Бремя печали почти физически легло на его плечи.
Тридцать два года назад его собственного отца повесили за кражу овцы. Овцу он не крал, а истинного преступника установили некоторое время спустя. В качестве компенсации ущерба и извинения за ошибку правитель Гориазы прислал пять фунтов золотыми монетами. Часть денег семья потратила на то, чтобы оплатить обучение Рамуса в аптекарском училище. Все оставшиеся годы мать ненавидела правителя, горе и возмущение разъедали ей душу. Брат Рамуса, Аборайн, ушел в горы, выбрав жизнь разбойника и убийцы, а закончил ее на той же виселице, на которой когда-то погиб отец.
В ночь казни Аборайна за Рамусом пришли солдаты и проводили его к правителю.
— Ты жаждешь мести? — спросил повелитель Гориазы.
— Нет, сир.
— Но ты ненавидишь меня?
— Я ни к кому не испытываю этого чувства, сир. Мой брат заслужил смерть своей грешной жизнью. Мой отец умер незаслуженно. Но его смерть была ошибкой, а не чьим-то злым умыслом.
— Знаешь, почему ты здесь?
— Вы стараетесь решить, не будет ли благоразумно убить и меня, сир.
— Ты очень спокоен, молодой человек.
— Я не могу помешать вам убить меня, если вы того пожелаете.
Какое-то время правитель сидел молча, задумчиво глядя на юного аптекаря. Потом он глубоко вздохнул:
— Я не убью тебя. Но я не могу допустить, чтобы ты жил в моих пределах. Возможно, когда-нибудь ты откроешь ненависть в своем сердце, а если нет, то я все равно буду думать об этом. Я дам тебе денег, и ты уедешь отсюда. Итак, куда ты направишься?
— Мне всегда нравились горы, сир.
— Тогда пересеките море, мастер Рамус, поезжайте на север и найдите себе дом в горах Друаха. Мне говорили, что там очень красиво.
— Я так и сделаю, сир. Благодарю вас.
— Не надо благодарить человека за то, что он противостоит злу. Желаю всего хорошего, мастер Рамус.
— А я вам.
Громкий крик прервал воспоминания старика. Рамус поднялся с кресла и закрыл дверь хранилища.
Наступила тишина.
Мулграв натянул поводья и повернулся к озеру Старых Холмов. Вода поблескивала в лучах послеполуденного солнца, острые пики западных гор, как в зеркале, отражались в неподвижной глади. Созерцание озера успокоило его.
— Наша жизнь такая короткая, — сказал он, обращаясь к Гэзу Макону. — Мы приходим в этот мир всего лишь на мгновение и исчезаем навсегда.
— Почему вы говорите об этом с улыбкой? — спросил юноша, останавливая своего прекрасного золотисто-пегого мерина рядом с гнедым учителя фехтования.
— Человеческое зло легче переносить, зная, что оно недолговечно, — ответил Мулграв.
— Если это так, то получается, что и человеческое добро тоже недолговечно.
Мулграв усмехнулся:
— Что ж, это уже предмет для диспута, сир.
Улыбка исчезла с его лица. Подувший с озера холодный ветер взметнул полу серого плаща всадника. Конь Гэза нервно попятился, и юноша поспешно успокоил его. Менее умелый наездник, наверное, свалился бы на землю.
— Хорошо управились, сир.
— Он немного норовистый.
Гэз наклонился и погладил мерина по золотистой шее. Некоторое время оба всадника молчали. Мулграв снова перевел взгляд на сияющее озеро.
— Почему вы хотели, чтобы я поехал с вами к аптекарю? — спросил Гэз.
Его спутник вздохнул. Разговор мог пойти в неведомое и опасное русло.
— Я хотел сказать вам, сир, что горжусь тем, как вы вели себя прошлой ночью. Вы столкнулись с вооруженными людьми. Вы не убежали. Вы спасли жизнь своему отцу. В этом нет никаких сомнений.
Гэз Макон покраснел:
— Я воровал уголь.
Мулграв неожиданно выругался и, резко повернувшись, взглянул в лицо молодому человеку:
— Вы настоящий мужчина, Гэз. Вы можете стать великим. Не позволяйте людской злобе изменить вас.
