14

Когда Хелльстром появился в студии, занимавшей большую часть северной половины сарая, молодая женщина – ассистент продюсера, работавшая неподалеку с застекленным ульем, – махнула рукой для привлечения его внимания. Хелльстром несколько секунд стоял в нерешительности, разрываясь между желанием немедленно подняться наверх на командный пост и признанием необходимости поддерживать вид ничем не нарушаемого рабочего ритма. Он, конечно, узнал женщину – одну из немногочисленной группы, имеющей право на ограниченный контакт с Чужаками, – пришла посмотреть на работу над фильмом на законных основаниях. Девушка принадлежала генетической ветви Нильс-8, довольно неудачной и требующей доработки в бридинг-процессе. Они также проявляли вкусы Чужаков, как и ФЭНСИ-линия.

Он заметил, что члены второй съемочной группы столпились вокруг этого улья в стеклянном ящике, сложив руки. Вся сцена говорила об остановке в работе. Это может дорого стоить. Хелльстром взвесил свои проблемы. На Старого Харви, несомненно, можно было положиться – он выполнит все его приказания. А прокат фильма принесет довольно внушительную сумму денег. Хелльстром изменил направление движения и зашагал в сторону ассистентки и ее скучающей съемочной группы. У нее было некрасивое лицо, которое явно не украшали огромные очки, а светлые волосы были стянуты на затылке в пучок. Но у нее было полное и, очевидно, плодовитое тело. Хелльстром спросил себя лениво, проверяли ли ее на способность к деторождению.

Подойдя, он обратился к ней по ее Внешнему имени:

– В чем дело, Стелла?

– У нас возникли неожиданные трудности с этим ульем, и я хотела позвать Фэнси на помощь, но мне сказали, что вы дали ей другое задание, с которого ее нельзя отозвать.

– Да, все правильно, – сказал Хелльстром, осознав, что кто-то понял буквально его инструкции насчет наблюдения за Фэнси. – Так что случилось с вашими пчелками?

– Они набрасываются на королеву каждый раз, когда мы пытаемся вытащить ее для фотографирования. В последний раз, когда это случилось, Фэнси велела нам позвать ее, и тогда она поможет.

– А что делать вам, если не удастся ее позвать?

– Она предложила добавить транквилизатор в питатель и воздух.

– Вы уже пробовали это?

– Нам бы хотелось, чтобы они были более активными.

– Понятно. А Фэнси не говорила о возможной причине?

– Она считает, что все дело в воздухе – возможно, в атмосферном электричестве или химических веществах, испускаемых нашими телами.

– А можем ли мы сейчас снять этих пчел?

– Эд думает, что да. Он хотел еще раньше обратиться к вам, чтобы узнать, можете ли вы поучаствовать в одной из съемок в лаборатории.

– Когда он хотел начать съемки?

– Сегодня вечером, вероятно, часов в восемь.

Хелльстром ничего не говорил, задумавшись обо всех этих требующих немедленного разрешения проблемах.

– Думаю, что смогу освободиться к восьми часам. Скажи Элу быть готовым. Днем я посплю и, если что, смогу работать всю ночь. – Он повернулся и пошел прочь, успокоившись: теперь все должно пойти как по маслу. Но в этих пчелах он сразу же увидел метафору собственного Улья. Если Улей взбудоражится, то все пойдет наперекосяк. Работники станут действовать по своему усмотрению. Он просигналил оператору крана в центре студии, показал на себя и вверх, ко входу в командный пост.

Клеть, подвешенная на длинной стреле крана, опустилась вниз на пол студии с молчаливым изяществом богомола, настигающего свою добычу. Хелльстром шагнул в нее, и она подняла его вверх, по широкой дуге, переместив на край пола верхнего этажа. Выходя из клети, Хелльстром подумал, как удачно это устройство отвечает как мерам безопасности, так и служит в качестве прикрытия. Никто не может забраться сюда, наверх, без помощи оператора крана, и в то же время казалось совершенно естественно думать о кране как о лифте и использовать его в качестве отговорки об отсутствии иного пути для доступа в секцию службы безопасности.

