Книгу! Книгу!
      Г о р о ж а н и н. Мы к правительнице пойдем с этой книгой.
      Д р у г о й. Вы должны ей речь говорить, господин доктор.
      М ы л о в а р. Эх вы, простофили!
      Д р у г о й. Еще что-нибудь из книги из этой!
      М ы л о в а р. Я ему зубы в глотку забью, ежели он еще слово скажет!
      Т о л п а. Посмотрим, кто его тронет! Скажите нам что-нибудь о вольностях! Есть у нас еще какие вольности?
      Ф а н з е н. Немало, и очень ценных, очень благодетельных. Там еще написано: владетель области не должен ни улучшать, ни умножать духовное сословие без согласия дворянства и депутатов! Обратите на это внимание! И не изменять управления областью.
      З у с т. Да так ли это?
      Ф а н з е н. Я готов вам показать, как это черным по белому написано лет двести-триста назад.
      Г о р о ж а н и н. И мы терпим новых епископов? Дворянство должно нас защитить! Мы спор затеем.
      Д р у г и е. Не дадим инквизиции гнуть нас в бараний рог!
      Ф а н з е н. Вы сами виноваты.
      Т о л п а. Есть еще у нас Эгмонт! Есть принц Оранский! Они нашу выгоду блюдут!
      Ф а н з е н. Братья ваши во Фландрии благое дело начали.
      М ы л о в а р. Пес ты эдакий! (Бьет его.)
      Д р у г и е (сопротивляются и кричат). Да что ты? Испанец, что ли?
      Г о р о ж а н и н. Что? Благородного человека?
      Д р у г о й. Ученого?
      Бросаются на мыловара.
      П л о т н и к. Ради господа бога успокойтесь!
      Другие вмешиваются в свалку.
      Граждане, что же это такое?
      Мальчишки свистят, науськивают собак, швыряют камнями.
      Горожане стоят и глазеют. Сбегается народ. Одни
      равнодушно проходят взад и вперед; иные отпускают всякие
      веселые шутки, кричат и ликуют.
      Д р у г и е. Свобода и вольности! Вольности и свобода!
      Входит Эгмонт со свитой.
      Э г м о н т. Тихо! Тихо, граждане! Что здесь происходит? Спокойствие! Разойдитесь!
      П л о т н и к. Милостивый господин наш, вы как ангел небесный являетесь. Тишина! Не видите вы, что ли, граф Эгмонт? Привет графу Эгмонту!
      Э г м о н т. И здесь? Что у вас начинается? Гражданин на гражданина! Даже близость нашей царственной правительницы не останавливает этого безумия? Расходитесь, возвращайтесь к своим трудам. Плохой признак, если вы празднуете в будни. Что тут было?
      Смятение постепенно затихает, все стоят вокруг него.
      П л о т н и к. Они дрались из-за своих вольностей.
      Э г м о н т. Которые так же легкомысленно разрушат. А кто вы такие? Мне кажется, вы люди добропорядочные.
      П л о т н и к. Стараемся быть такими.
      Э г м о н т. Ваше ремесло?
      П л о т н и к. Плотник и цеховой мастер.
      Э г м о н т. А вы?
      З у с т. Мелочной торговец.
      Э г м о н т. Вы?
      Е т т е р. Портной.
      Э г м о н т. Вспоминаю. Вы шили ливреи для моих людей. Вас зовут Еттер.
      Е т т е р. Великая милость, что вы мое имя помните.
      Э г м о н т. Я никого не забываю, с кем хоть раз виделся и говорил. Что до вас, граждане, то сохраняйте спокойствие - это все, что нужно. Вы на довольно плохом счету. Не сердите больше короля. Ведь в конце концов сила у него в руках. Порядочный гражданин, честным трудом зарабатывающий себе хлеб, везде находит столько свободы, сколько ему надобно.
      П л о т н и к. Сущая правда! В том и нужда наша. Эти дармоеды, пьяницы, лентяи, с разрешения вашей милости, - они препираются от нечего делать, да роются с голоду в разных вольностях, да врут, сколько влезет, любопытным и легковерным, да ради того, чтобы сорвать на кружку пива, затевают свары, которые делают несчастными многие тысячи людей. Им только этого и нужно. Мы крепко бережем наши дома и сундуки, а то они бы рады головешками нас вон повыгнать.
