– Сегодня последний день масленицы, – начала старая женщина.

– Ах да. Я и забыла, – произнесла Верити.

– В этот день все мошенники-мальчишки со всей округи приходят, называя себя масленичными проказниками, и угрожают неприятностями, если ты не дашь им оладий.

– Ага, неудивительно, что вы так усердно работаете, – сказала Верити. – Я думаю, все остальные женщины тоже дома, пекут оладьи?

– Да, – ответила Кейт, – иначе неизвестно, что эти мальчишки могут натворить.

– Господи, надеюсь, миссис Ченхоллз тоже напекла горку оладий.

Занятые делом руки Кейт застыли. Она бросила на бабушку острый взгляд. Старая женщина покачала головой и зацокала языком.

– Ни один масленичный проказник не ходит в Пендурган, Верити Озборн.

– Да, конечно, – кивнула Верити. – Я должна была догадаться. Но не думаете ли вы...

– Эй! Эй! Эй!

– Вот они, – сказала Кейт.

Она положила последнюю готовую оладью на блюдо и стряхнула с рук сахар. Бабушка встала и выглянула за дверь. Там собралась толпа мальчишек. Их было примерно тридцать или больше, всех возрастов, разного роста.

– Что вам надо, бездельники? – спросила бабушка.

К восторгу Верити, мальчишки начали скандировать:

Я мальчишка-озорник,

Я стесняться не привык.

Дай блинов и будь спокойна,

Ничего не тронем в доме.

Не расплатишься блинами.

Разнесем всю дверь камнями.

– Возьмите же оладьи, если это оградит нас от вашего озорства, – сказала бабушка.

Она открыла нижнюю половину двери и шагнула из дома. Бабушка держала блюдо перед мальчишками, которые толкались, пинались, визжали и смеялись, разбирая оладьи, и следила, чтобы каждый получил свою долю. В мгновение ока блюдо опустело.

Шумная толпа быстро рассеялась, набитыми ртами выкрикивая «спасибо». Маленькая рыжеволосая фигурка, которая до того пряталась в толпе, вышла вперед. Вымазанный джемом рот хитренько ухмылялся.

– Миссис Озборн! – крикнул Дейви. – Я масленичный проказник!

Верити наклонилась и взъерошила копну рыжих волос.

– Ну конечно!

– Папа говорит, в этом году я достаточно взрослый. Мы напугали вас?

– Чуть не до смерти, – сказала Верити и притворно задрожала, а Дейви завизжал от восторга. – Ты бы лучше бежал догонять других, а то не достанется оладий.

Дейви быстро обнял Верити и понесся вниз по тропинке к следующему дому.

Верити помогла Кейт убрать в комнате следы стряпни, потом они передвинули стол к стене, где он обычно стоял. Женщины пододвинули три стула поближе к огню и сели, вытянув ноги к очагу. Кейт оставила три оладьи, и теперь женщины наслаждались ими, запивая чаем.

– Этот рыжий, видно, любит тебя, – сказала бабушка.

– Да, – Верити. – Мы с Дейви большие друзья. Я рада, что он смог выйти из Пендургана и участвовать в этом развлечении.

– Мальчишки всегда так развлекались, – сказала бабушка.

– Джеймс тоже?

Бабушка искоса глянула на Верити:

– Опять Джеймс. Вечно ты о нем, Верити Озборн.

– Извините, – сказала Верити, наклоняя голову в надежде спрятать запылавшие щеки, – но вы говорили, что знаете его с рождения. Просто я думала...

– Да, он тоже был масленичным проказником, как и все остальные, – кивнула бабушка. – И какая разница, что он из большого дома? Он бегал по Сент-Перрану вместе с другими мальчишками.

– А как жили в Пендургане до того, как начались все эти неприятности? – спросила Верити.

Гонетта рассказывала ей о старых рождественских традициях в Пендургане с пантомимами и пением гимнов, о традициях, которые прервались после трагического пожара. Это был еще один из путей, при помощи которого Джеймс поддерживал свою дурную репутацию: он не давал возможности выполнять старинные обычаи. Зато короткое время, что Верити здесь провела, она узнала, что у корнуэльцев было очень много традиций. Может быть, хорошим шагом в сторону изменения отношений было бы возрождение этих обычаев?

