Вопли перешли в хриплый рев, точно от сбавляющей обороты турбины. Тело судорожно вздрогнуло, затрепетало, и наступила тишина. Но первый жуткий крик часового все еще звучал в черепе Оукса и никак не мог уняться.
— Нервоеды! Нервоеды! ! !
Нигде на нижстороне нельзя было скрыться от Пандоры. Колония находилась в вечной осаде. Даже в Редуте единственным решением оказалась стерилизация. Убить все живое…
Оукс поймал себя на том, что зажимает уши ладонями, чтобы не слышать умолкших воплей. Медленно-медленно он опустил пальцы на контрольную панель, так осторожно, словно это клавиши предали его. Он просто переключался с камеры на камеру, надеясь поймать на мониторе ТВА что-нибудь интересное, требующее его внимания. А наткнулся на… на этот ужас.
Картинки все еще мелькали перед глазами.
Часовой выцарапывал себе глаза, выдирая нервную ткань, столь вожделенную для нервоедов. Но он же знал то, что было известно всем колонистам, — для него надежды уже не осталось. Стоило нервоедам добраться до желанных волокон, и они не остановятся, покуда не отложат яйца в мозг своей жертвы.
Только вот этот часовой знал про хлор. Может, это слабая надежда заставляла его цепляться за жизнь? Да нет, едва ли. Когда нервоеды углубились в плоть, не поможет и хлор.
Страшнее всего было то, что Оукс знал часового. Иллуянк. Из Первой лаборатории, член команды Мердока. А до этого несчастный охранник работал с Льюисом на Черном Драконе, в Редуте. Иллуянк был счастливчиком — трижды бежал П… и был среди тех, кто вернулся после фиаско Эдмонда Кингстона. Иллуянк тогда вернулся на борт, чтобы доложить о гибели команды.
«А я принимал его отчет».
На экране сканера что-то двинулось и привлекло внимание Оукса. Показался сменщик часового — не подходя к телу, нет! — держа наготове лазер. Законы Колонии уже налепили на сменщика ярлык безнадежного труса. Он не смог застрелить обреченного товарища, и жертва нервоедов погибла самой мучительной смертью, какую только могла предложить Пандора.
Сейчас сменщик, прицелившись из лазера, превратил голову Иллуянка в угли. Стандартная процедура. «Выжечь гнездо». По крайней мере, эти яйца не проклюнутся никогда.
Оукс нашел в себе силы выключить наконец монитор. Его так трясло, что отойти от консоли он уже не сумел.
А это был обычный осмотр, какие на борту он проводил каждый день. Что за ужасное место!
«Что сделал с нами проклятый корабль?»
С нижстороны не было выхода. Некуда было бежать от того простого факта, что в этом мире мгновенной реакции он не сможет выжить иначе, как за множеством стен и с постоянной охраной.
И вернуться нельзя. Льюис был прав. Колонии необходимо постоянное внимание. Деликатные вопросы требовали решения — графики дежурств, перемещение персонала, оборудования и припасов в Редут — все это нельзя было доверить каналу связи между бортом и нижстороной. На Пандоре следовало реагировать мгновенно. А Льюис не мог делить внимание между Редутом и Колонией.
Оукс надавил на вживленную под кожу капсулу с передатчиком — теперь бесполезным. На нижстороне из-за помех радиосвязь действовала лишь в ограниченном радиусе… а когда помехи пропадали, как бывало порой, невнятные сигналы на несущей волне доказывали, что секретный канал связи раскрыт.
Это должен был быть корабль. Корабль! Он все еще лезет в его дела. Надо будет удалить капсулу при первой же возможности.
Оукс поднял с пола бутылку. Руки его все еще тряслись. Он попытался налить в бокал вина и расплескал половину по пульту. Липкое красное пятно напомнило ему кровь, струящуюся из пустых глазниц часового… из ноздрей… изо рта.
Но глубже всего в память Оукса врезались три темные галочки над левой бровью Иллуянка.
«Будь проклята эта планета!»
