Риганты (№3) - Сердце Ворона

— Гримо видели?

— Нет, сир.

— А толпы?

— Да, сир. Горцы все прибывают. Но все они без оружия. Однако неприятности могут быть. Я разместил посты по всему городу и удвоил патрули.

— Хорошо.

— Думаете, она ведьма, сир?

— Нет. Но это не наша забота.

— Я тоже не думаю. Неправильно это, сир.

— Да, сержант, это неправильно. Но наша работа состоит в том, чтоб удержать толпу и не допустить неприятностей. В такой обстановке, как сегодня, любое неверное слово или действие могут стать искрой бунта. Передайте, чтобы все наши люди вели себя сдержанно. Тех, кто может потерять голову, лучше оставить в замке.

— Если начнутся беспорядки, сир, нам не удержать толпу в тысячу человек.

— Знаю. Сколько у нас на дежурстве в замке и в патрулях?

— Сто тридцать, сир. Пятьсот человек отправлены на север, в распоряжение полковника Рено.

— Направьте на площадь сотню. Обеспечьте всем необходимым.

— Слушаюсь, сир. Ходят слухи, что Жэм Гримо может наделать неприятностей.

— Верно, сержант, может. Как только покажется, его нужно взять. Лучше — живым,

— Это не так-то просто, капитан. Он же здоров как бык, а если вооружен…

— Полагаю, сотня солдат способна его обезвредить.

— Да, сир, — с сомнением сказал сержант Паккард. — Но зачем ему приходить? Ее же все равно сожгут. Это же просто безумие.

Галлиот поднялся из-за стола и подошел к окну. Вдали, над заснеженными вершинами гор, собирались тучи.

— Он придет, потому что должен, — грустно сказал капитан и оглянулся на Паккарда через плечо. — Придет, потому что так делают герои. Они сражаются за правое дело, невзирая ни на что.

— Если он герой, сир, то тогда, выходит, мы злодеи?

— Сегодня, сержант… да.

Алтерит Шаддлер спустил с кровати костлявые ноги и сел. В утреннем воздухе уже чувствовалась близость зимы. Несмотря на боль в спине и унылое настроение, ему удалось немного поспать. На простынях остались пятнышки крови, но вообще-то раны быстро заживали. Накануне вечером к нему пришел аптекарь Рамус, принесший баночку целебного бальзама. Алтерит принял подарок с благодарностью и даже ухитрился нанести мазь на плечи и бока, но не дотянулся до спины.

Он пересек комнату и, присев у камина, положил на остывшие угли щепу для растопки. В узком латунном стакане хранились длинные серные палочки, и учитель чиркнул одной из них о кирпичную стену. Она вспыхнула, и Алтерит поднес ее к щепкам. Немного погодя, когда огонь уже весело играл в камине, он добавил немного угля. В окно стучал скучный северный ветер. Давно рассвело, и учитель, шлепая босыми ногами по полу, подошел к окну и посмотрел на город. Внизу, на улице, молча и неподвижно стояли десять горцев, похоже, совершенно не воспринимавших холод.

Никогда в жизни Алтерит Шаддлер не пользовался популярностью. Все эти годы он довольствовался необходимым минимумом общения. Когда накануне учитель вышел из здания Священного Суда, его приветствовала толпа народа, и не только горцы. Ему аплодировали даже варлийцы. Преследование и осуждение на смерть достойной женщины— слишком высокая цена за такое уважение. Алтерит без раздумий отказался бы от него и согласился вести жизнь отшельника, если бы это помогло повернуть время вспять и увидеть Мэв Ринг свободной.

Он разговаривал с ней прошлым вечером. Она снабдила Банни деньгами, которых вполне хватило бы на безбедное существование школы в ближайшие пять лет.

— Не сомневаюсь, что мой племянник Кэлин будет поддерживать вас и дальше, — сказала Мэв.

— Мне очень жаль, госпожа, — горестно вздохнул Алтерит. — Боюсь, адвокат из меня вышел никудышный.

