Откровенно говоря, с некоторых пор я недолюбливаю разные чудеса и волшебство. Нет, в цирке — там пожалуйста! Если кому-то интересно увидеть, как солидного взрослого дядьку в модном желтом галстуке на глазах изумленной публики превращают в гуся лапчатого — тот пускай идет и смотрит!
      Дома же всякие глупые штучки такого рода совершенно излишни, здесь я ценю покой и уют.
      Когда у меня на кухне из крана, к примеру, шипя и пенясь вместо воды выливается пепси-кола, я просто закрываю кран.
      Если же моя черная шляпа, сорвавшись с вешалки, начинает кругами летать по комнате, я строго говорю ей:
      — Цыц!
      Да, я прекрасно понимаю: шляпе тоже хочется погулять! Но ведь делать это можно по-разному. Все нормальные шляпы разгуливают по улицам на головах своих хозяев, верно! И моя ничем не лучше и не хуже остальных!
      — Гулять! — немного погодя ласково говорю я шляпе, шляпа быстренько нахлобучивается мне на макушку, и мы вместе отправляемся на бульвар.
      Или эти говорящие пончики, которые однажды удрали у нас со стола, вырвались во двор и распугали там всех собак!… Кошмар какой-то, вспомнить жутко!
      У себя в кабинете мне не нужны прыгающие по столу подсвечники и ожившие детеныши динозавра! Я тихо и мирно пишу сказки! Я их просто сочиняю!
      Вот почему, едва у нас в чулане кто-то неизвестный засопит или завздыхает, я просто придумываю себе очень важное дело где-нибудь в другом конце города и ухожу из дому.
      Кстати, меня с моей новой сказочной повестью ждут не дождутся в издательстве… Бегу, бегу! Уже бегу!
      Я оделся, схватил портфель…
      — Хрю-хрю! — неожиданно раздалось над самым моим ухом. Голос был очень приятный, низкий и глубокий. — Простите, пожалуйста, не вы ли будете случайно эфиопским императором? Блеснами на крокодилов интересуетесь?
      Похоже, улизнуть вовремя из дому я опоздал. Что ж, придется во всем разобраться на месте.
      — Скорей всего, нет! — ответил я вежливо. — Был бы императором, мне бы сказали, это во-первых! Во-вторых, в Эфиопии вообще нет никакого императора! В-третьих же, мне не нужна блесна на крокодила!
      Я был уверен, что в квартире, кроме меня, никого нет. Дочка в школе, жена ушла гулять с собакой. Тем не менее оглянулся и даже повертел головой по сторонам. Естественно, ни рядом со мной, ни за спиной никого я не обнаружил!
      — Хрю-хрю-мяу! — вновь раздался тот же приятный голос. — Голубчик, вы меня вспомнили?
      В следующее мгновение по стене прихожей запрыгали, сухо потрескивая, сиренево-фиолетовые электрические искры, линолеум на полу с треском разошелся посередине, и я провалился в пустоту!
      — Нет! Не-ет! — орал я, стремительно падая в бездонную пропасть. — Я не могу! Мне некогда! Меня в издательстве ждут! Жду-у-у-ут!…
      — Подожду-ут, хрю-у-хрю-у! — раздалось мне вслед.
 
      Со всего маху я вместе с портфелем плюхнулся в удобное, почти необъятное кожаное кресло.
      Кресло находилось посередине довольно большой, странным образом обставленной комнаты, ярко освещенной и достаточно многонаселенной.
      Все находившиеся в комнате люди смотрели на меня с доброжелательным интересом.
      — Меня ждут! — не успев очухаться, брякнул я.
      — А почему этот господин не здоровается? — поджав губки, спросила чопорная старушка с крошечной курчавой болонкой на руках. — Мусенька, собачка моя, когда ты попадаешь в приличное общество, первым делом всегда скажи всем «здравствуйте»!
      — Здравствуйте! — я завозился в кресле, пытаясь подняться выбраться из него.
      И вдруг сообразил, где нахожусь. Помещение принадлежало, вне всякого сомнения, школьному музею.
      Широкоплечий рыжий бородач протянул мне руку:
      — Давно вас ждем! Очень, очень рад!
      Двое мальчишек, семиклассники или восьмиклассники по виду, громко фыркнули:
      — И мы тоже!
      — Идет времечко, идет, хрю-хрю-мяу! — услышал я за спиной знакомый голос.
      И сразу понял все. Тщедушный старичок, потупясь, подошел к пенсионерке с болонкой и потрепал собачку за ухом.
      Я узнавал всех этих людей, хотя никого из них прежде никогда не встречал.
      Смешно сказать, это были герои моей новой сказочной повести, всех до единого я просто придумал их!
      Какое глупое, какое дурацкое положение!
 
      — Я в самом деле очень тороплюсь! — начал оправдываться автор. — Я всегда очень хотел встретиться с вами со всеми, почитать вам то, что получилось, но…
      — Заходите почаще, — туманно откликнулся старичок в тренировочном костюме фирмы «Адидас». — Чайком побалуемся.
      Старика звали Валерием Ивановичем, был он, по моим представлениям, самым могущественным из волшебников нашего города.
      Легко угадав мои мысли, Валерий Иванович скромно хрюкнул.
      Я вытащил рукопись повести из портфеля и уткнулся взглядом в первый лист.
      — История, по моим представлениям, начиналась вот так…

      До отправления скорого поезда № 777 сообщением «Москва — Златоуст» оставалось меньше одной минуты. Все нормальные пассажиры нетерпеливо ерзали на своих местах, ожидая, когда состав тронется; провожающие зевали и вертели головами по сторонам, а проводница девятого вагона уже бурчала себе под нос:
      — Никто из провожающих не остался? Нету лишних в вагоне? А то ведь завтра с утра проверю согласно купленным биле…
      Она не успела закончить фразы. Перрон заполнился необычайной силы железным грохотом. Шум, заглушивший все другие звуки, производил странного вида рыжебородый краснолицый гигант, навьюченный наподобие караванного верблюда неподъемными брезентовыми мешками.
      Мешки железно лязгали, сталкиваясь друг с другом при каждом великанском шаге.
      Лицо у пассажира было мокрым от пота, рыжая борода слиплась сосульками и торчала в разные стороны.
      — Это поезд до Северного полюса? — прогудел рыжебородый, сунув билет в руки проводнице девятого вагона.
      И сразу же начал быстро один за другим забрасывать свои мешки в тамбур.
      — Нет, нет! — заволновалась железнодорожница. — Этот поезд не до Северного полюса, он по расписанию идет в Златоуст! До Северного полюса поезда вообще пока еще не ходят, туда рельсы не проложили!
      И вдруг осеклась:
      — Послушайте, гражданин! Но ведь у вас билет не до какого не до Северного полюса! Билет ваш только лишь до станции Шутихинск!
      — Что вы говорите?! — изумился гигант, забрасывая в тамбур последний мешок.
      Поезд наконец медленно тронулся. Странный пассажир галантно помог проводнице подняться в вагон, легко запрыгнул на ходу сам.
      — Значит, до Шутихинска мне билет подсунули? Кто бы мог подумать!
      — А вот через Шутихинск как раз наш поезд идет! — сурово объяснила женщина. Она поняла, что с ней шутят. — Ровно трое суток пути, стоянка две минуты!
      — Замечательно, — покладисто согласился человек веселого нрава. — В Шутихинск так в Шутихинск! Удивительно, как раз в городе Шутихинске живет мой любимый племянник, Виктор Бубенцов. А я буду, соответственно, его дядюшка, тоже Бубенцов, только Иван Алексеевич! Виктор Бубенцов мой племянник, из Шутихинска, не слыхали?
      — Не слыхала, — покачала головой проводница девятого вагона. — Когда мне про ваших племянников слушать, своих дел хватает!
      И пошла раздавать чистое постельное белье, а после заварила цейлонский чай.
 
      Человек, назвавшийся Иваном Алексеевичем Бубенцовым, перетащил свой груз в купе.
      Попутчиков у него оказалось только двое, муж и жена, люди солидные и даже уже немного пожилые.
      — Простите, — вежливо полюбопытствовал сосед, когда Бубенцов покончил с делами, и все огромные брезентовые мешки были растолканы по багажным полкам. — Вы, должно быть, геолог? Или все это… э, так сказать, садовый инвентарь? Баклажаны и патиссоны разводить собираетесь?
      — Я не геолог, я моряк, — охотно ответил Бубенцов. — Баклажаны или, я извиняюсь, даже патиссоны разводить как будто пока не собираюсь… Все это… — Бубенцов широким жестом показал на забитые мешками верхние полки. — Это у меня гарпунная пушка. В разобранном виде, конечно…
      — Ах! — испуганно всплеснула руками женщина. Она толкнула мужа в бок. — Пушка! Вася, ты слышал, что они сказали! Пушка!
      — Ну да, — мягко улыбнулся моряк. — Везу вот племяшу в подарок…
      — Хорошее дело, — стараясь замять возникшую неловкость, заговорил попутчик Василий. — А сколько же ему, извините, годиков, вашему, так сказать, племяннику?
      — Почему «так сказать»? — пустился в разъяснения Иван Алексеевич Бубенцов. — Племянник, он племянник и есть, Виктор! В переводе с латинского языка Победитель значит. Девять лет ему, десять вот скоро!
      — Я вижу, вы совершенно не разбираетесь в педагогике! — горько вздохнула женщина и, отвернувшись от Ивана Алексеевича, стала смотреть в окно. За пыльным стеклом мелькали очаровательные подмосковные пейзажи.
      — Зато я хорошо разбираюсь в китах и навигации! — успокоил ее Бубенцов.
      Попутчик Василий, не чувствуя поддержки жены, вздохнул. Покачал головой и продолжил разговор.
      — Китов как будто перестали варварски истреблять, взяли наконец под защиту закона? — осторожно заметил он.
      — Вот я что и говорю! Давно пора было! — одобрительно пробасил отважный моряк. — Я и подумал: чего добру пропадать?! Флот китобойный на приколе! «Тюльке», это старая калоша такая, пушчонка теперь ни к чему! Племяш же мой, глядишь, в хорошее дело ее приспособит!
      — А если не китов промышлять, а скажем, просто по рыболовной части? — предположил Василий. — Скажем, на нашу плотвичку или уклейку такая снасть пойдет?
      — Это ж какой глаз-алмаз иметь надо… — задумался моряк. — Снайперский! Хотя если недельку потренироваться как следует…
      — И все-таки я бы на вашем месте еще не один раз подумала, прежде чем отдавать племяннику такую игрушку! — деревянным голосом, не поворачиваясь от окна, произнесла женщина. — Я бы подумала, а не рановато ли ребенку иметь собственную гарпунную пушку?
      — Конечно, рано! — легко согласился моряк. — Так и я ж не сегодня вечером ему пушку дарить собираюсь! Поезд до Шутихинска ползет трое суток! Витек как раз успеет подрасти к этому времени!
 
      Автор, ваш покорный слуга, закончил чтение первой маленькой главки своей повести, обвел робким вопрошающим взглядом присутствующих.
      — Вот! Вот точно так все и было! — хрястнул богатырским кулаком по столу моряк Иван Алексеевич Бубенцов. — Сажусь я, стало быть, в поезд… В Москве, на Ярославском вокзале… С пушечкой… А там!…
      — Да при чем здесь это?! Было, не было! — словно лимон целиком проглотил, сморщился волшебник Валерий Иванович. — Мало ли кто и куда у нас ездит?! Разве так начиналась история?!
      — Дядя, ведь ты подъехал только к самой развязке! — выпалили в один голос Витька с Павлом.
      — Начинать всегда надо с самого начала, — куда-то в угол бранчливо продолжал старый волшебник. — А еще лучше — с главного! Что-то я давно никого ни во что не превращал…
      — Понял, Валерий Иванович! — быстро согласился я, чтобы не накалять обстановку.

      На плоской крыше самого высокого в микрорайоне шестнадцатиэтажного дома-свечки, лениво поглядывая по сторонам, сидел большой пушистый серый кот. С виду обыкновенный, каких много, сам себя кот называл Валерием Ивановичем Кирилловым.
      С головокружительной высоты люди выглядели чуть больше муравьев и передвигались тоже как насекомые, неторопливо и деловито. С трех сторон шестнадцатиэтажную «свечку» обступили старые дома, кирпичные, с палисадниками под окнами и удобными скамейками возле подъездов.
      — Ладно, с полчаса у меня в запасе есть, — сладко зевнув, начал вслух размышлять кот Валерий Иванович. — Все продумано до мелочей… Прозвенит звонок с уроков, потом он будет долго одеваться… Еще минут пять им идти от школы до дома… Если не завернет в парк… Ну, отсюда, сверху, я все хорошо увижу! В парке даже лучше! Спокойнее… И места для разбега больше… А пока… вздремнуть что ли?…
      Валерий Иванович зажмурил глаза и почти сразу услышал шум маленьких крыльев.
      Стая воробьев спикировала на крышу, всего птиц было, кажется, с десяток. Они суетливо толкались и чирикали возле задних лап Валерия Ивановича; нескольким не хватило места, и воробьи разместились на перильцах.
      — Тс-с, тише, тише, чирик-чик! — прокричал главный из воробьев. — Чик-чирк, тс-с! Он спит и, должно быть, видит прекрасный кошачий сон, не разбудите же его!
      — Я не сплю, — лениво отозвался Валерий Иванович, не открывая глаз. — Я просто мечтаю…
      — Он мечтает, чир-чирк, он мечтает! — заволновались воробьи. — А мы-то, мы, глупые, своими пустяками мешаем ему!
      — Вы нисколько мне не мешаете, — зевнул и потянулся всем телом Валерий Иванович. Затем он чуть повернулся, подставляя солнышку мягкое брюхо. — Знаете ли вы, милейшие, какая главная черта моего характера?
      — Он бесконечно добр! Он мудр! Он великодушен! Он умеет летать! — наперебой заверещали воробьи, почему-то обозначая Валерия Ивановича только местоимением третьего лица в единственном числе. — Он прекрасен душой и сердцем! Он беспримерно красив!
      — Я ленив, друзья, именно это — мое главное достоинство… — прекратил бессмысленный галдеж серый кот. — Будьте так любезны, перелетите немного в сторону, я пошевелю хвостом!
      Воробьи не успели выполнить просьбы. Потому что из слухового окошка на крышу вылез рыжий и облезлый кот Барсик.
      Стая воробьев, обнаружив второго кота, не взлетели с громким испуганным чириканьем, а наоборот, только плотнее сгрудилась вокруг Валерия Ивановича.
      Барсик неодобрительно оглядел всю компанию и громко фыркнул, так, что Валерий Иванович сразу открыл глаза.
      — А, многоуважаемый Барс Васильевич, бон жур! — приветливо по-французски поздоровался серый кот с рыжим. — Погодка-то какая!
      Барсик ничего не ответил, он стал тщательно обнюхивать телевизионную антенну, показав тем самым, что техника его интересует гораздо больше, чем вот такие… такие… как Валерий Иванович!
      — Да, я дружу с воробьями! — с вызовом произнес тогда Валерий Иванович. — И буду дружить, не вижу в этом ничего такого особенного!
      — Мяу, — с большим сомнением в голосе отозвался Барс Васильевич.
      — Или, может быть, подеремся? — предложил вдруг Валерий Иванович. — Для одного из нас драчка закончится весьма плачевно!
      — Конечно, конечно, чик-чирк! — наперебой загалдели воробьи. — Драка, драка, обязательно драка! Ледовое побоище!
      — В другой раз обязательно… Сегодня настроение не то… — дрогнул наконец облезлый Барсик.
      Он отступил назад, к слуховому окошку. Но это был очень храбрый кот, он не мог удрать просто так!
      — Вторую программу плохо принимает, весь подъезд жалуется! И девятую так себе! — кивнул он на антенну и для убедительности потерся об нее спиной. — Вот сейчас пойдем поглядим, отремонтировалась или нет…
      — А воробьем немного побыть не хочешь? — задумчиво спросил Барса Валерий Иванович, кося глазом на птичью стаю. — Они вот все воробьи, им нравится…
      — Или напряжение в сети прыгает? — дико заорал в ответ рыжий кот и, как цирковой лев в обруч, сиганул в слуховое окошко.
      Зоркий кошачий глаз Валерия Ивановича еще во время разговора отметил, как из дверей школы № 23 после уроков стали выходить ученики.
      Затем на крыльце школы мальчишка. К нему, счастливо виляя хвостом, бросился огромный мохнатый пес, возникнув невесть откуда.
      Кот Валерий Иванович весь напрягся, лень и меланхолия разом отлетели прочь. Торопливо простившись с воробьями, он добавил что-то на первый взгляд очень непонятное и странное:
      — На вашем месте я был бы уже в Австралии… Чтобы к вечеру вернуться обратно.
      — В Австралию! В Австралию!!! — воробьи с шумом поднялись в воздух.
      Валерий Иванович одним взглядом выбрал внизу самый высокий сугроб и без разбегу прыгнул в него с крыши шестнадцатиэтажного дома.
      Он всегда так поступал, только летом мягко приземлялся в клумбы…
 
      — И при этом никогда не мял цветов! — закончил вместо автора Валерий Иванович.
      Читая, я нет-нет да поглядывал на волшебника. Признаюсь, не без опаски, так как сложный характер старика мне был очень хорошо известен.
      Но с каждым новым предложением беспокойство мое улетучивалось, а потом и вовсе сошло на нет. По лицу Валерия Ивановича сначала блуждала неопределенная улыбка. Затем глаза волшебника маслянисто заблестели, и он даже, кажется, начал мурлыкать от удовольствия.
      — Хорошая повесть, правдивая… — несколько другим тоном, смутившись собственной несдержанности, заговорил волшебник. — Барсик похоже получился, вы не находите? Барс Васильевич! Я ведь и папашу его знавал, как же!
      — Чего-то теперь я многого не понимаю, — почесал в затылке моряк Бубенцов. — Это, что ли, начало? Ежели вы, уважаемый, столько лет с крыши сигали, но ничего при этом не происходило…
      — Но ведь однажды все-таки произошло!
      — Вот с этого однажды и нужно было начинать! — резонно возразил моряк.
      — Видите ли, — попытался кое-что разъяснить автор. — История до того запутанная, что просто так сказать, когда она началась, трудно. Она началась одновременно в самых разных местах, с самых обыденных, незаметных вещей.
      — Слушай, а про нас с тобой что-то будет? — удивленно посмотрел на друга Витьку Павел. — Пока что мы с тобой будто вовсе ни при чем!
      — Прямо на следующей странице повести появитесь вы! — пообещал автор сказки. — Дальше будет про Катю Шумкову! Только не перебивайте меня, пожалуйста!
      — Не мешайте ему, он же не Корней Чуковский! — промурлыкал лоснящийся от удовольствия Валерий Иванович. — А я пока блинчиков наколдую! Со сметаной! К чаю!

      Третьеклассника Павла Мошкина в школе считали начинающим хулиганом средней руки, но, кажется, недооценивали.
      С крыш капало, изредка срывались и падали вниз сосульки. Некоторые из них разбивались с хрустальным звоном, другие глубоко втыкались в рыхлые сугробы, отчего сугробы напоминали каких-то плохо ощипанных ежей или дикобразов.
      Павел Мошкин возвращался после уроков домой. Высоко в небе с шумом пронеслась стая воробьев, а из переулка навстречу Павлу по самой середине тротуара вдруг вышел крупный пушистый серый кот.
      Как любой нормальный хулиган, Павел Мошкин остановился, не медля ни минуты, скатал увесистый снежок, запустил им в кота. И не попал!…
      Не попал с такого близкого расстояния, словно первоклассник какой-нибудь!
      Мошкин оглянулся по сторонам: не видел ли кто-нибудь его позора?
      Нет, никого из знакомых как будто не было поблизости.
      Кот же, словно насмехаясь, подошел к хулигану еще ближе, склонив голову набок, стал вприщур разглядывать Павла внимательными серыми, совсем нехищными глазами.
      — У, дурак безмозглый! — выругался тогда Пашка.
      И примерился, как бы побольнее двинуть в мягкий пушистый бок ногой. — Мозги вышибу!
      «У человека еще и с логикой плоховато, — тактично подумал Валерий Иванович. — Вышибить мозги безмозглому, сильно сказано! К тому же, мозги у меня не в животе… И ведь сейчас ударит!…»
      Чем так заинтересовал Валерия Ивановича скромный школьный хулиган, сказать теперь трудно. Волшебнику предстояло весьма ответственное и такое важное дело, к которому он долго и тщательно готовился! До начала оставалось всего несколько минут!…
      «А, успею! — беспечно решил, должно быть, Валерий Иванович. — Делу время, потехе час! Немного развлекусь пока с этим балбесом!…»
      Пашка Мошкин, закусив губу, изо всех сил лягнул кота ботинком в гладкий серый бок… Но произошло странное!
      Кот не отстранился даже!
      — Бе-е-е! — ехидно сказал кот и показал хулигану широкий розовый язык.
      Земля выскользнула из-под ног Мошкина, и он вдруг, нелепо взмахнув руками, шлепнулся на тротуар и растянулся во весь рост.
      — Ах, ты еще дразнишься!
      Павлу бы вовремя остановиться! То есть, хотя бы отлежаться на тротуаре, немного остыть, одуматься, сдержать себя, просто сообразить: не так что-то здесь!
      Но он вскочил с перекошенным злобой лицом и, совершенно ни о чем другом не думая, бросился на «обидчика».
      «Еще раз ударит», — с грустью понял кот Валерий Иванович. «Гораздо сильнее, чем первый раз!»
      В этот момент проницательный взгляд волшебника совершенно случайно «сфотографировал” незнакомую физиономию.
      Толстенький третьеклассник выглядывал из переулка, готовый в любой момент трусливо убежать.
      Все понятно!
      Мальчишка пережидал, пока путь к дому будет свободен, скрытно наблюдая за хулиганом Павлом Мошкиным, которого боялся, явно избегая с ним встречи.
      Неожиданно в мозгу Валерия Ивановича молнией сверкнула озорная и, как ему в тот момент показалось, абсолютно замечательная мысль!…
      «Что-то давно у нас не случалось чудесных превращений! " — вот что подумал волшебник.
 
       Читатель! Будь внимателен! В начале следующей главки автор ничего не напутал! (Единственное примечание автора.)
 
      Витька Бубенцов и Пашка Мошкин, бывший хулиган средней руки, не сговариваясь, вскочили со своих мест и, размахивая руками, загалдели разом.
      — Мало примечания, здесь нужно подробнее разъяснить! — рубил воздух рукой Павел. — Потому что…
      — Совсем ничего пока не понятно, вот что! — вторил ему Витька. — Вот тот мальчишка, который выглянул из-за угла дома, это же был я!
      — Да это пока не имеет значения! — отмахнулся Павел. — Любой другой мог выглядывать! Дело не в том!…
      — Как это не имеет значения, как это не имеет! — едва не задохнулся от возмущения Виктор. — Ведь это был именно я, тот мальчишка в переулке!
      — Был бы кто другой, история другая вышла бы… — меланхолически заметил Валерий Иванович.
      — Я только хочу сказать, что все происшествие с котом я из-за угла хорошо видел… — настаивал Витька. — И как Пашка кота пинал, и как шлепнулся!… И мне в голову не пришло, будто что-то особенное происходит… Ну, он после встал и пошел… Я дождался, пока он совсем уйдет…
      — Чтобы ненароком лишний раз не попасть ему на глаза, — вставил автор.
      — Да, — Витька смущенно улыбнулся. — Мне еще куда-то зайти надо было…
      — Как ни в чем не бывало! Виктор пошел по своим делам как ни в чем не бывало! Заметьте все! — торжественно провозгласил я. — Значит, мое маленькое примечание очень нужное! Читатель, будь внимателен! Для третьеклассника Виктора Бубенцова как бы вообще ничего не произошло… и в то же время…

      Потирая ушибленный бок, Виктор Бубенцов поднялся с мокрого тротуара и внимательно, но осторожно, медленно ворочая шеей, огляделся по сторонам.
      Никого! Никто из знакомых ребят не видел, как он ни с того ни с сего шлепнулся на совершенно ровном месте! И то хорошо, если забыть хотя бы на мгновение, что он все ж таки кувыркнулся непонятным образом.
      Витька охлопал брюки, щелчками сбил с них последние ошметки прилипшего снега и направился к своему дому.
      Но странное ощущение с каждым следующим шагом все больше и больше переполняло обыкновенного третьеклассника Витьку Бубенцова: это было ощущение легкости, почти полной невесомости собственного тела!
      Незнакомое ощущение возникло непонятно откуда, но было оно удивительно приятным, радостным и счастливым. Через минуту Витька уже бежал, почти не касаясь ногами земли. И как жаль, что путь до подъезда оказался таким коротким!
      Одним гигантским прыжком взлетел Виктор по лестнице к себе на второй этаж. И ничуть не запыхался он от бега и от этого чудесного прыжка!
      Лихая, просто хулиганская мысль, каких степенный и солидный третьеклассник никогда раньше и даже позволить себе не мог, затрепыхалась в голове:
      «Вот если бы так, сильно толкнувшись, выпрыгнуть из окна, то он, Витька Бубенцов, полетел бы! Непременно полетел бы по воздуху совсем как птица! И летел бы далеко-далеко… пока ему самому не надоело бы лететь! Над полями и лесами, в дальние-дальние заморские страны! И еще дальше…»
      Он открыл дверь своим ключом, и скрежет замка вернул Витькины мысли в привычную колею:
      «Что же там оставила мама в холодильнике? Наверное, бутерброды с колбасой, которые так полезно заедать гороховым супчиком! А в буфете под салфеткой лежат-дожидаются два ма-аленьких кекса с изюмом…»
      Но вот что было невероятно: эти родные, всегда такие приятные мысли на этот раз думались как-то тяжело, с натугой. Витька даже замер в темном коридоре, прислушиваясь к себе.
      И вдруг помимо собственной воли с отвращением представил огромную груду толстых, жирных, нахальных бутербродов, которые по-тараканьи расползались из тарелки по столу, пища и толкаясь, окружали со всех сторон его, Витьку Бубенцова!
      Витька замотал головой, прогоняя неприятное видение, и несколько раз даже подпрыгнул на месте!
      — Два кекса! — жалобно пробормотал он, но даже произнесенное вслух почти магическое заклинание не подействовало.
      Ему по-прежнему хотелось бежать куда-то, прыгать и скакать, швырять камнями, гонять в футбол, раскачиваться на тропической лиане… Да много чего необычного хотелось Витьке Бубенцову, а вот привычного волчьего АППЕТИТА, он, как ни странно, совершенно не чувствовал!
      — Ладно, — немного поразмыслив, снова вслух сам себе сказал Витька. — Ну, не хочет человек есть — случается же иногда такое? Наверняка! Даже интересно испытать, как это! А в сэкономленное время можно заняться и чем-нибудь другим. Уроки, например, выучить.
      Надо заметить, что Виктор Бубенцов, к сожалению, никогда не был примерным учеником, на которого хочется равняться, вытягивая шею от усердия. И про уроки он сказал просто так, больше ничего с ходу не придумалось.
      Витька даже присвистнул от своей находчивости в сложных и непредвиденных ситуациях. Освободившись от шапки и пальто и зафутболив под вешалку ботинки, он порхающей походкой двинулся к себе в комнату, как вдруг…
      Витькин взгляд мельком, совершенно случайно упал на зеркало большого маминого трюмо.
      — А-а-а! — закричал Витька в ужасе.
      Мальчишка кричал так, что стекла в окнах мелко задрожали, а штукатурка па потолке мгновенно покрылась сеткой мелких, едва сметных трещинок.
      — А-а-а!
      Виктор отшатнулся от зеркала и закрылся руками, словно стараясь спастись от острой сабли македонского или монголо-татарского воина. Но никакого воина, конечно же, в коридоре не было и быть не могло. Во всех же других случаях закрывайся руками или не закрывайся, — это не поможет! Можно даже прятать голову в песок, тоже без толку!
      Пятясь к двери в свою комнату и жалобно поскуливая, Витька украдкой выглянул одним глазом из-под локтя.
      Ничего не изменилось в лучшую сторону! И тогда бедняга, отчаянно размахивая кулаками в разные стороны и бестолково лягая воздух ногами, бросился на зеркало!
      Потому что там, в зеркале, было совсем не его, Виктора Бубенцова, отражение!
      Он увидел искаженное ужасом лицо своего главного врага и обидчика Павла Мошкина! И Пашка Мошкин так же нелепо размахивал всеми своими длинными конечностями. Затем он вдруг бросился вперед, на Витькин кулак с размаху налетел на холодное стекло.
      Мамино зеркало оказалось, на удивление, крепким.
      — У-а-а-а! — взвыл Витька от безнадежности.
      И хулиган Мошкин там, за зеркальным стеклом, закусив губу, тоже скривился в противной гримасе!
      Витя Бубенцов, всхлипывая, начал ощупывать всего себя: острые коленки, тощие, нескладные руки, выпирающие ребра…
      Это было совсем не его тело!
      Куда делся кругленький, мягкий, такой раньше ненавистный и родной, дорогой и близкий животик?! Где он, верните и отдайте его Витьке!
      Гулко и требовательно зазвонил телефон.
      Виктор вдруг разом успокоился.
      Мама! Ну конечно же! Это звонит мама!
      — Мама! Мамочка! — заорал Витька, сорвав трубку с аппарата. — Мамочка, приходи быстрее! Тут такое творится!…
      — Тс-сс, тише! — отозвалась трубка чужим, конспиративным шепотом.
      — А-а, кто это? — Витькин… Нет, не Витькин совсем! Голос Павла Мошкина сорвался. — Кто это говорит?
      — Кириллов Валерий Иванович, — церемонно представилась трубка. — Но мы напрасно теряем время. Мне кажется, с вашей теперешней внешностью находиться в этой квартире не очень… хм, удобно… Уходите скорей!
      — Откуда вы знаете про внешность?! Кто вы такой?! — испуганно закричал Витька в трубку.
      — Нам надо встретиться, — настойчиво продолжал незнакомый голос. — Я кот, вы меня должны были видеть во дворе…
      — Какой еще кот? — застонал Витька.
      — То есть, конечно же, я не кот, — запутался в объяснениях голос. — Значит, так, встречаемся в секретном подвале! Люк — за углом, где сараюшки!
      В трубке противно замяукало, а потом наступила полная тишина.
      Витька чуть было не закричал в эту пустоту и тишину, что ему же не пролезть в этот злополучный люк, он уже сколько раз пробовал!
      Но он не закричал. Потому что вдруг снова разглядел в зеркало свою новую — тощую и нескладную фигуру…
 
      Пронзительный визг раздался в школьном музее. Болонка Муська, до того мирно дремавшая на руках у своей хозяйки, внезапно свалилась на пол и залилась обиженным лаем.
      — Вы!… Вы!… — во весь свой рост поднялась разгневанная пенсионерка Клавдия Леонтьевна. Ее сильный длинный указательный палец был решительно направлен на Валерия Ивановича, который смущенно жался в углу. — Вот с какой стороны вы раскрылись!!!
      — Собачку уронили, — осторожно подсказал Валерий Иванович.
      — Кто вам позволил?! — продолжала негодовать Клавдия Леонтьевна. — Кто вам позволил проводить такие непедагогические эксперименты над детьми?! А сначала прикидывался… сами знаете, кем вы прикидывались!… Муся, фас!
      — Э-э, так не пойдет! — закрыл грудью волшебника моряк Бубенцов. — Дело прошлое, мы уже во всем разобрались…
      — Вот именно! — поддакнул из-за спины старшего Бубенцова волшебник.
      — Мы с Мусенькой пришли сюда, чтобы послушать поучительную историю о мальчике с собакой! — всплеснула руками пенсионерка. — А нам во-он какие вещи рассказывают!
      — Будет, будет мальчик с собачкой! — попытался я успокоить пенсионерку. — Ведь еще только начало! Вот дальше я как раз собирался рассказать и про Катю, ее подружку Таньку Сковородкину… Ну и про вас, дорогая Клавдия Леонтьевна, вместе с вашей Муськой…

      Танька Сковородкина — лучшая подруга Кати Шумковой, только они каждый день ссорятся. Но это ничего!
      — Интересно ты рассуждаешь! — поджав толстые губы и высоко задрав нос, Танька гордо вышагивала по улице, и Катя едва поспевала за ней. — Очень даже интересно! Ну, просто совсем как мой брат Толик! А он, как ты знаешь, балбес и дурак!
      — Я знаю, что он дурак и балбес! — торопливо согласилась Катя, чтобы не обострять отношения. — Только дело ведь…
      — Много ты в балбесах понимаешь! — обиделась Танька. — Он, может, мне знаешь чего сказал?
      — Чего? — Катя сделала вид, что ей ну просто до смерти интересно, что сказал этот глупый Толька, Танькин старший брат.
      — Это мы когда на лодке катались прошлым летом, — не сбавляя шага, начала рассказывать Танька. — На резиновой, надувной, я тебе говорила! Ну, там Толька мой был, я, дядя Валя, тетя Лена, собака была по кличке Тайга, Верка с Лешей…
      — Как же вы все на одну лодку вместились? — удивилась Катя.
      — Ой, горе ты мое! — тяжело вздохнула Танька. — Да у нас этих лодок, может, миллион было! Две штуки целых! Так он мне что сказал, знаешь?
      — Кто?
      — Да Толька же мой! Знаешь, Танюха, говорит, что в женщине главное?
      — Что? — даже остановившись от смущения, тихим голоском переспросила Катя.
      — Вот и я у него спрашиваю чего! Мускулатура, отвечает! Вот тебе весла, Татьяна, говорит, грести будешь! Дурак-то он дурак, да умный! И очень хитрый! Я ж эту лодку на себе до самого пруда перла, а тут еще грести!
      — А ты что ответила?! — с обидой за всех женщин на свете выдохнула Катя.
      — Ну, чего… — потоптавшись на месте, застенчиво ответила Танька. — Ну, вывезла его на середину пруда, взяла за шкирку и выбросила из лодки… Главное в женщине, говорю, красота и нежность, бурундук ты непричесанный!
      — Вот это правильно, красота и нежность! — ахнула Катя. — Только вдобавок еще смелость в себе воспитывать и развивать надо, я сама в книжке читала!
      Кате вдруг стало страшно за выброшенного из лодки несчастного старшего Танькиного брата Толика, худенького и тщедушного, который едва доставал Таньке до плеча. За что его бурундуком непричесанным назвали?!
      — А если бы утонул? — с легкой дрожью в голосе спросила Катя. — Ну, Толик твой?
      — Все они, суслики, плавать умеют! — пренебрежительно махнула рукой Танька. — И потом, я-то рядом! Спасла бы, если что!
      Сказано это было так просто, и в то же время прозвучали Танькины слова настолько веско и убедительно, что Катя поспешила как можно быстрее переменить тему разговора.
      — А в подвале чьи-то зеленые глаза светятся! — вспомнила вдруг Катя ни к селу ни к городу. — Вот такие вот огромные, как чайные блюдечки! Даже как тарелки!
      Вообще-то о разных чудовищах и других жутких вещах Катя думала постоянно. И тому была веская причина. Но об этом после.
      Танька Сковородкина всегда и во всем возражала Кате хотя бы для того, чтобы возразить:
      — Ты сама-то видела, видела, видела?! Сама-то не видела!
      — Я сама… почти что видела… — немного смутилась Катя. — Я обязательно увидела бы, я к этому подвалу подходить одна боюсь, а то бы, конечно, увидела… Глазищи во-от такущие, а уж сам-то какое страшилище!
      — Кто?! — презрительно скривилась Танька. — Кто — страшилище? Болтает не знаю что!
      — Я болтаю?! Это я-то болтаю?! — зачастила Катя обиженно. — Еще как все точно знаю! Весь двор про это знает! Глаза зеленые, за ноги всех хватает!
      — Что-то меня не схватило! — недоверчиво тряхнула торчавшими из-под шапки косичками Танька.
      — Давай прямо сейчас пойдем и заберемся в подвал!… — у Кати перехватило дух от собственной храбрости. — И все увидим своими глазами!
      Кончики Катиных пальцев вдруг стали холодными, как ледышки: а вдруг Танька согласится!
      — Это кто это — мы? — снова просто из духа противоречия поинтересовалась Танька.
      — Ну, мы с тобой…
      — А что это ты за меня решаешь?! — противным и очень вежливым голосом поинтересовалась Танька. — Я, может, как раз очень тороплюсь на бальные танцы пойду, в кружок иду записываться?!
      — Три ха-ха! — с облегчением нервно засмеялась Катя. И еще вдобавок повертела пальцем у виска:
      — Птичка летает — вот тут не хватает?
      Танька, больше не взглянув на лучшую подругу, медленно повернулась и, фальшиво, с шипением насвистывая взрослую песенку, отправилась к своему подъезду.
      — Что, испугалась, да? — в закричала Катя Татьяне Сковородкиной вдогонку, понимая, что та не вернется. — Испугалась в подвал-то лезть?!
      Лучшая Катина подруга даже не обернулась.
      — Тогда я одна, без тебя залезу в подвал! — с обидой выкрикнула Катя. — Я все-все там посмотрю! Торжественно обещаю!
      Катя прикусила язык. Что такое она сгоряча наговорила! Да слово — не воробей!
      «Вот прямо не откладывая на потом пойду и залезу в подвал, — мелко дрожа от собственного геройства, размышляла Катя, оставшись одна. — Даже домой не зайду!…»
      И вдруг очень кстати вспомнила об одном важном и совершенно неотложном деле, которое еще раньше наметила имении на сегодня.
      «Вот освобожусь — и сразу в подвал!» — мудро решила Катя.