Схватив бокал обеими руками, Оукс осушил его до дна. Вино мягко просочилось в желудок.
«Нет, блевать не стану».
Поставив бокал на пульт, Оукс обвел взглядом каюту. Все-таки тесно. Он тосковал по той роскоши, которой наслаждался на борту. Но возврата — к рабству во чреве корабля — не было.
«„Мы одолеем тебя, Корабль! Ура!“
Все на нижстороне напоминало Оуксу — здесь ему не место. Как быстры эти колонисты! Ничего похожего Оукс не видел на борту. Он знал, что слишком тяжел, слишком потерял форму, чтобы угнаться за ними, не говоря уж о том, чтобы защитить себя. Ему требовалась постоянная охрана. Обиднее всего, что Иллуянка уже назначили его личным телохранителем. Иллуянк знал, как выжить на Пандоре.
«Но здесь умирают даже счастливчики».
Он должен был выбраться из этой каюты, пройтись где-нибудь. Но, отвернувшись от консоли, чтобы встать, Оукс уткнулся носом в стену. Да, похоже, потеря роскошной каюты на борту — более тяжелый удар, чем ему казалось. Редут нужен ему не только как надежный штаб, но и для разрядки, душевной и телесной. Эта каюта была больше, чем любая другая на нижстороне, но к тому времени, когда в ней поставили комконсоль, голопроектор и прочее причитающееся кэпу барахло, в нее едва можно было втиснуться.
«Здесь даже вздохнуть негде».
Оукс протянул руку к затворам, собираясь развеять тоску прогулкой по коридорам, но стоило пальцам коснуться холодного металла, как ему вспомнилась голая, открытая небу пустошь, куда неизбежно вели все здешние тоннели. Люк был последней защитой от безумия планеты.
«Лучше съем что-нибудь».
Может, вызвать под каким-нибудь предлогом Легату? Моя практичная Легата. Прекрасная Легата. Какой нужной она оставалась, невзирая ни на что… но то, что видел Оукс в глубине ее зрачков, совсем ему не нравилось. Попросить Льюиса подготовить ей замену? Но на это не хватало духу.
«С ней я совершил ошибку».
В этом он мог признаться только самому себе. Посылать Легату в Комнату ужасов было ошибкой.
«Она изменилась».
Теперь она напоминала ему работников корабельных аграриумов. Больше всего Оукса поражало, насколько они отличаются от остальных корабельников — всегда занятые и молчаливые. Даже сказав что-то по служебной надобности, они сразу умолкали.
Вот что! Легата замкнулась в себе.
Как и работники в аграриумах, она излучала благоговейное спокойствие — не мрачную серьезность, как те, кто трудился в витро-лабораториях или вокруг аксолотль-баков, где творил свои чудеса Льюис… нечто иное.
Оуксу пришло в голову, что аграриумы были единственным местом на борту, где он чувствовал себя ненужным, и эта мысль испугала его.
«Рядом с Легатой я чувствую себя ненужным».
И переиграть уже ничего нельзя. Придется терпеть последствия сделанного выбора. Выбор — плод обработки информации. Информация оказалось ложной.
«И кто подсунул мне ложные сведения? Льюис?»
Что за направляющие содержит в себе информация, если некоторые пути оказываются неизбежными?
Какой простой вопрос!
Оукс вертел его в голове и так и этак, чувствуя, что уловил что-то очень важное. Может быть, ключ к пониманию истинной природы корабля. Ключ, скрытый в потоке информации.
Информация — выбор — действие.
Все слишком просто. Истинный ученый всегда должен подозревать, что дело обстоит сложнее, чем кажется.
«Но бритва Оккама остра по-прежнему».
Какой выбор действий есть у корабля? На основе каких данных этот выбор делается? Например — станет ли корабль открыто противодействовать переводу наталей на нижсторону? Хотя для этого время еще не пришло, сама возможность открытого противостояния возбуждала Оукса. Он мечтал о войне.
«Покажи наконец свою железную десницу, чудовище!»
