Суд истории - ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР

Геннадий Иванович Янаев

ГКЧП против Горбачева. Последний бой за СССР

Вместо предисловия

Геннадий Иванович Янаев, первый и последний вице-президент СССР, руководитель Государственного комитета по чрезвычайному положению, созданного в августе 1991 года, и просуществовавшего всего три дня… Впрочем, слово «всего» вряд ли подходит для характеристики тех августовских дней, всколыхнувших наше, тогда еще советское общество в самой что ни на есть чрезвычайной форме.

На предложение написать книгу Янаев поначалу откликнулся без малейшего энтузиазма: «Ну какой из меня писатель, – сказал он при встрече в конце мая 2010-го. – Вам к Горбачеву надо обратиться. Он вам не только книгу, а многотомную эпопею запросто напишет. А потом, что я могу нового сообщить по теме, которую исследовали вдоль и поперек?»…

И все же Геннадия Ивановича удалось убедить в необходимости представить на суд читателей его ПЕРВОЕ полновесное, многостраничное произведение. Перед началом наших бесед Янаев предупредил: в конце июня ему предстоят регулярные «беседы» совсем другого рода – с врачами одной из московских клиник. На все про все у нас был один месяц. Его оказалось достаточно, чтобы появилась эта небольшая, но оттого не менее нужная книга.

В ней – записанные на диктофон и перенесенные на бумагу воспоминания Янаева, его актуальные эссе и ответы на разной сложности вопросы. Будем надеяться, что в дальнейшем Геннадий Иванович не ограничится уже высказанным и написанным. Ведь положение второго лица СССР, которое он занимал до распада Советского союзного государства, до сих пор ко многому обязывает…

Сергей Громов, публицист, составитель книги

Часть первая

Расшатанные скрепы

Так крушили Союз

«Вершиной русской истории был советский период. До него было хуже. И после – наступил спад, и полным ходом идет деградация. Не скажу, что советское время было хорошим, был и остаюсь его критиком. Но «на болоте и кочка высота»… Разгром советской системы – удар эпохального значения. После этого бессмысленно рассчитывать на высокое положение нашей страны в мировом сообществе, аналогичное тому, которое она занимала во времена СССР. Нынешняя социальная система (называю ее «постсоветизмом») создана – после антикоммунистического переворота в горбачевско-ельцинские годы – на скорую руку, под давлением Запада и по западным образцам, с таким расчетом, чтобы Россия не поднялась больше. Эта социальная система в принципе исключает возможность для нашего государства независимого, суверенного существования. Страна деградировала во всех отношениях. Теперешняя система власти и управления не идет ни в какое сравнение с той, которая была в Советском Союзе. Экономический развал, произошедший у нас, несопоставим ни с чем. Где еще подобное наблюдалось на планете?!..»

Эти слова были сказаны A.A. Зиновьевым в одном из его последних интервью, в октябре 2005 года. Крупнейший отечественный философ и социолог, проживший более 20 лет на Западе, пожалуй, как никто другой понимал толк в социальных процессах, происходивших как в нашей стране, так и во всем мире. Наверное, с сугубо обывательской точки зрения, оценки Зиновьева представляются чистым философствованием.

«Находясь на этой «вершине русской истории», мы не могли купить себе хорошую машину, приличную одежду, съездить в дальнее зарубежье, толкались в очередях за самым необходимым, смотрели два скучных канала Центрального телевидения, читали (вернее не читали) в газетах отчеты с партийных съездов и пленумов, «вести с полей» и прочую белиберду… Нет уж, увольте, не нужна нам такая «вершина»!..» – легко «разоблачит» зиновьевские тезисы какой-нибудь брокер или торговец китайским ширпотребом, важный чиновник или менеджер бензоколонки, популярный шоумен или успешный спортсмен. И к такому взгляду на вещи присоединятся миллионы наших сограждан. Стоит ли убеждать их в том, что они чего-то не понимают и не хотят понимать? Сегодня это практически бессмысленно. Те, кто думает, что приоритет в ракетно-космических технологиях– ничто в сравнении с производством «мерседесов» и куриных окорочков, в спорах непобедимы.

А завтра? А что будет завтра, точно не знает никто…

Без году два десятилетия минуло после августовских событий 1991 года. Изменились ли в российском обществе взгляды на сей счет? Почти нет. Разве что позабылось многое… Однако по-прежнему, как мне видится, превалируют крайние, весьма субъективные точки зрения, внушаемые пристрастными идеологами и обслуживающими их пропагандистскими командами.

Одни пытаются представить членов ГКЧП этакими недотепами, недоумками, предпринявшими свои действия исключительно по глупости («даже путча нормального не могли сотворить-организовать»).

Другие норовят воскресить зловещий образ-жу-пел, насаждавшийся когда-то доморощенными горе-либералами: «путчисты» Янаев, Пуго, Крючков и Язов на фоне огромной свастики (такой коллаж в августе 1991-го публиковали многие газеты).

Третьи, напротив, склонны к некоторой идеализации людей, вошедших в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению, и наспех сделанных ими политических шагов.

Особого желания заочно полемизировать с кем-либо на эту тему не испытываю. Усердно оправдываться и что-то страстно доказывать тем более не стану. И все же собственное мнение как непосредственный участник тех событий изложить обязан. Что бы о них ни говорили, ни думали соотечественники или иностранцы, руководствуясь собственными симпатиями-антипа-тиями, этическими и «эстетическими» предпочтениями, те августовские дни стали в истории нашей страны особыми и поистине чрезвычайными.

Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП) – создан в ночь с 18 на 19 августа 1991 г. представителями властных структур, не согласными с политикой реформ Горбачева М.С. и проектом нового Союзного договора.

В июле 1991 г. на встрече Горбачева М.С. с президентами России и Казахстана было принято решение о подписании в конце августа 1991 г. нового Союзного договора.

19 августа 1991 г., за день до его подписания СМИ сообщили, что Горбачев М.С. болен, не может исполнять президентские обязанности, и вся власть в стране переходит к Государственному комитету по чрезвычайному положению. Горбачев М.С. в это время находился на отдыхе в Крыму.

В крупные города были введены войска. Приостановлена деятельность партий, движений и объединений, оппозиционных КПСС, запрещен выпуск оппозиционных газет.

(Краткий исторический словарь, 2000 г.)

Идеализация в отношении организаторов ГКЧП (то бишь нас) неуместна хотя бы потому, что бывшие советские люди уже давно живут в стране, мало чем напоминающей их великую социалистическую Родину. Но не заслуживаем мы и огульного шельмования, будь то нарочитое «диагностирование» эдакой коллективной умственной неполноценности или настойчивые обвинения в попытке формирования своего рода пиночетовщины, да еще и под фашистскими символами. Пиночет и его хунта – совсем из другой «оперы». Ее мотивы как раз более всего созвучны деяниям наших главных идейных и политических противников, а сцены неоправданной, бесчеловечной жестокости, наглядно продемонстрированной в центре Москвы, вся страна наблюдала по телевидению не в августе 1991-го, а двумя годами позже.

ЗАЯВЛЕНИЕ СОВЕТСКОГО РУКОВОДСТВА

В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей Президента СССР и переходом в соответствии со статьей 127-7 Конституции СССР полномочий Президента Союза ССР к вице-президенту СССР Янаеву Геннадию Ивановичу:

в целях преодоления глубокого и всестороннего кризиса, политической, межнациональной и гражданской конфронтации, хаоса и анархии, которые угрожают жизни и безопасности граждан Советского Союза, суверенитету, территориальной целостности, свободе и независимости нашего Отечества; исходя из результатов всенародного референдума о сохранении Союза Советских Социалистических Республик; руководствуясь жизненно важными интересами народов нашей Родины, всех советских людей, заявляем:

1. В соответствии со статьей 127-3 Конституции СССР и статьей 2 Закона СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, обеспечения законности и порядка, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР на срок б месяцев с 4 часов по московскому времени 19 августа 1991 года.

2. Установить, что на всей территории СССР безусловное верховенство имеют Конституция СССР и законы Союза ССР.

3. Для управления страной и эффективного осуществления режима чрезвычайного положения образовать Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП СССР) в следующем составе: Бакланов О.Д. – первый заместитель председателя Совета обороны СССР, Крючков В.А. – председатель КГБ СССР, Павлов B.C. – премьер-министр СССР, Пуго Б.К. – министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. – председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. – министр обороны СССР, Янаев Г. И. – и. о. Президента СССР.

4. Установить, что решения ГКЧП СССР обязательны для неукоснительного исполнения всеми органами власти и управления, должностными лицами и гражданами на всей территории Союза ССР.

Г. ЯНАЕВ, В. ПАВЛОВ, О. БАКЛАНОВ

18 августа 1991 года

УКАЗ ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТА СССР

В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем своих обязанностей Президента СССР на основании статьи 127-7 Конституции СССР вступил в исполнение обязанностей Президента СССР с 19 августа 1991 года.

Вице-президент СССР Г. И. ЯНАЕВ

УКАЗ

ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ ПРЕЗИДЕНТА СОЮЗА СОВЕТСКИХ СОЦИАЛИСТИЧЕСКИХ РЕСПУБЛИК О ВВЕДЕНИИ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ПОЛОЖЕНИЯ В ГОРОДЕ МОСКВЕ

В связи с обострением обстановки в г. Москве – столице Союза Советских Социалистических Республик, вызванным невыполнением постановления Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР № 1 от 19 августа 1991 года, попытками организовать митинги, уличные шествия и манифестации, фактами подстрекательства к беспорядкам, в интересах защиты и безопасности граждан в соответствии со статьей 127-3 Конституции СССР постановляю:

1. Объявить с 19 августа 1991 года чрезвычайное положение в г. Москве.

2. Комендантом города Москвы назначить командующего войсками Московского военного округа генерал-полковника Калинина Н.В., который наделяется правами издавать обязательные для исполнения приказы, регламентирующие вопросы поддержания режима чрезвычайного положения.

