Чайн знал, что чувствует сейчас Горайн. Двенадцать лет назад ему самому встретился человек, не желавший сдаваться. Он принимал все удары, но не падал. Такой боец становится живым вопросом, червем, въедающимся в душу противника, высасывающим его смелость, подрывающим веру в себя. Для молодого тогда Чайна Шады тот поединок стал хорошим отрезвляющим уроком. Он продолжался сорок четыре периода и закончился, лишь когда уже обессилевший Шада сумел провести последнюю убийственную комбинацию. Соперник грохнулся на землю и уже не смог подняться. Только сам Чайн знал, как близок он был к тому, чтобы признать поражение. И вот теперь такой червяк завелся в душе Горайна. Чемпион неотрывно смотрел на своего бывшего ученика. Варлиец поднял руку, сорвал закрывавшую глаз повязку и отбросил ее в сторону. Протрубил рог, и Горайн снова не изменил себе и пошел в наступление.

Следующие три периода прошли под его диктовку. Горайн осыпал горца ударами со всех сторон и из всех положений, надеясь сломать противника одной лишь силой, подавить его активностью. Но он устал, и далеко не все выпады доходили до цели. При этом Гримо не ушел в глухую защиту, а продолжал отвечать редкими, но точными ударами по корпусу. Все три периода заканчивались тем, что именно одноглазый великан опускался на колено. Причем в одном из периодов Горайн поступил недостойно, ударив Гримо уже после того, как тот коснулся доски. Кулак варлийца врезался в единственный глаз горца, который от неожиданности упал на спину.

Чайн не верил своим глазам. Его ученик грубо нарушил правила на виду у судей. Даже сочувствующая Горайну публика замерла, ожидая изгнания своего любимца. Но судьи сделали вид, что ничего не заметили. Стыд, глубокий и острый, охватил чемпиона.

Все молчали. Гримо перекатился и, тряся головой, поднялся на колени. Даже в тусклом свете фонарей Чайн видел, как распух его единственный глаз. Еще немного — и горец окончательно лишится возможности видеть. Шада встал со своего места и направился к судьям.

Первый вопросительно посмотрел на него.

— Это позор, — сказал чемпион.

Счетчик времени начал поднимать руку, но Чайн остановил его.

— Нет. — Он перевернул стеклянный сосуд. — Дайте ему хотя бы еще одну минуту после этого трусливого удара.

Второй судья пожал плечами:

— Удар был нанесен до того, как горец коснулся доски.

— Молчите! — прошипел Чайн Шада. — Все присутствующие видели, что именно здесь произошло. Вы заставляете меня стыдиться того, что я варлиец.

Жэм Гримо перекатился на колени. Глаз почти закрылся, боль затопила тело. Он немного удивился, когда не услышал звука рога, но, сказать по правде, не огорчился из-за этого. Заставив себя подняться, горец скользнул взглядом по толпе, по высящимся вдали, залитым лунным светом горам Кэр-Друах. Вся его жизнь прошла с клеймом проклятия, наложенным ненавистными варлийцами, и вот теперь он получил возможность победить врага и явить свой триумф духам предков.

Предков ригантов.

— Я — ригант, — прошептал Гримо и посмотрел на Горайна. — Ну же, малыш, иди сюда, отведай моего молота.

Протрубил рог. Горайн двинулся на него, и Жэм Гримо, чей глаз почти закрылся, прыгнул ему навстречу. Кулак варлийца рассек ему щеку под правым глазом. Брызнула кровь. Холодная ярость всколыхнулась в душе Гримо, неся энергию ослабевшим мускулам.

Удар левой в челюсть Горайна… правый боковой в живот… левый снизу под ребра… И еще… еще… еще… варлиец попытался закрыться, вобрав голову в плечи, спрятав лицо за кулаками. Но Жэм отступил на полшага и вложил всю мощь в правый снизу. Кулак пробил защиту и сплющил нос Горайна.

Голова варлийца дернулась назад, и в этот миг горец нанес короткий боковой слева. Горайн перелетел через веревки и рухнул в толпу своих недоброжелателей. Двое служителей тут же нырнули под ограждение и попытались поставить пострадавшего на ноги, но тот не приходил в сознание.

