В богатейшей капиталистической стране мира беспросветная нужда стала уделом целых слоев населения, попавших, как выражаются те же местные социологи, в «саму себя воспроизводящую культуру бедности». Журнал «Юнайтед Стейтс ньюс энд Уорлд рипорт» поясняет:
      «Раз попав в заколдованный круг, миллионы людей оказываются в нем без шансов на то, чтобы вырваться: недостаточные доходы ведут к нищете, которая ведет к отсутствию стимулов, плохому здоровью и недостаточному образованию, что возвращает нас к низким доходам. Так наследие нищеты передается от поколения к поколению» .
      В Соединенных Штатах, что важно иметь в виду, в бедняках пребывают не столько те, кто работает, но мало зарабатывает, сколько те, кто вообще выброшен с рынка труда. Особенно страдает молодежь, которая порой так и не получает от общества путевку в жизнь, поскольку она, эта молодежь, обществу не нужна.
 

      В любом большом американском городе есть целые районы, забытые богом и городскими властями, где тысячи людей не знают, чем заняться, где процветают насилие, наркомания, преступность. В Нью-Йорке, например, это Южный Бронкс, Уильямсбург в Бруклине, Гарлем. Или вот свидетельство чикагского корреспондента журнала «Тайм» Роберта Вурмстедта:
      «Бедность в негритянских и пуэрториканских районах чикагского Вест-сайда страшнее той бедности, которую я где-либо наблюдал в Западной Африке. Там люди руководствуются сильными традиционными ценностями. Они не живут в постоянном страхе перед насилием, паразитами и пожарами. Там вы не сталкиваетесь с таким чувством отчаяния и безысходности, как в американских гетто» .
      Упомянем по ходу дела о влиянии инфляции, ставшей постоянной чертой американского экономического ландшафта. Рост цен ведет к перераспределению доходов. Обычно у людей, и без того живущих припеваючи, рост доходов обгоняет рост цен; у большинства реальные доходы падают. Хуже всего лицам с фиксированными доходами, например, пенсионерам, если их пенсии не увязаны с индексом цен. Газета «Нью-Йорк таймс» подытоживает: «Самыми ощутимыми результатами инфляции для широких слоев американцев с низкими доходами стали понижение уровня доходов и усугубление неравенства» .
 

      Самая незавидная судьба, наверное, у коренных жителей страны. Они потеряли родину. Власти относятся к индейцам с таким пренебрежением, что даже не знают точно, сколько их осталось. Приблизительно 650 тысяч человек живет в резервациях и еще 350 тысяч — в городах. Всего получается около миллиона краснокожих. А до колонизации Америки бледнолицыми пришельцами индейцев там проживало, по оценкам ученых, свыше трех миллионов. За три с лишним века с начала колонизации эти три миллиона естественным путем должны были превратиться в десять миллионов и более. Их нынешний последний из миллионов — результат политики, вполне отвечающей определению политики геноцида.
 

      Средняя продолжительность жизни индейца сейчас 44 года.
      Средняя продолжительность жизни белого американца 75 лет.
      По данным индейских организаций, которые в апреле 1979 года были представлены комиссии палаты представителей американского конгресса, занявшейся правами человека, 24 процента индейских женщин были подвергнуты насильственной стерилизации. Уровень детской смертности в индейских резервациях в три раза выше среднего по стране, 75 процентов населения страдает от недоедания и связанных с этим болезней — и это в самой богатой стране мира.
      Тяжкая судьба выпала на долю иммигрантов поневоле, прибывших в Америку в трюмах невольничьих судов. Их легко было отличить от благополучных переселенцев по цвету кожи.
      Американский негритянский писатель Джеймс Болдуин послал в 1977 году «Открытое письмо г-ну Картеру», в котором, в частности, писал:
      «Я должен кое-что вам сказать, сказать с тяжелым сердцем, поскольку то, что я скажу, отнюдь не ново…
      Поскольку я об этом знаю, наверняка об этом должны знать и вы — о том, что после Реконструкции (вслед за гражданской войной в Америке. — Г. Г.) Север и Юг заключили между собой союз, целью которого было — и остается — держать черномазого на своем месте.