Исполняющий обязанности Президента Союза ССР

Г. Я НАЕВ

Москва, Кремль. 19 августа 1991 г.

Почему создали ГКЧП? Ответ очевиден для всех, кто пытался и пытается добросовестно разобраться в том, что происходило в СССР в последние годы его существования. Мы видели: Советский Союз разваливается, гибнет. И в то же время прекрасно понимали, что эта агония началась задолго до 1991 года.

Ведь на чем держалось Советское государство? На трех основных, как раньше говорили, скрепах. Первая – 18-миллионная многонациональная партия. Вторая – также многонациональная – армия. Третья – опять же многонациональная – правоохранительная система. И вот эти скрепы год от года слабели, расшатывались, грозили окончательно отвалиться…

Здесь уместно вернуться в 1985 год. Пленум ЦК КПСС избрал Горбачева Генеральным секретарем. Вопреки сложившейся на тот момент партийно-советской традиции – вовсе не «при полном единодушии». Но афишировать разногласия в государственном руководстве тогда, мягко говоря, было не принято. Горбачев, став номинальным руководителем компартии и государства, не приобрел всеобщего непререкаемого авторитета среди коммунистов и подлинно сильной власти в огромной стране. Но поступил тактически (и, пожалуй, стратегически) верно для себя – для своей головокружительной во всех смыслах карьеры. Он начал апеллировать непосредственно к народу, впервые использовал то, что впоследствии получило у нас название «популизм».

На фоне публичных выступлений его предшественников, отнюдь не молодых и редко обходившихся без помощи «бумажек», горбачевские импровизации, пусть и демагогические и даже порой начисто лишенные содержательности, выглядели необычно и в силу этой необычности вполне привлекательно. Народу такая новизна явно импонировала. Особенно нравились рядовым советским гражданам пространные речи о наболевшем, о необходимости серьезных изменений во многих областях тогдашней жизни общества.

В том нашем застойном, смрадном воздухе действительно дышалось тяжело, стране крайне необходима была мощная струя свежего воздуха. Воздуха экономических перемен, разумных политических свобод, улучшений в социальной сфере…

Стагнация экономики наиболее сильно сказывалась на выпуске товаров первой необходимости – продовольствия, одежды, продукции повседневного бытового использования. Все экономические реформы, которые партийные и советские власти начинали в послевоенный период, не были доведены до конца, а следовательно и должного эффекта не принесли. Казалось бы, Генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев и его ближайшие советники должны были в первую очередь детально проанализировать фундаментальные ошибки, просчеты, недоработки в экономических программах прежних руководителей государства и приступить к полномасштабной модернизации колоссального народнохозяйственного механизма. Что для этого требовалось?

Мысленно перенесемся в начало перестройки и представим себя на месте «горбачевской команды». Итак, пристально вглядываемся и видим, что в нашей стране далеко не все в порядке и что «кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет». Но мы наделены огромными полномочиями и преисполнены желания изменить жизнь народа к лучшему. Есть ли в этом что-то невероятное, фантастическое? Наверное, нет (хотя популярный анекдот того времени об инопланетянах – единственной нашей надежде на спасение от «застоя» – говорит об обратном).

Каковы будут наши первые шаги? Ну, по сложившейся традиции, конечно же, провозгласим всем понятные и приятные лозунги: «Даешь гласность, демократию и ускорение научно-технического прогресса!». А еще лучше– поставим научно-технический прогресс впереди списка, а дальше припишем остальное. У нас нет специального экономического образования, да и широким стратегическим кругозором мы не располагаем. Зато под нашим началом всевидящий КГБ, уникальные, самобытные мозги, разбросанные по бесчисленным НИИ и предприятиям военно-промышленного комплекса, в нашем распоряжении неисчислимые запасы энергоресурсов и гиганты тяжелой промышленности, бескрайние леса и пашни, полноводные реки и богатые рыбой моря. У нас есть все для того, чтобы без особых затруднений осуществить модернизацию производства и наполнить прилавки магазинов продовольствием и ширпотребом.

Наследники Железного Феликса, используя свои агентурные данные, расскажут нам, что у них там, на загнивающем Западе, осталось ценного, заслуживающего внимания и отчего он, сволочь, до сих пор окончательно не загнил, а все еще трепыхается. Да к тому же явно обгоняет нас в развитии научно-технического прогресса. «Так, мол, и так, – доложат нам отважные и умные чекисты, – Запад обязательно загниет и загнется, но пока у него на повестке дня переход на новые, так называемые «информационные» технологии, и это на неопределенный срок продлит его гниение. Мы тоже сможем на них перейти и заметно ускориться в плане НТП. Но для этого нам потребуется прекратить бардак и тихий саботаж в науке и промышленности, обновить повсеместно станочный парк, показательно осудить с десяток самых отъявленных воров и взяточников, находящихся у власти, – лет на 15 каждого. И, само собой, надо повсюду вовлекать в этот процесс талантливую научно-техническую и прочую молодежь, а также не менее талантливое среднее поколение…»

Сказано – сделано. Наводим порядок на предприятиях, потихоньку внедряем новые технологии, вытаскивая из-под сукна тонны спрятанных туда технологий и рационализаторских предложений, омолаживаем руководящие кадры НИИ, КБ, заводов и фабрик, даем им указание «догнать и перегнать Америку». Невероятно? Фантастично? Ничего – глаза боятся, руки делают! Собрались ускоряться, вот и ускоряемся, и никто нам в этом не помеха. И вообще, нет таких крепостей, которые бы не смогли взять большевики!..

Вместо этого горбачевское окружение несколько лет выдавало на-гора в виде законов и правительственных постановлений весьма странные (и, мягко говоря, не самые популярные) «новшества», которые только усугубляли общую экономическую и политическую ситуацию в Советском Союзе. Эти неудачи, выглядевшие порой почти катастрофическими, сделали положение генсека чрезвычайно шатким. И без того непрочный его авторитет слабел, можно сказать, день ото дня.

Тогда Горбачев, стремясь во что бы то ни стало удержать в руках высшую власть в стране, решил нанести сокрушительный удар по структуре и функционированию партии, которой он был обязан своим впечатляющим карьерным взлетом. В июле 1990 года по инициативе генсека был «реорганизован» Центральный комитет КПСС, превратившийся в невиданно аморфный и совершенно неработоспособный орган.

ЦК КПСС на своем пленуме сразу освободил 130 членов и кандидатов в члены ЦК КПСС. Ярлык «неперестроившегося» могли нацепить любому…

А.Яковлев, И.Фролов, И.Лаптев, Е.Яковлев, М.Полторанин подняли волну травли партийного руководства (за исключением Горбачева). Народу внушалось, что все беды в стране от партократов. Отсюда и быстрый путь к улучшению жизни – не высокопроизводительный труд, не инвестиции и техническое перевооружение, как у японцев или американцев, а разгром партократов, требование смены начальства и представителей власти. Обстановку в стране все в большей степени определяет власть толпы. Идеологами толпы становятся научные сотрудники исследовательских и образовательных институтов, журналисты, ведущие телепрограмм, юристы, такие как Г.Попов, А.Собчак, ОЛацис, А.Нуйкин, А.Аганбегян, С.Шаталин, П.Бунич и др. Все выступают за перестройку и под флагом перестройки. Указывают на общеизвестные истины: надо сделать жизнь лучше, ибо все устали, ибо слишком многие уже ждать не хотят и не могут…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

В то же время в республиках, краях и областях все еще формально единого Союза властные и контрольные полномочия ленинской партии перераспределялись в пользу «советов». (Пишу это слово в кавычках, поскольку партия стремительно разрушалась, а полноценный институт Советов ей на смену так и не был создан.)

Помнится, уже будучи вице-президентом, я прилетел в охваченный шахтерскими забастовками Кузбасс. В кемеровском аэропорту нашу группу встречал в качестве главного руководителя региона председатель областного совета народных депутатов А.Г. Тулеев. Испытывая некоторое недоумение, спросил у Амана Гумировича: «А где первый секретарь партийного обкома?». В ответ ничего внятного не услышал. Зато несколько позже, во время большого регионального совещания, почувствовал, насколько поднялась температура во взаимоотношениях партийной и законодательно-представительной властей Кемеровской области. В общем, полным ходом и во всех направлениях шла ревизия, казалось бы незыблемых, ленинских положений о месте компартии в социалистическом государстве. И скорый конец этого социалистического государства виделся все отчетливее.

В годы перестройки «демократы» очень любили спекулировать на крылатом ленинском тезисе «Политика – концентрированное выражение экономики». Как они это толковали? Да как угодно, но только не в том смысле, который вкладывал в эту формулу Ильич. А смысл простой, несмотря на некоторую мудреность фразы. Мировая экономика непрерывно развивается вместе с научно-техническим прогрессом. Наша страна, несмотря на «железный занавес» (скорее мифический, чем реальный), не может жить в полном отрыве от мировой экономики. Следовательно, что? Следовательно, самые передовые достижения науки нужно повсеместно внедрять в производство, делая его рентабельным, конкурентоспособным (не забывая при этом и о повышении дисциплины на предприятиях, само собой). С развитием производительных сил меняются и производственные отношения, а те, в свою очередь влияют на общую социально-политическую обстановку в стране. Вот такие простые причинно-следственные связи, вот таким образом политика «концентрированно выражает» экономические закономерности. Другими словами, ленинский тезис обозначил необходимость эволюционного развития государства и общества при условии приоритета экономики (макроэкономики). Приоритетность, естественно, должна проявляться не в виде пустых деклараций, а в форме реальных преобразований, соответствующих общемировому уровню производительных сил. И, конечно же, не торгово-закупочная деятельность и не сфера услуг– двигатели экономического прогресса. Настоящий локомотив экономики – базовая, индустриальная (и постиндустриальная) промышленность, и только она.