— Зовите меня Мэв, Алтерит Шаддлер. И никто лучше вас не защищал бы в этом суде горскую женщину. Вы заставили меня по-другому взглянуть на многие вещи. Всю жизнь я ненавидела варлийцев. Я не замечала в них ничего хорошего. Вы, Гиллам Пирс и мастер Шелан освободили мое сердце от зла.

Они сидели в тесной тюремной камере. Алтерит не сказал ей о возвращении Гримо, даже когда она заговорила о нем.

— Когда он вернется, втолкуйте ему, заставьте его понять, что я не желаю мести. Пусть женится на Парше Виллетс и… остепенится.

— На Парше Виллетс?

— Да, это подруга Жэма. — Мэв помолчала, потом вдруг рассмеялась. — Ну почему я такая стеснительная? Жэм так привязан к ней, а она его просто обожает.

— У меня нет опыта в подобных делах, — признался учитель, — если не считать опыта книжного, почерпнутого из великих драм. Тем не менее слово «привязан» кажется мне недостаточно сильным. Вы тоже привязаны к Жэму? Или есть что-то другое?

— Мои чувства — мое дело, — резко ответила она.

— Извините, — быстро сказал он. — Я вовсе не хотел показаться невежливым.

Мэв положила руку ему на плечо.

— Я бываю порой излишне резкой, друг мой. Сказать по правде, я и сама не знаю, что чувствую к Жэму. Думаю о нем постоянно, когда его нет рядом, мне одиноко, и дом пустеет. Закрываю глаза и вижу эту огромную, безобразную физиономию с детской ухмылкой. Иногда мне кажется, что жить с Жэмом — то же самое, что жить с ручным медведем. — Она улыбнулась. — В другое время и в других обстоятельствах мы, наверное, поженились бы. Да, в более спокойной жизни, когда мне не нужно было бы постоянно беспокоиться о нем. Бояться, что его поймают и повесят. Но… такого времени уже не будет.

Алтериту хотелось рассказать ей о том, как Гримо спас его от рыцарей, но он промолчал. Больше всего Мэв Ринг страшилась того, что Жэм Гримо попадет в беду. Если она узнает о его возвращении, то проведет последние часы жизни в тревогах и беспокойстве.

Он опустил руку в карман.

— Аптекарь Рамус дал мне одно средство. Если принять его за час до… до назначенного времени, то оно устранит боль. По его словам, вы ничего не почувствуете.

Она покачала головой:

— Мне не нужны никакие средства. Пусть мое сердце бьется, как всегда, глаза видят, а тело чувствует. Я выйду отсюда, как и подобает ригантам, с высоко поднятой головой.

Дверь открылась, и заглянувший в камеру страж сообщил Алтериту, что его время истекло. Мэв поднялась со стула и взяла учителя за руку:

— Будьте осторожны. Берегите себя, Алтерит.

Она наклонилась и поцеловала его в щеку. В последний раз это делала его мать двадцать лет назад. Слезы наполнили глаза мастера Шаддлера.

Стражник вывел учителя из камеры. Дверь закрылась, и только тогда Алтерит увидел, что стражник — тот самый человек, который нанес ему двадцать ударов плетью.

— Как спина, сир?

— Заживает, спасибо.

— Епископ не дал никаких указаний относительно оставшегося. Это хорошо. Раны затянутся.

— Да.

— Она не будет страдать, сир. Ребята смазали дрова черным маслом. Она потеряет сознание, когда вдохнет дым.

Шаддлер посмотрел в глаза стражнику:

— Мэв Ринг ни в чем не виновата. То, что происходит, беззаконие. Этого не должно быть.

— Знаю, сир. Мы все это знаем. Все это ужасно. Вы сделали, что могли. Вам не в чем себя винить. Никто не сделал бы большего. А теперь вам надо идти. Там, снаружи, вас ожидает дюжина горцев. Они проводят вас до дому.

И вот страшный день пришел. Стоя у камина, Алтерит. знал, что не желает видеть торжество зла, не желает смотреть, как будут сжигать Мэв Ринг.