      Поскольку я об этом знаю, наверняка об этом должны знать и вы — о том, что держать черномазого на своем месте является наиболее эффективным способом держать на своем месте бедного белого, а также держать его в бедности…
      Слишком многие из нас находятся в тюрьмах, мой друг; слишком многие из нас голодают; слишком многие из нас не могут отыскать ни единой открытой для них двери» .
      Президент-адресат не нашел нужным ответить…
      Выслушаем теперь монолог негритянского юноши, написанный драматургом Эдом Буллинсом:
      «Жарища… Даже в тени невыносимо. Этот старый ободранный Нью-Йорк — дыра. Но у меня нет денег отправиться куда-то еще. Попался. Работы нет и не светит. Хорошо бы завербоваться на военную службу, только там недоучки не нужны. И подумать только, я голосовал за Картера. Да, я голосовал за него. Он болтал всю эту ерунду насчет того, что вернет страну к работе, и подобную чепуху. Этот хлыщ обвел меня вокруг пальца. Готов поспорить, нынче он забыл, что я — часть страны. Но я за него голосовал. Когда человеку 18 лет, он может голосовать, отправиться воевать, жениться, отправиться в тюрьму, платить налоги. Я почти все могу, за исключением того, что я не могу найти работу. И вот я сижу на крыльце, подсчитывая, сколько автомобилей проехало мимо… Для таких, как я, — дело швах. Те, у кого банки, политиканы, богачи, всем им на таких, как я, наплевать… Мне нужны деньги. Я должен их раздобыть любым путем, честным или нечестным. В Америке каждый, кто что-то собой представляет, имеет деньги. Я что-то собой представляю, поэтому я заполучу себе эти зеленые бумажки. И если тут будут тянуть, кое-кто из так называемых лидеров потеряет свои деньги… А завтра… Завтра я, пожалуй, схожу на биржу труда. Делать все равно нечего…» .
      Читатель наверняка знаком с трагедией негритянского населения Америки. Об этом написано много книг и статей. Хорошо известно также бедственное положение коренных американцев, индейцев. Здесь же расскажем подробнее, в качестве всего лишь одного примера, о внушительном, многомиллионном слое населения, который… прячется.
      В Соединенных Штатах, где жители пронумерованы, за каждым пожизненно закреплен так называемый «номер социального обеспечения», где Бюро переписи населения сообщает на своем световом табло с мнимой точностью до единицы, сколько на данную секунду в стране жителей, — в США проживают нелегально, подпольно, неучтенных и неподсчитанных несколько миллионов человек!
      Решительно никто не знает правильной цифры, но чаще всего называют 12 миллионов: это как если бы в Соединенные Штаты упрятали всю Австралию. Представители правительства считают, что в их стране от 6 до 8 миллионов лиц проживает без соответствующего разрешения властей. Их официально именуют «отчужденными», «нелегальными иностранцами» или просто «нелегалами». Обоснований в подтверждение правильности этих цифр не приводится. Лица и организации, которых эта проблема волнует, поднимают цифру до 12 миллионов. Те же, кто хотел бы закрыть на нее глаза, опускают цифру до 2 миллионов.
      Но какую цифру ни бери — проблема оказывается слишком большой, чтобы ее можно было, как выражаются в Америке, «сунуть под ковер».
      Сама по себе проблема «нелегалов» появляется при запрете на въезд в, страну желающих, который, к слову, не очень-то согласуется с показной заботой Соединенных Штатов о свободе эмиграции. По логике вещей свободе эмиграции должна соответствовать свобода иммиграции, иначе куда же иммигрировать? Но на воротах Америки — засов в форме квот допуска иммигрантов в эту «страну иммигрантов». Если б его не было — не было б и проблемы прячущегося населения Соединенных Штатов.
      Просто не верится, что США, столь бдительно, скажем, следящие за отказом в визах «подрывным элементам», будто не в силах закрыть покрепче границы. У постороннего наблюдателя появляется догадка о том, что, очевидно, кому-то такое положение выгодно.
