— С вами пришел еще кто-то? — спросил старик.
— Нет, я один.
Старик откашлялся, все еще пребывая в нерешительности.
Скайтейл напомнил себе: необходимо быть осторожным и терпеливым. Контакты такого рода таили в себе особую опасность. Возможно, у старика были причины вести себя так. Впрочем, час соответствует. Бледное солнце стоит прямо над головой. В это время люди сидят в закрытых домах, самые жаркие часы они проводят в дремоте.
Может, старик опасается нового соседа? Скайтейл знал, что соседний дом предназначался для Отейна, некогда бывшего членом ужасного отряда федайкинов Муад Диба. А с Отейном жил карлик Биджаз.
Скайтейл снова взглянул на старика, отметив пустой левый рукав и отсутствие стилсьюта. В старике чувствовалась властность. Он явно не был простым пехотинцем джихада.
— Могу я узнать имя гостя? — спросил он.
Скайтейл еле сдержал вздох облегчения: его в конце концов примут.
— Я — Заал, — ответил он, называя имя, принятое им для этого дела.
— Я — Фарок, — ответил старик. — Я был башаром девятого легиона в джихаде. Это вам о чем-нибудь говорит?
Скайтейл почувствовал вызов в этих словах и сказал:
— Вы родились в съетче Табр, которым руководил Стилгар.
Фарок сделал шаг в сторону.
— Добро пожаловать в мой дом.
Скайтейл прошел мимо него в затененную прихожую. Голубой кирпичный пол, сверкающие панно на стенах. За прихожей находился крытый двор. Через прозрачные фильтры проходил свет, сверкающий, как серебра белых ночей Первой луны. Сзади плотно притворилась уличная дверь.
— Мы были благородными людьми, — говорил Фарок, показывая путь во двор. — Не какие-нибудь оборванцы. Мы не жили тогда в таких домах, как вот этот! У нас был свой съетч в Защитной стене над хребтом Хаббания. Один червь мог отнести нас в Кедом, во внутреннюю пустыню.
— Я с вами согласен! — подхватил Скайтейл, сообразив, что именно привело Фарока к участию в заговоре. Свободный тосковал по прежней жизни и обычаям.
Они вошли во двор.
Скайтейл понял, что Фарок борется с неприязнью к посетителю. Свободные не доверяют тем, у кого нет синих глаз ибада. Недаром Свободные говорят, что глаза чужеземцев видят не то, что нужно.
При их приближении музыка семуты смолкла. Потом послышались звуки девятиструнного бализета — вначале аккорды, потом чистые ноты песни, популярной на мирах Нараджа.
Когда глаза Скайтейла привыкли к свету, он увидел юношу, сидевшего со скрещенными ногами на низком диване, под аркой справа. У юноши были пустые глазницы. С необыкновенной проницательностью слепых он начал петь в тот самый момент, когда Скайтейл взглянул на него. Голос у него был высокий и приятный:
Ветер сдул землю,
И небо,
И всех людей!
Что это за ветер?
Деревья не склоняются;
Они пьют там,
Где пили люди.
Я знаю слишком много миров,
Слишком много людей,
Слишком много деревьев,
Слишком много ветров!
Это не были подлинные слова песни, как отметил Скайтейл. Фарок подвел его к арке на противоположной стороне, указал на подушки, разбросанные на черепичном полу, украшенном изображениями морских животных.
— Вот на этой подушке когда-то в съетче сидел Муад Диб, — старик указал на круглую черную подушку. — Теперь она ваша.
— Я у вас в долгу, — ответил Скайтейл, опускаясь на черную подушку. Он улыбнулся: Фарок проявляет мудрость. Он говорит, как верноподданный, даже слушая слова песни со скрытым значением. Кто не знает деспотизма Императора тирана?
Перемежая свои слова с песней, так, чтобы не нарушить ее ритма, Фарок спросил:
— Музыка моего сына не мешает вам?