На столике у кровати лежали листки с записями, касавшимися суда. Он сел на стул, аккуратно сложил их, скатал и перевязал бечевкой. Потом встал и положил свиток в кожаную сумку. Нужно ли добиваться, чтобы их прочли в Варингасе? Что толку? Накануне Шаддлер навестил своих писцов. Они рассказали о визите рыцарей Ордена Жертвы, которые забрали у них все бумаги и посоветовали не приходить в суд в последний день. Сможет ли он, не имея на руках всех документов, добиться наказания виновных? И если уж на то пошло, дойдут ли бумаги до Варингаса и каковы его, Алтерита, шансы дожить до того дня, когда власти столицы решат пересмотреть дело?

Алтерит всегда верил, что со злом нужно бороться, что добро в конце концов восторжествует, если все люди будут твердо стоять за него. Однако зло оказалось сильнее, чем он думал. Оно проникло в государственные учреждения, затопило собой все. Добропорядочных людей принуждали к молчанию или убивали, и за убийцами стояла могущественная церковь. На протяжении столетий прекрасные и смелые сыны человечества страдали и умирали ради установления религии, основанной на любви и терпимости, ради построения общества, законы которого защищали бы бедных и слабых. И все же в течение одного поколения силы зла опорочили и чистоту законов, и дух веры.

Как тут не усомниться в существовании высшей небесной власти. Что же это за бог, если он допускает такие несправедливости? Где в этом бескрайнем море жадности, порока, продажности, лжи и мстительной злости найти хотя бы малейшее указание на то, что добро еще живет, что у него есть силы?

Алтерит ополоснул лицо и оделся. Обе его рубашки были покрыты бурыми пятнами, а тонкий, изношенный плащ уже не мог противостоять холоду.

С тяжелым сердцем учитель повесил на плечо старую сумку и спустился по лестнице.

Галлиот Приграничник уже отдал все необходимые распоряжения, когда его вызвали к Мойдарту. Поднимаясь по лестнице, он едва не столкнулся с идущим навстречу Охотником. Тот кивнул, но прошел мимо, не сказав ни слова.

Галлиот постучал в дверь кабинета, дождался ответа и только тогда переступил порог.

Мойдарт, одетый во все серое, сидел, как обычно, за письменным столом.

— Вижу, холмы пустеют. Горцы наводнили город. — Да, мой повелитель.

— Я не желаю, чтобы дело дошло до бунта, капитан. У нас мало сил, и они слишком растянуты.

— Я удвоил патрули на площади. Там будут сто солдат и двадцать мушкетеров.

Мойдарт поднялся со стула и едва заметно моргнул от боли — давали знать о себе незаживающие ожоги.

— Прошлой ночью получено донесение из Баракума, — сказал он и кивком указал на лежащий на столе открытый конверт. — Прочтите.

Галлиот наклонился и взял документ. Почерк был мелкий, но изящный. Держа лист на расстоянии вытянутой руки, он прочел написанное и осторожно вернул письмо на место:

— Не может быть. Это же… безумие.

— Безумие или нет, но это правда, — сказал Мойдарт. — Король бежал из столицы и собирает армию против Лудена Макса и его сообщников. Это гражданская война, Галлиот. И только небесам известно, когда она закончится.

— Разумеется, король сокрушит своих врагов.

— Возможно, хотя в этом я сомневаюсь. Однако нас сейчас должно беспокоить другое. Восстание в горах не позволит нам — в обозримом будущем — рассчитывать на подкрепление от короля. Все, что у нас есть, это наши собственные силы, Я отправил гонца к полковнику Рено с приказом не предпринимать активных действий против «черных» ригантов. Другой гонец уже повез бумагу командиру королевского полка, в которой содержится распоряжение вернуться на юг. Наступают тревожные и опасные времена, Галлиот.

— Да, мой повелитель. Может быть, было бы благоразумнее пощадить Мэв Ринг?

Лицо Мойдарта потемнело.

— Именно в этом я убеждал прошлой ночью нашего епископа. Но он хуже, чем просто глупец. Прочел мне лекцию о величии церкви. Подумать только, едва вылез из постели своей шлюхи, еще не успел посчитать переданные Джорайном Фельдом деньги, а уже толкует о Священном Законе. Но хватит об этом. Расскажите, как все подготовлено к казни.

