Неведомая страшная сила подняла Вадика Градобоева над землей, несколько раз подбросила, повертела так и сяк, но не уронила затем, как того можно было ожидать.
      Зажмурившийся Вадик вдруг неподвижно завис между небом и землей.
      — Феноменально! Восхитительно! Непревзойденный самородок! — ревел ему в уши сокрушительной силы бас.
      — Не щенка, поди, рассматриваете! — раздался где-то внизу и сбоку надтреснутый голос бандитской пенсионерки. — Мусенька, фас! Возьми его!
      Кудрявая болонка немедленно тявкнула. Получилось очень похоже на кряканье утки и ничуть не страшно.
      — Вы совершенно невоспитанный человек! — продолжала бандитка непререкаемым тоном.
      Вадику от страха даже не захотелось хотя бы взглянуть, с кем она там разговаривает. Да, по правде сказать, для этого пришлось бы открыть глаза, а никаких жизненных сил у Вадика больше не осталось.
      — Вы!… Вы!!!
      — Хорош экземплярчик! — рокотал незнакомый голос. — Хиловат, конечно, но зато какая реакция!
      — Вы!… Вы знаете, кто вы?! — завершила, наконец, фразу пенсионерка. — Вы сами не знаете, кто вы!
      — Настоящий мужчина, — блаженно промычал незнакомец, и было не очень понятно, кого он имеет в виду, себя или Вадика Градобоева.
      Именно в этот момент Вадик почувствовал, что уже не болтается бессмысленно в невесомости над землей, а стремительно переступая ногами, мчится в неизвестном ему направлении.
      Вадик ощутил под собой твердь. Какое-то время он касался ногами тротуара изредка: так бывает, когда, подплыв к берегу, пытаешься нащупать дно; а затем все чаще и чаще.
      После пятнадцати минут странного бега Вадик решился открыть глаза. Его тащил за собой, держа руку великанской ручищей, человек размером с бегемота, в пальто нараспашку.
      Гигант на ходу повернул к Вадику лицо и улыбнулся, ослепительно сверкнув невероятным количеством крупных золотых зубов.
      — А кляп? — напрямик спросил тогда Вадик.
      Все-таки в некоторой степени они были с этим человеком коллеги, только «бегемот» оказался более удачливым, вот и все.
      — Кляп? Какой кляп? — не понял гигант, золотая улыбка погасла.
      — Вас что, без подготовки забросили? — сочувственно предположил Вадик.
      — Хы-хы! — выдохнул агент.
      — Ясно, — тяжело вздохнул Вадик. — Про кляп и наручники теперь в детском саду знают! Грязная работа…
      — Мы-у! — с нескрываемой звериной радостью промычал «бегемот». — У-у!
      — Только учтите, выкупа за меня вы никакого не получите, — хмуро предупредил Вадик.
      Он и сам был поражен этой своей смелости и даже какой-то геройской наглости в разговоре с врагом.
      — У моих родителей не наберется, наверное, и трех килограммов чистого золота!
      — У-уа! — странный собеседник даже остановился на мгновение, и Вадик почувствовал под собой совершенно твердую и ровную почву.
      А затем снова взлетел в воздух. Человек-бегемот поднял его одной левой рукой, обдав густым табачным запахом, поднес ко рту…
      «Был с доблестью, отважно, геройски и честно съеден агентом иностранной разведки», — успел только подумать Вадик.
      Но бегемот просто жарко, по-женски чмокнул Вадика в щеку и запричитал на чистейшем русском языке:
      — Ты это… Ну! Ы-ы, угу! Золота хочешь, ага! Му-ы, эта правильно!… Осыплем, чего там!… Чемпионы мы, эта, понимаешь! Ыгы, угу! Из тебя, поросенок ты этакий, человека сделаем, понял, да?! Человеком стать хочешь, ага?!
      — Не знаю еще… — честно признался Вадик.
      — Зато я знаю! — бодро заявил вовсе не шпион, как вскоре выяснилось окончательно, а обычный чемпион мира. По боксу, в тяжелом весе.
      С этими правильными словами чемпион мира швырнул Вадики в подвал, где располагалось спортивное общество «Бурелом».
 
      Валерий Иванович Кириллов сидел в кресле, безучастно уставившись в одну точку. Автор даже решил было, что волшебник больше не слушает повесть. Но все оказалось не так.
