4

Лемфада очнулся. Перед глазами стоял туман, и в этом тумане сквозили какие-то темные линии, вроде щелей на крышке гроба.

— Нет! — простонал он и попытался встать, но нежные руки уложили его на место, и ласковые слова успокоили. Он повернул голову на подушке и увидел молодую девушку с темно-карими глазами. Она гладила ему лоб.

— Лежи спокойно, — прошептала она. — Здесь тебе ничего не грозит. Отдыхай. Я с тобой.

Когда он снова открыл глаза, линии оказались пазами между бревнами на потолке. Он повернул голову, надеясь снова увидеть девушку, но вместо нее у постели сидел мужчина с красивым лицом, в небесно-голубой рубашке. Длинные волосы падали ему на плечи, бороду он брил, а глаза у него были лиловые. Он улыбнулся Лемфаде.

— Добро пожаловать обратно в мир живых, дружище, — тихим, мелодичным голосом сказал он. — Меня зовут Нуада. Это я нашел тебя в лесу.

— Ты спас мне жизнь, — прошептал Лемфада.

— Не совсем так: это сделал другой человек. Как ты себя чувствуешь?

— Спина болит. — Лемфада облизнул губы. — И пить хочется.

Нуада принес чашу с водой и, поддерживая Лемфаде голову, напоил его.

— Стрела, ранившая тебя, вошла глубоко. Ты пять дней пролежал в жару, но Ариана говорит, что жить ты будешь. — Нуада говорил что-то еще, но юношу снова одолел сон. И ему приснились золотые птицы, порхающие вокруг солнца.

Проснувшись, он услышал, что снаружи бушует буря: ставни на окнах сотрясались, и по крыше лупил дождь. На этот раз рядом с ним сидел другой мужчина — желтоволосый, рыжебородый, с глазами серыми, как грозовые тучи.

— Пора подниматься, парень, — сказал он. — Больно дорого ты мне обходишься.

— Дорого?

— Думаешь, Ариана и ее мать задаром с тобой возятся? Если ты пролежишь еще немного, то разоришь меня вконец.

— Мне очень жаль. Правда. Я все верну.

— Из каких это средств? Твой кинжал я уже продал.

— Оставь его, Лло. — В поле зрения Лемфады появилась пожилая женщина. — Он еще не готов — пройдет несколько дней, прежде чем он сможет встать. Иди-ка отсюда.

— Под дождь, что ли? И не подумаю — больно уж вкусно тут у тебя пахнет.

— Тогда веди себя как следует. — Женщина приложила мозолистую ладонь ко лбу Лемфады. — Жар спадает — это хорошо. — Она улыбнулась юноше. — Некоторое время ты будешь чувствовать слабость, но потом силы вернутся к тебе.

— Спасибо вам, госпожа. А где та… другая?

— Ариана охотится и сегодня уж не вернется — будет пережидать бурю. Увидишь ее завтра.

— Скажешь тоже, несколько дней, — проворчал Лло. — У него вон уже девушка на уме. Влей в него немного супу, и он к ней посватается.

— Почему бы и нет? — усмехнулась женщина. — К ней уже все сватались, кроме тебя, Лло Гифе.

— Мне женщина ни к чему, — заявил Лло. Знахарка засмеялась, и он покраснел.

Лемфада снова заснул, а когда проснулся, буря уже миновала. Его, кажется, кормили с ложки, но помнилось ему это смутно, и есть хотелось зверски. Он сел и сморщился от острой боли в спине. Девушка, стоя на коленях у очага, высекала огонь. Тонкая струйка дыма вскоре вознаградила ее усилия, и Ариана, нагнувшись еще ниже, раздула пламя. Лемфада не мог оторвать глаз от ее бедер, обтянутых тугими замшевыми штанами.

— Нехорошо так пялиться на женщин, — не оборачиваясь сказала она.

— Откуда ты знаешь, что я на тебя смотрю?

— Когда ты сел, кровать скрипнула. — Девушка гибким движением поднялась и придвинула стул к постели. Волосы у нее были медового цвета, глаза темно-карие, губы полные, улыбка чарующая. — Ну? — спросила она.

— Что «ну»?

— Как товар, годится?

— Не понимаю.

— Ты меня разглядывал, как племенную телку.