* * *

За час до приведения приговора в исполнение на площади уже собралась внушительная толпа. Галлиот стоял перед эшафотом, окружавшим двенадцатифутовую пирамиду. Мэв Ринг должна выйти из дверей собора, подняться на эшафот и перейти на другую платформу, где ее привяжут к столбу. Путь от собора до места казни займет не более минуты. Справа от дверей, примерно в пятидесяти шагах от входа, Галлиот поставил двадцать солдат.

— Ваша задача — сдерживать толпу, — сказал он.

Вымощенная камнями соборная площадь имела форму прямоугольника со сторонами в триста и двести десять футов. Попасть на нее можно было через четыре входа, три из которых вели в город, а последний к мосту, за которым начиналась дорога к Пяти Полям. Вблизи моста уже собралось около шести сотен человек. Сорок солдат Галлиота растянулись в шеренгу на восемьдесят футов от эшафота.

Еще двадцать пять «жуков» старательно сдерживали горцев, пробивающихся на площадь через соседний вход. Подходящие напирали на стоявших впереди, что, в свою очередь, создавало давление на солдат. Пока, отметил Галлиот, страсти еще не разгорелись, необходимость в применении силы отсутствовала, но шеренга солдат невольно отступала от первоначальной позиции. Капитан приказал отойти на несколько шагов.

К нему подошел сержант Паккард.

— Народу все больше, — озабоченно сказал он. — Думаю, тысячи две наберется.

Предстоящее зрелище притягивало и варлийцев. Вначале Галлиот планировал удерживать публику на расстоянии по меньшей мере ста футов от эшафота. Потом он сократил дистанцию до шестидесяти и вот теперь собирался уменьшить ее еще раз. Когда костер разгорится, пламя заставит людей отступить, но до тех пор ему ничего не оставалось, как считаться с реальностью. Проблема усугублялась еще и тем, что мушкетеры, на помощь которых он так рассчитывал, пока не появились. С ними поддерживать порядок было бы определенно легче.

Поднявшись на пару ступенек, Галлиот окинул людское море внимательным взглядом, отыскивая приметную фигуру Гримо.

Внезапно из толпы послышались недовольные крики и свист. Повернувшись к собору, капитан увидел, как оттуда вышли четыре рыцаря Жертвы. Облаченные в церемониальные, отделанные серебром доспехи и шлемы с высокими белыми плюмажами, они на мгновение остановились, словно привыкая к яркому солнечному свету. На белых, накинутых на плечи плащах красовалась вышитая серебром эмблема Ордена — дерево. С поясов свисали старомодные палаши.

Галлиот вздохнул. В былые времена рыцари Жертвы слыли героями, людьми отважными и движимыми состраданием, чьи подвиги вошли в легенды. Теперь эти прекрасные серебряные доспехи носили такие, как Гайан Кай: злобные, ненавидимые, фанатично нетерпимые и безжалостные. Их присутствие озлобляло толпу, но у капитана не было власти приказать рыцарям уйти.

Они приблизились к эшафоту, и Галлиот вышел им навстречу.

Гайан Кай поднял забрало шлема:

— Ну, где этот ваш Гримо?

— Его пока нет, сир рыцарь. Скажите, так ли уж необходимо ваше присутствие здесь? Сдерживать толпу нелегко.

— Сдерживать толпу, капитан, это ваша обязанность. Мы же здесь для того, чтобы обеспечить торжество правосудия.

Не дав воли гневу, Галлиот отступил.

По мере приближения часа казни зрителей становилось все больше. Площадь была забита до отказа. Враждебный интерес к рыцарям угас, и теперь все глаза были обращены в сторону высоких дверей собора. Галлиот то и дело утирал взмокшее от пота лицо. Мушкетеры так и не появились.

Капитан прошелся по внутреннему периметру оцепления, вглядываясь в публику. Долгое ожидание сказывалось, люди устали, так что солдатам, похоже, ничто не угрожало.

Он облегченно вздохнул.

Еще десять солдат, несших патрульную службу, протиснулись по краю площади и подтянулись к эшафоту. Старший подошел к капитану:

— Похоже, все, кто собирался прийти, уже пришли, сир.