      По мнению обозревателя Джеймса Рестона, «это, возможно, самая запутанная человеческая и политическая проблема, стоящая перед нашей страной, поскольку она затрагивает не только миллионы жизней, но также социальные проблемы, такие, как стоимость социального обеспечения и уровень безработицы» .
      Перед нами — конкретный случай межгосударственной трудовой иммиграции, созданный капитализмом «особый вид переселения народов», о котором В. И. Ленин писал еще в 1913 году .
      Около 80 процентов американских «нелегалов» — мексиканцы. Раньше их называли «мокрыми спинами», а с некоторых пор—«чиканос». Происхождение этого слова неизвестно. «Чиканос» пересекают вплавь, а порой и просто вброд не столь уж «великую», несмотря на название, пограничную реку Рио-Гранде.
      Но на этом пути многих ловят американские «миг-рас» — пограничные патрули. Хватают и выдворяют обратно.
      Кроме того, в пограничной зоне действуют банды мародеров-уголовников, пробавляющихся ограблением скудных кошельков иммигрантов, куда упрятаны все их сбережения для начала новой жизни на чужбине.

      Поднакопив денег, можно купить себе переправу через границу с помощью «поллерос», т. е. «цыплятников», или «койотов» — так называют профессиональных торговцев дешевым «рабочим мясом». Они прячут свой «товар» в громадных грузовиках-фургонах между картонными коробками с овощами и фруктами, поставляемыми из Мексики в США, или в специально переоборудованных багажниках легковых автомобилей. Пользуются даже малой авиацией. Переправа стоит несколько сотен долларов, а за дополнительные 300—400 долларов можно получить набор документов, включая карточку социального обеспечения.
      В наше вроде бы цивилизованное время вдоль мексикано-американской границы идет бойкая торговля людьми. Американский журналист Кэри Макуильямс свидетельствует:
      «От иных рассказов о человеческих страданиях волосы встают дыбом. Детей разлучают с родителями, уголовники и мошенники обирают иммигрантов. В ряде мест границу называют «зоной свободного огня». Человеческое тело становится товаром, который покупают и продают. И помните, что жертвами становятся беднейшие из бедных. Контрабанда людьми стала чем-то вроде современной работорговли» .
      Соединенным Штатам сейчас столь же не хочется прекращать этот позор, как когда-то — работорговлю. Основные причины в обоих случаях те же — экономические.
      Мексиканцы сами — не новички батрачить на Америку. До 1836 года юго-запад Соединенных Штатов, от Техаса до Тихоокеанского побережья, был мексиканской территорией. К 1848 году, после захватнической войны, США получили вместе с огромной территорией и «трофей» — 80 тысяч местных жителей, говоривших по-испански. Их набирали для работ на шахтах в этих далеких тогда краях, на строительстве железных дорог через жаркие пустыни.
      Мексиканцев широко использовали на американских полях после первой мировой войны, а в годы второй мировой войны появилась даже специальная программа «брасеро», по которой калифорнийский агробизнес заполучал по дешевке 200—450 тысяч сезонных рабочих на время уборки урожая. В 1964 году программу официально свернули, но появились «зеленобилетчики» — мексиканцы с правом на работу в Соединенных Штатах.
      Мексиканцев гонит с родины возможность работать, поскольку в их собственной отсталой — не без содействия северного соседа — стране работы для них нет. В Мексике уровень безработицы остается исключительно высоким.
      У многих североамериканцев о мексиканцах бытует поверхностное представление как о беззаботных бездельниках, любящих бренчать на гитаре, слушать песни «марьячес» и держать мировой рекорд по уровню рождаемости и приросту населения в стране. Но американцы в Калифорнии, Нью-Мексико или Техасе знают, что мексиканцы — старательные работяги, которые к тому же не жалуются на выплачиваемую им заниженную заработную плату.