— Извини. — Он отвел глаза. — Обычно я себе такого не позволяю.

— Ничего, я не обиделась. — Она засмеялась и взяла его за руку. — Меня зовут Ариана, а тебя?

— Л-л… Лемфада.

— Ты как будто не совсем в этом уверен.

— Просто раньше меня звали Лаг, а теперь у меня настоящее имя, мужское.

— Ты хорошо выбрал — Лаг тебе совсем не подходит. Почему ты убежал?

— Меня продали герцогу, и я решился на побег. Где это я?

— В Прибрежном лесу. Лло Гифе принес тебя к моей матери. Ты был еле жив. Зря он вытащил стрелу — ты чуть не истек кровью.

— Не знаю, зачем он меня спас. Похоже, ему со мной одни хлопоты.

— Не беспокойся об этом. Лло — человек непредсказуемый, его не поймешь. А что ты умеешь делать?

— Стряпать, убирать, ходить за лошадьми. Еще на флейте играю.

— А охотиться, шить одежду, работать по дереву?

— Нет.

— С глиной обращаться?

— Тоже нет.

— В травах разбираешься? Амариан от дезарты отличить можешь?

— Боюсь, что нет.

— Трудно же тебе придется в жизни, Лемфада. Похоже, проку от тебя, как от дохлого воробья.

— Я научусь. Ты покажешь мне, как все это делается?

— Думаешь, мне больше делать нечего?

— Нет, не думаю, но все-таки…

— Там видно будет. Есть хочешь?

— Очень, — признался он.

Ариана принесла ему холодной оленины и сыру, а сама взяла лук и колчан.

— Ты куда?

— Не видно разве? Цветочки собирать.

Когда она ушла, Лемфада откинул одеяло, поискал взглядом свою одежду и прошлепал босиком к очагу. Его штаны и рубашка висели на спинке стула; их выстирали и аккуратно зашили проделанную стрелой дыру. Одевшись, он сел у огня. Ноги еще подкашивались. Он подложил дров в очаг. В памяти всплывали ужасы побега и ощущение от стрелы, ударившей ему в спину, точно молотом.

Итак, его спас Лло Гифе, человек, к которому он и шел, но он, Лемфада, как верно заметила Ариана, мало что может предложить вожаку мятежников. Он чувствовал себя глупым, хуже того — никчемным. Дверь в комнату отворилась, впустив холодный воздух, и голос Нуады сказал:

— Как быстро все заживает у молодых. Доброе утро.

— Я тебя помню… как во сне, — улыбнулся Лемфада. — Ты сидел у моей кровати. Нуада, верно?

— Да. Я вижу, тебе гораздо лучше, но погоди пока резвиться. Тебе было худо, очень худо. Ариана сказала, что тебя зовут Лемфада. Хорошее имя. Рыцарь Габалы, да и только — один из первых, кажется.

— Да, я тоже так слышал. Ты кто, мятежник?

— Пожалуй, что так, — хмыкнул Нуада. — Боюсь только, что мне не дано вселять ужас в сердца королевских солдат. Сказители редко бывают воинами.

— Значит, ты сказитель?

Нуада поклонился и сел рядом с ним.

— Да. Возможно, лучший во всем королевстве.

— Много ли историй ты знаешь?

— Несколько сот. Когда окрепнешь, приходи в дом собраний — я выступаю там каждый вечер. Я стал здесь знаменитостью, и люди приходят со всего леса, чтобы послушать меня. Будь у них деньги, я бы разбогател.

— Расскажи мне про рыцарей Габалы.

— Это длинная история, лет на двести. Может, скажешь поточнее? Например, про Лемфаду?

— Расскажи про Оллатаира.

— Ага, предпочитаешь что-то поновее. Знаешь ли ты, откуда взялись эти рыцари?

— Нет. Они тоже были мятежниками в свое время?

— Не совсем. Орден основал в 921 году тогдашний король Альбарас. Рыцари были судьями: они объезжали всю страну и улаживали споры от имени короля. В 970-м, во время Великого Мятежа, они спасли короля от гибели и переправили его в Цитаэрон. Вернувшись с триумфом в 976 году, он даровал рыцарям земли для строительства цитадели и сделал их неподвластными королевским законам. При этом они остались судьями и продолжали объезжать все девять провинций нашего государства. Их честность была безупречной. С течением лет орден принял обет бедности, чтобы сохранить свою неподкупность, и обет безбрачия, чтобы семейные обстоятельства не могли повлиять на выносимые им решения. Быть избранным в число рыцарей считалось большой честью, но за это приходилось дорого платить.

