События происходят после свадьбы Отори Такео и Ширакавы Каэдэ в Тераяме. Этот брак укрепил решимость Каэдэ получить в наследство земли домена Маруяма и отдать Такео деньги, чтобы он отомстил за смерть приемного отца Шигеру и возглавил клан Отори. Однако их поступок привел в ярость Араи Даичи, полководца, который захватил почти всю территорию Трех Стран, более того, они оскорбили господина Фудзивару, считавшего себя помолвленным с Каэдэ.
      Предыдущей зимой Такео бежал от смертного приговора Племени в Тераяму, где получил подробные записи Шигеру о Племени и Ято – мече клана Отори. По пути ему спас жизнь неприкасаемый Е-Ан – приверженец преследуемой секты Потаенных. Он отвел Такео в священную пещеру в горах, чтобы выслушать пророчество святой женщины.
      В тебе перемешаны три крови. Ты рожден среди Потаенных, но жизнь твоя вышла на поверхность и более тебе не принадлежит. Земля выполнит повеление Небес. Твои земли будут простираться от моря до моря, но мир дается ценой кровопролитий. Пять битв принесут тебе мир, четыре победы и одно поражение…

 
      В моей руке лежит перо. Я держу его осторожно, благоговея перед хрупкостью и древностью. Белизна по-прежнему прозрачна, а алые кончики до сих пор светятся. – Это перо священной птицы хо-о, – сказал мне Мацуда Шинген, настоятель храма Тераяма. – Она явилась твоему приемному отцу Шигеру, когда ему было всего пятнадцать, меньше, чем тебе сейчас. Он рассказывал тебе об этом, Такео?
      Я покачал головой. Мы с Мацудой стояли в комнате с краю крытой аркады, что проходит вокруг главного двора храма. Снаружи доносился шум приготовлений, многочисленные голоса заглушали привычное пение монахов и звон колоколов. Я слышал, как за воротами моя жена Каэдэ разговаривает с Амано Тензо о том, как прокормить нашу армию по пути на войну. Мы отправлялись в Маруяму, великий домен в Западном Краю, – Каэдэ была законной его наследницей. Осталось заявить свои права и сразиться, если потребуется. С конца зимы в Тераяму стекались воины, чтобы присоединиться ко мне, и теперь у меня набралось около тысячи людей, размещенных в храме и прилегающих деревнях, не считая местных крестьян, которые тоже рьяно поддерживали мое дело.
      Амано, самый преданный вассал семейства Ширакава, был замечательным наездником и обожал животных. Каэдэ со служанкой Майами с похвальным умением распределяли оружие. Они обсуждали все с Амано, а тот сообщал их решения воинам. Тем утром он пересчитывал имеющиеся у нас тележки, запряженные волами, и вьючных лошадей. Я старался не слушать и сосредоточиться на словах Мацуды, хотя так хотелось скорее тронуться в путь.
      – Будь терпелив, – мягко упрекнул меня настоятель. – Это займет не больше минуты. Что ты знаешь о хо-о?
      Преодолевая себя, я устремил внимание к перу на ладони и попытался вспомнить, чему учил меня бывший учитель Ихиро, когда я жил в доме господина Шигеру в Хаги.
      – Это священная птица. Согласно легенде, она появляется во времена мира и справедливости. Она изображается тем же иероглифом, что и имя моего клана, Отори.
      – Верно, – подтвердил Мацуда, улыбаясь. – Такое случается не часто. Мир и справедливость сейчас большая редкость. Однако Шигеру видел ее, что, полагаю, и воодушевило его к воплощению добродетелей в жизнь. Тогда я сказал ему, что перья птицы будто подернуты кровью – недобрый знак. А вот теперь его смерть не дает покоя нам обоим.
      Я всмотрелся в перо. Оно лежало поперек шрама на правой ладони, обожженной когда-то давно в Мино, моей родной деревушке, в день, когда Шигеру спас мне жизнь. Еще моя рука помечена прямой линией Кикуты, семьи Племени – ему я принадлежу, и от него сбежал прошлой зимой. Мое наследие, мое прошлое и будущее – все здесь, на ладони.