      — Я опоздал, — одними губами прошептал Валерий Иванович. — Я безнадежно опоздал! Волшебство с Шариком можно было выправить, пустить в нужное русло. До известных пределов… Но после встречи Вадима с этим спортивным Бегемотом все пошло насмарку!
      Волшебник горестно опустил голову на грудь.

      Превращенный в Павла, Виктор Бубенцов не помчался догонять настоящего Витьку, хотя тот уже скрылся за домами. На ватных ногах он доплелся до скамейки и бессильно плюхнулся на нее.
      Не было у него мыслей, как же будет дальше и выпутается ли он вообще из этой нелепой и страшной истории. Совершенно не к месту ему пришла вдруг в голову ненужный, глупый, но очень назойливый вопрос: а ничему человеческую полноту называют «физическим недостатком», хотя ведь это очевидный «физический избыток»?
      Виктор сплюнул, энергично замотал головой… но вытрясти дурацкого вопроса не сумел. Хотя ему-то какое дело до толстяков, сам он был теперь тощим и даже костлявым!
      Тогда, с усилием заставляя себя думать о чем-нибудь другом, Виктор зажмурился и попробовал вспомнить глумливо улыбающуюся физиономию Банана. Но и из этого тоже ничего не вышло! Место Банана тут же заняло его собственное, то есть, вернее, уже Мошкинское лицо, противное, с криво дергающейся щекой.
      Несчастный мальчишка сдавил голову руками. Лицо Павла Мошкина не исчезло, но вдобавок возник еще непрошеный Тузик. Затем воображаемый Мошкин остался на месте, но Тузик вдруг пропал, а перед зажмуренными глазами замаячила понурая фигура Витьки Бубенцова.
      Мошкин протянул руку к этой фигуре, рука стала огромной и длинной, много больше самого Мошкина, а крепкие пальцы уже сложились, чтобы дать щелчок по Витькиному носу…
      Что-то сверкнуло, и великанская рука оказалась вдруг Витькиной, и лицо у воображаемого Павла стало Витькиным, и двое мальчишек как-то незаметно слились в одного. Это был Виктор Бубенцов! Витька ухмыльнулся и сам себе, изловчившись, влепил звонкий щелбан по носу!
      Павел Мошкин на скамейке даже подскочил от такого этого видения. То есть, а проклятые мысли опять вернулись к толстякам, полноте и тому подобному.
      — Вот, черт! — уже вслух ругнулся Павел, отчаянно тряся головой. — Еще говорят, надо, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно!
      И тут же решил: странная пословица! Ведь тесно обычно бывает тем, кого много, а просторно — если кого-то не очень много, даже мало! Что же выходит: больше слов, поменьше мыслей?!
      Вот после этого странного вывода голова Павла вдруг заработала как надо! То есть, думал этой головой Виктор Бубенцов, но мозги у Пашки Мошкина оказались правильными!
      Итак, настоящий Виктор Бубенцов в данный момент находится дома. Превращенный Витька, то есть, теперь Павел Мошкин, был уверен в этом: тот примчался домой, запер дверь на все замки и мечется сейчас по своей комнате!
      И с каждой минутой Витька все решительнее собирается бежать обратно в переулок и вступить в смертельный бой со своим обидчиком Павлом Мошкиным!
      Так было уже бессчетное число раз, уж ему, Павлу, ли не знать об этом!
      Но все порывы так и заканчивались в запертой квартире. В лучшем случае Витька в исступлении молотил подушку, нанося ей хлесткие разящие удары, и несчастная подушка была в эти смутные времена как раз Пашкой Мошкиным! Да, такое случалось… Ему ли не знать! Ведь жалкий Витька Бубенцов, один вид которого заставляет чувствовать зуд в кулаках, как говорится, был его «альтер эго».
      Эти два слова, «альтер эго», тоже очень древние, латинские. Только так говорят не врачи, а поэты и философы, люди, которые лучше других понимают человеческую душу. И означают эти слова — «второе я».
      — Как это — «второе я»? — спросит кто-нибудь. — Да разве ж так бывает?