Скайтейл прижался спиной к прохладному столбу и указал старику на подушку рядом с собой.
— Я наслаждаюсь музыкой, — сказал он.
— Мой сын потерял глаза при завоевании Нараджа, — сказал Фарок. -Теперь ни одна из наших женщин не пожелает его. Но мне приятно знать, что где-то на Нарадже у меня есть внуки, которых я никогда не увижу. Вы знаете миры Нараджа, Заал?
— В юности я посетил их с труппой лицевых танцоров, — ответил Скайтейл.
— Значит, вы — лицевой танцор? Я удивился вашему лицу. Оно напомнило мне лицо человека, которого я когда-то знал.
— Данкана Айдахо?
— Да, его. Известного мастера меча из приближенных Императора.
— Говорят, он был убит.
— Да, говорят, — согласился старик. — А вы в самом деле мужчина? Я слышал рассказы о лицевых танцорах… — он вздрогнул.
— Мы гермафродиты Джадачи, — ответил Скайтейл. — Принимаем пол по желанию. И в настоящее время я мужчина.
Фарок поджал губы, храня молчание, потом сказал:
— Хотите освежиться? Воды? Охлажденных фруктов?
— С меня довольно беседы, — вежливо отказался Скайтейл.
— Желание гостя — закон, — ответил Фарок, садясь на подушку лицом к Скайтейлу.
— Благословен будь Абу д'Дур, Отец бесконечных дорог времени, сказал Скайтейл. И подумал: «Вот! Я сказал ему, что пришел от рулевого Союза».
— Трижды благословен! — отозвался старик, складывая руки в ритуальном жесте. Старые руки с набухшими венами, отметил гость.
— Предмет, рассматриваемый с удаления, открывает лишь главные принципы своего устройства, — сказал Скайтейл, показывая, что желает говорить об императорской крепости.
— Зло видно с любого расстояния, — сказал Фарок, советуя тем самым отложить обсуждение.
«Почему?» — не понял Скайтейл, но вслух сказал:
— Как ваш сын потерял глаза?
— Защитники Нараджа применили прожигатель камня. Мой сын оказался слишком близко… Проклятая атомная энергия! Даже прожигатель камня должен быть объявлен вне закона.
— Его применение на самой грани закона, — согласился Скайтейл. И подумал: "Нараджский прожигатель камня! Об этом ничего не сообщали. Почему старик заговорил о прожигателе камня??
— Я предложил ему купить у ваших хозяев с Тлейлакса глаза, — сказал Фарок. — Но в летописях сказано, что глаза, купленные на Тлейлаксе, порабощают своих владельцев. Сын сказал, что эти глаза металлические, а он — из плоти и крови, и что такой союз будет греховен.
— Принципы использования предмета должны соответствовать первоначальным намерениям, — сказал Скайтейл, пытаясь вернуть разговор в нужное ему русло.
Фарок сжал губы.
— Говорите открыто, — сказал он. — Мы должны верить нашему рулевому.
— Вы бывали в императорской крепости? — спросил Скайтейл.
— Я там был в первую годовщину победы над Молитором. В этом каменном здании было холодно, несмотря на лучшие иксианские обогреватели. Предыдущую ночь мы спали на террасе храма Алии. Там растут необыкновенные деревья, знаете, деревья, привезенные со множества миров. Мы, башары, были одеты в лучшие зеленые костюмы, и наши столы стояли отдельно. Мы слишком много ели и пили. Многое из того, что я видел, вызвало у меня отвращение. Пришли калеки на костылях. Не думаю, что наш Муад Диб знает, сколько людей он искалечил.
— Вы не любите пирушек? — спросил Скайтейл, знавший об оргиях Свободных, которые вызывались спайсовым пивом.
— Это совсем не то, что тау, слияние наших душ в съетчах, — возразил Фарок. — Для развлечения нам дали рабынь, а ветераны рассказывали о своих битвах и ранах.
