И замолчал. Так бы он и промолчал, наверное, до самого полевого стана, куда по три раза на день привозил свежую речную водицу. И кобыла Изольда плелась бы да плелась знакомой дорогой. Да не тут-то было!
Перед самой мордой лошади из придорожных кустов поднялась вдруг мешковатая фигура в грязной, протертой до дыр на локтях телогрейке с иностранной этикеткой на рукаве. Человек встряхнулся по-собачьи, робко шагнул навстречу повозке.
— Кто ж таков будешь? — без страха, скорей с любопытством спросил старик Сомов, разглядывая незнакомца. — Не из нашенских, гляжу?
Незнакомец был молод, пухлощек, тяжеловат для своих лет. Наряд его дополняли полосатые портки и порядком измочаленные лапти.
— Водички бы… — облизав сухие губы, попросил человек в рваной иностранной телогрейке.
— Издалека будешь? — участливо поинтересовался старик водовоз, протягивая ковш.
— Издалека, — подтвердил незнакомец, переводя дух. — От самой границы…
— Тю-у, от границы! — присвистнул старик и мелко, дребезжаще рассмеялся. — Мил человек, от границы досюдова, поди, верст под тысчонку наскребется, а то и поболе!
— Вот так и полз, где на пузе, где на карачках, — словно сам не до конца веря своим словам, пухлощекий оглянулся по сторонам, ткнул для убедительности пальцем в сторону кустов, откуда недавно выбрался:
— И ведь дошел! Дополз то есть…
— Так не шпеён ли будешь? — в задумчивости почесал кнутом в затылке старик Сомов. — Мил человек, ты уж извиняй, не больно разбираемся, у нас тут шпеёнов-то отродясь не водилось…
— Шпион и диверсант иностранный, — подтвердил пухлощекий, неуклюже переступая лаптями. — Продался почти десятку различных разведок!…
— Во-он оно что, — понимающе вздохнул старик Сомов, а кобыла Изольда мотнула головой.
— Хороша водица, — похвалил пухлощекий шпион.
— Ну, мы поедем, — спохватился старик Сомов. — На работе как-никак!
— И я на работе! — засуетился и диверсант, выхватив из-за пазухи ненашего обличья блокнот. — Слушай, дед! Вот это вот поле, оно чем засеяно? Овсом? Или капустой?
Старик оглянулся по сторонам, пожевал губами, разглядывая робкие зеленые всходы.
— Это бананы, — наконец сообщил он. — Сельдереевых сортов. Сам не видишь?
— Вижу! — отозвался шпион и диверсант, что-то тщательно записывая в блокнот. — Но, дед, любые данные следует проверять! И сколько гектаров это поле?
— Странный вы народ, шпеёны, — старик привстал на телеге, стараясь заглянуть пухлощекому в блокнот.
Но в блокноте было чисто, буквы испарялись, едва написанные. — И начальство у вас глупое! Нешто надо было тебя сюда гонять?! Будто спутников в небе мало! Нешто оттуда не видать, сколько гектаров это поле?
— Видать, — согласился шпион. — Со спутника получилось восемь целых и шестьдесят три сотых гектара.
— И-и-и-и, дура же он, твой спутник! — весело захлопал себя по тощим ляжкам старик Сомов. — Да их тут все десять! А по отчетам если, так шесть…
— Ясно, спасибо за ценную информацию, — вежливо поблагодарил старики пухлощекий диверсант. — До свидания.
— Бывай, коли не шутишь, — пробурчал в ответ старик и тронул кнутом лошаденку.
Изольда легко рванула нетяжелую повозку.
— Тпр-ру! Стой! — закричал вдруг старик Сомов, вспомнив что-то очень важное. — А вот еще!… Что, твой спутник про…
Вскочив на ноги, он чуть не свалился с телеги, схватился за бочку.
— Мил человек, постой! — кричал старик. — Дело есть, постой! А старуху мою со спутника видать?
Но на дороге было пустынно. За время недолгого разговора солнце поднялось уже достаточно высоко, оно высветило каждую травинку, каждый кустик при дороге, каждый росток в бескрайнем поле.