Но кораблю не нужны руки, чтобы действовать.
Будучи существом разумным, Оукс испытывал постоянную потребность удовлетворять собственное любопытство, продвигаться вперед. Не всегда гладко — вот как с Легатой получилось, — но двигаться… прыжками, зигзагом, наскоком… непрестанно. Успех его действий зависел только от его собственного интеллекта и доступности верной информации.
«Нужной информации».
Оукса охватило возбуждение. Имея нужные сведения, сумеет ли он провести опыт, который раз и навсегда докажет, что корабль — это не Бог? И тогда конец притязаниям этой железяки!
А какой информацией он, собственно, владеет? Что корабль разумен? Должен быть разумен… предполагать иначе означало бы отрицать очевидное — не лучший выход. Чем бы ни был корабль, лучше рассматривать его как существо, наделенное могучим интеллектом.
А существо воистину разумное действует редко, но метко, на основе достоверных данных и способами, проверенными на предсказуемость результата.
«Проверенными временем — очень долгим или опытом — очень большим. Так или иначе».
Сколько же лет корабль испытывает своих насельников? Во вселенной, где властвует случай, не бывает заведомо повторимых опытов. Можно ли предсказать поведение корабля по его прежним действиям?
Сердце тяжело билось в груди. В этой мысленной игре Оукс ощущал себя по-настоящему живым. Как секс… нет, еще лучше… лучшая во вселенной игра.
Если действия корабля можно предвидеть, их можно и направлять. Это могло стать ключом к быстрой и легкой победе над Пандорой. Что надо сделать, чтобы поддержать собственную волю всей корабельной мощью? Владея нужными сведениями, можно подчинить себе даже Бога.
«Подчинить!»
Что есть молитва, как не попытка управлять Богом при помощи сопливого нытья? Мольбы вперемешку с угрозами: «Если не направишь меня в медсектор, Корабль, брошу богоТворить ко всем чертям!» Вот и все богоТворение. Богам, если они вообще есть, на смех.
Нахлынувшее внезапно воспоминание о гибели Иллуянка протрезвило Оукса.
«Будь проклята эта планета!»
Сейчас бы пройтись по бортовому аграриуму… или хотя бы по оранжерее…
Оукс вспомнил, как однажды, еще на борту, бродя ночьстороной, он вышел к наблюдательному куполу, врезанному в обшивку, и, протиснувшись между раздвижными ставнями, прижался лицом к плазовой стенке, чтобы заглянуть в бездну. Там плыли в неторопливом круговороте звезды, и Оукс знал твердо — они вращаются вокруг него. Но перед лицом этих бессчетных светил он почувствовал, как сам обрушивается в ужасающую черную бездну. По другую сторону плазмагласовой стены каждую секунду рождались и умирали галактики. Никакой крик о помощи не сорвется с языка, и холод убьет всякое прикосновение.
Есть ли во вселенной еще кто-то, кому так же одиноко?
«Корабль», — ответил внезапно внутренний голос, и Оукс понял, что это правда.
В тот самый миг он увидел, как отражаются в гладком стекле его глаза, сливаясь с межзвездной чернотой, и отступил, не в силах от изумления издать и звука.
«Эти глаза!.. То самое выражение…»
То же выражение, что и на лице прохожего-негра — в тот день, на Земле, когда его уводили.
И, сосредоточившись на этом эпизоде, он понял — то же выражение не покидало теперь глаз Легаты.
«Мои глаза… ее глаза… глаза того чернокожего из моего детства…»
И, ощущая сердцем, как смыкаются вокруг него стены каюты, перегородки и барьеры всей Колонии, он понял, кто может предать теперь его беззащитное тело.
«Я могу предать себя сам. Себе».
А может — и другим.
«Томасу? Кораблю?»
Как бы ни хотелось ему думать иначе, глубины пространства и глубины души наполняли его равно изумлением и страхом. А это было слабостью, и избавиться от нее требовалось как можно скорее.