      Город был буквально забит шпионами и диверсантами всех мастей. Но вот этот человек выглядел опаснее остальных: он никуда не торопился, в движениях его не чувствовалось суеты и нервозности…
      Одет подозрительный субъект был чересчур обыкновенно и очень неброско, что говорило о его большом агентурном опыте. Похоже, матерый волчище!
      «Подозрительный» неожиданно остановился. Возможно, почуял наблюдение. Или просто на всякий случай проверял, нет ли за ним «хвоста». Он в задумчивости потоптался на месте, а затем так же неторопливо развернулся и пошел в обратном направлении, навстречу Вадику.
      Вадик Градобоев едва успел шмыгнуть за угол дома, чтобы не столкнуться носом к носу с резидентом иностранной разведки. Шпион остановился возле сине-белого киоска с надписью «Мороженое» и очень долго изучал витрину.
      Вадик за это время успел обежать дом и вынырнул на улицу совсем рядом с незнакомцем, но уже с другой стороны.
      Переодетый диверсант купил недорогой брикет пломбира с орехами, на хорошем русском языке сказал «спасибо» продавщице.
      «Первая крупная ошибка, — с удовлетворением отметил про себя Вадик. — Прохладно, никто не покупает мороженое, а он купил! Ничего, посмотрим, что будет дальше! Посмотрим, посмо-о-оотрим!»
      Диверсант и террорист, далеко высунув широкий язык, лизнул свое лакомство, зажмурил глаза и как-то неопределенно помотал головой.
      «Хорошо прикидывается, натурально!» — одобрительно хмыкнул про себя Вадик. «Если что-то заподозрил и попробует улизнуть, пойдет в парк!»
      Так и получилось. «Объект» вдруг решительным шагом направился к воротам парка. Вадик, не оборачиваясь, тихонечко свистнул. И короткими перебежками стал преследовать незнакомца.
 
      Деревья стояли голые, небольшой уютный парк просматривался насквозь от забора до забора, и оставаться незамеченным стало невозможно даже опытному конспиратору.
      Тогда Вадик предпринял решительный и, как оказалось, единственно верный в такой ситуации шаг. Он прямо на глазах у «подозрительного» вошел в аллейку, громко распевая песню «Жили у бабуси два веселых гуся». Затем, шагнув в сторону с дорожки, он провалился по колено в мокрый снег, но тут же с самым беззаботным видом начал лепить снежную бабу!
      Незнакомец между тем выбрал одну из скамеек, перчаткой смел с нее остатки снега.
      «Ха-ха-ха! — едва вслух не рассмеялся Вадик. — Тоже мне! Хорошенькую погодку он выбрал, чтобы посидеть на скамеечке с мороженым! Видимо, " легенда» глупая — тут уж сам погибай, а задание выполняй! Простудится, бедолага…»
      Вадику даже немного жалко стало незадачливого шпиона.
      «Наверное, на связь вышел… Будет ждать кого-то…»
      — Ля-ля-ля, ля-ля-ля! — громко пропел Вадик, специально чтобы «подозрительному» было слышно. И еще громче добавил:
      — Ну что это за снеговик получился! Это не снеговик, а просто монумент какой-то! Вот я сейчас еще одного слеплю, вот это будет снеговик!
      «Подозрительный» покончил с мороженым, вытер руки носовым платком и вытащил из внутреннего кармана пальто большой потрепанный блокнот.
      Вадик даже присел от неожиданности.
      «Как неосторожно! Еще шпион называется!» — закричал внутри Вадика обиженный голос. «Вы же, голубчик, на грани провала!»
      «Подозрительный», покусывая карандаш, записал коротко записал что-то, спрятал блокнот, поднялся со скамейки.
      «Уйдет!» — мелькнуло в голове у Вадика.
      Ждать больше было нечего, таинственный связной к резиденту почему-то не пришел.
      «Будем брать живым! И с поличным!» — решил Вадик.
 
      Вадик Градобоев догнал незадачливого шпиона почти у самого выхода и, не переводя дыхания, гаркнул:
      — Руки вверх! Сопротивление бесполезно!
      Незнакомец вздрогнул и, вжав голову в плечи, медленно обернулся:
      — Ты что-то спросил, мальчик?
      — Руки вверх! — отступив на шаг, грозным, чуть дрожащим от волнения голосом повторил Вадик. — Если вы, конечно, не хотите ненужного кровопролития!
      — Чего, чего?! — незнакомец наконец разобрался в ситуации.
      Перед ним в пустой парковой аллее стоял странный щупленький мальчишка и неизвестно почему угрожал.
      — А если хочу? Если я захочу… хм, кровопролития?
      Вместо ответа Вадик снова тихонечко свистнул.
      — Что за звуки? — удивился шпион.
      — Ну так как, стрелять будете? — беспечно и в то же время с вызовом поинтересовался Вадик.
      — Я тебе уши сейчас надеру! — пообещал диверсант.
      — Ага, угроза действием! — с нарастающим удовольствием отметил Вадик. — Что вы мне еще сделаете? Неужели только уши надерете?!
      — Очень хочется, да? — сочувственно вздохнул резидент иностранной разведки. — Давно не драли? Оно и видно! Ладно, в другой раз обязательно!
      — Другого раза может не случиться, — зловеще пообещал Вадик.
      И теперь уже громко настойчиво свистнул.
      — Да что ты все время свистишь?! — сморщился «шпион». — Ну ладно, парень, я пошел…
      — Нет! — звонким и строгим голосом закричал Вадик. — Вам придется пройти со мной, гражданин!
      Гражданин тепло улыбнулся Вадику и покрутил у своего виска «шурупчики». Затем он развернулся было, чтобы уйти…
      Должно быть, расколись пополам небо или же разверзлась бы земля, несчастный шпион, возможно, не так уж и удивился. А тут он застыл, как соляной столб!
      — Да, Шарик, — ласковым голосом произнес тогда Вадик, довольный произведенным на диверсанта впечателением. — Господин диверсант не хочет идти с нами. Наверное, резидент иностранной разведки хочет, чтобы Шарик его скушал, да Шарик?
      Огромный желтый с белыми пятнами сенбернар по имени Шарик шумно зевнул и по-доброму уставился на «подозрительного».
      Серые шпионские глаза иностранного агента полезли на лоб. Мозг лихорадочно работал. Получалось, что все время разговора за его спиной стояло готовое к броску этакое чудовище?!
      — А!… А-а! — тоненьким голоском вежливо произнес «резидент». — Сдаюсь! Сдаюсь без боя!
 
      В отделении милиции было тихо и уютно. Дежурный, старший лейтенант, сидел за пультом с множеством таинственных разноцветных кнопок и читал интересную книгу «Остров сокровищ».
      — Вот, товарищ офицер, шпиона вам задержал, — скромно сообщил Вадик и начал внимательно разглядывать стену, где висели яркие плакаты с милиционерами в конном строю.
      — Опять? Еще одного? — при виде Вадика дежурный милиционер болезненно сморщился и отложил в сторону книгу. — Вадик, дорогой, ведь ты уже переводил к нам полгорода! И всегда утверждал, что на этот раз — точно, шпион! И всегда оказывалось почему-то, что нет, не шпион!
      — Вот видите! — нисколько не смутился Вадик. — Должен же быть хотя бы один шпион на целый город! Значит, вероятность с каждым новым приводом увеличивается!
      — Ну да, вообще-то… — с сомнением кивнул старший лейтенант.
      — Если же вдобавок исключить из-под подозрения младенцев, то кто останется?! — торжествующе поднял вверх указательный палец Вадик и тут же ткнул этим пальцем в сторону задержанного:
      — Вот он только и останется!
      — Я вообще не из вашего города! — несмело успел вставить задержанный.
      — Тем более, — сурово и твердо оборвал его Вадик.
      — Гражданин, у вас есть какие-нибудь документы, удостоверяющие, что вы — шпион? — обратился к «подозрительному» старший лейтенант милиции.
      — Нет! Откуда?! — испуганно замотал головой «шпион». — Нет у меня таких документов!
      В помещении резидент иностранной разведки перестал казаться опасным и многоопытным бандитом, сделался почему-то гораздо ниже ростом и моложе. Лет ему на вид было не больше… восемнадцати, наверное.
      — Ну, вот видишь, Вадик, — облегченно вздохнул офицер милиции. — За что ж мы человека арестовывать должны?
      — Вы спросите, как он мороженое ел! — закипятился Вадик. — И что при этом в блокнот записывал!
      — Ну что он, право, секрет мороженого у нас выкрасть хотел, что ли?! — снова недовольно поморщился старший лейтенант.
      Но на всякий случай поинтересовался у задержанного, который опасливо жался в уголок и все время поглядывал на Шарика.
      — Чем занимаетесь?
      — Вообще-то я кулинар по специальности… — вдруг замялся «резидент». — Но в настоящее время делаю, что поручат: то компоты варю, то на второе блюдо поставят…
      — Без определенных занятий, значит, — насторожился офицер.
      — А мороженое у вас в Шутихинске действительно очень вкусное! — подтвердил задержанный. — Я, видите ли, изучаю секреты изготовления именно мороженого, это вы правильно заметили! В каждом новом городе я обязательно пробую мороженое и пытаюсь определить, как оно приготовлено… Я хочу, чтобы и в нашем кафе всегда было вкусное и разное мороженое!
      — И только за этим вы приехали в Шутихинск? — подозрительно прищурился милиционер.
      — Нет, у меня здесь бабушка живет! — заторопился кулинар и вытащил из кармана помятый конверт. — Вот письмо от нее!
      — Видишь, Вадик, у человека здесь бабушка живет, письмо ему прислала, — развел руками дежурный. — А ты — шпион, шпион!
      — Вы свободны, гражданин! От лица службы приношу вам свои извинения, — кивнул он вполне добропорядочному кулинару и кондитеру.
      — Да чего там, — в ответ шмыгнул носом знаток мороженых секретов. — Я вот только еще хотел спросить…
      — Да-да! — подбодрил его дежурный офицер.
      — Я у мальчика спросить хотел… Почему он называет свою милую собачку Шариком? Разве это подходящее имя для сенбернара?!
      — Конечно, — подтвердил Вадик.
      Он нисколько не расстроился, что и этот человек оказался не шпионом. Вадик настоящих опасных шпионов еще сколько угодно задержит и в милицию приведет.
      — Шарик добрый и ласковый…
      — Чемодан с хвостом, а не Шарик, вот как ему имя! — высокомерно объявил вдруг кулинар, почувствовав себя в безопасности, после чего захлопнул за собой дверь отделения милиции.
 
      В школьном музее повисла напряженная тишина.
      — Хорош гусь… — наконец нарушил молчание Иван Алексеевич Бубенцов. — Значит, вот он каков, Вадик…
      — Таким он был… В те давние времена… — уточнил автор.
      — Именно этого парнишку с собакой вы, дорогой волшебник, и высматривали с крыши? — обратился моряк к Валерию Ивановичу.
      — Конечно! Именно его, вы правильно заметили!! Какое я волшебство приготовил, какое потрясающее волшебство, — горестно покачал головой чародей.
      — И все прахом пошло! — в тон ему закончил старший Бубенцов.
      — Отчего же?! — обидчиво вскинулся волшебник. Он не почувствовал иронии в словах моряка. — Просто перенес начало феерии на час… Или на два… поближе к вечеру! Задержался чуток! С вашим же племянничком провозился, милейший! Не мог же я Виктора так оставить, на произвол судьбы!… Я заварил кашу, я за все и в ответе!
      — А разве нельзя было… просто отменить намеченное волшебство? Или хотя бы отложить его на утро? — повела плечами пенсионерка Клавдия Леонтьевна.
      — Естественно, нет! — решительно дернул подбородком Валерий Иванович Кириллов. — Ведь воробьи! Воробьи-то уже улетели!… В Австралию!

      В дверь тихонько постучали. Даже, если сказать точнее, не постучали, а словно бы поскреблись.
      Клавдия Леонтьевна, охнув и придерживая рукой поясницу, тяжело поднялась с дивана и, громко шаркая подошвами старых теплых домашних туфель, пошла открывать. Потому что стучались и скреблись в дверь к Клавдии Леонтьевне по-всякому, она привыкла.
      — Ну-ка, Мусенька, пойдем посмотрим, кто это к нам пришел, — приговаривала Клавдия Леонтьевна нарочно вслух, пока возилась с замком. — Наверное, какой-нибудь очень хороший человек, как ты думаешь? Потому что плохие люди к нам с тобой не ходят!
      Клавдия Леонтьевна специально всегда долго будто бы не могла открыть дверь. И всегда при этом говорила разные хорошие вещи громким голосом, чтобы и с другой стороны двери было слышно. Ведь ей-то это нетрудно, так пусть человеку будет приятно!
      Муська лежала возле дивана на коврике, когда в дверь заскреблись. Она сразу насторожилась, подняла уши, даже подумала, а не зарычать ли. Но не зарычала, проводила хозяйку до двери и теперь терпеливо дожидалась, пока ежедневный ритуал закончится и можно будет узнать, кто же в самом деле пришел.
      На пороге стояла худенькая девочка с испуганным лицом. Клавдии Леонтьевне показалось, что девочка эта в любой момент готова броситься наутек, не разбирая дороги и перескакивая через три-четыре ступеньки.
      — Здрасьте, — едва слышно пискнула девочка. И после этого забормотала что-то совсем неразборчивое.
      — Здравствуйте, пожалуйста! — басом перебила девчонку Клавдия Леонтьевна. — А если и я тебе вот так же отвечать начну: быр-быр, бу-бу, шу-шу-шу?!
      Девчонка подняла глаза и вдруг отчаянно выпалила:
      — А ваша Муська не хочет погулять?
      — Мусенька, ты пойдешь с девочкой погулять? — вежливо поинтересовалась у собаки Клавдия Леонтьевна, не поворачивая головы. — Мне кажется, Муся, это очень хорошая девочка.
      Болонка завиляла хвостом и невысоко подпрыгнула одними передними лапами.
      — Она пойдет гулять, — торжественно и благосклонно сообщила Клавдия Леонтьевна девочке. — Правда, я что-то не припомню, чтобы ты раньше дружила с моей Мусей…
      — Я дружила, дружила, честное слово! — забеспокоилась маленькая незнакомка. — Хоть кого во дворе спросите, меня зовут Катя Шумкова! Только я с вашей собачкой… я издалека с ней дружила!
      — Ах, вот оно в чем дело! — Клавдия Леонтьевна неожиданно вспомнила, где и при каких обстоятельствах она уже видела эту странную девочку. Катя была единственным человеком во дворе… нет, на всей улице… да что там говорить, в целом городе, кто боялся болонки Муськи и с криком убегал домой, едва крошечная собачонка появлялась во дворе.
      Но мудрая Клавдия Леонтьевна не стала говорить Кате о своем открытии.
      — С Мусенькой очень часто гуляет отважная Татьяна Сковородкина! — с нескрываемой гордостью сообщила она.
      — Да, да, я знаю! — закивала Катя. — А я тоже… отважной стала… недавно! Уже третью неделю!
      Насчет собственной отваги Катя слегка прибавила. Но размышляла над этим вопросом она давно и серьезно.
      — Только у нас не все в классе очень отважные, — скромно добавила Катя. — Вы не подумайте, пожалуйста, что все! Нас немного: я да вот еще некоторые…
      — Вот как! — одобрительно оглядела Катю с ног до головы Клавдия Леонтьевна.
 
      В лифте, оставшись с Муськой один на один, Катя Шумкова едва попала дрожащим пальцем в кнопочку с цифрой «2», — конечно, нужно было на этаж ниже, но и это уже хорошо! Пока лифт спускался, Катя вжалась спиной в его полированную коричневую стенку и выставила вперед согнутую в локте правую руку, обмотанную под рукавом пальто еще и носовым платком. Катя видела в кино: так делают все опытные собаководы, начиная работать с незнакомой собакой.
      А Муська ничего, ехала спокойно. Только хвостом вертела от нетерпения.
      Наконец они вышли из подъезда. Во дворе не было никого, только на засыпанной снегом детской площадке возился какой-то малыш, крест-накрест перевязанный длинным красным шарфом. На скамейке сидела бабушка карапуза.
      Увидев Катю с Муськой, мальчуган оторвался от своих дел, пошел Кате навстречу и доверительно посоветовал:
      — Ты ее не бойся, это же Муська! А если боишься — стой и не шевелись, замри! Собака подумает, что ты — статуя!
      — Без тебя знаю! — чуть не вырвалось у Катя с обидой. — Дуралей ты! Все вы!…
      Она хотела крикнуть: «Все вы, парни, дураки!», но прикусила язык.
      Катя осеклась, потому что, во-первых, обзывать младших просто некрасиво. А во-вторых, это была бы неправда, она вовсе так не считала.
      Екатерина Шумкова была прогрессивно настроенной хорошисткой и понимала: не все мальчишки на свете безнадежные дураки и балбесы. Конечно, дураков, балбесов и даже настоящих болванов среди мальчишек большинство, но если найдется хотя бы один не дурак и не болван, то говорить обо всех уже просто несправедливо…
      А ведь не так давно он обнаружился, этот единственный!…
      Еще у Кати Шумковой была мечта. Мечта эта возникла впервые пришла дней десять назад, но за это время достигла какой-то потрясающей яркости, убедительности и завершенности.
      Вот будто бы идет она, Катерина Шумкова, жарким летним днем по берегу реки и вдруг бултых — и уже почти на самой середине! Плавать же Катя нарочно не умеет и учиться не собирается!
      — Тону! Ну я же тону! — сразу же отчаянно закричит несчастная. — Я сейчас утону насовсем, если меня никто не спасет!
      — Я тону! — станет кричать Катя все громче и громче. — Ой, какая холодная вода, просто ледяная! Ой, мое новое платье, оно намокнет!
      Что интересно, на крутом речном берегу в это время как назло не окажется ни одной живой души!
      Так что, вот уже час тонет отважная Катя Шумкова, второй пошел… Как раз ближе к вечеру, сразу после ужина на берегу появятся двое, Вадик Градобоев и его собака.
      — Ага! — закричит из воды Катя, уже начиная пускать пузыри. — Конечно, с собакой-то любой дурак меня из воды вытащит! Сейчас скажешь: «Фас!», она поплывет и вытащит меня! Еще зубами своими все платье мне изжулькает, я его только утром горячим утюгом гладила!
      — Не скажу я ему «Фас!», — хмуро и мужественно ответит тогда Вадик с берега. — Я, пожалуй, сам тебя сейчас спасать стану!
      Так скажет он и храбро, прямо в одежде, прыгнет с речного обрыва в воду.
      Понятное дело, Вадик вытащит погибающую в расцвете лет Катерину и даже на всякий случай сделает ей искусственное дыхание.
      После чудесного спасения они пойдут по живописному берегу, взявшись за руки, вдвоем… э-эх, да нет же, втроем! Вадик, Катя, а за ними следом эта его дурацкая огромная псина, которую Катя до смерти боится!
      Вообще-то Катя вообще всех на свете собак боится, не одного только Вадикова пса. Но не отказываться же из-за этого от такой расчудесной мечты! Ничего, собака в жизни не самое страшное!…
      Все светлые мечты обязательно сбываются. Осталось-то чепуха: стать беспримерно храброй и отважной да хотя бы немного полюбить собак. Ну и лета еще дождаться, жары…
      — Муська, ты еще не нагулялась? — опасливо спросила Катя у болонки, которая забралась зачем-то в сугроб, так, что только кучерявая макушка торчала. — Может, домой пойдем, а? Хватит на сегодня? У меня еще других важных дел много.
      Муська выскочила на тротуар, встряхнулась и, весело виляя хвостом, подбежала к дрожащей Кате.
      Первое испытание на храбрость Катя выдержала! Впереди были подвиги…
 
      — И ни капелечки на нас не похоже, правда, Мусенька? — не скрывая довольной улыбки, произнесла пенсионерка Клавдия Леонтьевна. — Вот все другие персонажи в повести похоже получаютя! И даже ты, Муська, немножко на себя похожа… Но вместе мы с тобой совсем не такие!…
      — Значит, Катя не сдержала данного себе слова? — уточнил моряк Бубенцов. — Ведь она собиралась забраться в подвал, а не собак дрессировать!…
      — Как сказать… — замялся автор. — Как сказать…

      Вот уже с полчаса Катя Шумкова мужественно находилась в засаде, притаившись в узеньком проходе между сараюшками.
      Секретный подвал она обнаружила быстро. Катя решительным шагом подошла прямо к люку, храбро топнула ногой по гулкому железу.
      Осталось только поднять крышку… Потом что-то остановило Катю. Подумав немного, она правильно решила, что засада тоже дело храбрых и мужественных людей. Если можно совершить за один раз два мужественных поступка — прогулку по таинственному подвалу и засаду, то почему ж не совершить?!
      Мысли в засаде текут медленно, но очень логично и правильно. Постепенно Катя пришла к странному, но абсолютно правильному выводу: а ведь не стоит совершать все возможные мужественные поступки за один день! Нужно знать меру! Горько, если на завтра ничего останется!
      Нет, пожалуй, для начала одной засады вполне достаточно, тем более что в подвале тихо и судя по всему, пока ничего таинственного не происходит…
      Вот в этом самом месте замечательные по своей стройности Катины мысли были прерваны.
      На пустыре появился человек.
      — Ого! — прошептала Катя. — Да это же… Мошкин!
      Классный хулиган средней руки неуверенно и как-то суетливо озирался по сторонам.
      — Он меня сейчас заметит! — заранее испугалась Катя.
      Но Мошкин шагнул к люку, приподнял крышку, быстро юркнул внутрь. Крышка с гулом захлопнулась над ним.
      — Что будет! — Катя схватилась за голову. Она разом припомнила все слухи про зеленоглазое страшилище, представила себе жуткую темноту внизу, под землей.
      Девочка выскочила из своего убежища, бросилась к люку, нагнулась…
      Из-под земли доносились звуки. Правда, ничего разобрать Кате не удалось, но это были, несомненно, человеческие голоса.
      — Бу бу-бу! Бу-бу-бу! — раздавалось снизу. — Бу-бу-бу!
      Часто дыша, Катя опустилась на коленки и прижалась ухом к холодной крышке. Чулки сразу намокли, но мужественная Катя даже не обратила на это внимания.
      «Бу бу-бу! Бу-бу-бу!» — звучало теперь гораздо громче.
      Но ничуть не отчетливее. И так минут десять. Или даже больше.
      А потом все разом смолкло!
      Катя едва успела вскочить и отбежать обратно в свое надежное укрытие, как из люка показалась голова Павла Мошкина.
      Щеки школьного хулигана были свекольно-красными от возбуждения, в движениях появилась излишняя резкость. Словно Пашкино тело было собрано на пружинах, и всего минуту назад кто-то сильно сжал эти пружины, а затем резко отпустил.
      Павел Мошкин был один, никто не выбрался из подвала за ним следом!
      «С кем же он там разговаривал? — недоумевала Катя, зажигаясь все большим интересом. — Ведь я же собственными ушами слышала! Неужели… с тем, кто там живет?! То есть, он встречался… с таинственным страшилищем?!…»
      Невыразительный, серый образ хулигана средней руки в Катиных глазах быстро приобретал все более и более привлекательные черты. Этот человек жил, оказывается, еще и какой-то особой, непонятной, скрытой от посторонних глаз жизнью, наверняка таинственной и загадочной, полной тревог и опасностей!
      Открыв рот, Катя проводила сияющими глазами сутуловатую Мошкинскую спину.
      Но вот следующая Катина мысль была вообще нелогичной и нелепой.
      «Эх, Танька, Танька! — сокрушенно подумала Катя. — Сковородкина, ты и есть Сковородкина! Вот пошла бы со мной, забралась в подвал — и весь их тайный разговор от начала до конца подслушала! Потом мне бы рассказала…»
 
      — Эх, вы! — Клавдия Леонтьевна повернулась к волшебнику. — Конспиратор! Значит, все про вас знали? Или, по крайней мере, догадывались! «Зеленоглазое страшилище» называется, стыд-то какой!
      Валерий Иванович, потупясь, шумно сопел и при этом, кажется, даже слегка покраснел.
      — Ближе к делу, не отвлекайтесь! — заторопил автора моряк Бубенцов.

      Виктор Бубенцов сразу же после дурацкого телефонного разговора помчался искать секретный подвал. Он быстро обнаружил люк, отбросил в сторону громыхнувшую крышку и, опершись руками о край колодца, опустил в темноту сначала одну ногу, а затем и вторую.
      — Прыгайте, тут не глубоко… — раздался снизу, из темноты колодца тихий голос.
      От неожиданности руки разжались, Витька полетел вниз и… почти сразу же приземлился на что-то мягкое.
      — Крышку прикройте, — попросил тот же голос. — Дует…
      Пахло мышами, сырой глиной и железом. Было очень тепло и почему-то совершенно не страшно!
      — Руку! — требовательно прозвучало в темноте.
      Мальчишка повиновался; у невидимки оказались сухие, тонкие пальцы, слегка подрагивающие и горячие.
      — Тс-с-с!
      В этом голосе совсем не было угрожающих нот. Он показался Витьке скорей неуверенным и даже беспомощным.
      — Опускайтесь на землю!… Не беспокойтесь, здесь не сыро… Я постелил одеяла…
      Виктор машинально нащупал под собой толстое и колючее одеяло.
      — Держитесь за мной! — скомандовал незнакомец. — Ползем! Вот моя пятка!
      Пальцы ощутили сначала гладкую холодную резину, затем короткий жесткий ворс.
      «В галошах он, что ли? Валенки с галошами?»
      Галоша выскользнула из рук, Виктор кошкой бросился вперед… и в то же мгновение вновь услышал предостерегающее «тс-с!».
      Какое-то время они ползли молча; Виктор ориентировался по тяжелому сопению неведомого спутника, которое постепенно становилось все более громким, усталым, прерывистым.
      — А куда мы ползем? — наконец, не выдержав, прошептал мальчишка.
      Человек впереди замер, а потом шумно развернулся, подполз к Виктору и жарко зашептал в самое ухо:
      — Мы уже на месте! Собственно, мы и ползли по кругу, прямо над нами люк!
      — Зачем же мы ползали?! — едва не закричал Витька, но крепкая сухая ладонь закрыла ему рот.
      — Так надо было… Чтобы вы успокоились!
      Да Виктор Бубенцов и без того был совершенно спокоен! Безо всяких подвальных упражнений в ползаньи! Хотя… Сказать по правде, глупые маневры в темноте на верблюжьем одеяле, кажется, действительно помогли!
      — А теперь давайте знакомиться, — смущенно хихикнул некто рядом, и уже две худенькие ручонки сжали Витькину ладонь. — Меня зовут Кириллов Валерий Иванович, очень, очень приятно! Я уже имел честь представиться по телефону… Возможно, вы неоднократно видели меня во дворе… Такой серый, симпатичный котик, не обращали внимания? Лохматенький такой?!
      Валерий Иванович в темноте вдруг снова захихикал, на этот раз довольно нервно и неприятно:
      — Простите великодушно, но это я вас… хи-хи-хи, заколдовал… Превратил, так сказать… Хи-хи-хи…
      — Вы — кот?! — у Виктора Бубенцова перехватило дыхание.
      — Нет, конечно, — нормальным голосом отозвался Валерий Иванович. — Ну, бывает, конечно, иногда, что и кот… Удобно, знаете ли… И очень тепло! У котов великолепная шуба!… А без шубы зимой, извините, холодно! Мерзну я без теплой шубы!…
      — Так вы — волшебник! — с холодящим сердце ужасом, но одновременно и с радостью понял мальчишка. — Вы превратили меня в Павла Мошкина! Вот и хорошо. Это здорово!
      — Да? — неуверенно отозвался Валерий Иванович. — Может быть и хорошо, я старался…
      — А теперь превратите меня, пожалуйста, обратно… Превратите меня… снова в меня! — горячо попросил Виктор.
      — Легко сказать! — после долгой паузы вздохнул невидимый в темноте Валерий Иванович Кириллов. — Повидал я этих волшебников! Ну, публика, я вам скажу!
      — Как же так? — потерянно забормотал Витька. — Волшебник, миленький… Я вас очень прошу…
      Он вдруг почувствовал, что еще немного, и просто разревется.
      — Сделайте же что-нибудь!…
      — Да пожалуйста! — неожиданно обиделся Валерий Иванович. — Хоть что-нибудь — это мигом! Объясните как — и я тотчас превращу вас в кого угодно, хоть в кенгуру! Даже лучше становитесь волшебником сами и хоть запревращайтесь!
      — У-у-у-у! — дико завопил несчастный Виктор и, бросившись вперед, вцепился в какое-то жесткое, негнущееся пальто с железными пуговицами.
      Но таинственный волшебник неожиданно ловко выскользнул из его рук и затаился где-то неподалеку.
      — Вы же здесь! Я все равно вас найду! — всхлипывая, бормотал Витька.
      Что-то почти невесомое и хрустящее неожиданно ткнулось парню едва ли не в нос. Виктор инстинктивно схватил предмет обеими руками. В следующий миг весь подвал залило мягким, неслепящим голубоватым светом.
      — Это печенье у вас в руках, — объяснил Валерий Иванович откуда-то из-за спины. — «Полянка» назывется, очень вкусное!… Чаю хотите?
      Прямо под люком оказались расстелеными два толстых верблюжьих одеяла, а чуть дальше причудливо переплетались серебряными червями укутанные в блестящую фольгу водопроводные трубы.
      Виктор повернул голову на голос и увидел сидящего на краю одеяла тщедушного старика с розовым лицом и бегающими глазками, безбородого и лысого.
      — Вот уж не люблю я этих волшебников, не уважаю просто… — ежась под взглядом Виктора, заговорил старик голосом волшебника Валерия Ивановича Кириллова. — Обязательно втянут человека в какое-нибудь безобразие! Это они ой как умеют!… А вот выпутывайтесь потом сами! Как знаете!
      Темнота несколько минут назад делала подвал таинственным и необычным, при свете же здесь было неуютно, и только.
      — Вы тут живете? — Виктор внезапно почти забыл свои неприятности. Ему отчего-то стало очень жалко этого старика в поношенном старомодном пальто. — Да, Валерий Иванович?
      Он впервые назвал непонятного человека по имени и отчеству.
      — Ничего и не живу! — подпрыгнул на месте волшебник. — Я вообще нигде не живу! То есть живу нигде! Понимаете, нигде! Рома-а-а-антика!
      Над одеялом из воздуха возникли две дымящиеся чашки чаю на блюдцах, плавно опустились, не расплескав ни капли.
      — Вот это подвал, да?! — между тем продолжал брюзжать Валерий Иванович. — Никаких удобств, одна канализация! Раньше разве так строили?!
      — Почему вы не хотите превратить меня еще раз? — тихо спросил Витька.
      — Я не хочу?! — взвился волшебник. — Я очень даже хочу! Очень!
      Тут Валерий Иванович на секунду конфузливо смолк, а затем продолжал совсем другим тоном:
      — Кажется, я применил слишком сильное заклинание… Нечаянно… по неосмотрительности… В гневе я страшен, о-хо-хо…
      — Значит, что же… я теперь… навсегда?! — в отчаянии Витька сдавил ни в чем не повинную пачку печенья так, что из нее сквозь лопнувшую обертку тонкой струйкой брызнул сухой мучной песок.
      — Видите ли… — грустно признал Валерий Иванович. — Мне бы хорошенько разобраться, чего я хоть такого натворил… Разные ведь бывают волшебства… И способы против них разные… Можно как будто для избавления с драконом сразиться… Или яблок волшебных раздобыть… килограмма полтора…
      — Да какие яблоки, какие драконы?! — прикусил губу Витька.
      — Вот я и говорю, — грустно согласился волшебник. — Весной-то какие драконы, они все в спячке! Можно, наверное, просто довести дело до конца, как все было задумано. Тогда, наверное, все само собой… ну, обратно и превратится… Хочу надеяться…
      — До конца?! До какого конца?! — еще больше ужаснулся Виктор. — Говорите же!
      — Я опрометчиво решил отомстить Павлу Мошкину, хулигану, который обижал кошек и своих товарищей по классу, — печально признался Валерий Иванович. — Я пересадил вас, мой друг, так сказать, в его «шкуру»… Потому что вас он обижал больше всех… Вы знаете такую игру — «Мой солдат»?
      — Да, — беззвучно кивнул Витька, который начал что-то понимать.
      — Это когда сначала спорят, и кто выигрывает, тот получает безграничную власть над другим человеком, — продолжал волшебник. — Я отдал Павла Мошкина в полное подчинение… вам! Лихо придумано?
      — Неумно, по-моему… — неожиданно возразил Виктор сухо и серьезно.
      — По-моему, просто глупо, — болезненно сморщился волшебник. — А тут еще у меня одно плановое мероприятие, времени совершенно нет!
      Просто месть, вот, оказывается, в чем дело! Витька смотрел на коварного Валерия Ивановича. Надо довести задуманное тем дело до конца, и тогда все само собой назад превратится… А каков этот конец, никто толком не знает, даже сам волшебник!
      И КАК доводить волшебство до конца?!
      — Я вам помогу, помогу обязательно! — заторопился волшебник. — Только закончу еще с одним колдовством, неотложным… Оно у меня плановое! Никак нельзя откладывать! И сразу же с вами разбираться стану! Литературу кой-какую почитаю, научную и волшебную!… Чайку еще не желаете?
      Виктор поднялся, ударившись головой о крышку люка, встал в полный рост.
      — Вы только не волнуйтесь, не волнуйтесь, пожалуйста, — сбивчиво бормотал волшебник. — Я держу это дело на контроле!
      Он вытащил из кармана потрепанный блокнот, зашуршал страницами.
      — Вот, тут все записано! Дело № 427! Если что, вы можете мне звонить! Мой телефон 340-74-95!
      Виктор подпрыгнул, подтянулся на локтях и выбрался наружу.
      — У нас в городе и номеров таких нет, только пятизначные, — посмотрел он на волшебника сверху.
      — А вот это не имеет никакого значения! — заносчиво возразил Валерий Иванович.
      Раздался сухой хлопок, будто ударили в ладоши. Весь подвал снова погрузился во тьму за миг до того, как захлопнулась крышка люка.
 