Чайн Шада шагнул к счетчику времени. Тот все еще не перевернул склянку. Чайн сделал это за него. Сектор варлийцев погрузился в мертвое молчание, тогда как горцы танцевали и пели.

Гримо стоял в центре круга, стараясь разглядеть что-нибудь через узкую щелочку глаза. Время уходило, а его противник не шевелился.

Кто-то из варлийцев крикнул «Чайн Шада!», и толпа подхватила:

— Чайн Шада! Чайн Шада!

Шум нарастал. Горцы молчали. Протрубил рог. Бой закончился. Гримо победил.

С дальней стороны на помост ступила высокая фигура в темно-серых штанах. Из-за пояса свисало полотенце.

Гримо хмуро посмотрел на него:

— Пришел получить урок?

— Возможно, попозже, — ответил Чайн Шада, подходя ближе.

Горец сжал кулаки, но чемпион не обратил внимания на этот угрожающий жест. Вытащив полотенце, он сказал:

— Позвольте взглянуть на ваш глаз. — Варлиец осторожно вытер кровь. — Надо приложить холодный компресс, но особенно беспокоиться не о чем.

Толпа недовольно зароптала. На помост полетели объедки и прочий мусор. Кто-то даже швырнул пивную кружку.

Теперь недовольный ропот пронесся уже по толпе горцев, и тут же отдыхавшие до этого солдаты выстроились в шеренгу, вскинули мушкеты и навели их на зрителей.

— Трус! Дерись с ним! — выкрикнул кто-то из толпы. — Можете идти? — спросил Чайн.

— Да, но недалеко.

На помост поднялись темноволосый юноша и рыжеволосая женщина.

— Давай-ка я уведу тебя отсюда, Гримо, — сказала жен-

— О, Мэв. Ты не будешь меня ругать?

— Не сегодня. Ну же, пойдем домой. — Она взглянула на Чайна Шаду. — Спасибо за доброту, сир.

Чайн улыбнулся. Похоже, слова благодарности дались ей не без труда. Возможно, она предпочла бы проползти голой по битому стеклу.

— Я к вашим услугам, госпожа. И прослежу, чтобы он получил награду. — Запущенная кем-то подушечка ударилась в спину чемпиона. — Но пожалуй, вам лучше уйти прямо сейчас. Положение выходит из-под контроля.

Затем, так же внезапно, как и поднялся, шум начал стихать. Зрители, сидевшие на скамьях варлийского сектора, стали поворачиваться к северу, в сторону леса. В наступившей тишине было что-то почти сверхъестественное.

— В чем дело? — спросил темноволосый юноша.

Чайн Шада пересек усеянную мусором арену и, поговорив с одним из служителей, вернулся к женщине, все еще поддерживавшей одноглазого бойца.

— В лесу нашли убитую варлийскую девушку, — сообщил он.

Галлиот Приграничник мог охарактеризовать себя как прагматичного человека. У него не было никаких идеологических убеждений, хотя он мог вполне убедительно отстаивать доминирующую в данный момент политическую точку зрения своего начальства; не было религиозной веры, хотя он каждую неделю исправно посещал церковь, пел в хоре и занимал пост почетного дьякона. Система верований Галлиота, если таковая существовала, основывалась на поддержании статус-кво: всё-на-своем-месте.

Когда люди исполняли законы, установленные Мойдартом, дела шли хорошо. А когда дела шли хорошо, работать было легко, и в жизни Галлиота царило согласие. Принципы добра и зла занимали мало места в мировосприятии Галлиота, разве что добро поддерживало баланс, позволяя обществу функционировать в соответствии с установленным временем образцом, а зло сеяло раздоры, смуту и анархию.

Короче, Галлиот был политическим животным. Сталкиваясь с небольшим злом, он принимал во внимание «картину в целом». Именно этим он сейчас и занимался.

Стоя в круге света, отбрасываемом фонарем, и глядя на труп Чары Бард, Галлиот не испытывал согласия с собой и миром. И не только потому, что девушка была мертва, но и потому, что ее смерть могла — если только он не будет действовать с величайшей осторожностью и умением — причинить серьезные неприятности как обществу, так и ему самому.