      – Зачем вы показываете мне его?
      – Скоро ты уедешь отсюда. Ты провел у нас всю зиму, учился и тренировался, готовился исполнить последнюю волю Шигеру. Я хочу, чтобы ты помнил: его целью была справедливость. Ты тоже должен стремиться к ней.
      – Я этого никогда не забуду, – пообещал я и почтенно поклонился перу, нежно держа его обеими руками. Затем отдал настоятелю. Он тоже поклонился и положил перо обратно в лакированную шкатулку.
      Я молчал и думал о том, как много для меня сделал Шигеру и сколько подвигов предстоит мне совершить, чтобы отблагодарить его.
      – Ихиро рассказал мне о хо-о, когда показывал, как писать имя, – наконец произнес я. – В прошлом году я видел учителя в Хаги, и он велел мне дождаться его в Тераяме, но я не могу больше ждать. Мы должны отправиться в Маруяму на нынешней неделе.
      Я беспокоился о старике с тех пор, как сошли снега, поскольку знал, что повелители клана Отори – Дяди Шигеру – пытаются прибрать к рукам мой дом и земли вокруг Хаги, а Ихиро упрямо им сопротивляется.
      Как оказалось, волнения мои были не напрасны. Я разговаривал во дворе с Амано, когда услышал шум внизу: сердитые крики, быстрые шаги, топот копыт. Всех удивило появление на склоне всадников. В храм Тераяма не принято подниматься верхом. Паломники идут пешком по крутой тропе, а самых старых доставляют крепкие носильщики.
      Я побежал к входу, созывая охранников.
      Они быстро закрыли ворота и опустили засов. Через двор спешил Мацуда. Он был без доспехов, но на перевязи висел меч. Не успели мы обмолвиться словом, как из караульной послышался вопрошающий крик:
      – Кто посмел приблизиться верхом к воротам храма? Слезьте с коня и проявите уважение к мирному месту.
      Это был голос Кубо Макото, молодого воина-монаха Тераямы, который за последние месяцы стал моим ближайшим другом. Я подбежал к деревянному частоколу и поднялся по лестнице в караульную. Макото махнул рукой на отверстие для наблюдения. Через щель в стене я увидел четырех наездников. Они галопом поднялись по склону и резко осадили уставших коней. Всадники были при полном вооружении, на шлемах явственно вырисовывался герб клана Отори. На мгновение мне почудилось, что это гонцы от Ихиро, и тут мой взгляд пал на корзину, привязанную к седлу. Сердце окаменело. Не приходилось сомневаться, что внутри.
      Кони вставали на дыбы и дико ржали, и причиной тому был не только тяжелый подъем, но и страх – из ран на крупах сочилась кровь. Наверх по узкой тропе спешила толпа разъяренных мужчин, вооруженных серпами и палками. Некоторых я узнал сразу – крестьяне из прилегающей деревни. Воины достали мечи, и подоспевшие слегка отпрянули, однако не разбежались, а встали плотным полукругом, сохраняя боевую готовность.
      Предводитель всадников окинул крестьян презрительным взглядом и выкрикнул в сторону ворот:
      – Я Фува Досан из клана Отори в Хаги. Я принес послание от владык Шойки и Масахиро для выскочки, называющего себя Отори Такео.
      – Если вы пришли с миром, то сойдите с коней и оставьте оружие, – ответил Макото. – Вам откроют ворота.
      Я уже догадался, что хочет сказать непрошеный гость, и закипал слепой яростью.
      – В этом нет необходимости! – презрительно выкрикнул Фува. – Наше послание слишком коротко. Передайте самозванцу Такео, что клан Отори не признает его притязаний. Вот как мы поступим с ним и его последователями.
      Один из всадников отпустил поводья, открыл корзину и собрался достать оттуда то, на что я боялся смотреть. Схватившись за пучок волос на макушке, он размахнулся и швырнул голову Ихиро через стену во двор храма.
      С глухим стуком она упала в сад.
      Я обнажил меч Ято.
      – Откройте ворота! Сейчас я им покажу!
      Макото последовал за мной по ступеням.
