Хотя фермеры здесь и раньше вставали и ложились ближе к восходу и заходу солнца, чем городские жители Восточного побережья, именно телевизор навязал Среднему Западу свой ритм. Из-за разницы во времени в один час прямые передачи из Нью-Йорка принимались там на час раньше, например, основные 7-часовые новости — в 6 часов вечера, а утренние начинались в 6 часов по местному времени, когда в Нью-Йорке было 7 часов. Соответственно жители штатов Среднего Запада стали ужинать раньше, ложиться спать раньше, вставать раньше, чем в те времена, когда телевизора еще не было.
Для Калифорнии и Западного побережья, где разница во времени составляет уже три часа, передают видеозапись.
Телевизор изменил многие привычки и меняет людские характеры. Одной из его жертв оказался кинопрокат. Новые кинотеатры в стране не строятся, нет потребности, старые закрываются. В 1945 году, период расцвета Голливуда, в неделю кинотеатры посещало 90 миллионов зрителей, практически каждый, если вычесть детей и тех, кто по разным причинам не мог. Сейчас население возросло на 60 процентов, а число посетителей кинотеатров сократилось вдвое — до 45 миллионов зрителей в неделю.
Уже начинают предпочитать телеэкран настоящей жизни, например, многие болельщики, считающие, что в телевизор увидишь больше. Кроме того, критические моменты, например, когда забивают гол, на экране повторяются в замедленном темпе, давая возможность посмаковать детали.
Кто смотрит телевизор? Телевизоры имеются у 73 млн. семей, или у 97% всех семей США. Около 45% всех семей имеют более одного телевизора. 77% всех телевизоров — цветные. Среди смотрящих: взрослые женщины проводят перед телевизором в среднем 30 часов 14 минут в неделю. Дети в возрасте от 2 до 11 лет — 25 часов 38 минут. Взрослые мужчины — 24 часа 25 минут в неделю. Подростки от 12 до 17 лет — 22 часа 36 минут
Писатель Жерзи Козински проделал такой эксперимент в первом классе местной школы. В классе установили телекамеры и телевизоры, так что учителя можно было видеть и «в натуре», и на экранах у стен. Неожиданно в класс ворвались хулиганы, затеяв с Козински спор и драку. Так было условлено, но школьники об этом не знали. Дополнительные скрытые камеры зафиксировали их реакцию: никто не стал протестовать и лишь единицы наблюдали действительно происходящее. Остальные повернулись к телевизионным экранам, где было «лучше видно».
Постоянное общение с телевизором нередко становится врагом человеческого общения. Автор одного из фельетонов рассказывал, как только при «затемнении», когда внезапно погас свет — и телеэкран — в результате аварии на электростанции, глава семейства узнал, что вокруг него происходит: дочь собирается замуж, сын отбился от рук, жена уходит и т. п. В другом фельетоне жена тщетно пытается отвлечь мужа от телевизора, когда угоняют их автомашину, когда сын приезжает на побывку из армии, когда у дочери появляется внебрачный ребенок… Для укрепления семьи журналист Роберт Мейер совершенно серьезно предложил «запретить законом все телевизионные передачи в Соединенных Штатах каждый вечер на время от 60 до 90 минут сразу после передачи вечерних последних известий… Члены семьи смогут собраться после ужина и поговорить друг с другом»
.
О том, что это не праздные надежды, говорит такой факт: «В 1975 году в Вашингтоне акушеры объявили о скачке числа рождений через 9 месяцев после окончания телетрансляций заседаний комиссии по Уотергейтскому делу»
. Пока шли эти заседания, вызвавшие всеобщий интерес, семейная жизнь явно прозябала.
Порой единственная возможность обратить на себя внимание в семье — подойти и выключить телевизор.
В стране около тысячи телевизионных компаний, из них свыше 600 объединены вокруг трех ведущих гигантов: «Коламбиа бродкастинг систем» (Си-би-эс), «Нешнл бродкастинг корпорейшн» (Эн-би-си) и «Американ бродкастинг корпорейшн» (Эй-би-си). Казалось бы, выбор на любой вкус. Но два совпадения: в одно и та же время по всем или почти по всем каналам идут передачи одного жанра и в принципе зрителю говорится и показывается одно и то же. В общем, как пишет Даниель Бурстин, директор Национального музея истории и техники в Вашингтоне, «телевидение завоевало страну со скоростью блицкрига и добилось ее безоговорочной капитуляции»
.