Верхний этаж обходил по периметру центральный колодец в половину длины сарая. Другая половина скрывала отдушины вентиляторов с проходами для визуальных наблюдений за верхними подступами к долине. Канаты были аккуратно сложены витками и лежали на полу через равные промежутки, причем каждый канат прикреплялся к одной из перекладин перил. Канаты предназначались для аварийного спуска на нижний этаж студии, и работники Улья регулярно тренировались в этом, хотя применить на деле это умение им еще не доводилось. Ни канаты, ни внутренняя стена за проходом, ни двери, ведущие в различные помещения службы безопасности не были видны с нижнего этажа студии.

Хелльстром пошел вдоль перил и почувствовал слабый запах пыли, что обеспокоило его – напомнить бригаде уборщиков о недопустимости пыли в студии. Идя по рабочему помосту вдоль звуконепроницаемой стены и глядя вниз на работающих организованно и несуетливо людей, он дошел до последней двери со звуко – и светонепроницаемой перегородкой.

Через темный проем в перегородке он прошел в комнату Старого Харви. Внутри было сумрачно, ощущались запахи Внешнего мира, проникающие через открытые вентиляционные башенки в дальнем конце. Вдоль внутренней стены напротив системы теплового уничтожения, способной выжечь весь сарай до несгораемых бетонных пробок, которыми можно было быстро запечатать вход в Улей сверху, располагалась арка сияющих зеленых экранов. Теперешние угрожающие обстоятельства заставили Хелльстрома остро осознать необходимость всех этих защитных мер, которые уже столько лет являлись неотъемлемой частью общего сознания популяции Улья.

Старый Харви оторвал взгляд от консоли, заслышав шаги Хелльстрома. У старика были седые волосы и большое выдвинутое вперед лицо, как у святого Бернарда. Выпирающий подбородок только усиливал это сходство. Карие, обманчиво приветливые глаза были широко поставлены. Как-то Хелльстром видел, как Старый Харви обезглавил впавшего в истерику работника одним ударом тесака, но это было много лет назад, когда он был совсем ребенком, а эта истерическая линия давно уже была удалена из бридинг-процесса.

– Где наш Чужак? – спросил Хелльстром.

– Он немного поел, затем сполз вниз с гребня, – ответил Старый Харви. Сейчас он направляется в верхнюю часть долины. Если он там остановится, то мы сможем наблюдать его через башенки с другого края и рассмотреть напрямую в бинокли. Разумеется, все освещение внутри выключено, чтобы уменьшить вероятность того, что он увидит тут какую-то деятельность.

Правильная, осторожная мысль.

– Ты просмотрел материал по Портеру? Я заметил раньше, что ты…

– Я просмотрел его.

– И каково твое мнение? – поинтересовался Хелльстром.

– Тот же подход, покрой и цвет одежды, маскирующий его в траве. Могу поспорить, тоже будет выдавать себя за любителя птиц.

– Уверен, что ты бы выиграл это пари.

– Хотя слишком уж много профессионализма в нем. – Старый Харви внимательно посмотрел на один из экранов над плечом наблюдателя и добавил:

– А вот и он, там, где я и ожидал.

Экран показывал Чужака, ползущего под прикрытием кустарника, чтобы бросить взгляд сверху на всю долину.

– Он вооружен? – спросил Хелльстром.

– Судя по показаниям наших датчиков, нет. Думаю, у него есть фонарик и карманный ножик в дополнение к биноклю. Взгляни-ка: на гребне имеются муравьи, и они ему досаждают. Видишь, как он стряхивает их со своей руки.

– Муравьи? Когда в последний раз мы чистили этот район?

– Да уж месяц прошел, наверное. Уточнить?

