Мананнан и Морриган работали наравне с остальными. Рыцарь плотничать не умел, но по мере сил помогал строителям.

На седьмую ночь после смерти Руада в горах выросла новая деревня, где было больше тридцати жилищ. Элодан, вернувшись, доложил, что солдаты разорили еще два селения и перебили много народу. В первой деревне осталось больше сотни трупов, во второй подсчет затруднили волки, растащившие мертвых.

Нуада пригласил всех старшин собраться в пещере над лугом. Он развел там большой костер и стал ждать. Рядом с ним сидели целитель Гвидион и Лемфада. Решето, придя первым, уселся спиной к скале, лицом к устью пещеры. Гвидион заметил, что он держит правую руку поблизости от рукояти меча. Следом явились Лло и Элодан. Гвидион кивнул рыцарю, и тот ответил принужденной улыбкой. Мананнан, бывший рыцарь Габалы, пришел в доспехах. Он и Элодан с их ястребиными лицами, выдающими потомков знатных родов, могли бы сойти за братьев. Мананнан обладал более мощным сложением, но основное различие заключалось в глазах. Элодан испытал горечь поражения, и это давало о себе знать. Решето заговорил первым.

— Ну, поэт, вот они мы. Повесели нас чем-нибудь — видят боги, мы в этом нуждаемся.

Нуада встал.

— Сегодня, барон, я не буду ни петь, ни рассказывать, — он обвел всех присутствующих своими лиловыми глазами. — Сегодня нам предстоит обсудить дело чрезвычайной важности. Среди нас есть рыцарь Габалы, и я хотел бы предоставить слово ему.

— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил Мананнан. — Я нахожусь здесь не в качестве рыцаря. Рыцарей Габалы больше не существует.

— Расскажи нам о своем ордене и о его устоях.

— Не сомневаюсь, что все вы и без меня это знаете. К чему ты ведешь, поэт?

— Прошу тебя, исполни мою просьбу.

— Это долгая история, и мне не хочется вас утомлять. Скажу лишь, что рыцари блюли справедливость в девяти провинциях, не подчиняясь ни королю, ни его законам. Они обладали правом входить во все замки, разбирать любые дела и решать их по-своему. Ты это хотел услышать?

— Отчасти, Мананнан. Но порой ради торжества справедливости вам приходилось сражаться и убивать, не так ли?

— Да, хотя и не столь часто, как гласит легенда. Большей частью мы… они принимали сторону простых людей против землевладельцев. Помещик в таком случае мог потребовать испытания поединком, что не противоречило закону.

— Отчего же государству понадобился подобный орден?

— Отчего? — невесело засмеялся Мананнан. — Да оттого, что слабым тоже нужны защитники. Что тут непонятного?

— Стало быть, кроме рыцарей Габалы, за слабых больше некому заступиться?

— Верно, некому. Надеюсь, что когда-нибудь орден будет восстановлен.

— А почему бы не восстановить его теперь? — сказал Нуада.

— Потому что Оружейник мертв, рыцари утратили честь, а король ввел новые законы.

— Ты сам сказал, что рыцари его законам никогда не подчинялись.

— К чему это все, Нуада? — встав, спросил Лло Гифс. — Я думал, мы собрались поговорить о деле.

— Так оно и есть, Лло. О самом важном из всех дел. Рыцари Габалы должны возродиться, оповестив об этом народ, и выступить против короля с его красными рыцарями.

— Почему бы и нет? — подал голос Решето. — Доспехи у нас имеются. Люди здорово воспрянут духом, если у нас появятся свои рыцари. Мне это по душе.

— Ты понял меня превратно, — отрезал Нуада. — Рыцари будут настоящими. Они дадут обет защищать добро и справедливость, как те, прежние.

— Это невозможно, — сказал Мананнан. — Поверь мне, поэт. Ты сам не знаешь, что говоришь. Нет ни одного человека, который мог бы победить Самильданаха, Патеуса, Эдрина или кого-то из остальных. Ты выставишь против них ряженых, только и всего. Я годами добивался чести стать рыцарем Габалы, а после годами оттачивал свое мастерство. Я мог бы одолеть в этом лесу любого, с оружием и без оружия, но Самильданаху я всегда уступал. Понимаешь? Мало просто надеть доспехи и сесть на боевого коня. Рыцари Габалы — особые люди.

— Позвольте мне сказать, — вмешался Гвидион. — Ваш спор уходит от сути. Мананнан прав: рыцари — особые люди. Это мало кто понимал, даже и в прежние времена. Они не просто защищали слабых и неимущих — они влияли на гармонию Цветов. Они дарили надежду тем, кто ее терял, и внушали страх тем, кто правил с его помощью. Так поддерживалось равновесие. На каждое решенное ими дело, сто дел улаживались сами собой только потому, что рыцари существовали. Теперь за пределами нашего леса царят отчаяние, ужас и ненависть. Мир нуждается в рыцарях, и здесь я на стороне Нуады. И если для этого нужны особые люди, то надо найти особых людей. — Целитель умолк и снова сел рядом с Лемфадой.