— Мне бы хотелось знать, почему он меня ненавидит, — ответил юноша. — Но нам нельзя говорить об этом. Мойдарт олицетворяет собой закон. Если ему донесут о ваших словах, вас запросто повесят.
— Да, сир, это верно. — Мулграв рассмеялся. — Вы не первый, кто предупреждает меня на этот счет. Правда означает смерть. Что ж, вперед, давайте найдем нашего аптекаря. — Он пришпорил гнедого.
— Пора прокатиться! — крикнул Гэз Макон и взял с места в галоп.
Пегий конь молнией понесся вдоль берега озера. Мулграв направил своего гнедого за ним, надеясь, что скачка поможет сбросить с плеч бремя тяжелых мыслей.
Гэз свернул влево и устремился к поваленному дереву. Мулграв испугался. Конечно, мерин вполне способен преодолеть это препятствие, но кто знает, что окажется за ним. Острые камни, кроличья нора или торчащие из-под земли корни? Конь может сломать ногу. Мулграву приходилось видеть жертв таких нелепых падений — одни калечили себя, другие погибали, Он видел распростертые тела, перебитые спины и сломанные руки и ноги. Пегий птицей взлетел над деревом. Мулграв затаил дыхание. Ему казалось, что золотистый конь повис в воздухе, что время остановилось. Но мерин перелетел через барьер, легко приземлился и поскакал дальше, Гнедой не отставал. Перелетая через дерево, Мулграв увидел, что упавший ствол раздавил несколько молодых побегов, торчавших теперь из земли наподобие копий. Гнедой, как и пегий, перепрыгнул через них. Разъяренный Мулграв подъехал к юноше:
— Вы видели сломанные деревца?
— Да.
— Какая глупость! Вы же могли погибнуть!
— Да, мог. — Юноша пожал плечами. — Но вы же сами сказали, что наша жизнь мимолетна и не имеет большого значения. Так что…
— Ваша жизнь важна для меня, сир! И я не хочу, чтобы вы рисковали без необходимости в силу пустой бесшабашности.
Гэз покачал головой:
— Дело не в пустой бесшабашности. Мне нужно было сделать этот прыжок.
— Почему?
Юноша ответил не сразу. Подавшись вперед, он провел ладонью по шелковистой белой гриве своего прекрасного коня. Мулграв почувствовал, что его подопечного что-то печалит. Гэз поднял голову.
— Прошлой ночью, вернувшись в свою комнату, я не смог уснуть. Меня била дрожь. Я испытал страх, которого не испытывал никогда раньше. Вы похвалили меня за то, что я спас жизнь отца. Да, я это сделал. Но сделал инстинктивно, а не потому, что мной двигала смелость. Понимаете? Страх пришел позже, а вместе с ним сомнение. Я был на пороге смерти. Если бы я снова оказался в подобной ситуации, повел бы я себя так же? Или поступил бы иначе? Не победил ли бы меня страх? Может, я бы убежал? Или забился в угол и разревелся, как ребенок?
Он замолчал.
— Значит, упавшее дерево — это ваши страхи, сир? — спросил Мулграв.
— Да. — Гэз улыбнулся и процитировал:
Он слишком сильно боится судьбы
Или желанья его так малы,
Что он не осмелится приблизиться к ним —
Победить или все потерять без особых причин.
— Прекрасные слова, сир, но я бы посмотрел, как тот, кто их написал, сам бы совершил такой прыжок. По-моему, поэты сродни политикам. Они говорят как львы, а ведут себя как зайцы.
— Будем надеяться, что таковы не все, — сказал Гэз, — потому что эти слова написал я сам прошлой ночью.
Мулграв понял, что юноша смеется над ним.
— Э… дайте мне одну секунду, сир, и я заглажу свою вину.
— Так вы все еще считаете, что я поступил глупо?