– Не стоит. Просто отметь, что туда, возможно, понадобится отправить на прочесывание небольшую бригаду. Нам нужно несколько роев для только что созданных секций гидропоники.

– Правильно. – Старый Харви кивнул и повернулся передать инструкции жестами одному из своих помощников. Потом он повернулся обратно к Хелльстрому и задумчиво произнес: – Этот Портер вел себя довольно странно. Я просмотрел все, что он сообщил нам. По правде говоря, совсем немного.

– Он сунул нос не в свое дело, – сухо согласился Хелльстром.

– Как ты думаешь, что они ищут?

– Мы чем-то привлекли внимание официального Агентства, – ответил Хелльстром. – Они не ищут ничего, кроме удовлетворения своей паранойи.

– Нильс, мне это не нравится. – Старый Харви пожал плечами, скривившись.

– Мне тоже.

– Ты уверен, что принял правильное решение?

– Лучшего я не вижу. И первым нашим действием явится захват этой парочки. Кто-то из них должен знать больше, чем покойный мистер Портер.

– Надеюсь, что ты прав, Нильс.

15

Мерривейлу не понравился тон Перуджи по телефону, но ему удалось не выказать этого, давая аргументированные ответы ровным голосом. Перуджи был в гневе и не пытался скрыть этого. Для Мерривейла Перуджи представлял главное препятствие, мешающее повышению. Мерривейлу казалось, что он хорошо понимает Перуджи, но его оскорбляла реакция этого человека, говорившая о его более высоком положении в Агентстве.

Мерривейла отозвали с утреннего инструктивного совещания, на котором определялись новые группы для отправки в Орегон. Он покинул совещание неохотно, но без промедления. Нельзя заставлять ждать Перуджи. Тот был одним из немногих, кто мог ежедневно встречаться лицом к лицу с Шефом. Он, может, даже знает настоящее имя Шефа.

На гладкой серой промокательной бумажке, лежащей на столе Мерривейла, лежал старинный нож в форме кавалерийской сабли. Он взял его и стал протыкать промокашку острым концом; слушая, он глубже надавливал, когда разговор приобретал более резкие тона.

– Это было в начале месяца, Дзула, – произнес Мерривейл, зная, что это просто отговорка, – и мы не узнали с того времени ничего нового.

– Что мы знаем сейчас? – Вопрос прозвучал резко и осуждающе.

– Мы знаем, что там есть некто, кто не колеблясь заставляет наших людей просто… исчезнуть.

– Мы уже знали об этом!

– Но мы не оценили степень решимости наших противников бросить нам вызов.

– У нас так много людей, что мы можем просто пожертвовать ими, чтобы выяснить такие важные факты?

«Лицемер! – подумал Мерривейл. – Никто не терял больше агентов, чем Перуджи. Он отдавал мне такие недвусмысленные приказы, которые стоили нам целых команд».

Мерривейл еще глубже воткнул ножик, поморщившись, когда заметил, что на поверхности стола появилась царапина. Он сказал себе, не забыть бы заменить промокашку сразу после звонка.

– Дзула, ни один из наших агентов не считает, что это дело безопасное. Они знают, на что идут.

– Но знают ли они, что и вы отправитесь вместе с ними?

– Это нечестно, – вырвалось у Мерривейла, и он подумал о скрытом смысле действий Перуджи. – Чем вызвана такая резкая атака? Что там происходит, в верхах?

– Вы дурак, Мерривейл, – сказал Перуджи. – Вы потеряли трех опытных агентов.

– Инструкции для меня были точными, вы знаете это, – ответил Мерривейл.

– И получая их, вы делали то, что считали правильным?

– Естественно. – Мерривейл ощутил пот под воротничком и потер пальцем в том месте. – Мы не знали наверняка, что произошло с Портером. Вы велели послать мне его одного. Это ваши же слова.

– И когда Портер… просто исчез?

– Вы сами говорили, что у него были личные причины, чтобы исчезнуть!