      От волнения у автора пересохло в горле. Я сложил рукопись в сторону и машинально пошарил рукой возле себя. Пальцы наткнулись на горячий стакан.
      — Выпейте чайку! Индийский! — ласковым голосом предложил добрый старый волшебник Валерий Иванович. — Предпочитаете с вафлей или с кексом?
      — А мы с тобой чуть было не ушли отсюда раньше времени, Муся, — с непонятным выражением произнесли пенсионерка Клавдия Леонтьевна. — Нет, теперь мы ужу никуда не уйдем, дослушаем до конца!
      — Интересно стало? — улыбнулся моряк Бубенцов.
      — Прошлое всегда казалось мне безоблачным, — тем же тоном продолжала Клавдия Леонтьевна. — А тут, оказывается, совсем под боком вытворялось такое!…
      — Под боком?! — по-петушиному вскинулся Валерий Иванович. — Вы будто бы сами ни в чем таком участия не принимали!
      — Сейчас вообще выяснится, что это я во всем и виновата! — ледяным голосом осадила волшебника пенсионерка.
      — Виновата, не виновата! — начал было спорить волшебник.
      — Разве это теперь самое главное? — отхлебнул я глоток ароматного чаю. — Впрочем, если позволите, я буду читать дальше…

      Несколько раз самым неожиданным для себя образом человек с чужими лицом и телом оказывался под родными окнами.
      Задрав голову, вглядывался Виктор Бубенцов в неглубокое пространство за стеклами, пытаясь уловить хотя бы легкое колыхание занавески. Но все было тихо.
      «Мама еще не вернулась с работы… — думал он, старательно прогоняя все другие мысли. — И отец тоже…»
      Он представил себе, как вечером родители приходят домой, ужинают… А единственного сына Витьки почему-то нет дома!
      Отец читает газету, мама достала вязанье… Но с каждым часом… да что там, с каждой минутой они волнуются все больше и больше!
      Потом мама станет звонить всем Витькиным одноклассникам, а отец сначала будет уговаривать ее не делать этого, но сам встанет рядом с телефоном…
      Когда стемнеет, отец, наспех набросив пальто, выйдет во двор… Может быть, поднимет кого-то из соседей, и они пойдут проверять чердаки и подвалы. Мама позвонит в милицию…
      Оказавшись возле своего подъезда в третий или четвертый раз, Виктор отчаянно решил подняться в квартиру и дождаться там отца. И маму…
      Конечно, они перепугаются и не поверят!… И нелегко будет объяснить, почему он, почти незнакомый им мальчишка, хулиган, одноклассник их сына, называет себя Витькой Бубенцовым!…
      Нелегко, но придется! И сделать это совершенно необходимо… ради мамы с отцом!
      Мальчишка полез в карман за ключом, как в прорубь, шагнул на крылечко… Ключ от квартиры был не его! В правом брючном кармане Пашкиной школьной формы Виктор обнаружил английский ключик, к которому на цепочке крепился необычный брелок, дурацкая безделушка — голова обезьяны.
      Эту мартышку он уже видел издалека на уроке математики! Брелок принадлежал Павлу Мошкину, тот вертел им вокруг пальца целый урок!
      Совсем недавно, кажется, всего несколько минут назад, Виктор, уже превращенный в Мошкина, открывал двери своей квартиры! И ключ в кармане был тогда свой, а не Пашкин!
      Ужасно, до смерти захотелось домой! И никуда больше!
      Виктор лихорадочно начал шарить во всех карманах, но нащупал еще только какую-то бумажку… Вытащил. На помятом тетрадном листе аккуратным почерком был выведен какой-то адрес, а чуть ниже — еще три фразы:
      «Отец в командировке. Мама на дежурстве. Ужин в холодильнике».
      Адрес Павла Мошкина Виктор и без того знал. Но в квартире этой никогда раньше не был. И даже в гости туда не никогда собирался.
      Скомкав бумажку, он хотел забросить ее подальше и сугроб, но внезапно передумал. Запихнул записку обратно в карман, огляделся и бросился к желтой телефонной будке.
      Трубка таксофона оказалась варварски раскуроченной, из нее торчали обрывки синих и желтых проводков. Соседний автомат просто молчал.
      Витька метался от одной телефонной будки к другой, зорко высматривая их в самых потаенных и неподходящих местах, и с каждой новой неудачей все отчетливее и яснее понимал, как это важно, как необходимо дозвониться именно сейчас!
      И когда работающий таксофон наконец обнаружился, он даже сразу не поверил!
      Сорвав трубку, Витька торопливо набрал странный номер. Он не стал искать в кармане жетон или карточку, он просто не вспомнил об этом. Возможно, для волшебных телефонов оплата и не требуется.
      — Вас слушают, — без длинных гудков и ожидания он услышал в трубке усталый голос Валерия Ивановича.
      — Валерий Иванович, Валерий Иванович! — заорал на всю улицу Витька.
      — Ах, это вы, Леонид! Я вас узнал, не надо так кричать… — в голосе волшебника появились просто-таки страдальческие интонации. — Ведь я уже сказал вам, я не против, я совершенно не против, взрывайте вы на здоровье вашу школу!
      — Валерий Иванович! — опешил Витька. — О чем вы?
      — Да, как ни странно, я вовсе не против, — безразличным уже тоном повторил Валерий Иванович. — Потому что взорвать школу — это дело совершенно не волшебное, это меня не касается! Только должен вас предупредить заранее, Леонид, этим вы ничего не добьетесь!…
      — Валерий Иванович, да это же я… — прикусил губу Виктор.
      Но Валерий Иванович все понял по-своему.
      — Не волнуйтесь, — потеплевшим голосом продолжал он. — Надо просто усердно изучать химию, раздел «взрывчатые вещества»… И никакого волшебства! Я тут с академиком одним знаком, тот и академиком стал только через это — школу родную собирался взорвать. Хотите, познакомлю?
      — Валерий Иванович, да я же никакой не Леонид! — в отчаянии завопил Витька. — Я Виктор Бубенцов! То есть теперь я — Павел Мошкин, вы меня превратили!
      — Кто? Говорите яснее! — смутился Валерий Иванович.
      — Виктор Бубенцов! Вы меня превратили!
      — А, как же, как же, помню… — промямлил Валерий Иванович на другом конце провода. — Прекрасно даже помню… Превратил, да! В этого, как его… в воробья, кажется?
      — В Павла Мошкина!!!
      — Правильно, хм… Прекрасно получилось! И что же вы еще хотите?
      — Вы еще, Валерий Иванович… взяли это дело под особый контроль, обещали проследить! Я Виктор Бубенцов, Валерий Иванович!
      — У меня все дела на контроле! — хвастливо зашуршал в трубку какими-то бумажками волшебник. — С другой же стороны, я вообще стараюсь ни в какие дела не влезать… Я ленив!
      Витька вдруг всхлипнул и начал шмыгать носом.
      — Ладно, идите к фирменному магазину «Одёжа», — спохватился волшебник Валерий Иванович. — Ждите там… Идите прямо, никуда не сворачивая… Увидите: там всегда много народу…
      Трубка знакомо мяукнула, а шнур в металлической кольчужке, вдруг, тоненько дзинькнув натянутой тетивой, лопнул посредине…
      Мальчишка, бросив бесполезную теперь трубку, помчался прочь.
 
      Никогда раньше не слышал Виктор Бубенцов о магазине со странным названием «Одёжа». Но он бежал все прямо и прямо, не сворачивая… И в конце концов оказался именно там, где велел быть волшебник Валерий Иванович!
      Магазин занимал весь нижний этаж огромного серого здания. Монтеры как раз опробовали, как работают толстые неоновые трубки, сплетенные в название на фасаде:

«ОДЁЖА»

      Но всякий раз, как только вывеска начинала тускло мигать, читалось что-то совершенно странное и невразумительное:

«ШМ Т К "

      «Шмотки!» — вдруг понял Витька.
      Почему-то это лишний раз убедило, что он пришел правильно. Виктор остановился, отошел в сторонку и начал терпеливо ждать.
      Народу, как и пообещал волшебник, была тьма-тьмущая. Все люди двигались странным образом в одном направлении — к магазину. Они стекались со всех сторон; узенькие переулки, как ручьи, впадали в улочки; улицы, переплетаясь, увеличивали мощь человеческого потока.
      Витька вертел головой по сторонам, стараясь еще издали разглядеть волшебника, как только тот появится. Но Валерия Ивановича все не было и не было.
      Может быть, волшебный кот так до конца и не разобрался, с кем разговаривал по телефону?! Нужно было еще раз крикнуть крикнуть тому, объяснить: они уже встречались сегодня, именно сегодня! Ведь утром все было как всегда, и только после школы произошло недоразумение… То есть, несчастье! Витька превратился!…
      Набрать еще раз странный телефонный номер 340-74-95 мальчишка не решался. Во-первых, встречу ему уже назначили, а во-вторых, после случая с оторвавшейся трубкой таксофона колебаться начал бы, наверное, не один Витька. Он стоял как пригвожденный на одном месте и напряженно вертел головой…
      Вдруг словно гром в ясном небе громыхнул над самой головой Виктора!
      Глаз случайно выхватил из толпы мальчишечье лицо… Оно показалось таким невероятно знакомым… и в то же время чужим. Пухленький, неуклюжий в движениях парнишка выделился из людского потока, направляясь прямо к остолбеневшему Витьке. В руках у мальчишки была фирменная холщовая сумка с изображением лошадиной головы. Не знакомая физиономия мальчишки, а вот эта сумка, с которой Витька каждый день по поручению мамы ходил в булочную, повергла его в состояние безотчетного, холодного ужаса.
      Тихо вскрикнув, Виктор бросился бежать куда глаза глядят. И уже не видел, как у него за спиной беззвучно и медленно растворился в воздухе огромный серый дом с фирменным магазином «Одёжа», занимавшим весь первый этаж. Растворился вместе с неоновыми трубками вывески, монтерами и нескончаемым людским потоком.
      А на месте огромного серого дома уже стоял другой, старенький и скромный, с привычной незаметной вывеской «Парикмахерская».
 
      Опять наступило молчание. Автор потянулся за чаем, но мой стакан был пуст.
      — Да, круто!… — первым нарушил тишину мужественный моряк. — Даже жестковато, пожалуй…
      — А я все сидела и вспоминала, где же у нас такой магазин «Одёжа»… — обиженным голосом произнесла пенсионерка. — Оказалось, это опять вы, Валерий Иванович! И все какие-то штучки, все фокусы! На десять минут чудес! Как до серьезного дела дойдет — вас не сыскать!
      — Разве тогда, у магазина, он… то есть я… превращенный в Пашку… впервые увидел себя со стороны? — Витька Бубенцов перевел взгляд с меня на Павла Мошкина. — Разве не в школе?
      — Все верно… Возле магазина, — подтвердил Павел. — Представляете, вдруг увидеть в толпе… самого себя!

      Храбрым быть хорошо. Это не запрещено международными соглашениями и вообще приятно.
      Вадик Градобоев был храбрым человеком с самого раннего детства, с четырех лет.
      До трех лет, надо сказать, Вадик вообще никуда из дому не выходил. Его мама выносила на руках. Сначала она устраивала Вадика в очень удобную детскую коляску с прозрачными боковыми стенками, так что Вадику и из коляски все вокруг было хорошо видно. А потом Вадик немного подрос и обходился уже без родной коляски, по которой первое время сильно тосковал. И ходил сам, крепко держа маму за руку.
      Когда Вадику исполнилось три года, его волей-неволей пришлось устраивать в детский сад. И целый год о его необыкновенной храбрости было никому ничего не известно. Потому что забивался Вадик в какой-нибудь укромный угол и сидел там тихонечко весь день, выбираясь только к завтраку, обеду и ужину.
      А вот ровно через год на день рождения папа с мамой сделали Вадику совершенно невероятный подарок!
      — У каждого человека обязательно должен быть друг! — уверенно пробасил папа, разворачивая сверток из одеял, который до этого бережно прижимал к своей груди. — И чем этот друг породистее, тем лучше!
      — Тем дороже, — вздохнула мама за папиной спиной.
      Из свертка на ковер вывалился желтый с белыми пятнами дрожащий мохнатый комочек.
      Щенка назвали Шариком, он начал расти не по дням, а по часам, занял отдельную комнату в большой градобоевской квартире и превратился в огромного, могучего сенбернара.
      С того самого момента, как Шарик вывалился на ковер, Вадик и почувствовал в себе это новое, замечательное качество — храбрость. Он полюбил Шарика пылко и нежно, а трепетная собачья душа сразу же откликнулась взаимностью.
      — Салик! Салик! — шептал маленький Вадим, тиская и прижимая к себе пса. — Салик мой!
      И они никогда больше не расставались. Ни на минуту.
      Шарик ходил с Вадиком в детский сад, а потом пошел и в школу. Вадик и Шарик вместе гуляли. Вместе ходили по гостям. И хорошо, что Вадик недолюбливал театр, потому что только в театры у нас пока еще не пускают с собаками.
      — А в детский сад со щенками нельзя! — строго начала было воспитательница Татьяна Петровна, когда Вадик впервые появился не один. — Немедленно отведите собаку домой!
      Вадик тогда не успел ничего ответить. Шарик на мягких своих лапах вразвалочку подошел к воспитательнице, посмотрел ей прямо в глаза добрыми огромными и круглыми глазищами и лизнул руку.
      — Ах! — сказала Татьяна Петровна.
      И побежала жаловаться заведующей Вере Федоровне, потому что в этом мире боялась только собак, а уважала заведующую детским садом.
      Вера же Федоровна, так уж совпало, тоже до ужаса боялась именно собак!
      Понятно, вопрос с Шариком решился положительно. Может быть, с этого все и началось.
      Конечно, некоторые неудобства появились, когда Вадик пошел в школу. Но умный Шарик и здесь быстро освоился.
      Он не разбивал в щепки могучим телом школьные двери, не разбрасывал в разные стороны учителей и техничек, возникавших на пути к Вадикову классу. Нет!
      Шарик покорно и преданно сидел на одном и том же месте в школьном дворе, как раз под тремя окнами сначала 1 «Б», затем — 2-го, а там уж и 3 «Б» класса…
      Храбрость Вадика Градобоева искала выхода. И не находила!
      На Вадика не нападали бандиты в школе, хотя, по маминому убеждению, школа была буквально переполнена ими!
      Даже хулиган средней руки Павел Мошкин, задевавший всех и каждого, опасливо обходил Вадика стороной, с тоской косясь за окно.
      Вадик изнывал от скуки, его энергия искала выхода. Однажды он даже решился попросить у Пашки адреса настоящих хулиганов, чтобы послать им дерзкий вызов-предупреждение и немедленно ступить на тропу войны.
      Но Пашка дать адрес трусливо отказался, странно объясняя это тем, что «у вас же в милиции их и так всех знают»! Вадик тогда изругал себя, как только мог. Он чуть было не разменял свою необыкновенную храбрость на пустяки, на «борьбу с мелкими дворовыми недотепами».
      Необходимы враги совсем другого масштаба! В доме у Вадика было много книг, все они, как нетрудно догадаться, о шпионах и диверсантах.
      Вдумчивое чтение и натолкнуло наконец Вадика на мысль. Ведь не может же такого быть, чтобы на целый огромный город Шутихинск не нашлось хотя бы десятка отъявленных иностранных шпионов и диверсантов! Само собой, вооруженных до зубов и коварных! Которые стреляют без всякого повода и сомнения, кровожадные и непобедимые!
      Непобедимые для всех… кроме Вадика, конечно! И лучший друг Шарик пусть посмотрит, какой он, Вадик, храбрец! Пусть не вмешивается ни во что, а просто посмотрит… Постоит где-нибудь спокойненько в стороне. Лучше всего за спиной шпиона постоит Шарик, это ведь самое удобное для наблюдения местечко!
 
      Очередной «Подозрительный» вышел из подъезда. Он явно торопился, прикидываясь, что идет на работу.
      Вадик тихонечко свистнул. Шарик неслышно двинулся за ним. И вот тут произошло нечто неожиданное и странное.
      Со стороны детской площадки, из-за скрытой под снегом песочницы, на тротуар выскочил серенький прилизанный кот.
      Кошара на миг остановился, нагло подмигнул Вадика и сенбернару Шарику умным зелным глазом, томно потянулся, выгнул спину, а затем, насмешливо и очень высоко задрав хвост, как бы повел за собой погоню.
      — Фас! — негромко скомандовал Вадик псу. — Ну-ка, шугни наглеца как следует!
      Шарик не успел выполнить команды. Странный кот на ходу повернул голову и, не сбавляя шагу, обратился к Шарику человечьим голосом:
      — Ну, что же ты, собакин сын! Шугани меня, как велено!
      Вадик отчего-то не услышал ни одного кошачьего слова. А вот Шарик сначала остолбенел от неожиданности, а затем, не помня себя, прибавил скорости и едва не вцепился зубами коту в хвост!
      Серый кот грациозно увернулся, отпрыгнул в сторону, уселся на краю тротуара и любезным тоном посоветовал сенбернару с безопасного расстояния:
      — Только вы уж пожалуйста, не проглотите меня целиком, уважаемый господин Шарик!
      Пятнистый «господин Шарик» буквально рассвирепел от такого невиданного хамства. Он даже не заметил, как случилось, что они с дерзким котом мчатся куда-то не разбирая дороги, кот впереди, собака за ней! Шарик не слышал, как Вадик растерянно кричал ему вслед:
      — Шарик! Шарик! Вернись! Назад, Шарик!
      Отважный пес гнался за кошкой часа два, наверное, не меньше. Порой ему казалось, что вот еще совсем немного, еще несколько мгновений — и он откусит тощий короткий хвост, мелькавший перед самым его носом!
      У Шарика не было буквально никакой возможности оглянуться по сторонам, хвост притягивал все его внимание. Ах, вот если бы Шарик оглянулся, хотя бы раз оглянулся!
      Неожиданно кот с разбегу тигром запрыгнул на огромное дерево и как ни в чем не бывало удобно устроился на толстой ветке.
      Такого коварства Шарик не ожидал даже от кота! Он начал метаться вокруг дерева, высоко подпрыгивать, залаял!
      — Ну что же вы тявкаете понапрасну, милый Шарик? — раздался вдруг с вершины дерева сочувственный голос, и кто-то совсем не по-кошачьи вздохнул. — Вы бы для начала хоть по сторонам оглянулись…
      Пес умолк и стал удивленно озираться по сторонам.
      Местность была какой-то странной и совершенно незнакомой. Залитая солнцем равнина, невысокие холмы на горизонте, редкие деревья с очень широкими листьями…
      Посреди поляны резвились, высоко подпрыгивая на длинных задних лапах, нелепые, неизвестные Шарику животные. И дерево, на которое запрыгнула кошка, тоже оказалось доселе нашей доброй собаке незнакомым, с дурманящим аптечным запахом.
      — Где мы? — тихо спросил Шарик, подняв голову.
      На дереве не было никакого кота!
      На прочном суку сидел, беспечно покачивая ножками, маленький сморщенный старичок в спортивном костюме фирмы «Адидас». Незнакомец блаженно улыбался, составляя пышный букет из крупных листьев таинственного дерева.
      — А? Что? — услышав вопрос, старичок глянул вниз, на сенбернара Шарика. И с превеликой готовностью ответил. — Мы в Австралии, в гостях у кенгуру…
      — Но я ведь никогда не хотел ни в какую Австралию! — заволновался Шарик. — Мы так не договоривались!
      — Мы вообще никак не договаривались, вы же сами сюда прибежали, своими собственными лапами, — печально возразил старичок на дереве. — Надо было хотя бы изредка смотреть по сторонам… Я думаю, вам здесь должно понравиться, вы быстро подружитесь с этими милыми, гостеприимными животными…
      — Но как же Вадик?! — взмолился добрый пес. — Он пропадет без меня!
      — Не пропадет, — сурово отрезал старик. — Я уверен, так будет лучше… И ему, и вам…
      Высоко в небе раздался писк, часто-часто захлопали маленькие крылья, и рядом со старичком на ветвях дерева шумно расселась небольшая стая воробьев.
      — Вы думаете, это обыкновенные воробьи, да?! — с непонятной гордостью сообщил вдруг Шарику старичок, хотя собаку воробьи вообще не интересовали. — Ничего подобного, эту породу я вывел сам! Это перелетные воробьи! Они зимуют то у нас, то в Австралии! А надоест — летят обратно!
      — Куда обратно?! — ничего не понял Шарик. — Что вы чушь-то городите?! Как это можно за два часа добежать от нас до Австралии? Разные материки, между ними — океан?! Как мы с вами перебрались через океан?!
      — Очень умная собака! — приятно изумился старичок. — Как много знает!
      И, словно примериваясь, несильно взмахнул ручонками, будто крыльями:
      — Ну что, готовы, ребятушки? Летим, что ли?
      — Заберите меня отсюда! — надрывным басом залаял Шарик. — Вадик без меня пропадет!
      Стая воробьев сорвалась с дерева, старичок взмыл вместе со всеми. На огромной высоте птицы перестроились клином, и невооруженным глазом уже невозможно стало отличить маленького человечка от остальных…
 
      Валерий Иванович Кириллов нетерпеливо вздыхал, сопел и возился в своем углу, когда автор не успел даже дочитать и до середины предыдущей главки. Едва же воробьиный клин растянулся в австралийском небе, Валерий Иванович вскочил с места и, волнуясь, сбивчиво заговорил:
      — Я предлагаю!… У меня есть предложение!… Чтобы было еще интереснее!… Не надо никуда летать!… Пусть он будет в самом деле шпионом, я все устрою!…
      — Кто будет шпионом?… Каким шпионом? Почему не надо летать? — все разом повернулись к волшебнику.
      — Ну, не нужно мне летать в Австралию с воробьями, — взяв себя наконец в руки, начал объяснять Валерий Иванович. — Имеется в наличии совсем другой поворот сюжета! Весьма оригинальный! Пусть Вадик наблюдает за настоящим шпионом, вот! За настоящим шпионом и диверсантом!
      — Да откуда же взяться-то шпиону да еще и диверсанту?! — широко улыбнулся моряк Бубенцов. — Шпионы у нас на дороге не валяются!
      — Из-за границы возьмется! — простодушно объяснил волшебник. — Вот, все обдумано!
      Валерий Иванович протянул автору несколько исписанных листов бумаги, которые на глазах удивленной публики с шуршанием возникли из воздуха. — Читайте дальше!

      Красноватое июньское солнце едва взбугрило горизонт, и нежно-зеленое ячменное поле медленно насыщалось разлившимся светом, а старик Сомов со своей верной кобылой Изольдой уже проделали больше половины пути до стана.
      — Эх, жизнь наша! — рассуждал Сомов вслух, и кобыла, прислушиваясь к неспешной стариковой речи, согласно кивала на ходу. — Туда-сюда, туда-сюда, оглянулся — а уже и не туда и не сюда!…
      Копыта лошади мягко проваливались в серую, почти невесомую и прохладную с ночи пыль, поскрипывала передняя ось телеги, а за спиной старика, в бочке, глухо и лениво, словно человек с боку на бок, переваливалась вода.
      — И пусть уже не надо ни туда, ни сюда — а ведь все равно хорошо, потому как — жизнь! — философически закончил старик Сомов.
      И замолчал. Так бы он и промолчал, наверное, до самого полевого стана, куда по три раза на день привозил свежую речную водицу. И кобыла Изольда плелась бы да плелась знакомой дорогой. Да не тут-то было!
      Перед самой мордой лошади из придорожных кустов поднялась вдруг мешковатая фигура в грязной, протертой до дыр на локтях телогрейке с иностранной этикеткой на рукаве. Человек встряхнулся по-собачьи, робко шагнул навстречу повозке.
      — Кто ж таков будешь? — без страха, скорей с любопытством спросил старик Сомов, разглядывая незнакомца. — Не из нашенских, гляжу?
      Незнакомец был молод, пухлощек, тяжеловат для своих лет. Наряд его дополняли полосатые портки и порядком измочаленные лапти.
      — Водички бы… — облизав сухие губы, попросил человек в рваной иностранной телогрейке.
      — Издалека будешь? — участливо поинтересовался старик водовоз, протягивая ковш.
      — Издалека, — подтвердил незнакомец, переводя дух. — От самой границы…
      — Тю-у, от границы! — присвистнул старик и мелко, дребезжаще рассмеялся. — Мил человек, от границы досюдова, поди, верст под тысчонку наскребется, а то и поболе!
      — Вот так и полз, где на пузе, где на карачках, — словно сам не до конца веря своим словам, пухлощекий оглянулся по сторонам, ткнул для убедительности пальцем в сторону кустов, откуда недавно выбрался:
      — И ведь дошел! Дополз то есть…
      — Так не шпеён ли будешь? — в задумчивости почесал кнутом в затылке старик Сомов. — Мил человек, ты уж извиняй, не больно разбираемся, у нас тут шпеёнов-то отродясь не водилось…
      — Шпион и диверсант иностранный, — подтвердил пухлощекий, неуклюже переступая лаптями. — Продался почти десятку различных разведок!…
      — Во-он оно что, — понимающе вздохнул старик Сомов, а кобыла Изольда мотнула головой.
      — Хороша водица, — похвалил пухлощекий шпион.
      — Ну, мы поедем, — спохватился старик Сомов. — На работе как-никак!
      — И я на работе! — засуетился и диверсант, выхватив из-за пазухи ненашего обличья блокнот. — Слушай, дед! Вот это вот поле, оно чем засеяно? Овсом? Или капустой?
      Старик оглянулся по сторонам, пожевал губами, разглядывая робкие зеленые всходы.
      — Это бананы, — наконец сообщил он. — Сельдереевых сортов. Сам не видишь?
      — Вижу! — отозвался шпион и диверсант, что-то тщательно записывая в блокнот. — Но, дед, любые данные следует проверять! И сколько гектаров это поле?
      — Странный вы народ, шпеёны, — старик привстал на телеге, стараясь заглянуть пухлощекому в блокнот.
      Но в блокноте было чисто, буквы испарялись, едва написанные. — И начальство у вас глупое! Нешто надо было тебя сюда гонять?! Будто спутников в небе мало! Нешто оттуда не видать, сколько гектаров это поле?
      — Видать, — согласился шпион. — Со спутника получилось восемь целых и шестьдесят три сотых гектара.
      — И-и-и-и, дура же он, твой спутник! — весело захлопал себя по тощим ляжкам старик Сомов. — Да их тут все десять! А по отчетам если, так шесть…
      — Ясно, спасибо за ценную информацию, — вежливо поблагодарил старики пухлощекий диверсант. — До свидания.
      — Бывай, коли не шутишь, — пробурчал в ответ старик и тронул кнутом лошаденку.
      Изольда легко рванула нетяжелую повозку.
      — Тпр-ру! Стой! — закричал вдруг старик Сомов, вспомнив что-то очень важное. — А вот еще!… Что, твой спутник про…
      Вскочив на ноги, он чуть не свалился с телеги, схватился за бочку.
      — Мил человек, постой! — кричал старик. — Дело есть, постой! А старуху мою со спутника видать?
      Но на дороге было пустынно. За время недолгого разговора солнце поднялось уже достаточно высоко, оно высветило каждую травинку, каждый кустик при дороге, каждый росток в бескрайнем поле.
      И только человека в иностранной телогрейке и лаптях нигде не было видно.
      — Что за чертовщина! — вслух подумал старик Сомов. — Надо было арестовать и сдать его куда следует!… Или хотя бы доложить. Как ты думаешь, Изольда?
      Вместо ответа лошаденка прибавила ходу.
      — С другой стороны, — продолжал рассуждения водовоз, — я и впрямь, однако, в шпеёнах этих не очень-то кумекаю… Так, чуть-чуть… Да только какой же порядочный шпеён, если разобраться, так прямо прилюдно шпеёном себя называть станет?!
      — А поле… Да шут его знает, сколько оно гектаров, — хихикнул вдруг старик в рукав рубахи. — Кто ж его и когда измерил?!
      Сообразив это, старик окончательно успокоился и о странной встрече скоро забыл.
 
      — Белиберда какая-то! Полная! — смяв бороду в кулак, задумчиво пробормотал Иван Алексеевич Бубенцов. — Старик Сомов, кобыла Изольда… Зачем вам все это надо, Валерий Иванович?
      — Чтобы интереснее было! Занимательнее! Смешнее, наконец! — запетушился опять волшебник. — Нет, я решительно предлагаю обсудить новый поворот темы!
      — Но ведь в жизни ничего такого не было! — веско произнес Витька Бубенцов. — Никакого шпиона просто не было! А в Австралию вы летали, Валерий Иванович! Вместе с воробьями! Именно из-за этого полета все и…
      — Ну и что же, подумаешь, чего-то там не было! — покраснев до ушей, пискляво выкрикнул волшебник. — Ну и что с того, что не было! Я устрою, будет! Мне это папа пустяков!
      — Не увиливайте, Валерий Иванович, — осуждающе покачал головой моряк Бубенцов. — Взрослый ведь человек, волшебник!… Стыдно! Что было, то и было!
      — Бросил мальчика на произвол судьбы, а сам улетел в Австралию! — гневно отчеканила Клавдия Леонтьевна. — Теперь сваливаете все на каких-то несуществующих шпионов!
      — Я, может, не для себя старался… — заюлил волшебник. — Я, может, ради вас, Клавдия Леонтьевна, супротив правды пошел…
      — Не надо для меня стараться! — отрубила пенсионерка.
      — Я для всех хотел, для общего блага, — совсем потерянным голосом продолжал бессмысленный разговор Валерий Иванович. — Художественное произведение все-таки… Что ж, нельзя сделать получше, чем было, да?
      — Хорошо, это когда без прикрас! — просто сказал моряк Бубенцов.
      — Валерий Иванович! — наконец пришел в себя от изумления и автор. — Ведь это… мой почерк!
      Я встряхнул в воздухе листами, которые полчаса назад вручил мне волшебник:
      — Вы волшебник… или цирковой фокусник?
      — Волшебник я, — хмуро буркнул Кириллов.
      — Но ведь это же… это же начало новой повести! Она лежит у меня дома, на письменном столе! Видите, даже заголовок — «Вместо пролога»! Каково — в середине истории — и вдруг «Вместо пролога»!
      — Как лучше хотел, говорю же… — окончательно сконфузился волшебник. — Я больше не буду…
      — Мы непростительно забыли про мальчика! Про того, превращенного! — суровый голос пенсионерки вернул нас к действительности.