С точки зрения времени, которое на него тратят, телевидение стало основным продуктом потребления в американском обществе потребления. Что же там, на экране? Рассказывает редактор журнала «Нешнл лампун»:
«Я увидел передачи-игры — вульгарные, безвкусные, отвратительные и даже неприличные в своей продажности.
Я увидел «ситуационные комедии», где нет ни ситуаций, ни комедийности. Я не смог бы смеяться, даже если бы мне хорошо заплатили.
Я увидел драмы, от которых несло бездушным насилием и кричащей безвкусицей, с диалогом, напоминающим разговор двух горилл в зоопарке. Я видел телевизионные беседы, где ни один из участников не поднимался выше уровня четырехлетнего младенца.
И буквально каждые пять минут эта околесица прерывалась рекламой — настолько безмозглой, настолько пустой, что я был уверен, что это пародии.
Вот до чего дошло телевидение. Оно напоминало мне пустошь, населенную людьми без ума и сердца. Телевидение — не искусство и не развлечение. Это товар в упаковке, совершенно такой же, как рекламируемые им мыло или деодоранты»
.
Таких гневных высказываний можно привести очень много. Ругань в адрес телевидения — одна из постоянных тем бесед. Публикуется множество критических книг об «электронном зеркале», «телециклопе», «телевизилите».
Но речь идет только о роли американского телевидения в обществе потребления.
В начале телевизионной эры, в 1938 году, критик Е. Уйат написал часто вспоминаемую фразу: «Телевидение станет испытанием для современного мира, и в этой новой возможности заглянуть дальше собственного взора мы откроем для себя невыносимые нарушения спокойствия, или спасительную радугу в небе»
.
Американское телевидение пошло по первому пути. Впрочем, выбора не было, поскольку ему так на его социальном роду было написано. Техническая природа этого рукотворного чуда тут ни при чем. Дело в социальной природе общества. В этом отношении телевидение разделяет судьбу многих других изобретений и открытий. Сама по себе передача изображений на расстояние политически и морально нейтральна. Ответственность за качество этих изображений и характер их воздействия на зрителя падает не на телебашни и не на антенны, а на создателей программ. Это элементарно. Тем не менее в Америке довольно часто склонны ругать телевидение как таковое.
Мы в самом деле испортили отпуск. Однажды мы провели ночь в мотеле без телевизора!
Более вдумчивые критики подчеркивают коммерческий характер американского телевидения. Его цель— торговать, а не просвещать. Другая цель — манипулировать сознанием, а не информировать. Фрэнк Манкиевцч и Джоель Свердлов в книге «Дистанционное управление: телевидение и манипулирование американской жизнью» пишут:
«Люди, пользующиеся этим новым голосом, не пытаются нас информировать, инструктировать или развлекать. Их целью не является шокировать нас или разжигать наше воображение с помощью насилия и секса… Это национальное средство связи не является в конечном счете способом донесения до зрителей новостей или способом развлечь миллионы американцев комедией, драмой, музыкой или способом чему-то обучить и расширить их знания. Нет, это самый прибыльный из всех придуманных метод мобилизации аудитории для рекламодателей, которые затем передают свои коммерческие послания».
В частности, отмечают авторы, «детей учат, учат и еще раз учат тому, что путь к счастью лежит через обладание товарами»
.
Американские телевизионные корпорации составляют одну из самых процветающих отраслей бизнеса. Торгуют они временем: по закону разрешается продавать на передачу рекламы до 12 минут времени из каждых шестидесяти. Например, в программах новостей, занимающих полчаса особенно ценного времени, поскольку их смотрит широкая аудитория, на собственно новости остается 22 минуты.
Перебивка новостей или вообще действия, происходящего на экране, сначала удивляет и поражает отсутствием такта и уважения. В новостях, например, нередки грустные кадры. И вот кому-то отдают последние почести или на экране голодные дети из какой-либо развивающейся страны, а затем сразу вслед — бойкая реклама женского исподнего.