И только человека в иностранной телогрейке и лаптях нигде не было видно.
— Что за чертовщина! — вслух подумал старик Сомов. — Надо было арестовать и сдать его куда следует!… Или хотя бы доложить. Как ты думаешь, Изольда?
Вместо ответа лошаденка прибавила ходу.
— С другой стороны, — продолжал рассуждения водовоз, — я и впрямь, однако, в шпеёнах этих не очень-то кумекаю… Так, чуть-чуть… Да только какой же порядочный шпеён, если разобраться, так прямо прилюдно шпеёном себя называть станет?!
— А поле… Да шут его знает, сколько оно гектаров, — хихикнул вдруг старик в рукав рубахи. — Кто ж его и когда измерил?!
Сообразив это, старик окончательно успокоился и о странной встрече скоро забыл.
— Белиберда какая-то! Полная! — смяв бороду в кулак, задумчиво пробормотал Иван Алексеевич Бубенцов. — Старик Сомов, кобыла Изольда… Зачем вам все это надо, Валерий Иванович?
— Чтобы интереснее было! Занимательнее! Смешнее, наконец! — запетушился опять волшебник. — Нет, я решительно предлагаю обсудить новый поворот темы!
— Но ведь в жизни ничего такого не было! — веско произнес Витька Бубенцов. — Никакого шпиона просто не было! А в Австралию вы летали, Валерий Иванович! Вместе с воробьями! Именно из-за этого полета все и…
— Ну и что же, подумаешь, чего-то там не было! — покраснев до ушей, пискляво выкрикнул волшебник. — Ну и что с того, что не было! Я устрою, будет! Мне это папа пустяков!
— Не увиливайте, Валерий Иванович, — осуждающе покачал головой моряк Бубенцов. — Взрослый ведь человек, волшебник!… Стыдно! Что было, то и было!
— Бросил мальчика на произвол судьбы, а сам улетел в Австралию! — гневно отчеканила Клавдия Леонтьевна. — Теперь сваливаете все на каких-то несуществующих шпионов!
— Я, может, не для себя старался… — заюлил волшебник. — Я, может, ради вас, Клавдия Леонтьевна, супротив правды пошел…
— Не надо для меня стараться! — отрубила пенсионерка.
— Я для всех хотел, для общего блага, — совсем потерянным голосом продолжал бессмысленный разговор Валерий Иванович. — Художественное произведение все-таки… Что ж, нельзя сделать получше, чем было, да?
— Хорошо, это когда без прикрас! — просто сказал моряк Бубенцов.
— Валерий Иванович! — наконец пришел в себя от изумления и автор. — Ведь это… мой почерк!
Я встряхнул в воздухе листами, которые полчаса назад вручил мне волшебник:
— Вы волшебник… или цирковой фокусник?
— Волшебник я, — хмуро буркнул Кириллов.
— Но ведь это же… это же начало новой повести! Она лежит у меня дома, на письменном столе! Видите, даже заголовок — «Вместо пролога»! Каково — в середине истории — и вдруг «Вместо пролога»!
— Как лучше хотел, говорю же… — окончательно сконфузился волшебник. — Я больше не буду…
— Мы непростительно забыли про мальчика! Про того, превращенного! — суровый голос пенсионерки вернул нас к действительности.
Глава 13
НОЧЬ ПЕРЕД ДУЭЛЬЮ
Март — месяц не поймешь какой, то ли еще зимний, то ли уже весенний. Это только по календарю все ясно.
Стемнело, и мальчишка как-то неожиданно понял, что ему хочется очень немногого и простого: прийти домой, раздеться и обогреться. Болтаясь по улицам, Виктор порядком иззяб, и все волшебства и чудеса казались теперь какими-то посторонними…
Нет, не так. Ну, не самыми важными в жизни, что ли.
Возле мошкинского подъезда Витька Бубенцов уже просто клацал губами от холода, и раздумывать больше было нечего. Поднимаясь по лестнице, еще раз пробежал глазами мятую записку от волшебника. Слова были теми же самыми, только внизу прибавилась странная фраза: «Продолжение следует». И появилась подпись, больше похожая, впрочем, на кляксу.