      Март — месяц не поймешь какой, то ли еще зимний, то ли уже весенний. Это только по календарю все ясно.
      Стемнело, и мальчишка как-то неожиданно понял, что ему хочется очень немногого и простого: прийти домой, раздеться и обогреться. Болтаясь по улицам, Виктор порядком иззяб, и все волшебства и чудеса казались теперь какими-то посторонними…
      Нет, не так. Ну, не самыми важными в жизни, что ли.
      Возле мошкинского подъезда Витька Бубенцов уже просто клацал губами от холода, и раздумывать больше было нечего. Поднимаясь по лестнице, еще раз пробежал глазами мятую записку от волшебника. Слова были теми же самыми, только внизу прибавилась странная фраза: «Продолжение следует». И появилась подпись, больше похожая, впрочем, на кляксу.
      «А то я не поверил бы без подписи, — с какой-то почти безразличной иронией подумал Виктор. — Еще бы печать поставил! Треугольную!…»
      Ключ с мартышкой оказался настоящим, от Пашкиной квартиры. Замок щелкнул, и дверь легко, без скрипа отворилась.
      «Продолжение следует». И то хорошо, не безрадостный конец всему. С волшебниками этими, кто их знает… Хоть не на улице ночевать…»
      Подумалось так неизвестно отчего, никаких подозрений насчет ключа до этого у Витьки не было.
      Голова мартышки, забавный Пашкин брелок, раскачиваясь на цепочке, коснулась запястья, и мальчишка едва не выронил ключ: безделушка оказалась очень холодной, почти ледяной!
      Но вот на это странное обстоятельство Витька почему-то совершенно не обратил внимания, просто зло затолкал ключ обратно в карман!
      Так бывает: часто мы придаем очень большое значение пустякам, а на действительно серьезные и стоящие самого пристального взгляда вещи не обращаем внимания. А ведь голова мартышки никак не могла быть очень холодной, она же лежала в кармане, близко к телу.
 
      Легко автору рассуждать, скажете вы, забрался бы сам в чужую «шкуру»! Превратили тебя невзначай в постороннего человека, выглядел бы ты Виктором Бубенцовым или, к примеру, Мошкиным Павлом, вот тогда бы мы на тебя посмотрели! Да уж…
 
      Квартира оказалась в точности как родная бубенцовская. Даже зеркальный трельяж стоял на том же месте.
      Некоторые отличия, конечно же, были. Виктор не обнаружил книжного шкафа в родительской комнате. Место просто пустовало, а книжные стопки выглядывали из-под кровати.
      Впрочем, он недолго разглядывал жилище. Убедился еще только, что с диваном в комнате у Павла все в порядке, и раскладывается он легко, и внутренности диванные набиты бельем — чего же еще требовалось…
      Домашние тапки Павла Мошкина оказались не по-хулигански удобными и теплыми, скоро мальчишка согрелся. Есть по-прежнему не хотелось, но тем не менее Виктор решил обследовать и холодильник.
      Все было на месте: и суп в кастрюльке, и второе в какой-то особенной посудине, названия которой он не знал, но Витькина мама подобной вещью очень гордилась. Был даже большой полукруг домашнего торта.
      Виктор отщипнул кусочек, сидя на корточках перед раскрытым холодильником, пожевал.
      По вкусу торт очень напоминал пережаренную курицу под майонезом.
      Отщипнул еще… и решил поужинать. В самом деле, это раньше о нем мама и папа заботились, а теперь-то кто, а?
      Виктор Бубенцов начал лихорадочно вытаскивать из холодильника все, что там было, составлял на маленький кухонный столик, и скоро на столике уже просто не хватало места.
      А мальчишка все выставлял и выставлял кастрюльки, чепарушки, мисочки и тарелки, гремел железом и звонкой, обожженной глиной.
      И как-то сама собой в такт этого бессмысленному громыханию начала у него мурлыкаться старинная неизвестного происхождения шутливая песенка:
 
—  Пришел домой голодный,
А суп стоит холодный…
Тра-ля-ля,
Ля-ля-ля-ля-ля…
 
      Дальше слова не вспоминались, и он повторял это «тра-ля-ля, тра-ля-ля» без конца, и язык не уставал, и — странное дело — ему вдруг стало почти весело…
      Ну, если и не совсем весело, то и не так уж неприкаянно, как было вначале!
      С каждой ложкой подогретого супа по телу разливалась усталость и тяжесть, а мысли опять лихорадочно засуетились.
      Хороши шуточки, нечего сказать! Конечно, как следует насолить Пашке Мошкину, главному Витькиному врагу, — это было бы неплохо, было бы это просто замечательно!…
      Но тут простая и ясная логика неожиданно вильнула совсем в сторону.
      Ну, хорошо, он вот сидит и размышляет, чего бы такого похитрее подстроить Павлу Мошкину…
      Павлу Мошкину, который… который не сумеет на коварные козни совсем ничем ответить?! И вообще, а где он теперь, настоящий Павел Мошкин?! Что с ним в данный момент происходит?!
      От этой мысли Виктор вздрогнул, ему стало страшно. Мальчишка бросился к телефону и набрал номер. Нет, не тот, таинственный 340-74-95, а другой, очень, очень хорошо знакомый…
      — Алло?… — почти сразу на другом конце провода сняли трубку.
      Витька застонал, надавив пальцами на рычаг. Он узнал этот голос. Теперь можно было не сомневаться: там, у магазина, он увидел… самого себя! И теперь ему ответил… Виктор Бубенцов!
      Где же тогда Павел Мошкин?! Или, может быть, его… вообще нет?! Просто больше вообще не существует?!
      Какое же тогда право имеет он, он, Витька Бубенцов, глумиться над человеком, которого просто… нет на свете?!
      В школе учительница по литературе Анна Федоровна часто повторяла, что свою собственную жизнь можно прожить как угодно, только будет стыдно потом, если что не так. Это понятно! А вот если тебе доверили… жить за другого человека?!
      Ведь никто, кроме Витьки и волшебника, не знает, что Павел Мошкин теперь просто «солдат» из глупой детской игры!
      Никто даже не подозревает: теперь только с виду прежний Павел Мошкин, а распоряжается всеми его поступками неведомо отчего Витька Бубенцов!
      И только от прихоти этого самого Бубенцова зависит, совершит ли Пашка геройский подвиг и другие благородные поступки, или же потянется за ним хвост позора и ужаснейших преступлений.
      В комнате заработал телевизор. Виктор даже не заметил, когда включил его. Наверное, ему просто стало неуютно и жутковато в этой опрятной, ухоженной квартире. Мальчишка перешел на диван, забрался на него с ногами.
      С экрана телевизора какой-то бородатый дядька, скорбно потупясь, рассказывал о трагической и прекрасной судьбе великого математика Эвариста Галуа, которого убили на дуэли совсем в юном возрасте.
      — Все, что Галуа успел сделать в жизни, написано за одну ночь, — вздыхал дядька. — В ночь перед дуэлью… Эварист Галуа знал, что будет убит, и торопился записать свои гениальные мысли…
      — Я видел сегодня самого себя, — признался вдруг Витька вслух: дядьке на экране, этим стенам, этим стульям и столу. Чтобы все услышали, чтобы не сверлила эта мысль голову одному ему, Витьке…
      — Я видел себя настоящего… В толпе!
      — Наверное, кто-то другой на месте Эвариста Галуа, даже случись у него в ночь перед дуэлью самая жестокая бессонница, не стал бы выписывать мало кому понятные формулы, — немедленно отозвался дядька с экрана. — Он, наверное, просто потренировался бы в стрельбе из пистолета…
      — Он просто потренировался бы в стрельбе из пистолета… — эхом повторил Виктор. — Потренировался бы в стрельбе из пистолета…
      И с этими словами он неожиданно заснул. Заснул одетым, в чужой квартире, на чужом диване. Дядька в телевизоре бубнил теперь как бы сам для себя.
      — После дуэли на столе Эвариста Галуа обнаружили только несколько листков бумаги с гениальными формулами, — не поднимая глаз, продолжал бородач. — И еще одну странную, загадочную, таинственную вещицу…
      Дядька отпил воды из стакана, помолчал, словно решая для себя, говорить или не говорить до конца, все-таки собрался с духом:
      — На первый взгляд, безделушка… В мраморной пепельнице на столе математика обнаружили искусно вырезанную из слоновой кости голову мартышки… Голова мартышки отчего-то оказалась очень горячей, почти раскаленной, до нее невозможно было дотронуться… Безделушка сохраняла тепло до вечера… Куда голова мартышки исчезла потом, не знает никто…
      Виктор Бубенцов сладко причмокнул во сне и повернулся на другой бок. Угрюмый бородатый дядька смущенно умолк, а экран, мерцая, потемнел. Телевизор выключился сам собой…

      К чужому телу привыкаешь быстро. Одной ночи оказалось вполне достаточно, чтобы неловкое ощущение излишней легкости движений и невесомости исчезло, все стало на свои места. И даже аппетит появился!
      Наскоро позавтракав, Виктор Бубенцов подхватил школьную сумку Пашки Мошкина, запер квартиру и, старательно делая вид, будто ничего особенного не произошло и не происходит, отправился учиться.
      Этот глагол «учиться» в данном случае очень хорош, гораздо лучше, чем просто «пошел в школу». Потому что научиться новоявленному «Павлу Мошкину» предстояло многому…
 
      Самое первое: его догадка о настоящем Викторе Бубенцове оправдалась полностью!
      Тот заявился в школу собственной персоной, как ни в чем не бывало!
      Да, это был тот самый человек, который слонялся возле дурацкого магазина с еще более дурацким названием «Одёжа»! Выходит, он не ошибся тогда, не зря в страхе бежал прочь, не разбирая дороги! И значит, ему не приснился телефонный звонок себе домой!
      Выходит… с Виктором Бубенцовым и в самом деле ничего не произошло?! Или, может быть, вот тот вот маленький и пухленький, озирающийся по сторонам головастик, — это и есть теперь тоже превращенный Павел Мошкин, только с виду он — как Виктор Бубенцов?
      Да нет, не похоже… Тьфу ты, запутаться можно! Весь первый урок Виктор тем только и занимался, что внимательно изучал круглый затылок… хм, настоящего самого себя…
      Тот, кого он в упор разглядывал, неспокойно ерзал под тяжелым этим взглядом, шея его свекольно покараснела. Видно, чувствовал, знал, кто на него так смотрит. И… боялся оглянуться.
      Виктор Бубенцов с последней парты смотрел на самого себя и переживал. «Да как же можно быть таким забитым и жалким?», — недоумевал он.
      И совершенно не замечал при этом превращенный в Павла Мошкина Виктор Бубенцов, что сам находится под внимательным, пристальным, изучающим взглядом.

      Мама Вадика Градобоева оказалась права: школа, двор и улица буквально кишмя кишели хулиганами, шпионами и прост бандитами с большой дороги.
      И если раньше эта малопочтенная публика хоть как-то маскировала свои грязные дела, то с исчезновением Шарика пришла пора им действовать в открытую!
      — Вадик! — драматическим шепотом говорила вчера вечером мама, поочередно прижимая к вискам смоченное слабым раствором уксуса полотенце. — Вадичка, родной! Умоляю тебя, будь предельно осторожен! Подумай, Вадим, обо мне и папе!
      — Да что со мной может случиться?! — Вадик еще никогда в жизни не выходил на улицу в одиночку. Он даже не представлял себе всех опасностей новой своей бессобачьей жизни. — Ну не маленький же я, мама!
      — Я тебе дам денег, — суровым и твердым голосом вмешался в разговор отец. — Утром вызовешь по телефону такси и подъедешь к самой школе! И обратно так же! Телефон есть в учительской!
      — Ни в коем случае! — заломила руки мама. — Только через мой труп! Ты хочешь, чтобы ребенка похитили?! Такси!!! Что может быть страшнее такси? Это же гангстер на гангстере, я сама видела передачу по телевизору, как похищают детей!
      — Пожалуй, ты права… — уныло согласился отец. — Мне к шести на работу, я могу проводить тебя, Вадик, до школы, но придется рано вставать…
      — Школа открывается только в половине седьмого, когда приходят технички мыть пол! — всхлипнула мама. — Ты хочешь, чтобы ребенок один в полной темноте ожидал неминуемой смерти, ведь под каждым кустом может подстерегать опасность!…
      — Ну, я не знаю! — сдался тогда отец. — Я в семье не главный, решай сама! Мне что скажут, я то и сделаю!
      Сказав так, отец начал пылесосить ковры. Занятие это очень успокаивает нервы, и потому в семье Вадика Градобоев папа очень любил пылесос и швабру.
      — Вадик! — мамин голос зазвучал еще более озабоченно. — Вадичка мой!…
      — Да ладно тебе, мама, дойду я до школы как-нибудь… — беспечно отмахивался от материнских забот Вадик.
      — Звони мне на работу каждые полчаса, — простонала мать. — И запомни еще некоторые важные телефоны: пожарная охрана — 01, милиция — 02, «скорая помощь» — 03!
      — Да ладно, мама, — Вадику серьезный разговор уже начал надоедать.
      — И не даладнай! — как отрезала мать. — Не даладнай! Продержись хотя бы до субботы!
      — А потом что? — без особого интереса уточнил Вадик Градобоев.
      — По субботам открыт «птичий рынок»! Который на самом деле собачий! Мы купим тебе нового друга! Нет, даже двух друзей купим! Одного запасного на всякий случай!
 
      До школы Вадик добрался сравнительно благополучно, по-пластунски. Сказались навыки тех славных времен, когда он сам охотился на шпионов, а на него еще никто не придумал охотиться.
      Оттепель начиналась ближе к полудню, ночью морозом прихватило рыхлый снежок, и передвигаться ползком по нему было даже почти приятно и не мокро.
      Правда, на дорогу до школы, что составляло метров сто пятьдесят, Вадик потратил двадцать минут, но это пустяки!
      — Мальчик! Мальчик в сугробе! Что с тобой? Все в порядке? Тебе не нужна помощь? — окликнул вдруг Вадика женский голос.
      Незнакомый голос показался таким притворно-добрым и заботливым, что Вадик раскусил хитрость сразу и не поддался на провокацию. Он закопался поглубже в снег и ответил из своей норы специально грубым тоном:
      — Ничего такого со мной! Это нам в школе задали! По ботанике!
      Ботаника начиналась в шестом классе, и Вадик прибавил себе возраст для солидности и конспирации. Назойливая тетка сразу же отвязалась. Должно быть, отправилась придумывать какой-нибудь более хитрый шпионский способ выманить Вадика.
 
      А вот в школе начались неприятности, о которых ни Вадик, ни даже его прозорливая мать совсем не подумали!
      Внутри зданий не предусмотрено сугробов, по которым можно бы незаметно ползти в любом направлении или хотя бы затаиться до поры до времени!
      Никогда раньше Вадик не подумал бы, как это плохо, как это ужасно — широченные коридоры и огромные классные комнаты! И почти нигде нет никаких углов, закоулков и потаенных мест!
      Вадик очень скоро почувствовал себя весьма неуютно.
      Ему постоянно стало казаться, что спереди, сзади, справа и слева окружают враги!
      Каждый момент бесчисленные враги готовы прыгнуть на него, на Вадика, подмять под себя, затолкать в открытый рот кляп с неприятным вкусом и запахом, утащить в подвал для пыток!
      Вадик, зажмурив глаза, бураном влетел в свой класс и спрятался под парту.
      «Они все делают вид, что не замечают меня!» — гулко билось сердце Вадика. — Это неспроста, неспроста!»
      Где-то наверху мучительно долго тянулись уроки. Вадик сидел под партой и решал очень трудный вопрос: умереть героем, когда на него навалятся всей кучей или уж позволить съесть себя живьем, может быть, это не так больно выйдет?
      Но вот закончились уроки, а Вадика так никто не растерзал и не проглотил живьем. Даже из-под парты за шиворот не вытащил.
      «Наверное, бандюганы и шпионы просто пока еще ничего не знают про моего Шарика, — додумывал свои грустные мысли храбрц Градобоев в опустевшем классе. — И никто из них по извечной шпионской беспечности не хотя бы догадался выглянуть в окно… Как было бы замечательно, продержись глубокое неведение еще несколько дней, до субботы…»
      Вадик отправился домой.
      Днем ползать по сугробам не имело смысла, и он бросился бежать по переулку зигзагами, пригибаясь к земле, короткими рывками от дома к дому, чтобы по возможности доставить как можно больше хлопот снайперам, если те держали окрестности под прицелом.

      В школе девочки чувствуют себя гораздо уверенней чем, скажем, на улице. Для этого есть много причин и первая из них: где-то поблизости всегда находится учительница. Если же у девочки еще и нет косичек, за которые ее можно время от времени пребольно дернуть, то такая девочка в стенах школы вообще неуязвима.
      Вот почему весь урок математики, который стоял первым в расписании, Катя Шумкова сосредоточенно сверлила глазами бедного хулигана Пашку Мошкина.
      Павел ерзал под Катиным взглядом и упорно делал вид, что решает задачку.
      Но Катю трудно было обмануть таким глупым, детским способом! Это Мошкин-то?! Корпит над задачкой?! На уроке математики?!! Ха-ха-ха!
      «Если бы он размышлял, как удрать с уроков, это бы куда ни шло, но такие задачки решаются без ручки и тетради! В уме!
      Еще бы Мошкин вдруг поднял руку и попросился отвечать к доске, ха-ха-ха!
      Школьный хулиган чиркал ручкой по бумаге и от усердия лицом становился все краснее и краснее.
      «Дозревает, — поняла Катя. — Вот не перезрел бы только…»
      Катя решила действовать без промедления. Лишь прозвенел звонок на переменку, и класс с грохотом опустел, Катя твердым чеканным шагом направилась к столу, за которым, по-прежнему съежившись, неподвижно сидел отъявленный хулиган.
      — Мошкин, а Мошкин! — произнесла Катя ласковым голосом палача. — А ведь я все знаю…
      В общем-то, ведь ничего уж такого особенного про Павла Мошкина Катя не знала. Ну, подумаешь, побывал человек зачем-то в подвале и с кем-то там разговаривал. И что с того?!
      Тут важнее сделать вид, будто только тебе одному известно гораздо больше, чем жертва даже может предположить.
      — Чего ты знаешь? — насторожился Мошкин.
      Катя не поняла еще, а скорее почувствовала, что она на единственно верном пути. На месте Мошкина отвечать нужно было грубо, в том смысле, что всего на свете не знает никто, а также «сама дура». Или, в крайнем случае, не отвечать вообще. И тогда Катя с позором отступила бы!
      — Хочешь, чтобы я Анне Федоровне обо всем рассказала? — счастливым голосом поинтересовалась Катя.
      — Про что?! — занервничал Мошкин.
      Чуткое и нежное Катино сердце затрепетало.
      «Сейчас он мне все выложит сам, без нажима!»
      — Ну, как же… — захлопала красивыми ресницами Катя. — Про подвал, например… Как ты там встречался кое с кем…
      — Ни с кем я там не встречался! — подскочив на месте, закричал бедный Пашка.
      И тут же испуганно замолк.
      — Даушки, даушки, встречался! — захлопала в ладоши Катя. — А вот и встречался, а вот и встречался!
      Кате от радости даже не пришло в голову, что хулиган ведет себя как-то неестественно, не по-хулигански. Косичек у Кати не было, что верно, то верно. Да ведь Мошкин мог хотя бы огреть ее по голове портфелем? Запросто!
      Мошкин не сделал даже такой простой вещи!
      — И уж Анна-то Федоровна… — медленно, с расстановкой, нарочно растягивая слова, заговорила Катя.
      Лицо Павла Мошкина постепенно стало пятнисто-багровым. Хулиган вдруг зажмурился, протяжно застонал, всем телом подался немного вперед…
      И так, зажмурившись, случайно налетел носом на горячую Катину щеку!
      Катя потерянно ойкнула. Несколько мгновений оба они, Павел и Катя, окаменев, провели в самых неудобных позах, как застал их невероятный… что это было?! Взрыв?! Извержение вулкана?!… Поцелуй?!
      Прозвенел звонок.
 
      Поцелуй! Поцелуй!! Поцелуй!!! Да, это был настоящий первый поцелуй!
      Наверное, было бы здорово сказать: посмотрите, как ловко и просто превращенный в Павла Мошкина Виктор Бубенцов закрыл этой болтушке рот! Р-раз — и готово!
      Хотел бы я написать, что он это в одно мгновение придумал. И не испугался выполнить. Да чего тут вообще особенного — девочку поцеловать? После сплюнул, вот и всех делов!
      Только ничего подобного.
      Никого целовать Витька не собирался. Он вообще не знал, куда ему от Катерины Шумковой деваться!
      Броситься на Катю тигром и задушить ее — это идея, но до такого еще додуматься надо!
 
      «Это был поцелуй! Самый настоящий поцелуй! Он поцеловал меня!» — потерянно думала Катя.
      Катя была уже не маленькой и понимала: просто так девочек никто не целует!
      «Неужели все, неужели назад пути уже нет?!» — с тоской думала Катя Шумкова.
      И никаких утешительных мыслей ей в голову не пришло.
      «Что же выходит, и замуж потом только за него, за Мошкина?! И надо же мне было лезть к нему с этим дурацким подвалом! Ведь, наверное, и в подвал-то он полез… только из-за меня, ой!»
      Какая могла быть связь между Катей и подвалом, в котором она никогда в жизни не была и только возле люка с полчаса покрутилась, трудно сказать. Но Катя в конце концов пришла к полнейшей уверенности: да, да! Из-за нее, из-за Кати, только из-за нее одной лазил Мошкин в подвал! И никак иначе!
      Всего через десять минут после начала второго урока Мошкин не казался уже Кате таким нестерпимо противным и глупым, как раньше.
      «Что ж, — покорилась Катя судьбе. — Нельзя быть чересчур жестокой! Ведь не жестокость достоинство женщины, как справедливо говорит Танька Сковородкина…»
      Правда, неясным до конца оставался еще один немаловажный момент. А именно: Вадик Градобоев!
      Катя с обливающимся кровью сердцем повернулась к Вадику. Ее глаза молили: прости, Вадик, если сможешь, так уж получилось… Прости меня, Вадик! И прощай!
      Катю не смущало, что с Вадиком Градобоевым прощаться рано. По всей видимости, еще долгих семь лет придется провести с ним в одном классе.
      Это не имело теперь никакого значения. Прощай, Вадик!
 
      Вадика на его обычном месте не обнаружилось. Ученик Вадим Градобоев зачем-то забился под парту и теперь пребывал именно там, скрючившись в три погибели.
      Катя сумела хорошо разглядеть взъерошенную Вадикову макушку, да еще торчащее острое колено.
      Нежно прощаться с коленкой было бы глупо.
      «Дурак ты, Вадик! — подумала тогда Катя. — Балбес и дурак!»
 
      После уроков Катя едва догнала Мошкина в раздевалке.
      — Ну, чего тебе еще?! — простонал тот, косясь почему-то на Витьку Бубенцова, который пугливо топтался в некотором отдалении.
      — А ты, Бубенчик, уматывай отсюда, — посоветовала Катя Витьке. — Павлик, чего он ко мне пристает?!
      Толстенький Бубенцов выпучил глаза от неожиданности и, пятясь задом, ретировался.
      — Павлик, — нежным голосом тогда проворковала Катя. — Раз уж ты так хочешь со мной дружить, я согласна… Держи мой портфель, можешь поднести его…
      Пашка замычал что-то и вцепился зубами в воротник своего пальто.
      — А-а, — понимающе покачала Катя головой. — Не умеешь еще с женщинами-то обращаться, да? Не дружил никогда! Ты не волнуйся, я тебя научу!…
      Несчастный Мошкин вдруг громко начал клацать зубами.
      — Приходи! Приходи вечером за сараюшки… — не переставая клацать зубами, с трудом выдавил он. — В пять часов!
      Сказав так, хулиган бросился вон из школы и едва не своротил по пути вешалку.
      «Воспитывай такого да воспитывай», — с приятном томлением в груди подумала Катя.
      От школьного крыльца мелькнула тень Вадика Градобоева. Какое-то старое, отболевшее чувство шевельнулось в Кате. Катя легко представила себя на высоком берегу реки, а внизу, в воде, барахтающегося Вадика.
      — Почему же ты так долго не приходил? — безо всякого интереса спросила мокрого Вадика Катя.
      — Я всю зиму мечтал спасти тебя, — по-китовьи выплевывая фонтаны брызг, отвечал Вадик. — Вот потому лишь и не смог прийти, времени не было! Но когда-нибудь я спасу тебя, Катя! Обязательно! Ты только упади в воду!
      — Сам смотри не утони, — сухо посоветовала Вадику с высокого берега Катя. — Теперь меня спасать уже не надо! Поздно…
      Странное, совершенно необъяснимое поведение настоящего, а не выдуманного Вадика Градобоева Катю вовсе не удивило и не насторожило. Потому что в жизни для Кати больше не существовало никакого Вадика.

      После уроков домой идти не хотелось, и Виктор Бубенцов решил снова, как вчера, просто побродить.
      Вот только странное дело, на этот раз ноги сами несли его не к центру города, не на широкие улицы, а куда-то к старым сараюшкам.
      Витька сначала очень удивился этому обстоятельству, но потом решил: что ж, если ноги так хотят, пусть идут. В конце концов, ноги не его, может быть, они и знают, куда нужно идти.
      Правда, при этом у мальчишки нехороший какой-то холодок пробежал по спине, а затылок странно зачесался, но он не придал этому никакого значения: ну, мало ли что у кого чешется, верно?!
      За сараюшками открылся странный пейзаж, которого, будучи когда-то совсем другим человеком, Виктор Бубенцов, раньше не наблюдал и о существовании подобного местечка вблизи родного дома даже не догадывался.
      На хорошо утоптанной, почти круглой площадке — размером она была с половину школьного футбольного — там и тут без всякого видимого порядка теснились кучи мусора. А посередине торчал забор.
      На заборе, свесив ноги, сидели трое. Это были ребята чуть постарше Витьки Бубенцова, вида независимого и самостоятельного.
      Троица получилась как на подбор: один черненький, другой беленький, третий рыжий. И лицами они были совершенно непохожи друг на друга, ничего общего, если приглядеться. Но — странное дело, в первый момент Витька почему-то решил, что все трое мальчишек на заборе — родные братья.
      — Ы, Комар пришел! — сказал рыжий громко и показал на Витьку пальцем.
      — Ыгы, Комар! — подтвердил черненький.
      — Угы, Комар собственной персоной! — захихикал белобрысый.
      «Вот почему мои ноги сами несли меня сюда, — догадался вдруг Виктор. — Видимо, это друзья Пашки Мошкина!»
      — Ы, давненько не виделись! — рыжий спрыгнул с забора и протянул Павлу руку. — Забывать нас стал, да? Нехорошо!
      Витька с готовностью пожал протянутую руку. Рука у рыжего было теплой, цепкой, надежной.
      Двое других парней, белобрысый и черненький, тоже спрыгнули вниз и подошли ближе.
      — Комарище! — дружелюбно хлопнул Витьку по плечу один из них.
      — Комаридзе! — толкнул в бок другой. — Комарян!
      Витька глупо и счастливо улыбался, глядя в эти открытые, славные лица. Никогда еще, ни разу в его коротенькой прежней жизни никто так не радовался его приходу!
      — Что же ты заставляешь нас волноваться? — продолжал тем временем рыжий, почему-то перемещаясь Витьке за спину. — Твой лучший друг Банан так скучал без тебя!…
      — И Сеня тоже скучал, — печально подтвердил черненький.
      — О бедном Тузике уж и говорить нечего, — как-то нервно хихикнул третий и шумно вытер нос рукавом.
      — Пацаны, да я… — начал было оправдываться Витька.
      Теплые чувства переполняли его. Как здорово, что у Пашки Мошкина как оказалось, были такие надежные, верные друзья! Как это неожиданно и приятно! Пусть они называют его почему-то не своим именем, пусть! Кличка «Комар” кажется глуповатой, ничего страшного! Ведь и они сами — Банан, Сеня и Тузик!
      — Я не мог, был очень занят…
      И вдруг Виктор прикусил язык. Не в переносном смысле, а в буквальном, прямом.
      Потому что кто-то неожиданно ударил Витьку сзади ладонью по затылку. То есть, стукнули Павла, конечно. А досталось Виктору.
      Витька замолчал и в недоумении уставился на своих «приятелей». Их было теперь двое перед ним, и оба улыбались по-прежнему дружелюбно и радостно.
      — Ты чего? — крутнулся Витька к подлому обидчику, который затаился за спиной.
      И тут же получил второй такой же тумак, и снова сзади. А рыжий, который оказался теперь лицом к Витьке, сочувственно моргал глазами и хлопал короткими бесцветными ресницами.
      Витька закрутился волчком, и тумаки посыпались на него с возрастающей скоростью. Со всех сторон мелькали веселые и сочувственные улыбки!
      — Гады! — закричал Витька.
      «Друзья” расступились. Лениво встали плечом к, плечу.
      — Ы, свободен, — сказал рыжий.
      — Ыгы, не мало? — вежливо поинтересовался черненький.
      — Приходи еще, не забывай! — помахал ручкой белобрысый. — Угы?

      Они сидели втроем на заборе, пристально вглядываясь вдаль, и их такие разные лица казались похожими, почти одинаковыми, как у братьев-близнецов. Сходство усиливалось выражением полнейшего счастья и безмятежного удовольствия.
      — Ы! — сказан вдруг Банан, пихнув плечом Сеню.
      — Ыгы! — поддержал Сеня Банана. И так же добродушно двинул Тузика.
      — Угу! — довольный происходящим, гоготнул Тузик, едва не свалившись с забора.
      Конечно, хорошо бы и Тузику пихнуть, подцепить или в крайнем случае наподдать кому-нибудь. Но Банан сидел от Тузика через Сеню, а Сени Тузик побаивался. У них вообще были очень сложные взаимоотношения. Банан, например, презирал и Сеню, и Тузика. Но Сене при случае он мог даже лягнуть (не слишком сильно, конечно) под зад, а вот Тузика ни разу в жизни пальцем не тронул!
      Сеня никого не презирал. Он просто считал Банана вместе с Тузиком остолопами, но других друзей у Сени не было.
      Как-то так сложилось, что Тузику крепко доставалось порой от Сени, сам же Сеня, как уже говорилось, трепетал перед остолопом Бананом.
      Тузик, впрочем, тоже был ничем не хуже двух других. Он мог бы, если захотел, ноги вытирать о грозного Банана. Что, кажется, несколько раз уже и проделал.
      И Банан, и Сеня, и Тузик прилежно выполняли свои несложные обязанности.
      — Ы! — задумчиво говорил вдруг Банан, сидя на заборе.
      — Ыгы! — всегда охотно поддерживал Банана Сеня.
      — Угы! — вступал в разговор и Тузик.
      Иногда слова произносились в другом порядке. Если, скажем, Сене или Тузику удавалось раньше Банана занять самое почетное место на заборе, справа с краю…
      Позиция справа была предпочтительной по одной очень простой причине: дотянуться до сидящего здесь, чтобы радостно сунуть кулаком под ребро, можно было только через кого-то.
      Другие люди в возрасте до двенадцати лет хотя и не слишком часто, но тоже появлялись на пустыре вокруг забора. И те, что уже побывали здесь однажды, и новые.
      Ну, с новичками более или менее все понятно. Их приводили на пустырь извечное человеческое любопытство и жажда открытий.
      Что же нужно было здесь тем, кто уже однажды получил свое от Банана, Сени и Тузика?
      Странная, совершенно непонятная штука, но было в заборных балбесах нечто в своем роде… весьма притягательное!
 
      Хотя бы бросающаяся сразу в глаза их ни от кого независимость. Их дружба и сплоченность. Их уверенность в себе. А еще…
      Павел Мошкин, например, раз за разом приходил сюда, чтобы… Да, чтобы отомстить!
      Вот такая неожиданная догадка мелькнула у Витьки Бубенцова.
      Жестоко отомстить за себя, влепить что есть сил по этой гнусную Банановой морде, а там… будь что будет!
      И с каждым разом влекло Пашку на пустырь все сильнее и сильнее, и каждый раз… получал затрещины он.
      Может быть, просто не мог он начать первым? Трудно представить такого благородного хулигана? Или же просто трусил? Тоже может быть. Легко быть храбрым дома, гораздо труднее это лицом к лицу с теми, кто уже не раз бил тебя.
 