— Значит, вы были в каменной башне?
— Муад Диб вышел к нам на террасу, — продолжал Фарок, — и провозгласил: «Удачи вам всем!» Разве это не кощунство — использовать приветствие пустыни в таком месте!
— Вы знаете, где размещены его личные апартаменты?
— Глубоко внутри. Где-то в глубине своей крепости. Я слышал, что он и Чани живут, как кочевники в пещере. В Большой зал он выходит лишь для публичных аудиенций. У него есть приемные залы и помещения для официальных встреч, целое крыло отведено для его личной охраны, есть помещения для торжественных церемоний и внутренняя секция связи. Говорят, глубоко под его крепостью держат песчаного червя, окруженного водой. Вода для червя яд. Там он питает будущее.
«Мифы, перемешанные с фактами», — подумал Скайтейл.
— Правительственный аппарат всюду сопровождает его, — продолжал бормотать Фарок. — Чиновники, адъютанты, адъютанты адъютантов… Он верит только таким, как Стилгар, тем, кто был близок к нему в былые дни.
— Не вам, — констатировал Скайтейл.
— Я думаю, он забыл о моем существовании.
— Как он входит и выходит из крепости?
— Сразу же за внутренней стеной есть небольшая посадочная площадка для топтеров. Я слышал, что Муад Диб никому не позволяет прикасаться там к приборам. Говорят, там нужна предельная точность, любая, даже малейшая ошибка приведет к столкновению со стеной одного из его проклятых садов. Скайтейл кивнул. Вероятно, это правда. Воздушный путь в крепость должен хорошо охраняться. А все Атридесы — превосходные пилоты.
— Для передачи сообщений он использует дистранс, — продолжал Фарок. -Волновой транзистор вживляется в мозг человека. И вызывает его действие только голос определенного человека.
Скайтейл пожал плечами. В этом веке все правительства используют дистранс. Никогда нельзя знать, какие препятствия возникнут между посылающим сообщение и адресатом.
— Даже его налоговые чиновники пользуются этим методом, — жаловался Фарок. — А в мое время дистранс помещали только в низших животных. Информация о годовом доходе должна содержаться и строжайшей тайне, подумал Скайтейл. Не одно правительство пало из-за того, что народ обнаруживал подлинные источники его доходов. — Что теперь думают когорты Свободных о джихаде Муад Диба? — спросил Скайтейл. — Возражают ли они против превращения их Императора в Бога?
— Большая их часть вообще не думает об этом, — ответил Фарок. -Другие же думают о джихаде так же, как и я сам. Это — источник приключений и необычайного богатства. Хижина, в которой я живу, — Фарок обвел рукой двор, — обошлась в шестьдесят лидасов спайса. Девяносто контаров! Были времена, когда я и представить себе не мог такого богатства. — Он покачал головой.
В противоположном углу двора слепой юноша наигрывал на бализете сентиментальную балладу.
«Девяносто контаров, — подумал Скайтейл Действительно, большая сумма. Хижина Фарока на многих других мирах сошла бы за дворец. Но все относительно, даже контары. Знает ли, например, Фарок происхождение этой меры спайса? Знает ли он, что когда то полтора контара означали груз одного верблюда? Вряд ли. Фарок, должно быть, никогда и не слышал о верблюдах или о Золотом веке на Земле».
В странном соответствии с мелодией бализета Фарок сказал:
— У меня был криснож, водные кольца на десять литров, копье, которое раньше принадлежало моему отцу, кофейный сервиз, бутылка из красного стекла, такая старая, что никто в съетче и не помнил ее происхождения. У мена была доля в нашем спайсе, но не было денег. Я был богат и не знал этого. Две жены было у меня: одна умная и любимая мной, другая глупая и упрямая, но с фигурой и лицом ангела. Я был свободным наибом, всадником на червях, хозяином левиафана и песков пустыни.