— Должен сказать, что мое мнение не изменилось, хотя теперь мне понятны причины, толкнувшие вас на это. Вы усомнились в себе, но вам не хватило уверенности — или терпения, чтобы дождаться более подходящего момента для испытания. Ненужная безрассудность. Если бы вы спросили меня, я бы сказал, что вашей смелости может позавидовать любой молодой человек. И я бы поставил перед вами задачи, которые помогли бы вам проявить себя. Да, сир, перед вами прекрасное будущее. Но если бы удача отвернулась от вас, я стоял бы сейчас на коленях перед бездыханным телом. Возможно, перед калекой с переломанными руками и ногами и без всякого будущего. А еще через день Мойдарт приказал бы повесить меня за неисполнение предписанных обязанностей. Думаете, риск того стоит?
Гэз рассмеялся:
— Дела можно измерить только результатами. Я сделал то, что считал нужным, и теперь чувствую себя свободным от страха, сильным, молодым и счастливым. Так что риск того стоил. И хватит спорить. Не читайте мне нотаций, а я обещаю вам не рисковать попусту. Согласны?
— Согласен, сир, — ответил Мулграв.
Но беспокойство не оставило его. Он уже понял, что Гэз Макон отмечен духом безрассудства, а этот порок мог оказаться смертельно опасным. «Ладно, если у меня будет время, — подумал фехтовальщик, — я излечу его от этого проклятия».
Они поехали дальше.
— Жаль, что я не убил того несчастного, — вырвалось вдруг у юноши.
Мулграв промолчал. Крики раненого и попавшего в плен убийцы были ужасны и продолжались несколько часов. Они прекратились лишь под утро, и тогда же из подвала поднялся Мойдарт в промокшей от крови одежде. Он написал что-то на листке бумаги, и солдаты, вскочив на коней, умчались в Эльдакр производить аресты.
Нападавшие убили трех из четырех стражников. Четвертый куда-то запропастился, и его нигде не могли найти, но распоряжение о его аресте уже было подписано.
— Я бы не стал его пытать, — сказал Гэз. — Повесил бы, но пытать не стал.
— Мойдарту нужно знать, кто еще вовлечен в этот заговор, — заметил Мулграв.
— Вы же слышали, как он кричал. Не думаю, что обезумевший от боли человек скажет правду. В число заговорщиков вполне мог попасть сам святой Персис Альбитам.
— Ничего удивительного. Насколько я знаю, святого однажды арестовывали и даже собирались казнить, для чего доставляли в Камень. По-моему, это было тогда же, когда Бэйн сражался за Госпожу-в-Маске.
— Не Бэйн, — поправил его Гэз, — а гладиатор по кличке Свирепый. Вы уходите от темы разговора.
— Не думаю, что нам стоит обсуждать применяемые Мойдартом методы, хотя я, в общем, согласен с вами. Бедняге было бы лучше умереть сразу.
Впереди уже виднелось серое каменное здание школы и вымощенные булыжником улицы, ведущие к деревне. На въезде в город всадники увидели небольшую толпу зевак, собравшихся посмотреть на драку.
Одним из участников схватки был темноволосый парень, противостоявший двум — нет, трем — превосходящим его в росте и весе противникам.
Тайбард Джакел всегда недолюбливал Кэлина Ринга. Если бы его спросили, в чем тут дело, он привел бы добрую дюжину причин, ни одна из которых не смогла бы показаться достаточно веской. Пожалуй, Тайбард не сумел бы убедить и себя самого в том, что его чувства имеют под собой какое-то надежное основание. Крепкий варлийский парень имел в своем арсенале такие аргументы, как «уж слишком этот Ринг дерзок и самоуверен» или «что-то он косо на меня посмотрел». Тайбард понимал, что подобные заявления звучат смехотворно, но не мог же он сказать, что при одном взгляде на Кэлина Ринга у него закипает кровь. Его бесило в горце все: легкая, пружинящая походка, внимание, оказываемое Рингу местными девушками, даже варлийскими, и многое другое. То, что они улыбались этому неотесанному риганту и ловили каждое его слово, бесило Джакела, просыпалось солью на его открытые раны. И вот теперь жертвой проклятого горца стала Чара Вард, девушка, о которой Тайбард мог только мечтать, которая ни разу не взглянула на него. Джакел не ошибался: он прошел бы через огонь ради одной лишь улыбки, которые Чара дарила Рингу. Об этом знали все.
Вот почему неприязнь превратилась в жгучую ненависть.