Но разве ее упорно стремились развивать «демократы», виня во всех смертных грехах «партократов»? Отнюдь. Известную формулу Ленина «перестроившиеся» обогатили посредством другой ленинской цитаты – «Учитесь торговать!», впервые прозвучавшей, как всем известно, после Гражданской войны. И вместо модернизации индустриального производства принялись повсюду насаждать в первой космической державе типично нэпманские кооперативы, выдавая это массовое «доисторическое» убожество за прогрессивное явление. В результате у нас научились-таки торговать– учителя, инженеры, рабочие, ученые, бросившие (добровольно или вынужденно) свои школы, цеха, кабинеты, лаборатории и вставшие, пряча лица от друзей и знакомых, за базарные прилавки.

А помните, как нас с телеэкранов убеждали, что мы – пещерные люди, совершенно не способные встать вровень с развитыми западными гражданами с их компьютерами и видеомагнитофонами? Для чего нам это внушали? Чтобы взбодрить наших ученых и инженеров, пробудить от спячки их руководителей? Вовсе нет. Этих дикарей впоследствии взбодрили и пробудили добрые дяди из-за рубежа, предоставив им зачем-то бункеры «силиконовых долин»…

Тем временем менялись не только роли первых секретарей республиканских, краевых и областных партийных организаций, но и сами первые секретари. Худшие уступали места лучшим? Вряд ли, скорее наоборот. Если где-то и происходило качественное улучшение кадров, то разве только в виде исключения из общего для той «судьбоносной» поры правила.

В Ленинграде в одном из своих популистских «обращений к народу» Горбачев высказался примерно так о своих партийных товарищах и высокопоставленных коллегах: вы, мол, давите их снизу, а мы станем давить сверху. Это, пожалуй, один из наиболее показательных примеров горбачевской демагогии, рассчитанной на то, чтобы его услышали простые сограждане. И они, конечно же, услышали, разве можно было пропустить мимо ушей подобное. Услышан был этот провокационный призыв и редакторами газет, журналов, радио, телевидения, пропагандистами всех мастей и рангов, активно-агрессивной (и в то же время поразительно сервильной) частью нашей интеллигенции.

Партийный механизм до поры до времени выглядел весьма мощным, но он же был неповоротливым, весьма инерционным. Перестраивать партию, безусловно, следовало. Она слишком долго жила в излишне «комфортных» условиях. Когда же обострилась политическая ситуация и потребовалось вести непростую полемику, многие партийные кадры оказались к этому абсолютно не готовы. К тому же они элементарно боялись в нее вступать, будучи ошельмованными. Ведь многие редакторы средств массовой информации и «либеральные» журналисты вовсе не по случайному недоразумению слыли креатурами серого кардинала перестройки А.Н.Яковлева.

Для нормальных – здравых и последовательных– идейно-политических преобразований партии были необходимы новые демократические принципы и правила (к примеру, в хрестоматийных взаимоотношениях «большинства и меньшинства»). Однако вместо демократизации партийных рядов и кадров происходила их деморализация. Они ничего уже не могли противопоставить развязанной против них широкомасштабной, откровенно враждебной кампании. И когда пришло время встать на защиту своих обкомов и райкомов, 18-миллионная партия сидела по домам и всевозможным укрытиям, не выделив ни единого «подразделения» для собственной обороны.

Не менее вероломным ударам подверглась армия СССР. И происходило это также при явном попустительстве или даже пособничестве со стороны ее главнокомандующего. (Горбачев был таковым фактически еще до своего президентства, поскольку наши генсеки во всем мире считались первыми лицами Советского государства.) Многие межнациональные конфликты, происходившие на территории СССР, приводили к вмешательствам в них вооруженных сил. Армия не могла и не может отказаться от выполнения приказов военного и политического руководства страны, сколь бы антинародными эти приказы ни были. Тем не менее как только возникали и разрастались серьезные заварухи – в Фергане, Сумгаите, Вильнюсе, Тбилиси, других городах и весях – Горбачев был как бы «ни при чем», неизменно и демонстративно снимал с себя всякую ответственность, в том числе моральную. В каком положении оказывались втянутые в эти конфликты солдаты и офицеры, включая генералов? Их признавали виновными в применении военной силы против гражданского населения. Вспомним историю с генералом Родионовым, который командовал Закавказским военным округом и наводил конституционный порядок в Грузии. Его жесткие, но вполне адекватные той критической ситуации решения на всесоюзном Съезде народных депутатов некоторые парламентарии объявили во всеуслышание преступными. Одиозная комиссия во главе с Собчаком, «расследовавшая» события в Тбилиси, цинично обвинила армию во всех смертных грехах.

Незадолго до этого трагического инцидента мне, тогда еще секретарю ВЦСПС, довелось побывать в столице Грузии. Шла предвыборная кампания по избранию народных депутатов СССР. Я своими глазами видел, как многотысячные толпы с неистовым ревом внимали заполошным выступлениям истерично-буйного (чтобы не сказать сумасшедшего) Гамсахурдиа. Поинтересовался у тамошних партийных руководителей: мол, не боитесь выпустить ситуацию из-под контроля? Но те растерянно пожимали плечами и говорили: «А что мы можем без своей армии? Ничего…».

На армию же тем временем сыпались бесконечные и совершенно безосновательные нападки. В конечном итоге все это привело к тому, что в одно «распрекрасное» время офицеры Генштаба начали то ли стесняться, то ли просто-напросто бояться в военной форме ходить на службу. Правда, явью такая абсурдная фантасмагория стала уже после августа 1991-го. Однако шли к этому практически все годы горбачевского правления.

Нелишне вспомнить о том, как почти сразу же с наступлением «эпохи гласности» журналисты, а также невесть откуда взявшиеся «правозащитники» стали попрекать советские вооруженные силы боевыми действиями в Афганистане. Как будто армия по своей прихоти, а не по воле политиков отправилась в 1979 году в эту страну. Однажды мы с Виктором Поляничко, советником ЦК КПСС в Афганистане, около двух часов беседовали с Наджибуллой, находясь у него в резиденции. Наджиб тогда сказал примерно следующее: «Мы понимаем, что вы переживаете непростой период. Но почему ваше общество настраивают против армии, лично я понять никак не могу».

Затем побывали в военном госпитале, где общая морально-психологическая атмосфера была, конечно же, далеко не самой оптимистической. Удручающие впечатления, как сейчас помню, на меня произвели не только жутковатые картины больничных палат с тяжело раненными, изувеченными солдатами и офицерами, но и слова начальника того госпиталя, обронившего при нашем совместном обходе вверенного ему учреждения: «Зря, Геннадий Иванович, мы в это дело ввязались». Я не стал ничего возражать доктору, не считая уместным устраивать «политические дискуссии» в непосредственной близости от коек с искалеченными войной молодыми соотечественниками. Но в тот момент едва ли не с ужасом подумал: «Если уж повидавший виды военный врач говорит вслух подобные вещи, то каково это слышать его подопечным?!».

Вот из чего, в сущности, возник печально известный «афганский синдром». Подобный «синдрому вьетнамскому», когда-то ставшему головной болью американского общества, он был прямым следствием предательства армии со стороны высокопоставленных политиков, их стремления свалить на нее собственную вину за тяжелые последствия глобальных военных операций. Эти «синдромы» – явления относительно новые. Разве говорили мы когда-либо, к примеру, о «синдроме Великой Отечественной войны»? А ведь она принесла нашему народу ни с чем не сравнимые трагедии. Все дело в том, что тогда возвращавшихся с фронта бойцов страна принимала достойно. Не как использованный человеческий материал, не как случайных жертв чьей-то фатальной политической ошибки, а как подлинных героев, самых заслуженных и почитаемых граждан. А что произошло с нашими «афганцами»? Многие из них с физическими или психическими (или теми и другими в страшной совокупности) увечьями приходили устраиваться на работу, оформлять положенные по закону льготы, получать необходимую медицинскую помощь, а их встречали репликами наподобие: «Что вы от нас-то хотите? Мы же вас на войну не посылали…». Кто виноват в появлении такого бесчувственно-циничного отношения общества к своим солдатам? Разумеется, те, кто формирует общественное мнение – политики, идеологи и находящиеся у них в услужении средства массовой информации.

К августу 1991 г. армия оказалась под прямым «огнем». Ее разгром, вылившийся в раздел, начинался с подписания соглашения о выводе войск из европейских стран бывшего Варшавского Договора, в котором фиксировались сроки вывода, согласовывались условия использования военной техники и другого имущества, размещения выводимых частей в места их новой дислокации. Горбачев и Шеварднадзе неоднократно слышали предупреждения советских и зарубежных специалистов о том, что в предлагаемые ими сроки нельзя вывести такой огромный контингент. Однако эти предупреждения игнорировались. В результате миллионы военнослужащих и их семей по причине предательства своего главнокомандующего вынуждены были бежать, бросать дома, технику, полигоны, аэродромы, здания и сооружения стоимостью в миллиарды долларов и располагаться на Родине в чистом поле, в палатках, либо по чужим углам. Этот «вывод войск» больше напоминал бегство армии, потерпевшей жестокое военное поражение.

На продаже и разграблении брошенного оружия и военной инфраструктуры нажились многие командиры и военачальники, но никто из них не понес никакого наказания. Следует сказать, что соглашения, которые подписывали Горбачев и Шеварднадзе от имени СССР, никогда не были результатом коллективного обсуждения высших органов законодательной и исполнительной власти. Трудно вспомнить, чтобы вопрос о том, какие экономические интересы нашей страны могли быть обеспечены путем соглашений и договоров с другими странами, обсуждался на заседании парламента или правительства.