Был корабль Богом или нет, он в своем роде единственный. «Как и я».
И что, если… если Корабль и правда Бог?
Оукс облизнул губы. Он стоял посреди каюты и прислушивался. «К чему?»
Чтобы двигаться вперед, он должен был испытывать, выжимать отклик, тянуться к недоступному для других корабельников. Ключ к власти над кораблем — в его действиях. Для чего воздействует на среду любой организм?
«Чтобы получить удовольствие или избежать боли».
Еда — удовольствие. Желудок свело от голода. Секс — удовольствие. Где сейчас Легата? Победа — удовольствие. Это подождет.
Пусть действия потребует боль.
Вечный маятник: боль — удовольствие… наслаждение — мука. Меняются период, интенсивность, но баланс остается сведенным.
Какими сластями можно искусить Бога? Какой шип заставит Бога поднять стопу?
Оуксу пришло в голову, что он уже давно стоит неподвижно, вперив взгляд в наклеенную на стену каюты мандалу. Это была копия той, что осталась на борту. Легата сделала ее, прежде чем… И сделала еще одну, со все старанием, — та висела сейчас в Редуте. Ах, если бы Редут был наконец достроен! Чтобы сгинули демоны, чтобы день— и ночьстороны были безопасны. Сколько раз он мечтал выйти под двойное солнце Пандоры, чтобы легкий ветерок ерошил волосы, и, взяв под руку Легату, пройти через сад к ласковому морю.
И, сменяя это пасторальное видение, встала перед глазами та же Легата, выцарапывающая себе глаза. Оукс задохнулся, не сводя глаз с той же мандалы.
«Льюис должен извести всех демонов — и келп тоже, все!»
Потребовалось буквально физическое усилие, чтобы оторваться от созерцания мандалы. Оукс отвернулся, сделал три шага и замер… Та же мандала перед глазами!
«Что со мной творится?»
Замечтался, вот и все. Мысли разбрелись. Толпы демонов, осаждавшие периметр, вызывали ложное ощущение уязвимости. Обменяв угрозы корабля на опасности Пандоры, Оукс потерял ту психологическую защиту, которой пользовался на борту.
«Кто бы мог подумать, что я заскучаю по нашему кораблю?»
Проклятые колонисты — слишком резкие, торопливые. Им кажется, будто они право имеют в любое время вломиться, во все влезть. Слишком быстро бормочут. И все им вынь да положь немедля!
Комконсоль зажужжала.
Оукс отжал клавишу приема. С экрана на него глянуло узкое лицо Мердока. Он заговорил сразу, даже не попросив разрешения.
— В моих приказах на эту деньсторону значится, что вы хотели назначить Иллуянка…
— Иллуянк мертв, — оборвал его Оукс бесстрастно и с наслаждением увидал изумление на лице Мердока. Отчасти поэтому он втайне от всех поглядывал через камеры слежения. Какие бы ужасы тебе ни довелось повстречать, собранные сведения создадут тебе репутацию всезнающего.
— Назначь мне в охрану кого-нибудь другого, — приказал Оукс. — Более подходящего на эту роль.
Он прервал связь.
Вот так! Так это делается на нижстороне. Быстро и решительно.
Напоминание о гибели Иллуянка опять завязало кишки в узел. Еда. Нужно чем-нибудь зажевать эту гадость… Он обернулся, и мандала снова встала перед глазами.
«Придется все притормозить».
Мандала колыхалась перед глазами, и в узоры ее спиц вплетались, перетекая друг в друга, мириады гротескных физиономий.
Оукс запоздало сообразил, что одно из лиц принадлежит Рашель Демарест. Дурища! Комната ужасов свела ее с ума… и прежде невеликого. Вылететь наружу в таком виде! Достаточно народу видело, как демоны добрались до нее, чтобы вину не возложили на его койку. Одной проблемой меньше… Но выбежать наружу…
«Все напоминает мне о Пандоре!»
