Сейчас голопроектор показывал мальчика спящим в каюте. Если верить регистру, Керро в то время было двенадцать стандартных анно, но кто делал запись — сведений не сохранилось.

В каюте задребезжал динамик внутрикорабельной связи, разбудив Керро. Мальчик вскочил, потянувшись спросонья, потом выкрутил регулятор освещенности, другой рукой одновременно протирая глаза.

Каюту наполнил голос Корабля, чудовищно ясный:

— Прошлой ночьстороной ты заявил, что ты в родстве с Богом. Почему ты спишь? Боги не нуждаются во сне.

Керро пожал плечами, глядя в динамик, откуда доносился голос. — Корабль, а Ты когда-нибудь потягивался сколько можешь и зевал?

Ваэла затаила дыхание от такой дерзости. Детский вопрос граничил с богохульством.

Ответа не было долго. Керро ждал — так не по-детски терпеливо, что Ваэла удивилась.

— Ну? — поинтересовался он наконец, мальчишески довольный своей логикой.

— Извини, юный Паниль. Я кивнул, но ты, верно, не заметил.

— Как ты можешь кивнуть? У тебя же нет головы, чтобы положить на подушку.

У Ваэлы дух захватило. Мальчишка бросал вызову Кораблю только потому, что тот поставил под сомнение родство Керро с Богом. Она ожидала ответа, не зная, что услышит сейчас.

— Возможно, голова, которой Я киваю, и мышцы, что Я растягиваю, просто находятся вне твоего поля зрения.

Прежде чем ответить, Керро нацедил стакан воды из-под крана и жадно выпил.

— Ты просто воображаешь, что потянулся. Не одно и то же.

— Я действительно потянулся. Может быть, это ты воображаешь, что потягивался?

— Я потягивался взаправду, потому что у меня есть тело и оно иногда хочет спать.

Ваэле показалось, что мальчик перешел в оборону, но Корабль, кажется, веселился.

— Не стоит недооценивать силу воображения, Керро. Возьми само это слово: во-ображать, создавать образы. Разве не в этом суть человеческого опыта?

— Но образы, они… просто пустышки.

— А что тогда красота? Если в один прекрасный день ты дашь отчет во всем пережитом тобою — будет ли это творением прекрасного? Ответь — откуда ты ведаешь, что жив?

Ваэла отключила проектор. Голографическое изображение повисело еще миг собственным негативом, словно запоздалое сожаление, и растворилось. Но девушке показалось, что в последний момент Керро кивнул, будто слова Корабля привели его ко внезапному озарению.

Но что он получил от своей противоестественной связи с Кораблем? Ваэле казалось, что она не в силах до конца понять Паниля, несмотря на эти загадочные хроники его жизни. Откуда Хали Экель знала про эти записи? Ваэла обвела комнатушку взглядом. Что за странное место… за потайным люком.

«Зачем Хали настояла, чтобы я посмотрела запись? Неужели я смогу найти его в прошлом — изгнать призраки его детства или это голос из своего рассудка?»

Ваэла стиснула ладонями виски. О, этот голос! Он всплывал в сознании в мгновения неконтролируемого ужаса, успокаивая, умоляя примириться, рассказывая что-то нелепое о какой-то Аваате.

«Я схожу с ума. Точно».

Она стиснула выступающий живот, точно пыталась руками остановить его безумный рост.

Хали Экель осторожно постучала в люк и, не дожидаясь ответа, приотворила створку ровно настолько, чтобы проскользнуть в щель. Заперев дверь за собой, она поправила прибокс на бедре.

— И что ты узнала? — поинтересовалась она.

Ваэла обвела рукой груду голозаписей вокруг кресла.

— Кто это снимал?

— Корабль. — Хали пристроила прибокс на подлокотнике кресла.

— В них нет того, что я хочу знать.

— Корабль не гадалка.

Ваэла удивилась ответу. Временами ей казалось, что Хали готова сообщить ей нечто о Корабле, нечто важное, личное, тайное, но время исповеди все не приходило — только такие вот загадочные фразы.

Хали приладила холодный платиновый пуп прибокса к запястью девушки. Левую руку пронзил мучительный зуд и тут же стих.

— Почему мой ребенок растет так быстро? — спросила Ваэла. Тень ужаса вновь коснулась ее рассудка и тут же отступила.