— Мушкетеры?

— Никаких признаков, сир.

Толпа вдруг замерла и притихла. Вся огромная площадь словно застыла. Галлиот повернулся и увидел, как два священника выводят Мэв Ринг. Солнце играло на ее рыжих, подернутых серебром волосах. Она шла твердо, с достоинством, глядя прямо перед собой. Стоявшие у дровяной пирамиды служители в красных церковных одеждах зажгли факелы.

Галлиот шагнул к ступенькам. Мэв Ринг на мгновение задержалась.

— Мне очень жаль, — сказал он.

Она не ответила и прошла мимо, затем, приподняв тяжелую юбку, начала подниматься по лесенке. Священники следовали за ней. Взойдя на площадку, они привязали ее руки к столбу и спустились. Галлиот посмотрел на собор. Епископа видно не было. Капитан еще раз оглядел толпу.

Люди, стоявшие в середине, задвигались. Горцы расступались, освобождая проход, по которому медленно шел великан в черном плаще, с надвинутым на лицо капюшоном. В руках у него был длинный деревянный кол.

Галлиот спрыгнул со ступеньки и подбежал к десяти только что прибывшим солдатам.

— Остановите этого человека, — приказал он.

Толпа раздалась, из нее вышел и направился к эшафоту Жэм Гримо.

* * *

Со своего возвышения Мэв Ринг увидела великана одной из первых, и сердце ее встрепенулось и остановилось.

— Нет, Жэм, — прошептала она.

Десять солдат, образовав полукруг, устремились к нему. Горец продолжал идти. Два «жука» бросились на него, и в тот же миг дубинка Жэма с залитым свинцом наконечником взметнулась и ударила одного из них в висок. Солдат свалился с ног и отлетел, словно подброшенный катапультой. Жэм блокировал выпад второго и тут же свалил его подсечкой.

На подмогу товарищам устремились остальные. Удары некоторых достигли цели, но дубинка в руках горца будто ожила: она взлетала и опускалась, кружилась и вертелась, сокрушая руки, ноги и черепа. Через несколько секунд все «жуки» распластались на мостовой. Толпа бурно приветствовала успех великана. Еще несколько солдат попытались вмешаться в потасовку, но зрители помешали им добраться до места, хватая за одежду, вставая на пути или цепляя их за ноги. Причем в симпатии к Гримо объединились и горцы, и варлийцы.

Неудача подчиненных вынудила Галлиота перейти от созерцания к действиям, и он, вытащив саблю, ринулся в гущу боя. Жэм отбросил последнего из солдат и зашагал дальше, переступая через поверженных. Капитан сделал выпад. Гримо без труда отбил удар и ткнул тупым концом своей палки в висок противнику. Галлиот упал на колени и выронил саблю.

Жэм прошел мимо.

Завидев приближающегося великана, Гайан Кай и рыцари Жертвы вытащили палаши. Сир Гайан, повернувшись к стражам с факелами, крикнул:

— Поджигайте!

Ни один не двинулся с места. Гайан подбежал к ним. Выхватил факел у ближайшего и швырнул на деревянную пирамиду. Языки пламени жадно набросились на сухие поленья.

— А вот этого тебе лучше было не делать, — сказал Жэм Гримо, отбрасывая дубинку и срывая с плеч плащ.

За спиной у него висел массивный двуручный меч. Отведя руку назад, горец одним движением выхватил пятидесятидюймовый клинок из ножен. И в этот же миг два закованных в броню рыцаря ринулись к нему.

Меч взлетел и обрушился на металлическую гарду, защищавшую шею первого рыцаря. Пластина лопнула. Под доспехами рыцарь носил тонкую, но прочную кольчугу. Она не позволила лезвию рассечь кожу, но сила удара была такова, что железные кольца раздавили горло. Бездыханное тело еще летело на камни, а меч Жэма уже врубился в нагрудник второго рыцаря. Металл прогнулся, сломав три ребра; несчастный хрюкнул, упал на колени и даже не увидел, как страшный клинок мелькнул у него над головой и, пройдя через стальной шлем, разрубил череп.

Третий рыцарь двинулся вперед более осторожно. За ним двинулся и сам Гайан Кай.