      Собраться с духом или, как писал давным-давно В. Короленко, взять ноги за пояс и идти искать долю, работать, биться с лихой нуждой и есть горький хлеб из чужих печей на чужбине — на такое решаются обычно молодые, здоровые, достаточно смелые, т. е., с точки зрения эксплуататора их труда, — самые привлекательные. Около 10 процентов населения Мексики, прежде всего молодой цвет ее, оказалось незаконным путем на территории Соединенных Штатов.
      Здесь эстафету приграничных торговцев людьми, называемых «койотами», принимают местные американские шакалы. Дело поставлено на широкую ногу.
      Читатель, может быть, видел вышедший на наши экраны в 1979 году итало-мексиканский фильм «Жестокое лицо Нью-Йорка». Герой фильма мексиканец Серджо, отправившийся за новой жизнью в «Нуэва Йорк», подобно другим таким же юношам, оказывается жертвой вербовщиков, для которых земляк — всего лишь товар. Они готовы нести расходы по доставке товара к месту потребления, расходы обернутся прибылями. В чужом городе Серджо сразу же попадает в липкие сети «латиноамериканского братства», мафии, где не церемонятся: на глазах приканчивают лопатой рабочего, попытавшегося возразить против поборов в пользу «братства». Тело запихивают в мешок с кофе — и шито-крыто. Никто ничего не видел. И знающие предупреждают Серджо: «В Калифорнии похуже».
      У Серджо оказывается изъян в характере: он «слишком уж гордый». Но его попытка освободиться, отстоять свою любовь и даже разоблачить иммиграционную мафию кончается тем, чем кончают бунтари, — его убивает его же друг, которого заставляют это сделать.
      Многие американцы склонны винить во всех бедах, выпадающих на горькую долю «чиканос», самих «чиканос», поскольку, дескать, мексиканцев никто в Соединенные Штаты не приглашал, а если им тесно у себя дома, так не нужно размножаться с безответственностью кроликов…
      На самом деле развитый и относительно богатый северный сосед заинтересован в отсталом и бедном южном парии как поставщике, по выражению американской газеты «Ньюсдей», «ненатурализованного мяса». Корни проблемы уходят в любовь богатого капитала к дешевой рабочей силе, и проблема столь же стара, как стар сам капитализм. «Сотни тысяч рабочих, — писал В. И. Ленин, — перебрасываются таким образом за сотни и тысячи верст. Передовой капитализм втягивает их насильно в свой круговорот…» .
      Отмечая заинтересованность американского, прежде всего калифорнийского, бизнеса в «использовании дешевого мексиканского труда», американские журналисты Александр Кокберн и Джеймс Риджуэй писали:
      «Вместо нападок на нищее население Мексики и навязывания беднякам средств контроля над рождаемостью следовало бы держаться ближе к сути дела и ограничить и контролировать деятельность корпораций, которые, как о том красноречиво свидетельствует история, определяют пути иммиграции» .
      В благополучной Америке считается, что вновь прибывшие в эту благословенную страну, не без труда и лишений начав с последней ступеньки, поднимаются по лестнице успеха в жизни, освобождая самую нижнюю ступеньку для следующей волны обездоленных. По этой теории мексиканцы занимают сейчас место черных, которые якобы продвинулись ступенькой выше в американском обществе. На самом же деле миллионы безработных — особенно черных, но также и белых, и пуэрториканцев — даже лишены возможности занять низшую ступень. Они — не на лестнице успеха, они — на дне общества, на его скудном содержании, поскольку предпринимателю выгоднее более дешевый иммигрантский труд, чем собственные рабочие, которым закон требует выплачивать минимум заработной платы, а коллективный договор — проявлять и другую вынужденную заботу.
      «Нелегалы» составляют 10 процентов американской рабочей силы. Они занимают больше рабочих мест, чем в стране официально насчитывается безработных. На первый взгляд можно поспешить с выводом, что иммигранты — причина безработицы. Они, дескать, «воруют» рабочие места у законных американских граждан. Ату их! — и безработица исчезнет. Министр труда в администрации президента Джеймса Картера Рей Маршалл считал «одним из важных аспектов проблемы занятости в США нелегальную иммиграцию, о которой почти никто не упоминает, когда заходит разговор о безработице и о снижении ее уровня».