Перед телом стоял на коленях маленький аптекарь Рамус. По другую сторону от тела в такой же позе застыл капитан Мулграв. Шею девушки все еще обвивала веревка, ее лицо потемнело и распухло, рот и глаза были открыты. Когда Чару Вард обнаружили висящей на веревке, привязанной к суку дерева, Галлиот испытал раздражение. Последуют вопросы, придется оформлять бумаги. Почему в лесу не было патрулей? Почему его люди не видели, как девушка вошла в лес? Однако сам случай представлялся вполне ясным и очевидным. Девушка, вероятно расстроенная чем-то, пришла сюда с веревкой и повесилась. Через день-два все успокоится.

Но сейчас до покоя было далеко. И все из-за вмешательства маленького аптекаря. Капитан Мулграв оглянулся на собравшуюся за веревочным ограждением толпу.

— Пожалуйста, уберите отсюда этих людей, — сказал он, обращаясь к Галлиоту.

Приграничник подозвал солдат и отдал необходимый приказ. Зевак отодвинули, хотя многие и ворчали.

Мулграв поднес к телу фонарь, а Рамус принялся осматривать руки жертвы. Чара Вард была хорошей девушкой, умной, добродушной, живой. Теперь она стала проблемой. Галлиот подошел поближе.

— Нет никаких свидетельств того, что она не влезла на дерево и не повесилась, — сказал он. — Вы согласны со мной, аптекарь?

Рамус поднял руку девушки и указал на ладонь:

— Ствол дерева покрыт лишайником и мхом. Кора, как видно, подгнила. Но у нее на ладони нет никаких следов, а если вы осмотрите ствол, то не обнаружите ни единой царапины.

Заметив, что глаза Чары Вард все еще открыты, Рамус осторожно закрыл их.

— У вас— зрение получше моего, капитан, — сказал он Мулграву. — Посмотрите на ее ногти. Что вы видите?

Мулграв взял безжизненную руку и присмотрелся:

— Похоже, это кровь.

Аптекарь перенес внимание на нижнюю часть тела и поднял тяжелую юбку.

— Эй, что это вы собираетесь делать? — спросил Галлиот. Рамус не ответил, но отвернул нижнюю рубашку Галлиот повернулся спиной к телу и приказал солдатам сделать то же самое. Не будь здесь Мулграва, он остановил бы этого аптекаря, даже если бы пришлось применить силу.

К несчастью, за безопасность отвечал именно Мулграв, а им Галлиот командовать не мог. Капитан же, похоже, не имел ничего против этого отвратительного обследования. — Можете повернуться, — сказал Рамус. — Расследование закончено. — И что же вы установили, если не секрет? — спросил Галлиот, стараясь не выдать злости. — Крови мало: вероятно, девушка была девственницей. Перед тем как убить, ее изнасиловали.

— Согласен, — сказал, поднимаясь, Мулграв. — Под деревом видны глубокие отпечатки. После изнасилования ее задушили, а потом повесили.

— Как вы пришли к такому заключению? — осведомился Галлиот. — Почему ее сначала задушили?

Мулграв отошел от тела.

— Маловероятно, что у насильников была заранее заготовлена веревка. Предполагаю, она дралась, защищая свою честь, и была убита. Убийца — или убийцы, — поняв, что они натворили, постарались скрыть следы преступления. Принесли веревку, накинули ей на шею петлю и повесили, создав видимость самоубийства.

— Вы упорно повторяете «они», капитан Мулграв.

— Девушка была высокая и не хрупкого телосложения. Одному человеку было бы затруднительно поднять тело и затем привязать веревку к суку.

— Свидетелей нет, — сказал Галлиот, — а землю вокруг тела успели затоптать. Отыскать злоумышленников будет нелегко.

— Свидетели найдутся, — уверил его Мулграв. — Кто-то же принес веревку с Пяти Полей и вошел в лес. Это не могло остаться незамеченным. Добавьте к этому кровь под ногтями четырех пальцев. По крайней мере один из преступников несет на себе ее отметину, вероятно, на лице или на шее.

Галлиот насторожился.

— Я прикажу своим людям начать расследование уже завтра, — пообещал он.

