Но чудеса продолжали происходить. Например, пепельница могла исчезнуть со стола прямо перед нашими глазами, а потом вдруг появиться в дальнем углу комнаты. При этом она сама по себе переворачивалась. Я ровным счетом ничего не делал, чтобы так произошло. Я даже и не сосредоточивался на этой дурацкой пепельнице. Это просто само по себе происходило.
      А в голос на пленке я по-прежнему не верил. Думал, что это розыгрыш со стороны Андриа и Бентова. Когда после еще одного сеанса мне проиграли пленку, то мое подозрение в обмане было настолько сильным, что я вскрыл магнитофон отверткой и долго копался внутри в поисках каких-то трюковых звуковых эффектов или, скажем, встроенной второй кассеты. Но ничего необычного не нашел.
      В третий раз я просто покачал головой. Теперь голос утверждал, что энергии эти исходят из космического корабля, даже назвал этот корабль — «Спектра». Голос продолжал: «Корабль с планеты, которая находится на расстоянии в тысячу световых лет от Земли, и все это делается для мира на земле». Какая-то полная чепуха. Почему, например, такое странное голливудское название? Что со мной вообще происходит? Раньше я знал, что я могу гнуть металл, читать мысли других людей, наконец, чинить часы или останавливать их. Но никогда предметы у меня не летали, никогда так внезапно не пропадали и не появлялись. Металлические предметы никогда до сих пор не ломались, как это сейчас регулярно происходило. И, разумеется, раньше я никогда не слышал потусторонних голосов.
      У меня появились какие-то странные потребности, позывы, которые я ничем не мог объяснить. Тогда в Синае, когда исчезла пленка в день моего выступления перед солдатами, я попросил командира разрешить нам с Андриа проехаться по пустыне на джипе. Яникогда особо не думал об НЛО, но мой интерес к ним рос и становился все большим и большим после того, как я услышал голос на пленке. В тот день мне почудилось, что мы, может быть, сможем что-нибудь увидеть необычное, даже этот странный космический корабль. И мы действительно видели яркий красный свет, горевший в форме диска, который, как нам показалось, шел за нами. Удивительно, но солдаты, которые были с нами, ничего не видели. Яже не сомневался в том, что это космический корабль, и был уверен, что если бы мы смогли его сфотографировать, то съемка подтвердила бы мои предположения. Но фотоаппараты и камеры были запрещены в этом районе, и поэтому нам пришлось ждать другого случая, чтобы попробовать заснять это явление.
      Странные истории с магнитофоном продолжались. Мы ставили чистую кассету, только что распечатанную. Нам, скажем, нужно было взять интервью или записать эксперимент. Мы только еще собирались нажать на кнопку воспроизведения, как кассета уже начинала звучать, словно невидимая рука нажала на эту кнопку, и мы слышали голос с космического корабля «Спектра». Иногда мы сами нажимали на кнопку, чтобы проверить чистую пленку, и часто происходило то же самое. Единственное, что я могу утверждать с полной ответственностью, — это то, что я сам был свидетелем этого феномена. Я не мог его объяснить и втайне мечтал даже, чтобы ничего подобного не происходило. Одно дело верить в собственноручно согнутые предметы, телепатию, пуск сломанных часов, но контакт с космосом — это совершенно другое дело. Есть предел того, что мы можем принять, с чем можем согласиться.
      Даже этих моих воспоминаний достаточно, чтобы кто-нибудь подумал, что я либо отчаянно вру, либо просто сошел с ума. Я могу это понять. Но после всего того, что произошло и продолжает происходить, я считаю, что было бы неправильным не рассказать, не сообщить об этом.
      Андриа написал обо всем этом очень подробно, в мельчайших деталях целую книгу. Как ученый, он имел серьезную научную репутацию, которую он тем самым, безусловно, ставил под удар. Но он пошел на это. Его книга, пожалуй, была слишком специальной и сложной для меня. Но он описывал все именно так, как происходило, не преувеличивая, о чем, быть может, подумали, читая его труд, многие люди. Конечно, то, что он описывал, звучит порой как научная фантастика. Но ведь мы с Айрис пережили все это вместе с ним. Мы-то знаем, что все это действительно произошло.