      Э г м о н т. Вы найдете всяческую поддержку! Принять меры, чтобы злу дать могучий отпор! Стойте твердо против чужого вероучения и не верьте, будто возмущением можно укрепить свои преимущества. И сидите по домам. Не допускайте себя и своих толпиться на улицах. Благоразумные люди много могут сделать.
      Тем временем большая часть толпы разошлась.
      П л о т н и к. Спасибо, ваше сиятельство, за хорошее мнение! Все сделаем, что в наших силах.
      Эгмонт уходит.
      Что за милостивый господин. Истый нидерландец! Вот уж ничего испанского!
      Е т т е р. Вот бы его нам в правители! За ним идешь с охотой.
      З у с т. Это-то король не допустит. На все места он своих сажает.
      Е т т е р. А как он одет - разглядел? На новейший фасон, по испанской выкройке.
      П л о т н и к. Красивый господин!
      Е т т е р. Да, шея его была бы хорошей поживой для палача!
      З у с т. В своем ли ты уме? Что тебе в голову взбрело?
      Е т т е р. Довольно глупо, что мысли такие находят! Так уж со мной бывает. Как увижу красивую да длинную шею, так сейчас против воли и подумаю: "А ловко ее рубить!" Проклятые эти казни! Не выходят они из головы. Когда мальчишки купаются и я вижу голую спину, сейчас же вспоминаю, как я видел их целые дюжины, когда их розгами пороли. Встретится пузатый человек - мне уже чудится, будто я вижу, как его поджаривают, посадивши на кол. Ночью во сне всего меня сводит. Ни часу спокойного нет. Всякое веселье, всякую шутку я скоро забываю. Страшные образы у меня словно во лбу выжжены.
      ДОМ ЭГМОНТА
      С е к р е т а р ь (за столом с бумагами; в беспокойстве встает). Его все еще нет. А я жду уже два часа, с пером в руке, с бумагами перед собой. А я именно сегодня с такой охотой ушел бы вовремя. Ноги так сами и бегут. Едва сижу от нетерпения. И еще сказал мне, уходя: "Приходи же минута в минуту". А теперь не идет. Так много работы, раньше полуночи не справлюсь. Конечно, бывает, что и он кое на что глядит сквозь пальцы. А все-таки, по-моему, было бы лучше, когда бы он и был построже да отпускал бы в положенное время. Тогда бы можно было удобней располагать свои дела. От правительницы он уже два часа как вышел. Как знать, чем он отвлекся по пути.
      Эгмонт входит.
      Э г м о н т. В каком положении дело?
      С е к р е т а р ь. Я готов, и три посланца ждут.
      Э г м о н т. Я довольно долго задержался. У тебя мрачный вид.
      С е к р е т а р ь. По вашему приказанию я жду уже давно. Вот бумаги.
      Э г м о н т. Донна Эльвира разгневается на меня, узнавши, что я задержал тебя.
      С е к р е т а р ь. Изволите шутить.
      Э г м о н т. Нет, нет! Не стыдись. В тебе виден хороший вкус. Она красива, и я вполне одобряю, что в замке есть у тебя приятельница. Что пишут?
      С е к р е т а р ь. Есть разное, и мало отрадного.
      Э г м о н т. Хорошо, что радость у нас дома и нам не надо ждать ее со стороны. Много получено?
      С е к р е т а р ь. Достаточно, и три посланца ждут.
      Э г м о н т. Начни с самого важного.
      С е к р е т а р ь. Здесь все - важное.
      Э г м о н т. Ну, по порядку. Только скорей!
      С е к р е т а р ь. Капитан Бреда посылает донесение о том, что было потом в Генте и окрестностях. Восстание в большей части улеглось.
      Э г м о н т. Он, конечно, пишет еще об единичных проявлениях наглости и сумасбродства?
      С е к р е т а р ь. Да. Еще кое-где прорывается.
      Э г м о н т. Уж избавь меня.
      С е к р е т а р ь. Взяты под стражу еще шестеро, которые возле Фервиха опрокинули изображение божией матери. Он просит распоряжения, вешать ли ему их, как прочих.
      Э г м о н т. Устал я от повешений. Пусть их высекут и отпустят.
      С е к р е т а р ь. В их числе две женщины. Должен ли он приказать и их высечь?
      Э г м о н т. Может сделать им словесное предостережение и отпустить на все четыре стороны.
      С е к р е т а р ь. Бринк из роты Бреды желает вступить в брак. Капитан высказывает надежду, что вы откажете ему в разрешении. "При отряде так много женщин, - пишет он, - что, когда мы выступим, будет вид не отряда на походе, а цыганского табора".