— Не завтра, а сегодня, пока толпа еще не разошлась. Нас интересуют два главных вопроса: видел ли кто-то, как Чара Бард входила в лес, и видел ли кто-то людей с веревкой.

— Как прикажете, капитан Мулграв. Спасибо за помощь, И вам тоже, аптекарь.

Галлиот отошел в сторону, лихорадочно размышляя. Мулграв прав: кто-то должен был видеть людей с веревкой. Он перевел дыхание и попытался сосредоточиться. Всего лишь час назад ему попался на глаза сержант Биндо с глубокими царапинами на щеке. Сержант Биндо объяснил, что ему якобы пришлось иметь дело с какой-то женщиной, проникшей на запретную для горцев территорию и отказавшейся покинуть ее добровольно. На причастность к смерти Чары Вард именно Биндо указывали не только царапины. Его уже дважды обвиняли в насилии по отношению к местным женщинам, и оба раза Галиоту удавалось спасать подчиненного. Не ради, конечно, его самого, а ради чести солдатского мундира.

Если окажется, что Биндо виновен в убийстве Чары Вард, что придаст силы прежним обвинениям, а тогда и сам Галлиот предстанет в весьма невыгодном свете. Дело может закончиться его отставкой. А то и кое-чем похуже.

Обо всем этом думал Галлиот, выходя из леса. Девушка мертва, это, конечно, трагедия, но ее уже не оживишь. Равным образом никому не станет легче оттого, что такого прекрасного, как он, офицера, превратят в козла-отпущения и заставят нести ответственность за кусок дерьма, коим является Биндо.

Давно следовало от него избавиться, подумал Галлиот. Наверное, он так бы и сделал, если бы Биндо не был великолепным следопытом и смелым солдатом. Да и приказы начальства сержант исполнял без колебаний.

Спускаясь по склону холма, Галлиот заметил сержанта Паккарда, ветерана, имевшего за спиной восемь лет службы, и друга Биндо, и подозвал его к себе.

Собравшимся солдатам были переданы указания Мулграва. — Нам понадобятся все, кто не занят сейчас на дежурстве, — сказал Галлиот. — Нужно опросить зрителей. Будьте внимательны, потому что после случившегося на турнире не Исключены беспорядки.

(Паккард понимающе кивнул: Галлиот помолчал, тщательно подбирая слова.

— Сержант Биндо обратился ко мне с просьбой предоставить ему отпуск. У него заболел кто-то из родственников в Скардайке. Найдите его и скажите, что он может отправляться прямо сейчас.

— Полагаю, сир, он уже вернулся в казарму, — сказал Паккард. — Его поцарапала какая-то женщина.

— Понятно, что ж, сначала выполните мои инструкции, а уж потом найдите Биндо.

— Да, сир. А что произошло здесь?

— Пока известно мало. Думаю, к утру мы будем знать больше.

Убедившись, что он сделал все возможное для восстановления контроля над ситуацией, Галлиот отправился туда, откуда доносился запах жареного мяса, где хозяйничала его жена, Морин, считавшаяся одной из лучших кухарок в Эльдакре.

Пробиваясь через толпу, ему приходилось то и дело останавливаться и отвечать на расспросы обеспокоенных горожан, богатых торговцев, чиновников и даже священников. Всем хотелось знать обстоятельства смерти девушки. Придав лицу выражение озабоченности, Галлиот отделывался общими фразами: ситуация под контролем, расследование идет полным ходом, его люди допрашивают возможных свидетелей.

— А не замешан ли здесь кто-то из горцев? — спросил епископ.

Было бы весьма удобно, подумал Галлиот. К сожалению, район, прилегающий к лесу, находился полностью на варлийской территории. Конечно, кто-то из горцев мог перебраться через ограждение у дальнего края Пяти Полей и незаметно пробраться к лесу. В иных обстоятельствах он, возможно, запустил бы эту теорию, но сейчас делать это было опасно. После поединка Гримо и Горайна страсти накалились, и любая мелочь могла обернуться крупными беспорядками, что ослабило бы возможность контролировать поведение толпы.

Заметив, что ответа ждет не только епископ, Галлиот откашлялся и повысил голос.