Тайбард и его друзья подрабатывали на рынке, поднося товары, когда по деревне разнеслось известие о попытке покушения на Мойдарта. Все тут же переключились на обсуждение ужасного происшествия, забыв на время о делах. Большинство обитателей Старых Холмов были варлийцами, и многие из них еще помнили случившееся четырнадцать лет назад восстание горцев. Кровавая оргия с насилием, грабежами и убийствами длилась несколько дней и закончилась, лишь когда солдаты сокрушили последних ригантов. Нападение на дом Мойдарта вполне могло знаменовать приближение еще одного мятежа.
Кэлин Ринг шел через рыночную площадь, придерживая холщовую сумку с продуктами и лекарствами. Он не видел ни Тайбарда с дружками, ни гудящей возбужденной толпы. В общем, Тайбард и его товарищи сразу решили, что горец задирает нос, делая вид, будто нападение на Мойдарта его не касается.
Каммель Бард, один из приятелей Тайбарда, полный рыжеволосый детина, заметив, что его друг смотрит на Кэлина Ринга, покачал головой:
— Он на таких, как мы, и не смотрит.
— Посмотрит, — бросил Джакел. — Сегодня посмотрит. Перебежав через улицу, он догнал Кэлина как раз в тот момент, когда горец подошел к воротам школы.
— Эй, Ринг, слышал новости?
Кэлин остановился и повернулся к нему.
— Слышал. Что тебе надо, Джакел?
— Вонючие горцы напали на нашего Мойдарта. Ринг ничего не сказал и отвернулся.
— Не смей поворачиваться ко мне спиной, ублюдок! — заорал Тайбард, бросаясь на противника.
Кэлин отступил в сторону, и его обидчик, не удержавшись, упал на булыжную мостовую, больно разбив колени. На помощь приятелю кинулись Каммель Бард и Лусс Кампион.
— На Тая напали! — взвизгнул Каммель.
Тайбард вскочил на ноги. Толпа раздвинулась, образуя широкий полукруг. Теперь двое юношей стояли друг против друга. У Кэлина на плече все еще висела сумка. Тайбард осторожно шагнул вперед. Он был на голову выше своего противника и по крайней мере на двадцать фунтов тяжелее и к тому же слыл умелым уличным бойцом. Сердце колотилось в груди варлийца, и горячая кровь наполняла его диким восторгом. Сейчас этот горец будет молить о пощаде. Он рванулся к врагу. Ринг уклонился от столкновения, уйдя влево, и подставил нападающему подножку. Тайбард споткнулся и снова упал. Острый камень проткнул штаны и впился в ногу. Варлиец вскрикнул, но не столько от боли, сколько от злости, и поднял голову. Ринг по-прежнему стоял с холщовой сумкой на плече. Два раза оказаться на земле — это уж слишком!
Тайбард неуклюже поднялся. По толпе прокатился смех, ужаливший незадачливого драчуна хуже, чем удар плетью. Он вновь перешел в наступление и, приблизившись, нанес прямой удар левой. Кэлин увернулся и ответил апперкотом правой. Кулак угодил Джакелу в живот, воздух с шумом вырвался из легких, и самонадеянный боец осел, тут же получив удар прямо в нос. Заливаясь кровью, Тайбард отступил. Подбежавший сзади Каммель схватил Ринга за плечо и наткнулся лицом на предусмотрительно выставленный локоть. На помощь товарищам поспешил Лусс Кампион. Его кулак врезался в щеку Кэлину. Кожа треснула, из-под нее выступила кровь. Горец выбросил ногу, и Лусс шмякнулся на землю. Каммель, получив еще два удара локтем, выпустил противника, но успел довольно неуклюже ткнуть в него кулаком. Ринг блокировал выпад и провел сразу два ответных — слева в челюсть и справа в подбородок. Тем временем поднявшийся с земли Лусс Кампион забежал сзади и обхватил Кэлина обеими руками. Горец, не имея возможности отбиваться руками, резко наклонился вперед и тут же ударил головой назад, попав затылком в лицо врагу.