— А что же Оллатаир? — спросил Лемфада.

— Терпение, мальчик. Все рыцари избирались Оружейником ордена. Когда один из них умирал или погибал, Оружейник отправлялся в путешествие, чтобы найти ему замену.

— Почему Оружейником? Разве он не был служителем рыцарей?

— Он был их отцом. Он снабжал их волшебными доспехами — не только стальными, но и духовными. Он же и возглавлял орден. Последним Оружейником был как раз Оллатаир.

— Что же случилось с рыцарями Габалы?

— Этого никто толком не знает. Известно только, что король послал к магистру Самильданаху гонца, прося его об услуге особого рода. И рыцари, выполняя эту просьбу, будто бы отправились в царство демонов, чтобы сразиться со злом для блага людей. Не знаю, что с ними сталось. Это был первый год правления нового короля. Быть может, он велел отправить их, поскольку они решили несколько дел не в его пользу. Или подослал к ним наемных убийц. Может также статься, что они бежали в другую страну. Но какой бы ни была их судьба, Оружейника Оллатаира король бросил в тюрьму, где он и умер. Почему этот умерший чародей так интересует тебя?

— Просто так, — солгал Лемфада.

— Эти рыцари очень пригодились бы сейчас нашей стране.

— Только их нам и не хватало, — насмешливо ввернул вошедший Лло Гифе. — Доблестные рыцари в блестящих доспехах! Уж они-то мигом свергли бы короля.

— Они были больше чем рыцари и отважнее чем герои, — сказал Нуада. — Не смейся над ними.

Лло протянул руки к огню.

— Вы, поэты, не признаете того, что есть на самом деле. Вечно все приукрашиваете. Ты приходишь сюда в поисках предводителя мятежников, а находишь ставшего разбойником кузнеца. Вот это и есть действительность. Твои рыцари были обыкновенными людьми — жадность, похоть и отчаяние были им знакомы не хуже, чем нам, грешным. Не делай из них богов, Нуада.

— Я согласен с тобой — но и дураков из них делать тоже не следует, ибо они все-таки были лучше тебя.

— Ну, это дело нехитрое. — Лло хлопнул Нуаду по плечу. — Однако я жив, а многие из тех, кто лучше меня, мертвы. И долго еще намерен прожить, потому как блюду свою выгоду, а геройство оставляю тебе и твоим сказаниям.

Бывший рыцарь въехал на холм и спешился перед пожарищем на месте дома Оллатаира. Каун, вдохнув едкую гарь, заржал и попятился прочь. Мананнан потрепал его по шее.

— Все хорошо, мое храброе сердце. Это всего лишь развалины дома, ничего страшного в них нет. Подожди меня здесь. — Переступая через дымящиеся головешки, Мананнан стал искать мертвое тело — но тела не было.

Вернувшись к коню, он снял с седла мешок с провизией. Еды осталось мало: три медовые коврижки и мешочек с овсом. Одну коврижку он скормил Кауну, две остальные съел сам. Достав воды из колодца, он напился и поставил ведро на землю, чтобы конь тоже попил.

Куда же девался Оллатаир? Не те ли вооруженные люди увели его с собой? Вряд ли. Зачем бы они стали сжигать дом? Да и признаков борьбы тоже не видно. Увидев у колодца какие-то следы, Мананнан стал на колени. Отпечатки лап, глубокие и четкие. Львы? Здесь, так близко от города? Он немного прошел по следам. Люди бежали вниз сломя голову, оскальзываясь на бегу, а звери гнались за ними. Мананнан рассмеялся вслух, но от смеха давление на горло усилилось, и он перестал. Звери повернули обратно к дому, где стояли два человека. Бывший рыцарь снова опустился на колени. Следы лап внезапно сделались глубже. Он не сразу понял, в чем дело, но потом увидел ведущие от дома следы сапог, тоже глубокие. Оллатаир навьючил на львов поклажу и двинулся в сторону поросших лесом гор… четыре или пять часов назад.