«А то я не поверил бы без подписи, — с какой-то почти безразличной иронией подумал Виктор. — Еще бы печать поставил! Треугольную!…»
Ключ с мартышкой оказался настоящим, от Пашкиной квартиры. Замок щелкнул, и дверь легко, без скрипа отворилась.
«Продолжение следует». И то хорошо, не безрадостный конец всему. С волшебниками этими, кто их знает… Хоть не на улице ночевать…»
Подумалось так неизвестно отчего, никаких подозрений насчет ключа до этого у Витьки не было.
Голова мартышки, забавный Пашкин брелок, раскачиваясь на цепочке, коснулась запястья, и мальчишка едва не выронил ключ: безделушка оказалась очень холодной, почти ледяной!
Но вот на это странное обстоятельство Витька почему-то совершенно не обратил внимания, просто зло затолкал ключ обратно в карман!
Так бывает: часто мы придаем очень большое значение пустякам, а на действительно серьезные и стоящие самого пристального взгляда вещи не обращаем внимания. А ведь голова мартышки никак не могла быть очень холодной, она же лежала в кармане, близко к телу.
Легко автору рассуждать, скажете вы, забрался бы сам в чужую «шкуру»! Превратили тебя невзначай в постороннего человека, выглядел бы ты Виктором Бубенцовым или, к примеру, Мошкиным Павлом, вот тогда бы мы на тебя посмотрели! Да уж…
Квартира оказалась в точности как родная бубенцовская. Даже зеркальный трельяж стоял на том же месте.
Некоторые отличия, конечно же, были. Виктор не обнаружил книжного шкафа в родительской комнате. Место просто пустовало, а книжные стопки выглядывали из-под кровати.
Впрочем, он недолго разглядывал жилище. Убедился еще только, что с диваном в комнате у Павла все в порядке, и раскладывается он легко, и внутренности диванные набиты бельем — чего же еще требовалось…
Домашние тапки Павла Мошкина оказались не по-хулигански удобными и теплыми, скоро мальчишка согрелся. Есть по-прежнему не хотелось, но тем не менее Виктор решил обследовать и холодильник.
Все было на месте: и суп в кастрюльке, и второе в какой-то особенной посудине, названия которой он не знал, но Витькина мама подобной вещью очень гордилась. Был даже большой полукруг домашнего торта.
Виктор отщипнул кусочек, сидя на корточках перед раскрытым холодильником, пожевал.
По вкусу торт очень напоминал пережаренную курицу под майонезом.
Отщипнул еще… и решил поужинать. В самом деле, это раньше о нем мама и папа заботились, а теперь-то кто, а?
Виктор Бубенцов начал лихорадочно вытаскивать из холодильника все, что там было, составлял на маленький кухонный столик, и скоро на столике уже просто не хватало места.
А мальчишка все выставлял и выставлял кастрюльки, чепарушки, мисочки и тарелки, гремел железом и звонкой, обожженной глиной.
И как-то сама собой в такт этого бессмысленному громыханию начала у него мурлыкаться старинная неизвестного происхождения шутливая песенка:
—
Пришел домой голодный,
А суп стоит холодный…
Тра-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля…
Дальше слова не вспоминались, и он повторял это «тра-ля-ля, тра-ля-ля» без конца, и язык не уставал, и — странное дело — ему вдруг стало почти весело…
Ну, если и не совсем весело, то и не так уж неприкаянно, как было вначале!
С каждой ложкой подогретого супа по телу разливалась усталость и тяжесть, а мысли опять лихорадочно засуетились.
Хороши шуточки, нечего сказать! Конечно, как следует насолить Пашке Мошкину, главному Витькиному врагу, — это было бы неплохо, было бы это просто замечательно!…
Но тут простая и ясная логика неожиданно вильнула совсем в сторону.