– Я полагаю, – продолжала Верити, – люди на самом деле время от времени приходили к большому дому по особым случаям. Вряд ли они обходили его стороной, как делают это сейчас.

Бабушка скрестила руки на полной груди и поджала губы. Она долго молчала, прежде чем ответить.

– Нет, так, как сейчас, было не всегда, – заговорила она. – Всю мою жизнь старый Пендурган был хорошим домом, где собирались прекрасные люди. Как же мы любили, когда нас туда приглашали! Мы мылись, надевали свою лучшую воскресную одежду и гордились, что идем в большой дом.

– Я тоже это помню, – сказала Кейт. – Хорошее было время.

– Когда вы приходили? – спросила Верити. – На Рождество?

– Да, на Рождество, – ответила бабушка, – и на ежегодный завтрак арендаторов, и, конечно, на...

– На празднование Иванова дня! – вмешалась Кейт. – Ой, вот это было веселье!

– В Пендургане устраивали праздник? – спросила Верити.

– Потрясающий! – воскликнула Кейт. – Каждый год накануне Иванова дня. Это было чудесно! Я скучаю по этому празднику, правда.

– Расскажите мне о нем, – попросила Верити.

Ей в голову пришла мысль – дикая и в то же время чудесная, – которая укоренилась и начала расти, подпитанная рассказанными историями.

– Ты, наверное, сошла с ума?

– Надеюсь, нет, – сказала Верити в ответ на вспышку Агнес Бодинар. – Думаю, нет. Я слышала, что праздник в Пендургане был главным событием года в округе и даже за ее пределами. Стыдно, что такая всеми любимая старая традиция ушла в прошлое.

Агнес презрительно фыркнула:

– Она ушла в прошлое, потому что никто во всей округе и во всем Корнуолле теперь не захочет иметь дело с Пендурганом. – Агнес посмотрела на Верити и взглядом как будто подстрекала ее возражать. – Забудь об этом несчастном празднике. Никто не придет.

Когда Верити небрежно сообщила о своем намерении возродить праздник накануне Иванова дня, Джеймс замолчал как оглушенный. Конечно, он знал, о чем она говорит. По непонятным ему причинам Верити задалась целью изменить чувства и мысли местных жителей по отношению к нему, восстановить его испорченную репутацию. Идея возродить праздник взволновала Джеймса больше, чем он мог ожидать.

Возрождение летнего праздника было смелой затеей, которая, так или иначе, принесла бы существенные результаты. Если планы Верити провалятся, то она будет страдать больше, чем Джеймс, уже привыкший к страху и ненависти своих людей. Но если ее планы будут иметь успех... От одной этой мысли у Джеймса защемило сердце.

Давным-давно никто, кроме Алана Полдреннана, не навещал Пендурган. Джеймс предпочитал держаться особняком от местного общества. А хотел ли он на самом деле жить ото всех в стороне?

– Ты уверен, что никто не придет? – спросила Верити.

Она смотрела на Джеймса и ждала ответа.

– Бывало так, чтобы ты устроил праздник, а на него никто не пришел?

– В этом не было необходимости, – ответила Агнес злым, презрительным тоном. – Раньше никогда не было такого, чтобы люди избегали Пендурган.

– Вы уверены? – спросила Верити.

Агнес прижала кулаки к краю стола и наклонилась к Верити:

– Конечно, я уверена! – Она говорила сквозь сжатые зубы, с неподвижной челюстью. – Ты глупая маленькая дурочка. Или ты еще недостаточно долго прожила здесь, чтобы понять, насколько мы стали изгоями? Разве ты не знаешь, что даже слова «Пендурган» и «Харкнесс» омерзительны всем в округе? – Она откинула голову назад, бросила косой взгляд на Джеймса, потом сложила губы в ухмылку. – Или он настолько вскружил тебе голову, что ты не видишь истинного положения?

Верити смотрела на Агнес прямо, не отводя взгляда. Твердости характера ей было не занимать. Это спокойное мужество больше всего восхищало в ней Джеймса. Восхищало и вызывало зависть. Потому что у Верити хватало мужества бороться, отстаивая его честное имя, тогда как он давно потерял надежду на то, что такое возможно.