Так было и с проведением переговоров о сокращении стратегических ядерных вооружений. Под лозунгами «нового мышления», «общечеловеческих ценностей» и якобы в целях «прорыва» в отношениях между Востоком и Западом Горбачев и Шеварднадзе подписали договор о сокращении ракет малой и средней дальности. Как справедливо указал на процессе по «делу ГКЧП» Герой Советского Союза, знаменосец легендарного Парада Победы генерал В.И. Варенников, мы сократили в 2,5 раза больше своих носителей и в 3,5 раза больше боеголовок, чем США. Чем, кроме предательства национальных интересов, можно объяснить решение Горбачева включить в число подлежащих уничтожению видов оружия ультрасовременный, превосходящий все зарубежные аналоги комплекс «Ока». Ведь кроме того, что он только вошел в производство, уже на это вооружение перешли некоторые социалистические страны и наши военные округа на Западе, что он стоил огромного труда ученых и рабочих, что он обошелся народу в миллиарды рублей – он просто по своим параметрам не подпадал под сокращение. И не должен был быть ликвидирован. Даже у многих американских специалистов этот чудовищный предательский шаг вызвал удивление – по договору подлежали ликвидации ракеты наземного базирования с дальностью полета от 500 км и выше (кроме межконтинентальных), а у «Оки» дальность полета до 400 км…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

Всем известно, что наша армия, являясь неотъемлемой частью общества с его пороками и недостатками, вовсе не блистала в годы перестройки безупречной воинской (уставной) дисциплиной и бескорыстием своего высшего руководства. Но кто мешал Горбачеву наводить там порядок, хотя бы относительный? Партократы? Враги демократических преобразований? Ну в таком случае они и сейчас вредят российским вооруженным силам. Ведь дедовщина с коррупцией никуда из нашей «модернизированной» армии не делись.

И еще одно любопытное наблюдение, связанное с армией и ее генералитетом. Даже необычайно внимательная к «путчистам» «демократическая» пресса не раз указывала на то, что среди военачальников, «замешанных в деле ГКЧП», НИ ОДИН не фигурировал в качестве героя какого-либо коррупционного скандала – в отличие от ельцинских «генералов-защитников». И это при том, что подобных скандалов в годы «демократизации», в том числе связанных с армией, было количество неисчислимое. Парадокс да и только!

Третья государственная скрепа, подвергшаяся при посредничестве Горбачева разрушительным деформациям, – советские правоохранительные органы, включающие, естественно, службу государственной безопасности. Служащие КГБ оказались в необычайно сложном положении. С одной стороны, на них, как только могли, воздействовали генсек и его приближенные с их якобы демократически-либеральной доктриной. С другой, комитетчики должны были во что бы то ни стало воспрепятствовать развитию внутриполитической обстановки по самому опасному для государства сценарию, чреватому большим кровопролитием. Осуществление такого сценария было вполне возможным не только в «горячих» республиках СССР, но и в Российской Федерации. В последние месяцы работы Пятого («диссидентского») управления КГБ мы встречались с его начальником Ф.Д. Бобковым. В его глазах читалась такая безысходная тоска, какую мне в жизни доводилось видеть нечасто. «Эх, Геннадий Иванович, – сказал тогда ветеран Великой Отечественной войны и руководитель доживавшей своей век «пятки», – нам бы сейчас Всемирный молодежный фестиваль провести, а не грязной политикой заниматься».

Последний настоящий председатель Комитета госбезопасности В.А. Крючков, лишившийся своего поста за активное участие в ГКЧП, что бы ни говорили о Владимире Александровиче его недруги, был глубоко порядочным человеком. Его «не испортила» даже совместная работа в Будапеште с Ю.В. Андроповым, которого у нас считают первым и главным инициатором, подлинным идеологом «либеральной» перестройки в СССР.

Тут, наверное, не мешало бы попытаться несколько подробнее охарактеризовать личность чекиста, ставшего после смерти Брежнева главой КПСС и Советского Союза. Но едва ли такая попытка увенчается особым успехом. Андропов оставил после себя изрядное количество загадок, связанных с его деятельностью, а также планами и намерениями. Разгадки же Юрий Владимирович, по-видимому, унес с собой в могилу.

С какой стати он в конце 1970-х благоволил Горбачеву, добившись для своего протеже места в ЦК? Каким образом это соотносилось с идеологическими установками и стратегическими целями самого Андропова? Как можно было сочетать в себе потенциального политического реформатора и жесткого консерватора, боровшегося против любых либерально-демократических течений, включая музыкальные (рок-н-ролл, например)?

А может, никаких политических реформ Андропов и не планировал вовсе, намереваясь ограничиться сугубо экономическими? В том-то и дело, что об истинных устремлениях этого человека, судя по всему, не ведали даже его приближенные. Во всяком случае, Владимир Крючков, насколько мне известно, имел на сей счет весьма смутные представления. Или же считал своим долгом «эксклюзивную информацию» о своем давнем знакомце хранить в секрете…

Как бы там ни было, пришедший на смену Крючкову Бакатин пробыл в должности председателя КГБ всего около двух месяцев. Но за этот срок умудрился запустить в эту «святая святых» такое количество ЦРУшников-«консультантов», что они какое-то время решали в нашем государстве вопросы, непосредственно связанные с его безопасностью. Сейчас это воспринимается как несмешной анекдот, а ведь такое было на самом деле.

Во время непродолжительного пребывания на посту министра внутренних дел В. Бакатина органы внутренних дел из инструмента поддержания порядка превратились в вооруженную базу сепаратизма, вооруженных националистических формирований, фактического слияния с организованной преступностью. Именно Бакатин в 1989–1990 гг. заключил от имени МВД СССР соглашения с союзными республиками о передаче им всех функций и сил, оставив за Центром обучение, международные связи, координацию и законотворчество, представительство в союзных органах власти. Все кадры и материально-техническая база – все ушло республикам, краям и областям. Министерство в Москве по этим соглашениям превращалось в беспомощный «дискуссионный клуб»…

Лучшие кадры из КГБ, МВД, армии были изгнаны, патриоты лишились должностей и званий. Наступило безвременье, вернее– время Грачевых, Мурашевых, Ериных, Степанковых. Ельцинская власть щедро расплатилась с ними за развал Советского Союза…

Бывший директор ЦРУ США Роберт Гэйтс, прилетев в Москву как победитель, гордо прогуливаясь по Красной площади, вещал: «Мы понимаем, что Советский Союз ни экономическим давлением, ни гонкой вооружений, ни тем более силой не возьмешь. Его можно разрушить только взрывом изнутри»…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

Напоминать о том, каким «недружелюбным» пропагандистским атакам подвергалась правоохранительная система СССР в последние годы ее существования, вряд ли стоит. В памяти многих сограждан воспоминания об этом еще наверняка не стерлись.

Что же касается темы «доброхотов-консультантов», присланных из «вашингтонского обкома», то она после развала СССР получила свое закономерное и показательное развитие. Уже в первые месяцы 1992 года едва ли не во всех министерствах и ведомствах Российской Федерации появились т. н. «советники» из-за границы. Именно они предметно консультировали Гайдаров, Чубайсов и других поборников «шоковой терапии», залоговых аукционов, ваучеризации и т. п. И за свои консультации получали такие гонорары, какие им на родине и не снились. Из какой казны выплачивались эти вознаграждения? Уж точно не из американской. А если указать еще точнее – из тех денег, которые ельцинское правительство занимало у западных фондов, вешая на плечи российских налогоплательщиков дополнительные тяготы внешнего долга.

Таким образом, наших сограждан не только многократно ограбили посредством «либеральных реформ», но еще и принудили заплатить за них из собственных карманов дополнительно.

Вопросы Post Scriptum

– Геннадий Иванович, в ваших монологах, ответах на вопросы многочисленных интервью, собственноручно написанных заметках слишком часто упоминается Горбачев. У плохо знающих вас людей может создаться впечатление, что над вами довлеет глубокая личная обида, острая, опять же сугубо личная, неприязнь по отношению к нему.

– Слово «обида» тут явно не подходит. Что же касается личной неприязни, то как всякий нормальный человек я имею на нее полное право. Вы много встречали людей, абсолютно свободных от этого чувства? Вряд ли. Да, я испытываю неприязнь к Горбачеву и не пытаюсь это скрывать. Но она, как мне думается, не мешает верно осмысливать, оценивать все, что произошло с нашей страной в 80-е – 90-е годы XX века. Вина Горбачева в разрушении СССР бесспорна, и никакая личная неприязнь не мешает понять эту простую истину.

– Горбачев был первым и последним президентом Советского Союза. Вы были первым и последним вице-президентом СССР. Логично предположить, что и вы в известной мере повинны в распаде государства.

– Логично предположить, что повинны мы все – и я, и вы, и другие бывшие советские люди, которые не смогли или не захотели предотвратить распад, но… В истории вина, ответственность за рукотворные глобальные катастрофы всегда персонифицирована. Иначе мы почти не вспоминали бы, например, Гитлера, а говорили бы о «плохих немцах», принесших неисчислимые бедствия человечеству. А это неправильно, ведь даже среди офицеров гитлеровской армии нашлись такие, которые намеревались ликвидировать фюрера. И наши современники, как известно, относятся к ним скорее положительно… Вы наверняка смотрели замечательный американский фильм-притчу «Пролетая над гнездом кукушки». Там главный герой пытался в доме для душевнобольных оторвать от пола тяжеленную раковину для умывания. Разумеется, у него ничего не получилось, но он с чувством выполненного долга, обращаясь товарищам по несчастью, произнес: «Я хотя бы попытался»…

– Вам могут возразить: вы слишком долго подходили к «раковине». Почему не пытались оторвать ее раньше?