      Может быть, имеется в виду врун какой-нибудь, у которого два «я»? Одним такой человек одно говорит, другим — совершенно противоположное? Да нет, все не так просто…
      Вот заглянул я сегодня утром в зеркало, а там какой-то хмурый невыспавшийся дядька. Вроде бы, мне-то какое дело, ну, кто-то не выспался как следует — и не выспался!… Может, настроение у него с вечера было плохое, может, по работе что-то не ладится?
      Э, нет! Ведь прекрасно же знаю: там, в зеркале, это я сам и есть, это мое точное отражение!
      И я немного улыбался перед зеркалом, подмигнул хмурому старому моему приятелю — и на душе сразу легче стало!
      Потом еще с соседским барбосом Тобиком во дворе поздоровался, а Тобик в ответ гавкать на меня не стал. Хотя вообще-то он всегда на всех почем зря лает! Вот вам и «альтер эго»! Сделал себе жизнь чуть лучше, причем без особых усилий!
      Да ведь не станешь же повсюду таскать с собой огромное зеркало из-за «эго» этого, верно?
      Еще труднее в душу к себе как бы со стороны заглянуть. То есть, не каждому такое удается…
 
      Коротко и отрывисто позвонив два раза, Павел был уверен, что из-за двери не спросят, кто пришел. Откроют сразу… Ну, не мгновенно, конечно, а как только Виктор Бубенцов приведет в порядок подушки.
      Потому что так, двумя отрывистыми звонками, сообщала о своем приходе… только мама.
      У Пашки сжалось сердце, но он даже не подумал, что прием этот, можно посчитать… скажем, предательством. Да нет же, ничего подобного!
      Глухо один за другим щелкнули три замка. Дверь приоткрылась, Павел рванул ее на себя и, не давая однокласснику в коридоре опомниться, пихнул его в грудь и сам ввалился в квартиру.
      — Что тебе надо? — завизжал по-девчоночьи толстяк. — Ты чего?
      Бедняга даже неумело попробовал вытолкать Павла, но тот был крепче и сильнее. Пашка легко закрыл за собой дверь, и теперь они стояли с Виктором против друга в полутемном коридоре.
      — Да вот пришел, — без угрозы в голосе произнес тот, который выглядел Павлом. — В гости зашел, мы же не договорили…
      _Павел сделал всего один шаг вперед. И сам удивился, с какой точностью повторилось то, что уже происходило здесь однажды! Когда он сам в отчаянии бросился на врага, который оказался… просто отражением в зеркале!
      Теперь Витька Бубенцов вдруг, зажмурив глаза, с отчаянным криком бросился на Павла! Он целил тому кулаком в лицо, но Пашка ловко увернулся, перехватил Витькину руку и мощным приемом бросил «противника» на ковер.
      — Ах ты, гад! — тут же вскочил Витька на ноги и еще раз атаковал обидчика.
      Это был уже совсем другой Виктор Бубенцов; не тот, жалкий и дрожащий, из переулочка.
      Павел, когда шел сюда, в родной свой дом, был уверен, что все случится именно так. Хотя, нет, конечно же, нет! Откуда было взяться такой уверенности. Он надеялся… на себя.
      Павел одно знал точно: для Витьки Бубенцова дом был просто последним рубежом, последним бастионом. У каждого человека в жизни есть такой рубеж, дальше которого отступать уже нельзя. Да и некуда.
      — Гад ты такой! — неожиданно Витька подхватил с маминого трельяжа какой-то флакон с духами и с этим грозным тяжелым оружием наперевес бросился на врага.
      Павел вновь повалил Виктора на ковер, уже не выпуская его, сгреб в охапку.
      — Я убью тебя! Я убью тебя, гад! — хрипел Витька, и рыхлое его тело дрожало от напряжения. — Я тебя убью!
      — Молодец! Правильно! — радостно шептал Павел, с великим трудом удерживая… получается, удерживая самого себя! — Так ему! Так!
      В жизни он не слышал еще ничего более приятного.
      — Послушай, Виктор, — наконец выкрикнул он в теплое, мягкое ухо. — Я не Павел Мошкин! То есть, я не совсем тот, на кого ты думаешь!
      В ответ Витька больно саданул его локтем в живот.
      — Ы-ый, — скривился Пашка от боли. Но продолжал:
      — Ты молодец! Какой удар, мне все это нравится! Только не умеешь драться!… Ничего, научим!…
      Витька задрыгал ногами.