Но американцы привыкли. Ведь подтверждает же своим авторитетом уже упоминавшийся Николас Джонсон в книге «Как реагировать на телевизор»: «В целом телевидение сегодня отдано фактически на откуп частным корпорациям. Для них это обычный бизнес, цель которого — максимальное извлечение прибыли»
. Снова проблема соотношения бизнеса и совести, решаемая в пользу бизнеса.
Есть у коммерческих телевизионных объявлений опасная психологическая черта: появляясь на том же экране, реклама совмещается в сознании с другими передачами. Цель рекламы — заставить зрителя поверить в чудесные качества данного автомобиля, именно этой туалетной бумаги, конкретной марки пива. Поверив, зритель начинает верить и другим передачам. Многие, например, одной ногой живут в искусственном мире «мыльных опер». Они выписывают специальный журнал «Соуп опера дайджест», чтобы внимательнее следить за жизнью персонажей бесконечных серий «Все мои дети», «Когда вращается мир», «Дни нашей жизни», «На краю ночи» и т. п. В них рассказывается об обыденной американской жизни с ее браками, изменами, болезнями, психозами, изредка даже социальными проблемами вроде безработицы. Серии эти были первоначально рассчитаны на сентиментальных домохозяек и придуманы для заполнения вроде бы пустовавшего дневного времени. Название свое они получили по названию главного товара, рекламировавшегося в это время с учетом аудитории. Серии эти пришлись по вкусу не только домохозяйкам, но также студентам и другим социальным группам. Верные зрители серий считают их персонажей живыми людьми, забрасывают телестанции советами, мнениями, протестами, хотя, конечно, знают, что все это придумано и служит все тем же меркантильным целям.
Качество «мыльных опер» по сравнению с хорошей драмой — такое же, как уровень бульварной литературы, рассчитанной на неразвитый вкус или его отсутствие, по сравнению с классикой.
Руководители американского бизнеса утверждают, что показывают зрителю именно то, что он хочет. На самом деле его желания во многом определяются характером телевизионных передач.
Ведущий сценарист «мыльных опер» — Норман Лир. Он объясняет:
«Я не встречал такого, что было бы слишком хорошим для американцев или бы поднималось столь высоко над ними, что они не могли бы этого понять, если б им дали шанс. Если бы телевизионное руководство взяло на себя часть ответственности руководства, оно могло бы дать зрителю возможность познакомиться с Чеховым. В интересах своих зрителей все три телекорпорации могли бы встретиться и договориться о времени: итак, в 9 часов вы показываете Чехова, мы — Шоу, а вы — Ибсена. На следующей неделе я займусь Мольером, вы — Расином, а они — Шиллером. И если б этот эксперимент проводился года три по два часа раз или два в неделю, я уверен, что американский зритель выбрал бы потом одну из трех пьес, а не стал бы глазеть на повторный показ серии «Я люблю Люси».
Но повышение культурного уровня аудитории не входит в задачи телебизнеса. Со вкусами попроще ему проще. И полезнее с политической точки зрения. Вот мнение советского специалиста о классовой цели американского буржуазного телевидения, этой «жевательной резинки для глаз», превращающейся в основной продукт пищи духовной:
«Как бы погерметичнее замкнуть массы телезрителей в кругу пошлых потребительских интересов и соответствующего им потребительского мировоззрения, с тем чтобы резко снизить их социальную восприимчивость, их способность видеть действительность в истинном свете, восставая против социальных несправедливостей современной Америки и отвергая взращенный в податливых душах благополучный мещанский изоляционизм… Антенны телевизоров — это социальные громоотводы, это неусыпные стражи большого бизнеса, монополистического истеблишмента Соединенных Штатов»
.
Конечно, бывают на американском телеэкране и высокохудожественные, и острые политические передачи, особенно по каналам «Паблик бродкастинг систем» (Пи-би-эс). Массовый зритель эти каналы не включает и не они формируют массовое потребительское сознание.
В формировании этого сознания значительная роль отводится двум компонентам: насилию и сексу.
Так телекомпания Эн-би-си рекламировала свои спортивные программы
Во всех пьесах Уильяма Шекспира 54 акта насилия — столько же, сколько в трех, порой в двух вечерах, проведенных у американского телевизора.