      В это время воины Отори развернули коней и с обнаженными мечами двинулись навстречу толпе. Они полагали, что крестьяне не посмеют напасть на них. Даже я изумился произошедшему дальше. Вместо того чтобы расступиться и пропустить воинов, пешие люди бросились на лошадей. Двое крестьян погибли мгновенно – мечи разрубили их пополам, затем первый конь завалился набок, и его наездник упал в самое пекло. Других ждала та же участь.
      У них не было шанса продемонстрировать свое боевое искусство: их стащили с лошадей и забили до смерти, как собак.
      Мы с Макото попытались остановить крестьян, но нам нескоро удалось оттянуть их от мертвых тел. Успокоились они, лишь когда воинам отсекли головы и вывесили на воротах храма. Крестьяне закидали их оскорблениями и затем спустились по склону, обещая разделаться с каждым, кто посмеет приблизиться к Тераяме и обидеть господина Отори Такео, Ангела Ямагаты.
      Макото сотрясался от ярости и иных раздиравших его чувств, но у меня не было времени на разговоры. Я вернулся за частокол. Каэдэ вынесла белую ткань и деревянную чашу с водой. Она стояла на коленях под вишневым деревом и спокойно мыла отрубленную голову. Лицо было синевато-серым, глаза полузакрыты, шея заканчивалась рваной раной от нескольких неумелых ударов. Каэдэ держала ее нежно, с любовью и заботой, словно прекрасную драгоценность.
      Я встал на колени рядом, протянул руку и коснулся волос. Они тронулись сединой, зато лицо после смерти казалось моложе, чем я видел его последний раз, когда Ихиро жил в Хаги, скорбел и разговаривал с призраками, но все же оставался мне добрым наставником.
      – Кто это? – тихо спросила Каэдэ.
      – Ихиро. Мой учитель из Хаги. Он воспитывал еще Шигеру.
      Сердце переполнилось печалью, и я не мог ничего добавить. Смахнул слезу. В памяти всплыла наша последняя встреча. Жаль, что я не сказал ему тогда о своей благодарности и уважении. Интересно, как он умер, была ли его смерть унизительной и полной мучений? Как же мне хотелось, чтобы безжизненные глаза открылись, обескровленные губы заговорили!… Однако люди уходят на тот свет безвозвратно и покидают нас навсегда. Даже когда дух их возвращается на землю, он не рассказывает о том, как встретил свою смерть.
      Я родился и вырос среди Потаенных, которые верят, будто в загробной жизни встретятся только те, кто следует предписаниям Тайного Бога. Остальных поглотит огонь ада. Мне неведомо, был ли мой приемный отец Шигеру приверженцем Потаенных, однако он знал все учения и перед смертью читал молитву, упомянув в ней и Просветленного. Ихиро, советник и распорядитель его дома, уж точно не веровал. Он с самого начала знал, что Шигеру спас меня от травли на Потаенных, объявленной Йодой Садаму, а потом внимательно наблюдал за мной.
      Однако я отрекся от религии моего детства и не думал, что такой честный и преданный человек, как Ихиро, может попасть в ад. Гнев от несправедливой расправы захлестнул меня.
      – Они поплатились за это жизнью, – вздохнула Каэдэ. – Зачем было убивать старика и проделывать столь долгий путь, чтобы вручить тебе его голову?
      Она отмыла последние следы крови и обернула голову в чистую белую ткань.
      – Полагаю, чтобы выманить меня из убежища, – ответил я. – На Тераяму нападать опасно, можно нарваться на солдат Араи. Видно, хотели, чтобы я сам к ним пожаловал, перейдя границу.
      Как я жаждал этой встречи, жаждал покарать их всех и уничтожить на веки вечные! Расправа над пожаловавшими к нам воинами слегка охладила пыл, но не успокоила сердце. Однако надо проявить терпение. В мои планы входит поход на Маруяму, и ничто не заставит меня изменить стратегию.
      Я коснулся лбом травы, прощаясь с учителем. Из комнат для гостей вышла Майами и опустилась на колени позади нас.
      – Вот коробка, госпожа, – прошептала она.
      – Дай сюда, – ответила Каэдэ.