– Я понимаю, о чем вы говорите, – сказала Верити спокойным, сдержанным голосом, – хотя, конечно, вы жили дольше меня с... ощущая последствия происшедшего. Я никогда не смогу себе представить, каково вам было тогда, когда произошла трагедия. Но может быть, как постороннему человеку, мне виднее то, чего не замечаете вы, потому что находитесь слишком близко. Мне, например, пришло в голову, что уничтожение некоторых старых традиций, таких как рождественское пение гимнов и праздник накануне Иванова дня, могло только усугубить плохое отношение местных жителей. Это принесло больше вреда, чем пользы.

Джеймс смотрел на Верити, очарованный ее упорством. Он спрашивал себя, есть ли доля истины в том, что сказала Верити, хотя инстинктивно чувствовал, что права Агнес. Но это не имело значения. Вера в него, достойная лучшего применения, была тем, что он всегда будет ценить, даже если в конечном счете станет отговаривать Верити от действий из этих побуждений. Он вовсе не был уверен, что хочет, чтобы она осуществила идею праздника.

Агнес скрестила руки на своей тощей груди и устремила на Верити презрительный взгляд.

– Ты явилась сюда при таких обстоятельствах, что здравомыслящая женщина пряталась бы и от стыда носа не высовывала! – заявила Агнес острым и ломким, как разбитое стекло, голосом. – А ты... ты надоедаешь и лезешь в дела, которые тебя не касаются, втираешься в деревенскую жизнь, бередишь старые раны. Ты почему-то думаешь, что, возродив праздник, что-нибудь изменишь. Так вот, ты ошибаешься. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Я тебе заявляю, что ни один человек – ни один! – не пришел бы.

– Возможно, вы и правы, – сказала Верити. – Шесть лет назад, вскоре после трагедии, люди сторонились Пендургана. Но не пора ли оставить прошлое в покое? Дело не только в том, чтобы возродить праздники и тому подобное. – Верити повернулась и посмотрела на Джеймса. – Именно из-за того, что ты держался на расстоянии и ото всего отошел, появилась возможность распространения всяких сплетен. Я говорила кое с кем из деревни, и они мне сказали, что были бы рады, если б праздник возродился. Они бы пришли, я в этом уверена.

– Гм! – фыркнула Агнес. – Они так говорят, но я не верю этому ни на грош. Скорее они подстроят какую-нибудь гадость. А еще вероятнее, они просто притворятся, что идут с тобой, а сами будут смеяться у тебя за спиной над тем, как он сумел тебя околдовать.

– Агнес! – Джеймсу наконец надоело слушать ее злобные излияния. – Вы слишком далеко зашли, мадам.

– Неужели? – Агнес уставилась на него.

– Да. У вас нет оснований говорить Верити такие вещи. Она наша гостья и... мой друг. – он встретился взглядом с Верити, и она улыбнулась ему так ласково, что он вынужден был отвести глаза.

– Твой друг? – Агнес презрительно фыркнула. – Называй ее как хочешь. Все знают, кто она есть на самом деле. Ясно, что ты не тот, за кого она тебя принимает. И теперь, когда ты вертишь ею, как хочешь, ты заставил ее восстановить для тебя твое имя. Так вот, это невозможно! – Агнес так резко встала, что ее стул чуть не упал. – Давай, мисс, старайся ради своего... своего любовника, и посмотрим, что из этого выйдет. Но не жди, что я буду участвовать в твоих авантюрных мероприятиях. – И она вышла из столовой, шумно шурша своими черными юбками.

Джеймс с раздражением смотрел, как она уходит. Он привык к поведению Агнес и в течение последних нескольких лет старался не обращать на нее внимания. В конце концов, у нее было больше причин презирать его, чем у кого-либо другого. Однако бывали моменты, когда ее бесконечная злоба становилась невыносимой.

Джеймс устало вздохнул, прежде чем встретился взглядом с Верити.

– О, я понимаю, милорд. – Она улыбнулась при виде его удивленно приподнятой брови. – Джеймс, я понимаю ее гнев. Она бросается словами от душевной боли, бедняжка. Она потеряла свою единственную дочь и теперь думает, что я... – Щеки Верити вспыхнули, и она опустила глаза, уставясь в тарелку.