Гримо, которому было не до осторожности, напал на врагов первым. Блокировав удар Гайана, горец резко повернулся и, выставив вперед плечо, врезался в третьего рыцаря. Тот отлетел на пару шагов, не удержался на ногах и тяжело рухнул на землю, но тут же попытался подняться. Гримо махнул мечом, срезав забрало со шлема упавшего.

И в этот миг Гайан Кай вскинул свой палаш и рубанул сверху вниз по диагонали, явно намереваясь раскроить голову смертельно опасному противнику.

Гримо успел заметить блеснувший на солнце клинок и, пригнувшись, выбросил вперед правую руку. Острие меча попало Гайану в живот. И снова кольчуга спасла плоть. Спасла от стали, но не от боли. Пронзенный ею, Кай вскрикнул и выронил палаш. Гримо отбросил меч и, шагнув к рыцарю, схватил его за горло:

— Хочешь сжечь мою Мэв, да?

Он подтащил упирающегося врага к пылающей пирамиде, приподнял и швырнул головой вперед в середину костра. Охваченные пламенем поленья разлетелись, огонь взметнулся и тут же спал, а откуда-то из глубины бушующего ада донесся полный ужаса вопль.

Подобрав меч, Гримо подбежал к лестнице и поднялся к окутанной клубами дыма площадке. Мэв была уже почти без сознания, когда он перерезал путы. Сунув клинок в ножны, Жэм подхватил женщину на руки и, не обращая внимания на лижущие сапоги языки пламени, поспешил к ступенькам.

Толпа встретила его победу радостными криками. Мэв открыла глаза и увидела еще более безобразную, чем обычно, физиономию Гримо. Он ухмыльнулся:

— Думала, я допущу, чтобы они убили мою женщину?

— Я не твоя женщина, чурбан!

Пламя ревело. Жар усиливался. Жэм донес Мэв до ступенек собора и, остановившись, огляделся по сторонам.

— Ну, какой у тебя план? — спросила она. Он пожал плечами:

— Не знаю. Не рассчитывал зайти так далеко.

— Тогда опусти меня, дурачина. Я могу идти сама. Надо пройти через собор. Там, за Священным Судом, есть конюшня.

Жэм поставил ее на землю.

Сознание вернулось к Галлиоту. Он неуверенно поднялся. Гримо стоял с Мэв Ринг на краю площади, и, увидев их, капитан почувствовал, как теплая волна окатила сердце.

Его люди все еще лежали на земле: одни стонали, другие держались за голову, третьи пытались сесть.

Жэм и Мэв направились к дверям собора.

Неожиданно толпа заволновалась, затем из плотной людской массы выбрались несколько мушкетеров. Увидев распростертые на земле тела своих товарищей и удаляющегося горца с мечом за спиной, они вскинули оружие. Время замедлило свой ход.

Галлиот увидел, как Гримо притянул к себе Мэв, закрыв ее собственным телом. Из толпы выскочил Тайбард Джакел и, бросившись на мушкетеров, оттолкнул одного из них. В тот же момент капитан крикнул во весь голос:

— Не стрелять!

Но приказ запоздал. Пять мушкетеров громыхнули почти одновременно.

— Не стрелять! — взревел Галлиот и побежал к мушкетерам. — Прекратить огонь!

Они опустили оружие. Тайбард Джакел поднялся с земли и повернулся, чтобы посмотреть на Жэма Гримо.

Стоявшая на верхней ступеньке Мэв обнимала великана. Когда солдаты выстрелили, его тело дернулось, но он продолжал стоять. Она чувствовала силу обнимавших ее рук, тепло его груди. Ей хотелось, чтобы этот миг длился вечность. От его одежды исходил запах дыма и пота. «Думала, я допущу, чтобы они убили мою женщину?» — он так сказал. В глубине души она всегда знала, что Гримо придет за ней, пусть даже только для того, чтобы умереть, пытаясь спасти ее.

— Нам надо идти, мой милый дурачок, — сказала Мэв. Гримо не ответил, не сдвинулся с места. Она отстранилась и заглянула ему в глаза:

— Надо идти, Жэм.