      Коробка была сплетена из веток ивы и красных кожаных веревок. Оттуда пахнуло алоэ. Каэдэ положила внутрь белый узел и усыпала его длинными листами. Затем поставила плетенку на землю, и мы втроем снова поклонились.
      Птицы затянули весеннюю песню, и им ответила из леса кукушка – первая, что пробудилась после зимы.
      На следующий день провели погребальный ритуал и опустили голову в могилу рядом с Шигеру. Я распорядился, чтобы для Ихиро установили каменную плиту. Интересно, что сталось со старушкой Шийо и всеми, кто жил в том доме в Хаги. Меня мучила мысль, будто его больше нет: чайная комната, спальня, где я так часто сидел, глядя в окно на сад, соловьиный этаж – все сожжено. Вот бы помчаться в Хаги и заявить права на наследие, пока его не забрали совсем. Нет, именно этого ждут от меня Отори.
      Пять крестьян погибли на месте, двое позже скончались от ран. Мы похоронили их на кладбище храма. Амано милосердно добил двух лошадей, однако другие два коня оказались без царапины. Один из них полюбился мне особо – стройный черный жеребец, походивший на Куи, коня Шигеру. Видимо, они одной крови.
      Макото настоял на должном погребении воинов Отори, и мы помолились, чтобы их духи, разъяренные позорной смертью, оставили нас в покое.
      Тем вечером настоятель зашел в гостевую комнату, и мы разговаривали до глубокой ночи вместе с Макото и Миеси Кахеи, одним из моих союзников и друзей из Хаги. Гемба, младший брат Кахеи, отправился в Маруяму, чтобы уведомить главного вассала домена Сугиту Харуки о нашем неминуемом прибытии. Прошлой зимой Сугита заверил Каэдэ в своей поддержке. Моя жена пожелала удалиться – по ряду причин они с Макото чувствовали неловкость в присутствии друг друга, и она старалась избегать его по возможности, – однако я заранее велел Каэдэ сесть за ширму и послушать, о чем пойдет речь. Меня интересовало ее мнение. За короткий период после свадьбы мы очень много беседовали. После долгого молчания я не мог остановить поток мыслей, непрестанно делился задумками. На рассудительность и мудрость Каэдэ можно положиться.
      – Так значит, теперь ты выходишь на тропу войны, – сказал настоятель, – и твоя армия вступила в первую стычку.
      – Армия – не то слово, – поправил его Макото. – Кучка своевольных крестьян! Как ты думаешь наказать их?
      – За что? – не понял я.
      – Крестьяне не имеют права убивать воинов, – проговорил он. – В такой ситуации любой предводитель покарал бы их с должной жестокостью. Распял, сварил в масле, содрал кожу.
      – Именно такая участь ждет их, если до них доберутся Отори, – пробормотал Кахеи.
      – Они сражались за меня, – возразил я. Признаться, я считал, воины заслужили столь постыдный конец, хоть и сожалел, что не убил их собственноручно. – Я не собираюсь никого наказывать. Меня больше волнует, как защитить их.
      – Ты выпустил на волю злую силу, – отметил Макото. – Будем надеяться, ты сможешь ее сдержать.
      Настоятель улыбался, попивая вино. Он всю зиму учил меня стратегии и выслушал немало моих идей о захвате Ямагаты и других походах, поэтому знал, как я переживаю за крестьян.
      – Отори пытаются выманить меня, – повторил я ему то, что уже говорил Каэдэ.
      – Верно, и ты не должен поддаваться на их уловки, – согласился он. – Естественно, ты жаждешь мести, но даже если ты разгромишь их армию в неравной битве, они просто отойдут в Хаги. Длительная осада будет катастрофой. Город поистине неприступен, и рано или поздно придется столкнуться с войском Араи.
      Араи Даичи был полководцем из Кумамото. Он воспользовался свержением клана Тоган и взял под контроль Три Страны. Я привел его в ярость, исчезнув в прошлом году по велению Племени, а теперь женитьба на Каэдэ вконец разъярит его. У Араи огромная армия, и мне с ней не тягаться, пока не укреплю собственную.
      – Первым делом мы должны отправиться в Маруяму, как и планировали. Однако если оставить храм незащищенным, Отори разорят близлежащие деревни.