– В конце 80-х – начале 90-х мне было уже за пятьдесят. А в этом возрасте невелики шансы для того, чтобы мгновенно превратиться в Че Гевару. Как говорил Черчилль: «Кто в молодости не был радикалом – у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором– у того нет ума». Под «зрелым консерватизмом» все мы понимаем не только какое-то политическое течение, но и присущий нам конформизм (некое подобие инстинкта самосохранения, если угодно), отказ от радикальных действий, желание преодолевать острейшие проблемы не революционными методами, а посредством взвешенных, тщательно продуманных решений. Да, иногда такой «консерватизм» бывает крайне вреден для государства и общества, но с этим уж ничего не поделаешь. Так устроен мир, как говорится… К тому же в большинстве своем мы склонны переоценивать свои способности и возможности. Мне, например, казалось, что, находясь окружении Горбачева, я смогу так или иначе влиять на его политику и тем самым принести пользу стране. Не получилось, иллюзии рассеялись. Теперь они меня не питают, и можно беспрепятственно заниматься переоценкой многих вещей…

– В своем рассказе вы упомянули Тулеева, с которым встречались как с главой представительной власти Кемеровской области. Он, насколько известно, вполне открыто поддержал ГКЧП, как только о его создании было объявлено. Ныне вы с Аманом Гумировичем какие-то отношения поддерживаете?

– В последний раз мы с ним встречались давненько, на одном из съездов Народно-патриотическо-го союза, если память не изменяет. Тогда очень тепло поприветствовали друг друга, обнялись. Он в то время еще являлся членом КПРФ. Сейчас – в «Единой России», но это не мешает (а может, в чем-то и помогает) ему быть довольно успешным руководителем такого сложного региона, как Кемеровская область, Кузбасс. Вряд ли есть смысл заострять внимание на том, какую деструктивную роль играли когда-то тамошние шахтеры (в период развала СССР особенно). Однако нелишне заметить, что и сейчас в Кузбассе бывает отнюдь не спокойно: в шахтах по-прежнему случаются трагические аварии, возникают массовые акции протеста горняков и т. п. Но в этих чрезвычайных происшествиях едва ли следует винить Тулеева, а то, что он контролирует социальную обстановку во вверенном ему регионе, очевидно.

Ретроспектива

Олег Капитанов. Интервью с Г.И. Янаевым. «Ленинская смена», Нижний Новгород, 27 февраля 1993 г.

– В те августовские дни 91-го на пресс-конференции вы сказали: «…Надеюсь, что мой друг Михаил Сергеевич Горбачев скоро вернется и приступит к исполнению своих обязанностей…» У вас остался друг по фамилии Горбачев?

– Нет. Этот человек предал страну, народ и дружбу. Одна из самых больших ошибок в моей жизни – это то, что я верил Горбачеву. Можно было заранее догадаться о каких-то его шагах, но я не мог себе представить, что генсек, начавший перестройку, говоривший чуть ли не каждый день о партии и социализме, может быть таким перевертышем. Да это просто трус, а Президент не имеет права быть трусом. В своей книжонке о событиях тех дней он писал, что, услышав от делегации, которая приехала к нему в Форос, сообщение о скором введении ЧП, он стал возмущаться, ругаться матом, кричать. Ничего подобного! Горбачев сразу задал два вопроса: кто вас послал и арестован ли Ельцин? Если бы мы арестовали Ельцина и доложили об этом Горбачеву– все было бы по-другому…

Андрей Ванденко. Десять вопросов Геннадию Янаеву. «Новый взгляд», Москва, начало декабря 1992 г.

– Взгляд из «Матросской тишины» (московской тюрьмы. – Ред.) на шаги российского руководства.

– Я думаю, что своеобразный «водораздел» в нашем обществе проходит не по принципу «за реформы» или «против реформ». Народ, общество однозначно высказались за реформы. Весь вопрос состоит в том, каким образом, какой ценой, за счет кого и в чьих интересах осуществляются реформы и осуществляются ли на самом деле или они имитируются действиями определенных структур, занятых не созиданием, а тотальным разрушением. Вот если мы поставим вопрос так: ради чего осуществляются (или блокируются) истинные реформы, то с этих позиций можно оценить деятельность правительства. Я считаю, что сегодня надо говорить не о частных ошибках правительства. Их немало. Речь идет о том, что оно осуществляет сознательный курс, направленный на дальнейшее разрушение государственной экономики, ослабление безопасности страны и ее обороноспособности. Правительство осуществляет курс «дикой» капитализации. Подчеркиваю – это не «ошибка» правительства, а сознательный курс.

Я меньше всего хотел бы выступать в роли фрондирующего оппозиционера, в то же время подчеркну, что абсолютно не согласен со стратегией и тактикой осуществляемых в России изменений. Российское руководство сознательно осуществляет курс на лихорадочное построение «демонического» капитализма, который в наших условиях приобретает «латиноамериканский» и мафиозный характер. Правительство взяло курс на строительство «светлого капиталистического будущего» сначала за 500 дней, затем 7–9 месяцев, сейчас, правда, Ельцин обещает уже «светлое завтра» через 2–3 года. Называются и рычаги, с помощью которых этого будут добиваться, – «либерализация» и «приватизация». Приятные и «застенчивые», мягкие, ласкающие слух термины. Но суть от названия не изменилась– произошло массовое обнищание людей. Сейчас десятки миллионов граждан решают проблему биологического поддержания жизни. Правительство в очередной раз решило воспользоваться самым бездефицитным (кроме обещаний «светлого завтра») товаром– «лапшой на уши». Правительство занимается псевдорыночной реформой, играя в рыночные слова, не более. Эта акция к экономике никакого отношения не имеет. Осуществляемая ныне правительством политика жестока по отношению к людям. Первые результаты ее реализации производят удручающее впечатление. Правительство показывает свою неспособность обеспечить главное право человека – право на жизнь, на защиту от преступных посягательств. Катастрофический рост преступности, убийства, ограбления, групповые «разборки» со стрельбой на улицах города, кровавые стычки «на меже» становятся чуть ли не нормой нашей жизни.

Развал армии, нерешенные социальные проблемы военнослужащих ставят под сомнение обороноспособность страны. Многие внешнеполитические конвульсивные шаги правительства наводят на мысль о потере самостоятельности и росте зависимости от «заокеанских покровителей».

«Школьные» доклады Ельцина по каждому вопросу президенту США также не добавляют уверенности в независимости внутреннего и внешнего курса «демократической России». И, наконец, абсолютно безвольная политика правительства по защите русского населения, не по своей прихоти оказавшегося за пределами Российской Федерации. Всякие разговоры о том, что нет альтернативы правительственной политике, абсурдны. Альтернативы есть, и они предлагаются, но ни президент, ни правительство их серьезно не рассматривают. Народ еще долго будет ощущать последствия сегодняшней социально-экономической алхимии правительства.

И, наконец, большая проблема, которая, как мне представляется, не решается должным образом, – это проблема власти. Кажется, что сейчас не действует эффективно ни одна из ветвей власти. Это порождает произвол независимо от того, какой он окраски. Произвол есть произвол. Г. Старовойтова где-то в конце прошлого года писала: «Нас упрекают: мол, демократ пришел к власти, а начинаются недемократические действия. Вы хотите, чтобы Ельцин в белых перчатках, соблюдая все буквы демократических установлений, вытащил страну из кризиса». Ну, во-первых, апологетам «демократии» следовало бы помнить, что политику лучше делать не в перчатках, а чистыми руками и с чистой совестью.

И, во-вторых, пока будут подобные настроения, пока не приняты меры для функционирования власти на основе закона, а не на основе «целесообразности», до тех пор страна обречена на правовую вакханалию, на правовой беспредел.

Последние «силовые упражнения» президента вызывают глубокую тревогу. Кто следующий? Если эти действия прелюдия к президентской форме правления, то нас ждет вульгарный и непросвещенный авторитаризм. Зная характер президента, можно предположить, что страну ждут трудные времена не только в экономике… Возникает вопрос: кому выгодно осуществление политики, ведущей к тупику и развалу? Кому выгодно создание обстановки, которую психиатры называют ситуационным неврозом?

Голоса «Матросской тишины»

Крайне тревожная и в то же время запутанная ситуация в стране меня как вице-президента ставила перед очень нелегким идейным и нравственным выбором. С одной стороны, я понимал, что перемены в государстве необходимы, с другой – было очевидно, что Горбачев ведет «не туда». Ведь его первый лозунг «Даешь ускорение!» предполагал быстрое развитие науки и техники, промышленности и сельского хозяйства, образования и социальной сферы. Кто же из нас мог бы этому противиться! Но к чему это все привело? Ни к чему. Или вернее, ни к чему хорошему.

Как ни тошно и стыдно в этом признаваться – из членов Политбюро и Совета безопасности СССР я был последним искренне верившим в то, что президент необъятной державы просто по определению не может быть пустым, ничтожным человеком, что рано или поздно он дарованную ему власть использует во благо страны. Эти иллюзии были настолько сильны, что на заседаниях Политбюро, открыто заявляя об ущербности «государственного курса», я тем не менее пытался защищать генсека от резких выпадов со стороны его политических оппонентов.

Более того, первоначально «операцию ГКЧП» ее инициаторы (прежде всего В.А. Крючков и О.С. Шенин) планировали провести в апреле 1991-го, когда Горбачев находился с визитом в Японии. Но мне удалось отговорить их от радикальных действий, представлявшихся тогда неоправданными, чересчур авантюрными. У меня тогда еще теплилась надежда на то, что президент– не «совсем пропащий человек», что его еще можно как-то образумить… Надо ли объяснять, какова была степень моего разочарования после всего того, что произошло в 1991 году?

Уже находясь в «Матросской тишине», я прочитал «фундаментальную» книгу Горбачева с характерным названием «Перестройка и новое политическое мышление для нашей страны и всего мира». И нашел в этом «труде» столько логических нестыковок, демагогических «вольностей» и глупостей, что не смог пересилить в себе желания разукрасить поля этой книжки всевозможными бранными эпитетами и комментариями. Особенно же раздражали беспрецедентно фальшивые горбачевские сентенции, вроде следующих:

«Все свои успехи и ошибки мы измеряем социалистическими мерками. Тем, кто надеется, что мы свернем с социалистического пути, предстоит глубокое разочарование… Все, что укрепляет социализм, – ко всему этому мы будем прислушиваться, со всем этим мы будем считаться. Ас чуждыми социализму тенденциями будем бороться, но, повторяю, в рамках демократического процесса… Роль центра ослаблять не хотим, иначе лишимся преимущества плановой экономики… При этом руководствовались ленинскими требованиями о единстве законности на территории всей страны, о необходимости не допускать ни тени отступления от наших законов».