      В то же самое время мы проводили тесты, чтобы проверить, может ли происходить исчезновение или появление предметов в условиях жесткого контроля? Андриа записал опознавательные цифры шариковой ручки и баллончика, который находился внутри. После этого положил ручку в деревянную коробку и закрыл ее. Ядержал свою руку над коробкой несколько минут, не прикасаясь к ней. И наконец, когда я почувствовал, что что-то произошло, я сказал Бентову и Андриа, чтобы они открыли коробку и посмотрели, исчезла ли ручка. Ручка была на месте, но когда они взяли ее, чтобы изучить, то обнаружили, что баллончик, который был внутри, исчез. Объяснить это мы так и не смогли. Только удивились, что исчез один баллончик, а не вся ручка.
      Спустя еще несколько дней я поднял телефонную трубку и услышал компьютерный голос с пленки, который инструктировал меня взять камеру и выехать с ней в определенное место Тель-Авива. Голос утверждал, что там я смогу сфотографировать этот космический корабль «Спектра». Не мешкая ни секунды, мы с Шипи отправились к этому месту, которое находилось на дороге Пета Тиква. Там после недолгого ожидания мы увидели в небе овальный объект прямо над штабом израильской армии. В присутствии нескольких очевидцев я сделал снимок, на котором этот объект виден достаточно четко.
      В следующий раз, а было это 7 декабря 1971 года, я сказал Андриа, что нам нужно срочно ехать в пригород к востоку от Тель-Авива, где может произойти еще одна встреча с космическим кораблем. Андриа, Айрис и я поехали в ту ночь в обычный пригородный район, довольно густонаселенный. Возле небольшой открытой площадки мы увидели голубовато-белый пульсирующий свет. Меня так и потянуло к нему. Мы втроем вылезли из машины и услышали какой-то электронный звук, похожий на треск кузнечиков. Свет меня снова потянул к себе. Помнится, я попросил моих спутников остаться сзади, а сам пошел навстречу свету. Чем ближе я подходил, тем больше чувствовал, как ухожу в какой-то транс. Все было как-то очень туманно, замедленно, словно я попал в какую-то другую среду. Не знаю, в чем было дело, но даже атмосфера как-то иначе ощущалась. Мне показалось, что я увидел какое-то сооружение, формы которого не помню — я был как бы в беспамятстве. Из него возникла фигура, темная и бесформенная, и что-то положила мне в руку. Мне стало страшно. Я побежал обратно к Андриа и Айрис. Еще не успев добежать до них, я вдруг понял, что находилось в моих руках. Это был тот самый баллончик от шариковой ручкиу который так таинственно исчез из деревянной коробки. Андриа сверил серийный номер выпуска. Это был тот же самый номер, который он записал во время проведения эксперимента, — N 347299. До этого он не показывал мне номер, так как в этом заключалось одно из контрольных условий эксперимента.
      Несколько дней после этого я не мог прийти в себя. Произошло что-то непостижимое, которое наложилось на нечто еще более непостижимое, и объяснить все это я был не в состоянии. Тем не менее все это произошло. И тут я окончательно понял, что, какими бы ни были эти энергетические силы, что бы они из себя ни представляли, исходят они не от меня, а через меня от какого-то высшего разума, подтвердившего еще раз в моем сознании реальность существования Бога.
      Мне очень сложно описать свои чувства по отношению к НЛО. Металлические голоса на пленке, появление и исчезновение предметов — во все это сложно поверить, и тем более в то, что энергия исходит от каких-то непонятных существ, от какого-то межпланетного разума. Мне не хотелось бы фантазировать и пытаться облачить эти силы в какую-то реальную одежду. Я никогда не ходил в церковь, в синагогу, но я верю в Бога и высшие цивилизации вне нашей планетной системы — Галактики, и поэтому я в принципе могу принять то, что происходило.