Больше она ничего не сказала, но оба знали, какие слова остались невысказанными.

– Дело не только в этом, – возразил Джеймс. – Агнес выстрадала больше всех за прошедшие годы. Не только потому, что у нее погибли дочь и внук, но и потому, что она вынуждена зависеть от человека, который их убил.

– Джеймс! – Верити подняла голову и озабоченно посмотрела на него. – Ты не должен так говорить. Ты их не убивал. Ты знаешь, что не убивал, и все же, кажется, хочешь, чтобы все верили, что ты это сделал. Я тебя не понимаю. Из-за таких высказываний только растут и процветают гнусные сплетни о лорде Бессердечном.

Джеймс посмотрел на Верити серьезным взглядом.

– Агнес права, уже слишком поздно. Мое имя чересчур черно, чтобы его можно было отмыть. – Он протянул руку и на миг дотронулся до ее руки. – Но я ценю твои усилия.

Верити взглянула на свою руку, где ее только что коснулись пальцы Джеймса.

– Это стоит усилий, – прошептала она. – Я обязана тебе... очень многим.

Джеймсу становилось все труднее не обращать внимания на привязанность к Верити – или это было что-то большее? – которая начала расцветать в его душе, когда слова Верити заставляли его сердце буквально выпрыгивать у него из груди.

– Ты мне ничем не обязана, – возразил Джеймс.

Она и без того дала ему больше, чем он заслуживал, потому что он мог только брать. Ему нечего дать ей взамен.

– Ты мне ничего не должна.

– Чепуха! – воскликнула Верити, отметая его слова взмахом руки. – Кроме того, праздник даст мне возможность чем-то заняться, а то я занята только своими травами. Мне будет приятно планировать праздник, в самом деле. Пожалуйста, не заставляй меня отказываться от этой идеи. Мне доставит такое удовольствие заниматься этим, и я знаю, что люди придут. Точно придут!

Глаза Верити сверкали воодушевлением, а голос стал взволнованным. Она была неотразима.

– Да, полагаю, ты сможешь убедить любое количество людей, чтобы они пришли, – сказал Джеймс и подумал, что Верити смогла бы, пожалуй, очаровать даже пикси в их волшебной роще, если бы только захотела это сделать.

– Значит, ты разрешаешь?

Джеймс искоса посмотрел на нее.

– Если хочешь знать, эта затея меня смертельно пугает.

У Верити вытянулось лицо.

– Так ты действительно боишься, что они не придут?

– Наоборот, я очень боюсь, что они придут.

– О!

Верити свела брови, озадаченная словами Джеймса. Она выглядела так очаровательно в своем недоумении, что Джеймс едва сдержал улыбку.

– Видишь ли, люди слишком давно не собирались в Пендургане, и я не уверен, что готов к этому.

Лицо Верити как будто осветила тысяча свечей.

– Вы увидите, милорд... Ты увидишь! Если ты откроешь этим добрым людям свой дом и свое сердце, они не будут презирать тебя. Возвращение округи к нормальной жизни может привести только к добру. За это они улыбнутся тебе с благодарностью и будут счастливы.

Джеймс больше не мог сдерживаться. Он взял руку Верити и поднес ее пальцы к губам. Ему многое хотелось сказать ей, но...

– Спасибо! – Это было все, что он сумел произнести.

Верити медленно отняла свою руку и быстро отвела глаза, щеки ее пылали. Когда она снова встретилась с Джеймсом взглядом, глаза ее опять горели от воодушевления.

– Это будет так весело, я уверена! Ты должен сказать мне, Джеймс, какие развлечения людям понравились бы больше всего. Я могу догадаться об общих развлечениях, но, наверное, есть какие-то корнуэльские игры и обычаи, о которых я ничего не знаю. Должна быть, конечно, и музыка. И танцы. Есть корнуэльские традиционные танцы, которые надо планировать заранее? А как мы будем устраивать палатки и торговлю разными товарами? О, а еда? Нам надо будет много еды. Ты должен мне сказать...

– Верити!

Она перестала болтать и недоуменно уставилась на Джеймса, склонив голову набок. Джеймс широко улыбнулся и заметил, как ее глаза посветлели и стали мягче при взгляде на него. От его внимания не ускользнуло, что Верити, говоря о планах, без конца употребляла «мы». Это вызывало у него странное пьянящее чувство.