      По секрету: Валерий Иванович Кириллов долго присматривался к заборной команде, прикидывая, во что бы их такое интересное превратить. И махнул рукой.
      Во что же еще более тупое, бессмысленное и глупое можно было превратить Банана, Сеню и Тузика?…
 
      — А ему некогда было! Он по Австралиям прохлаждался! — успела вставить Клавдия Леонтьевна.
      — Если бы по Австралиям… — грустно вздохнул Валерий Иванович Кириллов. — Вы слушайте, слушайте дальше внимательно, сами же этого хотели… Как раз кое-что интересное узнаете!
      — Давайте вернемся немного назад, — поддержал расстроенного волшебника автор. — Снова утро второго дня…

      Проснулась пенсионерка Клавдия Леонтьевна в преотличнейшем настроении.
      — Доброе утро, Мусёнок, — приветствовала она свою подружку, болонку Мусю. — Все-таки приятно жить на этом свете, а именно в нашем замечательном городе Шутихинске, не находишь?
      Муська в ответ согласно зевнула и повиляла хвостом. Клавдия Леонтьевна, обрадованная собачьей поддержкой, продолжала:
      — Обидно вот только, ты у меня кофе не любишь… Может быть, все же выпьем по чашечке, а? Муся, с пирожным! А вчерашние крошки отдадим воробышкам!…
      Клавдия Леонтьевна разработала очень простую и надежную систему кормления птиц: после еды она сметала со стола в картонную коробку из-под обуви все крошки, и ставила на ночь коробку на кухонный шкаф, чтобы крошки подсохли.
      — Ведь свежие крошки давать воробьям никак нельзя! — много раз объясняла Клавдия Леонтьевна собаке. — Потому что они содержат влагу, эта влага превратится на морозе в лед, и бедные птицы могут ни за что ни про что, проглотив такую крошку, заработать воспаление легких или даже ангину!
      Привстав на цыпочки, Клавдия Леонтьевна достала запас корма со шкафа и, мурлыча под нос вновь вошедшую в моду песенку своей юности «Ландыши, ландыши…», подошла к окну и…
      И так и застыла с полуоткрытым ртом, вцепившись для равновесия в коробку из-под обуви. Замечательная песенка оборвалась на ноте «ля» первой октавы.
      За окном, в тесной кормушке, толкалось с десяток воробьев. Острыми клювами они торопливо долбили твердые засохшие хлебные крошки. Но не на воробьях же остановился помутившийся взгляд Клавдии Леонтьевны!
      Чуть выше воробьиной кормушки, на крепкой суровой нитке вниз головой болтался крошечный, с безымянный палец ростом, старичок в синем спортивном костюме знаменитой фирмы «Адидас»!
      Острыми зубками старичок жадно вгрызался в кусок сала, закрепленный на нитке, придерживая сало руками.
      «Это же сало для синичек!» — ахнула про себя Клавдия Леонтьевна.
      Зрелище за окном было несколько жутковатым, совершенно нелепым и немного смешным одновременно. На ногах у старичка были обуты баскетбольные кеды. Суровую нить, на которой висел, он несколько раз предусмотрительно обмотал вокруг правой лодыжки, так делают корейские акробаты в цирке.
      Старичок уже заметно объел сало с одной стороны и, осторожно стравливая нитку между ног, начал перебираться в более удобное положение.
      — Так, — негромко вслух сказала Клавдия Леонтьевна. — Это ничего, это бывает, прилетают старики вместо синичек… Просто я немного схожу с ума…
      — То есть как это — схожу?! — неожиданно резко пенсионерка перебила сама себя. — Я уже!… сошла!! с ума!!!…
      Автоматически, не отрывая взгляда от происходящего за окном, Клавдия Леонтьевна подвинула под себя табуретку, коробку с кормом осторожно пристроила на кухонный стол и удобно села.
      Ни воробьи, ни странный старик на нитке не обратили пока на Клавдию Леонтьевну никакого внимания.
      — И правильно, — увидела в этом подтверждение собственной логике мудрая старушка. — Почему мои нездоровые видения обязаны на меня же обращать внимание? Это ведь я сошла с ума, а не они!
      Голодная болонка Муся подошла к хозяйке и стала тереться о ножку табуретки, чтобы привлечь к себе внимание.
      — А ты, душенька, все сидишь и сидишь дома, куксишься, — осуждающе покивала головой собаке Клавдия Леонтьевна. — Посмотри, как на улице хорошо! Открыла бы форточку да полетала немного! Вот как воробушки летают!… Или вместе с этим приятным пожилым господином, который на ниточке болтается! Ведь тошнехонько, Муся, целыми днями торчать в комнате!
      Кудрявая болонка обиженно фыркнула и ушла в коридор.
      Клавдия Леонтьевна не бросилась немедленно догонять Муську и не стала извиняться. Она вдруг постучала пальцем по стеклу.
      Воробьев из кормушки в мгновение ока словно ветром сдуло.
      Старичок же, дернувшись от неожиданности, выпустил из рук сало, запутался в нитке и повис, бестолково дрыгая левой ногой.
      — Извините, пожалуйста, — вежливо обратилась к старичку Клавдия Леонтьевна, чуть приоткрыв форточку. — Вообще-то сало для синичек… Но я не в претензии, у нас еще есть. Кушайте, кушайте на здоровье!
      Старичок дернулся в последний раз, бессильно дрыгнул ногой и затем повис на нитке, словно пустая перчатка.
      Клавдия Леонтьевна высунула в форточку руку, потянула за нитку, и через мгновение старичок уже расположился ладони бесстрашной женщины.
      Пенсионерка весело подмигнула странному человеку в синем спортивном костюме и предложила:
      — Не заглянете ли ко мне на чашечку кофе? Собака моя кофе, видите ли, не пьет! Я совсем недавно сошла с ума, но пусть вас это не беспокоит. И попросите, пожалуйста, ваших приятелей воробьев, чтобы они вернулись и доели завтрак! Иначе хозяйка может обидеться! Ничего, если мы с вами позавтракаем за столом, а они там, в кормушке?
      Крошечный старичок поднял голову, обреченно огляделся по сторонам, а затем что-то негромко чирикнул в открытую форточку.
      В кормушку сразу со всех сторон шумно начали слетаться птицы.
 
      В хозяйстве Клавдии Леонтьевны и Муськи быстро отыскалась старая игрушечная мебель и замечательный кукольный чайный сервиз. Когда-то очень давно Клавдия Леонтьевна получила этот сервиз в подарок, она сама была в то время маленькой девочкой-первоклассницей.
      Конечно, кофе лучше пить из фирменных чашек, но… Не каждой женщине удается всю жизнь сохранять старый кукольный кофейный сервиз!
      — Так вы, значит, так прямо из Австралии и прилетели… — продолжала расспрашивать гостя Клавдия Леонтьевна, красиво накрыв на стол.
      — Ну да, — немного смущенно кивком подтвердил старичок.
      Он еще не вполне освоился в незнакомой квартире и чувствовал себя неловко.
      — Над экватором, понимаете ли, уважаемая Клавдия Леонтьевна, облачность оказалась несколько более плотной, нежели я предполагал… Судя по всему, мы сбились с курса… Воробьи, они ведь летели за мной следом…
      — Ах, Валерий Иванович, Валерий Иванович! — вплеснула руками пенсионерка. — Ну, какой же вы непрактичный человек! В наш век реактивных самолетов и космических кораблей, вы придумали лететь из Австралии просто так, нелепо размахивая своими руками! Ну, хотя бы дельтапланом воспользовались, это бы я еще поняла!…
      Эти два немолодых человека быстро нашли общий язык и даже подружились. Некоторое продолжительное смущение волшебника, я думаю, следует объяснить только тем, что находился он в гостях у дамы. Это всегда непросто и ответственно, даже для волшебников. А тут еще без приглашения!
      — Видите ли, я с детства так привык… Летаю себе и летаю, — виновато развел руками Валерий Иванович. — И до сих пор ничего такого особенного не случалось!…
      — Дорогой гость, я совсем забыла вас спросить, — уже совсем добрым голосом поинтересовалась Клавдия Леонтьевна. — Вы сбились с пути, заблудились, это понятно. Куда же вы направлялись?
      — В Шутихинск, — вздохнул Валерий Иванович. — Боюсь, что этот город еще не успели нанести на глобус… Вот раздобыть бы пачку «Беломора» с картой… Лучшие географические карты на папиросных пачках!
      — Шутихинск! Знаю! — полное добродушное лицо Клавдии Леонтьевны буквально расцвело. — Как я понимаю вас! Это замечательный город, это самый лучший из городов на свете! Вы не поверите, я ведь жила когда-то именно в Шутихинске…
      — Что?! — подскочил с игрушечного стульчика друг перелетных воробьев.
      — То есть мы жили там вместе с Мусенькой, — поправилась Клавдия Леонтьевна. — Как раз до того момента, пока я не сошла с ума…
      Крошечный старичок резко отодвинул от себя задребезжавшую кукольную чашку, вскочил на ноги и забегал по столу, где его устроила, соорудив из нескольких тонких книжек что-то вроде столика и скамейки, Клавдия Леонтьевна.
      — То есть… То есть вы хотите сказать! Простите меня, простите меня, любезнейшая Клавдия Леонтьевна, простите за сало! Я был голоден, я так замерз! Эти мокрые облака, знаете ли! Так вы уверены, что сошли с ума именно в Шутихинске?!
      — Да будет, далось вам это сало, — беспечно махнула рукой Клавдия Леонтьевна. — Еще чашечку кофе?
      — Нет, спасибо сердечное, я побегу! То есть, нет, я полечу! Я помчусь! И немедленно! Вот что сделаю я!
      — А я… А вот я вас никуда не пущу! — твердым голосом заявила вдруг Клавдия Леонтьевна и с силой захлопнула форточку. — С вашей-то непрактичностью и незнанием жизни вы ведь немедленно вновь попадете в какую-нибудь нелепую историю!
      — Вы собираетесь учить меня?! — волшебник едва не запнулся на ровном месте.
      Он поднял на Клавдию Леонтьевну крошечное сморщенное личико и рассмеялся.
      — Да знаете ли вы, кто я?! Я…
      Валерий Иванович собирался с гордостью объявить, что он — могущественнейший из волшебников, и еще что он…
      — Знаю, — спокойно закончила за него Клавдия Леонтьевна. — Вы человек, который только и умеет руками размахивать! Даже если при этом вам каким-то образом удалось перелететь сюда из Австралии, это еще вовсе ничего не значит! А вот сможете ли вы починить водопроводный кран? Приколотить ножку к сломанной табуретке?
      — Да при чем здесь кран?! При чем здесь табуретка! — заволновался Валерий Иванович. — У вас что, кран не в порядке? Так это ремонтируется в одно простенькое заклинание!
      — Вот! Вот оно! — Клавдия Леонтьевна подняла вверх тонкий указательный палец. — Вот оно! Руками размахивать да разговоры говорить все мы горазды! Для табуреток же больше подходит молоток, а не заклинания!
      — Я повинуюсь! Я повинуюсь вам! — неожиданно в неописуемом ужасе закричал Валерий Иванович. — Повинуюсь!!! Что угодно, только не это!
      — Что — не это? — перепугалась до смерти и Клавдия Леонтьевна, но указательного пальца не опустила.
      — Только не это! — жалобно стонал волшебник, жалобно отводя глаза. Казалось, с каждым новым мгновением он становится еще меньше и меньше размером. — Откуда, от кого вам стал известен самый сильный из волшебных знаков?!
      — Волшебный знак? — проследив за взглядом Валерия Ивановича, пенсионерка со всех сторон оглядела свой ничем не примечательный, со следами бисквитного крема палец.
      — Вот этот! — одними губами прошептал Валерий Иванович. — Да опустите вы палец, наконец! Сказал ведь, отныне повинуюсь вам во всем! Это самый страшный волшебный знак, ему обязаны подчиняться все волшебники!
      — Так вы, Валерий Иванович, получается, обыкновенный чародей, — догадалась наконец Клавдия Леонтьевна.
      И опустила палец вниз. Валерий Иванович с облегчением вздохнул и в полном изнеможении опустился на скатерть.
      — Так, может быть, в таком случае, я и не совсем уж сошла с ума? — подумав, спросила Клавдия Леонтьевна.
      — Ну, уж это вам лучше знать… — не очень вежливо, хотя и не грубо ответил волшебник.
      — Вот именно, — согласилась с ним пенсионерка. — Мне это знать лучше! В любом случае я сделаю из вас настоящего мужчину!
      Волшебник покорно слушал, не перебивая.
      — Научитесь держать в руках и отвертку, и «шведский» ключ, и молоток!…
      — Да меня же дела ждут! Волшебные! — наконец не выдержал и взмолился Валерий Иванович. — Эх, успели же вы пальцем своим… в небо!… А не то я бы!…
      — А не то бы я! — миролюбиво поправила говоруна Клавдия Леонтьевна с ударением на местоимении. — Учебник столярного дела, надеюсь, дорогой Валерий Иванович, вам будет не трудно наколдовать?
      Волшебник неопределенно хмыкнул… и столкнул верхнюю из книг, на которых недавно сидел.
      Книга раскрылась. Естественно, она оказалась как раз пособием для начинающих столяров.
      — Вот теперь убедилась, что волшебник, — похвалила Клавдия Леонтьевна своего гостя.
      — «Рубанок», «Фуганок», «Коловорот», — не заглядывая на на страницу, прочитал некоторые заглавия Валерий Иванович. — Кошмар какой-то, мне до конца моей жизни не разобраться!
      — Разберетесь и научитесь, — успокоила его Клавдия Леонтьевна. — А теперь снова прошу угощаться! — пенсионерка покачала в воздухе тонким пальцем. — Кушайте, кушайте на здоровье!
 
      Добрые близорукие глаза пожилой женщины быстро наполнились влагой. Крупная слеза сорвалась и покатилась по румяной щеке.
      — Но я же не знала!… И ни о чем таком не догадывалась! — трясущейся рукой Клавдия Леонтьевна вытащила надушенный носовой платочек. — Я ведь думала, просто старичок ко мне ненароком залетел… Недотепа такой! Летал по своим личным делам куда-то… Не по общественным делам, по личным!… В свободное от работы время… Я ведь из самых хороших побуждений!
      — Да будет вам, будет! — тоже дрогнувшим голосом начал успокаивать пенсионерку волшебник. — Предупреждал же вас, предупреждал, надо было вовремя на шпионов перекинуться!…
      — Мы рискуем потерять мальчика! — слезы мигом просохли на горячей пенсионерской щеке, в голосе Клавдии Леонтьевны вновь проявилась решительность.
      — Клавдия Леонтьевна, вот же он, я! — ткнул себя в грудь Витька Бубенцов.
      — А вот — я! — повторил Витькин жест Павел.
      — Это не имеет никакого значения! — пожала плечами пенсионерка. — Валерий Иванович, за дело! Поворачивайте повесть назад! Засылайте в Шутихинск шпионов! Да не одного!
      И Клавдия Леонтьевна высоко подняла вверх тонкий и прямой указательный палец.
      — Нет уж, хватит, достаточно нами покомандовали! — неожиданно для себя услышал автор повести собственный заикающийся голос. — Кто здесь вообще писатель?!
      — Правильно, продолжайте! — поддержал меня моряк Бубенцов.
      И оба мальчишки дружно закивали головами.

      Синдром — это такое ученое слово из языка, на котором разговаривали раньше многие, а теперь не говорит никто… Разве что иногда врачи. Древний язык называется латынью, значение слова я объясню после. А пока…
      «Я вернусь! Я обязательно вернусь туда, к забору!» — упрямо думал Витька Бубенцов.
      Набычившись и глядя себе под ноги, он брел в неизвестном направлении. Руки в карманах сами собой сжались в кулаки:
      — Вот тебе, получай! А это тебе, гад! Ага, не нравится?! Ничего, ничего, это тебе полезно! И тебе тоже!
      «Все, вот дохожу до того угла и поворачиваю назад! — наконец решил Виктор. — Они меня еще узнают! Подумаешь, Комара нашли!»
      Но он миновал заветный угол и так и не сбавил шагу. Только мысли стали еще решительнее:
      «Трое на одного — да?! А я их — приемчиками, р-раз, раз! Самбо, каратэ и джиу-джитсу! Чего мне их бояться?! И чего я вообще в них нашел, чего я туда поперся?! А они ведь ждали меня, ждали! Значит, это я им нужен, а не они мне!»
      Под ноги Виктору попала пустая обувная коробка, и он изо всех сил поддал коробку ногой. Коробка прошуршала и улетела за сугроб.
      — Вот тебе, зараза! — вслух грубо выругался Витька. — Втроем-то храбрая, а теперь получила?!
      Смятая ударом коробка трусливо не отвечала и больше вообще не показалась из-за сугроба.
      Витька презрительно сплюнул и подумал уже более спокойно:
      «Ну и что, один против троих?! Если с первого удара уложить Банана, остальные двое — хлипаки!…»
      Вдалеке, в проеме между домами, мелькнула знакомая невысокая рыхловатая фигура.
      «Ага! — все мышцы разом затрепетали в сильном Пашкином теле, которое стало теперь Витькиным. — Вот ты-то мне и нужен, приятель!»
      Виктор бросился напрямик, легко перемахнул невысокую оградку детского сада, втоптал в снег ветки чахлых кустов, едва не клюнул носом в снег, зацепившись за угол песочницы, но даже не сбавил скорости при этом. Он выскочил из садика на улицу через калитку уже с другой стороны.
      И еще через несколько мгновений очутился в переулке. «Не уйдешь, ведь никуда ты от меня не уйдешь теперь! Тебе кажется, ты один такой хитрый, да? И кроме тебя, никто не знает эти тайные ходы?!»
      Он поспел как раз вовремя. Пухлая фигурка мелькнула еще раз, теперь в начале переулка.
      Виктор шагнул за угол, перевел дух… И тут же услышал неторопливые, немного шаркающие, беспечные шажки.
      — Ну, здорово… Витя Бубенцов, — произнес он как можно более приветливо, но с большим трудом. Потому что… ведь это было, как ни крути, его собственное имя.
      Хулиган медленно вышел на середину переулка, отрезав тем самым однокласснику все пути к бегству. Он смотрел на этого жалкого, ничтожного человека, и странное чувство, непонятное и необъяснимое, медленно и болезненно заполняло его всего.
      Перед ним стоял Витька Бубенцов. Толстяк Бубенцов покорно, с гаденьким, услужливым страхом дожидался, когда же хулиган Мошкин начнет его бить! Или просто издеваться, это уж как тому будет угодно!
      Эта покорность так легко прочитывалась на круглой Витькиной физиономии, что у классного задиры и хулигана в самом деле начали чесаться кулаки.
      — Ну, как жизнь? — наконец хрипло выдавил он.
      Настоящий Витька испуганно дернулся, облизал сухие губы и хотел, кажется, что-то ответить, но только шмыгнул носом.
      — Как жизнь, спрашиваю! — повысил голос Павел Мошкин.
      Внутри у него медленно закипала какая-то тяжелая, вязкая, похожая на асфальт жидкость. Наверное, если бы можно было ее увидеть, это бы точно оказался расплавленный асфальт.
      — Хо-хорошо, — заикаясь, ответил Витька.
      Он даже не попытался убежать, хотя если бы рванулся назад…
      Нет, Павел все равно догнал бы этого рохлю и толстяка! И тогда бы тот получил уже не только за то, что он такой, но и за бега свои получил бы вдобавок!
      — Слушай, а ведь ты врезать мне хочешь как следует? — презрительным тоном предположил Павел. — Я вот так думаю. Чего ж не врежешь?
      — Ну, чего, чего я тебе сделал?… — захныкал Витька. Совсем как девчонка захныкал. — Я ж тебе ничего не сделал…
      — Маме скажешь? — любезно поинтересовался мучитель.
      И тут у него перехватило горло.
      Маме! Маме!!
      Ну, уж нет, вот что нет — так нет! Этот парень, он знал совершенно точно, не станет жаловаться маме, что бы с ним не произошло! Витька вообще ничего не скажет маме… его маме… своей маме…
      Сердце «хулигана» защемило! Этот жалкий человечишка ничего не скажет его родной маме Вере Алексеевне Бубенцовой! Жаловаться и ябедничать он точно не станет!
      — Ладно, проваливай! — очень грубо посоветовал он Витьке. — И чтоб больше я тебя никогда не видел!
      Настоящий Виктор Бубенцов испуганно скользнул мимо, не заставил себя долго упрашивать.
      Павел проводил Витьку глазами.
      Он долго молча стоял и пытался понять, а что же вообще вот только что произошло в этом древнем переулке.
      Он попытался все вспомнить с самого начала, но в мозгу многократно повторялся только треск пустой картонной коробки, которую он ударил носком ботинка…
      «Ведь это же я сам… — тупо думал он. — Вот иду я сам, вот тот человек — это я… Тот, вдалеке… Сейчас он перебежит дорогу — и я буду дома… Нет, не я! Это он будет у меня дома!…»
      Все вдруг разом стало на свои места! Да, вот тот презренный трус — это он сам и есть, Виктор Бубенцов! А здесь, в переулке, не кто иной, как настоящий Павел Мошкин. Да, да, он, Виктор, смотрел сейчас на мир глазами Пашки Мошкина, он думал как Пашка, он и действовал… почти как Пашка Мошкин! Началось же это…
      Все началось с подзатыльника Банана! С нестерпимого чувства унижения и бессилия, когда он дурацки подхихикнул, а ведь надо было обязательно влепить кулаком по этой гадской морде…
      А дальше… Дальше… что случилось бы, то пусть и случилось.
      Но он не ударил тогда. Он с позором ушел, мечтая от угла вернуться и… и вступить в бой, отомстить за себя! И не только, наверное, за себя!… В отместку же поддал ногой… картонную коробку…
      Похоже, раньше Витька Бубенцов всегда попадался Мошкину на глаза после Пашкиных встреч с Бананом, Сеней и Т'узиком?!
      Но ведь он же не коробка из-под обуви, каким трусливым и жалким ни казался с виду!
      С виду… Мальчишка тяжело вздохнул. И вдруг подумал, что стоило, эх стоило хотя бы для того забраться в чужую «шкуру», чтобы разочек вот так вот взглянуть на себя со стороны… Виктор испуганно прогнал прочь странную мысль!
      Но еще он понял… Да нет, скорее только почувствовал. Это ненормальное, тяжелое и болезненное состояние, когда хочется ударить человека, который не сможет ответить тебе тем же, не сможет защититься, это — … это как болезнь!
      Подзатыльник Банана — вот микроб этой болезни! Злобный, коварный микробишко.
      «Пашка Мошкин был болен. Он долго болел, — подумал мальчишка. — А на больных не обижаются…»
      И тут же поправил себя:
      «Еще как обижаются, если такая болезнь… И еще… Больных этих лечить надо!»
 
      Да, автор обещал рассказать, что же такое синдром. Это признаки, определяющие какое-то болезненное состояние организма. Болезнь Пашки Мошкина вполне можно было бы определить как «синдром Мошкина». Только в этом мало приятного, когда твоим именем называют синдромы.
 
      — Я все-таки не понимаю, здесь все идет как надо или не так, как надо? — в голосе Клавдии Леонтьевны возникли непривычные нотки сомнения.
      — И как надо? — иронично заметил волшебник Валерий Иванович Кириллов.
      — Вы бы вообще помолчали! — вежливо оборвала волшебника пенсионерка. — Но, с другой стороны, этих мальчиков я вижу перед собой… За них я почти не беспокоюсь! А вот тот, третий… С собачкой?

      До родного подъезда Вадику Градобоеву оставалось метров пятьдесят.
      — Проскочил, уф-ф! — сказал себе отважный контрразведчик.
      И внезапно понял, что попался, влип! Ах, какая нелепая, непростительная ошибка!… Точно, они! Это была группа захвата одной из иностранных разведок! Группа захвата, да еще с собакой!
 
      Болонка Муся отыскала на газоне прошлогодний, вытаявший из снега пирожок с повидлом. Точнее, это была половинка пирожка, потому Клавдия Леонтьевна сразу и определила, что начинка у этой половинки — повидло.
      — Фу, Муська — даже расстроилась Клавдия Леонтьевна. — Ну, разве прилично воспитанной собаке подбирать на улице разные прошлогодние пирожки?! Вот ты видела когда-нибудь, чтобы я выкапывала из-под снега пирожки, хотя бы и с повидлом?
      Муся никогда ничего подобного не видела, но и бросать богатую добычу ей было жалко.
      Как ни торопилась Клавдия Леонтьевна, она все-таки огляделась по сторонам, ища поддержки в принципиальном споре. Собак тоже необходимо воспитывать!
      И тут из ниши дома вынырнул просто замечательный мальчишка, которого Клавдия Леонтьевна встречала до сих пор не иначе как в сопровождении великолепной огромнейшей собаки породы сенбернар! Такой человек не может не любить животных и не разбираться в собаках!
      — Мальчик! — шагнула навстречу авторитетному собаковладельцу Клавдия Леонтьевна. — Молодой человек!…
      — А-а-а! — завизжал в ответ Вадик.
      «Пенсионерка, бандит с большой дороги! Самый опасный международный шпионский вариант!» — молнией пронеслось в его голове.
      Как жаль, что Вадик не мог наблюдать себя в тот несравненный миг со стороны!
      — Хья! — заорал он неожиданно по-японски и сам перепугался больше всех.
      Ведь не это непонятное слово хотел и должен был он кричать, а совсем другое!
      — Сдаюсь! Не трогайте меня! Не убивайте! — вот что не смог выговорить непослушный Вадиков язык.
      С перепугу ноги и руки Вадика пришли в беспорядочное движение, будто крылья ветряной мельницы, результатом чего был небольшой смерч, унесшийся в сторону Тихого океана. Под конец представления Вадик вдруг высоко-высоко подпрыгнул и, сделав в воздухе рекордный двойной кульбит, пружинно приземлился.
      И только после этого, невероятным образом почти втрое уменьшившись в размерах, потерянно забормотал:
      — Я все скажу, все! Даже больше, чем знаю! Только не убивайте меня!
      — Феноменально! — рявкнул густой бас за спиной у Клавдии Леонтьевны.
      «Она не одна, — тоскливо сообразил Вадик. — Похоже, вся банда в сборе…»
      Чтобы не осложнить ситуации и не допускать стрельбы, Вадик обреченно зажмурил глаза, опустил портфель на тротуар и только после этого поднял руки вверх…
      Болонка Муся все это время деловито расправлялась с найденным пирожком.
 
      — Это… обо мне?! — лицо Клавдии Леонтьевны вытянулось. — Молодой человек, — строго посмотрела она на меня. — Вы не находите, что ваше… э-э… так сказать, произведение… м-да… получилось уж чересчур художественным?!
      Автор не нашел что ответить.

      Неведомая страшная сила подняла Вадика Градобоева над землей, несколько раз подбросила, повертела так и сяк, но не уронила затем, как того можно было ожидать.
      Зажмурившийся Вадик вдруг неподвижно завис между небом и землей.
      — Феноменально! Восхитительно! Непревзойденный самородок! — ревел ему в уши сокрушительной силы бас.
      — Не щенка, поди, рассматриваете! — раздался где-то внизу и сбоку надтреснутый голос бандитской пенсионерки. — Мусенька, фас! Возьми его!
      Кудрявая болонка немедленно тявкнула. Получилось очень похоже на кряканье утки и ничуть не страшно.
      — Вы совершенно невоспитанный человек! — продолжала бандитка непререкаемым тоном.
      Вадику от страха даже не захотелось хотя бы взглянуть, с кем она там разговаривает. Да, по правде сказать, для этого пришлось бы открыть глаза, а никаких жизненных сил у Вадика больше не осталось.
      — Вы!… Вы!!!
      — Хорош экземплярчик! — рокотал незнакомый голос. — Хиловат, конечно, но зато какая реакция!
      — Вы!… Вы знаете, кто вы?! — завершила, наконец, фразу пенсионерка. — Вы сами не знаете, кто вы!
      — Настоящий мужчина, — блаженно промычал незнакомец, и было не очень понятно, кого он имеет в виду, себя или Вадика Градобоева.
      Именно в этот момент Вадик почувствовал, что уже не болтается бессмысленно в невесомости над землей, а стремительно переступая ногами, мчится в неизвестном ему направлении.
      Вадик ощутил под собой твердь. Какое-то время он касался ногами тротуара изредка: так бывает, когда, подплыв к берегу, пытаешься нащупать дно; а затем все чаще и чаще.
      После пятнадцати минут странного бега Вадик решился открыть глаза. Его тащил за собой, держа руку великанской ручищей, человек размером с бегемота, в пальто нараспашку.
      Гигант на ходу повернул к Вадику лицо и улыбнулся, ослепительно сверкнув невероятным количеством крупных золотых зубов.
      — А кляп? — напрямик спросил тогда Вадик.
      Все-таки в некоторой степени они были с этим человеком коллеги, только «бегемот» оказался более удачливым, вот и все.
      — Кляп? Какой кляп? — не понял гигант, золотая улыбка погасла.
      — Вас что, без подготовки забросили? — сочувственно предположил Вадик.
      — Хы-хы! — выдохнул агент.
      — Ясно, — тяжело вздохнул Вадик. — Про кляп и наручники теперь в детском саду знают! Грязная работа…
      — Мы-у! — с нескрываемой звериной радостью промычал «бегемот». — У-у!
      — Только учтите, выкупа за меня вы никакого не получите, — хмуро предупредил Вадик.
      Он и сам был поражен этой своей смелости и даже какой-то геройской наглости в разговоре с врагом.
      — У моих родителей не наберется, наверное, и трех килограммов чистого золота!
      — У-уа! — странный собеседник даже остановился на мгновение, и Вадик почувствовал под собой совершенно твердую и ровную почву.
      А затем снова взлетел в воздух. Человек-бегемот поднял его одной левой рукой, обдав густым табачным запахом, поднес ко рту…
      «Был с доблестью, отважно, геройски и честно съеден агентом иностранной разведки», — успел только подумать Вадик.
      Но бегемот просто жарко, по-женски чмокнул Вадика в щеку и запричитал на чистейшем русском языке:
      — Ты это… Ну! Ы-ы, угу! Золота хочешь, ага! Му-ы, эта правильно!… Осыплем, чего там!… Чемпионы мы, эта, понимаешь! Ыгы, угу! Из тебя, поросенок ты этакий, человека сделаем, понял, да?! Человеком стать хочешь, ага?!
      — Не знаю еще… — честно признался Вадик.
      — Зато я знаю! — бодро заявил вовсе не шпион, как вскоре выяснилось окончательно, а обычный чемпион мира. По боксу, в тяжелом весе.
      С этими правильными словами чемпион мира швырнул Вадики в подвал, где располагалось спортивное общество «Бурелом».
 
      Валерий Иванович Кириллов сидел в кресле, безучастно уставившись в одну точку. Автор даже решил было, что волшебник больше не слушает повесть. Но все оказалось не так.
      — Я опоздал, — одними губами прошептал Валерий Иванович. — Я безнадежно опоздал! Волшебство с Шариком можно было выправить, пустить в нужное русло. До известных пределов… Но после встречи Вадима с этим спортивным Бегемотом все пошло насмарку!
      Волшебник горестно опустил голову на грудь.

      Превращенный в Павла, Виктор Бубенцов не помчался догонять настоящего Витьку, хотя тот уже скрылся за домами. На ватных ногах он доплелся до скамейки и бессильно плюхнулся на нее.
      Не было у него мыслей, как же будет дальше и выпутается ли он вообще из этой нелепой и страшной истории. Совершенно не к месту ему пришла вдруг в голову ненужный, глупый, но очень назойливый вопрос: а ничему человеческую полноту называют «физическим недостатком», хотя ведь это очевидный «физический избыток»?
      Виктор сплюнул, энергично замотал головой… но вытрясти дурацкого вопроса не сумел. Хотя ему-то какое дело до толстяков, сам он был теперь тощим и даже костлявым!
      Тогда, с усилием заставляя себя думать о чем-нибудь другом, Виктор зажмурился и попробовал вспомнить глумливо улыбающуюся физиономию Банана. Но и из этого тоже ничего не вышло! Место Банана тут же заняло его собственное, то есть, вернее, уже Мошкинское лицо, противное, с криво дергающейся щекой.
      Несчастный мальчишка сдавил голову руками. Лицо Павла Мошкина не исчезло, но вдобавок возник еще непрошеный Тузик. Затем воображаемый Мошкин остался на месте, но Тузик вдруг пропал, а перед зажмуренными глазами замаячила понурая фигура Витьки Бубенцова.
      Мошкин протянул руку к этой фигуре, рука стала огромной и длинной, много больше самого Мошкина, а крепкие пальцы уже сложились, чтобы дать щелчок по Витькиному носу…
      Что-то сверкнуло, и великанская рука оказалась вдруг Витькиной, и лицо у воображаемого Павла стало Витькиным, и двое мальчишек как-то незаметно слились в одного. Это был Виктор Бубенцов! Витька ухмыльнулся и сам себе, изловчившись, влепил звонкий щелбан по носу!
      Павел Мошкин на скамейке даже подскочил от такого этого видения. То есть, а проклятые мысли опять вернулись к толстякам, полноте и тому подобному.
      — Вот, черт! — уже вслух ругнулся Павел, отчаянно тряся головой. — Еще говорят, надо, чтобы словам было тесно, а мыслям просторно!
      И тут же решил: странная пословица! Ведь тесно обычно бывает тем, кого много, а просторно — если кого-то не очень много, даже мало! Что же выходит: больше слов, поменьше мыслей?!
      Вот после этого странного вывода голова Павла вдруг заработала как надо! То есть, думал этой головой Виктор Бубенцов, но мозги у Пашки Мошкина оказались правильными!
      Итак, настоящий Виктор Бубенцов в данный момент находится дома. Превращенный Витька, то есть, теперь Павел Мошкин, был уверен в этом: тот примчался домой, запер дверь на все замки и мечется сейчас по своей комнате!
      И с каждой минутой Витька все решительнее собирается бежать обратно в переулок и вступить в смертельный бой со своим обидчиком Павлом Мошкиным!
      Так было уже бессчетное число раз, уж ему, Павлу, ли не знать об этом!
      Но все порывы так и заканчивались в запертой квартире. В лучшем случае Витька в исступлении молотил подушку, нанося ей хлесткие разящие удары, и несчастная подушка была в эти смутные времена как раз Пашкой Мошкиным! Да, такое случалось… Ему ли не знать! Ведь жалкий Витька Бубенцов, один вид которого заставляет чувствовать зуд в кулаках, как говорится, был его «альтер эго».
      Эти два слова, «альтер эго», тоже очень древние, латинские. Только так говорят не врачи, а поэты и философы, люди, которые лучше других понимают человеческую душу. И означают эти слова — «второе я».
      — Как это — «второе я»? — спросит кто-нибудь. — Да разве ж так бывает?
      Может быть, имеется в виду врун какой-нибудь, у которого два «я»? Одним такой человек одно говорит, другим — совершенно противоположное? Да нет, все не так просто…
      Вот заглянул я сегодня утром в зеркало, а там какой-то хмурый невыспавшийся дядька. Вроде бы, мне-то какое дело, ну, кто-то не выспался как следует — и не выспался!… Может, настроение у него с вечера было плохое, может, по работе что-то не ладится?
      Э, нет! Ведь прекрасно же знаю: там, в зеркале, это я сам и есть, это мое точное отражение!
      И я немного улыбался перед зеркалом, подмигнул хмурому старому моему приятелю — и на душе сразу легче стало!
      Потом еще с соседским барбосом Тобиком во дворе поздоровался, а Тобик в ответ гавкать на меня не стал. Хотя вообще-то он всегда на всех почем зря лает! Вот вам и «альтер эго»! Сделал себе жизнь чуть лучше, причем без особых усилий!
      Да ведь не станешь же повсюду таскать с собой огромное зеркало из-за «эго» этого, верно?
      Еще труднее в душу к себе как бы со стороны заглянуть. То есть, не каждому такое удается…
 
      Коротко и отрывисто позвонив два раза, Павел был уверен, что из-за двери не спросят, кто пришел. Откроют сразу… Ну, не мгновенно, конечно, а как только Виктор Бубенцов приведет в порядок подушки.
      Потому что так, двумя отрывистыми звонками, сообщала о своем приходе… только мама.
      У Пашки сжалось сердце, но он даже не подумал, что прием этот, можно посчитать… скажем, предательством. Да нет же, ничего подобного!
      Глухо один за другим щелкнули три замка. Дверь приоткрылась, Павел рванул ее на себя и, не давая однокласснику в коридоре опомниться, пихнул его в грудь и сам ввалился в квартиру.
      — Что тебе надо? — завизжал по-девчоночьи толстяк. — Ты чего?
      Бедняга даже неумело попробовал вытолкать Павла, но тот был крепче и сильнее. Пашка легко закрыл за собой дверь, и теперь они стояли с Виктором против друга в полутемном коридоре.
      — Да вот пришел, — без угрозы в голосе произнес тот, который выглядел Павлом. — В гости зашел, мы же не договорили…
      _Павел сделал всего один шаг вперед. И сам удивился, с какой точностью повторилось то, что уже происходило здесь однажды! Когда он сам в отчаянии бросился на врага, который оказался… просто отражением в зеркале!
      Теперь Витька Бубенцов вдруг, зажмурив глаза, с отчаянным криком бросился на Павла! Он целил тому кулаком в лицо, но Пашка ловко увернулся, перехватил Витькину руку и мощным приемом бросил «противника» на ковер.
      — Ах ты, гад! — тут же вскочил Витька на ноги и еще раз атаковал обидчика.
      Это был уже совсем другой Виктор Бубенцов; не тот, жалкий и дрожащий, из переулочка.
      Павел, когда шел сюда, в родной свой дом, был уверен, что все случится именно так. Хотя, нет, конечно же, нет! Откуда было взяться такой уверенности. Он надеялся… на себя.
      Павел одно знал точно: для Витьки Бубенцова дом был просто последним рубежом, последним бастионом. У каждого человека в жизни есть такой рубеж, дальше которого отступать уже нельзя. Да и некуда.
      — Гад ты такой! — неожиданно Витька подхватил с маминого трельяжа какой-то флакон с духами и с этим грозным тяжелым оружием наперевес бросился на врага.
      Павел вновь повалил Виктора на ковер, уже не выпуская его, сгреб в охапку.
      — Я убью тебя! Я убью тебя, гад! — хрипел Витька, и рыхлое его тело дрожало от напряжения. — Я тебя убью!
      — Молодец! Правильно! — радостно шептал Павел, с великим трудом удерживая… получается, удерживая самого себя! — Так ему! Так!
      В жизни он не слышал еще ничего более приятного.
      — Послушай, Виктор, — наконец выкрикнул он в теплое, мягкое ухо. — Я не Павел Мошкин! То есть, я не совсем тот, на кого ты думаешь!
      В ответ Витька больно саданул его локтем в живот.
      — Ы-ый, — скривился Пашка от боли. Но продолжал:
      — Ты молодец! Какой удар, мне все это нравится! Только не умеешь драться!… Ничего, научим!…
      Витька задрыгал ногами.
      — Слушай внимательно! — закричал ему Павел в самое ухо. — На свете есть такое лекарство! От аппетита! Напрочь отбивает! Съешь килограмма полтора-два таких таблеток — и долго-долго есть совсем не хочется!
      Витька вытянулся и затих.
      Это был секрет, который на всем белом свете знал один только человек: он сам! Он изобрел это лекарство и никому-никому не рассказывал!
      — Понял теперь, кто я такой? — тяжело дыша, выдохнул его противник, слегка ослабив захват.
      — Нет, — глухо, в пол, отозвался Витька.
      Павел поднялся, отряхнул колени.
      — Сначала бы спросил, а потом дрался… — пробурчал он, но вдруг расхохотался:
      — А здорово ты меня… в живот!