      Я абсолютно уверен, что само понятие «научная фантастика» ложно. Потому что все, что придумывает писатель в научной фантастике, или было когда-то очень давно, или будет в далеком будущем. Иначе это никогда бы не появилось в голове писателя. Я вообще убежден, что нет такого понятия, как время. Мне кажется, мы никогда не достигнем полного и абсолютного понимания всех этих загадочных явлений, потому что мы обыкновенные люди и наши умы очень ограниченны. Мой ум явно недостаточен, чтобы постичь законы высших сил, но я верю в то, что все возможно. Мне очень сложно это объяснить, но мне кажется Бог — это как бы горючее нашей души, горючее, которое, воспламеняясь, помогает нам устремляться ввысь. И именно это заставляет нас продолжать искать и двигаться вперед.
      Я не могу описать все, что происходило со мной в это время, потому что происходило так много подобных, похожих вещей, что я вынужден был бы повторяться. Моя обычная естественная жизнь шла своим чередом. Я продолжал встречаться с Айрис, но не мог забыть Яффу. Мы с ней теперь почти не виделись, но я по-прежнему глубоко и пылко любил ее. Но, увы, настал тот печальный день, когда она сказала, что больше так не может продолжаться, что будет лучше, если мы прекратим наши встречи. Мое сердце почти разорвалось, когда я понял, что мы больше никогда не увидимся.
      Мне вообще не хотелось жить. Неделями я в мыслях видел только ее каждый вечер, когда ложился спать. Она мне снилась ночью. Я видел ее и когда просыпался утром. Я не мог ни о чем думать, кроме того, что ее больше нет. И мне придется смириться с этим, найти утешение в любви к Айрис. Я действительно любил Айрис. Но любовь к Яффе была особой, неповторимой. Две любви вообще не бывают одинаковыми.
      После длительной серии тестов и опытов, проведенных с Андриа, мы решили, что нужно ехать в Америку и пройти там эксперименты в крупнейших институтах и университетах. Я все еще немного боялся, что не смогу повторить некоторые вещи, которые делал в Израиле. Сама идея большой лаборатории пугала меня. Мне казалось, что сначала было бы лучше поехать куда-нибудь в Европу и посмотреть, смогу ли я также работать вне Израиля. Может быть, повстречаться с некоторыми учеными в Европе, перед тем как ехать в Америку.
      Одна моя хорошая знакомая — израильская певица Эмира Хенн позвонила мне и сказала, что у нее есть приятель в Германии, который слышал про меня и хотел бы быть моим менеджером во время выступлений в этой стране. Она уверяла меня, что ее друг, которого звали Яша Кац, предложит мне очень хороший контракт и вообще очень мне понравится, а главное — что я могу полностью доверять ему.
      И я решился поехать в Германию весной 1972 года, отложив отъезд в Америку на более поздний срок. Тем временем Андриа вернулся в Соединенные Штаты, чтобы вместе с Эдгаром Митчеллом и другими учеными разобраться в результатах теоретических исследований, которые, как он надеялся, с научной точки зрения подтвердят то, что происходит на практике. Как он выразился, он сформировал теоретическую группу, которую должен был возглавить Тэд Бастин из Кембриджского университета. Андриа по-прежнему был убежден, что то, что я делаю, не будет воспринято серьезно, до тех пор пока я не пройду через серию длительных и трудоемких экспериментов, которые будут ставить известные и авторитетные ученые в самых лучших институтах.
      Шипи отправился со мной в Германию. Мы с ним все больше и больше сближались, стали совсем как братья. Его родители согласились, что для него эта поездка будет полезной и познавательной, а кроме того, немного развлечет его перед призывом в израильскую армию. А мне он был нужен, чтобы помочь в турне, которое организовывал Яша Кац. Я очень хотел взять Айрис, но это, к сожалению, было невозможно. Она проплакала в моих объятьях всю ночь перед отъездом, но мы знали, что скоро снова увидимся, после того, как я, набравшись в Европе опыта, вернусь в Израиль.
      Мы с Шипи сели на самолет, улетавший в Германию, и все нас пришли проводить: мои родители, родители Шипи, Ханна, Айрис. Всем было грустно расставаться. Мы попрощались, и самолет взлетел.