– У тебя на подготовку три с лишним месяца, – сказал Джеймс. – Не надо спешить заняться этим сию минуту. Миссис Трегелли ответит на многие твои вопросы об играх, танцах и тому подобном. Она много раз помогала планировать летний праздник в Пендургане. А миссис Ченхоллз может дать совет относительно еды и напитков.

– Чудесно! – Верити наклонилась вперед, ее пыл был заразителен. – Тогда мы...

– Но предупреждаю тебя: будь осторожна с Агнес.

От слов Джеймса во взгляде Верити промелькнула тень.

– У нее свои представления о нашей дружбе, – сказал он. – Ты знаешь, что она думает? – Верити кивнула. – Агнес сделает все, чтобы затруднить тебе работу. Она ненавидит меня и имеет на то основания. Из-за тех отношений, которые она предполагает между нами, она, несомненно, не испытывает большой любви и к тебе. Ей не нравится, что ты пытаешься вызвать ко мне у людей дружеские чувства. Она воспользуется собственным ядом, чтобы снова уничтожить их. Осторожнее с ней. Праздниками всегда занималась Ровена, даже в мое отсутствие. Агнес не понравится видеть тебя на месте Ровены.

Верити встретила взгляд, наполненный глубокой печалью.

– Бедная женщина. Как ей, должно быть, больно. Ну а тебе, Джеймс? Твоя боль еще сильнее, чем боль Агнес. Разве тебе не будет неловко видеть, что я готовлю праздник, как это делала леди Харкнесс?

Вопрос Верити захватил Джеймса врасплох. Может быть, он должен был почувствовать сожаление, что кто-то взялся за работу, которую всегда выполняла Ровена, но он этого сожаления не ощущал. Он любил Ровену, и в его сердце навсегда останется тупая боль от ее потери. Хотя в действительности он столько лет был в отчаянии из-за той роли, которую сыграл в ее смерти, что часто просто забывал скучать о Ровене.

Верити не похожа на нее. Она отличается от Ровены и внешне, и по темпераменту, и по характеру. Джеймсу редко когда приходило в голову их сравнивать.

– Нет, мне это не будет неловко, – наконец сказал он, хотя на самом деле его безответное желание обладать этой женщиной и его обещание не прикасаться к ней временами делали одно ее присутствие крайне неловким для него. Как сейчас, когда разочарование было настолько мучительно, что причиняло физическую боль. – Я никогда не думал о тебе как о посягательнице на место Ровены. Она была такая... В общем, ты на нее совсем не похожа.

В глазах Верити мелькнуло что-то неясное, но она улыбнулась, и странное выражение исчезло.

– В таком случае, милорд, если у вас нет возражений, я хотела бы попросить вашего разрешения приступить к подготовке праздника Иванова дня.

– Ты получила его, – сказал Джеймс. – Вместе с моей благодарностью за твои усилия. Но я должен попросить тебя еще об одном.

– Да?

– Если Агнес окажется права и никто не придет, не надо в этом винить себя.

На лице Верити засияла улыбка, от которой у Джеймса перехватило дыхание.

– Никто не придет? Не говорите глупости, милорд. Придут все до одного!

Верити страстно взялась за подготовку праздника Иванова дня. Она была настроена добиться успеха. Опросив каждого в Пендургане и всех женщин в Сент-Перране, она теперь имела довольно ясное представление о том, какими эти праздники были в прошлом. Она отказалась от мысли сделать праздник самым великолепным из всех. Достаточно было, чтобы он оказался хорошо знакомым. Казалось, всем было приятно вспоминать о праздниках в Пендургане. Если ничто другое не подействует, то эти воспоминания приведут людей сюда. В этом Верити была уверена.

Только одна деталь в организации праздника беспокоила Верити. В Корнуолле было принято зажигать огромный костер накануне Иванова дня. Праздника без костра быть не может, говорили Верити, и по этой причине она была готова чуть ли не отменить все свои планы.

Однако Джеймс убедил ее продолжать действовать.

– Если я буду знать, что костер там, все будет в порядке, – уверял он ее. – На меня действует внезапное, неожиданно вспыхивающее пламя. Просто я буду осторожен при зажигании костра. Потом не будет никаких неприятностей.