Юноша продолжал наигрывать мелодию.
— Я знал многое, но думая об этом, — продолжил старик. — Я знал, что глубоко под нашими песками есть вода, удерживаемая там маленькими Создателями. Я знал, что мои предки приносили в жертву Шаи-Хулуду девственницу, пока Льет-Кайнз не прекратил это. Мы неправильно сделали, что прекратили. Я видел жемчуга в пасти червя. У моей души было четверо ворот, и я знал их все.
Он замолчал, думая о чем-то своем.
— Потом пришел Атридес со своей колдуньей-матерью, — напомнил Скайтейл.
— Потом пришел Атридес, — подхватил Фарок. — Тот, кого мы назвали Узулом в нашем съетче. И он остался среди нас. Наш Муад Диб, наш Махди! И когда он провозгласил джихад, я был среди тех, кто спрашивал: «Зачем мне идти туда сражаться? У меня там нет родичей». Но другие — молодежь, друзья, товарищи моего детства — пошли за ним. Они говорили о колдовской силе спасителя Атридеса. Он сразил нашего врага Харконнена, и Льет-Кайнз, обещавший нам рай на нашей планете, благословил его. Говорили, что Атридес пришел изменить нашу планету и нашу Вселенную, что он подобен цветку, золотому цветку в ночи.
Фарок поднял руки и посмотрел на свои ладони.
— Люди указывали на Первую луну и говорили: «Его душа там». И он был назван Муад Дибом. Я не понимал всего этого.
Темп музыки убыстрился.
— Знаете, почему я записался в джихад? — старик пристально посмотрел на Скайтейла. — Я слышал, что существует нечто, называемое морем. Трудно поверить в море, проведя всю жизнь среди дюн. У нас нет морей. Народ Дюны никогда не знал моря. Мы собирали воду для Великого изменения, которое Муад Диб принес одним мановением руки. Я мог представить себе канал, воду, текущую среди песков, хоть и с трудом. Я мог вообразить даже реку. Но море?!
Фарок взглянул на прозрачный купол своего узора, как бы пытаясь проникнуть во Вселенную за ним.
— Море… — негромко повторил он. — Это было за пределами моего воображения. Однако люди, которых я знал, говорили, что видали это чудо. Я думал, что они лгут, по хотел проверить это сам. Вот почему я записался в Джихад.
Послышался громкий заключительный аккорд бализета, и юноша начал новую песню со странным, волнообразным ритмом.
— Вы нашли ваше море? — спросил Скайтейл.
Старик молчал, и Скайтейл подумал, что Фарок не расслышал вопроса. Музыка бализета поднималась и опускалась, как морской прибой. Фарок дышал в унисон.
— Был закат, — внезапно заговорил Фарок, — такой закат мог бы быть написан одним из древних художников: красный, цвета моей бутылки, палевый, как жидкое золото… Это было на планете Энфейл, где я вел свой легион к победе. Мы спустились с гор по узкой тропе. Воздух был напоен влагой, и я с трудом мог дышать. И вот подо мной оказалось то, о чем говорили мои друзья: вода без конца и без края. Мы спустились к ней. Я вошел в воду и начал ее пить. Вода была горько-соленая. Чувство удивления перед этим чудом не покидает меня с тех пор…
Скайтейл почувствовал, что разделяет благоговейный страх старого Свободного.
— Я погрузился в море, — продолжал Фарок, глядя на изображенных на полу морских зверей. — В воду погрузился один человек, а вышел из нее совсем другой. И я почувствовал, что могу вспомнить прошлое, которого никогда не было. Я смотрел вокруг себя глазами, которые могли вобрать в себя абсолютно все: плавающий в воде труп убитого нами защитника планеты, торчащий из воды обломок дерева с обгоревшим концом… И сейчас, закрыв глаза, я вижу это почерневшее бревно, обрывок веревки, плавающий в воде, желтую тряпку, рваную и грязную… Я смотрел на все это и понимал, зачем оно оказалось здесь: чтобы я мог это увидеть.