Тайбард увидел, как Лусс валится на спину. Слепая ярость и боль от разбитого носа заставили его позабыть о благоразумии, и он выхватил небольшой нож, висевший на поясе. Каммель снова схватил горца, а налетевший Кампион обрушил на противника град ударов. Тайбард шагнул к Рингу, готовясь схватить его за волосы, откинуть голову и полоснуть лезвием по горлу.
В этот момент какая-то тень упала на него. Он оглянулся. Неизвестно откуда взявшийся золотистый конь задел Тайбарда плечом, и варлиец уже в третий раз оказался на мостовой. Из толпы зрителей выступили двое солдат, одним из которых оказался «прославленный» сержант Биндо. Они схватили Ринга за руки, что не помешало Луссу Кампиону нанести беззащитному еще пару ударов. Солдаты, державшие горского юношу, не остановили обозленного драчуна.
— Хватит! — крикнул Гэз Макон. — Освободите этого человека.
Солдаты отпустили Ринга, который пошатнулся, но все же устоял на ногах.
— Сир, этот юнец напал на варлийца, — сказал Биндо. — У нас есть свидетели.
— Я тоже свидетель, — холодно ответил Гэз Макон. — Трое против одного. И он едва не побил их. — Он направил коня к Тайбарду Джакелу. — А вас, сир, я хочу предупредить. Если бы вы воспользовались ножом, я бы лично проследил за тем, чтобы вас повесили за убийство. А теперь уходите отсюда.
Внезапно вся злость куда-то исчезла, Тайбард Джакел побледнел, но не потому, что испугался угрозы. Он вдруг осознал, что чуть было не убил невооруженного человека. Стыд заставил его опустить голову.
Он не вернулся на рынок, но побежал к озеру, где сел на поваленное дерево и вознес молитву благословенному святому Персису Альбитану, удержавшему его от тяжкого греха убийства. Именно там, на берегу, Джакела и нашли два его товарища,
У Танбарда болел разбитый нос и раскалывалась голова. У Лусса Кампиона распухла щека. У Каммеля набухал синяк под глазом.
— Ладно, посчитаемся с ним в другой раз, — сказал Лусс.
Тайбард промолчал.
— Пожалуй, нам лучше вернуться на рынок, — предложил Каммель. — Ты идешь, Тай?
— Нет, посижу еще немного здесь.
Когда друзья ушли, Тайбард пересел поближе к воде и смыл с лица кровь. В висках стучало так, что казалось, голова вот-вот расколется на две половинки. Перед глазами поплыли круги, и он, чтобы не упасть, прилег на траву.
Откуда-то сбоку подошла беловолосая женщина.
— Выпей это, — сказала она, протягивая небольшую медную чашу с мутноватой жидкостью. — Боль уйдет.
— Что здесь?
— Пей, — приказала женщина.
Тайбард подчинился. Напиток имел слегка горьковатый привкус, но острая, режущая боль действительно отступила, сменившись тяжелым гулом в висках.
— Спасибо.
— Что у тебя с носом?
— Я… подрался.
— Победил?
— Нет.
— И поэтому грустишь?
— Нет. Дело в другом… — Он помолчал, потом глубоко вздохнул. — Я не заслужил победы. Едва не убил человека. Никогда себе не прощу.
— Тогда не печалься, а радуйся, потому что ты усвоил урок, который некоторые не усваивают до конца жизни. Понятое сегодня изменит тебя и изменит к лучшему твое будущее. Сегодня в твоей жизни большой день, Тайбард Джакел.
Он повернулся к женщине и только теперь заметил, какая старая и ветхая на ней одежда.
— Кто вы? Откуда знаете мое имя? — спросил Тайбард, вглядываясь в зеленые глаза женщины.
— Я — Ведунья из леса Древа Желаний, — ответила, — и знаю всех детей ригантов.
Джакел почувствовал вдруг страшную усталость и опустился на мягкую землю,
— Я — варлиец, — сонно сказал он.
— Ты — Тайбард Джакел, и твой род восходит к временам величия и даже дальше. В тебе течет кровь Фиаллаха, одного из сподвижников Коннавара. Тот тоже бывал подвержен вспышкам гнева. Но до самой смерти оставался верным и преданным воином.