Ну, хорошо, он вот сидит и размышляет, чего бы такого похитрее подстроить Павлу Мошкину…
Павлу Мошкину, который… который не сумеет на коварные козни совсем ничем ответить?! И вообще, а где он теперь, настоящий Павел Мошкин?! Что с ним в данный момент происходит?!
От этой мысли Виктор вздрогнул, ему стало страшно. Мальчишка бросился к телефону и набрал номер. Нет, не тот, таинственный 340-74-95, а другой, очень, очень хорошо знакомый…
— Алло?… — почти сразу на другом конце провода сняли трубку.
Витька застонал, надавив пальцами на рычаг. Он узнал этот голос. Теперь можно было не сомневаться: там, у магазина, он увидел… самого себя! И теперь ему ответил… Виктор Бубенцов!
Где же тогда Павел Мошкин?! Или, может быть, его… вообще нет?! Просто больше вообще не существует?!
Какое же тогда право имеет он, он, Витька Бубенцов, глумиться над человеком, которого просто… нет на свете?!
В школе учительница по литературе Анна Федоровна часто повторяла, что свою собственную жизнь можно прожить как угодно, только будет стыдно потом, если что не так. Это понятно! А вот если тебе доверили… жить за другого человека?!
Ведь никто, кроме Витьки и волшебника, не знает, что Павел Мошкин теперь просто «солдат» из глупой детской игры!
Никто даже не подозревает: теперь только с виду прежний Павел Мошкин, а распоряжается всеми его поступками неведомо отчего Витька Бубенцов!
И только от прихоти этого самого Бубенцова зависит, совершит ли Пашка геройский подвиг и другие благородные поступки, или же потянется за ним хвост позора и ужаснейших преступлений.
В комнате заработал телевизор. Виктор даже не заметил, когда включил его. Наверное, ему просто стало неуютно и жутковато в этой опрятной, ухоженной квартире. Мальчишка перешел на диван, забрался на него с ногами.
С экрана телевизора какой-то бородатый дядька, скорбно потупясь, рассказывал о трагической и прекрасной судьбе великого математика Эвариста Галуа, которого убили на дуэли совсем в юном возрасте.
— Все, что Галуа успел сделать в жизни, написано за одну ночь, — вздыхал дядька. — В ночь перед дуэлью… Эварист Галуа знал, что будет убит, и торопился записать свои гениальные мысли…
— Я видел сегодня самого себя, — признался вдруг Витька вслух: дядьке на экране, этим стенам, этим стульям и столу. Чтобы все услышали, чтобы не сверлила эта мысль голову одному ему, Витьке…
— Я видел себя настоящего… В толпе!
— Наверное, кто-то другой на месте Эвариста Галуа, даже случись у него в ночь перед дуэлью самая жестокая бессонница, не стал бы выписывать мало кому понятные формулы, — немедленно отозвался дядька с экрана. — Он, наверное, просто потренировался бы в стрельбе из пистолета…
— Он просто потренировался бы в стрельбе из пистолета… — эхом повторил Виктор. — Потренировался бы в стрельбе из пистолета…
И с этими словами он неожиданно заснул. Заснул одетым, в чужой квартире, на чужом диване. Дядька в телевизоре бубнил теперь как бы сам для себя.
— После дуэли на столе Эвариста Галуа обнаружили только несколько листков бумаги с гениальными формулами, — не поднимая глаз, продолжал бородач. — И еще одну странную, загадочную, таинственную вещицу…
Дядька отпил воды из стакана, помолчал, словно решая для себя, говорить или не говорить до конца, все-таки собрался с духом:
— На первый взгляд, безделушка… В мраморной пепельнице на столе математика обнаружили искусно вырезанную из слоновой кости голову мартышки… Голова мартышки отчего-то оказалась очень горячей, почти раскаленной, до нее невозможно было дотронуться… Безделушка сохраняла тепло до вечера… Куда голова мартышки исчезла потом, не знает никто…
Виктор Бубенцов сладко причмокнул во сне и повернулся на другой бок. Угрюмый бородатый дядька смущенно умолк, а экран, мерцая, потемнел. Телевизор выключился сам собой…
Глава 14
КТО ЕСТЬ КТО?