      Однако столь упрощенная арифметика верна лишь частично. Она объясняет враждебное отношение к «нелегалам» некоторых профсоюзов. В романе Дэвида Чандлера «Стачка в Зеленой долине» один из героев заявляет: «Нас сталкивают с конкуренцией дешевого труда, ввозят для этой цели рабочих из Мексики, чтобы держать наши заработки на низком уровне, а прибыли землевладельцев — на высоком» . Такое положение весьма на руку предпринимателям: противопоставляя одних трудящихся другим, они направляют ненависть на жертвы эксплуатации, отводя ее от самих эксплуататоров.
      Проблему безработицы не решить депортацией, то есть высылкой, иначе предприниматели просто свернут бизнес, рискующий оказаться неприбыльным при оплате труда рабочих по определенным законом минимальным ставкам. Вот, например, мнение Вика Виллапандо, директора Агентства трудовых резервов графства Сан-Диего:
      «Если вы поговорите с американскими фермерами или, скажем, с владельцами американских ресторанов-закусочных, многие скажут вам, что не будь нелегалов и отчужденных без документов, они бы не занимались своим бизнесом или же не преуспевали в такой мере, как сейчас» .
      Эксплуатация прибывающих новичков — перманентная черта американского образа жизни, многократно описанная. Вспомним роман «Джунгли» Элтона Синклера — о жутких рабочих условиях на чикагских скотобойнях, куда шли работать только что прибывшие в Америку литовцы.
      Колин Греер и Марвин Суркин, авторы книги «Нация иммигрантов», констатируют, что «как иммиграция, так и безработица являются укоренившимися устоями американской социально-экономической жизни, а не просто результатами текущих экономических тенденций. Те рабочие места, которые занимают иммигранты, возможно, без них исчезли бы — предприниматели предпочли бы свернуть вздорожавшее производство».
      Бессловесные, неорганизованные, напуганные иммигранты — кирпичи, из которых складывалась Америка. Греер и Суркин напоминают: «Они готовы работать за заработную плату, которая ниже минимальной, и оказываются в условиях труда, существовавших перед Депрессией» (кризисом 1929— 1933 годов. — Г. Г.).Они, добавим, не станут жаловаться на плохую технику безопасности.
      Так было во все времена американской истории — вновь прибывшие соглашались на все, лишь бы работать. Так создавалась Америка. Теперь, когда парадные ворота страны закрыты и открыта лишь узкая калитка ежегодных квот, бизнес обращается к «нелегалам». Греер и Суркин пишут:
      «Как это было и в прошлом, дешевый труд импортируется. Но в беспрецедентных масштабах этими тружениками являются сегодня нелегальные иммигранты, чей труд и условия жизни оказываются практически без защиты со стороны норм закона. Новые безработные и новые иммигранты, особенно нелегалы, демонстрируют, как приоритет прибыли в американской экономической жизни продолжает сохранять спрос на обнищавших рабочих» .
      Перейдем от экономических категорий к моральным. Согласимся, что рабочему, которому грозит депортация, стоит только хозяину захотеть, трудно пользоваться своими «правами человека».
      Еще до того, как эти «права» вошли в политическую моду при администрации президента Джеймса Картера, его предшественник Джеральд Форд назначил специальную комиссию для изучения вопроса. Ее вывод:
      «Люди, живущие на подпольном положении, не могут быть учтены для целей планирования или выделения финансовых средств; они не могут быть защищены от произвола на работе или со стороны домовладельца; от болезней и преступников; их дети могут оказаться вне школы; они лишены возможности или опасаются заявлять о своих политических или юридических правах» .
      Некоторые наблюдатели опасаются появления «людей низшего класса», которые могут стать проблемой «гражданских прав в 80-е годы». В то время как сами иммигранты становятся жертвами эксплуатации, поясняют эти наблюдатели свою мысль, их дети могут вырасти «агитаторами за лучшую жизнь».