— Мы не знаем, — ответила Хали.

— Что-то не так. Я чувствую.

Слова прозвучали безжизненно, бесстрастно.

Хали поглядывала то на индикаторы прибокса, то на лицо Ваэлы.

— Мы не можем этого объяснить, но уверяю тебя — помимо скорости роста, все в твоем эмбрионе совершенно нормально. Твое тело за несколько часов совершило работу нескольких месяцев.

— Но почему? Или ребенок…

— Все анализы в пределах нормы.

— Но не может же быть нормальным, что…

— Корабль заверяет нас, что ты получаешь все необходимые питательные вещества. — Хали коснулась патрубка, ведущего к корабельному сосцу.

— Корабль заверяет!

Взгляд Ваэла почему-то приковал шнур, соединявший датчик на ее руке с прибоксом. Хали затребовала кардиоскан.

— Пульс — в норме, — проговорила она, — давление — в норме, биохимия крови — тоже в норме. Полный порядок.

— Нет!

Чтобы вложить в голос хоть каплю гнева, потребовалось такое усилие, что Ваэла запыхалась от натуги. Что-то в ней не желало, чтобы девушка волновалась, тревожилась, боялась.

— Плод развивается в среднем со скоростью двадцать три часа за час вынашивания, — отозвалась Хали. — Вот единственное отклонение.

— Но почему?

— Мы не знаем.

На глаза Ваэлы навернулись слезы, потекли по щекам.

— Я верю Кораблю, — проговорила Хали.

— Я уже не знаю, кому верить.

Помимо воли Ваэла обернулась к патрубку, жадными глотками втягивая в себя питательный эликсир. Слезы высохли. Не отрываясь от патрубка, девушка наблюдала за Хали. Как значительно каждое ее движение — даже когда она просто подкручивает регуляторы прибокса. Что за странная особа эта Хали Экель — по-бортовому коротко стриженные волосы, черные, как у Керро Паниля, это нелепое колечко в ноздре…

«И она такая зрелая для своих лет».

Вот в чем была главная загадка Хали Экель. Она утверждала, что никогда не спускалась на нижсторону. Здесь, на борту, жизнь не сводилась к простому выживанию, как на планете. Здесь хватало времени для вялой праздности, для хитростей житейских, здесь всегда находились под рукой корабельные архивы. Но глаза у Хали Экель были нижсторонние.

Утолив голод, Ваэла оторвалась от сосца и поглядела Хали в лицо.

«Могу ли я поведать ей о голосе Керро у меня в голове?»

— У тебя меняются 'граммы, — заметила Хали. — О чем ты думаешь?

Ваэла залилась густым румянцем.

— О Керро, — заключила Хали.

Ваэла только кивнула. Когда она пыталась выговорить его имя, у нее все еще перехватывало в горле.

— Почему ты сказала, что дирижаблики забрали его? — спросила медтех. — С нижстороны сообщают, что он погиб.

— Дирижаблики спасли нас, — ответила Ваэла. — С чего бы им передумать?

Под внимательным взором промолчавшей Хали Ваэла смущенно опустила веки. «Понимаешь, Хали, я слышу его в своей голове. Нет, Хали, я не сошла с ума. Я слышу Керро».

— А что такое — бежать П? — вдруг спросила медтехник.

Глаза Ваэлы распахнулись.

— Что?

— В твоем досье сказано, что ты потеряла любовника — он бежал П. Его звали Джим. Что это такое — бежать П?

Ваэла поведала ей об Игре — вначале медленно, сбивчиво, потом все уверенней.

— Я не из-за этого думаю, что Керро жив, — добавила она, сообразив, почему Хали пришло на ум спросить.

— Зачем дирижабликам забирать его?

— Они мне не объясняют.

— Я тоже хочу, чтобы он был жив, Ваэла, но…

Хали покачала головой, и Ваэле показалось, что она видит в глазах медтехника слезы.

— Ты его тоже любила, Хали?

— У нас были… прекрасные минуты. — Она покосилась на вздувающийся живот Ваэлы. — Не такие, но все равно прекрасные.

Хали тряхнула головой и занялась прибоксом — запросила очередной скан, оцифровала, записала.

— Зачем ты сохраняешь мои данные?

«Она следит за мной, — подумала Хали. — Осмелюсь ли я солгать?»