— Особых? Здесь? — хмыкнул Решето. — Чего проще. Я вот, к примеру, убийца и вор. Я не в похвальбу это говорю, но мне за себя не стыдно. Жизнь — суровая штука: она заставляет волка охотиться на оленя, ястреба на зайца. Если вам нужны праведники в серебряной броне, в Прибрежном лесу вы таких не найдете. Для меня самое главное выжить. Раз враг идет на нас войной, а дорога к морю отрезана, значит, выбор прост: победить или умереть. А умирать я не собираюсь. Если ваши нарядные доспехи дают нам возможность выжить, давайте наденем их.

— А ты что скажешь, Лло Гифс? — спросил Гвидион. Кузнец, глядя в огонь, ответил:

— Я склоняюсь к мнению Решета. Весть о возвращении рыцарей ударит по королю и привлечет к нам новых повстанцев. Но те, кто придет к нам, будут ожидать от рыцарей бесстрашных подвигов. Сможем ли мы остаться в живых, совершая эти подвиги? Мананнан считает, что нет. Я не стану сейчас принимать окончательное решение. Думаю, нам следует проголосовать и лишь потом продолжать разговор.

Элодан встал, подняв вверх обтянутый кожаной повязкой обрубок руки.

— Всю жизнь я мечтал, что меня примут в рыцари Габалы. Но выбрали моего друга Эдрина. А не меня. Прежде чем решать, взгляните на мою правую руку. Я был хорошим воином, но против Карбри не устоял — что уж там говорить о Самильданахе. Ты, Решето, сильный малый, но я мог бы уложить тебя даже левой рукой, которая плохо мне служит. Как же ты собираешься сразиться с красным рыцарем? Помни, что при этом ты будешь облачен в непривычные для тебя доспехи и твое зрение будет ограничено прорезью забрала. А ты, Лло Гифс? Хороший ли ты наездник? Сумеешь ли ты управлять боевым конем с помощью колен, держа в руках копье и щит? Сколько времени ты затратил, Мананнан, чтобы овладеть палицей, мечом и топором?

— Двадцать лет — и даже тогда топором я владел не столь хорошо, как другие мои собратья.

— У нас есть разве что месяц до того, как Ахак нанесет свой удар, — заметил Элодан. — Никакой простолюдин за это время даже азы не освоит.

— Я в свое время ковал мечи, придавая им нужную тяжесть и равновесие, — сказал Лло. — Рука у меня сильная, и я способен воевать, но я согласен с Элоданом и…

— Ты согласен, а я нет, — вспылил Решето. — Я не желаю, чтобы побитый в бою калека толковал мне, что я могу и чего не могу. Он, как все дворяне, хочет внушить нам, будто рыцарь — существо особой породы. Черта с два! Меч — это просто кусок железа, которым ты колошматишь противника, пока он не упадет. Сила, отвага и воля — вот все, что тебе требуется в таком деле. Я голосую за возвращение рыцарей.

— Я тоже, — кивнул Лло. — Мананнан?

Рыцарь обвел взглядом всех остальных.

— Согласен, но с одним условием. В новом ордене Габалы должна соблюдаться железная дисциплина. Рыцари повинуются избранному ими магистру и Оружейнику беспрекословно. Если вы принимаете мое условие, я с вами.

— А магистром, надо понимать, будешь ты? — оскалился Решето.

— Нет. Я не гожусь для этой роли. Магистром должен стать Элодан.

— Почему? — спросил Лло. — Он рыцарем Габалы не был, а ты был.

— Он стал им в тот самый день, когда отказался от службы у короля и вышел на бой с Карбри, — сказал Мананнан. — Можете мне поверить.

— Не приплетай сюда веру, — возразил Решето. — Никем он таким не стал. Ему отрубили руку, только и всего.

— Решето прав, — вставил Элодан. — Однорукий рыцарь — это нелепица.

— Если ты не войдешь в новый орден, я тоже отказываюсь, — заявил Мананнан. Нуада вскинул руку.

— У нас восемь доспехов, значит, и рыцарей должно быть восемь. Решето, Лло, Мананнан и Элодан — это четверо. Где нам взять остальных?

— Почему всегда мужчины? — выйдя на свет костра, спросила Морриган. — Я владею мечом, копьем и луком, а на коне сижу как влитая. Спросите Мананнана. Любой мужчина, претендующий на мои доспехи, может сразиться со мной — и умереть.