Он хотел ответить что-то, но вместо этого погрузился в спокойный целительный сон,
У Калина Ринга болела голова, а из разбитой щеки стекала кровь. Тайбард Джакел и двое его приятелей уже скрылись с места происшествия, но сержант Биндо все еще стоял рядом, не сводя с него злобных глаз. Не обращая на него внимания, юноша потянулся за сумкой.
Всадник с золотистыми волосами спешился.
— У тебя кровь. Позволь нам осмотреть рану.
— Ничего особенного, — ответил Кэлин, приложив к щеке ладонь. — Само заживет.
Ему хотелось поскорее уйти отсюда, от варлийцев и всего, что напоминало о них.
— Полагаю, что заживет, — сказал Гэз Макон. — Жаль, что я не подъехал немного раньше.
— Вы и так успели. — Кэлин остановился, осознав, что ведет себя невежливо и неблагодарно. — Спасибо, — с трудом выдавил он.
К ним подошел второй всадник, высокий, сухощавый, гибкий, с преждевременно поседевшими волосами.
— Ты хорошо дрался, парень. Отличная координация движений. Кто научил тебя этим приемам?
— Мой дядя Жэм. Он дерется лучше всех.
— И учитель из него хороший. — Мужчина протянул руку, и Кэлин, положив сумку, ответил тем же. Рукопожатие было твердым, и юноша невольно почувствовал уважение к этому человеку. — Меня зовут Мулграв. А спасший вас господин — Гэз Макон.
— Сын Мойдарта? — Кэлин напрягся.
— Верно, — сказал Гэз. Его дружелюбное расположение сменилось настороженностью, когда он натолкнулся на холодный взгляд юноши. — Вы знаете моего отца?
— Нет. Он знал моего.
С этим Кэлин сделал шаг назад, поднял сумку и зашагал прочь. Сердце колотилось. В груди клокотала ярость. На какое-то мгновение он позволил, себе расслабиться в компании варлийцев и сейчас испытывал злость, словно предал свой род, племя, кровь. Отец этого красавчика вероломно убил Лановара и сотни других ригантов, мужчин, 'женщин и детей. Теперь сын Мойдарта спас жизнь сыну Лановара. Жизнь щедра на неприятные сюрпризы.
Кэлин миновал здание школы и зашагал по тропинке, ведущей в горы. Кровь на лице подсохла, в синяках бился пульс, кожа стыла на холодном ветру. Впервые в жизни он почувствовал страх, настоящий страх, когда Тайбард Джакел подступил к нему с ножом в руке. Кэлин вспомнил, как это было, и содрогнулся. Чего он испугался? Ножа? Нет. Того, что может умереть? Тоже нет. Его испугала собственная беспомощность. Возможность быть зарезанным, как жертвенное животное.
Странно, но он никогда не испытывал ненависти к Тайбарду. Ему не нравились Лусс Кампион и Каммель Бард, но Джакел всегда казался ему добрым и честным парнем. Однажды Тайбард, как рассказывал Банки, спас того от больших неприятностей. Тайбард спас малышку Джасси Вирралл, когда та упала в омут и едва не утонула. Он бросился в водоворот, схватил девочку и держал ее до тех пор, пока подоспевший Галлиот не бросил им веревку и не вытащил обоих на берег.
Кэлин не мог понять, почему Джакел проявил вдруг такую агрессивность. Да, он варлиец, но только номинально. Все знали, что в нем течет кровь горцев.
Юноша зашагал дальше, настороженно поглядывая по сторонам на случай, если Тайбард с приятелями решили устроить засаду где-то за городом.
Впереди появились дома семей рабочих дровяного склада. Несколько женщин развешивали на веревках выстиранное белье. Жилища были построены больше сотни лет назад и представляли собой сооружения из серых гранитных плит с покатыми крышами из черного сланца. Промерзающие насквозь замой, холодные летом, бесцветные и угнетающе однообразные, они казались серыми пятнами на зеленых склонах холмов. Девичий голос окликнул Кэлина, и он, оглянувшись, увидел направляющуюся к нему Чару Вард.