— Нет, горцы здесь ни при чем. Возможно, молодая женщина сама покончила с жизнью. Если нет, то преступников следует искать среди варлийцев.

— Невероятно, — пробормотал епископ.

— Да, господин. Я и сам не могу в это поверить. Но не сомневайтесь, я не успокоюсь до тех пор, пока загадка не будет разрешена. Если девушку действительно убили, мы найдем виновных, и они заплатят за преступление.

Он поклонился и зашагал дальше.

Будучи зверем, Биндо не был дураком. И конечно, смысл послания будет понят им, как надо. Сержант поспешит убраться куда подальше. А потом шум постепенно уляжется, и со временем печальное происшествие забудется.

Пахнуло запахом жареной говядины.

Морин уже спешила навстречу мужу с большим блюдом, на котором лежали куски мяса, залитые ароматным соусом, и свежеиспеченный хлеб.

Галлиот улыбнулся:

— Ну, что? Это и впрямь та бесстыдная шлюха Чара Вард, как говорят люди? — Лицо Морин выразило крайнюю степень неодобрения.

Галлиот погладил жену по голове. В ее темных, густых волосах уже мелькала седина.

— Да, это она.

— Так ей и надо. Не будет крутить с горской шпаной. Женщины легкого поведения всегда плохо кончают.

— Ты, как всегда, права. — Он поцеловал ее в щеку. «Хорошая у меня жена, — подумал Галлиот. — Лучшая».

Боль потери и негодование вытеснили все прочие чувства. Едва Чайн Шада упомянул об убитой девушке, как Кэлин понял — это Чара Вард. И все же, несмотря на эту внутреннюю уверенность, надежда еще жила. Но жила совсем недолго.

Тетя Мэв потребовала, чтобы он вернулся домой вместе с ней, Гримо и Банни, но Кэлин отказался. Поблизости, обхватив голову руками, сидел Тайбард Джакел. Юноша подошел к нему и присел на камень.

— Ты не виноват.

Тайбард поднял голову. В его глазах блестели слезы, плечи словно поникли под тяжестью внезапно обрушившегося горя.

— Я виноват… виноват. Она пошла со мной, а я позволил Биндо увести ее. Я любил ее, Кэлин, И я ее подвел.

— Мы оба подвели ее, Тай, — тихо сказал Кэлин.

— Как она умерла?

— Не знаю.

— Не могу поверить. Это какой-то кошмар. — Тайбард Джакел поднялся. — Я не могу здесь оставаться. Мне надо побыть одному. Посмотри, плачу, как ребенок.

Он побрел по направлению к Старым Холмам, предоставив Кэлину в одиночку разбираться с собственными чувствами. Чувство вины становилось все сильнее. Нужно было найти Чару. Подождать у входа, когда Биндо заставил ее пройти в соседний сектор,

Биндо!

Перед ним встало неприятное, грубое лицо сержанта. Дважды Биндо обвиняли в нападениях на женщин, и дважды ему удавалось уйти от ответственности. Тайбард видел, как сержант увел Чару Вард. Гнев коснулся души юного риганта, обжигающий, лютый гнев, рвущий сердце огненными когтями.

Кэлин прислонился к забору, разделяющему две половины поля, и через какое-то время увидел идущего по склону седовласого Мулграва. Рядом с ним был аптекарь Рамус. За ними шли несколько человек с носилками. Тело на носилках было укрыто одеялом, но из-под него выглядывал край юбки

Чары Вард. Что-то сжалось у него внутри. Но время для печали еще не пришло.

— Капитан Мулграв!

Офицер повернулся и, увидев юношу, подошел ближе:

— Чем могу помочь?

— Мы с вами встречались в Старых Холмах. Ваш хозяин спас меня, когда…

— Да, помню. Кэлин, если не ошибаюсь?

— Верно. Чара… я… мы были друзьями. Как она умерла?

— Вы видели ее сегодня?

— Да. Мы вместе пришли на праздник, но ей не разрешили войти на нашу территорию. Мы уговорились встретиться позже.

— Мне очень жаль, Кэлин. Вашу подругу убили. Мы ищем убийцу.

— Думаете, найдете?