На его губах появилась кровь, в объятии чувствовалось отчаяние. Он цеплялся за нее.

— Нет, Жэм, нет, — воскликнула Мэв Ринг.

Гримо оседал, и у нее не хватало сил поддерживать его огромное, ставшее необыкновенно, пугающе тяжелым тело. Откуда-то сбоку к ним шагнул высокий, плотный мужчина. Охотник подхватил горца и опустил на колени. Кровь стекала по подбородку Гримо, его глаза неотрывно смотрели на Мэв. Она взяла его за руку и сжала пальцы:

— Не уходи, Жэм. Пожалуйста. Я люблю тебя. Не оставляй меня. Не сейчас!

— Никогда… не оставлю… — прохрипел великан. Охотник обнял его за плечи, не давая упасть.

— Не беспокойся, приятель, я позабочусь о ней, — сказал варлиец. — Клянусь. Никто не тронет ее, пока я жив.

— Теперь… иди, — прошептал Гримо.

— Нет, я тебя не оставлю!

Но горец уже не слышал ее. Охотник опустил бездыханное тело на ступеньки и взял женщину за руку. Она вцепилась в плечо Жэма, вглядываясь в неподвижное лицо.

— Если они схватят вас, то получится, что он умер напрасно, — сказал Охотник. — Отпустите его.

Он осторожно разжал ее пальцы, поднял и повел к двери собора.

Перед тем как войти, Mэв оглянулась. Яркие солнечные лучи пробили стелющийся над площадью дым, и казалось, что Жэм Гримо залит золотом.

Потом дверь захлопнулась, свет погас, и мир погрузился в темноту.

Галлиот медленно взошел по ступенькам и опустился на колени рядом с телом Гримо. Положив руку на грудь умершего, он сказал:

— Я знал, что ты придешь.

Капитан повернулся и обвел взглядом толпу. Люди стояли тихо, молча, не шевелясь. Его печаль, как в зеркале, отразилась на каждом лице, но, кроме нее, было и что-то еще.

Собравшиеся на площади стали свидетелями великой трагедии, и она тронула их сердца. Люди не смели даже вздохнуть; чтобы не нарушить величие момента, дать ему впитаться в души. Даже мушкетеры не предприняли ни малейшей попытки арестовать Тайбарда Джакела, и юноша стоял рядом с ними со слезами на глазах.

Поднявшийся по лестнице сержант Паккард остановился, глядя на Гримо. На лбу у сержанта красовалась шишка, из глубокой царапины на щеке сочилась кровь.

— Хотите, чтобы мы отправились за женщиной, сир? — неуверенно спросил он.

— Нет, сержант. Это дело церковное, пусть епископ и занимается. Наша обязанность — поддерживать порядок.

Паккард бросил взгляд на костер:

— Тот рыцарь, Гайан Кай, так и не выбрался. Похоже, поджарился. Туда ему и дорога.

— Я говорил, чтобы он не связывался с Гримо, но некоторые не привыкли слушать.

— Горец чуть не проломил мне череп, но, клянусь небом, я рад, что увидел это, — признался сержант. — Будет о чем рассказать внукам, а?

— Да. — Галлиот устало поднялся.

К ним приблизилась небольшая группа горцев, окруженная десятком солдат.

— Мы можем забрать тело, капитан? — спросил один из них.

— Конечно.

Шестеро мужчин бережно подняли погибшего великана. Один из горцев вынул из ножен меч Гримо и протянул Галлиоту.

Варлиец покачал головой.

— Пусть покоится с ним. — Он положил меч на грудь Жэму.

И снова толпа расступилась перед Гримо. Горцы и варлийцы обнажали головы перед тем, кто погиб на их глазах. Сержант Паккард покачал головой.

— Ну что, капитан, выходит, злодеи сегодня победили? — не скрывая печали, спросил он.

Галлиот посмотрел на подчиненного, никогда не отличавшегося симпатией к горцам.

— Он пришел, чтобы спасти любимую женщину, и сделал это. Он победил, сержант. А мы проиграли. Мы все проиграли.