Но надо же как-то рассеять страхи, порожденные обследованием и безответными вопросами.

— Я покажу тебе, — ответила Хали.

Вызвав только что сохраненные данные из памяти компьютера, она вывела график на учебный экран за голопроектором. Лучом-указкой она проследила за ходом тонкой красной черты по зеленой сетке.

— Вот твоя кардиограмма. Смотри — ритм медленный, ровный.

Она вызвала другую запись. На красную линию наложилась желтая, бившаяся быстрей, слабей.

— Сердце ребенка.

Пальцы Хали снова пробежались по клавишам.

— Когда ты подумала о Керро, случилось вот что.

Две черты забились в едином ритме, слившись совершенно на протяжении доброй дюжины циклов, потом разделились.

— И что это значит? — спросила Ваэла.

Хали сняла с ее руки датчик и принялась убирать прибокс в футляр на бедре.

— Называется синхрония, а что это значит — мы сами понятия не имеем. В корабельных архивах подобное состояние ассоциируется с определенными психологическими феноменами — исцелением верой, например.

— Исцеление верой?!

— Без вмешательства научной медицины.

— Но я никогда…

— Керро показывал мне архивы. Целитель входит в устойчивое физиологическое состояние, доходящее порой до транса. Керро называл его «симфонией мысли».

— Не понимаю, при чем тут…

— Тело пациента симпатически входит в аналогичное состояние, в полной гармонии с организмом целителя. Выйдя из транса, больной оказывается исцелен.

— Не верю.

— Так сказано в архивах.

— Ты хочешь сказать, что меня лечит мой ребенок?

— Учитывая загадочную природу твоей торопливой беременности, — заметила Хали, — я ожидала, что ты взволнуешься больше. Но — да, похоже, твое физиологическое равновесие не может быть нарушено надолго.

— Чем бы она не была, она еще нерожденное дитя, — воскликнула Ваэла. — Ей такое не под силу!

— Ей?

Что-то надавило изнутри на нижнее ребро Ваэлы — это шевельнулся ребенок.

— Я с самого начала знала, что будет девочка.

— Хромосомный анализ говорит то же самое, — подтвердила Хали. — Но шансы догадаться были — пятьдесят на пятьдесят. Твоя догадка меня не впечатляет.

— Как и меня — твое исцеление верой.

Ваэла осторожно поднялась на ноги, чувствуя, как поворачивается дитя в ее чреве.

— Известно, что плод в утробе может компенсировать отклонения в биохимии матери, — заметила Хали. — Но в чудесное исцеление я тоже не верю.

— Но ты говорила…

— Я много чего могу наговорить. — Она похлопала по футляру с прибоксом. — В физиотерапии для тебя отведена специальная палата. Надо поддерживать мышечный тонус, несмотря на…

— Если ты права, ребенок родится через несколько суток. Чем я могу…

— Ваэла, отправляйся в физиотерапию.

Хали вышла, прежде чем Ваэла успела возразить. «Какая бдительная и хитрая особа», — подумала она. Ваэла знает, как работать с архивами, и полуответы не утолят ее любопытства. «Что же нам делать?»

У люка, ведущего в ясельный сектор, Хали приостановилась. Из просторного игрового пузыря на нее глядел мальчишка. Хали знала его — Рауль Андрит, пяти анно от роду, лечился у нее по поводу кошмаров.

— Привет. — Она наклонилась к нему. — Помнишь меня?

Рауль поднял к ней бледное равнодушное личико и, не успев ответить, вывалился из пузыря в коридор.

Хали машинально вдавила клавишу аварийного вызова. Дожидаясь ответа, она уложила ребенка на спину и пристроила датчик на руке. По экрану побежали строчки, и впервые в жизни Хали усомнилась в диагнозе, поставленном компьютером. «Утомление… — выхватывали ее глаза из нагромождения фактов, — истощение… 10,2…»

— Да? — продребезжал из динамика голос дежурного врача.

Хали сообщила о случившемся, одновременно вводя мальчику глюкозу с витаминами из НЗ.

— Высылаю каталку.

Динамик пискнул, и связь прервалась.

— Рауль Андрит: возраст? — запросила Хали компьютер.

«5,5», — высветилось на экране.

— Возраст последнего обследованного пациента?

«10,2».

Пальцы Хали забегали по клавишам.