Сколько ни пыталась Верити уговорить Джеймса отказаться от праздника, он настоял на том, чтобы она продолжала осуществлять свои планы.

Однажды Верити пригласила на чай миссис Полдреннан. С ней приехал капитан, и Верити, улучив момент, отвела Алана в сторону и спросила о празднике.

– Я так боюсь за Джеймса, – сказала она, – и за то, как он может прореагировать на костер. Это единственное в празднике, из-за чего я действительно беспокоюсь.

– Я бы на вашем месте так не волновался, – ответил капитан. – Джеймс, конечно, прав. Если он к этому готов, то никакой беды не случится. Мы с вами для верности будем рядом с ним. Кроме того, я думаю, идея замечательная. Давно пора.

– Я уверена, что вы правы, – сказала Верити, – хотя не могу избавиться от беспокойства. Не только из-за... печальных воспоминаний, связанных с огнем, но Джеймс...

– Вряд ли уместно, – незаметно подойдя, заявила Агнес, – что хозяин огненного праздника сам тесно связан с огнем...

После этого ядовитого замечания в комнате повисла неловкая тишина. Даже хихикающая миссис Полдреннан замолчала. Капитан опомнился первым.

– Послушайте, миссис Бодинар, – сказал он, – я сомневаюсь, что люди свяжут костер с тем, что случилось здесь почти семь лет назад. Кроме того, это традиция. Я не думаю, что без костра праздник окажется удачным.

– Думаю, вы правы, – кивнула Верити, не обращая внимания на презрительное фырканье Агнес.

– Я считаю, – добавил капитан, – что костры придают больше праздничности. Однажды, когда я был на Иванов день в Пензансе, на улицах по всему городу на высоких столбах были установлены и подожжены смоляные бочки. Вид был незабываемый. Кстати, миссис Озборн, почему бы вам тоже так не сделать? Пылающие смоляные бочки по всему поместью. Что вы на это скажете?

– Не знаю, капитан, – ответила Верити. – Я до сих пор стараюсь смириться с мыслью о костре.

– Я думаю, это прекрасная мысль, Алан, – сказала миссис Полдреннан, дергая сына за рукав. – Мне бы хотелось на это взглянуть.

– Согласна, – произнесла Агнес, улыбаясь капитану. – Чем больше огня, тем лучше. Может быть, старое имение выгорит дотла.

Верити нахмурилась, глядя на нее. Она надеялась, что в компании Агнес будет вежливее, но, по-видимому, напрасно. Казалось, она стала еще злее, твердо рассчитывая увидеть, как праздник потерпит неудачу.

– Надеюсь, до этого не дойдет, – вздохнула Верити. – Я, правда, неохотно, но собираюсь согласиться на костер, а вот насчет смоляных бочек надо подумать, капитан.

– Если вы решите в их пользу, я к вашим услугам, – заверил Полдреннан.

– А вы знаете, – сказала Агнес, – что костры зажигались для того, чтобы придать солнцу больше силы в начале его движения к зимнему солнцестоянию? – Она издала грустный смешок. – Огонь, чтобы подкармливать ужасного языческого бога. И снова я говорю: так и должно быть.

Верити хотелось перевести разговор с огня на что-нибудь другое.

– Я припоминаю кое-что об огнях и свечах на Иванов день в Линкольншире, – сказала она. – Но это не было центром празднества. В основном я помню, как собирала Иванов цвет, чтобы вплетать его в гирлянды. Вот он-то настоящий символ солнца, цветы у него ярко-желтые. Я говорила вам, миссис Полдреннан, что в этом году собираюсь сделать гирлянды?

– Чтобы отгонять злых духов?

Верити улыбнулась серьезности тона миссис Полдреннан.

– Нет, мадам. Просто для красоты. Я надеюсь, что миссис Бодинар поможет мне их плести.

Агнес нахмурилась, но не отказалась. Верити сдержала улыбку. Эдит Литтлтон однажды сказала: «Если кому-то не нравится то, что ты делаешь, попроси его помочь».

Полдреннаны еще немного посидели, но от прогулки в саду отказались. Миссис Полдреннан чувствовала себя усталой и попросилась домой. Капитан уступил ей.