      На «нелегалов» любопытно взглянуть в плане модных в США разговоров о правах человека. Фактически создается еще одна категория «граждан второго сорта». Им разрешается работать, но они лишены прав по социальному обеспечению. Они не могут пригласить к себе жен и детей из Мексики, что нарушает принцип воссоединения семей.
      Время от времени делаются попытки найти какое-то законодательное решение вопроса. В 1983 году обсуждался законопроект Симпсона — Маззоли, названный так по имени его авторов, сенатора Алана Симпсона и члена палаты представителей Рамона Маззоли. Он предусматривал санкции в отношении предпринимателей, нанимающих рабочих без соответствующих документов. С другой стороны, законопроект предусматривал выдачу «нелегалам» прав на жительство, временных или постоянных, если они уже прожили в США определенный период времени.
      Препятствием на сей раз оказалась широко распространенная практика подделки документов, прежде всего свидетельства о рождении. На его основе можно потом получить карточку социального обеспечения.
      Некоторые специалисты считают, что избавиться от нынешнего хаоса можно будет, только проведя общенациональную замену — после проверки — карточек социального обеспечения.
      Журнал «Форчун», выражающий интересы большого бизнеса, предсказывает: «Будущее иммигрантского труда в Соединенных Штатах выглядит великолепно. Вопрос лишь в том, будет ли его наличие в нашей стране санкционировано законом, и если да, то каким этот закон будет» .
      Итак, мы довольно подробно познакомились с всего лишь одной, впрочем значительной, группой населения, для которой проблемы общества потребления кажутся весьма далекими, поскольку попросту жить не на что. Имеются другие подобные группы. Богатый американский капитализм нуждается в бедняках и отверженных. Познакомьтесь, как решает эту тему фельетонист Расселл Бейкер:
      «Всякое общество нуждается в обилии неимущих (уточним: всякое капиталистическое общество. — Г. Г.),и американская модель — не исключение. А раз нам нужно обилие неимущих, кто-то просто должен стать жертвой дискриминации. Быть жертвой дискриминации неприятно, но такова уважаемая американская традиция. Всегда существовали классы, выполнявшие трудную обязанность быть жертвами дискриминации… Никто не задается вопросом, почему стране нужна дискриминация. Он завел бы нас в опасные воды. Ведь если б у нас было достаточно рабочих мест, чтобы поглотить все таланты нации, и достаточно школ, чтобы удовлетворить тягу людей к знаниям, необходимость в дискриминации отпала бы. Но совершенно очевидно, что рабочих мест и школ у нас не хватает. Некоторые утверждают, что мы и не можем себе такого позволить: попытки в этом направлении разрушили бы систему, которая в конце концов неплохо функционирует. А раз так, раз обилие неимущих является экономической необходимостью, значит, существование жертв дискриминации является жизненно важной частью системы…»
      Перейдем теперь на другую сторону американской социальной улицы. «Богатые не похожи на нас с вами», — приводит Эрнест Хемингуэй цитату из произведения Скотта Фицджеральда в своем рассказе «Снега Килиманджаро». «И кто-то сказал Фицджеральду: «Правильно, у них денег больше» .
      А в остальном богатые — те же люди. Самые богатые стараются вести себя скромно, их имена мало известны. Нынешнее американское богатство любит мимикрию, обожает сливаться с окружающей средой. Так социально безопаснее.
      В период становления американского капитализма было иначе. Бароны-грабители кичились своим богатством. В доме-музее одного из них в заброшенном ныне «городе-призраке» Вирджиния-сити в штате Невада можно увидеть целый склад самых дорогих для того времени вещей. Аналогичный дом-музей Генри Моррисона Флагера в Палм-бич во Флориде окунает посетителя в американскую роскошь начала века. Это беломраморный дворец с музыкальной комнатой, танцевальным залом, гостиными, с хозяйскими покоями, включая «утреннюю комнату» для завтрака на хрустале среди шелковых обоев. Рядом с дворцом выставлен личный железнодорожный вагон, в котором передвигался хозяин. Флагер, скончавшийся в 1913 году, вместе с более известным предпринимателем Джоном Рокфеллером основал компанию «Стандард ойл».