Кэлин остановился, настроение моментально улучшилось. Чара была высокого для девушки роста, и от одного взгляда на нее пульс у него учащался, а в голову лезли совершенно неуместные мысли. На ней была голубая блузка и широкая серая юбка, не скрывающая движений гибкого тела. Подойдя, девушка улыбнулась и подняла руку, чтобы поправить выбившиеся из-под яркой ленты длинные вьющиеся пряди. Ткань блузки натянулась. И Кэлин словно прилип взглядом к проступившим под ней очертаниям полной, упругой груди. Ему стоило немалых усилий отвести глаза. Приблизившись, Чара увидела кровь на лице юноши.
— Что с тобой? — обеспокоено спросила она.
— Так, царапина. Ничего серьезного.
— Кто это сделал?
Чара протянула руку и коснулась его щеки. Кэлин смущенно переступил с ноги на ногу.
— Опухла. Тебе надо зайти к нам — я промою рану.
— Не беспокойся, Чара. Спасибо. Ты сегодня прекрасно выглядишь.
Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал пальцы. Она улыбнулась и едва заметно покраснела:
— Не надо. Мама смотрит.
Кэлин, вспомнил, что мать Чары совсем недавно перенесла тяжелую болезнь, при которой кожа начинает бледнеть, желтеть, человек теряет вес и слабеет. Заболевшие умирали редко, но приступы слабости случались потом на протяжении нескольких месяцев.
— Ей сейчас лучше?
— Она еще не окрепла, но уже поправляется. Спасибо. Может, зайдешь и посидишь с нами?
— Я бы с удовольствием, но мне надо домой. Несу лекарства для Банни и его матери.
— Я слышала, что ее побили, — сказала Чара. — Просто позор. Иногда мне кажется, что Морин какая-то ненормальная. Шула выздоровеет?
— Не знаю. Ей очень плохо.
Некоторое время они стояли молча, ничуть, однако, не тяготясь молчанием.
— Ты пойдешь на праздник Дня Жертвоприношения? — спросила девушка.
— Может быть.
— Если хочешь, пойдем вместе.
— Я был бы рад. Но наверное, нам не стоит этого делать.
— Мне все равно, что скажут люди.
— Дело не в том, что они скажут.
— Я их не боюсь. Ты мой друг, Кэлин, и я дорожу нашей дружбой, поэтому прятаться не собираюсь.
Одна из женщин окликнула Чару;
— Девочка, здесь еще много работы. Чара рассмеялась:
— Мне пора идти. Увидимся в полдень или, если хочешь, встретимся пораньше.
— Давай в полдень.
— Хорошо.
Чара улыбнулась и вернулась к дому.
Глядя ей вслед, Кэлин поймал себя на том, что представляет Чару без одежды. Он уже собирался повернуться, когда увидел лицо смотрящей на него старухи. Ему показалось, что женщина читает его мысли. Кэлин покраснел и поспешил по дороге вверх.
Срезав часть пути, Кэлин уже подходил к дому, когда заметил сидящую на краю леса Ведунью. Он не видел ее несколько месяцев и приветливо помахал рукой. Она кивнула и жестом подозвала к себе. Подойдя, Кэлин положил на землю сумку и сел рядом с женщиной на упавшее дерево.
— Да, нелегкий у тебя был денек, Сердце Ворона. Столько всего важного случилось.
— Всего лишь сходил в город и немного поцарапался.
— Ты видел оленя и привел в действие цепь событий, которые изменят судьбу ригантов.
Он покачал головой и заглянул в ее зеленые глаза:
— Я не видел оленя.
— Что ты думаешь о Гэзе Маконе?
— А что о нем думать? Он варлиец.
— Он понравился тебе?
— Я его не знаю.
— Ну-ну, перестань. У меня нет времени играть словами — если, конечно, это не мои игры. Так он тебе понравился?
— Да, к сожалению.
— Сожалеть не о чем, — сказала Ведунья. — Гэз Макон прекрасный молодой человек. Я рада, что он понравился тебе, как и тому, что ты понравился ему. Да, он прекрасный юноша, хотя и обречен.
— Почему вы так говорите?
— Он живет для того, чтобы оседлать коня бури. А на этом коне долго не ездят. Только красивые, смелые и, да, обреченные.