      — Слушай внимательно! — закричал ему Павел в самое ухо. — На свете есть такое лекарство! От аппетита! Напрочь отбивает! Съешь килограмма полтора-два таких таблеток — и долго-долго есть совсем не хочется!
      Витька вытянулся и затих.
      Это был секрет, который на всем белом свете знал один только человек: он сам! Он изобрел это лекарство и никому-никому не рассказывал!
      — Понял теперь, кто я такой? — тяжело дыша, выдохнул его противник, слегка ослабив захват.
      — Нет, — глухо, в пол, отозвался Витька.
      Павел поднялся, отряхнул колени.
      — Сначала бы спросил, а потом дрался… — пробурчал он, но вдруг расхохотался:
      — А здорово ты меня… в живот!

      Выйдя из лифта, Клавдия Леонтьевна скинула теплые боты и, подхватив их одной рукой, другой прижала к себе болонку Мусю. Пенсионерка неслышно подкралась к двери собственной квартиры. Муська настороженно притихла, будто понимая, что происходит.
      Клавдия Леонтьевна затаила дыхание, наклонилась и прижалась ухом к холодному металлу замочной скважины.
      Из квартиры доносилось негромкое равномерное ширканье рубанка. Клавдия Леонтьевна застенчиво улыбнулась Муське, опустила собаку пол, с невероятной осторожностью снова обулась и только после этого коротко тренькнула звонком.
      К обеду Валерий Иванович заметно подрос: теперь это был уже не воробьиный человек, а хотя и маленького роста, но вполне нормальный старичок.
      — Вот! Вот что делает с человеком труд! — прокомментировала этот удивительный факт Клавдия Леонтьевна. — Труд возвеличивает! Стоило вам научиться работать рубанком — и есть результат! В перспективе же еще фуганок, стамеска, коловорот, наконец!…
      — Стоило мне хорошо пообедать, сразу вырос… — уныло парировал Валерий Иванович. — Знаете, сколько сил и энергии уходит на один перелет из Австралии?… Вот вы бы еще карамельки прикупили…
      Покорный воле Клавдии Леонтьевны и ее могущественного пальца, Валерий Иванович с утра осваивал столярные премудрости, и единственной формой протеста избрал постоянное брюзжание и ворчание.
      — Это инструмент, да? — бубнил он. — Что, вот таким рубанком можно победить Чудовище из Синей пещеры?
      — Таким рубанком очень хорошо обстругивать ножки для табуретки, получится гладко и красиво, — миролюбиво урезонивала волшебника Клавдия Леонтьевна. — Возможно, конечно, прибор этот называют фуганком, я точно не знаю… Вы же в этом деле теперь специалист!
      — Специалист, специалист! — продолжал раздраженно бурчать Валерий Иванович. — Видал я таких специалистов!
      Но стружка из-под его рубанка выходила все более длинной и тонкой, скручиваясь в элегантные колечки, что, по всей видимости, говорило как раз о растущем мастерстве. Пожалуй, именно так, похвалы и волшебникам небезразличны!
      — Такая работа меня раньше времени в гроб загонит, — жалобным голосом вещал волшебник Кириллов, уже почти в совершенстве овладев азами столярного дела.
      И, не переставая ширкать рубанком, сопел, терпеливо дожидаясь, что же возразит ему Клавдия Леонтьевна.
      — Что-то никого еще не загнала, — неаргументированно отвечала Клавдия Леонтьевна. — Я вот всю жизнь на ответственном трудовом участке провела — и ничего, живу до сих пор! На пенсию благополучно вышла! Вам-то, сударь, вам-то скоро ли на пенсию?
      Валерий Иванович тщательно обмерил со всех сторон заготовки, отчеркнул что-то карандашом и лишь после этого сообщил:
      — Нам, волшебникам, пенсия не положена! Потому как работ творческая!
      — Любая работа творческая! — нашлась и Клавдия Леонтьевна. — Такого, бывало, навытворяют!
      — Ну, уж?! — позволил себе усомниться волшебник. И зловеще пообещал:
      — От своей любимой работы я если бы и сделался когда-нибудь инвалидом, то, разумеется, умственного труда! А здесь самым что ни на есть натуральным стану! Безруким и поцарапанным!
      — А пальцем в небо не хотите! — пустила тогда в ход свой самый сильный и надежный аргумент пенсионерка.