Каун заржал, повернув голову к ведущей в город тропе. К сожженному дому галопом приближался конный отряд. Бывший рыцарь поспешно затер ногой следы, затянул подпруги и сел в седло. Коня он направил так, чтобы затоптать следы еще больше.

Отряд насчитывал около пятнадцати человек, и на них были латы с изображением ворона.

— Добрый день, — сказал им бывший рыцарь.

— Что вы здесь делаете? — осведомился худощавый человек с ястребиным лицом.

— Я увидел дым и решил узнать, не нужна ли кому-нибудь помощь. Вы, видимо, приехали по такому же делу?

— Мое дело вас не касается. Кто вы такой?

— Я, сударь, человек воспитанный и не вступаю в разговоры с неотесанными мужланами.

Всадники замерли на конях, ожидая, что ответит их капитан. Тот, побагровев, сузил темные глаза и двинул своего коня вперед.

— Вы оскорбляете офицера герцогской гвардии. Извинитесь, иначе я вынужден буду убить вас.

Мананнан оперся на луку седла.

— Когда я в последний раз видел герцога, он выиграл серебряное копье за победу на турнире. Помните, он сказал тогда, что благородный человек должен обладать тремя вещами: во-первых, честью; во-вторых, воинским мастерством, чтобы эту честь защищать; и в-третьих, смирением, чтобы понимать, что честь от него требует.

— Вы друг герцога?

— Я тот, кого он победил на том турнире — впрочем, я всегда лучше владел мечом, чем копьем.

Капитан подумал немного и принял решение.

— Прошу простить, если мои слова показались вам обидными, но мы разыскиваем преступника, которого герцог приказал схватить.

— Я принимаю ваши извинения и предлагаю взамен свои. Я еду издалека и боюсь, что не могу похвалиться терпением. Вы ищете человека плотного сложения, которого сопровождают трое крупных зверей?

— Да. Вы его видели?

— Часа два назад. — Мананнан указал в противоположную от леса сторону. — Мне показалось, что звери — это львы, но я их видел только издали.

— Благодарю вас, рыцарь. Вы едете в Макту? Герцог сейчас у себя в замке и, я уверен, будет рад повидать вас снова.

— Да, пожалуй. Удачной вам охоты.

Всадники ускакали, и Мананнан повернул Кауна в другую сторону. До леса около двух часов езды, и если ему посчастливится, он найдет Оллатаира еще до наступления ночи.

В пути он вспоминал свой турнир с герцогом. Тот был отменным наездником и великолепно владел копьем. Если бы не деревянные колпачки на наконечниках, он пробил бы противнику сердце, а так у Мананнана только два ребра треснуло. Жаль, что герцог не столь хороший человек, как воин. Слова, приписанные ему Мананнаном, произнес не он — их сказал магистр Самильданах в упрек герцогу.

Самильданах — вот кто был великим рыцарем и при этом человеком великого смирения. Если бы у герцога достало смелости вызвать его, исход поединка мог бы стать совсем иным.

Воспоминания о друге хлынули потоком, наполняя Мананнана печалью.

Самильданах, выходящий на поединок с бойцом цитаэронского короля и с мятежным герцогом Тараинским, Самильданах, возглавляющий молитву в цитадели, Самильданах, танцующий с Морриган на празднике душ. Не бывало в Габале лучшего рыцаря, а на свете — лучшего друга.

— Прости, что я предал тебя, — прошептал бывший рыцарь.

Узнав о бегстве номадских слуг Эррина, Океса пришел в бешенство. Он тут же доложил об этом герцогу и потребовал, чтобы Эррина взяли под стражу. Герцог распек Эррина, но поверил, когда тот заявил, что слуги бежали без его ведома, прихватив с собой двести золотых рагов.

— Ты всегда был дураком, всегда верил в лучшую сторону человеческой души, — сказал ему герцог. — Теперь ты сам убедился, что этим людям доверять нельзя.

— Да, ваша светлость. Я кляну себя за собственную глупость.

— Ну, теперь уж ничего не поделаешь. Океса охотно повесил бы тебя, но такого удовольствия я ему не доставлю. Где мне взять другого распорядителя праздника, если тебя повесят? Кто будет готовить лебедей в винном соусе?

— И перепелок тоже, ваша светлость, — улыбнулся Эррин.