      Э г м о н т. Ну уж этому - куда ни шло! Молодой, красивый малый. Просил меня неотступно перед отъездом моим. А впредь больше не допускать, хоть и жалко мне: бедняки и без того замучились, а тут еще стану я запрещать лучшую их отраду!
      С е к р е т а р ь. Два человека вашей службы, Зетер и Гарт, совершили гнусное деяние над некой девицей, дочерью трактирщика. Они набросились на нее, когда кругом никого не было, и молодая девушка не была в силах от них оборониться.
      Э г м о н т. Если она девушка честная и те прибегли к насилию, пусть их в течение трех дней подряд секут розгами, и если у них есть какая-нибудь собственность, пускай с них взыщут столько, чтобы девушке было достаточно на приданое.
      С е к р е т а р ь. Один из чужестранных проповедников тайно пробирался через Комин и был обнаружен. Он клятвенно уверяет, что пробирался во Францию. Согласно приказу он должен быть обезглавлен.
      Э г м о н т. Следует без шума доставить его на границу и предупредить, что второй раз он так не уйдет.
      С е к р е т а р ь. Письмо от вашего управителя. Он пишет: приход мал, и на этой неделе он мог бы выслать положенную сумму с большим трудом; возмущение внесло во все дела величайшую путаницу.
      Э г м о н т. Деньги должны быть доставлены. Как их собрать - его дело.
      С е к р е т а р ь. Он обещает сделать все для него возможное и в конце концов предлагает подать жалобу на Раймонда, который так давно вам должен, и просить об его аресте.
      Э г м о н т. Да ведь он обещал заплатить.
      С е к р е т а р ь. В последний раз он сам определил срок в две недели.
      Э г м о н т. Ну, пускай ему дадут еще две недели - и уж тогда пусть принимает против него крутые меры.
      С е к р е т а р ь. Как вам угодно. Но тут не несостоятельность, а злонамеренность. Он, верно, возьмется за ум, когда увидит, что вы с ним не шутите. Дальше говорит управитель, что предполагает удержать двухнедельную получку со старых солдат, вдов и некоторых других, которым вы благоволите давать пенсионы; пока что можно таким образом выйти из затруднения. Они бы как-нибудь устроили свои дела.
      Э г м о н т. То есть как это: устроили бы? Люди нуждаются в этих деньгах больше меня. Он должен это оставить по-прежнему.
      С е к р е т а р ь. Где же тогда прикажете ему достать эти деньги?
      Э г м о н т. Пускай сам над этим подумает, это ему уже сказано в последнем письме.
      С е к р е т а р ь. Потому он и сообщает эти свои предположения.
      Э г м о н т. Они не годятся. Он должен поразмыслить над какими-нибудь другими способами. Он должен делать предложения приемлемые, а главное, должен денег добыть.
      С е к р е т а р ь. Письмо графа Оливы я опять подложил к текущим делам. Простите, что вам о нем напоминаю. Старый вельможа не в пример прочим достоин подробного ответа. Вы желали сами писать к нему. Правда, он любит вас как отец.
      Э г м о н т. Все никак не соберусь. В числе многого ненавистного самое ненавистное для меня - писанье. Ты так хорошо воспроизводишь мой почерк. Напиши от моего имени. Я ожидаю принца Оранского. Никак не соберусь, а мне бы самому хотелось, чтобы на его мнительность ответить ему чем-нибудь истинно успокоительным.
      С е к р е т а р ь. Скажите мне хотя бы в общих чертах ваше суждение. А я уж изложу ответ и вам его представлю. Он так должен быть написан, чтобы даже любой суд признал его за ваш собственноручный.
      Э г м о н т. Подай мне письмо. (Заглянув в него.) Добрый, почтенный старик! Неужели ты и в юности своей был так же осмотрителен? Разве ты никогда не поднимался на крепостной вал? Или в сражении ты оставался там, где советует благоразумие, - позади? О заботливая преданность! Он хочет мне жизни и счастия, а не чувствует, что тот уже мертвец, кто живет ради своего безопасного благополучия. Напиши ему, что он может не тревожиться. Я действую, как должен; уж буду беречь себя. Свой вес при дворе пусть обращает он мне на пользу и пусть будет уверен в моей совершенной благодарности.
      С е к р е т а р ь. И дальше ничего? Ах, он ждет большего!