— По крайней мере одного она успела сильно поцарапать. Полагаю, мы его найдем. А уж он расскажет нам все и назовет имена сообщников.

Кэлин задумался:

— Вы знаете сержанта Биндо?

— Я слышал это имя, — ответил Мулграв.

— Видели, как он уводил Чару куда-то от толпы.

— Понятно. Откуда у вас такие сведения?

— Мне рассказал один варлиец, его зовут Тайбард Джакел. Это один из тех парией, с которыми я тогда подрался. Он любил Чару Вард.

— Я проверю.

— Вы-то проверите, но будет ли все по справедливости? Слова сорвались с языка прежде, чем Кэлин успел остановиться.

— А почему должно быть иначе?

— Она из бедной семьи и дружила с горцем. К таким людям здесь особое отношение. Правосудие не часто смотрит в их сторону. Биндо дважды насиловал наших женщин, и оба раза его признавали невиновным. У меня нет никакой уверенности в том, что теперь будет по-другому.

— Я не собираюсь говорить о вине того или иного человека, пока сам не побеседую с ним, — сказал Мулграв, — но послушайте меня, юноша. Когда я найду виновных, их повесят. Даю вам слово. И по-другому не будет.

Кэлин поблагодарил офицера. Мулграв нравился ему, но это мало что меняло, потому что Биндо уже дважды уворачивался от петли. Кто может дать гарантию, что это не произойдет и в третий раз?

Все еще размышляя о справедливости мира, он покинул Пять Полей и зашагал к Старым Холмам. Шок, вызванный страшным известием, постепенно проходил, уступая место острому ощущению утраты. Кэлин вспоминал Чару, ее добрую, светлую улыбку, чистый, звонкий голос. Девушка ушла из дому на праздник, предвкушая наслаждение теплого дня, общение с друзьями, а вместо этого нашла смерть в темном лесу.

Он остановился и заплакал.

Чей-то тихий шепчущий голос раздался совсем рядом, и Кэлин оглянулся. На дороге никого не было. Голос прозвучал снова, и принадлежал он Ведунье.

— Кэлин. Ты слышишь меня?

Ему показалось, это ветер донес дальнее эхо.

— Да, — сказал он, отходя к краю дороги и раздвигая ветви кустов. Никого. — Где вы?

— Я в лесу Древа Желаний и не могу говорить долго. Поэтому молчи и только слушай. Я видела, как ее убили. Я хотела обратиться к духу седоволосого офицера, но он чужой на этой земле, и мои слова остались не услышанными. Иди к нему. Заставь его найти Биндо. Он сейчас в казармах, но долго там не задержится. Он собирается ехать по дороге в Скардайк. Если не задержать его сейчас, то к рассвету он доберется до старого моста и перейдет в провинцию Пинанса. Ты понимаешь меня, Кэлин? Найди офицера.

Голос умолк.

Кэлин застыл, решая, что делать. Да, он мог побежать в Эльдакр и попытаться отыскать Мулграва. Но что потом? Биндо уходил уже от обвинений. Женщина, обвинившая его в изнасиловании, понесла наказание за «лжесвидетельство под присягой». Где справедливость? Мулграв, возможно, и честный человек, но таков же и Галлиот Приграничник, выступивший тем не менее в защиту Биндо и давший показания в его пользу.

Выбор, стоявший перед юным горцем, был прост: довериться правосудию варлийцев или самому найти Биндо и восстановить справедливость по-горски. Странный покой снизошел вдруг на Кэлина Ринга.

— Сможешь? — спросил он себя.

Старый бревенчатый мост находился в девяти милях к юго-востоку от Старых Холмов. Если поторопиться, то можно вернуться домой и добраться до моста до рассвета.