Когда они ушли, Агнес повернулась к Верити.

– Для чего ты пытаешься втянуть меня в свой дурацкий праздник? – спросила она. – Я тебе однажды сказала, что не хочу иметь к нему никакого отношения.

– Я надеялась, что вы изменили свое мнение, – ответила Верити. – Мне бы пригодилась ваша помощь. Я всегда восхищалась цветами, которые вы так красиво вышиваете, и подумала, что вам доставит удовольствие сплетать живые цветы.

– Гм... Посмотрим.

Верити послала Агнес ослепительную улыбку. Похоже, у нее еще был шанс одержать победу над старой женщиной.

Все остальные в Пендургане взялись за подготовку с явным удовольствием. Верити стала центром всей деятельности, согласующим каждую сторону предстоящего события с другими. Она делала записи и составляла бесконечно длинные списки того, что надо сделать, что учесть и о чем спросить. Она часами сидела с кухаркой Пендургана, составляя списки продуктов, которые надо будет подготовить. Миссис Трегелли помогала составлять список торговцев вразнос и на лотках и планировать поездку в Бодмин, чтобы начать переговоры с владельцами магазинов о сооружении палаток к празднику. Гонетта вызвалась делать букетики из трав, перевязанные цветными ленточками, для девушек, которые будут бросать их в костер.

Маленький Дейви был тоже решительно настроен помогать. Его отец, взявшийся за организацию спортивных игр и состязаний, привлек Дейви для помощи в поисках местных мальчиков, которые будут участвовать в беге наперегонки.

Даже Джеймс, несмотря на свою занятость нуждами имения из-за отсутствия управляющего, делал все, что мог. Он работал с Джаго Ченхоллзом над постройкой простеньких сооружений для продажи еды и проведения состязаний. Он даже вызвался поехать в Бодмин или, если надо, дальше, чтобы нанять труппу актеров.

Списки Верити начали расти. У нее были списки продуктов, списки игр и состязаний, списки того, что нужно сделать или купить, списки развлечений, списки потенциальных помощников в приготовлении еды и подарков, списки дел, для выполнения которых нужны рабочие, список всего, что будет происходить на празднике, список вопросов и так далее и так далее. Она носила их с собой в карманах и была готова любой из них вытащить в любой момент, когда ей в голову приходила новая мысль или новый вопрос.

– Я никогда не видела ничего подобного, Верити Озборн, – расхохоталась бабушка Пескоу, когда Верити пришла к ней в очередной раз.

Она наблюдала, как Верити выгружает свои набитые карманы, и смеялась так, что ее полная грудь колыхалась, как холодец.

– У тебя на все есть список. Никогда в жизни я еще не видела столько списков!

– Это большое дело, бабушка, и я должна за всем следить. А теперь давайте еще раз перейдем к развлечениям, чтобы быть уверенными, что мы ничего не забыли.

Верити разложила списки на столе бабушки. До этого она безжалостно заставляла ее напрягать память относительно прошлых праздников и записывала все развлечения, которые когда бы то ни было проводились. Верити не собиралась вставлять их все в свои планы. Просто ей нужно было понять, какие развлечения предлагались раньше, чтобы отобрать для этого года наиболее подходящие.

Внимание бабушки трудно было удержать на задаче, которую надо было решить. Она так и норовила уйти в воспоминания о прошлых праздниках. Верити украдкой записывала, если какой-то рассказ наталкивал ее на дельную мысль. Она все больше убеждалась в том, что праздник будет знаменовать начало новой жизни для Пендургана и для Джеймса. В воздухе Сент-Перрана уже чувствовалась искра возбуждения. Верити не сомневалась, что женщины отнесут эту искру к себе домой, в свои семьи. К середине июня вся округа будет бурлить от нетерпения.

Может быть, тогда трагедия 1812 года наконец будет забыта. Джеймс сможет снова ходить с гордо поднятой головой и изменит свою жизнь к лучшему.

Когда в сознании у Верити всплывал вопрос о ее собственной роли в будущем Джеймса, она его отгоняла. Самым главным сейчас был праздник. У нее было дело, которое полностью поглотило ее. Когда праздник пройдет... Ладно, она подумает об этом позднее.