— Да, и я этому рад, — сказал Паккард. — Вечером подниму кубок в память об этом бродяге и поделаю ему счастливого путешествия.

В шестидесяти милях к югу от Эльдакра, в самой гуще леса Древа Желаний, в тени большого камня, возвышавшегося в центре древнего круга, сидела Ведунья. Она могла бы воспользоваться своей магической силой и увидеть последние мгновения Жэма Гримо, но это испытание было выше ее сил. Ведунья ждала. И ее дух пребывал в гармонии с природой.

Она слышала, как поскрипывает старый дуб, как шуршит трава под ветром, чувствовала силу солнца, ласкающего землю лучами. И под всеми этими проявлениями жизни Ведунья ощущала тихую, слабую пульсацию магии.

Этот лес знавал сидхов, древних богов огня и воды. Когда-то здесь проходила Морригу с вороной по имени Бабдх на плече. В этом лесу обитал Риамфада, выковавший здесь волшебный меч, который носил Коннавар. Меч еще был здесь, ждал оленя.

Он пришел во сне, прошлой ночью, как она и надеялась. Ведунья снова разложила костер в лесу, и вскоре возле огня появился дух.

— Я ждала тебя, Гэз Макон.

— Почему в снах на мне всегда этот плащ? — спросил юноша. — Он же такой старый и весь в заплатах.

— Это плащ Коннавара. Каждая заплата представляет отдельный клан, а зеленые и синие нитки — цвета ригантов. Это плащ единства. Коннавар объединял весь народ и стоял выше клановых распрей.

— Но почему его ношу я?

Ведунья ненадолго задумалась, потом улыбнулась: — Спроси себя вот о чем: удобно ли тебе в нем?

— Да, удобно.

— Вот поэтому ты его и носишь. А теперь скажи, зачем ты пришел ко мне, дитя варлийца?

— Я получил назначение в королевскую конницу и завтра уезжаю в свой полк. Война началась.

— Знаю. Почему ты здесь? Он пожал плечами:

— У меня не выходит из головы наша последняя встреча. Я скучаю по горам. Скучаю по земле. Во сне я брожу по склонам Кэр-Друаха. Меня влечет туда. И все же… Я чувствую, что земля не знает меня, не ощущает моего присутствия, моей любви.

— Она знает тебя, Гэз. Она у тебя в крови.

— Я хочу получить духовное имя.

— Оно у тебя есть и всегда было. Ты — Оседлавший Бурю.

Он вздохнул и улыбнулся:

— Мне нравится. Как будто прохладный ветерок коснулся души.

Их взгляды встретились.

— Мы еще встретимся?

— Да. В радости и горе, ригант.

Ведунья поежилась и посмотрела на небо. Время близилось к полудню, и Жэм Гримо еще был жив.

Печаль коснулась ее души, светлая и бесконечная.

Гримо шел на север и с приближением ночи устроил привал между скал. Дух ведуньи отыскал его там. Горец уютно расположился на траве, мурлыча под нос сочиненную здесь же песенку и потягивая из фляжки уисгли, когда она возникла у костра. Жэм посмотрел на видение мутным взглядом, потом потер глаза.

— Крепкая водичка, — пробормотал он, обнюхивая горлышко фляжки.

— Уисгли здесь ни при чем, — сказала Ведунья. — Я искала тебя.

— И нашла. Как насчет пары капель живительной влаги?

— Духи не пьют, Жэм Гринмо.

— Да, похоже, ты и впрямь немного ненастоящая. Хочешь околдовать меня, а? Она улыбнулась:

— Магия почти ушла с этой земли, и я редко трачу ее на колдовство.

— Тогда чему обязан таким приятным визитом?

— Женщина, которую ты любишь, в опасности, Жэм. — Горец вскочил. — Нет-нет, опасность еще далека. Сядь и выслушай меня внимательно.

Он опустился на землю, забыв об упавшей фляжке. Ведунья рассказала ему об аресте Мэв. Гримо ни разу не перебил ее, а когда она закончила, отошел к ручью, выпил воды и умыл лицо. Взгляд его снова стал ясным и острым.

— Я пойду туда и заберу ее из собора. Никакая стража меня не остановит.