— И перепелок. Куда проще найти другого провидца. Кстати, один из королевских рыцарей скоро приедет к нам, чтобы проследить за приготовлениями. Окажи ему достойный прием.

— Непременно, ваша светлость. — Эррин откланялся и вышел. Океса ждал за дверью. Глаза провидца смотрели злобно, лысина блестела от пота.

— Не думайте, что вам удалось меня одурачить, — прошипел провидец. — Вы сами помогли этим номадам избежать правосудия и умолчали, что знаете Руада Ро-фессу. Но ничего, я еще плюну на вашу могилу, барон Эррин!

— Какой дурной тон, Океса. Что до Руада, не забудьте: я сам пришел к вам по поводу Оллатаира. Откуда мне было знать, что он жив и скрывается в нашем герцогстве под другим именем? Это вы у нас провидец — отчего же вы до сих пор его не разыскали? Или ваш дар столь незначителен?

— Скоро мы это выясним, барон, — улыбнулся Океса. — Нынче утром я составил ваш гороскоп. Через пять дней вы окажетесь в серьезной опасности, столь серьезной, что это грозит вам гибелью. Как вам это нравится?

Эррин сглотнул и попытался изобразить на лице улыбку, но Окесу это не обмануло — он усмехнулся и пошел прочь. Эррин поднес к лицу дрожащую руку. Он злился на себя за то, что не смог скрыть своего страха, но знал, что Океса не лжет — зачем ему лгать? Итак, его, Эррина, ждет верная смерть. Какой она будет? Яд? Удушение? Падение с высоты? Шальная стрела?

Первым его побуждением было бежать в Фурболг: там у него друзья. Но как отнесется герцог к его бегству? Он в западне, и спасения нет. Как жаль, что Убадая больше нет рядом. Старый номад нюхом чуял опасность и готов был умереть за своего хозяина. Не то чтобы Эррину хотелось, чтобы кто-то умирал за него, но он чувствовал себя спокойно, когда Убадай спал у него за дверью. Стоило муравью пустить ветер на лугу у дома, как номад тут же просыпался. Без него Эррин казался себе одиноким и уязвимым.

Ночью он спал плохо, хотя наглухо запер дверь и ставни. Утром он вымылся и облачился в зеленый камзол из восточного шелка, шитый золотом, мягкие сапоги и короткий плащ из желтой шерсти, отороченный кожей. Угроза Окесы показалась ему не такой уж страшной. Ввиду приезда королевского рыцаря провидец вряд ли решится подослать к нему убийцу. Эррин вознамерился произвести на рыцаря самое лучшее впечатление: в нынешних обстоятельствах лишние друзья ему совсем не помешают.

Рыцарь прибыл только на закате, и Эррин с облегчением встретил крик часового на башне, возвестивший о его приближении. Герцог с Эррином поспешили к воротам, чтобы встретить его. Рыцарь, одетый в красные доспехи, ехал на вороном жеребце около семнадцати ладоней высотой. Он продвигался медленно, с опущенным забралом, и солнце садилось у него за спиной.

— Добро пожаловать, доблестный рыцарь, — сказал герцог.

— Мой конь должен стоять на конюшне один, — глухо промолвил рыцарь из-под шлема. — Всех остальных лошадей нужно вывести.

— Хорошо, — невозмутимо ответил герцог. Эррин вполголоса отдал приказ часовому, и тот побежал предупредить конюшего. — Мы готовим для вас славный пир, — продолжал герцог. — Через час он поспеет. Комнаты ждут вас в северной башне.

Рыцарь спешился и просил:

— Где у вас конюшня?

— Эррин, — распорядился герцог, подавив гнев, — проводи королевского посла на конюшню. Жду вас обоих в большом чертоге.

Герцог удалился, а Эррин спросил рыцаря:

— Надеюсь, ваше путешествие было не очень утомительным?

— Будьте добры, покажите мне, где конюшня.

— Разумеется. Следуйте за мной. — Эррин провел рыцаря на конюшенный двор, откуда уже выводили лошадей. При виде рыцаря с его конем лошади начали ржать и метаться. Конюхи с трудом сдерживали их, но конь рыцаря сохранял полное спокойствие. — Он у вас хорошо вышколен, — заметил Эррин.