      Такого рода дворцов, превращенных теперь в музеи, в стране много. Одно только семейство Вандербильдов оставило их несколько. Однако посетителей там мало. Доходы от продажи входных билетов наверняка не покрывают эксплуатационных расходов. Стремление наследников выставить напоказ богатство своих предков не вызывает встречного желания публики разглядывать безвкусицу разбогатевших, но культурно нищих людей, стремившихся скопировать сразу все, от древнегреческих ваз до мебели в стиле Людовика XIV.

      Это так называемое показное потребление было подробно описано еще в конце прошлого века в книге экономиста Торстена Веблена «Теория праздного класса». Он резко критически описал нравы тогдашних богачей, соперничавших друг с другом в роскоши.
      Конечно, и теперь где-нибудь в Беверли хиллс, районе особняков Лос-Анджелеса, сосед может пожелать «переплюнуть» соседа по экстравагантности расходов. И сейчас еще существуют улицы, вроде улицы Родео в Лос-Анджелесе или Уорс-стрит в Палм-бич, где магазины рассчитаны на очень и очень богатых людей. Как-то местная газета в Палм-бич опубликовала «открытое письмо г-ну Герасимову», в котором утверждалось, будто в нашей стране члены партии находятся в привилегированном положении, а вот в Америке, дескать, все равны. Я ответил, что именно в Америке все привилегии принадлежат «членам партии» — «партии» богачей, останавливающихся в Палм-бич в умопомрачительно роскошном отеле «Брейкерс» и покупающих туфли из крокодиловой кожи у «Гуччи» на Уорс-стрит.
      Сколько таких? Миллионеров в Америке — не миллионы. Но тысяч двести или около того наберется…
      Вот три самых высокооплачиваемых бизнесмена, по данным на 1976 год:
      Генри Форд и Ли Иококка, руководители компании «Форд». Зарплата у каждого была 25 тысяч долларов в месяц. К ней надо добавить так называемые «бонус», как бы «премиальные» в размере 610 тысяч долларов в год. Итого — почти миллион долларов в год. Сейчас Иококка руководит другой компанией.
      Их обоих несколько опередил президент компании «Дженерал моторс» Томас Мерфи, для которого соответствующие цифры составляют: 325 000+625 000= = 950 000.
      Президент Соединенных Штатов получает значительно меньше, 200 тысяч долларов в год без «премиальных». Впрочем, ему покрывают все транспортные расходы, он бесплатно пользуется ведомственной жилплощадью в центре столицы, известной под названием Белый дом.
      За что так много платят бизнесменам? Считается, что они обладают редчайшим из талантов, талантом организатора. Они, бывает, меняют руководящие кресла от компании к компании и от корпорации к корпорации. Например, Ли Иококка руководил компанией «Форд», а затем стал руководить компанией-конкурентом «Крайслер», сумев вытащить ее из долговой ямы, в которую она попала в начале 80-х годов. Насколько их порой ценят, можно судить по практике их страхования корпорациями, когда в случае если она теряет такого «ключевого человека», то получает в порядке компенсации солидную страховую сумму. Сами же бизнесмены, заключая контракт на руководящую должность, оговаривают, помимо зарплаты, множество дополнительных выплат и льгот, начиная со льготных условий приобретения акций данной компании.

      Например, бизнесмен Роберт Суслов согласился на пять лет возглавлять сеть дорогих универмагов «Сакс фифс авеню» на следующих условиях: зарплата 275 тысяч долларов в год, единовременные «подъемные» в размере годовой зарплаты, выплаты в течение десяти лет после окончания срока контракта в размере 75 тысяч долларов в год и другие «мелочи».
      Майкл Бержерак, которого пригласили возглавить косметическую фирму «Ревлон», продал себя подороже: оклад 325 тысяч долларов в год, а «подъемные» — полтора миллиона.
      Допустим, что Иококка, Форд и Бержерак — гении организации. Даже в этом случае может ли один человек зарабатывать за день столько, сколько другой не заработает и за год? Конечно же, никакого принципа оплаты по труду здесь нет.