      Больше Валерий Иванович не проронил ни слова. То есть не то чтобы он вообще умолк. Нет, он усердно сопел, пыхтел и изредка произносил что-то вроде: «Бу-бу-бу».
      А на «бу-бу-бу» отвечать можно разве что тоже «бу-бу-бу», но до этого Клавдия Леонтьевна никогда в жизни не опустилась бы.
      — Хотя бы на старости лет да человеком станете, плохо разве? — резонно заметила Клавдия Леонтьевна, когда пленный волшебник, слегка устав, перестал бубнить.
      — А я кто, не человек, что ли?! — обиделся волшебник.
      Как раз этот самый вопрос страшно, просто до ужаса интересовал Клавдию Леонтьевну. Это ж любой встречный может сказать: «Что я, не человек?!» Сказать нетрудно!
      А вы — человек вообще-то? М-да…
      Валерий Иванович создал к тому времени кособокую табуретку, осторожно присесть на которую решился бы, наверное, только самый отчаянный каскадер.
      — Валерий Иванович, — подчеркнуто безразличным тоном начала Клавдия Леонтьевна. — Я вот давно хочу у вас спросить…
      — М-мы… — ободряюще промычал волшебник.
      — С какой вы планеты, если это, конечно, секрет?
      — Не секрет… — Валерий Иванович оторвался от почти готовой первой своей табуретки. — С планеты Земля…
      — Скрываете, — понимающе кивнула Клавдия Леонтьевна. — Ну что ж…
      — Да ничего я не скрываю! — в который раз обиделся старый волшебник.
      — Я понимаю, понимаю, не надо оправдываться… Служба у вас такая, — Клавдия Леонтьевна постаралась сделать вид, что ей это ничуточки не интересно, ну совсем ничуточки! У меня у самой троюродный племянник в милиции работает! — неожиданно даже для себя самой закончила она.
      — При чем тут милиция?! — изумился странной логике собеседницы чародей. — Я в Шутихинске родился, здесь вырос и всю жизнь живу! В школе № 23 лет сорок проучился!
      — Ладно вам, Валерий Иванович, — скорбно поджала губы настойчивая пенсионерка. — Я ведь понимаю, не маленькая… В Макаркино, к примеру, вы станете всем говорить, будто макаркинский вы… И что закончили тамошнюю школу №23…
      — Я никогда никому не говорил, будто закончил школу № 23… — тихим скорбным голосом прервал Клавдию Леонтьевну волшебник.
      И сказано это было так, что женщина сразу же замолчала.
      — Сказал только, что долго учился! Сорок лет!
      Остренький подбородок Валерия Ивановича мелко дрогнул, но волшебник быстро взял себя в руки, даже попытался улыбнуться.
      — Второгодник вы наш… — скорбно ойкнула добрая пенсионерка.
      — Хотите узнать, как я стал волшебником? — улыбка у старика получилась горькой.
      — Нет, если вам неприятно вспоминать об этом… — вдруг почему-то шепотом ответила Клавдия Леонтьевна.
      — Я не закончил этой замечательной школы, да… Да, я учился в ней… Меня обидели, очень жестоко обидели… Лишь от обиды мне захотелось стать сильнее и могущественнее всех на свете!… И ведь у меня почти получилось… — вздохнул волшебник.
      — Вас?! — содрогнулась сердобольная Клавдия Леонтьевна. — Вас обидели?! Как они могли?! И что же произошло?!
      — А, чепуха! — хотел было отмахнуться волшебник. — Просто на школьном собрании вручали грамоты за учебу… Ну, и за все такое прочее…
      — Замечательная традиция, — успела вставить пенсионерка.
      — Ну, сначала наградили всех отличников… — продолжил рассказ Валерий Иванович.
      — Как всегда, — согласилась Клавдия Леонтьевна.
      — Потом всем спортсменам тоже дали по грамоте… У нас их много было, спортсменов! Затем пришла очередь тех, кто без троек учился…
      — Тоже неплохо, — ожидая какого-то неожиданного и страшного поворота истории, замерла Клавдия Леонтьевна.
      — Со временем уже двоечников и троечников вызывать стали. То есть сначала троечников, конечно, а после них отпетых двоечников… И тоже каждому почетную грамоту вручили!
      — Им-то грамоты за что? — ахнула Клавдия Леонтьевна.