      – За стенами храма можно укрыть немало людей, – сказал настоятель. – Думаю, у нас хватит вооружения и запасов, чтобы выдержать осаду клана. Лично мне кажется, они не станут тратить на нас силы. Араи и его союзники не оставят Ямагату без боя, а многие из Отори не захотят громить священное место. В любом случае, первым делом они бросятся за тобой. – Мацуда выдержал паузу и продолжил: – Когда идешь войной, будь готов к жертвам. В предстоящих сражениях погибнет много людей, и если ты проиграешь, тех, кто останется в живых, предадут мучительной смерти. Отори не хотят признавать тебя наследником Шигеру, несмотря на усыновление. Им ничего не известно о твоем происхождении. Удобней считать, что ты выскочка-самозванец, а не член клана. Бездействие приведет к плачевному исходу. Это понимают даже крестьяне. Сегодня семеро из них навсегда покинули нас, однако уцелевшие ничуть не сожалеют о потере. Они празднуют победу над теми, кто посмел тебя оскорбить.
      – Знаю, – произнес я, глядя на Макото.
      Тот плотно сжал губы, его лицо выражало неодобрение. Я снова почувствовал свою бесхребетность, непозволительную для предводителя. Скоро Макото и Кахеи, воспитанные в воинской традиции, начнут презирать меня.
      – Мы добровольно перешли на твою сторону, Такео, – продолжил настоятель, – из-за твоей преданности Шигеру и по той причине, что считаем твое дело правым.
      Я поклонился, принимая упрек, и дал себе обещание, что ему больше не придется разговаривать со мной в таком тоне.
      Отправимся в Маруяму послезавтра.
      – Макото поедет с тобой, – предложил Мацуда. – Как тебе известно, он готов целиком посвятить себя твоим целям.
      Макото кивнул, слегка приподняв уголки губ.
 

* * *

 
      Позже ночью, во второй половине часа Крысы, когда я собирался лечь с Каэдэ, снаружи послышались голоса. Вскоре зашла Майами: из караульной прибежал монах.
      – Мы поймали чужака, – сообщил он. – Ошивался в кустах по ту сторону ворот. Охранники нагнали его и хотели прибить на месте, но он произнес ваше имя и уверил, что является вашим слугой.
      – Я выйду поговорить с ним, – сказал я и взял меч Ято.
      Скорей всего, это Е-Ан, неприкасаемый, который некогда наблюдал, как я даровал быструю смерть его брату и другим Потаенным, избавив от мучений. Именно он прозвал меня Ангелом Ямагаты. Зимой этот человек спас мне жизнь во время побега в Тераяму. Я обещал послать за ним весной и велел ждать распоряжений, только вот Е-Ан был непредсказуем, он поступал по зову Тайного Бога.
      Стояла нежная, теплая ночь, в воздухе уже повисла летняя влага. Среди кедров ухала сова. Е-Ан лежал на земле прямо у ворот. Его связали, подогнув ноги и убрав руки за спину. Щеки и лоб были перепачканы сажей и кровью, волосы спутаны. Он слегка шевелил губами в немой молитве. Два монаха наблюдали за ним с расстояния, презрительно морщась.
      Я произнес имя, и глаза открылись. В них засверкали облегчение и радость. Е-Ан попытался встать на колени, но потерял опору и завалился вперед, лицом в грязь.
      – Снимите веревки, – велел я.
      – Это неприкасаемый, – ответил один монах. – К нему нельзя приближаться.
      – Кто связал его?
      – Мы не сразу поняли, с кем имеем дело, – объяснил другой.
      – Потом подумаете, как искупить грех. Этот человек спас мне жизнь. Развяжите его.
      Они неохотно подошли к Е-Ану, приподняли и расслабили сдерживающие веревки. Он подполз вперед и бросился к моим ногам.
      – Поднимайся, Е-Ан. Я велел не приходить, пока не пошлю за тобой. Нельзя же являться без предупреждения. Еще повезло, что тебя не убили.