Кэлин побежал легко и быстро, и уже менее чем через час, преодолев расстояние от Пяти Полей до Старых Холмов, прокрался через заднюю дверь в дом тети Мэв. В доме было тихо, если не считать храпа, издаваемого спящим Гримо. Он прошел к старинному шкафу в гостиной и открыл дверцу. Внизу лежали запасенные Мэв бутылки с настойкой бузины. Осторожно, стараясь не шуметь, Кэлин выставил их на стол. Затем отодвинул деревянную панель, за которой хранился запыленный ящик из каштанового дерева, имевший примерно восемнадцать дюймов в длину. Кэлин вынул его и перенес на стол возле окна. Когда он поднял крышку, лунный свет упал на два красивых серебряных дуэльных пистолета. Рядом с ними, в специальных отделениях, лежали серебряный рожок Для пороха, пузырек с маслом, пакетик с набивочной ватой и коробочка со свинцовыми шариками. Однажды, когда Мэв ушла по делам в Эльдакр, Гримо показал ему и тайник, и оружие.

— Пистолеты принадлежали твоему отцу, — сказал он. — Настанет день, и они будут твоими.

Они целый час заряжали пистолеты и практиковались в стрельбе, а потом, собрав пули и аккуратно все почистив, спрятали оружие в шкаф за деревянную панель. Горцам запрещалось владеть огнестрельным оружием, и нарушителя ждала виселица.

Кэлин зарядил оба пистолета и засунул их за пояс. Потом вернул на место панель, сложил бутылки с настойкой. Выйдя из гостиной, он медленно спустился в свою комнату и достал из потайного укрытия охотничий нож с костяной рукояткой. Четырехдюймовое изогнутое лезвие остротой не уступало бритве. Его он положил в карман плаща.

Оглядевшись, Кэлин пробрался на кухню и вышел из дому через боковую дверь.

Уже наступила ночь. Холодный ветер хлестнул его по лицу.

«Что ты собираешься делать? — спросил себя Кэлин. — Ты же мальчишка. Не более того.

— Нет, я мужчина. Я — Сердце Ворона».

Лусс Кампион зажмурился, но безжизненное лицо Чары Вард с обращенными к нему застывшими глазами все равно не оставляло его. Лошадь под ним споткнулась, и Лусс чудом удержался в седле.

— Происки дьявола, парень, — сказал Джек Биндо. — Очнись!

— Я не могу перестать думать о ней, — ответил дяде Лусс. — Мы совершили ужасную вещь.

Лусс не хотел смотреть на Биндо, но все же взглянул: глубокие царапины пересекали его лицо от правого глаза до уголка губ. Лусс тоже был ранен, но то были душевные раны, которые, он боялся, никогда не заживут.

— Не понимаю, дядя Джек, почему я должен идти с тобой, — сказал Лусс. — Меня ведь никто не видел… с ней. — Он не мог произнести ее имя.

— Нет, но кто-нибудь мог видеть, когда ты ходил за веревкой. Разве я не говорил, чтобы ты принес ее под плащом? Надо было послушаться дядю Джека, парень. Мы достанем денег в Скардайке и поедем на юг. Может, в столицу. У меня там есть друзья. Они спрячут нас. В любом случае я устал от гор.

Казалось, ужас ночи ничуть не тронул его, и Лусс Кампион подумал, не приснился ли ему весь этот кошмар.

— Ты не должен был делать этого, — сказал он, прежде чем смог сдержаться. Джек Биндо натянул поводья.

— Мы не должны были этого делать. Ты тоже участвовал в этом, парень.

— Я не убивал ее.

— Неужели? — усмехнулся Биндо. — Думаешь, она была уже мертва, когда мы ее вздернули?

Лусс вспомнил веревку в своих руках. Он закрыл глаза, но все равно ощущал вес тела девушки. Слезы покатились из глаз.

— Мы сгорим в аду, — пробормотал он. Джек Биндо ударил юношу по щеке.

— Помолчи-ка на этот счет, — отрезал он. — Ада нет. Она была шлюхой. И умерла как шлюха. Невелика потеря для мира. Шлюх и так полно. Всегда были, всегда будут. Одной меньше — никто и не заметит.

Они ехали молча. Лусс вспоминал дорогу на праздник и раздраженное возвращение назад с Тайбардом Джекелом, как беззаботно шли, держась за руки, Чара и Кэлин Ринг. Вновь закрыв глаза, Лусс стал молить Исток о прощении. Но казалось, мольба его уходит в бездонную звездную пустоту, оставаясь неуслышанной. Он пообещал себе никогда не совершать насилия и проводить свою жизнь в добрых делах. Но инстинктивно понимал, что никакие добрые дела не смоют пятна крови с его души. На нем лежит печать проклятия.