      Э г м о н т. Что же еще я могу сказать? Хочешь побольше слов - твоя рука владыка. Дело постоянно вертится вокруг одной точки: я должен жить так, как жить не могу. Я весел, легко смотрю на вещи, быстро живу - вот в чем мое счастье, и я не променяю его на безопасный склеп мертвеца. Ведь у меня в жилах для испанского способа жизни нет ни единой капли крови, и нисколько мне не весело приспособлять свои шаги к новому придворному кадансу. Затем ли я живу, чтобы только раздумывать над жизнью? Что же, я не должен наслаждаться настоящим мгновением, чтобы быть уверенным в следующем? И снова его истощать заботами и хандрою?
      С е к р е т а р ь. Прошу вас, принц, не будьте столь суровы и жестоки к этому прекрасному человеку! Вы обычно так благожелательны ко всем. Скажите ему хоть одно приятное слово, которое бы успокоило благородного вашего друга. Смотрите, как он заботлив, как чутко он к вам подходит!
      Э г м о н т. И все-таки всегда подходит именно с этой стороны. Он знает издавна, как ненавистны мне увещания. Они только с толку сбивают без всякой пользы. Ну, если бы я был лунатик и с опасностью для жизни прогуливался по самой верхушке домовой крыши, дружеским ли делом было бы позвать меня по имени, предостеречь, разбудить и убить? Предоставьте всякому идти своим путем. Он сам сумеет себя охранить.
      С е к р е т а р ь. Вам свойственно не заботиться о себе, но кто знает вас и любит...
      Э г м о н т (глядя в письмо). Вот он снова принимается за старые сказки, которыми мы тешили друг друга как-то вечером в легком задоре хмельного кружка и которые потом со всякими выводами и доводами трепали и перетолковывали по всему королевству. Еще того лучше. Мы распорядились вышить на рукавах наших лакеев разные дурацкие колпаки да шутовские капюшоны, а после заменить все эти нелепые украшения пучком стрел; такой символ еще опаснее для всех тех, кто хотел бы находить тайный смысл там, где никакой тайны нет. В веселую минуту мы предприняли и проделали до конца всевозможные глупости; и по нашей вине целое дворянское сборище с нищенскими торбами и выдуманными прозвищами воззвало к королю в насмешливо униженных выражениях о его долге. Наша вина - но что же из этого следует? Неужели масляничная шутка - государственная измена? Или завидны наши пестрые лохмотья, которыми юношеский задор и свежее воображение вздумают обвешать жалкую наготу нашей жизни? Что толку смотреть на жизнь чересчур сурово? Если утро не будит нас для новых радостей, а вечером не остается надежды еще на какое-нибудь веселье, тогда стоит ли одеваться и раздеваться? Для того ли сегодня мне светит солнце, чтоб я обсуждал, что было вчера? Чтобы загадывать и завязывать то, чего угадать и связать невозможно, - судьбу грядущего дня? Уволь меня от этих умозрений. Оставим их школьникам и придворным. Пускай думают и выдумывают, блуждают и пресмыкаются, добираются, куда могут, и добиваются, чего могут. Если ты можешь из всего этого чем-нибудь воспользоваться - так, чтобы письмо твое не выросло в книгу, - я очень доволен. Доброму старику все кажется слишком важным. Так жмет сильнее еще раз нам руку друг, долго ее державший, перед тем как выпустить ее.
      С е к р е т а р ь. Извините меня. У пешехода кружится голова, когда он видит, как мимо вихрем проносится всадник.
      Э г м о н т. Дитя, дитя - и только! Словно гонимые незримыми духами, проносятся солнечные кони времени с легкой колесницей судьбы нашей, нам остается только, смело схватив, крепко держать вожжи и тут от камня, там от обрыва прочь направлять колеса. Куда летим - кто знает? И едва ли вспоминает, откуда!
      С е к р е т а р ь. Граф! Граф!
      Э г м о н т. Я высоко стою. Могу и должен подняться еще выше. Чувствую в себе надежду, мужество и силу. Еще я не достиг вершины своего возрастания. И стоя на ней в положенный срок, хочу стоять крепко, безбоязненно. А суждено мне пасть - так пусть удар грома, порыв вихря или собственный неверный шаг низвергнут меня в глубину, там пусть лежу со многими тысячами. Я никогда не избегал бросить кровавый жребий с добрыми боевыми товарищами ради малого выигрыша: не скряжничать же мне, когда дело идет о целом сокровище свободной жизни!