О проблеме насилия на американском телеэкране сказано неимоверно много — а насилие и ныне там.
Еще после убийства президента Джона Кеннеди и борца за гражданские права Мартина Лютера Кинга Национальная комиссия по причинам и предотвращению насилия в своем докладе записала:
«Нас глубоко тревожит постоянный показ насилия по телевидению — и не в плане подлинной попытки средствами искусства отобразить жизнь, а в плане потворства интереса зрителя к насилию, который само телевидение поощряет… Большинство имеющихся исследований и свидетельств указывает на то, что насилие в телевизионных программах может оказывать и оказывает отрицательное влияние на аудиторию, особенно на детскую»
.
Национальная ассоциация за улучшение телепередач подсчитала: дети с 5 до 15 лет в среднем видят по телевидению 13 400 насильственных смертей. Повторяя друг друга и подсказку здравого смысла, социологи в ходе исследований приходят к выводу: чем больше ребенок видит насилия, тем больше он сам склонен прибегать к нему. Вот, например, еще один вывод: «Комиссия считает, что чрезмерно большое количество передач, посвященных преступлениям, насилию и жестокости, может способствовать и способствует распространению среди молодежи таких понятий и поступков, которые расчищают дорогу преступности среди малолетних»
.
В американской печати периодически появляются сообщения, подтверждающие причинно-следственную связь преступления и телепередачи. Однажды, например, шел телефильм «Роковой рейс». В нем преступник подложил в пассажирский авиалайнер бомбу с взрывателем, автоматически приходящим в действие при снижении самолета до определенной высоты. Преступник требовал крупного выкупа, самолет летал по кругу, на экране развертывались полные драматизма события, рекламодатели были довольны широкой телевизионной аудиторией.
На следующие сутки было четыре попытки вымогательств по телефону в полном соответствии с увиденным на экране, на следующей неделе — еще восемь попыток. Федеральное агентство авиации официально осудило показ фильма. Но еще до показа, руководствуясь рекламными анонсами, против его демонстрации выступила Ассоциация пилотов гражданской авиации. Хозяева фильма — компания Эн-би-си — игнорировала их протест. Потом фильм показывали во Франции и в Австралии, и в обеих странах находились люди, пожелавшие воспользоваться предлагавшимися в нем преступными рецептами. Сам автор сюжета Род Стерлинг в итоге признал, что «бесконечно сожалеет», что написал этот сценарий.
Дети особенно склонны имитировать увиденное. И вот газеты сообщают, как две девочки задушили семилетнего мальчика, заманив его на чердак, совсем так, как это выглядело на экране. На вопрос о причине своего поступка ответили: хотели посмотреть, как выглядит смерть.
В самом деле, как? На телеэкране она всегда чистенькая, синтетическая, быстрая. Для щекотания нервов до конца надо сходить в кино, скажем, на фильм «Снафф».
Там юноша хватает длинный охотничий нож… Кровь бьет фонтаном. Нож уходит глубже и глубже…
В печати и по телевидению шли споры, снято ли в нем настоящее убийство, или это шедевр специальных съемок. Лица, имевшие отношение к фильму, но пожелавшие остаться неизвестными, заявляли, что все было «по-настоящему», убили проститутку, приглашенную на рядовые съемки обычного порнографического фильма.
В этом из ряда вон выходящем примере шокирует не только само возможное убийство, но — что даже сильнее — и «поиск истины» в печати и по телевидению вместо нормального человеческого возмущения, что такое можно вообще показывать в цивилизованном обществе.
Оказывается, можно, потому что прибыльно. В самом деле, рассуждает обыватель, раз уж кого-то зарезали, может быть, потратить пять долларов на билет и посмотреть, как это выглядит…
Как ни парадоксально, но такой ужас в американских условиях, возможно, даже полезен, поскольку, как только что отмечалось, смерть на телеэкране до привлекательности прибранная, почти домашняя.
Равным образом сцены изнасилования порой преподносятся даже привлекательно, как бы с точки зрения насильника, а не его жертвы. Психическая травма, наносимая жертве, затушевывается.
Тед Карпентер в сборнике «Книга телевидения» констатирует общеизвестное: «Хотя из года в год общественность протестует и нет конца тревожным итогам исследований последствий насилия на телеэкране, в ответ хозяева передач лишь изредка ухом поводят»
.