      Последний раз когда мы виделись, я, изможденный и голодный беглец, был одет так же убого. Теперь мое тело грела добротная одежда, волосы убраны, как подобает воину, за поясом – меч. Монахи еще долго не оправятся от потрясения при виде того, как я разговариваю с неприкасаемым. Мне отчасти хотелось вышвырнуть его, отречься от всякой связи и забыть, что когда-либо с ним знался. Решись я на такое, охранники тотчас уничтожили бы Е-Ана. Но я не мог. Он спас мне жизнь, кроме того, мы оба рождены Потаенными, и я должен обращаться с ним не как с неприкасаемым, а как с человеком.
      – Меня никому не убить, пока Тайный Бог не призовет меня, – пробормотал Е-Ан, подняв глаза. – До того времени моя жизнь принадлежит вам.
      При тусклом освещении лампы, принесенной монахом из караульной, я видел, как горят глаза Е-Ана. Уже не первый раз мне представилось, будто он не от мира сего.
      – Чего ты хочешь? – спросил я.
      – Мне нужно кое-что вам сообщить. Это очень важно. Вы будете рады, что я пришел.
      Монахи отступили подальше, чтобы не замараться, однако остались в зоне слышимости.
      – Я должен поговорить с этим человеком. Где это лучше сделать?
      Они жалобно переглянулись, и старший из них предложил:
      – Может, в саду, в беседке?
      – Меня не нужно сопровождать.
      – Мы обязаны охранять господина Отори, – возразил младший.
      – Этот человек не опасен для меня. Оставьте нас. Передайте Майами, чтобы принесла воды, еды и чай.
      Монахи с поклонами удалились. Пересекая двор, они начали перешептываться. Я слышал каждое слово. Печально.
      – Иди за мной, – велел я Е-Ану.
      Он захромал следом к беседке, которая стояла в саду, недалеко от большого пруда. Поверхность воды переливалась в свете звезд, иногда из нее выпрыгивала рыбка и падала обратно с громким всплеском. В темноте за прудом виднелись сероватые каменные плиты могил. Снова ухнула сова, уже ближе.
      – Меня направил к вам Бог, – сказал он, когда мы разместились на деревянном полу беседки.
      – Не следует так открыто говорить о Боге, – попрекнул я его. – Ты находишься в храме. Монахи жалуют Потаенных не больше, чем воины.
      – С нами вы, – пробормотал он. – Вы наша надежда и защита.
      – Я всего лишь человек. Я не могу изменить отношение к вам всей страны.
      Пару мгновений Е-Ан молчал, затем продолжил:
      – Тайный Бог постоянно думает о вас, даже если вы его забыли.
      Мне не хотелось слушать подобные вещи.
      – Что ты хотел сообщить мне? – нетерпеливо перебил я.
      – Люди, которых вы видели в прошлом году, угольщики, провожали своего бога обратно в горы, и я встретил их по пути. Они говорят, армия Отори выстроилась вдоль каждой дороги вокруг Тераямы и Ямагаты. Повсюду прячутся солдаты. Как только вы покинете храм, они устроят вам засаду. Дорогу придется пробивать мечом.
      Е-Ан пристально наблюдал за моей реакцией. Я проклинал себя за то, что так долго задержался в храме. Ведь знал: скорость и неожиданность – мое основное оружие. Давно следовало отправиться в путь. Я откладывал поход в ожидании Ихиро. До свадьбы я постоянно делал ночные вылазки, проверял дороги вокруг храма на тот самый случай. Однако с тех пор как ко мне приехала Каэдэ, я не мог от нее оторваться. Теперь я попал в ловушку собственной нерешительности и беспечности.
      – Сколько их?
      – Пять-шесть тысяч, – ответил Е-Ан. А у меня меньше одной.
      Вам придется перебираться через горы, как и прошлой зимой. Там есть тропа на запад. За ней никто не следит, ведь с перевалов еще не сошел снег.
      Я лихорадочно соображал. Тот путь мне знаком, он проходит мимо часовни, где собирался провести зиму Макото, пока я не натолкнулся на него в поиске убежища в Тераяме. Несколькими неделями раньше я сам исследовал ту тропу и возвращался обратно, как только снег становился непроходимым. Я подумал о моих людях, лошадях, быках. Им там не пройти, хотя пешие справятся. Сопровожу их ночью, чтобы Отори думали, будто мы пока в храме… Надо срочно действовать, но сначала посоветоваться с настоятелем.