Надо будет поискать кого-нибудь еще, чтобы возить выпивку Уину Ферри. Теперь старик перешел на чистый спирт. Пусть зарубит себе на носу — никаких лишних вопросов об этой Демарест.
Оукс ощутил боль в руках и осознал, что стискивает кулаки. Он заставил себя расслабиться, судорожно растирая сведенные пальцы. Может, еще глоточек вина… Нет!
«Столько разочарований! И ради чего?»
Ответ был один, тот, что Оукс не единожды давал Льюису: «Ради всей планеты».
Победа подарит им целый мир. Оукс бессознательно протянул руку и коснулся центра мандалы. Как высоки ставки! И Легата — историк, поисковик, прекрасная женщина — она могла бы стать его королевой. По крайней мере, так он заплатил бы долг перед ней. Императрицей. Палец его скользил вдоль сплетенных линий мандалы.
«Политика — это твоя стихия, а не моя!» — говорил ему Льюис.
Хесус не знал, чего стоит большая политика. Ему всего-то и нужно, что своя лаборатория и надежные стены Редута.
«Оставь меня здесь в покое, — говорил он. — И устанавливай свои правила сколько душе угодно».
Они были прекрасной командой — один впереди, второй прикрывает тылы.
«Ну, может, хоть глоточек вина». Оукс взял бутылку и отпил прямо из горлышка. Скоро он избавится и от Раджи Томаса. Несчастная жертва келпа, одна из многих.
«Льюису стоит почаще пить со мной. Стало намного лучше».
Оукс отпил еще, прополоскал вином горло, отчего Льюиса всегда передергивало.
— Тебе правда стоит попробовать это, — говорил Оукс. — Может, морщины немного разгладятся.
— Нет, спасибо.
— Ну, мне больше останется.
— Тебе и Ферри.
— Э, нет. Я могу и не пить.
— У нас срочные проблемы, — повторял Льюис.
Но срочность не означает спешки. Нельзя лететь вперед сломя голову. Он не раз говорил Льюису: «Если в своем стремлении достроить Редут мы будем спокойны и собранны, решения, которые мы примем, будут собранны и спокойны».
«Незачем создавать хаос».
Он еще глотнул из бутылки, не сводя глаз с мандалы. Эти линии так петляют… словно тоже порождаются хаосом. Но Легата нашла закономерность и повторила узор мандалы. Дважды. Закономерность. У Пандоры тоже есть свои законы. Их только надо отыскать. Избавиться от всякого разлада, и проступят основы порядка.
«Мы разберемся с келпом. И с нервоедами. Хлор. Много. Я тут во всем разберусь».
Оукс поднес бутылку к губам и обнаружил, что она пуста. Он нехотя разжал пальцы, и бутылка со стуком упала. Словно по сигналу, зазвонила консоль.
Опять Мердок.
— Доктор, группа Демарест требует созвать новое собрание.
— Тормозни их! Я же приказал — тр… тормози!
— Попробую.
Похоже было, что перспектива эта Мердока не радует.
Попасть по кнопке «Конец связи» Оукс смог только со второй попытки. Сколько раз здесь надо отдать приказ, в конце концов, чтобы его выполнили?!
Он снова вперился в мандалу.
— Я им тут наведу порядок, — пообещал он ей.
До него дошло, что он, верно, перепил немного. Нелепо, конечно, разговаривать с собой в пустой каюте, но есть вещи, которые так приятно слышать, что можно и самому повторить.
— Наведу тут порядок…
Куда запропастилась Легата? Надо будет ей поручить это дело.
Как скала утишает море, так Единое в едином утишает вселенную.
Керро Паниль, переводы из «Авааты».
Посадку на взлетном поле Редута Легата Хэмилл доверила автопилоту. Откинувшись на спинку кресла, она глядела, как тянется внизу береговая линия. Эти минуты принадлежали ей одной. Деньсторона уже началась, а ей не предстояло покуда иметь дело ни с Оуксом, ни с Льюисом, ни с демонами, ни с клонами. Ей вообще нечего было делать — оставалось только смотреть, отдыхать, переводить дух.