Люди гибнут на экране, как если б они были оловянными солдатиками в детской игре. У телекомпаний есть объяснение: дескать, зрители не хотят рассматривать подробности агоний, особенно если это отталкивающие подробности. Скорее всего компании просто боятся потерять зрителя. Ведь садисты все же среди зрителей в меньшинстве.
Еще одно социально важное последствие процветания насилия на американском телеэкране — превращение его в глазах зрителей в универсальный ответ на любую проблему, во всеобщую отмычку. Еще в докладе Национальной комиссии по причинам и предотвращению насилия отмечалось, что телепередачи «создают у зрителя впечатление, что насилие, используемое как средство разрешения конфликтов или как средство достижения личных целей, является господствующей характеристикой жизни»
.
Кулак, нож, пистолет оказываются более эффективными, чем поиск правоты или обращение к логике и разуму. Вот что пишут Ф. Манкиевич и Дж. Свердлов:
«Почти любая телевизионная программа строится по одной и той же схеме. Ставится проблема. Это может быть угон скота, убийство главаря мафии, похищение, дело о наркотиках или невозможность для юноши заполучить собственный автомобиль. Проблема усугубляется, действие запутывается, но к концу передачи проблема решается. Преступник убит или ранен, в крайнем случае пойман после погони с насилием и дракой, добро торжествует, наркоманы излечены, а семья решает, что юноша может иметь автомобиль. Центральным событием, почти без исключения, является действие, включающее тот или иной вид насилия, внезапного, иногда длительного. Обычно способ решения проблемы включает использование пистолета или другого смертельного оружия»
.
Сила как аргумент, арбитр и судья, в силе — право — эти идеи несут в Америке налет исторической традиции. Тут бытует и поговорка, что насилие — столь же американская вещь, как и пирог с вишней.
Хорошо известна также и ставка на силу в американской внешней политике.
— Зачем мне с тобой спорить, если я просто могу тебя пристрелить?
Эта сентенция — из телепрограммы «Насилие в Америке», показанной в 1977 году компанией Эн-би-си и сделавшей немало шума.
На экране — географические контуры Соединенных Штатов, разрубленные топором. Ведущий Эдвин Ньюмен говорит:
— Насилие проникло во все поры общества. У нас самый высокий уровень преступности во всем западном мире. Во всей Японии за год совершается меньше убийств, чем только в одном Нью-Йорке. Почему мы такие насильники?
Ньюмен обращается к мнению психоаналитика Зигмунда Фрейда, утверждавшего, будто агрессивность заложена в человеческой природе. Но вот, оказывается, в Венесуэле живут совершенно мирные племена. И далее по ходу трех передач этой программы зритель убеждается, что причины насилия — в характере общества, отягощенного к тому же такими историческими традициями, как беззаконие дикого Запада и рабство черных, а также истребление индейцев.
На экране — сцена в морге Детройта. Ведущий комментирует: если общество отвергает людей, они обращаются к насилию. Безработица, плохие жилищные условия, нищета, безнадежность.
Дает интервью молодая пуэрториканка, живущая в Южном Бронксе:
— Первое, чему я научу свою дочурку, это умению драться.
Видный психиатр говорит:
— Насилие — качество приобретенное. Особенно много преступников выходит из семей, где царят разлад и насилие, где детей унижают и избивают.
Заслуга в создании этой честной передачи принадлежит Ньюмену, и она явилась отрадным исключением. Однако компания Эн-би-си имела затруднения с поиском рекламодателей, которые были бы готовы оплатить эту передачу. Ее даже пришлось на неделю отложить, что на американском телевидении весьма редко.
Американское теленасилие стало важной статьей экспорта. Телесерии «Кэннон», «Кунг Фу», «Бонанза» знакомы жителям Мадрида или Бейрута не меньше, чем жителям Миннеаполиса или Сиэттла. Американское общество навязывает свои культурные «ценности» остальному миру.