– Какие еще личные причины? Послужной список Портера – один из лучших.

– Но вы же сказали, что он поссорился с женой.

– Разве? Я этого не помню.

«Итак, вот а чем дело», – подумал Мерривейл. Живот его стянулся в тугой узел боли.

– Вы знаете, что это было ваше предложение в качестве возможного оправдания послать команду из двух человек, но с теми же инструкциями.

– Я ничего такого не помню, Мерривейл. Вы послали Депо и Гринелли в эту орегонскую крысиную дыру, а теперь сидите здесь со своими извинениями. Когда пропал Портер, вам следовало бы отправить официальный запрос об отпускнике, пропавшем предположительно в этом районе.

«Ага, пот как ты собираешься все выставить, – подумал Мерривейл. – Если все пройдет удачно, Перуджи получит все лавры, а если нет, вся вина падет на меня. Ловко придумано!»

– Думаю, – начал он вслух, – это именно с этого начнутся ваши действия, когда вы прибудете в Орегон.

– Вы чертовски догадливы!

«Вероятно, Шеф сам слушает это, – подумал Мерривейл. – О Боже! И зачем я влип в это дело!»

– Сообщили ли вы новым командам, что я лично буду руководить ими? – спросил Перуджи.

– Я сказал им это на совещании, с которого вы меня вызвали.

– Прекрасно. Я вылетаю самое позднее через час и встречу новые команды в Портленде.

– Я сообщу им об этом, – сказал Мерривейл с покорностью судьбе.

– И скажите им следующее: мне нужно, и это особо подчеркните, чтобы эта операция была проведена с предельной осторожностью. Никакой показухи, ясно? У Хелльстрома влиятельные друзья, и не стоит мне напоминать, какая взрывоопасная штука эта экология. Хелльстром сказал правильные слова правильным людям, и теперь его считают экологическим мессией. К счастью, есть и другие, кто понимает, что это – сумасшедший фанатик, и я не сомневаюсь в успехе. Все понятно?

– Да. – Мерривейл не пытался скрыть сейчас горечи. Шеф, безусловно, прислушивался к словам Перуджи. Все это было какое-то театрализованное представление, подготовка козла отпущения. И этот козел отпущения, естественно, он, Мерривейл.

– Сомневаюсь, и сильно, что вы меня правильно поняли, – заметил Перуджи, – но, вероятно, в достаточной степени, чтобы следовать моим инструкциям, не допуская более постыдных ошибок. Примите это к сведению незамедлительно.

На линии раздался резкий щелчок.

Мерривейл вздохнул и положил трубку на место. Все было ясно и так. Он должен жонглировать тем, что у него имеется. А если он что-то упустит, пальцы будут показывать только в одном направлении. Ладно, он и прежде попадал в подобные переделки, как, впрочем, и сам подставлял других таким же образом. Имеется только один выход. Необходимо переложить ответственность, но сделать это незаметно, так, чтобы казалось, будто все по прежнему находится в его руках. Естественным кандидатом был Коротышка Джанверт. Вначале следует назвать Коротышку вторым номером в этом проекте, сразу после самого Перуджи. Тот не указал, кого он хотел видеть своим первым помощником. Здесь он допустил ошибку. Если Перуджи изменит это назначение, что вполне возможно, тогда он станет ответственным за действия нового второго. Коротышка представлялся удобным выбором. Перуджи несколько раз давал понять, что не доверяет до конца Джанверту. Но этот невысокий человек отличался изобретательностью и находчивостью. И этот выбор следовало отстоять.

16

Второй съемочной группе Хелльстрома понадобилось почти шесть часов, чтобы снять в лаборатории эпизод с мышами и осами. И даже тогда Хелльстром не был удовлетворен результатом. Он стал очень чувствителен к художественным достоинствам своих работ. Он надеялся, что торопливость не слишком скажется на этом фильме. Требования к качеству, которые он предъявлял, проистекали не только от прибыли, которую мог принести хорошо отснятый фильм. Ему хотелось качества ради качества, так же, как то же он желал видеть в любом элементе Улья.