«Дирижаблики!»
Она много раз видала их голозаписи, несколько раз они появлялись в виду Колонии, когда Легата была там, но эти пролетали всего в паре сотен метров от плазового иллюминатора.
«Зубы Корабля! Да они огромные!»
Легата насчитала двенадцать, самый крупный — в полтора раза больше ее челнока. Медно-оранжевые паруса ловили ветер, и пузыри в унисон меняли курс, словно сопровождая гостью. Солнечный свет пронизывал мембраны и разбивался радугами. Щупальца были по большей части подобраны, и только два самых длинных сжимали балластный камень. Самые крупные создания волочили свои грузы по воде, оставляя на волнах пенный след. Дирижаблики шли галсами, не по ветру. Когда челнок заходил на посадку, Легата увидела, как два дирижаблика поменьше отделились от стаи и, набрав скорость, ударили валунами по плазовому щиту, окружавшему личную теплицу Оукса.
«Теплица». От этого слова ее передернуло.
Конечно, камни даже не поцарапали плаза. Легата могла бы попробовать протаранить его своим челноком, и стена устояла бы, что уж говорить о булыжниках…
Два дирижаблика исчезли в ослепительной вспышке. Когда Легата проморгалась, ее челнок уже стоял у шлюза, соединяясь с ним переходной трубой. Стало ясно, что два дирижаблика только отвлекали внимание. Остальные, покрупнее, били камнями в стены и иллюминаторы Редута там, где уже поработали мятежные клоны. И каждый булыжник отбивал еще несколько кусков от стены, прежде чем часовые успевали прицелиться в парус. Один за другим диржаблики взрывались. Самый крупный был так близко к посадочному полю, что взрывом снесло контрольную вышку вместе с растяжками.
«Они жертвуют своими жизнями, — подумала Легата. — Или очень благородно, или очень глупо».
На земле разгорались кое-где пожары. С ними боролись аварийные команды под прикрытием часовых. С крытой плазом галереи Легате помахал Льюис. Только теперь она заметила, что смотровое стекло замарано сажей.
Она открыла люк. Двое часовых провели ее по крытому переходу в Редут. Всюду воняло хлором.
«По крайней мере, нервоедов можно не бояться», — подумала Легата.
Аромат близкого моря перебивался резким запахом. Легата обратила внимание, что со времени ее прошлого визита линия прибоя отступила на несколько метров. Двойное солнце прогревало сырой песок, и над берегом полосой стоял густой туман, сочась между скалами и уплывая в море.
На Льюиса она не смотрела, пока сама не оказалась на галерее.
— Легата. — Он протянул ей руку. — Как поживаете?
Его внимательный взгляд сказал ей все, что она хотела знать.
«Так вот зачем я здесь, — подумала она. — Он хочет выяснить, насколько я теперь… полезна, пока Оукс не приехал».
— Неплохо, — ответила Легата. — Дирижаблики дали вам великолепное представление. Это вы ради меня устроили?
— Если бы это зрелище устраивал я, оно не принесло бы нам столько потерь.
Он провел ее внутрь и запер люк.
— Насколько велик ущерб?
Льюис повел ее в глубь помещения, подальше от окна. А Легата хотела посмотреть, как идет ремонт снаружи.
— Ничего непоправимого. Не желаете перекусить?
Мимо прошла женщина с огромными веерообразными ушами в сопровождении обычного вида мужчины с лазером на бедре.
— Нет, спасибо. Я не хочу есть.
При этих словах ушастая женщина оглянулась и пристально посмотрела Легате в глаза, будто собираясь сказать что-то, но потом торопливо развернулась и вышла. Легата вспомнила, что девизом клонов-бунтовщиков было «Мы хотим жрать!», и ей стало стыдно.
— Такие уши… зачем?
— Слышит рвача-капуцина за сто метров. Это дает часовому целую секунду времени. А симпатичная, не находите?
— Да, — сухо ответила Легата. — Весьма.