К чужому телу привыкаешь быстро. Одной ночи оказалось вполне достаточно, чтобы неловкое ощущение излишней легкости движений и невесомости исчезло, все стало на свои места. И даже аппетит появился!
Наскоро позавтракав, Виктор Бубенцов подхватил школьную сумку Пашки Мошкина, запер квартиру и, старательно делая вид, будто ничего особенного не произошло и не происходит, отправился учиться.
Этот глагол «учиться» в данном случае очень хорош, гораздо лучше, чем просто «пошел в школу». Потому что научиться новоявленному «Павлу Мошкину» предстояло многому…
Самое первое: его догадка о настоящем Викторе Бубенцове оправдалась полностью!
Тот заявился в школу собственной персоной, как ни в чем не бывало!
Да, это был тот самый человек, который слонялся возле дурацкого магазина с еще более дурацким названием «Одёжа»! Выходит, он не ошибся тогда, не зря в страхе бежал прочь, не разбирая дороги! И значит, ему не приснился телефонный звонок себе домой!
Выходит… с Виктором Бубенцовым и в самом деле ничего не произошло?! Или, может быть, вот тот вот маленький и пухленький, озирающийся по сторонам головастик, — это и есть теперь тоже превращенный Павел Мошкин, только с виду он — как Виктор Бубенцов?
Да нет, не похоже… Тьфу ты, запутаться можно! Весь первый урок Виктор тем только и занимался, что внимательно изучал круглый затылок… хм, настоящего самого себя…
Тот, кого он в упор разглядывал, неспокойно ерзал под тяжелым этим взглядом, шея его свекольно покараснела. Видно, чувствовал, знал, кто на него так смотрит. И… боялся оглянуться.
Виктор Бубенцов с последней парты смотрел на самого себя и переживал. «Да как же можно быть таким забитым и жалким?», — недоумевал он.
И совершенно не замечал при этом превращенный в Павла Мошкина Виктор Бубенцов, что сам находится под внимательным, пристальным, изучающим взглядом.
Глава 15
В КОЛЬЦЕ ВРАГОВ
Мама Вадика Градобоева оказалась права: школа, двор и улица буквально кишмя кишели хулиганами, шпионами и прост бандитами с большой дороги.
И если раньше эта малопочтенная публика хоть как-то маскировала свои грязные дела, то с исчезновением Шарика пришла пора им действовать в открытую!
— Вадик! — драматическим шепотом говорила вчера вечером мама, поочередно прижимая к вискам смоченное слабым раствором уксуса полотенце. — Вадичка, родной! Умоляю тебя, будь предельно осторожен! Подумай, Вадим, обо мне и папе!
— Да что со мной может случиться?! — Вадик еще никогда в жизни не выходил на улицу в одиночку. Он даже не представлял себе всех опасностей новой своей бессобачьей жизни. — Ну не маленький же я, мама!
— Я тебе дам денег, — суровым и твердым голосом вмешался в разговор отец. — Утром вызовешь по телефону такси и подъедешь к самой школе! И обратно так же! Телефон есть в учительской!
— Ни в коем случае! — заломила руки мама. — Только через мой труп! Ты хочешь, чтобы ребенка похитили?! Такси!!! Что может быть страшнее такси? Это же гангстер на гангстере, я сама видела передачу по телевизору, как похищают детей!
— Пожалуй, ты права… — уныло согласился отец. — Мне к шести на работу, я могу проводить тебя, Вадик, до школы, но придется рано вставать…
— Школа открывается только в половине седьмого, когда приходят технички мыть пол! — всхлипнула мама. — Ты хочешь, чтобы ребенок один в полной темноте ожидал неминуемой смерти, ведь под каждым кустом может подстерегать опасность!…
— Ну, я не знаю! — сдался тогда отец. — Я в семье не главный, решай сама! Мне что скажут, я то и сделаю!
Сказав так, отец начал пылесосить ковры. Занятие это очень успокаивает нервы, и потому в семье Вадика Градобоев папа очень любил пылесос и швабру.