— Последним был обследован Рауль Андрит. Как ему может быть одновременно 5,5 и 10,2 анно?

«Он прожил 5,5 станд. анно. Клеточные структуры его тела соответствуют 10,2 биологического анно. Для целей терапии биологический возраст важнее».

Не поднимаясь с колен, Хали уставилась на лежащего без сознания мальчика — темные круги под глазами, бледное лицо. Тощая грудь конвульсивно вздрагивает на каждом вдохе. По сути, компьютер заявил, что за несколько суток ребенок постарел вдвое.

Подкатила каталка, управляемая молодым санитаром.

— В лазарет его, — распорядилась Хали. — Уведомить ведущего наталя, продолжать лечение синдрома истощения. Я скоро буду.

Она заторопилась в сторону отделения физиотерапии, но на ближайшем повороте едва не столкнулась с запыхавшимся медиком.

— Экель! — воскликнул тот. — Я как раз за вами. Вы сообщили о потерявшем сознание ребенке? Во второй игровой зоне то же самое. Сюда.

Торопясь за ним, Хали вслушивалась в короткий анамнез.

— Семь анно, из секции Поллисайд. Едва на ногах держится. В последние дни очень много ест — а при нынешних рационах это просто беда; но сегодня его взвешивали, и за неделю парень сбросил два килограмма.

Хали и сама понимала, что в таком возрасте это означает серьезное истощение.

Мальчик лежал на лужайке в игровом куполе. Сводчатый потолок закрывали ставни. Наклоняясь к телу, чтобы установить прибокс, Хали ощутила запах свежесрезанной травы и подивилась мимоходом, какое нелепое сочетание — аромат свежести и больной ребенок.

После Рауля Андрита ее уже ничто не удивляло. «Утомление… истощение… старение…»

— Перевозим в лазарет?

Голос был незнакомый. Хали подняла голову. Рядом с врачом стоял узколицый мужчина в синем комбинезоне нижсторонника.

— А, это Сай Мердок, — представил его врач. — Прилетел задать пару вопросов насчет этой таоЛини. Вы ее, кажется, направили в физиотерапию?

Хали поднялась на ноги, вспоминая, какие слухи ходили об этом Мердоке. «Келп и клоны… директор Первой лаборатории… человек Льюиса».

— Зачем его перемещать? — поинтересовалась она.

— Сколько я понял, Рауля Андрита с подобным же приступом отправили в лазарет. Мне показалось…

— Имя Рауля Андрита вам, кажется, знакомо, — заметила Хали. — Но вы с нижстороны. Что вам известно?..

— Эй, послушайте, я не обязан отвечать на ваши…

— Отвечать будете или мне, или консилиуму. Это может оказаться занесенной с нижстороны болезнью. Что связывает вас с Раулем Андритом?

С лица Мердока сошло всякое выражение.

— Я знаком с его отцом, — проговорил он.

— И все?

— Все. Я никогда раньше не видел мальчика. Просто… знал, что он на борту.

Хали с детства училась на медтехника, готовилась беречь всякую жизнь и обеспечивать выживание корабельников. Каждую мышцу, каждое нервное волоконце, каждый сосудик и желёзку она знала по имени и порой во время работы тихонько беседовала с ними. И сейчас она инстинктивно поняла — Мердока учили иному. Он вызывал в ней омерзение. И он лгал.

— Зачем вам нужна Ваэла таоЛини?

— Это не ваше дело. Приказ кэпа.

— Ваэла таоЛини передана на мое попечение наталями. Это дело Корабля. Все, что касается ее, касается и меня.

— Обычный допрос, — бросил Мердок.

Каждый его жест говорил, что предстоит не просто «обычный допрос», но, прежде чем Хали успела ответить, в игровую зону вошла Ваэла.

— Мне передали, меня тут кто-то искал? — крикнула она от самого люка. — Вы не…

— Стой! — велела Хали. — У нас тут больной, и беременным нечего сюда заходить. Подожди меня в отделении наталей. Я подойду через…

— Нет! — с неожиданной силой бросил Мердок. Похоже было, что он только что принял некое важное решение. — Встретимся у Ферри в медсекторе. Немедленно.

— У Ферри? — удивилась медтехник. — Он не…

— Оукс оставил его на борту за главного. Этого вам должно быть достаточно.

Он развернулся на каблуках и вышел.