      Выйдя из лифта, Клавдия Леонтьевна скинула теплые боты и, подхватив их одной рукой, другой прижала к себе болонку Мусю. Пенсионерка неслышно подкралась к двери собственной квартиры. Муська настороженно притихла, будто понимая, что происходит.
      Клавдия Леонтьевна затаила дыхание, наклонилась и прижалась ухом к холодному металлу замочной скважины.
      Из квартиры доносилось негромкое равномерное ширканье рубанка. Клавдия Леонтьевна застенчиво улыбнулась Муське, опустила собаку пол, с невероятной осторожностью снова обулась и только после этого коротко тренькнула звонком.
      К обеду Валерий Иванович заметно подрос: теперь это был уже не воробьиный человек, а хотя и маленького роста, но вполне нормальный старичок.
      — Вот! Вот что делает с человеком труд! — прокомментировала этот удивительный факт Клавдия Леонтьевна. — Труд возвеличивает! Стоило вам научиться работать рубанком — и есть результат! В перспективе же еще фуганок, стамеска, коловорот, наконец!…
      — Стоило мне хорошо пообедать, сразу вырос… — уныло парировал Валерий Иванович. — Знаете, сколько сил и энергии уходит на один перелет из Австралии?… Вот вы бы еще карамельки прикупили…
      Покорный воле Клавдии Леонтьевны и ее могущественного пальца, Валерий Иванович с утра осваивал столярные премудрости, и единственной формой протеста избрал постоянное брюзжание и ворчание.
      — Это инструмент, да? — бубнил он. — Что, вот таким рубанком можно победить Чудовище из Синей пещеры?
      — Таким рубанком очень хорошо обстругивать ножки для табуретки, получится гладко и красиво, — миролюбиво урезонивала волшебника Клавдия Леонтьевна. — Возможно, конечно, прибор этот называют фуганком, я точно не знаю… Вы же в этом деле теперь специалист!
      — Специалист, специалист! — продолжал раздраженно бурчать Валерий Иванович. — Видал я таких специалистов!
      Но стружка из-под его рубанка выходила все более длинной и тонкой, скручиваясь в элегантные колечки, что, по всей видимости, говорило как раз о растущем мастерстве. Пожалуй, именно так, похвалы и волшебникам небезразличны!
      — Такая работа меня раньше времени в гроб загонит, — жалобным голосом вещал волшебник Кириллов, уже почти в совершенстве овладев азами столярного дела.
      И, не переставая ширкать рубанком, сопел, терпеливо дожидаясь, что же возразит ему Клавдия Леонтьевна.
      — Что-то никого еще не загнала, — неаргументированно отвечала Клавдия Леонтьевна. — Я вот всю жизнь на ответственном трудовом участке провела — и ничего, живу до сих пор! На пенсию благополучно вышла! Вам-то, сударь, вам-то скоро ли на пенсию?
      Валерий Иванович тщательно обмерил со всех сторон заготовки, отчеркнул что-то карандашом и лишь после этого сообщил:
      — Нам, волшебникам, пенсия не положена! Потому как работ творческая!
      — Любая работа творческая! — нашлась и Клавдия Леонтьевна. — Такого, бывало, навытворяют!
      — Ну, уж?! — позволил себе усомниться волшебник. И зловеще пообещал:
      — От своей любимой работы я если бы и сделался когда-нибудь инвалидом, то, разумеется, умственного труда! А здесь самым что ни на есть натуральным стану! Безруким и поцарапанным!
      — А пальцем в небо не хотите! — пустила тогда в ход свой самый сильный и надежный аргумент пенсионерка.
      Больше Валерий Иванович не проронил ни слова. То есть не то чтобы он вообще умолк. Нет, он усердно сопел, пыхтел и изредка произносил что-то вроде: «Бу-бу-бу».
      А на «бу-бу-бу» отвечать можно разве что тоже «бу-бу-бу», но до этого Клавдия Леонтьевна никогда в жизни не опустилась бы.
      — Хотя бы на старости лет да человеком станете, плохо разве? — резонно заметила Клавдия Леонтьевна, когда пленный волшебник, слегка устав, перестал бубнить.
      — А я кто, не человек, что ли?! — обиделся волшебник.
      Как раз этот самый вопрос страшно, просто до ужаса интересовал Клавдию Леонтьевну. Это ж любой встречный может сказать: «Что я, не человек?!» Сказать нетрудно!
      А вы — человек вообще-то? М-да…
      Валерий Иванович создал к тому времени кособокую табуретку, осторожно присесть на которую решился бы, наверное, только самый отчаянный каскадер.
      — Валерий Иванович, — подчеркнуто безразличным тоном начала Клавдия Леонтьевна. — Я вот давно хочу у вас спросить…
      — М-мы… — ободряюще промычал волшебник.
      — С какой вы планеты, если это, конечно, секрет?
      — Не секрет… — Валерий Иванович оторвался от почти готовой первой своей табуретки. — С планеты Земля…
      — Скрываете, — понимающе кивнула Клавдия Леонтьевна. — Ну что ж…
      — Да ничего я не скрываю! — в который раз обиделся старый волшебник.
      — Я понимаю, понимаю, не надо оправдываться… Служба у вас такая, — Клавдия Леонтьевна постаралась сделать вид, что ей это ничуточки не интересно, ну совсем ничуточки! У меня у самой троюродный племянник в милиции работает! — неожиданно даже для себя самой закончила она.
      — При чем тут милиция?! — изумился странной логике собеседницы чародей. — Я в Шутихинске родился, здесь вырос и всю жизнь живу! В школе № 23 лет сорок проучился!
      — Ладно вам, Валерий Иванович, — скорбно поджала губы настойчивая пенсионерка. — Я ведь понимаю, не маленькая… В Макаркино, к примеру, вы станете всем говорить, будто макаркинский вы… И что закончили тамошнюю школу №23…
      — Я никогда никому не говорил, будто закончил школу № 23… — тихим скорбным голосом прервал Клавдию Леонтьевну волшебник.
      И сказано это было так, что женщина сразу же замолчала.
      — Сказал только, что долго учился! Сорок лет!
      Остренький подбородок Валерия Ивановича мелко дрогнул, но волшебник быстро взял себя в руки, даже попытался улыбнуться.
      — Второгодник вы наш… — скорбно ойкнула добрая пенсионерка.
      — Хотите узнать, как я стал волшебником? — улыбка у старика получилась горькой.
      — Нет, если вам неприятно вспоминать об этом… — вдруг почему-то шепотом ответила Клавдия Леонтьевна.
      — Я не закончил этой замечательной школы, да… Да, я учился в ней… Меня обидели, очень жестоко обидели… Лишь от обиды мне захотелось стать сильнее и могущественнее всех на свете!… И ведь у меня почти получилось… — вздохнул волшебник.
      — Вас?! — содрогнулась сердобольная Клавдия Леонтьевна. — Вас обидели?! Как они могли?! И что же произошло?!
      — А, чепуха! — хотел было отмахнуться волшебник. — Просто на школьном собрании вручали грамоты за учебу… Ну, и за все такое прочее…
      — Замечательная традиция, — успела вставить пенсионерка.
      — Ну, сначала наградили всех отличников… — продолжил рассказ Валерий Иванович.
      — Как всегда, — согласилась Клавдия Леонтьевна.
      — Потом всем спортсменам тоже дали по грамоте… У нас их много было, спортсменов! Затем пришла очередь тех, кто без троек учился…
      — Тоже неплохо, — ожидая какого-то неожиданного и страшного поворота истории, замерла Клавдия Леонтьевна.
      — Со временем уже двоечников и троечников вызывать стали. То есть сначала троечников, конечно, а после них отпетых двоечников… И тоже каждому почетную грамоту вручили!
      — Им-то грамоты за что? — ахнула Клавдия Леонтьевна.
      — Тоже люди, — развел руками волшебник.
      Он вдруг схватил рубанок и начал осторожно пальцем для чего-то проверять остроту лезвия…
      — А дальше, — потрясенная рассказом, прошептала пенсионерка.
      — Все… Из тысячи учеников нашей школы не вызвали меня одного!… Я же говорю, чепуха, пустяки — не стоило и вспоминать…
      В следующий момент дом сильно тряхнуло.
      — Ы-ых! — скривился Валерий Иванович. — Ы-ы! Мой палец! Я порезал палец!
      — Что?! Что с вами?!
      — Вызывайте немедленно «скорую помощь»! — прохрипел волшебник. — Сейчас начнется землетрясение в Сахаре! Или еще что-нибудь похлеще! Скорее, мне очень тяжело! От боли волшебная сила удесятеряется!
 
      Врач был молодым и с виду талантливым.
      — Безобразие! Вопиющее! — мигом поставил он диагноз. — Ложный вызов! Из-за царапины на пальце вызывать карету «Скорой помощи»! Вы за это ответите!
      — Доктор, спасите его, умоляю! — просила заплаканная Клавдия Леонтьевна.
      — Включите радио, — простонал Валерий Иванович.
      Радиоприемник немедленно заработал, хотя до него никто и не дотронулся.
      — Сильнейшее землетрясение в Сахаре! — хорошо поставленным бархатным голосом сообщил диктор.
      — Резко поднялся уровень воды в Тихом и Индийском океанах, — подсказал волшебник, скрипя зубами.
      — Резко поднялся уровень воды в Тихом и Индийском океанах, — подтвердил радиоприемник.
      — Я не владею собой, сделайте же что-нибудь! — тонким петушиным голосом закричал волшебник Кириллов. — Видите, что творится! Моя энергия выходит неизвестно куда!
      — Нужно было не нас вызывать, а бригаду из психушки… — несколько смягчился врач.
      В ответ на эти слова волшебник быстро покрылся толстым голубоватым слоем инея.
      — Так лучше? Вас устроит? — простуженным голосом прохрипел он изнутри ледяного панциря.
      — Ого, — поправил модные очки врач. — Совсем другое дело, это уже по нашей части! Редкое заболевание, называется термолепсия… Температура живого человека опускается до 38 градусов ниже нуля… Хм, по Цельсию! Давно страдаете? Сразу бы сказали, а то землетрясения какие-то, цунами!…
      — Забинтуйте палец! — раненым медведем взревел волшебник. — Пока не проснулся вулкан Попокатепетль!
      — Он порезал палец о лезвие рубанка, — причитала тем временем Клавдия Леонтьевна. — Это я, я одна во всем виновата! И не подумала сразу забинтовать!… Растерялась!
      — Распространенная бытовая травма, — врач достал из кармана белого халата крошечный рулончик бинта. — При термолепсии это неудивительно…
      Волшебник застонал, и халат врача мгновенно превратился в красивую, отливающую серебром соболиную шубу.
      — Не надо, я этого не люблю, — устало попросил доктор, но шубы не снял.
      Он ловко перевязал волшебнику палец.
      — Выпуск «Вечерних новостей» закончен, уф-ф… — сообщил по радио бархатный баритон.
      — Слава Богу, — Клавдия Леонтьевна без сил опустилась на смастеренную собственноручно волшебником табуретку. — И без того несчастий в мире предостаточно…
      — Покой, только полный покой, — скрипел тем временем пером по бумаге врач «скорой помощи ". — Горячее молоко с медом каждые полчаса! Иней с больного соскабливайте ножом, прогретым до комнатной температуры…
 
      — Я все понимаю, вам плохо у меня, — сказала Клавдия Леонтьевна, когда доктор уехал.
      — Ну что вы, что вы, уважаемая Клавдия Леонтьевна, — пытался слабо возражать добрый волшебник.
      Иней на его лице постепенно начал таять, образуя крупные капли.
      — И вы занимались нелюбимым делом только потому, что я…
      Пенсионерка покосилась на свой могущественный палец, от которого, как выяснилось, трудно было ожидать чего-то стоящего.
      — Я больше не задерживаю вас, Валерий Иванович!
      — Клавдия Леонтьевна, вы — волшебница! — совершенно искренне воскликнул раненый.
      — Вряд ли, — горько вздохнула «волшебница».
      Валерий Иванович встал на ноги и сразу же скривился от боли:
      — Надо же, по самому волшебному месту чиркнул, ы-ы… Я же не смогу лететь! А, ладно!…
      Старичок смешно подпрыгнул и рыбкой нырнул в водопроводную раковину.
      — Только его и видели, — подвела грустный итог Клавдия Леонтьевна.
      Она с опаской оглядела свой палец, и душа ее затрепетала от непонятного и не до конца ясного ей самой чувства.
      — Бытовая травма… Очень распространенная… — вслух повторила она слова врача. — Для кого-то и палец — самый важный жизненный орган. Для музыканта, например. Или для нас, волшебников… Последствием может оказаться землетрясение в Сахаре. Очень больно ему, наверное, было…
      — К-кх, — замолчавший было радиоприемник прокашлялся. — Он обязательно еще не раз заглянет к вам в гости, уважаемая Клавдия Леонтьевна… У него очень важные дела, извините…

      Виктор Бубенцов, настоящий, как того и опасался его «альтер эго» Павел, оказался не слишком ловок и проворен в отлове котов. К тому же он почему-то чаще приносил кошек, которых Павел по справедливости, накормив кусочком колбасы, выпускал.
      — Может, этот? — всякий раз с надеждой произносил Витька, вытаскивая очередную мохнатую пленницу из-за пазухи. — Ух, и царапался! Ну, точно, он!
      — Да какой же это кот?! — стонал Павел. — Опять кошку поймал! Сколько раз тебе повторять: у котов хвосты пушистые, а у кошек — как сосульки!
      — Вот, пушистый! — предъявлял Витька хвост, но в общем-то без особой уверенности. — Да не трепыхайся, ты, киска, ничего плохого мы тебе не сделаем!
      За время, пока Витька возникал с новой кошкой, Павел успевал поймать и проверить трех-четырех претендентов на звание волшебника.
      — Котик, а котик, — ласково выспрашивал Павел, держа котяру за шкирку и внимательно поворачивая перед глазами. — Ну, скажи, пожалуйста, какой у тебя номер телефона? Не 340-74-95 случайно?
      — Так он тебе и скажет, — недоверчиво пожимал плечами Витька.
      — Валерий Иванович, — продолжал уговаривать очередного кота Павел. — Вы же видите, все в порядке! Я Пашке Мошкину как следует отомстил, мы с Витей подружились… Ну что вам еще-то надо?
      — Колбаски он хочет, — вздыхал Витька. — Мне бы этой колбасы на месяц хватило!
      — Обжора! — не зло ругался Павел.
      — Слушай! — Витька дотронулся вдруг пальцем до расцарапанного носа, поморщился. — Слушай, а может, еще раз позвонить попробовать? Мы ж и так всю твою квартиру в кошатник какой-то превратили!
      — В кошачник, — поправил Витьку Павел и безнадежно махнул рукой. — Да звонил я уже двести раз! Не отвечает этот его дурацкий телефон! И, главное, у автоматов трубки плавятся или шнуры обрываются!
      — Может, по межгороду заказать… — нерешительно предложил Витька.
      — Ага, точно! — резко оборвал его Павел. — Так мы вообще по всей стране телефонную связь из строя выведем, этого хочешь?!
      — Да и с каким городом связываться, мы не знаем, — уныло согласился Витька.
      — Вот это-то как раз знаем! С нашим, с Шутихинском! — Павел схватил следующего кота. — Правильно я говорю, Валерий Иванович?
      — Мяу! — задергался рассерженный котище. — Мяу! Мяу! Мяу!
      — Что же ты, совсем его не запомнил? — почесал в затылке Витька. — Этот — рыжий, а вот тот — серый и грязный, ты же у обоих спрашиваешь…
      — Да кто их разберет… — горестно вздохнул Павел. — Ты на кошек много смотришь?! Может, встречал каждый день, да не задумывался, что это не простой кот… А разговаривал когда с ним в подвале — так сначала вовсе темно было, а потом — ну, человек как человек… Ладно, пошли дальше ловить, нет его среди этих!
      — Может, и не кормить их тогда? — без всякой надежды на успех предложил Витька.
      — Кормить! — сурово отозвался Павел, натягивая пальто.
 
      Во дворе друзей остановил приятный, бархатистый голос:
      — Молодые люди!
      Со скамеечки поднялся средних лет холеный человек в золотых очках и бархатном пальто.
      — Благородно! В высшей степени благородно! — сытые щеки человека подрагивали, маленькие глаза масляно поблескивали из-за тонких стеклышек очков. — Я давно наблюдаю за вами и должен признаться, друзья, вы заняты настоящим делом!
      Он стал хватать Витькины и Пашкины руки теплыми, потными ладошками и ласково тискать их.
      — Чего мы такого сделали? — насторожился Павел. — Дяденька, мы торопимся!
      — Я вас не задержу надолго! — лукаво подмигнул странный человек. — Кроме того, позволю себе надеяться, что некоторым образом мог бы повысить производительность вашего благородного труда! И несколько облегчить его!
      Оглянувшись по сторонам, человек извлек из внутреннего кармана своего необычного пальто… большущую рогатку.
      — Вот! — торжественно произнес он. — И ловить никого не надо!
      Виктор с Павлом разом попятились.
      — Берите, берите! — расцвел сладкой улыбкой человек. — Конечно, в самой конструкции этого славного оружия нет ничего принципиально нового, но!…
      Он загремел в кармане железом.
      — Ведь главное — вот оно! И шкурку почти не портит!
      На широкой ладони незнакомца тускло заблестели тяжелые шарики от подшипника, похожие на ядра крошечной пушки.
      — Такой «снаряд» пробьет насквозь любую кошку! — счастливо выдохнул «изобретатель нового оружия». — Я сам в детстве…
      — Да вы что?! — ахнул Витька.
      — Можете не сомневаться, благородные молодые люди, — еще шире улыбнулся человек в бархатном пальто. — К сожалению, оружие у меня в единственном экземпляре…
      — Вы что же думаете?! — почти выкрикнул Виктор Бубенцов, но Пашка резко дернул его за рукав.
      Витька умолк на полуслове. Он только зло сопел.
      — Так вы решили, что мы убиваем кошек? — хмуро осведомился Павел у незнакомца.
      — Зачем же так грубо? — поморщился тот. — Необходимо очищать наши дворы от разносчиков разной заразы. Верно, я говорю?
      — Верно, — кивнул Павел.
      — Ну вот! — обрадовался «бархатный». — Это же ужас, сколько их развелось, ступить некуда! По улицам так и бродят ходячие воротники! Живые деньги!
      — Витя, возьми, пожалуйста, у дяди рогатку… — ровным голосом попросил Павел.
      Витька вздрогнул, испуганно глянул на друга.
      — И шарики тоже возьми, — тем же голосом продолжал Павел. — Они нам пригодятся…
      — Я очень, очень рад! Мы сразу поняли друг друга, — «бархатный» пересыпал шарики в ладонь Витьке. — У вас могут возникнуть некоторые трудности со сбытом шкурок… Не унывайте, я с вами! Буду просто счастлив, если смогу еще чем-то помочь…
      — Сможете, — сухо подтвердил Павел. — Видите ли, мы в самом деле ловили кошек… чтобы покормить их… А в школе, по ботанике, нам задали отстреливать тех, которые ходят в бархатных пальто!
      Человек в золотых очках громко икнул и тупо уставился на Павла.
      — Это же воротники ходячие… — пояснил Пашка. — Бархатные! Витя, не промахнешься?
      — Хамье, — перестал улыбаться «бархатный».
      Он повернулся и, прибавляя шаг, начал удаляться. Ему хотелось сделать это с достоинством, но «воротник ходячий» непроизвольно вжимал голову в плечи.
 
      Витька повертел в руках рогатку. Хотел выбросить, но зачем-то затолкал в карман.
      — Подожди меня здесь, я же совсем забыл! — неожиданно куда-то заторопился Павел. — Совсем недолго, ладно?…

      Павел Мошкин все без утайки рассказал Кате Шумковой.
      И Катя сразу же поверила, что все-все, до единого словечка, правда! Он не врет ей, этот странный и такой симпатичный хулиган… То есть, нет, выходит, что он вовсе даже не хулиган, а только снаружи хулиган… И вообще… Не в этом дело!
      — Павлик, я помогу тебе! — решительно сказала Катя, едва Пашка закончил свой рассказ. — Можно, Мошкин, я буду называть тебя Павликом?
      — Да чего… можно, конечно, — засопел тот. — Чего же нельзя-то… Только как же ты мне поможешь. Мы вот с… Виктором думали уже… а ты…
      — Та-ак, значит, этот твой волшебник… у-у, противный какой, он, значит, совсем тебя бросил?
      — Да нет… Ну, я не знаю… Он телефон свой оставил, я ж тебе говорил…
      — Телефон! Каких телефонов у нас в городе нет! — усмехнулась Катя. — Мог бы и адрес дать! Улица Верхне-Пупкинская, например!
      — Да он же нигде не живет, нет у него адреса… — уныло протянул Пашка.
      Сначала, когда он только выложил все Кате, у него и на душе стало легче. А вот теперь вновь появились сомнения: ну зачем он это сделал? Одни лишние разговоры только будут…
      — Ну-у, точно! — вдруг ни с того, ни с сего ткнула Пашке пальцем в грудь Катька. — Все ясно!
      — Чего тебе ясно? — недоверчиво поинтересовался мальчишка.
      — Смылся твой волшебник, нету его — ну и не надо! — бодро объявила Катя. — Значит, нам просто нужен какой-то другой человек, который разбирается в разных чудесах и волшебстве, вот и все…
      — Да где ж ты такого человека возьмешь? — пожал плечами Павел. — Ну, я пойду. У тебя тоже, наверное, дела.
      — Стой, Павлик, стой! — закричала ему вслед Катя — Я!… Я знаю такого человека!
      И вдруг сама удивилась, до чего все просто: ведь Катя и самом деле знала!…
 
      — Вот, Павлик, здесь вот я живу, — объявила Катя на лестничной площадке. — Это наша квартира.
      — Так ты меня в гости, что ли, привела? — разочарованно протянул Мошкин.
      — Больно нужно! — дернула плечиками Катя. — Просто ты у меня никогда не был. Мы с тобой по делу шли мимо, вот я и показала. На всякий случай!
      С этими словами Катя решительно толкнула не свою, а совсем другую дверь, соседнюю. Дверь распахнулась.
      Из глубины квартиры сразу же раздался захлебывающийся перестук: та-та-та-та-та-та!
      — Пулемет, что ли? — насторожился Павел. — Мелкокалиберный, ага?
      — Пишущая машинка, — деловито объяснила Катя. — Все давно на компьютерах работают, а он прикалывается с машинкой! Входи, входи, не стесняйся! Это сосед наш, дядя Юра. Он любым гостям всегда рад, а мне — тем более!
      — Здрасьте, — пробормотал Пашка, оглядываясь.
      Посреди заваленной бумагами комнаты сидел человек непонятного возраста. Бумаг было много, даже, пожалуй, очень много — Пашке примерно по колено. Они валялись в полнейшем беспорядке, чистые вперемешку с исписанными.
      Человек сидел на низеньком стульчике, прильнув к машинке, как к пулемету. Машинка строчила не умолкая.
      На Пашкино приветствие «пулеметчик» не обернулся, даже ухом не повел.
      — Здрасьте, — еще раз поздоровался Павел.
      — Да разве так с ним разговаривать нужно! — покачала головой Катя.
      Девочка наклонилась к уху соседа и медленно, делая ударения на каждом слоге, проговорила:
      — Дя-дя Ю-ра, скажи-те что-ни-будь!
      — Когда я был маленьким, лужи представлялись мне щедрым подарком природы: в любой момент можно увидеть себя, как в зеркале, а также помыть сапоги! — немедленно отозвался дядя Юра, не переставая, впрочем, строчить с той же чудовищной скоростью. — Но ведь, с другой стороны, не было бы луж — и к чему мыть сапоги?! Нет луж — нет и грязи!
      — Ну, вот видишь, — Катя потянула Пашку за руку, сама устраиваясь на охапке бумаг в уголке. — Садись, чего стоишь, сейчас ему все расскажем, посоветуемся!
      — Кто это? — одними губами прошептал Павел, чтобы странный дядя Юра не услышал и не обиделся.
      — Да что ты шепчешь, говори нормально, мы ему нисколько не мешаем! — громко рассмеялась Катя. — Я ж тебе сказала, наш сосед, дядя Юра! Он начинающий писатель. Сценарии сочиняет для мультиков, сказки всякие! Обязан такой в волшебстве разбираться?
      — Скорей всего, — неуверенно согласился Пашка.
      Стрекот машинки не прерывался ни на мгновение, но очень скоро перестал мешать.
      — А почему начинающий? — Пашка оглядел море бумаги вокруг. — Он ведь, наверное, уже несколько дней пишет?
      — Ну, — рассудительно и с охотой объяснила Катя. — Начинающий — это который пишет, а у него ничего не берут и не снимают. А потом у него все разом заберут и все снимут, да только уже сочиняться перестанет… Дядя Юра сам так объяснил…
      — Имеет ли право отмечать день рождения человек, который родился ночью? — вдруг сам у себя спросил начинающий сценарист. И сам же ответил:
      — Ночь рождения! Ура!
      — Нет, ну ты видишь! — восхищенно всплеснула руками Катя.
      — Спроси-ка у него ты, у тебя получается!… — зашептал Павел Мошкин. — Рассказывай быстрей! Все по прядку!
      — Дядя Юра, — немедленно заговорила Катя. — Тут вот какое дело…
      — Сам я учился в школе с перекосом в математику, — не поворачиваясь, сообщил сценарист.
      — Что-то не включается, — смутилась Катя. — Ну-ка, попробуем по-другому…
      Она, шурша бумагами, подошла к сценаристу со стороны окна, заслонив собой свет.
      — Дядя Юра, в школьной теплице вырос огурец толще Витькиного отца… — медленно и внятно произнесла Катя.
      — Как это о чем пишу? — разумным голосом отозвался сценарист. — Про улитку пишу!
      — Ага, получается! — очень обрадовалась Катя. — Видишь, получается! Он меня слышит!
      — Липовый тракус! — с еще большей скоростью застрочил дядя Юра. — Макус, дракус! Волшебство и заклинания! Бракс-дуракс!
      У Пашки неожиданно появилось ощущение, что этого человека он где-то уже видел.
      — Улитка ползает, ползает, ползает! — восторженно заорал вдруг Юра. — Она у меня поползла!
      — Дядя Юра, вы обедали? — плачущим голосом взмолилась Катя. — Ну, дядя Юра же!
      В следующий миг машинка умолкла, в комнате наступила жуткая тишина.
      — Доползалась, бедная животная… — раздался в этой тишине испуганный и растерянный голос начинающего сценариста.
      Он оторвался от машинки и повернул к Пашке лицо.
      — Она… Она… На нее наступили… — едва слышно прошептал он. — Ведь была такая маленькая…
      И вдруг диким голосом заорал:
      — Катька! Опять ты здесь! Ну, сколько раз можно просить! Из-за тебя вот улитка моя погибла!
 
      Это был очень удобный случай пригласить Павлика в гости и заодно показать ему, какая Катя отменная хозяйка.
      — Паш, хочешь чаю, а? С конфеткой… Ты только не волнуйся, я же еще больше тебя расстроилась, а, Павлик? — успокаивала своего нового друга Катя.
      — Хватит с меня чаю, с волшебником напился, — безразличным тоном ответил Павел.
      — Ты не подумай, он очень хороший, наш дядя Юра, — оправдывалась Катя. — И с ним всегда поговорить было можно… Он работает и одновременно разговаривает… О чем угодно говорить может, правда, правда!
      И вот тут Павел понял, где он уже однажды видел сценариста дядю Юру! То есть, странное дело, он его вообще никогда раньше не видел, но очень даже хорошо про такого человека знал!
      Павлу отец рассказывал о древнем римском императоре Юлии Цезаре, который всегда делал много дел одновременно. Вот только в отличие от некоторых все у Юлия Цезаря получались, и улиток у него никогда не затаптывали!
      — Знаешь, Екатерина Шумкова, а ведь я, кажется, кое-что важное понял! — Пашка заговорил вдруг твердым и уверенным голосом.
      — Что?! — Катя приготовилась услышать самое худшее и страшное.
      — Он же не один на свете такой, твой дядя Юра, — Павел пожал плечами и вдруг подмигнул девочке. — Если волшебник просто закрутился с другими делами, а? Вот «улитка» и ползет у него себе сама… куда приползет!…

      Катя отправилась хлопотать в кухню. Поставила чайник плиту, аккуратно разложила на блюдо пирожные.
      Павел же устроился в кресле, чтобы еще раз, внимательно, не упуская даже крошечной мелочи, обдумать все догадки, которые сумбурно, в большом количестве разом появились в его в голове после визита к Юрию Цезарю.
      Какое-то мелкое неудобство с самого начала помешало нормальному ходу мыслей. Пашка не сразу сообразил, что это могло быть такое… Но вдруг почувствовал жгучую боль на бедре! В комнату заглянула Катя:
      — Сейчас, Павлик, чай почти готов…
      Павел, корчась в кресле, перевернулся на живот и выгнулся дугой, чтобы «уголек» в кармане брюк не касался тела! Он уже понял, что там, в кармане, такое: голова мартышки!
      — Павлик, что с тобой? — испуганно пискнула Катя.
      Пашка выхватил из кармана ключ… и едва не завопил от боли: такой горяченной оказалась эта глупая побрякушка! Да, да! Пашкина догадка оказалась совершенно верна, голова мартышки, это она нестерпимо жгла его сквозь сатиновую ткань кармана!
      Павел подбросил ключ на ладони, словно картофелину, выхваченную из пылающего костра, перехватил двумя пальцами за цепочку.
      Цепочка оказалась нормальной, холодной, какой и должна быть цепочка.
      — Да понимаешь… — начал Павел. — У тебя есть платок? Дай быстро бумажку какую-нибудь!
      — Есть платок, — прошептала, все еще ничего не понимая, Катя.
      И начала долго, как все девчонки, копаться во всех своих немногочисленных карманах.
      — У-у-у! — буквально застонал от этого копания Павел.
      Он свободную руку запустил в другой карман брюк. Пальцы сразу же наткнулись на то, что и было необходимо найти, — на плотную бумажку, крошечный, порядком измятый, сложенный вчетверо тетрадный листок.
      Пашка бережно ухватил мартышкину голову бумагой… и ахнул! Это оказалась знакомое послание от волшебника! Только теперь вся она была исписана крупным, разборчивым почерком!