Качество специалистов, качество жизни, качество созданий – все это было взаимосвязано.

После съемок Хелльстром поднялся в клети наверх, стараясь на время скрыть свою обеспокоенность последними сообщениями о ночном прочесывании. Поскольку он был занят работой над фильмом, он не мог уйти со съемочной площадки в наиболее важные моменты прочесывания. До рассвета было еще далеко, а проблема пока не была решена: женщина, сопровождавшая Чужака, до сих пор на свободе.

Одной из главных и постоянных забот Улья было производство работников, способных «представлять» его во Внешнем мире, которых нельзя было подкупить и которые никогда, даже случайно не выдали бы то, что находится под Неприступной долиной и окружающими холмами. Хелльстром подумал, а могли ли они пропустить какой-то дефект в бридинге, который и проявился в персонале во время поисков. Мужчину быстро захватили за пределами деревьев на западном лугу. Почти сразу же после этого окружили стоянку с фургоном, но женщине каким-то образом удалось уйти. Это казалось невозможным, но никто из поисковой группы не напал на ее след.

На командном посту, когда туда вошел Хелльстром, находилось много работников Службы Безопасности. Они заметили его приход, но продолжали заниматься своими делами. Хелльстром быстро осмотрел тускло освещенную комнату с аркой экранов, небольшую группу работников, обсуждающих возникшую проблему. Здесь же был и Салдо, темнокожий, как и его родительница Фэнси, но с резкими ястребиными чертами лица, унаследованными им от его отца-Чужака (это Фэнси умела делать, напомнил себе Хелльстром. Она спаривалась во Внешнем мире при первой же возможности, одаривая Улей новыми генами). Место Старого Харви за консолью занял молодой парень из линии Фэнси. Во Внешнем мире он имел имя Тимоти Ханнсен. Он был выбран в силу своей притягательной внешности, неотразимо действовавшей на девушек во Внешнем мире. У него также был острый проницательный ум, что делало его еще более ценным в кризисных ситуациях. То же относилось ко многим из линии Фэнси, но особенно это проявилось у Салдо. Хелльстром связывал с ним большие надежды еще и потому, что его взял под свою опеку Старый Харви.

Хелльстром подождал в дверях, пытаясь ощутить царящую здесь атмосферу. Следует ли ему взять на себя руководство? Они охотно подчинились бы ему при малейшем проявлении им такого желания. Решение праматери Тровы никогда не оспаривалось. Они всегда чувствовали, насколько сильными были его обязательства по отношению к Улью, насколько эффективнее его решения. Иногда они могли не соглашаться, иногда даже оказывались правыми, но даже голосуя против него на Совете, они выказывали почтительное отношение. И когда, как это часто случалось, его точка зрения оказывалась верной, его влияние еще более усиливалось. Но это не очень нравилось Хелльстрому.

«Ни один работник не совершенен, – напоминал он себе. – Улей сам должен стать совершенством во всем».

Старый Харви стоял, согнув руки, слева от Хелльстрома, освещенный идущим от экрана сиянием, делающим его похожим на изваяние из зеленого камня. Однако глаза его двигались. Старый Харви критически наблюдал за работой тех, кто был в комнате. Хелльстром направился в его сторону, бросив короткий взгляд на старика, а потом на консоль.

– Есть ли какие-нибудь ее следы?

– Нет.

– Разве мы не держали ее под постоянным инфранаблюдением?

– Как и под радарным.

– Были ли у нее инструменты для обнаружения нас?

– Она пыталась воспользоваться радио, но мы его заглушали.

– Это обеспокоило ее?

– Наверное, – Харви выглядел уставшим и недовольным.

– А другие приборы?

– В машине имелось небольшое устройство предупреждения радарного типа. Думаю, им-то она и обнаружила слежку за собой.

– Но как ей удалось ускользнуть от группы прочесывания?