      — Тоже люди, — развел руками волшебник.
      Он вдруг схватил рубанок и начал осторожно пальцем для чего-то проверять остроту лезвия…
      — А дальше, — потрясенная рассказом, прошептала пенсионерка.
      — Все… Из тысячи учеников нашей школы не вызвали меня одного!… Я же говорю, чепуха, пустяки — не стоило и вспоминать…
      В следующий момент дом сильно тряхнуло.
      — Ы-ых! — скривился Валерий Иванович. — Ы-ы! Мой палец! Я порезал палец!
      — Что?! Что с вами?!
      — Вызывайте немедленно «скорую помощь»! — прохрипел волшебник. — Сейчас начнется землетрясение в Сахаре! Или еще что-нибудь похлеще! Скорее, мне очень тяжело! От боли волшебная сила удесятеряется!
 
      Врач был молодым и с виду талантливым.
      — Безобразие! Вопиющее! — мигом поставил он диагноз. — Ложный вызов! Из-за царапины на пальце вызывать карету «Скорой помощи»! Вы за это ответите!
      — Доктор, спасите его, умоляю! — просила заплаканная Клавдия Леонтьевна.
      — Включите радио, — простонал Валерий Иванович.
      Радиоприемник немедленно заработал, хотя до него никто и не дотронулся.
      — Сильнейшее землетрясение в Сахаре! — хорошо поставленным бархатным голосом сообщил диктор.
      — Резко поднялся уровень воды в Тихом и Индийском океанах, — подсказал волшебник, скрипя зубами.
      — Резко поднялся уровень воды в Тихом и Индийском океанах, — подтвердил радиоприемник.
      — Я не владею собой, сделайте же что-нибудь! — тонким петушиным голосом закричал волшебник Кириллов. — Видите, что творится! Моя энергия выходит неизвестно куда!
      — Нужно было не нас вызывать, а бригаду из психушки… — несколько смягчился врач.
      В ответ на эти слова волшебник быстро покрылся толстым голубоватым слоем инея.
      — Так лучше? Вас устроит? — простуженным голосом прохрипел он изнутри ледяного панциря.
      — Ого, — поправил модные очки врач. — Совсем другое дело, это уже по нашей части! Редкое заболевание, называется термолепсия… Температура живого человека опускается до 38 градусов ниже нуля… Хм, по Цельсию! Давно страдаете? Сразу бы сказали, а то землетрясения какие-то, цунами!…
      — Забинтуйте палец! — раненым медведем взревел волшебник. — Пока не проснулся вулкан Попокатепетль!
      — Он порезал палец о лезвие рубанка, — причитала тем временем Клавдия Леонтьевна. — Это я, я одна во всем виновата! И не подумала сразу забинтовать!… Растерялась!
      — Распространенная бытовая травма, — врач достал из кармана белого халата крошечный рулончик бинта. — При термолепсии это неудивительно…
      Волшебник застонал, и халат врача мгновенно превратился в красивую, отливающую серебром соболиную шубу.
      — Не надо, я этого не люблю, — устало попросил доктор, но шубы не снял.
      Он ловко перевязал волшебнику палец.
      — Выпуск «Вечерних новостей» закончен, уф-ф… — сообщил по радио бархатный баритон.
      — Слава Богу, — Клавдия Леонтьевна без сил опустилась на смастеренную собственноручно волшебником табуретку. — И без того несчастий в мире предостаточно…
      — Покой, только полный покой, — скрипел тем временем пером по бумаге врач «скорой помощи ". — Горячее молоко с медом каждые полчаса! Иней с больного соскабливайте ножом, прогретым до комнатной температуры…
 
      — Я все понимаю, вам плохо у меня, — сказала Клавдия Леонтьевна, когда доктор уехал.
      — Ну что вы, что вы, уважаемая Клавдия Леонтьевна, — пытался слабо возражать добрый волшебник.
      Иней на его лице постепенно начал таять, образуя крупные капли.
      — И вы занимались нелюбимым делом только потому, что я…
      Пенсионерка покосилась на свой могущественный палец, от которого, как выяснилось, трудно было ожидать чего-то стоящего.
      — Я больше не задерживаю вас, Валерий Иванович!
      — Клавдия Леонтьевна, вы — волшебница! — совершенно искренне воскликнул раненый.