«…В минуту опасности…»

      Этих строк на бумаге еще вчера не было, Павел мог поклясться в этом жизнью!
      — Вот платок, пожалуйста, — Катя протянула аккуратный, с оранжевым Чебурашкой платочек.
      — Положи на стол! — коротко скомандовал Павел.
      Он бросил на платок ключ с брелком, быстро развернул бумажку.
      «Мартышка — волшебная, — было написано там. — В минуту опасности нагревается, температура зависит от степени опасности. Чтобы все вернулось на свои прежние места, достаточно раскалившийся докрасна брелок отделить от цепочки и бросить в снег глубиной не менее 2-х сантиметров».
      Внизу стояла знакомая неряшливая подпись, больше похожая на кляксу.
      Пашка перечитал текст три раза, затем протянул записку Кате.
      — От волшебника? — сразу же поняла девочка. А, прочитав, захлопала в ладоши. — Ой, как здорово! Как здорово! Ну, вот видишь, он о тебе беспокоится, помнит, волнуется! Бежим на улицу, бросим эту глупую мартышку в снег — и сразу же все уладится, все будет в порядке!
      — Не в порядке, здесь же русским языком написано, все вернется на свои места… — думая о чем-то своем, поправил Катю Пашка.
      — Вот я и говорю! — радостно щебетала Катя. — Ты превратишься обратно в самого себя, чего еще тебе надо?!
      — Почему же она нагрелась? — внимательно посмотрел на Катю мальчик. — Ведь она так сильно нагрелась, до нее дотронуться больно! Ну не докрасна, конечно…
      — Да, — глупо хихикнула Катя, начиная что-то понимать.
      — Какая теперь-то может быть опасность, скажи ты мне, Екатерина Шумкова…
      — Давай ее над газовой горелкой подержим, мартышку эту! — храбро предложила Катя. — А потом на улицу! Снега еще во-он сколько кругом! И все-все сразу же вернется на свои места!
      — Дура! — вдруг грубо и несправедливо заорал на Катю Павел Мошкин, минуту назад тихий и воспитанный хулиган средней руки. — Что за дура набитая!
      В глазах у Кати мгновенно появились слезы. Но Павел не успокоился. Может быть, он просто не заметил слез.
      — Все станет на свои места! — кричал он. — Что станет?! Снова я… то есть Витька Бубенцов, будет всего на свете бояться, по переулкам тенью шмыгать, да?!
      — Павлик! — всхлипнула Катя.
      — А Пашке Мошкину, то есть мне, эти гады оплеухи раздавать станут, так, по-твоему?! Это будет хорошо?! Просто замечательно это будет! — распаляясь, орал Павел Мошкин.
      Сцена выглядела бы очень некрасиво со стороны, но Катя Шумкова была не в стороне, она стояла прямо напротив Павла, она видела его глаза. И в душе понимала, что прав, прав Павел. И это она, Катя, сказала ужасную глупость.
      — Павлик, — Катя осторожно тронула Пашку за рукав. — Ну, прости меня, я не подумала!
      Павел вдруг резко повернулся и помчался в прихожую, опрокинув по дороге стул.
      Кате ничего не оставалось, как, схватив свою зимнюю куртку в охапку и одеваясь на ходу, броситься следом за ним.
      Вдвоем ходить по улице можно по-разному. Можно взявшись за руки, так любят гулять детсадовцы. Можно под руки, но так ходить Пашке с Катей было еще рано, вот через годик-другой… Можно топать в ногу, четко отбивая каждый шаг.
      Да мало ли как можно ходить по улице вдвоем! Нo самый отвратительный и гадкий способ — это когда один идет, хмуро глядя себе под ноги, а второй плетется за ним, чуть приотстав, и тихонечко поскуливает:
      — Ну, чего ты, а?… Ну, сам же сказал — все в порядке, а?… Ну, Павлик!…
      Пашка не отвечал, и от этого Катин голос становился все жалобнее и жалобнее.
      Обидно, ведь Катя-то была совершенно ни в чем не виновата!
      Так и шли они по улице вдвоем, впереди Павел, ним Катя. И Павел тоже понимал, что был он очень даже не прав… Но выпутываться из подобных положений, да еще с девчонками, он еще не умел.
 
      — Эй, ну куда же ты подевался? — зазвенел вдруг в воздухе высокий, обиженный голосок. — Сказал, сейчас, а сам удрал — и нету!
      Это был Витька.
      — Очень надо было, — грубовато ответил Павел, Повернувшись к Кате, добавил:
      — Знакомьтесь… Это Катя, это… Виктор Бубенцов…
      Катя с Витькой очумело уставились друг на друга.
      — Ну… — мотнул головой Виктор.
      — Вообще-то, мы в одном классе учимся, — покраснев, сообщила Катя. — Но это ничего, правда?
      — И я с вами в одном классе, — сообразил Пашка.
      Он весело расхохотался. И вместе с ним засмеялись Катя с Витькой.
      Ссоры как не бывало, а Витька ведь о ссоре вообще ничего не знал.
      — Да, Катерину волшебник к нам прислал… На помощь! — сам не зная зачем, соврал вдруг Пашка.
      — А-а-а… — протянул Витька. И ведь поверил! — Выходит, она тоже все знает?
      — И даже больше, — уклонился от прямого ответа Павел.
      Катя же начала задумчиво разглядывать воробьев, которые неподалеку расклевывали на протаявшем асфальте хлебную корку.
      — В общем, мы можем сообщить тебе кое-что новенькое… — беззаботным тоном начал Пашка.
      — Нам всем грозит страшная опасность, но никто не знает, какая! — вдруг вспомнила Катя, широко раскрыв от ужаса глаза. — Ой, Павлик, а где мартышка?
      — Здесь она! — Павел похлопал себя по внутреннему карману пальто. — Я ее не забыл, не волнуйся, в твой платочек завернута! Только в снег я ее бросать ни за что не стану!
      В доказательство своих слов Павел, отвернув борт пальто, застегнул внутренний кармашек на пуговицу.
      — Еще горячей не стала? — оглянувшись по сторонам, шепотом поинтересовалась Катя.
      Витька, ничегошеньки не понимая, только вертел головой.
 
      Пенсионерка Клавдия Леонтьевна смерила волшебника долгим взглядом, а затем осуждающе вздохнула:
      — Позаботились, называется, предусмотрели меры безопасности… Подсунули мальчику в карман какую-то мартышку, а сами тю-тю на другой конец земли!
      — Ну, дорогая Клавдия Леонтьевна, вы не правы, — возразил пенсионерке автор повести. — Мне кажется, средство очень надежное — голова мартышки, если умеешь им пользоваться!…
      — Стоящая вещь, — подтвердил Валерий Иванович. — Такими штучками разбрасываться не стоит! Как бы не пробросаться!
      — Это как стоп-кран в поезде, — добавил моряк Бубенцов. — Ничего хорошего не получиться, если все начнут за стоп-кран дергать! Но без стоп-крана никак невозможно!

      Серая туча внезапно лопнула от сильного порыва свежего весеннего ветра, и сквозь быстро растущую рваную дыру вниз, на землю, щедро тяжелым потоком пролилось солнце.
      Павел Мошкин зажмурился от такой невероятной красоты, затряс головой:
      — Братцы! Да вы оглянитесь только!
      Вокруг все звенело тонкими голосами теплых капель, мутные сосульки все разом сделались прозрачными, хрустальными, солнечные зайцы бестолково суетились на стенах панельных девятиэтажек, и дома от этого вдруг перестали быть серыми и скучными.
      — Зима закончилась… — улыбнулась Катя. — Ой, ровно в четыре часа двадцать четыре минуты! Я запишу это в календарь природы!
      Пашка тоже глянул на уличные часы:
      — Уже двадцать пять минут! Нельзя больше терять времени! Виктор, деньги есть?
      — У меня есть! — поспешно сообщила Катя. — На завтраке сэкономила!
      — Должно хватить! — решительно заявил Павел.
      Зажав в кулаке в кулаке монеты, он быстро зашагал по улице.
      — Да ты хоть объясни сначала все толком! — догоняя, пропыхтел Витька ему в спину.
      Теперь уже не одна Катя, а вместе с ней и Виктор вприпрыжку едва поспевали за длинноногим Павлом.
      — Павлик, ты расскажи, что задумал! Нам ведь тоже интересно! — уговаривала приятеля Катя.
      В присутствии Виктора она не стала хныкать и канючить.
      — Объясню, — не оборачиваясь и еще прибавив шагу, твердо ответил Павел. — Вы не обижайтесь только, ладно! Я вам все объясню, только сначала сделаю! Чтобы отступать было некуда! Боюсь, скажу, а духу потом не хватит…
      Катя испуганно просмотрела на Виктора, но Пашка неожиданно повернут к газетному киоску.
      — Ну, это не так страшно… — развел руками Витька, который тоже пока ничего не понимал. — Ну что ему, голову откусят в киоске, что ли…
      Павел тем временем купил почтовый конверт с листком бумаги внутри.
      — Держи, — протянул он Кате всю сдачу. — И еще долг за мной! Ручка есть?
      — Нету… — прошептала Катя.
      За этим самым обыкновенным разговором неизвестно отчего ей опять почудилось что-то опасное.
      — Ну, у тебя-то, друг, понятное дело, ручки никогда не водились… — безнадежно махнул рукой на Виктора Павел.
      — Ага, — с глуповатой улыбкой подтвердил Витька. — Нет, дома у меня есть…
      — Тетенька, у вас ручку можно попросить на секундочку, — обратился Павел к киоскерше. — Дядюшку любимого поздравить хочу!…
      — Дядю! — едва не подпрыгнул на месте тяжеловесный Витька. — Дядю Ваню!… Вот же, вот же! Вот кто нам нужен! Вот кто нам был нужен самого начала!
      Пашка расправил лист на неудобном «подоконничке» киоска и крупно вывел всего три слова:
       «ИДУ НА ВЫ».
      — Ты чего?… — охнула Катя и закусила губу. Витька глянул Павлу через плечо и громко засопел.
      Непонятно было только, сопит он с одобрением или осуждающе.
      Пашка затолкал лист в конверт и надписал адрес: «Хулиганский забор. Банану, Сене и Тузику».
      — Не дойдет?… — с надеждой предположила Катя. — Где это? Адрес необычный…
      — Ничего, отыщут, — ответил Пашка, высматривая поблизости почтовый ящик.
      Тот оказался совсем рядом, на стене соседнего дома. Павел улыбнулся: это был хороший знак.
      Он шагнул к ящику, бросил в него письмо… и после рукавом вытер пот со лба, вздохнул с облегчением, словно закончил очень тяжелую, почти непосильную работу.
      — Ну вот, теперь точно все… Отступать некуда!
      — Может еще потеряться, правда?… — с угасающей надеждой в голосе повторила Катя. — Без почтового индекса ведь…
      Мартышкина голова постепенно раскалялась в кармане, пока Пашка писал письмо. Он чувствовал это даже через Катин платок и школьную куртку. Едва же заклеенный конверт упал в глубину почтового ящика, грудь Павлу нестерпимо жег только что вынутый из костра уголек.
      Но геройский Мошкин улыбался!
      — Письмо дойдет, — успокоил он Катю. — И мы на правильном пути!
      — Ручку, ручку не забудьте вернуть! — забеспокоилась тетеньки в киоске.
      — Спасибо, — поблагодарил киоскершу Павел. — Как вы думаете, письмо дойдет?
      — Если адрес правильный, обязательно! — с нескрываемой гордостью за свою профессию подтвердила женщина.
      — Ну, вот видишь, — ободряюще улыбнулся Кате Пашка. — Адрес уж точно правильный!
      — Все равно бывает, что письма теряются! Случается, даже с правильным адресом! — гнула свое Катя.
      — Один раз в два миллиона лет! — отрезал Павел.
      После мужского, решительного поступка с письмом он почувствовал прилив силы и храбрости.
      — Слушай, чего я придумал… — в следующий момент тронул Пашку за рукав Виктор. — Вот этот киоск Союзпечати, а вон тот знаешь какой? «Горсправка»!
      — Надо было сначала точное расположение хулиганского забора узнать, так, что ли? — насмешливо хмыкнул Павел.
      — Да нет же! Ты ведь своего волшебника по телефону только разыскивал… А если еще здесь попробовать?
      — Чепуха… — с сомнением покачал Мошкин головой. — Он же сам мне говорил, что нигде не живет… Откуда тогда адрес?
      — Попытка не пытка, — по-взрослому рассудительно успокоил Пашкины сомнения Виктор. — Кать, где там твоя сдача? Давай сюда, все равно ведь потеряешь…
 
      — Год рождения? Место работы? — строго спросила Витьку тетенька в киоске, уже другая, молодая и какая-то суровая.
      — Волшебник он, — просто объяснил Витька. — Старенький уже немного… И все, больше ничего не знаем…
      — Хм, — приняла заказ тетенька. — С такими данными ничего определенного не обещаю!
      И через пять минут выдала бумажку с точным адресом!
      — Повезло вам, — с удивлением сказала тетенька. — На весь Шутихинск — один-единственный Валерий Иванович Кириллов, это ж надо! Повезло…
      — А ты говорил! — Витька, кажется, вновь начинал немного трусить. — Сейчас все вместе заявимся к нему в гости, вот обрадуется-то! Или лучше завтра…
      — После дождичка в четверг, ага! Нет уж! Мы зайдем к нему в гости сегодня, прямо вот сейчас! — Пашка Мошкин уже ни минуты не колебался. — Зайдем только для того, чтобы сказать: в его помощи мы больше не нуждаемся!
      Павел еще раз внимательно перечитал казенную бумажку:
      — «Асбестовый переулок, дом 3, квартира 29». Где это такой, Асбестовый переулок?
      — Здесь рядом, сразу за углом… — подсказала женщина из «Горсправки».
 
      — Постойте, постойте… — удивилась Клавдия Леонтьевна. — Вы ничего не напутали? В доме за углом, если смотреть от двух киосков, живем мы с Мусенькой! В шестнадцатиэтажке! Всех наших жильцов я хорошо знаю! И адрес у нас не такой!
      — Мало ли углов! — неопределенно буркнул волшебник. — Вы за этим углом живете, я за другим!
      — Кстати, с квартирой волшебника вообще очень непростая история… — начал объяснять автор.
      — Что-то я давно никого в бегемотов не превращал… И в страусов! — зловеще выдавил Валерий Иванович.
      Я поспешил переменить тему разговора.
      — А вот Клавдия Леонтьевна как раз в это время направлялась в школу…
      — В какую еще школу?! — прищурился волшебник Кириллов. — Это зачем?!
      — Именно в школу! В школу № 23! — суровым голосом подтвердила пенсионерка. — Вы думаете, после вашего страшного рассказа я могла просто так оставить??

      Бывают у нас еще школы без плавательных бассейнов. Встречаются, если разобраться, без кабинетов электротехники и даже иногда без актового зала. А вот без кабинета директора школ не бывает.
      — Успокойтесь, пожалуйста, я сотру вас в порошок! — Пенсионерка Клавдия Леонтьевна выпалила с порога вместо «здравствуйте» заранее приготовленную фразу.
      За письменным столом сидела молодая симпатичная женщина с красивой модной прической.
      — А директор где? — смутилась Клавдия Леонтьевна. Ей хотелось серьезного разговора с большим начальником, в соответствии с решительным настроем.
      — Тс-с… — прошептала красавица. — Я директор…
      — Вы директор?!
      Клавдия Леонтьевна ожидала увидеть перед собой грузного пожилого мужчину, обязательно с маленькими красноватыми глазками и с одышкой, в мятом синем костюме, слегка присыпанном перхотью.
      Такая вот замечательная картина стояла перед глазами Клавдии Леонтьевны всю дорогу до школы. И следующим этапом после обещания стереть в порошок она планировала грозный удар кулаком по столу.
      После подобных мероприятий, по мнению Клавдии Леонтьевны, с любым директором уже можно разговаривать по-человечески.
      Располагающий облик милой и обаятельной женщины в директорском кресле спутал Клавдии Леонтьевне все планы.
      — Извините, пожалуйста, — жалобно попросила пенсионерка. — Я бы… я бы хотела… стукнуть кулаком по столу… всего разок!…
      — Ни в коем случае! Идет эксперимент! — сделала круглые глаза директорша. — Кто вы? Мама? Бабушка? Прабабушка? Чья именно?
      — Я, собственно… Видите ли, я… — залепетала отважная пенсионерка.
      — Понятно, — кивнула директор школы. — И что вас привело к нам?
      — Мне кажется, — Клавдия Леонтьевна собралась с мыслями, но аргументы, такие неотразимые и стройные всего десять минут назад, никак не хотели выстраиваться в одну линию. — Я пришла к вам, потому что поняла: наши мальчики неправильно растут! То есть, их неправильно воспитывают!
      — Да, я согласна с вами, девочки растут лучше… подтвердила директор школы, напряженно к чему-то прислушиваясь. — И быстрее, — подумав, добавила она. — Спасибо вам за сигнал, мы примем к сведению! До свидания!
      — Вы тут спите! — неожиданно взорвалась Клавдия Леонтьевна. — А на безобразия кто должен реагировать?!
      Клавдия Леонтьевна грозно заходила взад-вперед перед глазами директора.
      — Проблема воспитания настоящих мужчин является для современной школы первоочередной! Да, да, именно так, вы не ослышались! Муж-чин!
      Красавица-директор посмотрела на Клавдию Леонтьевну с некоторым интересом.
      — Именно я совершенно точно знаю, каким должен быть настоящий мужчина! — с каждым словом повышая и повышая голос, продолжала пенсионерка. — Таких людей, какие нужны, в нашем обществе до сих пор нет! Но они будут!
      Клавдия Леонтьевна на секунду замолчала, проверяя впечатление, которое произвела ее речь.
      — Вам нужен живой пример?! Пожалуйста!…
      Клавдия Леонтьевна не договорила. Где-то неподалеку, чуть ли не под полом директорского кабинета, что-то несильно грохнуло, картины на стенах директорского кабинета качнулись на своих гвоздях, стекла в окне тоненько и противни задребезжали.
      — Что это? — охнула Клавдия Леонтьевна.
      — Продолжайте, продолжайте, пожалуйста… — милая женщина посмотрела на Клавдию Леонтьевну строго, но дружелюбно и с заметным облегчением.
      — Что это? — эхом повторила Клавдия Леонтьевна. — Ведь это же!… Взрыв!
      — Да, неудачная попытка разнести в щепки нашу замечательную школу № 23… — улыбнувшись, кивнула директор.
      — И вы… так легко об этом говорите?!
      В коридоре, за дверью, послышались торопливые шаги. Дверь распахнулась, и на пороге возник зареванный и всклокоченный мальчуган со следами копоти на лице. Парня придерживала за плечи сурового вида девушка в очках.
      — Ну что, Леня, опять не получилось? — сочувственно обратилась к мальчишке директор школы. — А я что тебе говорила? Предупреждала, что не получится? Предупреждала!
      Мальчишка всхлипнул.
      — Замечательный мальчик, Леня, ученик шестого класса «а», — представила Клавдии Леонтьевне вновь прибывших директор школы. — А это Марина Витальевна, наш педагог по внеклассной работе, студентка-заочница…
      Клавдия Леонтьевна, запутавшись в происходящем, машинально кивнула.
      — У Лени с первого класса появилась светлая и чистая мечта: взорвать нашу замечательную школу № 23. Ленечка, не я одна говорила, с твоими знаниями, Леня, школу не взорвать, верно?
      Леня тихонечко взвыл.
      — Леонид, ну кто ж виноват? — ласково пожурила нерадивого и Марина Витальевна, педагог по внеклассной работе. — В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и мысли, и одежда… У тебя же как всегда не хватает одной пуговицы на рубашке!
      Леня перестал выть, тяжело вздохнул и начал уныло разглядывать что-то за окном.
      — Мы разрешили Лене, под руководством опытного наставника, разумеется, осуществить свою дерзновенную мечту и взорвать школу!
      Клавдия Леонтьевна попятилась к двери.
      — Видите, что из этого получилось! Леня, возьми, пожалуйста, иголку с ниткой и пришей немедленно пуговку на место!
      Директор порылась в ящике своего стола, отыскала там иголку с ниткой и протянула их Леониду.
      — Каждый самостоятельный мужчина должен уметь пришивать себе пуговицы! — фальшивым голосом вставила Клавдия Лсонтьевна, на цыпочках подбираясь к двери.
      У порога она повернулась и вежливо сказала:
      — Не буду вам больше мешать, извините, пожалуйста! Вы плывете правильным курсом!…
 
      Автор оторвался от бумаг и с беспокойством посмотрел на Клавдию Леонтьевну.
      — Ну, теперь-то все в порядке, я надеюсь? Вы себе понравились?
      — Наша школа идет правильным курсом! — уклончиво ответила пенсионерка.

      Павлик, Катя и Витька быстро нашли нужный адрес. Дом был самым обыкновенным, трехэтажным.
      — Ну что, будем подниматься, да? — тоскливым голосом спросила Катя, отыскивая на фасаде окна, которые должны были принадлежать квартире 29. Почему-то Катя решила, что окна эти обязательно должны чем-то выделяться среди остальных. Ну, может быть, каким-то особенным зловещим сиянием, что ли. — Нас ведь трое, чего нам бояться?
      — Мы пойдем вдвоем! — сурово отрезал Павел. — Не женское это дело с волшебниками разговаривать!
      — Ну да! — поддержал товарища Витька.
      — Ага, вам хорошо! — захныкала вдруг храбрая Катерина. — А я тут должна?! Вам что, а мне страшно одной! Вдруг он из окна выпрыгнет?! Прямо на меня!
      — Ладно, пошли все вместе, не пищи только!… — махнул рукой Пашка. — Вперед!
      В подъезде было уютно, прибрано и совершенно не пахло кошками. Павел даже засомневался немного, туда ли они попали, но виду не подал.
      Дверь квартиры 29 солидно темнела дерматиновой обивкой на площадке третьего этажа. Оглянувшись последний раз на друзей, Пашка Мошкин принял удобную боксерскую стойку и коротко тренькнул звонком.
      Тяжелая дверь мгновенно беззвучно распахнулась!
      На nopoге возникла нелепая фигура пузатого дядьки в синей полосатой пижаме.
      — Ну, сколько раз повторять, не живет здесь никаких волшебников, не живет! Ходят и ходят, ходят и ходят, покою нет! — дядька бестолково часто хлопал белесыми, почти бесцветными ресницами. — Ну не живет здесь волшебников! Подумаешь, прописка! Может быть, табличку повесить: «Здесь никаких волшебников не живет»?
      — И-извините… — растерялся Павел.
      Было бы, конечно, в сотню тысяч раз лучше, выскочи из квартиры какой-нибудь свирепый монстр! Пашка одним ударом свалил бы чудовище с копыт, тут же завязалась драка… Уже после сокрушительной победы они бы побеседовали! И, будьте уверены, обо всем договорились!
      — Извините, извините! — сварливым, больным голосом передразнил Пашку мужчина в пижаме. — Ни сна, ни отдыха измученной душе! Я, между прочим, заслуженный человек! Почти народный!
      Не поворачиваясь, он пошарил рукой у себя за спиной и выудил какую-то блестящую бляшку. Пижама у толстяка была мятой, штаны пузырились на коленях, грудь «украшало» большое старое, плохо застиранное бурое пятно. Наверное, от болгарского кетчупа.
      — Вот! — близоруко щурясь, хозяин квартиры какое-то время внимательно изучал бляшку, затем гордо сообщил:
      — Знак наградной! Точнее, почти медаль… — тут же правился он. — «Заслуженный и Почетный Пограничник Всей-всей Средней Азии "!
      — Ого! — растерялся Павел.
      — Вот и тебе «ого»! — двойной подбородок «почетного» воина укоризненно колыхнулся. — Не «ого», а шум-гам с вашей стороны!
      — Мы не хотели… — робко возразила Катя, пятясь вниз по лестнице.
      — Извините, пожалуйста! — закончил за Катю Павел. — Мы ведь не знали, что вы — народный герой!
      — Да чего уж там, — неожиданно сильно смутился мужчина в пижаме. — Заходите еще, чайку попьем… В другой раз, в другой раз только!
      — Вот только волшебников здесь не живет, не живет! — словно спохватившись, закричал он вдруг на весь подъезд, когда ребята были уже внизу. — Хоть кого спросите, не живет! Прописка — тьфу! В домоуправление зайдите! Обязательно зайдите, зайдите! И спросите! А еще лучше не ходите никуда! И не спрашивайте!
      Обескураженные, выскочили на улицу Павел и Витька. За ними, то и дело озираясь на дверь подъезда, шла Катя.
      — Ну, что я тебе говорил! — чуть не наскочил грудью на Пашку Виктор Бубенцов. — Он же сам тебе говорил, русским языком, что нигде не живет! То есть живет нигде! А я тебе советовал сюда не соваться!
      Ничего подобного Витька никогда никому не советовал, даже, скорее, наоборот. И Пашка хотел напомнить, как именно он, Виктор, мило разговаривал с теткой из «Горсправки». Но не успел.
      — Мальчики, тише! — дернула его за рукав Катя. — Вдруг он подслушивает?
      — Кто, почетный пограничник? — отмахнулся от нее Пашка. — Зачем ему нас подслушивать?! Мы же не в подъезде, мы на улице!
      — Да вы что, ничего не поняли?! — Катя сверкнула глазами и, наверное, в тот момент имела полное право подумать: «Ох, ну и глупые же все эти мальчишки!»
      — Да все мы поняли, — недовольным голосом протянул Павел.
      — Чего уж тут понимать! — поддержал его Виктор. — Выставили нас, вот и все понимание!
      — Это же он сам и был! — свистящим шепотом сообщила Катя. — Тот самый ваш Валерий Иванович! Волшебник!
      — Что ты глупости городишь? — не очень уверенно возразил Пашка и оглянулся на дом.
      Дом был как дом, ничего волшебного, об этом уже говорилось.
      — Да точно, он! — не могла больше сдерживать себя Катя. — Он, он!
      — Вот я тоже на миг заподозрил… — совсем уж некстати влез в разговор Витька Бубенцов. — Думаю, а почему бы это не волшебник? Может, сам волшебник и есть?
      — Не похож что-то… — с сомнением покачал головой Пашка. — Уж я-то того очень близко рассмотрел, имел счастье!
      — Так он же потому и волшебник! — ахнул от неожиданной ясности мыслей Витька. — Ведь чего ему стоит превратиться в кого захочет!… В этой квартире живет заслуженный пограничник, вот он взял да и переоделся… то есть, обернулся заслуженным пограничником!… Ненадолго, на время… А может, так и проживает постоянно в этом подъезде, превращается в разных честных жильцов…
      — Он здесь не живет! — заступилась за волшебника справедливая Катя. — Старик тебе правду сказал! Потому что… Потом что там за дверью нет никакой квартиры!
      — Как это?! — в один голос произнесли Витька с Павлом.
      — А вот так это! — одним духом выпалила Катя. — Потому что я специально заглянула!… Да, что вы удивляетесь! Мне же было очень интересно, какие у волшебников занавесочки сейчас моде!… На окнах!
      — Нет, ты послушай! Тут такое дело, а ей занавесочки интереснее посмотреть! И половички в коридоре тоже! — застонал Павел Мошкин. — Ну и что ты там разглядела?
      — Да ничего! Нет там никакого коридора за дверью! И квартиры тоже нет, вот и все! Дверь открылась, а за дверью — просто стена! Дядька в пижаме прямо из стены к нам и вышел… Ну, а потом начал объяснять какой он пограничник… Да вы ж сами все видели и слышали!
      — Сразу не могла сказать? Там еще?! — угрожающе буркнул Витька Бубенцов.
      — Ох, если бы вы только знали, мальчики, как мне его жалко… — неожиданно горько, по-женски вздохнула Катя.
      — Кого? — не понял Пашка.
      И Витька тоже не понял. Но бурчать перестал.
      — Да волшебника вашего… — просто объяснила Катерина Шумкова. — Живет на свете совсем одинокий волшебник… Пожилой уже. Может быть, и со здоровьем у человека неважно, а он один… Синюю пижаму некому постирать! Или «скорую помощь» вызвать, если что случится… Да и куда вызывать, по какому адресу?! Он же нигде не живет… То есть живет, мы сами видели, но живет нигде!
      — Сама придумала? — хмуро поинтересовался Павел. — Складно получилось!
      Катя неопределенно пожала плечиками, и осталось непонятно: то ли она удивляется Пашкиной недогадливости, то ли ей просто зябко.
      — Вот бы как-нибудь ему помочь, правда, мальчишки?… Только как?… Мы с папой приютили бездомного котенка, и мама согласилась… У нас дома тесно…
 
      Завершился второй не совсем обычный день. Назавтра с утра и Кате, и Витьке с Павлом, как обычно, предстояло еще и в школу идти!…

      Доставка писем с адресами, вроде «Шутихинск, мне лично» или «Хулиганский забор, Банану, Сене и Тузику», всегда была делом волшебников. Конечно, начальник почтового отделения об этом даже не догадывался, он считал Валерия Ивановича Кириллова просто безобидным прирабатывающим пенсионером.
      Письмо словно кололо Валерия Ивановича через карман, оно мешало ему, к тому же волшебнику было стыдно, ужасно стыдно за вчерашнее! Подумать только, на старости лет пришлось прыгать по подъезду в полосатой пижаме и выкрикивать всякие глупости.
      Но иначе поступить Валерий Иванович не мог… Эх, не поторопился бы Павел со своим письмом! Ведь все тогда сложилось бы по-другому! Валерий Иванович подлечил бы свой волшебный палец, восстановил могущество и довел до конца задуманное мероприятие…
      Но теперь он просто обязан доставить письмо адресатам, это был его долг. А для любого волшебника нет ничего важнее долга.
      Ах, как ругал себя, как корил Валерий Иванович! Раньше, в молодости, он хватался за десяток дел сразу, и все выходило у него лучше некуда. То есть никогда не получалось именно то, что он задумал, но уж зато отчебучивалось порой такое!… И все были довольны.
      Ну, кто только придумал поручать волшебникам глупую, пустяковую работу по доставке писем?!
      Главное, просто скомкать и выбросить в снег письмо нельзя. Что же это получится, если все начнут комкать и выбрасывать чужие письма. Даже если заранее знаешь: ничего хорошего именно от этого письма ждать нельзя!
      Но самым ужасным было другое: Валерий Иванович вообще теперь не имел права влиять на ход событий.
      Да, да! Как только в дело включалось любое государственное учреждение — а почта была, конечно же, государственным учреждением, — волшебник обязан был уйти. Отойти в сторонку и наблюдать.
      Это было в высшей степени несправедливо, но у волшебников свои порядки, и не нам их обсуждать…
 
      Они сидели на хулиганском заборе, Банан, Cеня и Тузик, безмятежно озирая окрестности.
      «Еще вчера я мог превратить их в носорогов, — с досадой думал Валерий Иванович, приближаясь к забору. — В милых, безобидных носорогов. Они бродили бы по зоопарку, выпрашивая у детей и жвачку, а добрые старушки нежно трепали их по широким загривкам…»
      Хулиганы заметили Валерия Ивановича и, разом повернув к нему головы, насторожились.
      «Как трехглавый Змей Горыныч, — мелькнуло в голове у волшебника. — Может быть, превратить их в Змея Горыныча? Разве это будет вмешательством в события?… Ничего ведь существенно не изменится! Хотя нет, наверное, нельзя… Со Змеем Горынычем сражаться легче, чем вот с этими… Змея Горыныча уже сколько раз били…»
      — Чего тебе?… — подозрительно спросил Банан.
      — Надобно? — добавил Сеня.
      — Старче? — хихикнув, закончил Тузик.
      Валерий Иванович отозвался вежливым, высоким дребезжащим голоском:
      — Почтальон я, ребятушки!
      — Печкин, что ли? — хохотнул Тузик, и две другие головы Горыныча — Банан и Сеня, — поддержали его.
      — Почему Печкин? — не понял волшебник. Детских книжек он не читал и мультиков тоже давно не смотрел. — Кириллов моя фамилия, я вам письмо принес заказное, распишитесь вот.
      — Письмо? — изумился Банан.
      — Письмо? — ахнул Сеня.
      — Не из милиции? — насторожился Тузик.
      — Нет, к сожалению, — развел руками Валерий Иванович. — Письмо от частного лица, личного содержания, от гражданина Мошкина Павла.
      — Давай сюда, дед! — Банан вырвал из рук у волшебника конверт. Сеня расписался. А Тузик начал читать. Про себя.
      — От Комара, — наконец произнес Банан. — Просит, чтобы мы ему личико пощупали…
      — Сам просит? — переспросил Сеня.
      — Надо помочь человеку… — почесал в затылке Банан.
      «Такие не остановятся, будут бить долго… И больно, " — сердце Валерия Ивановича сжималось от бессилия, но он стоял с вежливо-безразличным видом. Ведь что может волшебник?! Глупости всякие, пустяки: землетрясения, цунами там разные! Ну, в крокодила кого-нибудь превратит! А против Банана нужна сила… И не какая-нибудь волшебная, а настоящая!…
      — Мы ему обязательно поможем, если уж так просит! — Тузик приготовился спрыгнуть с забора.
      И вот тут Валерий Иванович совершенно безотчетно сделал ход, который не предусмотрен ни в каких волшебных учебниках!
      Он просто опустил руку в карман и вытащил на ладони несколько хорошо прожаренных подсолнуховых семечек. Хулиганы замерли.
      Валерий Иванович медленно и красиво забросил рот одно семечко, блаженно зажмурился.
      — Отсыпь семечек, дед, — хрипло попросил Сеня.
      — Не трави душу, — по-взрослому простонал Тузик.
      — И мне тоже, — не отстал от других Банан.
      Валерий Иванович словно бы нехотя снова полез в карман и горстями начал выгребать оттуда превосходнейшие семечки, пока не насыпал приятелям с полведра.
      «Ведь я не вмешивался в события! Семечки в кармане у каждого могут обнаружиться! — пела душа волшебника. — Я не вмешивался! Они сами попросили! "
      Он бы легко мог наколдовать хоть грузовик этих дурацких семечек, но боялся вызвать подозрение.
      — Один мешок этого вкусного, полезного и калорийного продукта легко заменит обед взрослому человеку, — сладко приговаривал Валерий Иванович. — Лузгайте, лузгайте, ребятушки! Лузгайте на здоровье!
      «Сражение на время откладывается! Битва не начнется, пока не съедено последнее семечко! А к тому моменту в жизни многое может измениться!»
      Хулиганы даже не обратили внимания, что старичок почтальон не ушел от забора, а просто медленно растворился в воздухе.
      «Я не имею права вмешиваться в события — хорошо, я не стану вмешиваться, — исчезая, размышлял Валерий Иванович. — Я не имею права никому рассказывать об этих событиях — тоже, согласен, я не собираюсь никому и ничего рассказывать! Но если меня станут настойчиво расспрашивать, имею ли я право только коротко и правдиво отвечать на поставленные вопросы? А вот об этом в Волшебном уставе нет ни слова!…»

      Иван Алексеевич Бубенцов аппетитно хрустел «Ананасными» вафлями, допивая четвертый стакан чаю, когда дверь купе медленно открылась и неуверенно, бочком протиснулся маленький старичок в длиннополом старомодном пальто.
      — Чайком балуетесь? — поинтересовался старичок у Ивана Алексеевича и при этом осуждающе покачал головой.
      — Ага! — широко улыбнулся в ответ моряк Бубенцов. — С сахаром! И с вафлями тоже! Присаживайтесь за компанию!
      — И присяду, не откажусь! — поджав тонкие губы, новый попутчик уперся глазками-буравчиками куда-то в подбородок Ивану Алексеевичу, так, что даже, кажется, в этом месте на рыжей моряцкой бороде образовались две едва заметные вмятины. — Отчего ж не сесть и не попить чаю, если мои жизненные принципы это позволяют!
      — Вот как! — заинтересовался Бубенцов. — Извините за бесцеремонность, но разрешите полюбопытствовать: а в каких же таких случаях ваши жизненные принципы не позволяют вам попить чайку с сахаром?
      Старичок отглотнул разом с полстакана горячущего чаю, поерзал на месте, блуждая взглядом по забитым брезентовыми мешками багажным полкам, и туманно объяснил:
      — Вот, предположим, кому-нибудь из моих любимых племянников грозила бы опасность! Я бы ни в коем разе не стал тогда прохлаждаться, а уж тем более пить чай с сахаром…
      — Ну, это-то понятно! — согласился с попутчиком моряк Бубенцов и пододвинул гостю еще один стакан.
      — Я бы лучше подумал в таком случае: племяннику грозит опасность, пушка моя в разобранном виде, а я сижу себе и чай пью… — скрипучим голосом продолжал странный старик.
      — О какой пушке вы говорите? У вас есть пушка? — насторожился Иван Алексеевич.
      — Нет у меня пушки! Я ведь в предположительном смысле, — уклонился старикан от прямого ответа.
      — Хорошо, в предположительном смысле! — настаивал Иван Алексеевич, которого посетило некоторое смутное беспокойство. — Какую пушку и в каком смысле вы предположили?
      — М-м-м… Ну, скажем, гарпунную… — пожевал губами незнакомец. — Чай у вас вкусный… Ай, прелесть! Цейлонский, небось?
      — Цейлонский, — эхом повторил Бубенцов.
      — Но поскольку лично мои друзья, а также все племянники в данный момент ни в какой опасности не находятся, меня совсем не волнует, за какое время можно привести в боевую готовность гарпунную пушечку, — старик уже откусывал вафли крохотными кусочками, и это не мешало ему одновременно жевать и разговаривать, все слова были понятны:
      — Более того, меня совершенно не волнует и то, что до Шутихинска нам осталось всего-навсего сорок минут…
      — Послушайте, любезный, о каких племянниках вы тут все время толкуете? — напрямик спросил суровый моряк Бубенцов.
      — Да ни о каких! — заморгал глазами старикашка. — У меня вообще нет никаких племянников!
      — Допустим все-таки, что у вас были бы племянники! — взял быка за рога Иван Алексеевич.
      — Не нужно допускать много, достаточно одного-единственного племянничка, — старичок неожиданно очень развеселился. — Вполне, скажу я вам, достаточно одного-единственного! А, была не была, фантазировать так фантазировать! Предположим, что племянника моего звали бы… хм… и вафли у вас какие свеженькие! В буфете брали или в морской паек входят?
      — В нашем пайке только одни консервированные остолопы, — начиная терять терпение, рявкнул моряк.
      — Что вы говорите! Значит, в буфете брали, — мигом сообразил старичок. — Итак, вы пьете чай только потому, что у вас нет племянника…
      Геройский «морской волк» с грохотом стукнул кулаком по столу.
      — Ах да! — спохватился попутчик. — Мы ведь предположили, что хотя бы один племянник у меня все же имеется! И мне одного вполне достаточно, потому что именно он-то и может находиться в опасности! Предположим для ясности, что зовут его… Виктором…
      — Что?! — у моряка перехватило дыхание.
      — Чего тут такого особенного? — пожал плечами нелепый старик. — Имя как имя, самое обыкновенное, весьма, кстати, распространенное, Виктор, Витя, Витек…
      — Р-р-р-а-а-а! — раненым тигром взревел Иван Алексеевич Бубенцов и бросился расчехлять свою пушку.
      Старичок довольно хихикнул и незаметно выскользнул в коридор.
 