– Сейчас они просматривают снова пленки. Есть мнение, что она отправилась искать своего напарника и затерялась в результате обычного смешения сигналов на наших приборах.

– Ее все равно должны были схватить.

Харви развернулся и посмотрел ему в лицо.

– То же я сказал и им.

– Но они не согласились с тобой?

Старый Харви кивнул.

– Что, по их мнению, произошло?

– Она пошла на осознанный риск и отправилась прямо в гущу наших искателей.

– Но ее сразу бы выдал запах!

– Я им это и сказал, и они согласились. После чего предположили, что она ушла от машины на север, используя ее как экран. Они считают, что она действовала тихо, чтобы скрыть свои движения в фоновом поле. Была временная брешь между наступлением темноты и временем, когда прочесывание достигло места ее нахождения. Она могла воспользоваться этим. У нее была альтернатива: убираться прочь или же тихо проскользнуть наверх мимо нас в другом направлении. Они думают, что она скрывается где-то поблизости.

– А ты не согласен с этим? – спросил Хелльстром.

– Да.

– Почему?

– Она не могла пробраться незаметно сюда.

– Но почему?

– Мы воздействовали на нее низкими частотами в жестком режиме. Она дергалась и нервничала весь день, слишком нервничала, чтобы идти сюда.

– Откуда тебе известны резервы ее смелости?

– Я этого не знаю. Я лишь наблюдал за ней.

– Она вроде не в твоем вкусе, Харви.

– Можешь шутить, Нильс. Я наблюдал за ней почти весь день.

– То есть это только твоя точка зрения, основанная на личном наблюдении?

– Да.

– Почему же ты не настаивал на ней?

– Я настаивал.

– Если бы решения принимал ты, что бы ты предпринял?

– Ты действительно хочешь это знать?

– Да, иначе я бы не спрашивал.

– Во-первых, я думаю, она проскользнула вниз на северо-восток, к пасущимся там коровам. Выскажу предположение, что она умеет с ними обращаться. Есть в ней что-то такое… – Старый Харви облизнул губы языком. – А в таком случае у нее не должно возникнуть проблем при передвижении с ними. Коровы должны скрыть ее запах – они дадут ей любое прикрытие, в котором она нуждается.

– С тобой так никто и не согласился?

– Они сказали, что ее запах испугал бы коров. А мы бы обнаружили это.

– И каков был твой ответ?

– Испуг главным образом зависит от того, почувствует ли корова твой страх. Мы знаем это. Если она не боится их и движется тихо… что ж, нам нельзя закрывать глаза на эту возможность.

– Однако они не желают искать ее среди коров?

– Они обеспокоены возможными осложнениями при прочесывании там, внизу. Если мы пошлем туда работников, они могут потерять над собой контроль и убить нескольких коров. И тогда у нас возникнут проблемы с местными властями, как это бывает каждый раз в таких случаях.

– Ты мне так и не сказал, что бы ты предпринял.

– Я бы послал кого-нибудь из нас – тех, кто бывал во Внешнем мире. Некоторые из нас жили там. Мы лучше справимся с ситуацией, чем работники из группы прочесывания.

Хелльстром кивнул и высказал вслух свои мысли:

– Если она здесь наверху, так близко от нас, то у нее нет ни малейшего шанса выбраться отсюда. Но если она спустилась вниз и прячется среди коров…

– Ты понял, что я имею в виду, – сказал Старый Харви.

– Меня удивляет, почему другие этого не понимают, – ответил Хелльстром.

– Ты возглавишь группу поиска?

– Естественно. Вижу, ты не использовал слова «прочесывание».

– Мне нужно, чтобы вы отправились туда и вернулись с ней.

– Живой?

– Если возможно. Мы мало что узнали от первого.

– Я знаю. Я присутствовал там, внизу, когда они начали его допрашивать… но такие вещи на меня плохо действуют. Думаю, я слишком долго прожил во Внешнем мире.