Стоит ли тут что-то комментировать? По-моему, нет. Ну разве что стоит мимоходом упомянуть об изумительных признаниях последнего советского генсека, сделанных после Августа-91. Оказывается, «в душе» этот «борец с чуждыми социализму тенденциями» никогда и не был, по его собственным словам, коммунистом, а был самым что ни на есть убежденным социал-демократом. Надо понимать, что и общество в стране он стремился выстраивать социал-демократическое. Ну такое, например, как в Швеции или Финляндии. Или, на худой конец, как в его горячо любимой объединенной Германии, где он когда-то получил титул «лучшего немца».

22 августа 1991 г. выступление ГКЧП было ликвидировано. Его члены, а также ряд других деятелей (в том числе председатель Верховного Совета СССР А.И. Лукьянов) были арестованы (в 1994-м амнистированы Государственной думой Российской Федерации); Пуго покончил жизнь самоубийством. 23 августа указом Ельцина была приостановлена деятельность Компартии на территории РСФСР (запрещена 6 ноября).

(Энциклопедический словарь «История Отечества с древнейших времен до наших дней»)

В тюрьме у меня, само собой, хватало времени на размышления и на то, чтобы делать закономерные выводы, обобщения.

Я понял мотивы поведения первого и последнего Президента СССР– то, как он, лихорадочно цепляясь за власть после бесчисленных провалов в экономике, предпринимал еще более неадекватные, еще более чудовищные меры, приведшие в конечном итоге страну к полному краху.

Вспоминал, скорее невольно, пресловутую антиалкогольную кампанию с ярко выраженными признаками государственного маразма – все эти «безалкогольные» комсомольские свадьбы, сцены убийственных давок в очередях за спиртным, официальные сводки роста самогоноварения, наркомании и токсикомании, вырубленные драгоценные виноградники и прочие безрадостные картины простого общенародного бытия.

Всплывали в памяти и другие мрачные эпизоды позднесоветской действительности. Например, одновременное закрытие – якобы на ремонт – трех крупнейших табачных фабрик страны, вследствие чего ее «незадачливое» руководство вынуждено было ползать на коленях перед болгарами, прося самолетами отправить в Советский Союз самые обычные сигареты.

В Москве вдруг возникли небывалые (пожалуй, с военных лет) трудности со снабжением. Но вот ведь парадокс: уже через день после первых объявлений по радио и телевидению о создании ГКЧП в столичных магазинах откуда ни возьмись появились всевозможные «дефицитные» товары…

В СССР ширилось, «цвело и пахло» кооперативное движение. Оно что, помогло избавиться от осточертевшего всем продовольственного и промтоварного дефицита? Никак нет. Кооператоры очень быстро стали ассоциироваться у народа с легальными ворами и спекулянтами. Как-то меня пригласили в телепрограмму «Взгляд» для дискуссии с одним из «лидеров» кооперативного движения (а также одним из первых советских миллионеров) господином Тарасовым. Для чего позвали? Чтобы выставить неисправимым ретроградом и пригвоздить к «позорному столбу» (в этом качестве почему-то использовали конструкцию в виде креста). Эту высокую честь я заслужил своими высказываниями против создания кооперативов. Далеко не всех, конечно. А тех, что паразитировали на государственных предприятиях, использовали для своей наживы материальную, инфраструктурную базу крупных заводов и фабрик, а если и приносили государству и обществу какую-то пользу, то очень сомнительную, эфемерную, едва ли большую, нежели причиненный вред.

Вовсю развернулись силы, действовавшие под девизом «Чем хуже – тем лучше!», экономические, неприкрыто бандитские диверсии, как бы «специфично» это ни звучало, стали в наших городах заурядными явлениями. Доходило до того, что останавливали грузы с самой разной продукцией, двигавшиеся в столицу, и либо уничтожали их, либо заворачивали назад, к месту отправки.

Конечно, сказывались и объективные дисбалансы-диспропорции – прямые следствия застойной государственной экономики, но это не было «достаточным основанием» для потворствования всеобщему хаосу и криминальному накоплению капитала.

Все шесть лет перестройки под руководством М. Горбачева были временем большой болтовни и поистине вселенского обмана. Ни одна из заявленных целей перестройки не была реализована. Жизнь народа стремительно ухудшалась… Повсеместные саботаж, коррупция, рост антиобщественных проявлений усугублялись параличом власти на всех уровнях.

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

Понимая, что его «имидж» в глазах народа неизменно ухудшается, Горбачев приступил в конце 1980-х к спешной перестройке-перекройке политической системы. Следствием этого стали весьма популярные (поначалу) телевизионные представления со Съезда народных депутатов, полуфиктивные разоблачения коррумпированных партаппаратчиков, не приведшие к каким-либо серьезным последствиям, восхваленные на все лады мнимые внешнеполитические успехи.

Последних можно было добиться лишь двумя способами: действовать как знаменитый советский министр иностранных дел A.A. Громыко, получивший на Западе прозвище Мистер Нет, или уподобиться другому известному руководителю МИДа г-ну Козыреву, коего на том же Западе звали за его сговорчивость (точнее – позорное соглашательство) Мистер Да. Однако Козырев был не предшественником, а прилежным учеником-последователем Горбачева в постыдном деле сдачи национальных интересов.

Кстати, именно внешнеполитический фактор сыграл, по-видимому, первую роль в приснопамятном 1985 году, когда руководству компартии предстояло выбирать между основными кандидатами на освободившийся (после смерти Черненко) пост Генерального секретаря. Незадолго до этого Горбачев побывал в Великобритании и сумел завоевать расположение тогдашней «железной леди» Объединенного королевства Маргарет Тэтчер. Чем он ей приглянулся? Да все тем же – своей бесхребетностью. Она уже в то время поняла, что из Горбачева, как из воска, можно лепить все что угодно. Наши западные «партнеры» замолвили словечко за удобного для них советского партийного деятеля. И скорее всего это обстоятельство стало в какой-то мере решающим при избрании генсека ЦК КПСС.

Во время следствия по «делу ГКЧП» меня пытались обвинить в измене Родине. Соответствующая статья Уголовного кодекса СССР (№ 64) предусматривала самое суровое наказание из возможных– смертную казнь. Но, спрашивается, каким образом мы могли выступить (причем безусловно отдавая себе отчет в этом) за подрыв обороноспособности страны, ее экономической безопасности, сознательного ухудшения здоровья граждан и тому подобное? Ведь такое обвинение даже «пристрастные», подневольные следователи воспринимали как нонсенс. Даже они прекрасно понимали, что ГКЧП создавался с прямо противоположными целями. Что же касается моего непосредственного участия в его недолгой работе, то как свидетельствовал в 1991-м, так и сейчас свидетельствую: передо мной стояла довольно простая дилемма. Я должен был либо войти в состав Государственного комитета по чрезвычайному положению в СССР, либо отказаться от этого и стать ренегатом, предателем по отношению к людям, стремившимся сохранить союзное государство.

Наши наиболее рьяные «оппоненты» пытаются вменить нам в вину, что ГКЧП не только не сохранил Советский Союз, но якобы стал главным и чуть ли не единственным виновником его развала. Подобные заявления, если бы не их абсурдность, можно было бы воспринять как некое признание нашей необычайно могущественной злой силы. Подумать только, огромное мощнейшее государство, которое ценой неимоверных усилий и многомиллионных жертв созидали и защищали в течение семи десятков лет наши предшественники, мы легко разрушили за три дня… Чушь, конечно же. Не за три дня и отнюдь не ГКЧП. Ате, кто годами подпитывал тотальный кризис в стране – экономический, политический, социальный, кадровый, морально-нравственный, наконец. Самым пагубным и необратимым стало то, что доверие народа к власти было окончательно подорвано.

В Советском Союзе к моменту его распада, уже никого не боясь и не стесняясь, действовала «пятая колонна» – в форме «народных фронтов» и прочих антигосударственных, антисоветских и откровенно националистических объединений.

Травля партийных, советских, правоохранительных органов, невнятная (предательская по сути) политика руководства страны привели к тому что на местах стали искать защиту от центра на путях изоляционизма, сепаратизма, национализма. Остановить процесс развития национализма могла только твердая власть и сила. Но ее-то Горбачев и не хотел использовать. В результате, начав с вопросов государственного языка, национальной культуры, реабилитации и призывов к покаянию, компенсациям, национально-территориальные образования перешли к требованиям об отделении.

Для М. Горбачева определяющим был принцип «разделяй и властвуй», а я бы добавил «продавай и предавай», ибо только он давал ему возможность удержаться у власти. В самом начале я считал, что Горбачев, начав перестройку, не имеет четких планов ее осуществления. И ошибался. Он имел эти планы, но не со знаком «плюс», т. е. в интересах великой страны и ее народа, а со знаком «минус», в интересах мировой «закулисы» и отечественной «пятой колонны»…

Основой стратегии Горбачева стало использование противостояния коммунистов и националистов. Республики, будучи завязанными своими производственными, управленческими решениями на центр и Россию, не могли объединиться против них, но и центр в лице Горбачева не хотел здравого урегулирования отношений с республиками…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

В той нетерпимой для всякого нормального государственного руководства обстановке необходимость чрезвычайных мер не только назрела, но, увы, перезрела. Но если бы мы не выступили против той вакханалии, нас– по справедливости– следовало бы судить за преступную халатность, за невыполнение Присяги и Конституции.