— Вадик! — мамин голос зазвучал еще более озабоченно. — Вадичка мой!…
— Да ладно тебе, мама, дойду я до школы как-нибудь… — беспечно отмахивался от материнских забот Вадик.
— Звони мне на работу каждые полчаса, — простонала мать. — И запомни еще некоторые важные телефоны: пожарная охрана — 01, милиция — 02, «скорая помощь» — 03!
— Да ладно, мама, — Вадику серьезный разговор уже начал надоедать.
— И не даладнай! — как отрезала мать. — Не даладнай! Продержись хотя бы до субботы!
— А потом что? — без особого интереса уточнил Вадик Градобоев.
— По субботам открыт «птичий рынок»! Который на самом деле собачий! Мы купим тебе нового друга! Нет, даже двух друзей купим! Одного запасного на всякий случай!
До школы Вадик добрался сравнительно благополучно, по-пластунски. Сказались навыки тех славных времен, когда он сам охотился на шпионов, а на него еще никто не придумал охотиться.
Оттепель начиналась ближе к полудню, ночью морозом прихватило рыхлый снежок, и передвигаться ползком по нему было даже почти приятно и не мокро.
Правда, на дорогу до школы, что составляло метров сто пятьдесят, Вадик потратил двадцать минут, но это пустяки!
— Мальчик! Мальчик в сугробе! Что с тобой? Все в порядке? Тебе не нужна помощь? — окликнул вдруг Вадика женский голос.
Незнакомый голос показался таким притворно-добрым и заботливым, что Вадик раскусил хитрость сразу и не поддался на провокацию. Он закопался поглубже в снег и ответил из своей норы специально грубым тоном:
— Ничего такого со мной! Это нам в школе задали! По ботанике!
Ботаника начиналась в шестом классе, и Вадик прибавил себе возраст для солидности и конспирации. Назойливая тетка сразу же отвязалась. Должно быть, отправилась придумывать какой-нибудь более хитрый шпионский способ выманить Вадика.
А вот в школе начались неприятности, о которых ни Вадик, ни даже его прозорливая мать совсем не подумали!
Внутри зданий не предусмотрено сугробов, по которым можно бы незаметно ползти в любом направлении или хотя бы затаиться до поры до времени!
Никогда раньше Вадик не подумал бы, как это плохо, как это ужасно — широченные коридоры и огромные классные комнаты! И почти нигде нет никаких углов, закоулков и потаенных мест!
Вадик очень скоро почувствовал себя весьма неуютно.
Ему постоянно стало казаться, что спереди, сзади, справа и слева окружают враги!
Каждый момент бесчисленные враги готовы прыгнуть на него, на Вадика, подмять под себя, затолкать в открытый рот кляп с неприятным вкусом и запахом, утащить в подвал для пыток!
Вадик, зажмурив глаза, бураном влетел в свой класс и спрятался под парту.
«Они все делают вид, что не замечают меня!» — гулко билось сердце Вадика. — Это неспроста, неспроста!»
Где-то наверху мучительно долго тянулись уроки. Вадик сидел под партой и решал очень трудный вопрос: умереть героем, когда на него навалятся всей кучей или уж позволить съесть себя живьем, может быть, это не так больно выйдет?
Но вот закончились уроки, а Вадика так никто не растерзал и не проглотил живьем. Даже из-под парты за шиворот не вытащил.
«Наверное, бандюганы и шпионы просто пока еще ничего не знают про моего Шарика, — додумывал свои грустные мысли храбрц Градобоев в опустевшем классе. — И никто из них по извечной шпионской беспечности не хотя бы догадался выглянуть в окно… Как было бы замечательно, продержись глубокое неведение еще несколько дней, до субботы…»
Вадик отправился домой.
Днем ползать по сугробам не имело смысла, и он бросился бежать по переулку зигзагами, пригибаясь к земле, короткими рывками от дома к дому, чтобы по возможности доставить как можно больше хлопот снайперам, если те держали окрестности под прицелом.