Фарок медленно повернулся и посмотрел в глаза Скайтейлу.
— Вселенная не кончается, — сказал он.
?Хоть болтлив, по глубокомыслен", — подумал Скайтейл и сказал:
— Я вижу, это произвело на вас большое впечатление.
— Вы — тлейлаксу, — отозвался Фарок. — Вы видели много морей. Я видел лишь одно, но я знаю о море то, чего вы не знаете.
Скайтейл почувствовал, что его охватывает странное беспокойство.
— Мать Хаоса родилась в море, — сказал Фарок. — Квизара Тафвид стоял поблизости, когда я вышел из воды. Он не входил в море. Он стоял на песке, на влажном песке, с несколькими моими людьми, которые разделяли его страх. Он смотрел на меня и видел, что я познал недоступное для него. Я стал морским созданием, пугающим его. Море излечило меня от джихада, и, я думаю, он понял это.
Внезапно Скайтейл отметил, что во время этого рассказа музыка прекратилась. Его беспокоило, что он не мог точно определить момент, когда это произошло.
Будто продолжая свою невысказанную мысль, Фарок вдруг проговорил:
— Каждый вход строго охраняется. В крепость Императора нет доступа. — В этом ее слабость, — сказал Скайтейл.
Фарок вытянул шею, вглядываясь в него.
— Доступ есть, — пояснил Скайтейл. — Если большинство людей — я надеюсь, Император входит в их число, — думают иначе, в этом и заключается наше преимущество. — Он потер лицо, ощущая несоответствие избранной им внешности. Молчание музыканта его тревожило. Означало ли это, что сын Фарока закончил передачу? Разумеется, это был естественный способ сообщения, сжатого и переданного с музыкой. Оно теперь запечатлено в нервной системе Скайтейла и в нужный момент будет выдано благодаря дистрансу, вживленному в кору его головного мозга. Если сообщение передано, он стал вместилищем новых сведений, сосудом, заполненным данными: все звенья заговора на Арракисе, имена, условные фразы — словом, вся жизненно важная информация.
— У нас здесь женщина, — сказал Фарок. — Хотите увидеть ее?
— Я ее видел, — ответил Скайтейл. — Я ее очень внимательно изучил. Где она?
Фарок щелкнул пальцами.
Юноша взял инструмент, наложил на него смычок. Зазвучала воющая музыка семуты. И как будто привлеченная этими звуками, из двери позади музыканта появилась молодая женщина в голубом платье. Наркотическая тупость заполняла ее абсолютно синие глаза. Свободная, привыкшая к спайсу, а теперь захваченная чужеземным пороком. Слушая музыку семуты, она ни в чем не отдавала себе отчета.
— Дочь Отейна, — сказал Фарок. — Мой сын дает ей наркотик, надеясь, несмотря на свою слепоту, получить женщину своего племени. Как видите, это напрасная победа: семута захватила все, что он мог приобрести.
— Знает ли об этом ее отец? — спросил Скайтейл.
— Она и сама не знает. Мой сын снабжает ее ложными воспоминаниями, которыми она объясняет свои посещения. Она считает, что любит его. Так думает и ее семья. Ее родные сердятся, так как он калека, но не хотят вмешиваться.
Музыка снова прекратилась.
По сигналу музыканта девушка села рядом с ним, наклонилась и слушала, что он ей шепчет.
— Что вы с ней сделаете? — спросил Фарок.
Скайтейл еще раз осмотрелся.
— Кто еще есть в доме? — спросил он.
— Больше никого, — ответил Фарок. — Вы не ответили, что собираетесь сделать с этой женщиной. Мой сын хочет знать.