      — Вряд ли, — горько вздохнула «волшебница».
      Валерий Иванович встал на ноги и сразу же скривился от боли:
      — Надо же, по самому волшебному месту чиркнул, ы-ы… Я же не смогу лететь! А, ладно!…
      Старичок смешно подпрыгнул и рыбкой нырнул в водопроводную раковину.
      — Только его и видели, — подвела грустный итог Клавдия Леонтьевна.
      Она с опаской оглядела свой палец, и душа ее затрепетала от непонятного и не до конца ясного ей самой чувства.
      — Бытовая травма… Очень распространенная… — вслух повторила она слова врача. — Для кого-то и палец — самый важный жизненный орган. Для музыканта, например. Или для нас, волшебников… Последствием может оказаться землетрясение в Сахаре. Очень больно ему, наверное, было…
      — К-кх, — замолчавший было радиоприемник прокашлялся. — Он обязательно еще не раз заглянет к вам в гости, уважаемая Клавдия Леонтьевна… У него очень важные дела, извините…

      Виктор Бубенцов, настоящий, как того и опасался его «альтер эго» Павел, оказался не слишком ловок и проворен в отлове котов. К тому же он почему-то чаще приносил кошек, которых Павел по справедливости, накормив кусочком колбасы, выпускал.
      — Может, этот? — всякий раз с надеждой произносил Витька, вытаскивая очередную мохнатую пленницу из-за пазухи. — Ух, и царапался! Ну, точно, он!
      — Да какой же это кот?! — стонал Павел. — Опять кошку поймал! Сколько раз тебе повторять: у котов хвосты пушистые, а у кошек — как сосульки!
      — Вот, пушистый! — предъявлял Витька хвост, но в общем-то без особой уверенности. — Да не трепыхайся, ты, киска, ничего плохого мы тебе не сделаем!
      За время, пока Витька возникал с новой кошкой, Павел успевал поймать и проверить трех-четырех претендентов на звание волшебника.
      — Котик, а котик, — ласково выспрашивал Павел, держа котяру за шкирку и внимательно поворачивая перед глазами. — Ну, скажи, пожалуйста, какой у тебя номер телефона? Не 340-74-95 случайно?
      — Так он тебе и скажет, — недоверчиво пожимал плечами Витька.
      — Валерий Иванович, — продолжал уговаривать очередного кота Павел. — Вы же видите, все в порядке! Я Пашке Мошкину как следует отомстил, мы с Витей подружились… Ну что вам еще-то надо?
      — Колбаски он хочет, — вздыхал Витька. — Мне бы этой колбасы на месяц хватило!
      — Обжора! — не зло ругался Павел.
      — Слушай! — Витька дотронулся вдруг пальцем до расцарапанного носа, поморщился. — Слушай, а может, еще раз позвонить попробовать? Мы ж и так всю твою квартиру в кошатник какой-то превратили!
      — В кошачник, — поправил Витьку Павел и безнадежно махнул рукой. — Да звонил я уже двести раз! Не отвечает этот его дурацкий телефон! И, главное, у автоматов трубки плавятся или шнуры обрываются!
      — Может, по межгороду заказать… — нерешительно предложил Витька.
      — Ага, точно! — резко оборвал его Павел. — Так мы вообще по всей стране телефонную связь из строя выведем, этого хочешь?!
      — Да и с каким городом связываться, мы не знаем, — уныло согласился Витька.
      — Вот это-то как раз знаем! С нашим, с Шутихинском! — Павел схватил следующего кота. — Правильно я говорю, Валерий Иванович?
      — Мяу! — задергался рассерженный котище. — Мяу! Мяу! Мяу!
      — Что же ты, совсем его не запомнил? — почесал в затылке Витька. — Этот — рыжий, а вот тот — серый и грязный, ты же у обоих спрашиваешь…
      — Да кто их разберет… — горестно вздохнул Павел. — Ты на кошек много смотришь?! Может, встречал каждый день, да не задумывался, что это не простой кот… А разговаривал когда с ним в подвале — так сначала вовсе темно было, а потом — ну, человек как человек… Ладно, пошли дальше ловить, нет его среди этих!
      — Может, и не кормить их тогда? — без всякой надежды на успех предложил Витька.
      — Кормить! — сурово отозвался Павел, натягивая пальто.