Глава 16
РОКОВОЙ ПОЦЕЛУЙ
В школе девочки чувствуют себя гораздо уверенней чем, скажем, на улице. Для этого есть много причин и первая из них: где-то поблизости всегда находится учительница. Если же у девочки еще и нет косичек, за которые ее можно время от времени пребольно дернуть, то такая девочка в стенах школы вообще неуязвима.
Вот почему весь урок математики, который стоял первым в расписании, Катя Шумкова сосредоточенно сверлила глазами бедного хулигана Пашку Мошкина.
Павел ерзал под Катиным взглядом и упорно делал вид, что решает задачку.
Но Катю трудно было обмануть таким глупым, детским способом! Это Мошкин-то?! Корпит над задачкой?! На уроке математики?!! Ха-ха-ха!
«Если бы он размышлял, как удрать с уроков, это бы куда ни шло, но такие задачки решаются без ручки и тетради! В уме!
Еще бы Мошкин вдруг поднял руку и попросился отвечать к доске, ха-ха-ха!
Школьный хулиган чиркал ручкой по бумаге и от усердия лицом становился все краснее и краснее.
«Дозревает, — поняла Катя. — Вот не перезрел бы только…»
Катя решила действовать без промедления. Лишь прозвенел звонок на переменку, и класс с грохотом опустел, Катя твердым чеканным шагом направилась к столу, за которым, по-прежнему съежившись, неподвижно сидел отъявленный хулиган.
— Мошкин, а Мошкин! — произнесла Катя ласковым голосом палача. — А ведь я все знаю…
В общем-то, ведь ничего уж такого особенного про Павла Мошкина Катя не знала. Ну, подумаешь, побывал человек зачем-то в подвале и с кем-то там разговаривал. И что с того?!
Тут важнее сделать вид, будто только тебе одному известно гораздо больше, чем жертва даже может предположить.
— Чего ты знаешь? — насторожился Мошкин.
Катя не поняла еще, а скорее почувствовала, что она на единственно верном пути. На месте Мошкина отвечать нужно было грубо, в том смысле, что всего на свете не знает никто, а также «сама дура». Или, в крайнем случае, не отвечать вообще. И тогда Катя с позором отступила бы!
— Хочешь, чтобы я Анне Федоровне обо всем рассказала? — счастливым голосом поинтересовалась Катя.
— Про что?! — занервничал Мошкин.
Чуткое и нежное Катино сердце затрепетало.
«Сейчас он мне все выложит сам, без нажима!»
— Ну, как же… — захлопала красивыми ресницами Катя. — Про подвал, например… Как ты там встречался кое с кем…
— Ни с кем я там не встречался! — подскочив на месте, закричал бедный Пашка.
И тут же испуганно замолк.
— Даушки, даушки, встречался! — захлопала в ладоши Катя. — А вот и встречался, а вот и встречался!
Кате от радости даже не пришло в голову, что хулиган ведет себя как-то неестественно, не по-хулигански. Косичек у Кати не было, что верно, то верно. Да ведь Мошкин мог хотя бы огреть ее по голове портфелем? Запросто!
Мошкин не сделал даже такой простой вещи!
— И уж Анна-то Федоровна… — медленно, с расстановкой, нарочно растягивая слова, заговорила Катя.
Лицо Павла Мошкина постепенно стало пятнисто-багровым. Хулиган вдруг зажмурился, протяжно застонал, всем телом подался немного вперед…
И так, зажмурившись, случайно налетел носом на горячую Катину щеку!
Катя потерянно ойкнула. Несколько мгновений оба они, Павел и Катя, окаменев, провели в самых неудобных позах, как застал их невероятный… что это было?! Взрыв?! Извержение вулкана?!… Поцелуй?!
Прозвенел звонок.
Поцелуй! Поцелуй!! Поцелуй!!! Да, это был настоящий первый поцелуй!
Наверное, было бы здорово сказать: посмотрите, как ловко и просто превращенный в Павла Мошкина Виктор Бубенцов закрыл этой болтушке рот! Р-раз — и готово!