      Ход моих мыслей прервала Майами в сопровождении слуги. У него в руках была чаша с водой, а сама она принесла поднос с рисом, овощами и двумя чашками чая. Майами опустила поднос на пол, глядя на Е-Ана с таким отвращением, будто перед ней гадюка. Слуга пришел в состояние не меньшего ужаса. Надеюсь, общение с неприкасаемым не подмочит мою репутацию. Я велел слугам оставить нас, и они не стали мешкать. Майами неодобрительно ворчала, возвращаясь в дом для гостей.
      Е-Ан вымыл лицо и руки, затем соединил ладони и произнес молитву Потаенных. Мои губы невольно зашевелились в такт знакомым словам, что привело меня в раздражение. Он снова подверг жизнь опасности, чтобы доставить мне важную весть, и все же мне хотелось, чтобы Е-Ан был благоразумней и не превратился в обузу.
      Когда он насытился, я сказал:
      – Уходи. Тебе предстоит длинная дорога домой.
      Неприкасаемый молчал, слегка наклонив голову набок, словно кого-то слушая, – уже знакомая мне повадка.
      – Нет, – наконец произнес он. – Я должен идти с вами.
      – Это невозможно. Я не хочу видеть тебя рядом.
      – Так угодно Богу, – ответил он.
      Переубедить его было не в моих силах, а убить или взять в плен – слишком жестокая награда за помощь.
      – Прекрасно, – кивнул я, – только в храме тебе оставаться нельзя.
      – Да, – безропотно согласился Е-Ан. – Я должен привести остальных.
      – Кого?
      – Всех тех, кто пришел со мной. Вы уже видели некоторых.
      Неприкасаемые работали у реки кожевниками. Мне не забыть, какими горящими взглядами они провожали меня. Люди ждали защиты и справедливости. Я вспомнил перо: Шигеру боролся за справедливость. Мне тоже предстоит добиться ее ради памяти о нем и для ныне живущих.
      Е-Ан снова сложил руки и воздал благодарность за пищу.
      В тишине подпрыгнула рыбка.
      – Сколько их? – спросил я.
      – Около тридцати. Прячутся в горах. Последнюю неделю они пересекали границу по одному, по двое.
      – Разве граница не охраняется?
      – Люди Отори и Араи вступали в схватки, поэтому их отозвали с постов. Все границы открыты. Клан Отори четко дал понять, что не собирается бросать вызов Араи и не претендует на Ямагату. Они хотят лишь уничтожить вас.
      Моей смерти желали многие. Поддерживает ли их народ? Нет, конечно! – воскликнул Е-Ан. – Вам известно, на чьей мы стороне – Ангела Ямагаты. Абсолютно все. Зачем бы мы пришли сюда?
      Я не был уверен, что нуждаюсь в их помощи, хотя меня впечатлила такая храбрость.
      – Спасибо, – поблагодарил я. Неприкасаемый улыбнулся, обнажив выбитые зубы – итог его страданий ради меня.
      – Мы присоединимся к вам по другую сторону горы. Вот увидите, мы вам пригодимся.
      Я велел охранникам открыть ворота и попрощался с Е-Аном. Худая скорченная фигура поспешно удалилась в темноту. Из леса донесся вой лисицы, словно крик измученного призрака. Я вздрогнул. Казалось, неприкасаемым руководит сверхъестественная сила. Я более не верил в нее, но боялся, подобно беззащитному ребенку.
      По коже бегали мурашки, когда я вернулся в караульную. Я снял одежду и, несмотря на поздний час, велел Майами выстирать ее, а затем прийти в баню. Она тщательно вымыла меня с ног до головы, и я десять минут отмокал в кипятке. Надев чистое платье, я послал служанку за Кахеи и распорядился разбудить настоятеля. Шел час Быка.
      Я встретил Кахеи в коридоре, вкратце описал ему ситуацию, и мы вместе направились к комнату к настоятелю. Макото стоял на посту и должен был вскоре присоединиться к нам.