Она заметила, что Льюис еще хромает, но сочувствия к нему не испытывала и, хотя подробности восстания ее очень интересовали, не задавала вопросов. В качестве маленькой мести она вернулась к теме.
— Так насколько поправим поправимый ущерб?
Льюис оставил напускную приветливость и перешел на обычный деловой тон.
— Большую часть рабочих клонов мы потеряли. Из оставшихся больше половины ранено. Мы перевозим им смену из Колонии и с борта, но дело движется медленно. Серьезно повреждены два уже законченных ангара — стены дырявые, люки снесены. В бараках клонов внешние стены и люки уцелели, но внутри все разворочено. Ну, так им и надо. Пусть спять на битом плазе.
— А это здание?
— Небольшие повреждения там, где бараки клонов выходят к кладовым. Они добрались до кухни, но там мы их отрезали…
— Отрезали?
Льюис отвернулся на секунду и потер переносицу, напомнив Легате нервничающего Оукса. Когда стало ясно, что ответа не будет, она кивнула.
— Когда вы поняли, что хлор убивает нервоедов, как скоро вы выпустили его в помещения, где были заперты люди?
— Слушайте, Легата, вас тут не было. Вы не видели, что они…
— Как скоро?
Он посмотрел ей в глаза и промолчал.
— Значит, вы их убили.
— Их убили нервоеды.
— Которых могли уничтожить вы.
— Чтобы клоны потом перерезали нас? Вас тут не было. Вы не представляете, что это было.
— Думаю, что представляю. Проводите меня в Теплицу Моргана.
Чтобы произнести это слово, Легате потребовалась вся ее выдержка. С каким бы ужасом она не столкнулась в Колонии, название «Теплица» было связано с ним неразрывно, хотя почему — вспомнить никак не удавалось. Она видела, что Льюису от этого слова тоже не по себе, но ей меньше всего хотелось облегчать его положение.
Внезапное упоминание Теплицы явно встревожило Льюиса. Для него это слово тоже было связано с Комнатой ужасов. Легата прямо-таки видела, как мечутся в его глазах незаданные вопросы: «Что она знает? Почему не боится?» Легата не могла позволить себе такую роскошь, как страх. Пусть Льюис это видит. Пока она сама не вспомнит, что с ней случилось, она никому не разрешит наживаться на ее неведении.
— Да, — почти прошептал Льюис, — конечно. В Теплицу. Отдохнете там, пока Морган не прилетит. Сюда.
Льюис провел ее по достроенным частям здания в монументальный главный корпус, целиком вырубленный из пестрого скального монолита и облицованный пласталью. На входе она обернулась и взглянула на двор и на море за стеной.
— Этот люк ведет в апартаменты Моргана. Кабинет, библиотека, спальня — все там. Чуть дальше зал совещаний и столовая. Я вас провожу, если хотите.
Легата смотрела, как бьются волны о стену, воображая, что слышит пробивающиеся сквозь звуконепроницаемый плазмаглас громовые «Шлеп-ба-ам!».
— Легата?
— Да. То есть — нет, провожать меня не надо. Хочу побыть одна.
— Хорошо, — согласился Льюис. — Морган просил проследить, чтобы вам было удобно. Прежде чем гулять по Редуту, посоветуйтесь со мной. В открытых местах вам может понадобиться охрана. Час еще ранний, в Колонию я возвращаюсь только после обеда. Буду нужен — звоните.
Люк с шипением затворился, и Легата осталась одна.
Она снова глянула на море. Волны катились за горизонт, притягивая, маня.
«Вот сила, которую не сможет купить даже Морган Оукс», — подумала Легата, подавляя искушение пробежать мимо закованных в плаз деревьев, цветов, мимо пруда, мимо петляющего по газону ручейка, мимо ограждающих Редут стен и вырваться на свежий морской воздух Пандоры. А потом она заметила келп. Спутанные массы водорослей, заполнявшие когда-то залив у Редута и кучами валявшиеся на берегу, исчезли, осталась только редкая поросль, стебли которой змеились по поверхности воды. «Работа Льюиса!» На глаза ей навернулись слезы.