Разгул насилия на американском телеэкране и в самой жизни можно объяснить и тем, что власть имущим выгоднее, чтобы люди грызли друг друга, а строй, мешающий им стать людьми, не трогали. Но насилие — обоюдоострое оружие. Натравливая людей друг на друга, столпы общества сами, бывает, становятся жертвами поощряемого ими насилия, от которого им не удается защититься никакими телохранителями. Американцы, конечно же, каждый лично для себя—против насилия, но, как они всегда были любезно готовы рассеять мое недоумение, мол, насилие и связанные с ним неприятности — своеобразная «плата» за ту безграничную «свободу», которую они ни на что не променяют Дополнительные издержки…
Люди ко многому привыкают. «Меня грабили столько-то раз», — сообщает американец тоном, каким говорят: «Я часто гриппую». Один мой знакомый профессор, ставший жертвой ограбления чуть ли не в центре Ньюарка, сожалел не столько о самом этом событии, сколько о грубости грабителей, заставивших его лечь лицом к земле, а также о потере памятных часов, которые он получил как участник Всемирного конгресса миролюбивых сил в Москве…
Как-то известный телевизионный обозреватель компании Эн-би-си Джон Чанселлор опрашивал малолетних преступников. Одного из них — грабителя и убийцу — Чанселлор спросил:
— Что ты чувствовал, когда убивал человека, и что ты чувствовал потом?
— Ничего, — равнодушно ответил этот парень.
— Ничего? — удивился Чанселлор.
— В самом деле ничего. Это как если б все происходило не по-настоящему, а на телеэкране.
Журналист Уилсон Брайан Кей в книге «Сексплуатация в средствах массовой информации» обобщает:
«Никто еще ничего не сделал, чтобы уменьшить уровень насилия, разве что временами увеличивают численность полиции, что часто ведет к росту насилия. И никто ничего не собирается делать, разве что поддержать очередное из бесконечных исследований, которые призваны успокоить общественность на некоторое время или же ее запугать. В действительности же ответ на вопрос о причинах насилия в Америке совсем прост: американцы превратили насилие в одно из самых прибыльных дел. Насилие — хлеб насущный всех средств массовой информации, столь же ядовитый, как и секс, если не больше. Секс и насилие выступают в обнимку в кино, на телевидении, в музыке, всюду»
. В последнее время, уступая наконец-то нажиму из Вашингтона, телекомпании договорились между собой о введении с 7 до 9 часов вечера так называемого «семейного часа», фактически двух часов, и показывать в это время только такие программы, которые можно смотреть вместе всей семьей. Но, они тут же поспешили компенсировать уступку сгущенной порцией насилия на остаток вечера, так что его стали называть «часом убийств», открывающимся, как забег, выстрелом пистолета.
Жители города Атланты, столицы штата Джорджия, вышли с плакатами на улицы, протестуя против показа по телевидению секса и насилия
Все же за многие годы немало было сказано гневного о насилии на телеэкране, и, начиная приблизительно с 1978 года, следует отметить — возможно, с аптекарскими весами — некоторую деэскалацию американского теленасилия. Но она с лихвой компенсируется другим вариантом заманивания зрителя, так что «час убийств» уже предлагают переименовать в «сексочас».
Некоторые продюсеры считают насилие и секс двумя концами американского телевизионного коромысла: снижение показа насилия ведет к пропорциональному насыщению программ сексом. Как иначе удержать зрителя у телеэкрана и заставить его смотреть объявления, им, кажется, неведомо. И говорят, что на экране преобладают два цвета: красный (насилие) и голубой (секс).
Сохраняя пропорции и приоритеты, следует отметить, что здесь киноэкран по-прежнему далеко впереди. Между прочим, новые фильмы зачастую снимают в двух вариантах — для кинопроката и для возможной продажи на телевидение. Во втором варианте постельные сцены подаются в смягченных, пастельных тонах. Соответственно журнал «Ньюсуик» отмечал, что «по сравнению с тем, что доступно на киноэкране, сцене и в журнальном киоске, нынешний сексуальный видеоряд сугубо скромен».