— Чудеса, — молвил Решето. — Мало нам калеки, так тут еще и баба.

— Берегись, коротышка, — я могу обидеться, — предупредила Морриган.

— Уймись, мое трепещущее сердце, — жалобно пропищал Решето.

— Не надо начинать с перепалки, — поспешил вмешаться Нуада. — Элодан, согласен ты стать магистром?

— Если все этого захотят, — ответил тот, глядя на Решето.

— Мне-то что? Пускай, — пожал плечами атаман.

— Хорошо, я согласен. Но кто же будет Оружейником? Ты, Нуада?

Поэт не успел ответить — Лемфада опередил его.

— Нет, я.

Лло Гифс пристально посмотрел на юношу, но промолчал. Решето залился смехом.

— Кто же еще, как не этот молокосос, беглый раб!

— Помолчи и дай мне сказать, — спокойно ответил Лемфада, глядя атаману в глаза. — Я учился у Руада Ро-фессы и нашел свой цвет. Я не чародей, но дар у меня есть. Есть также воля идти путем Руада и желание положить конец этому злу. Я знаю, как следует выбирать рыцарей, чтобы не ошибиться в них.

— И как же? — спросил Лло.

— Пойдемте со мной. — Они подошли к доспехам на деревянных стойках, и Лемфада сказал: — Выбери себе доспехи, Решето.

Атаман прошелся вдоль ряда.

— Мне ни одни не будут впору.

— Попробуй те, которые сами тебя позовут.

— Как это — позовут? Я ничего не слышу.

— Ты услышишь. Выбирай.

— Не командуй, сопляк! Ну, вот эти, что ли.

— Примерь их.

— Не подойдут они мне — уж больно высокие и узкие. — Мананнан помог ему надеть кольчугу и застегнуть панцирь. Шаг за шагом атаман облачился в сталь полностью и взял в руки шлем. — Уж он-то точно не налезет. Поглядите! — Он осторожно надвинул шлем на лоб, опустил на место и тут же снял. — Ишь ты, а я думал, мал будет.

— А вышло по-другому, — сказал Лемфада. — Возьми одну перчатку — другую пока не трогай.

Решето натянул черную, с серебристой кольчужной вставкой перчатку и снова удивился тому, как хорошо она подошла к его коротким толстым пальцам.

— А теперь сравни ее с другой. — Решето положил обе перчатки рядом, и Элодан с Лло увидели, что первая стала короче второй, и ее пальцы расширились. — Надень другую, — велел Лемфада, и Решето уже не удивился, когда и эта перчатка пришлась впору.

— Доспехи ждут. Они сами выберут себе рыцарей, — объявил Лемфада.

— А я? — спросила Морриган.

— Вы уже избраны, госпожа моя, как и все присутствующие здесь. Но завтра придут еще двое, а один нуждается в спасении.

— Что с тобой такое сделалось, парень? — спросил Лло, положив руку ему на плечо.

— Я высоко летал и многое видел, — улыбнулся юноша, мягко убрав с плеча руку Лло. — Завтра Элодан начнет делать из вас рыцарей, но прежде я должен сказать вам кое о чем. Не все из вас доживут до конца последней битвы. Вы должны смириться с этим — иначе нет смысла продолжать.

Все мрачно смотрели на Лемфаду. Но никто не промолвил ни слова. Мананнан вышел вперед.

— Теперь мой черед, ведь так?

— Да, — сказал Лемфада. — Прости меня.

— Не за что, Оружейник. Я давно уже не чувствовал такого сильного движения Цветов. Я знал, что ты избран, еще до того, как ты заговорил, как знал и то, что возглавит нас Элодан. — Рыцарь повернулся лицом к остальным. — Рыцари Габалы возродились, и я посвящаю свою жизнь новому ордену. Каждый, кто запятнает его честь, ответит передо мной. Мы не станем произносить клятву, и священной реликвии у нас нет, но каждый из нас даст клятву себе самому. С этого дня никакое зло не должно коснуться вас, и вы не должны делать ничего ради собственной выгоды. Отныне и до конца мы будем воплощать собой высшую справедливость. Победа нас ждет или поражение, на уступки мы не пойдем. Если кто-то здесь не чувствует себя в силах жить по этим правилам, — Мананнан посмотрел на Решето, — пусть лучше уйдет сейчас. Назад дороги не будет.

— Я в доле, — проворчал Решето. — Нечего мне проповеди читать. Доспехи-то мне подошли — так ведь, парень?

— Ты был первым избранником, — ответил Лемфада. — Правда, поэт?

— Правда. А теперь, поскольку я здесь больше не нужен…

— Ты нужен, — возразил Лемфада.

— Я не рыцарь и мечом не владею, — зачастил поэт. — Я…

— Ты же слышишь: твои доспехи зовут тебя. Надень их.