      На станцию Шутихинск на огромной скорости, громыхая на стыках, влетел железнодорожный состав.
      Это не был скорый или курьерский поезд, к которым здесь привыкли.
      Это не был не заляпанный дорожной грязью буровато-красный товарняк.
      На станцию Шутихинск, грозно ощерившись из окна девятого вагона гарпунной пушкой с малого китобойного судна «Тюлька», влетел пассажирский бронепоезд сообщением «Москва — Златоуст».
 
      — Бронепоезд, скажете тоже… — смущенно хмыкнул геройский моряк Бубенцов. — А вот старикана я тогда едва не прихлопнул… хм… извините, Валерий Иванович… Я же не знал еще, что это вы!
      — Бывает, бывает… — зачастил волшебник, на всякий случай задвигаясь подальше в угол. — Бывает!…
      — Ну, с парнями моими все ясно… почти! — пробасил Иван Алексеевич. — А вот с тем, собачатником, в самом деле, как?
      — С Вадиком-то? — спохватился и автор. — Да, кстати, а где Вадик? Почему он не пришел сюда?
      — Вадик очень занят, — со значением произнес Витька.
      — Занят он! — подтвердил Павел.
      — С Вадиком, получается, тоже все ясно и понятно, — вздохнул автор. — Правда, не так, как хотелось бы… Но если вам интересно, надо вернуться чуть-чуть назад… Помните, встреча Вадика Градобоева с Клавдией Леонтьевной, чей-то голос, а затем человек-бегемот?…

      С первой тренировки они шли вдвоем, плечом к плечу. Изредка Вадик с обожанием заглядывал в лицо своего старшего товарища и тренера. А тот говорил красиво и волнующе:
      — Вадим, нет, ну ты только посмотри! Ты на меня погляди! Вот природа придумала человеку подбородок — а боксеры на это хук изобрели!
      — Хук, — радостно повторял Вадик необычное, ставшее вдруг таким родным слово.
      — Ага! Она, природа-мать, кости и ребра по всему человеческому туловищу в нужном порядке расставила — а у боксера на такое дело апперкот!
      — Апперкот, — едва не стонал от восторга Вадик.
      — Ну, про свинг я тебе не говорю, понял, да, не говорю! Вот ты знаешь, кто самый честный на свете человек?
      — Боксер? — не боясь ошибиться, прошептал Вадик.
      — Боксер! — взревел тренер. — Ну что ты мямлишь, ясное дело, боксер! По мозгам, сразу предупреждаю, любой удар — пожалуйста, на здоровье, а вот ниже пояса — ни-ни! Даже ногами нельзя!
      — Ногами — это каратэ, — вставил Вадик.
      — Да что там каратэ, каратэ-маратэ! — кипел тренер и чемпион мира. — Я вот иду по городу, ага? Так все меня уважают, в стороны шарахаются! И без всякого каратэ! Я из тебя то же самое сделаю, выйдет толк!
      — Толк выйдет, бестолочь останется, — раздался едва ли над самым Вадиковым ухом скрипучий старческий голосок.
      Вадик Градобоев никогда раньше не слышал этого голоса… да, может быть, это и к лучшему.
      — Ого, Валериваныч! — странно обрадовался тренер.
      На скамеечке возле подъезда сидел, ссутулившись, маленький старичок в модной поролоновой куртке на «молниях», в шапочке с надписью «Адидас» и в кроссовках.
      — Здравствуй, Вася, — с печальным вздохом поздоровался старичок.
      — Зуб болит? — участливо поинтересовался тренер.
      Встретив знакомого, он вдруг как-то разом перестал быть шумным и громогласным. — Очень больно?
      — Да никакой и не зуб… — грустно усмехнулся старичок.
      Дед в спортивной одежде словно бы вовсе замечал Вадика, хотя про толк и бестолочь ведь именно он и успел высказаться. Поэтому тренер легко подтолкнул Вадика вперед:
      — Молодая смена, Валерий Иваныч!… Я ему завтра перчатку свою подарю, счастливую, в которой первый раз чемпионом мира стал! Реакция у парня — от пули закроется! Ударчик еще поставим — и готовый чемпион!
      — Ну, это пустяки, поставить удар! — с пониманием заметил Валерий Иванович. — Чемпионских перчаток у тебя, Вася, ого-го сколько…
      — Ага, — обрадовался тренер. — Вот на каждую по чемпиону воспитаем!
      Старичок болезненно скривился и странно-странно посмотрел на Вадика.
      — Ну, вы-то как? — потоптался на месте чемпионский тренер Вася.
      — Все по-прежнему, ничего особенного, — равнодушно пожал плечами старик. — А вот ты, Вася? Не жалеешь?
      — Чего жалеть, люди уважают, — вдруг низко опустив голову, глухо произнес экс-чемпион мира по боксу. — Шарахаются… Я вот все позвонить вам хотел тогда, после первой победы, — наконец поднял он глаза. — Поблагодарить хотел… За помощь… От души…
      — Номер забыл, — подсказал старик, улыбнувшись понимающе.
      — Да нет, это… В общем… До свидания, — неожиданно заторопился боксер.
      — До свидания, — буркнул и Вадик.
      — Кто это? — спросил он, когда они немного отошли.
      — Так, человек один… — неохотно, после долгой паузы ответил тренер. — Это он, понимаешь, меня чемпионом мира сделал…
      — Тоже боксер? Такой хилый?! — изумился Вадик.
      — В два счета сделал из меня чемпиона, я только заикнулся! — лицо Бегемота стало несчастным. — Может, и брякнул сдуру — так, первое, что на ум пришло… И бац — теперь непобедимый чемпион!
      Бегемот затравленно оглянулся по сторонам:
      — Да я, если хочешь знать, в детстве стихи писал!… И рисовал классно! Пошло-поехало: чемпионаты, сборы, сборы, чемпионаты! Медалей полный чемодан… И ведь никуда не денешься, такую свинью сам себе подложил!
      Неожиданно безо всякого замаха Бегемот ударил кулаком в стенку дома. Кусок бетонной панели размером в школьный портфель с грохотом откололся и рассыпался в порошок от такого удара…
 
      — Только бы покрасоваться! — хмыкнула Клавдия Леонтьевна. — Шапочка «Адидас» и кроссовки, в его-то возрасте!
      — Это были самые горькие минуты моей жизни, — трагическим шепотом признался вдруг волшебник, взглядом призывая в свидетели автора. — Все мои усилия оказалось напрасными, все волшебство пошло насмарку!
      — Да, Вадику Градобоеву вы, Валерий Иванович, ничем не смогли помочь, — печально согласился моряк Бубенцов.
      — Да что Вадик? Вадик выкрутился! — мотнул головой Пашка.
      — Чемпион наш! — насмешливо подтвердил Витька Бубенцов. — Сборы, тренировки… Мускулатура!
      — Да при чем здесь Вадик? — крепко прижала к себе болонку Мусю Клавдия Леонтьевна. — Такие, как этот замечательный мальчик, всегда найдут свое место под солнцем. Но объясните мне, за что наказан пес Шарик?! За какие провинности он пополнил ряды несчастных австралийских бездомных кошек и собак!!! И никто, ни один человек на свете не попытался Шарика хотя бы разыскать! А все вы, Валерий Иванович, ваши эксперименты…
      — Ну, уж! — взвился волшебник. — С Шариком-то как раз…
      — Постойте, постойте! — невежливо перебил я волшебника. — Не стоит забегать вперед! Осталось совсем немного! — автор поскорее опустил глаза к следующей странице.

      Сколько они не спорили, Павел Мошкин оставался непреклонен. Возле Катиного подъезда он передал Виктору портфель и решительно заявил:
      — Все! Дальше я один!
      — Чего он у тебя такой тяжелый? — подхватив Катин портфель из Пашкиных рук, недовольным тоном поинтересовался Витька. — Кирпичей, что ли, наложила?
      — Ага, с утра еще, — виновато потупилась Катя. — Две штучки всего… Да вы не волнуйтесь, ребята, там ничего не запачкается! Я кирпичи газетки обернула!
      — Пашка, дай мне мартышку… — попросил вдруг Виктор. — На всякий случай…
      — Лучше мне! — встрепенулась Катя. — Или давайте ее сразу в снег закопаем! Если все в порядке — после достанем, если же… — Катя не договорила.
      — Нет! — сурово посмотрел на Катю Павел. — Никаких мартышек на всякий случай! И драться буду я один! Это дело чести!
      — Возьми хотя бы портфель с кирпичами, — робко посоветовал Витька.
      Катя вдруг набрала в грудь побольше воздуху и пронзительным голосом громко начала выкрикивать какую-то белиберду.
      — Да мы и не полезем в драку! — кричала Катя. — А вот если тебя убьют, вот тогда только мы вступим в бой…
      — Ты чего орешь?! — напустился на девочку Виктор. — На всю улицу орешь!
      — Я не ору! — еще громче, во всю глотку завопила Катя, повернувшись к родному дому. — Я просто напоминаю вам, что бой может оказаться очень суровым, и в случае гибели Павлика мы с Витей займем его место. И тогда, конечно же, нас тоже убьют.
      — Чокнулась, — вздохнул Павел и пожал плечами. — Ну, я пошел.
      Катя кричала и с надеждой смотрела на знакомые окна. Там, именно там ее должны были услышать! Но в окнах этих только лениво отражались облака, вот и все.
      Зато слева вдруг настежь распахнулось балконная дверь, затем на перильца по пояс вывалился Юрий Цезарь, начинающий сценарист.
      — Эврика! — воскликнул он на чистейшем древнегреческом языке. — Эврика! Я нашел!
      Катя замолчала, шмыгнула за Пашкину спину, но было уже поздно, Цезарь заметил ее.
      — Катька! — закричал он. — Катюха! Я нашел, я его придумал! Гениальнейший сюжет! Великий Андерсен лопнул бы от зависти! Слышишь?! Волшебник превращает третьеклассника в его же недруга, чтобы третьеклассник смог посмотреть на себя со стороны! Постой, Катюндия, я сейчас спущусь вниз, я тебе все расскажу, что будет дальше!
      — Бежим! — скомандовала Катя таким голосом, что и Витька, и Павел не стали спорить.
 
      Вот так, вопреки воле Павла Мошкина, на поле битвы с нападающей стороны оказался не один боец, а целых трое. Потому что уж так всегда и бывает: они бежали и даже не заметили, как очутились именно там, где надо.
      — У, месье Комар притопали, — поерзав на заборе, на иностранном языке объявил Банан. — Да еще и не одни…
      — Будет кому после за его телом приглядеть… — задумчиво разглядывая облака, добавил Сеня.
      — Всего их… один, два… два с половиной! — пересчитал противников Тузик. — Говорил же, шоблу приведет!
      — Ничего и не с половиной! — обидчиво выкрикнула Катя, приняв все на свой счет. — А вы сами, вы… вы с четвертью!
      — Я буду драться один! — Павел сбросил теплую куртку на руки Виктору, шагнул вперед.
      Банан, Сеня и Тузик очень дружно, словно повинуясь какой-то им одним слышимой команде, прыгнули с забора.
      — Благородно, — похвалил Павла Банан.
      — Разумно и принципиально, — подтвердил Сеня.
      — Эти тогда пусть уйдут, — буркнул не верящий в человеческую честность Тузик. — Может, у них там гиря в портфеле, а?
      — Это мой портфель! — гордо сообщила Катя. И тут же прикусила язык. — Гири… Гири там нет!
      — Ты вообще помолчи! — оборвал Катю невоспитанный Тузик.
      И для убедительности пребольно щелкнул девочку по носу. Вот тут и началось!…
      — А-а-а! — взвизгнул Тузик, отлетев в сторону метра на четыре и глубоко зарывшись в мокрый снег. — А-а-а! Я больше не буду!
      — С девочками драться?! Так, да?! Я вот вам покажу! — зазвенел над полем боя гневный голос.
      Крепкая фигура, с трудом запиханная в старенькое красное пальто, при каждом резком движении трещавшее по швам, молнией металась между тремя хулиганами, раздавая точные, хлесткие и очень болезненные удары.
      — С девочками драться, да?! Катю обижать?!
      Таньку Сковородкину в бою можно было сравнить, пожалуй, только со средним танком Т-34.
      Да, это была она, Танька Сковородкина, лучшая Катина подруга. Та, чьи немытые с осени окна безразлично внимали Катиным призывам о помощи. Та, с которой каждый день Катя рассоривалась до конца жизни. Танька услышала, услышала Катин призыв о помощи!
      — Вот тебе, получил! Еще хочешь? Пожалуйста! — щедро растрачивала Танька свою силу и энергию. — И тебе достанется, не волнуйся!
      Но даже знаменитый Т-34, как известно, имел свои слабые места.
      — Сзади заходи, сзади! — скомандовал Тузику первым пришедший в себя после внезапного нападения Сеня. — А ты, Банан, отвлеки ее! Ну!
      Танька попала в окружение! Кольцо врагов сжималось все плотнее!
      — С девочками драться, да?! — зазвенел над головами хулиганов тоненький, писклявый голосок. — Я вот вам сейчас покажу!
      И на голову Тузика обрушился Катин портфель, в котором, как уже известно, никакой гири не было…
 
      — А ты чего стоял? — растерянно спросил у Витьки Павел, когда все было закончено, и хулиганская троица с позором бежала.
      — Я-то?… — Витька заморгал глазами, оглянулся по сторонам. — Так у меня же в руках куртка твоя была… Забыл, да? Вот сам ты чего?
      — Я… — Пашка закусил губу, и в глазах его медленно стала накапливаться влага.
      — Просто Павлик на серьезный бой настроился, — вступилась за Мошкина Катерина. — Это ж понятно! А эти — так, Танюшка пришла, они и разбежались…
      — Цыплятки, — солидно подтвердила Татьяна Сковородкина, подбирая оторванные в драке пуговицы.
      — Ничего, вот в следующий раз я один буду с ними драться! — не очень уверенно заявил Пашка. — Вот увидите!
      — В следующий раз?! — расхохоталась Танька. — Ой, я не могу, в следующий раз!
      — Ты чего ржешь?! — насупился Павел. — Если ты мне мешать больше не будешь!
      — Ой, не могу! — Танька в изнеможении прислонилась к бывшему хулиганскому забору. — Не будет следующего раза, никогда больше не будет!
      — Они нам этот бой еще припомнят, — недоверчиво покачал головой Виктор.
      — Кто, они?! — смеялась Танька. — Да кто с ними после такого драться станет, кто?! Никакого авторитета у людей хулиганского! Это ж надо, две маленькие, хрупкие, нежные девочки отлупили троих балбесов!
      — Мы с Таней хвастаться не станем, но, мне кажется, весь город об этом обязательно узнает… — кокетливо улыбнулась Катя.
      — Во-во! — повела мускулистым плечом Танька. — Двинули, Катерина?
 
      Ни Катя Шумкова, ни ее лучшая подружка Танька Сковородкина в этой повести больше не появятся.
      Они ушли с поля боя, нежно щебеча, чтобы за ближайшим углом поссориться навеки, то есть почти до вечера. Спасибо тебе, Катя Шумкова! Спасибо, Танька!
 
      Они стояли, глядя друг другу в глаза.
      — Ну что, живи теперь, ничего не бойся, Павел Мошкин! — негромко вслух сказал вдруг сам себе Пашка.
      — И ты, Витька Бубенцов, живи, — тем же тоном произнес Виктор.
      — Так что, все, что ли? — вздохнул Пашка.
      — Все, вроде, — грустно подтвердил Витька. — Единственный шанс упустили…
      Они помолчали.
      — Только я вот о чем сейчас думаю… — не очень уверенно начал Витька. — То есть вот о ком…
      — И я тоже о нем… — обрадовался Павел. — Катька ведь правильно сказала… Ну, тогда…
      — Я помню… Нельзя нигде не жить… То есть невозможно жить нигде!
      — Беспризорный он совсем, получается… — развел руками Витька. — Хоть и волшебник…
 
      — А мартышка?! Мартышкина голова! — вспомнил вдруг моряк Иван Алексеевич Бубенцов. — Уж в такой-то ситуации мартышкина голова должна была раскалиться докрасна! Витек, какой она была во время драки?!
      — Не знаю, — Витька посмотрел на Павла.
      Тот в свою очередь тоже смущенно пожал плечами.
      — Разве до нее было… Я и забыл про эту голову, лежала себе в кармане и лежала. Может, и раскалялась… А может быть, и нет.

      Капало с крыш; солнечные зайчата бестолково прыгали со стен домов на пыльные, немытые стекла окон, в последний момент уворачиваясь от падающих сосулек.
      По тротуару, тяжело сопя, рывками передвигалась странная пара: рыжебородый моряк Иван Алексеевич Бубенцов и неизвестный нам до настоящего времени человек в форме старшего лейтенанта милиции.
      — Побыстрее, пожалуйста! — торопил милиционера дядюшка Бубенцов, подергивая свой угол брезента. — Может быть, именно в эти минуты все решается!
      — К нашему большому сожалению, — старший лейтенант, по всей видимости, продолжал разговор, начатый за углом. — К нашему большому сожалению, я не могу арестовать вас за неправильное применение оружия… Вы же его еще и не успели применить… К сожалению, документы на оружие тоже в порядке…
      — Мне было крайне приятно побывать у вас в милиции! — едва сдерживая себя, вежливо продолжал разговор моряк Бубенцов.
      — Конечно, может быть, у вас на флоте так и положено, чтобы пушки во все стороны торчали, — осуждающе пыхтел милиционер. — Но в поездах и автомобилях подобное не предусмотрено инструкциями! Вы должны постепенно привыкать к нормам и правилам сухопутной жизни…
      — И народ у вас в милиции работает приятный, интеллигентный! — заскрипел зубами моряк. — Ну, быстрее же!
      — На оружие у вас разрешение имеется, это хорошо… — вроде с каким-то сомнением проговорил милиционер.
      — Да как же иначе! — Бубенцов с такой силой рванул брезентину вперед, что старший лейтенант едва удержался на ногах. — Наградное оружие, подарок от министра!
      Вновь обретя равновесие, старший лейтенант со странным чувством уважения и в то же время глубочайшего сожаления скосил глаз на казенную часть пушки, где, словно в подтверждение слов моряка, было нацарапано гвоздем:
      «Дорогому Ванюше Бубенцову от его лучшего друга министра. Носи на здоровье».
      — Ежели министром велено, носите… — немного помолчав, вновь печально вздохнул милиционер. — Мне же помочь вам подсказывает моя совесть…
      — Спасибо, — искренне поблагодарил офицера моряк.
      — Только у меня к вам, гражданин Бубенцов, будет одна маленькая просьба… — деликатно продолжил старший лейтенант. — Вы уж с пушкой поосторожнее, оружие как-никак… На людей, значит, не стоит наводить… Hа общественные здания и памятники культуры…
      — Да какой может быть разговор! — незаметно прибавляя скорости, прогудел с готовностью Бубенцов.
      — И самое главное! — милиционер хотел строго поднять вверх указательный палец, но обе руки у него были заняты ношей. — Самое главное: держите оружие подальше от детей!
      — Да какой… — чуть не сказал героический моряк, но не успел…
      — Дядя Ваня! Дядя Ваня! Это же мой родной дядя Ваня, наконец, приехал! — заполнил внезапно всю улочку пронзительный мальчишеский голос. — Это дядя Ваня приехал и пушку мне в подарок привез!
      Кругленький, розовощекий мальчишка выскочил словно из-под земли и бросился на шею бородатому моряку. Заслуженное оружие с грохотом брякнулось на мокрый, с остатками снежной кашицы асфальт.
      — Э, осторожнее! — от неловкости смутился дядюшка Бубенцов. — Витек, а поздороваться со всеми?
      — Здравствуйте, товарищ милиционер, — дрыгнул ногой мальчишка. — Ур-ра, мой дядя Ваня приехал!
      — Та-ак, — насторожился старший лейтенант. — Вообще-то надо бы составить список детей, проинструктировать их и категорически, под расписку запретить баловаться с оружием…
      — Да это мой племянник, Бубенцов Витя, — объяснил моряк.
      — А тот? — дернул подбородком в сторону милиционер.
      Возле лежащей на тротуаре грозной гарпунной пушки уже стоял второй мальчишка, тощий, высокий и нескладный.
      — Это… — внезапно и без того розовощекий Витька Бубенцов покраснел, как помидор. — Дядя Ваня, ты только не удивляйся… Это еще один твой племянник… То есть с виду он как бы Пашка Мошкин, мой лучший друг…
      — Та-ак, — озадаченно поскреб в затылке моряк Бубенцов. — Племянник, значит… Пушечку-то я в подарок всего одну привез…
      — И много ли у вас вообще племянников, гражданин Бубенцов? — подозрительно поинтересовался милиционер.
      — По-разному, когда больше, когда меньше… — сам ничего не понимая, растерянно отозвался Иван Алексеевич.
      — Извините, я пойду… Пока все ваши племянники не соберутся! Поскольку законом это не запрещено! — старший лейтенант козырнул и, сделав поворот кругом, не разбирая дороги, чеканным строевым шагом прямо по лужам отправился к себе в отделение.
      — Наверное, он чего-то недопонял… — чужим, высоким и срывающимся голосом начал моряк, когда они остались на тротуаре втроем с мальчишками. — Кхе-кхе! Вообще-то он человек, видимо, неплохой, этот офицер милиции…
      — Витька! — перебивая дядю, заорал вдруг тощий и нескладный «второй племянник». — Вот оно! Вот же оно!
      Тыча пальцем в брошенную на асфальт пушку, он схватил пухленького Виктора Бубенцова за плечо, тряс его, как грушу, и кричал:
      — Вот что нам нужно! Пушка будет лежать в музее под стеклом! А он, он будет его охранять! Понимаешь?!
      — Рогатка! — ахнул Виктор Бубенцов. — Еще рогатка, Пашка, рогатка!… У нас есть еще рогатка!
      — Точно! — Павел Мошкин выхватил из кармана так и не пригодившуюся в деле рогатку, подарок «бархатного воротника». — Это будет музей… ненужного оружия!

      Валерий Иванович Кириллов очень глубоко прочувствовал торжественность нового поворота своей жизни. По этому случаю он принарядился и помолодел лет на сорок. Выглядел сейчас волшебник чуть постарше дяди Вани Бубенцова, и на лице его тоже для чего-то красовалась небольшая аккуратная бородка, только не рыжая, а черная с голубым оттенком. В тон бородке Валерий Иванович подобрал пиджак и галстук.
      — Нет, а вы меня спросили, согласен ли я? Хочу ли я тут жить? Нет, спросили, а? — бурчал он себе под нос, оглядываясь в узенькой комнатушке, которая невесть для чего долгие годы пустовала в школе, неудобно расположенная в конце коридора.
      Голос Валерия Ивановича поскрипывал от неудовольствия и раздражения, всем своим видом он выражал неодобрение глупым инициативам двух мальчишек и их дяди-моряка. Но от внимательных взглядов гостей не укрылось, как любовно и бережно похлопывал старый волшебник покрытые масляной краской пустые стены комнатушки.
      — А может быть, мне нравилось нигде не жить! И прописки не иметь! — продолжал Валерий Иванович в том же капризном духе. — Р-романтика, понимаете ли! Это вам не чужие пушки караулить!
      — Видите ли, — вмешался наконец монолог волшебника Иван Алексеевич. — Музей — дело государственное, всенародное! Школьный музей с гарпунной пушкой, как я понимаю, пока единственный в нашей стране!
      — А то я не знаю! — совсем разобиделся Валерий Иванович. — Может, я бы на флоте послужил, так и меня бы такой же наградили!
      — Непременно наградили бы! — подтвердил Иван Алексеевич.
      — Ну вот! — разошелся волшебник. — Может быть, мне лучше сразу и пойти в матросы, а не… заведовать нашим музеем?… Или я здесь директор, не заведующий?
      — Директор, конечно же, директор! — в один голос, не раздумывая ответили оба мальчишки. — Директор музея — гораздо солиднее!
      — И квартирка вроде ничего… — задумчиво оглядывался по сторонам Валерий Иванович. — Крыша, мяу… то есть тьфу, я хотел сказать, хорошая?
      — Замечательная! — не моргнув глазом, выпалил толстенький Витька Бубенцов. — Правда, Паш?
      — Точно! — подтвердил Павел. И вдруг прикусил язык. — Только на крышу никого не пускают…
      — Что вы говорите, что вы такое говорите! — заинтересованно промурлыкал Валерий Иванович. — Как же, помню, зеленая такая, крытая жестью!…
      — Есть, конечно, одна проблема, — нахмурившись, вступил в разговор моряк Бубенцов. — Как мы объясним директору школы, на каком основании заняли эту комнату?… И вообще как здесь очутились…
      — Сквозь стену прошли! — фыркнул волшебник. — Или они сами черный ход забыли закрыть!
      — …не имея на то разрешения, поздно вечером… Правда, у меня есть один хороший знакомый в милиции, старший лейтенант, — на оптимистической ноте закончил Иван Алексеевич.
      — Еще директору школы что-то объяснять! Тоже мне, директор! — запетушился вдруг старый волшебник. — Кенгурой этот ваш директор еще не бывал?! Или правильно говорить «кенгуром»?!
      — Она женщина, наш директор школы, — подсказал Витька Бубенцов. — А правильно говорить «кенгуру», слово не склоняется!
      Валерий Иванович сконфуженно затих.
      — Пушку необходимо регулярно смазывать, — поспешил переменить тему разговора старший Бубенцов. — Ружейным маслом… Если такового не окажется, можно подсолнечным…
      — А с бронебойной рогатки только смахивать пыль, — вставил Витька.
      — Вот здесь вот я поставлю электроплитку и буду жарить оладушки, — облизнулся Валерий Иванович при упоминании о подсолнечном масле. — Дивана у меня не будет, на мягком спать вредно! В углу поставлю телефонный аппарат… Мой номер 340-74-95! И совершенно не секретный, пусть звонит, кто захочет!…
      — Да, но ведь осталось еще одно важное дело, дорогой Валерий Иванович, — глядя волшебнику прямо в глаза, заговорил Иван Алексеевич. — С вами как будто теперь полный порядок…
      — Это вы о пустяках каких-то все время болтаете! — скривился хитрый волшебник. — Ну, сколько, думаю, можно! А они все болтают и болтают! Крыши какие-то, пушки и телефоны! О главном-то когда?!
      — Не увиливайте! — строго стукнул пальцем по столу моряк.
      — Вот он сидит, притих в уголочке, будто его это не касается, — укоризненно вздохнул Валерий Иванович, указав рукой на Павла Мошкина. — Стыдно должно быть, молодой человек!…
      И волшебник, выпятив нижнюю губу, строго уставился на мальчишку в кресле.
      — Это вам должно быть стыдно! — не выдержал все-таки Витька Бубенцов. — Напревращали всех кого попало, набезобразничали, а теперь на других сваливаете!…
      — Постой, Вить… — перебил разошедшегося друга Пашка. — Кажется… со мной теперь тоже все в порядке…
      — Волшебники у них кругом виноваты! — заносчиво вскинул подбородок Валерий Иванович.
      — Пашка? Ты чего?! — ахнул Витька Бубенцов. Он не сразу поверил своей догадке. — Ты… Ты превратился, да?
      — Превратился? Назад в самого себя? — тяжело опустился на стул моряк. — Павел, когда успел?
      — Не знаю… Я и сам не знаю… — растерянно развел руками Пашка. — И не вдруг это случилось… Я еще вчера почувствовал что-то странное… Потом еще и еще… Но знаешь, Вить…
      Пашка совсем не по-хулигански, застенчиво посмотрел на своего лучшего теперь друга Витьку Бубенцова.
      — Знаешь, Вить, что-то во мне все-таки твое осталось…
      — Так и должно быть! — поднял вверх палец волшебник. — Как было задумано! Колдовство — наука точная!
      Тут он поперхнулся, покраснел как вареный рак, а борода его сделалась апельсинового цвета.
      — Это вам… от меня… на память, — вдруг вспомнил Павел Мошкин, вытащил из кармана ключ с мартышкой, отстегнул брелок и протянул его волшебнику.
      — На всякий случай, — понимающе улыбнулся Витька. — Вдруг оставите невыключенной электрическую плитку, мартышка вам просигналит!… Незаменимая вещь!
 
      Они вышли на школьное крыльцо. Проходить сквозь запертые двери было не слишком приятно, но как будто к этим ощущениям можно не привыкать, все понимали, что это — в последний раз. Холодный весенний ветер шевелил голые еще ветки деревьев; на темном небе одна за другой зажигались мелкие звезды.
      От почти неразличимого в темноте пролома в школьном заборе отделилась тень, в несколько прыжков она пересекла двор и на мгновение нырнула в яркий свет уличного фонаря.
      — Смотрите, собака! — удивленно прошептал моряк Бубенцов. — Странная какая! Где-то я таких видел! В Китае, что ли? Или в Бразилии?
      — Да нет, — покачал головой Валерий Иванович. — Это Шарик… из Австралии… Сам вернулся!
      Сильно отощавший и мускулистый пес, чуть заметно припадая на правую переднюю лапу, видимо поцарапанную о какую-нибудь неведомую тропическую колючку, заканчивал свое дальнее путешествие. Ему оставалось пробежать всего с полквартала до дома, где жил будущий чемпион мира по боксу Вадик Градобоев…
 
      Вот и все! Приятная компания из школьного музея, где главным экспонатом была гарпунная пушка со старой «калоши» под названием «Тюлька», и не собиралась расходиться. Мне же было пора.
      И вот старым, надежным волшебным способом, с искрами и сухим потрескиванием, автор был доставлен, куда следовало…
      Тяжелая дверь издательства была в шаге передо мной! Я с опаской толкнул эту дверь и… Как видите, ничего особенного больше не произошло.
      Но мне следовало поторопиться, ведь дома меня с нетерпением ждал мой лучший друг Шарик. Ну да, тот самый, из Австралии. Ненужный в доме Вадика, вот уже несколько лет, как пес поселился у меня. Произошло это, вы, конечно, понимаете, не без помощи Валерия Ивановича. Тогда я и узнал эту странную, запутанную историю, которая, к счастью, так благополучно завершилась.