Как бы собираясь ответить, Скайтейл протянул правую руку. Из рукава высунулась сверкающая игла и погрузилась в шею Фарока. Не было ни вскрика, ни даже изменения позы. Через минуту старику предстояло умереть, а сейчас он сидел неподвижно, парализованный ядом.
Скайтейл неторопливо встал и подошел к слепому музыканту. Тот продолжал что-то нашептывать девушке, когда и его коснулась игла.
Скайтейл изменил свою внешность и взял девушку за руку.
— Что, Фарок? — спросила она.
— Мой сын устал и хочет отдохнуть, — ответил Скайтейл. — Идем. Ты должна вернуться домой.
— Мы так хорошо говорили, — сказала девушка. — Мне кажется, я убедила взять его глаза тлейлаксу. Тогда он снова станет мужчиной.
— Разве я не говорил это уже неоднократно? — спросил Скайтейл, подталкивая ее во внутреннее помещение.
Он с гордостью отметил, что голос точно соответствовал новым чертам лица: это был голос старого Свободного, который уже был мертв. Скайтейл вздохнул. «Я сделал это не без сожаления, — подумал он, — и жертвы, бесспорно, знали об опасности».
Теперь ему предстояло заняться девушкой.
Глава 5
«Империя не испытывает отсутствия цели во время своего создания. Лишь когда она утверждается, цель утрачивается и заменяется ритуалом».
?Изречения Муад Диба" принцессы Ирулэн.
Алия понимала, что предстоящее собрание Имперского Совета будет напряженным. Она чувствовала растущее противостояние во всем: в том, что Ирулэн не смотрит на Чани, как нервно Стилгар перебирает бумаги, как хмурится идол, глядя на Корбу.
Она сидела в самом конце золотого стола Совета и видела в балконное окно пыльный свет полудня.
Корба, замолчавший, когда она вошла, продолжал разговор с Полом:
— Я хочу сказать, милорд, что сейчас не так много богов, как было раньше.
Алия рассмеялась, откинув назад голову. От резкого движения черный капюшон ее абы упал, открывая синие, без белков, «спайсовые» глаза, овальное, как у матери, лицо под шапкой бронзовых волос, маленький нос, широкий, благородного рисунка, рот.
Щеки Корбы приобрели цвет его оранжевого одеяния. Он посмотрел на Алию — разгневанный лысый гном, кипящий негодованием.
— Вы знаете, что говорят о вашем брате? — спросил он.
— Я знаю, что говорят о вашем Квизарате, — парировала Алия. — Вы не боги, вы шпионы богов. Посрамленный Корба взглянул на Императора, ища поддержки. Так как тот промолчал, Корба обиженно произнес:
— Мы действуем по предписанию Муад Диба, чтобы он знал правду о своем народе и чтобы народ знал правду о Нем. — Шпионы, — повторила Алия.
Корба оскорбленно поджал губы.
Пол взглянул на сестру, удивляясь, почему она провоцирует Корбу. И вдруг увидел, что Алия превратилась в женщину, прекрасную в своей юной невинности. Он удивился, что до сих пор не замечал этого. Ей скоро будет шестнадцать, этой Преподобной Матери — без материнства, девственной жрице, объекту безмолвного поклонения суеверных масс — Алии Нож.
— Сейчас не время для легкомысленных замечаний твой сестры, — сказала Ирулэн.
Не обращая на нее внимания, Пол кивнул Корбе:
— Площадь полна пилигримов. Иди и возглавь их моления.
— Но они ожидают вас, милорд, — возразил Корба.
— Ну, в таком случае, надень свой тюрбан, — ответил Пол. — На таком расстоянии они не разглядят.
Ирулэн, раздраженная тем, что на нее не обращают внимания, следила, как Корба встает, чтобы выполнить приказ. У нее внезапно появилась тревожная мысль, что Адрик не сумел скрыть ее действия от Алии. «Что мы, в сущности, знаем о его сестре?» — подумала она.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.