Некогда в кругах наших политологов-«конспирологов» была расхожей и такая версия событий, предварявших Август-91. Состав членов ГКЧП, их возможные действия, а также «незавидная участь» были якобы заранее предопределены теми, кто двигал всеми более или менее важными фигурами на мировой шахматной доске. Дескать, многие кадровые назначения будущий Президент СССР Горбачев делал исключительно ради того, чтобы после неминуемого распада Советского Союза было на кого свалить вину за эту катастрофу. Такая версия при всей ее надуманности не лишена некоторых логических обоснований и даже… косвенных фактических подтверждений. Никогда не ощущал и сейчас не ощущаю себя в роли шахматной фигуры (будь то ферзь, ладья, слон или пешка), хитроумно пожертвованной в результате многоходовой комбинации. И все же некоторые так или иначе связанные с «конспирологической темой» обстоятельства и по сей день представляются весьма любопытными. И в какой-то мере загадочными.

Первыми «просигнализировали» о назревавшем в советском руководстве «заговоре» американцы – госсекретарь Бейкер и посол в СССР Мэтлок. Они еще в июне 1991-го довели до Горбачева имевшиеся у них агентурные сведения, причем назвали даже фамилии потенциальных «заговорщиков». Реакция генсека была неестественно эмоциональной и «по-детски непосредственной». Прокричав что-то наподобие: «Ах негодяи, ну я им покажу!» – Горбачев невероятно быстро об этом «забыл» и в беседах с каждым из нас, будущих членов ГКЧП, ни словом о «заговоре» не обмолвился. Впрочем, если вдуматься, тут самое интересное, самое показательное– не какой-то шпионско-детективный подтекст, а дополнительные штрихи к образу «главного прораба перестройки»…

14 сентября 1991 г. следователь А. Фролов задает М. Горбачеву вопрос: «Явилась ли для Вас неожиданностью ситуация, возникшая 19 августа 1991 г.?» На что Горбачев немедленно ответил: «Полной неожиданностью». Лжесвидетельствует т. н. свидетель. В материалах «уголовного дела» ГКЧП есть показания бывшего министра иностранных дел СССР А. Бессмертных. Один из фрагментов этих показаний есть смысл прокомментировать.

20 июня 1991 г., находясь в Берлине, Бессмертных вернулся в советское посольство после встречи с американским госсекретарем Д. Бейкером. Совершенно неожиданно Бейкер ему позвонил и попросил подъехать для обсуждения очень сложного вопроса… Состоялась конфиденциальная встреча. По словам А. Бессмертных, Бейкер сказал: «Я только что получил из Вашингтона информацию… о том, что может быть попытка смещения Горбачева… Понятно, это дело деликатное, и нам нужно как-то такую информацию передать… Это вопрос срочный, и его нужно сейчас довести до сведения Горбачева». Договорились, что посол США Мэтлок срочно попросит о встрече с Горбачевым, а Бессмертных предупредит помощника Президента СССР Черняева о необходимости провести эту встречу незамедлительно…

(Г. Янаев. Август 1997: мифы и реальность)

Анализируя основные предпосылки гибели СССР, нельзя не учесть и фактор взаимоотношений Горбачева с Ельциным, которые я бы определил как эдакую обоюдную «зоологическую» ненависть. И это при том, что они выполняли, по сути, одну задачу– расшатывали, разрушали Советский Союз. Но, как говорили в то время, двум медведям в одной берлоге было слишком тесно.

Считаю, что Лигачев в свое время совершил колоссальную ошибку, пригласив Ельцина, работавшего первым секретарем Свердловского обкома партии, в Москву – сначала на должность заведующего отделом строительства, а потом и секретаря ЦК. Когда Ельцина избрали первым секретарем Московского горкома партии, он повел себя в полном соответствии с духом того времени и первым делом стал завоевывать «любовь масс». Об этих ельцинских фокусах (поездках в общественном транспорте и прочих «явлениях народу») писали много, и подробно рассказывать о них здесь вряд ли есть смысл. Гораздо важнее другое – тема соперничества Ельцина с Горбачевым. Ведь это соперничество, вылившееся в непримиримую борьбу за власть, в конечном счете было оплачено уничтожением Советской державы.

Горбачев не мог противопоставить сопернику свою внутреннюю силу, мощную энергетику, подобных достоинств у генсека-президента отродясь не водилось. Ельцин же способен был, как танк или бульдозер, переть напролом. И это качество, как видно, в значительной мере компенсировало все его недостатки как руководителя и как человека. То есть о какой-то объективной, полезной для всего государства компенсации, конечно, речи идти не может, но на многих тогдашних партийных функционеров ельцинский напор-натиск действовал чуть ли не магически. Даже будучи изгнанным (в 1987 году) с поста первого секретаря МГК КПСС, Ельцин не ушел в политическое небытие, а стал ни много ни мало первым заместителем председателя Госстроя СССР.

Ничем особо выдающимся на должности провинциального секретаря, кроме, пожалуй, уничтожения Ипатьевского дома (в Свердловске. – Ред.) – приюта последнего российского императора, Ельцин не отличился. Типичный партийный функционер с умеренным интеллектом. В целях искоренения наследия В.Гришина в партийной организации Москвы, Горбачев рекомендовал первым секретарем МГК КПСС Ельцина. На партийном учете в Москве состояли партийные организации всех центральных органов власти. За два года «ельцинского правления» московская партийная организация была почти разрушена. Во главе большинства московских райкомов и крупных парторганизаций остались люди Ельцина. Предав своего покровителя Лигачева, Ельцин развернул в Москве кампанию по его дискредитации. Естественно, с благословения Горбачева как главного заказчика. Пленум ЦК КПСС, обвинив Ельцина в раскольнической деятельности, рекомендовал освободить его от должности московского партийного «воеводы». М.Горбачев обеспечил Ельцину министерский пост в Госстрое СССР. Все привилегии и блага, против которых активно и громко боролся будущий Президент России, погрязший в роскоши, у него тогда сохранились. При минимальной загрузке на служебной работе, он активно использовал время для организационно-политической деятельности в своих интересах. М.Горбачев, считая, что контролирует через А.Яковлева формирование либеральной оппозиции, недооценил потенциальной опасности Б.Ельцина.

Борьба за власть в эти годы сконцентрировалась вокруг проблем, связанных с реформированием экономики. М.Горбачев и Б.Ельцин никогда не были крупными специалистами в экономике. Не понимали они и рыночных отношений, трудностей и проблем, связанных с переходом к ним. Они не понимали, что переход к рынку непосредственно затронет всех граждан, что рынок – вещь жесткая, а на первом этапе – и жестокая. Чтобы «смягчить» эту жестокость, было необходимо «встроить» в эти отношения социальные амортизаторы, которые смикшировали бы негативные последствия переходного периода. Противоречия М.Горбачева и Б.Ельцина по этому вопросу были не разногласиями в подходах и принципах, а лишь следствием столкновений интересов в процессе их борьбы за единоличную власть. Экономика страны стала заложницей политической борьбы за власть, что выражалось в требованиях «демократических реформ против разрушения командно-административной системы», где каждый называл себя демократом-рыночником, а противника – консерватором, партократом, бюрократом…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

В марте 1991 года прошел всесоюзный референдум. Власть спрашивала у многонационального народа, желает ли он и дальше жить в единой-неделимой Советской стране. И хотя пресловутые «центробежные тенденции» уже заявили о себе во весь голос, ни один здравомыслящий политик в СССР вслух не задавался вопросом: «Нужен нам этот Союз или не нужен?». Даже в тех республиках, в которых власти исподволь (а порой и вполне открыто) поощряли националистические настроения, политически активные люди выступали в основном за конституционные реформы, но– в рамках единого союзного государства.

Зачем вообще потребовался означенный референдум, имелись для его проведения какие-то основания, помимо надуманных? Нет, не было для этого никаких серьезных оснований. Но даже если допустить, что имелись, то результаты всенародного опроса должны были поставить в этой истории вместо нелепого знака вопроса жирную точку: более трех четвертей граждан Советского Союза высказались за сохранение государства. Что должен был сделать глава этого Союза сразу после референдума? Организовать полноценный законотворческий процесс – для внесения в Конституцию СССР необходимых корректив, изменения устаревших законодательных принципов во взаимоотношениях республик и Центра. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять разумность, целесообразность и полезность именно такого шага.

Но Горбачев подобными критериями не руководствовался. Он втайне от остальных членов союзного правительства и в сговоре с поборниками всевозможных «суверенитетов» приступил к подготовке новых «договорных отношений» между республиками. Роль союзного Центра в соответствии с разработанными проектами этих «договоренностей» сводилась к ничтожному минимуму. Таким образом, СССР как единое государство обрекался на сугубо номинальное существование, по сути – на распад.

Создавая ГКЧП, мы стремились предотвратить запланированное «суверенитетчиками» подписание так называемого Союзного договора, призванного фактически упразднить на территории СССР прямое действие союзной Конституции и утвердить верховенство конституций республиканских. (К заключительной работе над «договором» Горбачев и руководители 9 союзных республик приступили уже в апреле 1991-го– на печально-скандально известной встрече в Ново-Огареве, из-за чего этот вероломный антисоветский, антигосударственный процесс и получил название «Ново-огаревского».)

Самый чувствительный удар по единству союзного государства нанесли российские (ельцинские) власти. Они приняли законодательные и подзаконные акты, недвусмысленно направленные против Основного закона СССР. Согласно этим сепаратистским решениям, наши граждане в случаях коллизий (противоречий) между союзной и республиканской конституциями обязаны были руководствоваться положениями второй. В противном случае людям грозили административные и даже уголовные наказания.

По тем же нормативно-правовым актам практически вся крупная собственность, находившаяся на территории республики (государственные предприятия и учреждения практически всех сфер народного хозяйства – тяжелой и легкой промышленности, агрокомплекса, науки, культуры, образования и т. д. и т. п.), оказывалась в подчинении у республиканского руководства. В ведении союзного государства не оставалось практически ничего.