Юноша и солдат медленно ехали сквозь темноту. Время от времени Биндо поднимался повыше и вглядывался в даль.

— Маловероятно, что кто-то будет нас преследовать. Но лучше быть уверенным, — говорил он отчаявшемуся юноше.

Лусс в глубине души надеялся, что их будут преследовать. Преступников всегда преследуют и всегда ловят, И его могут повесить, как бедную Чару Вард, и он сможет искупить свой грех смертью. Они спускались по крутому склону, ведущему к реке. Там был старый деревянный мост.

— Лучше слезь с лошади и переведи ее через мост, — сказал Биндо. — Бревна слишком скользкие в это время года.

Солдат шагнул вниз и очутился на мосту. Лусс последовал за ним. Вдали показалась темная фигура.

— Кто там? — крикнул Джек Биндо.

— Кэлин Ринг.

— Что тебе надо?

— Вырвать твое сердце, ты, кровожадный кусок дерьма.

Лусс увидел, что у Кэлина два пистолета. Сердце его забилось быстрее, а страх разгорелся в нем, как лесной пожар. Минутой раньше он хотел быть пойманным и наказанным. Но не сейчас. Сейчас он хотел, чтоб ему дали шанс уехать на юг с дядей Джеком.

Биндо медленно вытащил свою солдатскую саблю.

— Надеюсь, ты знаешь, как пользоваться этими красавцами, — сказал он Кэлину Рингу. — А если нет, я вырву тебе кишки, — произнес он, выступая вперед.

Лусс видел, как Кэлин поднял один пистолет и взвел курок. Из дула вырвалась вспышка, но выстрела не последовало. Второй пистолет не дал осечки. Пуля ударила Биндо в лицо, вошла в правую щеку, пробила зубы и вышла с кровавыми брызгами через скулу. Он пошатнулся и чуть было не упал. Но удержался и с диким ревом кинулся на Кэлина. Вместо того чтобы бежать, Ринг бросил оба пистолета на землю и выхватил из кармана маленький нож. Отбросив в сторону ножны, он устремился навстречу Биндо. Удар сабли рассек воздух. Кэлин Ринг пригнулся, нож скользнул к животу Биндо и распорол его. Умирающий солдат издал крик предсмертной агонии, и его внутренности вывалились на руки убийце. Кэлин быстро выдернул лезвие и нанес Биндо второй удар. Толкнув солдата, юноша пнул его в грудь и скинул с моста. Биндо начал извиваться и кричать, пытаясь удержать расползающиеся кишки. Кэлин Ринг встал перед ним на колени. Схватив его за волосы, он взял охотничий нож и вырезал десять букв на лбу Биндо. Когда он дошел до десятой, солдат издал последний вздох и умер. Лусс Кампион видел, как Кэлин Ринг поднимается и идет к нему. Его руки были залиты кровью, а в глазах сверкала нечеловеческая ярость.

— Прости, — сказал он. — Прости. Я не хотел…

Что-то холодное коснулось его горла. Боль была не сильной. Лусс попытался говорить, но издал лишь непонятный хрип. Перед глазами все поплыло, он упал на колени. Кровь хлестала из его шеи. Лусс попробовал встать и зажать рану, но Кэлин Ринг толкнул его в спину. Нож коснулся лба юноши. Боли больше не было.

Кэлин Ринг нагнулся к реке в тени бревенчатого моста. Заходящее солнце осветило его, и он увидел свои обагренные кровью руки, запятнанную белую рубашку и штаны в красных полосах и пятнах. Безумие прошло, и Ринг почувствовал себя слабым и потерянным. Он словно оцепенел. Кэлин видел свое отражение в воде, блики света, играющие на белых камнях, желтые цветы, распускающиеся на берегу, двух кроликов, вылезших из норы, представлял, как цветы раскрываются при солнечном свете и закрываются в темноте. Птичье пение раздавалось с деревьев, и земля, казалось, пробуждалась от сна. Руки Кэлина были липкими, и он опустил их в воду. Его движение заставило кроликов вернуться обратно в нору.