Кэлин усмехнулся:
— Каждый раз, когда мы встречаемся, я получаю новую загадку. Олени… кони…
— Но тебе это нравится?
— Да, нравится. Вы пойдете к нам? Мы могли бы вместе пообедать.
— Нет. Но за приглашение спасибо. У меня впереди долгий путь. Я возвращаюсь в лес Древа Желаний. Надо немного отдохнуть и почерпнуть мудрости у сидхов.
— Я думал, они ушли из этого мира.
— Нет, Кэлин. Они ушли только из Кэр-Друаха. На земле еще есть места, где можно жить в не тронутых человеком лесах и распространять магию.
— А почему вы сказали, что я видел какого-то оленя?
— Не какого-то. Того самого.
— Вы меня запутали.
— Конечно.
Она улыбнулась, а Кэлин не в первый уже раз спросил себя, сколько же ей лет. Когда Ведунья улыбалась, ее лицо становилось совсем по-девичьи юным.
— Мне столько, сколько хочется.
Он вздрогнул, словно от укуса.
— Вы умеете читать мысли? Ведунья громко рассмеялась:
— Для этого большого таланта не требуется. Ты молод, и все твои мысли у тебя на лице. Ты еще не научился скрывать их. А надо, по крайней мере для того, чтобы о них не догадалась мать Чары Вард.
Кэлин усмехнулся:
— Она очень красивая. Думаю, Чара знает магию, потому что когда она рядом, у меня сердце стучит, как барабан.
— Эту магию знают все женщины.
— Даже вы? — Слова слетели с языка, прежде чем он успел удержать их. — Извините, — быстро добавил Калин. — Получилось грубо.
— Грубо, зато откровенно. Да, эту магию знают даже Ведунья. Но я предпочитаю держать некоторые силы в себе. Безбрачие укрепляет мои возможности. Почему — не знаю. — Она посмотрела ему в глаза. — Впрочем, мое время в Старых Холмах истекает, и я не хочу тратить его на философские изыскания.
— Я тоже, — сказал Калин. — Тетя Мэв рассердится за драку, так что надо идти домой. Ну и влетит же мне от нее. У тети Мэв талант браниться.
— Да, строгая женщина. С ней трудно жить. Кэлин засмеялся:
— Это уж точно.
— А ты знаешь, как получилось, что вы с ней вместе? Он отвел глаза.
— Знаю, что мою маму убили через два дня после моего рождения. «Жуки» нагрянули в деревню и перебили всех, кто не успел убежать в лес. После этого меня растила тетя Мэв.
— Да, то была ночь отвратительной резни, — тихо сказала Ведунья: — Некоторым из женщин удалось скрыться в лесу. Но Мэв, вместо того чтобы прятаться, побежала к дому твоей матери. Убивший Гиану солдат стоял над ее телом, и Мэв ударила его ножом в горло. Убила. Так она отомстила за Гиану. А потом взяла тебя из колыбели и унесла в безопасное место.
— Она об этом никогда не рассказывала. Я и не знал.
— Твоя тетя — дочь ригантов. В ней течет кровь Руатайна и Мерии, двух великих героев прошлого. А еще Ланаха и Бедрила, державших когда-то перевал. Это старинная кровь. Такая же, как в тебе. Как в Гэзе Маконе.
— Варлийская кровь. Кровь убийцы.
— Чара Вард тоже варлийской крови, — напомнила Ведунья. — Но ведь ты ее не ненавидишь?
— Конечно, кет.
— А раз так, то думай, прежде чем сказать. Чара Вард — добрая, хорошая девушка. — Женщина внезапно погрустнела. Кэлин молчал, ожидая, что она объяснит, в чем дело, но Ведунья взяла свою сумку и, открыв ее, достала муслиновый мешочек. — А теперь выслушай меня. Рамус дал тебе хорошие травы, и они помогут Шуле, но не спасут ее жизнь. Когда придешь домой, положи вот это в пинту — не больше — кипящей воды, и пусть все остынет. Заставь Шулу выпить по меньшей мере половину. После этого она уснет глубоким сном, похожим на смерть. Вы даже пульса не найдете. Но не бойтесь. Она выздоровеет, но сначала проспит не меньше трех дней. Ты все понял?