— Нет-нет, я не могу. Я не хочу умирать здесь, понимаешь?

— Мы все тебя понимаем, поэт, — сказал Лло Гифс. — Не волнуйся. Ступай в деревню. — Нуада, кивнув, отошел на несколько шагов и остановился. Смертельно бледный, он посмотрел на доспехи, зажмурился, словно от боли, и глубоко, прерывисто вздохнул. Потом подошел к одним из доспехов в ряду, взял меч и поднял его перед собой. По клинку побежали черные трещины, и меч разбился вдребезги.

— Какого черта это должно значить? — прошептал Решето.

— Время покажет, — с широкой улыбкой ответил Лемфада.

На рассвете, войдя с Лемфадой в пещеру, Элодан увидел, что перед доспехами сидят три золотые собаки Руада.

— Как они сюда попали? — просил он.

— Это я их вызвал, — ответил юный чародей. — Они могут нам пригодиться, хотя я надеюсь не прибегать к ним. Ты знаешь, которые доспехи твои?

— Да. — Рыцарь остановился перед белым с серебром шлемом Самильданаха. Его забрало украшал орел, сам шлем покрывала филигранная резьба необычайной красоты. На панцире, поножах и наручнях тоже виднелся узор в виде мерцающей листвы.

— Они стоят дороже, чем все мое имение, — коснувшись стали, прошептал Элодан. — Какое великолепие.

— Носи их с гордостью, Элодан.

— Носить? Я даже прикасаться к ним недостоин. И как я их надену с одной-то рукой?

— Я тебе помогу.

— Это даже не смешно, Лемфада. Тени былых рыцарей Габалы сгорят со стыда.

— Не думаю, магистр. Рыцарь Габалы — это нечто большее, чем рука, твердо держащая меч. Для него важнее душа и сердце. Ты рассказал мне о женщине, которую любил, и ее муже, убитом тобою. Сделанного уже не исправишь, но пусть это останется в прошлом. Будь магистром в полную меру своих сил и дарований, учи других — тех, что есть, и тех, что еще придут.

— Я недостоин, — повторил рыцарь.

— Мы все недостойны, и времени, чтобы стать достойными, у нас мало. Давай я помогу тебе надеть доспехи.

Час спустя Элодан, Лло, Решето, Морриган и Нуада оделись в сталь Габалы. Пока Элодан занимался с остальными, Лемфада подозвал к себе поэта.

— Какой вам от меня прок? — спросил Нуада. — Я чувствую себя так, будто вырядился для потехи.

— Это не так. Твой меч сломался потому, что он тебе не нужен. Ты будешь рыцарем, но не воином, Нуада. Убивать, хвала Истоку, не в твоей натуре. Ты будешь нашим герольдом. Будешь странствовать по лесу, заходя в каждое селение, и рассказывать всем, что рыцари вернулись. Твое дело — не только привлекать к нам новых бойцов, но и налаживать гармонию Цветов. Ты должен захватывать и вдохновлять своих слушателей, как никогда раньше. Ты должен наполнить их сердца надеждой. Возьми с собой Картию и Бриона и ступай на север. Через два дня вы придете в укромную долину, где один человек разводит лошадей. Купите коней для себя и попросите его на будущей неделе доставить сюда семь белых жеребцов.

— Целых семь? Найдется ли у него столько?

— Найдется, и он их приведет. Это номад по имени Крисдин; человек он честный и дорого с тебя не запросит.

Нуада отвел свои лиловые глаза в сторону.

— Ты способен видеть будущее. Верно?

— Да, — признался молодой Оружейник. — Я видел все будущие, какие только есть, но не спрашивай меня ни о чем, Нуада.

— Хорошо, не стану. — Поэт заставил себя улыбнуться. — Ты проделал большой путь с тех пор, как я нашел тебя в лесу со стрелой в спине. Думаю, что ты нашел истину, которая от меня всю жизнь ускользала. Жаль, что ты не можешь поделиться ею.

— Да, Нуада. Не могу — не потому, что это тайна, а как раз наоборот. Скоро она откроется тебе так же, как и мне. Береги себя, друг мой.

Они обменялись рукопожатием, и Лемфада проводил поэта до устья пещеры.

— А где Мананнан? — спросил поэт. — Я не видел его с самого утра.

— Он уехал еще ночью. Кстати, у Крисдина пропал один жеребец. Заплати ему, помимо прочих, и за этого коня и скажи, что тот в хороших руках.

— Мананнан уехал на нем?

— Да. Я вызвал коня сюда.

— Мананнану предстоит какое-то опасное дело?

— Опасность ожидает нас всех, Нуада, но ты прав: Мананнан отправился прямо в логово демона. Думай о нем в пути.