– У меня та же реакция, – заметил Хелльстром. – Лучше оставить это более молодым нашим работникам, не знакомым с таким понятием, как жалость.

– Конечно, хотелось бы добиваться нужных результатов другими методами, – произнес Старый Харви, глубоко вздохнув. – Я же лучше займусь… поиском.

– Подбери людей и отправляйся.

Хелльстром смотрел, как старик направляется к выходу, и подумал об упрямстве молодых. Старик имел для Улья особую ценность, которую нельзя было отрицать. Этот случай служил яркой демонстрацией его значимости. Старый Харви знал, что делать. Молодые работники не захотели отправляться ночью на поиски, как рядовые работники, и потому решили, что в этом нет необходимости.

Несколько молодых учеников обоего пола и работников Службы Безопасности слышали беседу Хелльстрома и Старого Харви. Устыдившись, они вызвались добровольцами.

Старый Харви отобрал некоторых из них и кратко проинструктировал, особо выделив при этом, что помощником у него будет Салдо. Это было хорошее решение. Салдо выказывал к Старому Харви подчеркнутое уважение, и Хелльстрома удивило, почему он не принял сторону своего учителя. Причина стала ясна во время инструктажа, когда Салдо сказал:

– Я знал, что он прав, но вы бы все равно мне не поверили.

Очевидно, Салдо был на стороне своего учителя, но другие отвернулись от них обоих. Никогда не забывая о своей роли как учителя, Старый Харви упрекнул Салдо за его замечание:

– Если ты так думал, тебе следовало бы привести собственные аргументы, а не мои.

Отряд гуськом вышел из комнаты с должной готовностью.

Хелльстром улыбнулся. Хорошая порода, они быстро усваивают преподанные им уроки. Нужно только дать им пример. «С возрастом приходит уравновешенность», – любила повторять праматерь. Молодость для нее служила смягчающим обстоятельством, которое всегда следовало принимать во внимание.

17

С самого начала Тимьене Гринелли не понравилось это задание. Но она не особо возражала работать вместе с Карлосом (им и раньше уже не раз доводилось выступать в паре), вместо того, чтобы проводить с ним часы досуга. Карлос обладал в молодости яркой внешностью и никогда так и не признается себе, что с возрастом он уже не так неотразимо воздействовал на женщин.

Она понимала, что их связь в свободное от работы время превратилась бы в бесконечную череду ссор и примирений. Гринелли не считала себя роковой женщиной, но из своего жизненного опыта знала о собственной притягательности. У нее было продолговатое лицо, которое вряд ли можно было назвать красивым, если бы не ее яркая индивидуальность, сверкающая в огромных и пугающе-зеленых глазах. Она имела изящную фигуру, белую кожу и излучала глубокую чувственность, восхищавшую многих мужчин, и Карлоса в том числе. У нее были кричаще рыжие волосы и она предпочитала не прятать их под полами шляпы или под беретом.

Тимьена – это было ее семейное имя, и у древних славян оно значило «секрет». Имя ей точно соответствовало. В поведении она проявляла скрытность.

Мерривейл потревожил ее чувство опасности уже одним тем, что назначил на это дело лишь их двоих. Ей не понравилось содержание отчетов Портера и сообщений, собранных в папке, озаглавленной «Хелльстром». Слишком многие из этих сообщений исходили из вторых или третьих рук. Слишком многие из них были полуофициальными. От них так и разило любительством. А любительство было непозволительной роскошью в этом деле.

– Только мы вдвоем? – спросила она. – А как насчет местной полиции? Мы могли бы сообщить о том, что пропал человек, и…

– Шеф этого не хочет, – ответил Мерривейл.

– Он что, особо это подчеркивал?

Лицо Мерривейла слегка темнело при любом намеке на его хорошо известное пристрастие к личной интерпретации приказов.

– Он выразился совершенно ясно! Необходимо проявлять крайнюю осторожность.