Можно согласиться, что отношения между полами — существенная часть человеческих отношений и как таковая заслуживает внимания искусства, никогда не бывшего равнодушным к страстям человеческим. Но уровень, на котором американское телевидение решает данную тему, несомненно, несет обществу один вред. Журнал «Ньюсуик» переходит от перечня к жалобе:
«Вызывает беспокойство то обстоятельство, что обилие секса на телеэкране рассчитано на потакание похоти самым дешевым способом. С хихиканьем и ухмылкой новые телесерии бравируют своей смелостью подобно несовершеннолетним, сыплющим ругательствами на школьном дворе. В одном из самых смешных эпизодов передачи «Джеймс в 15 лет» младшая сестра Джеймса Сэнди сообщает, что наконец-то определила тему своего сочинения на свободную тему, заданного в школе. Тема, с энтузиазмом объявляет Сэнди, будет: «Любовь среди несовершеннолетних и как ее подавить, чтобы сохранить энергию для занятий спортом».
Даже самые крайние противники не собираются изгонять секс из телевидения. Но все большее число зрителей из всех слоев населения поднимают законный вопрос: когда телевидение ставит тему секса перед реальными сэнди, не разумно ли надеяться, что оно будет говорить на языке взрослых»
.
Время от времени последние барьеры падают и на телевидении. В 1974—1976 годах в Нью-Йорке в субботу после полуночи по каналу «джей» кабельного, т. е. проводного, телевидения, за который надо дополнительно платить, в программе «Полуночный блюз» показывали все совсем натурально. А также и ненатурально, причем продюсер проявлял явную склонность к садизму. Например, любил показывать, на ночь глядя, избиение голого мужчины изящной амазонкой в обтягивающем кожаном костюме, в ботфортах и с хлыстом.
Постановщик «Полуночного блюза» Аль Гольдштейн — ведущий порнограф страны, владелец самого грязного еженедельника, даже название которого у нас печатать не принято.
В заключение — о видео- «поветрии».
Видеомагнитофоны и кассеты к ним дешевеют и, повторяя историю «жестяной Лиззи», становятся предметом массового потребления. На видеокассеты записываются фильмы, и сам Голливуд начинает постепенно приходить к выводу, что главная прибыль теперь — не в пустующих кинотеатрах, а в тиражировании видеокассет с записями фильмов, не в кинопрокате, а в видеопрокате.
Кассеты можно как купить, так и взять на время на дом, как книгу из платной библиотеки.
Стоит ли добавлять, что частный характер видеокассет открыл еще один канал для любителей порнографии.
Сексландия
Тема секса в американской жизни заслуживает внимания не по причине ее изначальной пикантности, не для щекотания читателя, а потому, что бесстыжая коммерческая эксплуатация чувственных побуждений, могущих быть гуманно чистыми, но и непристойно грязными, является важной чертой общества потребления.
Коммерческую выгоду рекламодатели почувствовали здесь сразу. И в рекламе они беззастенчиво используют женские формы как прилавок, на котором раскладывают свои товары, унижая этим женское достоинство. Вот мнение по этому поводу газеты «Нью-Йорк таймс»:
«Коммерческие объявления по телевидению печально знамениты своей подразумевающейся связью между рекламируемым товаром и сексуальным удовлетворением. Автомобили превращаются в фаллические символы, и их, затаив дыхание, ласкают девушки сногсшибательных пропорций. Двое встречаются и влюбляются, распивая определенный сорт вина. Некоторые из коммерческих упражнений забавны. У большинства из них нет ни стыда, ни совести»
.
Но секс — не только коммерция. Это еще и идеология. Подобно тому, как секс мешал маленькой Сэнди заниматься спортом, так взрослых он отвлекает от политики, от общественных интересов, предлагая взамен приятный альковный мирок. Что власть имущим и нужно.
«Плейбой» появился, как с неба свалился, расталкивая традиционные иллюстрированные журналы «Кольерс», «Лук», «Лайф» и способствуя падению интереса к ним. Но теперь сам «Плейбой» теснят сильные конкуренты: «Хастлер» (т. е. «Нахал»), «Пентхауз» (квартира в небоскребе с выходом на крышу) и другие.
Формула успеха многомиллионного «Плейбоя» копируется этими эпигонами, а по части порнографии они идут дальше, до конца, так что теперь, на их фоне, «Плейбой» — легкий проказник. А формула успеха состоит из «джентльменского набора» — развлекательного чтива для отдыха и мечтаний с добавлением написанных на высоком профессиональном уровне статей на серьезные темы и рассказов известных писателей.