— Надеюсь, они ошиблись, — прошептала она, обращаясь к келпу. — Надеюсь, ты выживешь.
Краем глаза она заметила движение. За окном двое клонов уже чинили контрольную вышку.
«Моргана ждут, — поняла Легата. — Хотят, чтобы к его приезду все было чисто и красиво».
Она пригляделась к рабочим. До нее не сразу дошло, что они поднимают плазовые плиты и сваривают их в четырех метрах от земли — не пользуясь лесами.
«Такие руки…»
Мелькнула холодная мыслишка: где таким работникам место в прейскуранте клонов?
«Цена не так важна, дорогая моя», — говорил Мердок, и от этих слов Легате было страшно — так же как при виде двоих рабочих, старательно сваривающих плазмагласовые плиты.
«Все что угодно… — вспоминала она. — Любые фантазии…
Почему я не помню?»
Какие бы кошмары или наслаждения не пережила она в Комнате ужасов, в памяти они не отпечатались — только неподвластные воле короткие вспышки, заставлявшие ее порой замирать на полуслове, на полумысли. Коллеги приписывали это нарастающей рассеянности, следствию любовной интрижки с боссом.
Она знала, что может отыскать запись, сделанную в Комнате ужасов, увидеть, что она натворила… Оукс подначивал ее.
— Дражайшая моя Легата, — как-то сказал он, и каждая пора его телес сочилась медом и елеем, — присядь со мной, выпей, и мы порадуемся твоим играм в Комнате ужасов. — Он захихикал.
Легата вздрогнула и отвернулась. После того как ее одну, беспомощную, заперли в Первой лаборатории, ей было трудно держать себя в руках. А теперь Комнату перенесли в Редут.
Отсмеявшись, Оукс снова обратился к ней. Голос его был спокойным и ровным.
— Нравится тебе или нет — теперь ты одна из нас. Возврата нет. Ты можешь никогда больше не заглянуть в Комнату ужасов, но ты уже вошла туда однажды. По собственной, могу заметить, доброй воле.
— По доброй воле! — Легата сверкнула синими глазами. — Вы меня накачали наркотиками! И эти… чудовища! Где их добрая воля?
— Если бы не я, у них вообще не было бы ни воли, ни жизни…
— Если бы не Корабль, ты хочешь сказать?
Оукс театрально вздохнул. Ей вспомнилось, что он зачем-то глянул на экран и пробежался пальцами по консоли.
— Легата, иногда я тебя просто не понимаю. Скоро тебе предстоит нежиться в роскоши Редута, а ты все о своем — несешь эту средневековую чушь о сверхъестественных способностях нашего корабля.
Тогда он и показал ей голозапись этой оранжереи. Красиво — не поспоришь. Густые заросли, пропитанные ароматом бессчетных соцветий. Легата подняла голову. Изумительная широта пандоранского неба за плазовым куполом придавала ей сил. Она ощутила… ощущала…
«Сродство! — мелькнуло у нее в голове. — Вот что это! Что бы Оукс ни делал, часть этого сада будет жить во мне, как я сейчас живу в нем».
Прошлым вечером в Колонии, когда Легата готовилась к отлету в Редут, Оукс отвел ее в крохотный плазовый купол самого высокого здания.
— Вот, — указал он на яркую белую звезду, медленно ползущую по небосводу, — твой корабль. Всего лишь точка во тьме. Не нужно ни мистики, ни божественных сил, чтобы меньшая масса вращалась по орбите вокруг большей.
— Это богохульство, — возразила Легата, потому что этого от нее ждал босс.
— Да ну? Корабль может сам себя защитить. Он все на свете слышит. Он может прервать выполнение моей программы в любом месте — но не хочет. Или не может. Мне, честно говоря, все равно. Богохульство?
Оукс стиснул ее руку — пытаясь убедить себя, подумала тогда она, наслаждаясь ощущением власти, которое дарил ей этот простой вывод.