Хотел бы я написать, что он это в одно мгновение придумал. И не испугался выполнить. Да чего тут вообще особенного — девочку поцеловать? После сплюнул, вот и всех делов!
Только ничего подобного.
Никого целовать Витька не собирался. Он вообще не знал, куда ему от Катерины Шумковой деваться!
Броситься на Катю тигром и задушить ее — это идея, но до такого еще додуматься надо!
«Это был поцелуй! Самый настоящий поцелуй! Он поцеловал меня!» — потерянно думала Катя.
Катя была уже не маленькой и понимала: просто так девочек никто не целует!
«Неужели все, неужели назад пути уже нет?!» — с тоской думала Катя Шумкова.
И никаких утешительных мыслей ей в голову не пришло.
«Что же выходит, и замуж потом только за него, за Мошкина?! И надо же мне было лезть к нему с этим дурацким подвалом! Ведь, наверное, и в подвал-то он полез… только из-за меня, ой!»
Какая могла быть связь между Катей и подвалом, в котором она никогда в жизни не была и только возле люка с полчаса покрутилась, трудно сказать. Но Катя в конце концов пришла к полнейшей уверенности: да, да! Из-за нее, из-за Кати, только из-за нее одной лазил Мошкин в подвал! И никак иначе!
Всего через десять минут после начала второго урока Мошкин не казался уже Кате таким нестерпимо противным и глупым, как раньше.
«Что ж, — покорилась Катя судьбе. — Нельзя быть чересчур жестокой! Ведь не жестокость достоинство женщины, как справедливо говорит Танька Сковородкина…»
Правда, неясным до конца оставался еще один немаловажный момент. А именно: Вадик Градобоев!
Катя с обливающимся кровью сердцем повернулась к Вадику. Ее глаза молили: прости, Вадик, если сможешь, так уж получилось… Прости меня, Вадик! И прощай!
Катю не смущало, что с Вадиком Градобоевым прощаться рано. По всей видимости, еще долгих семь лет придется провести с ним в одном классе.
Это не имело теперь никакого значения. Прощай, Вадик!
Вадика на его обычном месте не обнаружилось. Ученик Вадим Градобоев зачем-то забился под парту и теперь пребывал именно там, скрючившись в три погибели.
Катя сумела хорошо разглядеть взъерошенную Вадикову макушку, да еще торчащее острое колено.
Нежно прощаться с коленкой было бы глупо.
«Дурак ты, Вадик! — подумала тогда Катя. — Балбес и дурак!»
После уроков Катя едва догнала Мошкина в раздевалке.
— Ну, чего тебе еще?! — простонал тот, косясь почему-то на Витьку Бубенцова, который пугливо топтался в некотором отдалении.
— А ты, Бубенчик, уматывай отсюда, — посоветовала Катя Витьке. — Павлик, чего он ко мне пристает?!
Толстенький Бубенцов выпучил глаза от неожиданности и, пятясь задом, ретировался.
— Павлик, — нежным голосом тогда проворковала Катя. — Раз уж ты так хочешь со мной дружить, я согласна… Держи мой портфель, можешь поднести его…
Пашка замычал что-то и вцепился зубами в воротник своего пальто.
— А-а, — понимающе покачала Катя головой. — Не умеешь еще с женщинами-то обращаться, да? Не дружил никогда! Ты не волнуйся, я тебя научу!…
Несчастный Мошкин вдруг громко начал клацать зубами.
— Приходи! Приходи вечером за сараюшки… — не переставая клацать зубами, с трудом выдавил он. — В пять часов!
Сказав так, хулиган бросился вон из школы и едва не своротил по пути вешалку.
«Воспитывай такого да воспитывай», — с приятном томлением в груди подумала Катя.
От школьного крыльца мелькнула тень Вадика Градобоева. Какое-то старое, отболевшее чувство шевельнулось в Кате. Катя легко представила себя на высоком берегу реки, а внизу, в воде, барахтающегося Вадика.
— Почему же ты так долго не приходил? — безо всякого интереса спросила мокрого Вадика Катя.