      Было принято решение вывести нашу армию как можно раньше, оставив небольшую группу всадников в Тераяме, чтобы дать арьергардный бой.
      Кахеи с Макото тотчас отправились в деревню будить Амано и остальных: необходимо срочно готовить провизию и снаряжение. Настоятель велел слугам оповестить монахов – колокольный звон сделал бы это быстрей, однако в столь поздний час дал бы знак шпионам. Я пошел к Каэдэ.
      Она ждала меня в сорочке. Распущенные волосы окутывали ее подобно одеянию, сияя чернотой на фоне молочной ткани и белой кожи. При виде Каэдэ я, как и всегда, затаил дыхание. Что бы с нами ни произошло, я всегда буду помнить ту счастливую весну. Моя жизнь полна незаслуженных радостей, но быть с Каэдэ – величайшее блаженство.
      – Майами сказала, что пришел неприкасаемый, а ты впустил его и разговаривал с ним.
      В голосе Каэдэ звучало то же изумление, что и у служанки.
      – Его зовут Е-Ан. Я встретил его в Ямагате.
      Я разделся, надел ночное белье и сел напротив, колено к колену.
      Она внимательно посмотрела на меня.
      – Ты устал. Ложись.
      – Да, мы должны поспать несколько часов. Отправляемся в путь с первым лучом солнца. Храм окружили Отори. Пойдем через горы.
      – Эту весть принес тебе неприкасаемый?
      – Он рисковал жизнью.
      – Но ради чего? Откуда ты его знаешь?
      – Помнишь тот день, когда мы приехали сюда с господином Шигеру?
      – Как же забыть, – улыбнулась Каэдэ.
      – Предыдущей ночью я забрался в замок и положил конец страданиям пленников, подвешенных на стене. Они были Потаенными. Слышала о таких?
      Жена кивнула.
      – Шизука кое-что мне рассказывала. Люди клана Ногучи мучили их не меньше.
      Один из них был братом Е-Ана. Неприкасаемый видел, как я выходил из рва, и решил, что перед ним ангел.
      – Ангел Ямагаты? – медленно произнесла Каэдэ. – Наутро об этом говорил весь город.
      – С тех пор мы встретились снова, наши судьбы словно переплетены. В прошлом году он помог мне добраться до Тераямы. Если бы не он, я бы погиб в снегу. По пути Е-Ан отвел меня к святой женщине, и она предрекла мне жизнь.
      Я никому не говорил, ни Макоте, ни Мацуде, о словах пророчицы, но теперь мне захотелось поделиться с возлюбленной. И я прошептал ей на ухо, что во мне перемешаны три крови: я рожден среди Потаенных, жизнь моя более мне не принадлежит. Судьбой мне предначертано мирно править над землями от моря до моря, когда Земля выполнит веление Небес. Я не раз вспоминал эти слова, иногда веря в них, иногда нет. Пять битв принесут нам мир, четыре победы и одно поражение. Каэдэ не должна знать только то, что мне предстоит умереть от руки собственного сына – это слишком тяжелое бремя, к тому же нельзя выдать главный секрет: девушка из Племени по имени Юки, дочь Муто Кенжи, носит под сердцем моего ребенка.
      – Ты родился среди Потаенных? – осторожно спросила Каэдэ. Племя решило забрать тебя из-за происхождения твоего отца? Шизука пыталась объяснить мне.
      – Когда Муто Кенжи впервые пришел в дом Шигеру, он поведал, что мой отец был Кикутой, из Племени. Он сам тогда не знал, в отличие от Шигеру, что отец был наполовину Отори.
      Я уже показывал Каэдэ удостоверяющие это письмена. Отец Шигеру, Отори Шигемори, приходится мне дедом.
      – А кем была твоя мать? – тихо спросила она.
      – Мама – из Потаенных. Я вырос среди них. Люди Йоды вырезали мою семью в деревне Мино. Они убили бы и меня, если б не Шигеру. – Я перевел дыхание и заговорил о том, о чем и вспоминать боялся. – У меня было две сестренки, две девочки – девять лет и семь. Их тоже уже нет.