Рушилась сложившаяся за многие десятилетия двухканальная налоговая система. Союзные республики переставали платить обязательные налоги в общую казну – на содержание единых вооруженных сил, правоохранительных органов, на фундаментальные научные исследования, наукоемкие производства и прочие высокозатратные «великодержавные» нужды.

В том, что на таком положении вещей настаивал Ельцин, ничего странного, разумеется, нет. Но почему на все это соглашался глава союзного государства Горбачев? Можно ли придумать какое-то разумное оправдание его соучастию в том заведомо губительном, геростратовском процессе? Лично я при всем желании не смог бы найти подобного оправдания.

Помнится, мне в то время пришлось поучаствовать в телевизионном диспуте с Русланом Хасбулатовым, незадолго до этого избранным председателем Верховного Совета РСФСР. Я прямо заявил своему визави: вы ведете дело к развалу Советского Союза. И Хасбулатов по сути ничего не возразил. (Он, естественно, напустил туману и пытался отрицать очевидное, но это по большому счету – пустое…) Да и что тут возразишь. Разве возможно в современном мире существование такого государства, которому не требуются свое имущество, своя Конституция (ОСНОВНОЙ ЗАКОН ПРЯМОГО ДЕЙСТВИЯ), своя крепкая налоговая база! Подобное государство – и не государство вовсе, а некий фантом, мираж, «облако в штанах», как говорил Маяковский.

В противовес итогам референдума Совет министров РСФСР срочно принял 24 и 27 июня свои постановления, однозначно рассматривающие Россию как самостоятельное государство вне Советского Союза. Ельцинское руководство приняло решение о приоритете республиканских законов перед союзными…

Примеру Российской Федерации, успевшей принять «Декларацию о независимости» (читай от Советского Союза и других союзных республик), видя неспособность центральной власти остановить эти сепаратистские тенденции, последовали и другие союзные республики. Горбачев, продолжая за спиной Верховного Совета СССР и советского правительства «работу» над Союзным договором, сдавал сепаратистам и националистам одну позицию за другой.

18 июня 1991 г. Горбачев представил в Верховный Совет СССР проект Договора о Союзе Суверенных Государств (ССГ). Это был проект ликвидации СССР как единого федеративного государства, ликвидации социалистического строя и Советов народных депутатов как основы демократического народовластия. Нарушения Конституции СССР и законов СССР приняли со стороны президента страны – гаранта ее Конституции – характер государственной измены, влекущей за собой особо серьезное наказание, предусмотренное Уголовным кодексом.

Представленный Горбачевым проект Договора о Союзе Суверенных Государств был настолько откровенно антиконституционным, противоречащим решению Съезда народных депутатов СССР и итогам всенародного референдума, антигосударственным и антинародным, что даже последующий Верховный Совет СССР восстал против этого «документа», слепленного Горбачевым и его подельниками за спиной народа.

После длительных дискуссий Верховный Совет принял постановление «О проекте Договора о Союзе Суверенных Государств», в котором высказался за его коренную доработку, создал союзную делегацию, обязав ее провести согласование с республиками и подписание переработанного Договора на Съезде народных депутатов СССР. Союзную делегацию Горбачев даже ни разу не собрал. Вместо этого в августе 1991 г., находясь в Форосе, он рассылает новый проект собственного сочинения и беспринципных уступок под грифом «совершенно секретно»… Он начинает придумывать сценарий подписания «Договора».

20 августа 1991 г. это подписание должно было начаться, но союзная делегация должна была его подписать в середине сентября…

Мне было абсолютно ясно, что после 20 августа 1991 г. Советский Союз перестанет существовать. Это была одна из причин моего участия в создании ГКЧП…

(Г. Янаев. Август 1991: мифы и реальность)

Почему наше многонациональное общество почти никак не препятствовало «центробежным тенденциям»? По-видимому, оно очень плохо представляло себе, во что эти «процессы» могут вылиться. Российские «демократы» и их «товарищи» в других национальных республиках весьма умело использовали пафосную риторику, призывая бороться за независимость, «свободу, равенство, братство», гражданские права и тому подобное. А что им противопоставили мы, их противники? В основном непривлекательные, вовсе «не зажигательные» (хотя и абсолютно справедливые) обвинения в антиконституционных действиях. Слово «антиконституционный» наводит на простых, далеких от юриспруденции граждан скуку. Сторонникам сохранения союзного государства надо было вооружиться яркой, по-настоящему «митинговой» лексикой, использовать в адрес сепаратистов более понятные народу (где-то, может быть, даже и «крепкие русские») выражения. Но, увы, как говорят немцы, «самые хорошие мысли приходят всегда с опозданием»…

Бумеранг обвинений в антиконституционных действиях ударил по нам в недолгие дни существования ГКЧП. Трудно спорить с утверждением о том, что наш Комитет не был предусмотрен союзной Конституцией. И тем не менее его создание было последним и, пожалуй, единственным способом для спасения и самой Конституции, и государства, в котором она была принята.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 1

ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА

ПО ЧРЕЗВЫЧАЙНОМУ ПОЛОЖЕНИЮ В СССР

В целях защиты жизненно важных интересов народов и граждан Союза ССР, независимости и территориальной целостности страны, восстановления законности и правопорядка, стабилизации обстановки, преодоления тяжелейшего кризиса, недопущения хаоса, анархии и братоубийственной гражданской войны Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР постановляет:

1. Всем органам власти и управления Союза ССР, союзных и автономных республик, краев, областей, городов, районов, поселков и сел обеспечить неукоснительное соблюдение режима чрезвычайного положения в соответствии с Законом Союза ССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и постановлениями ГКЧП СССР. В случаях неспособности обеспечить выполнение этого режима полномочия соответствующих органов власти и управления приостанавливаются, а осуществление их функций возлагается на лиц, специально уполномоченных ГКЧП СССР.

2. Незамедлительно расформировать структуры власти и управления, военизированные формирования, действующие вопреки Конституции СССР и законам СССР.

3. Считать впредь недействительными законы и решения органов власти и управления, противоречащие Конституции СССР и законам СССР.

4. Приостановить деятельность политических партий, общественных организаций и массовых движений, препятствующих нормализации обстановки.

5. В связи с тем, что Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР временно берет на себя функции Совета Безопасности СССР, деятельность последнего приостанавливается.

6. Гражданам, учреждениям и организациям незамедлительно сдать незаконно находящиеся у них все виды огнестрельного оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ, военной техники и снаряжения. МВД, КГБ и Министерству обороны СССР обеспечить строгое выполнение данного требования. В случаях отказа – изымать их в принудительном порядке с привлечением нарушителей к строгой уголовной и административной ответственности.

7. Прокуратуре, МВД, КГБ и Министерству обороны СССР организовать эффективное взаимодействие правоохранительных органов и Вооруженных Сил по обеспечению охраны общественного порядка и безопасности государства, общества и граждан в соответствии с Законом СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения» и постановлениями ГКЧП СССР. Проведение митингов, уличных шествий, демонстраций, а также забастовок не допускается. В необходимых случаях вводить комендантский час, патрулирование территории, осуществлять досмотр, принимать меры по усилению пограничного и таможенного режима. Взять под контроль, а в необходимых случаях под охрану, важнейшие государственные и хозяйственные объекты, а также системы жизнеобеспечения. Решительно пресекать распространение подстрекательских слухов, действия, провоцирующие нарушения правопорядка и разжигание межнациональной розни, неповиновение должностным лицам, обеспечивающим соблюдение режима чрезвычайного положения.

8. Установить контроль над средствами массовой информации, возложив его осуществление на специально создаваемый орган при ГКЧП СССР.

9. Органам власти и управления, руководителям учреждений и предприятий принять меры по повышению организованности, наведению порядка и дисциплины во всех сферах жизни общества. Обеспечить нормальное функционирование предприятий всех отраслей народного хозяйства, строгое выполнение мер по сохранению и восстановлению на период стабилизации вертикальных и горизонтальных связей между субъектами хозяйствования на всей территория СССР, выполнение установленных объемов производства, поставок сырья, материалов и комплектующих изделий. Установить и поддерживать режим строгой экономии материально-технических и валютных средств, разработать и проводить конкретные меры по борьбе с бесхозяйственностью и разбазариванием народного добра. Решительно вести борьбу с теневой экономикой, неотвратимо применять меры уголовной и административной ответственности по фактам коррупции, хищений, спекуляции, сокрытия товаров от продажи, бесхозяйственности и других правонарушений в сфере экономики. Создать благоприятные условия для увеличения реального вклада всех видов предпринимательской деятельности, осуществляемых в соответствии с законами Союза ССР, в экономический потенциал страны и обеспечение насущных потребностей населения.

10. Считать несовместимой работу на постоянной основе в структурах власти и управления с занятием предпринимательской деятельностью.

11. Кабинету Министров СССР в недельный срок осуществить инвентаризацию всех наличных ресурсов продовольствия и промышленных товаров первой необходимости, доложить народу, чем располагает страна, взять под строжайший контроль их сохранность и распределение. Отменить любые ограничения, препятствующие перемещению по территории СССР продовольствия и товаров народного потребления, а также материальных ресурсов для их производства, жестко контролировать соблюдение такого порядка. Особое внимание уделить первоочередному снабжению дошкольных детских учреждений, детских домов, школ, средних специальных и высших учебных заведений, больниц, а также пенсионеров и инвалидов. В недельный срок внести предложения об упорядочении, замораживании и снижении цен на отдельные виды промышленных и продовольственных товаров, в первую очередь для детей, услуги населению и общественное питание, а также повышении заработной платы, пенсий, пособий и выплат компенсаций различным категориям граждан. В двухнедельный срок разработать мероприятия по упорядочению размеров заработной платы руководителей всех уровней государственных, общественных, кооперативных и иных учреждений, организаций и предприятий.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.