      Яша встретил нас в аэропорту. Он оказался теплым и сердечным человеком, с очень добрыми и ясными глазами. Он очень многого ждал от нашего приезда в Германию, строил уйму грандиозных планов. Мне он тут же понравился. Начать он хотел с того, чтобы я продемонстрировал корреспондентам разных газет, как эти энергетические силы действуют. После этого, как только они убедятся, что эти силы настоящие и «эффект Геллера» существует, он организует серию таких же лекций-демонстраций, какими язанимался в Израиле, Спор на тему фокусник яили нет с первых же дней начался в немецкой прессе. Нам было уделено очень много внимания, особенно после того, как мюнхенская «Билд-Цайтунг» решила посвятить нам огромную статью в шести номерах газеты. Это, конечно, была чисто рекламная публикация, но Яша сказал, что она необходима для подготовки зрителей к выступлениям. Яша попросил меня подготовить какие-нибудь новые эксперименты, чтобы заинтересовать прессу. Я ему сказал, что, конечно, попробую, но не уверен на сто процентов, что все получится успешно.
      Один корреспондент спросил у меня: «Ури, ты можешь сделать что-нибудь потрясающее, ну, например, остановить фуникулерный вагончик прямо в воздухе?» Недалеко от Мюнхена находилась канатная дорога, и она рекламировалась как одна из самых сильных и мощных в мире. Он именно ее и имел в виду. Я засмеялся, когда он это предложил. Потом, подумав, сказал себе: «Подожди, а может, ты и в самом деле сможешь это сделать?» Если я могу сгибать металл, то, может быть, мне удастся согнуть что-то в механизме и кабельный вагончик остановится. Я понимал, что это была бы лучшая реклама и даже своего рода вызов. Перед тем как попробовать, мы предварительно проконсультировались с юристом, потому что даже в случае полной безопасности могли возникнуть неприятности. Юрист не видел в этом ничего предосудительного.
      Яша, Шипи, я и несколько корреспондентов сели в один из этих вагончиков. Это, конечно, была сумасшедшая затея. Я пытался сосредоточить все свое внимание на вагончике, чтобы он остановился. Мы путешествовали вверх и вниз несколько раз. Но ничего не получалось. Я сдался и объявил, что пора, наверное, закончить эксперимент. Все были очень расстроены и разочарованы. По пути назад мы с одним корреспондентом обсуждали окрестный вид, как вдруг кабельный вагончик остановился. Все недоумевали. Люди, которые управляли вагончиками, не знали, что случилось. Механик, ехавший вместе с нами в этом вагончике, как-то странно на меня посмотрел и сразу схватил телефон, чтобы позвонить в центр управления. Они были в курсе дела, что я попытаюсь остановить вагончики, но все равно были поражены: отчего все остановилось, почему и как? Наконец центр управления сообщил, что главный рубильник самостоятельно отключился без всякой причины. Затем снова его включили, и мы тронулись вниз. Ничего необычного больше не наблюдалось. Вагончик просто остановился из-за того, что сработал переключатель.
      Когда мы наконец спустились, нас ждала толпа возбужденных людей. Операторы телевидения пригласили нас пообедать с ними и все это время, не переставая, говорили только об этом. Корреспондентам хотелось чего-нибудь еще. Они спросили меня, мог бы я остановить эскалатор в большом магазине в Мюнхене. Это был вызов, от которого я не мог отказаться, хотя сама идея была довольно глупой и смешной. Я хотел убедиться в том, что происшедший случай не был просто совпадением. Все западногерманские газеты рассказывали про этот кабельный вагончик.
      Мы пошли в большой универсальный магазин в Мюнхене и поднимались и спускались между первым и вторым этажами столько раз, что люди, наверное сочли нас сумасшедшими. До сих пор не до конца уверенный в том, что произошло с фуникулером, я не знал, получится ли что-нибудь с эскалатором. Но примерно на двадцатой поездке вверх эскалатор остановился. И конечно, газетчики тут же раструбили об этой истории по всей Германии.
      Что касается поездки в Германию, то, кроме всех этих забав, была и одна серьезная сторона дела. Естественно, немецкая печать хотела знать, есть ли какое-то научное обоснование того, что происходит. Была организована неформальная встреча с профессором Фрейбертом Каргером из Института плазменной физики имени Макса Планка. В присутствии корреспондента, который не отходил от меня уже четыре дня, и фоторепортера из газеты «Бильд» профессор Каргер дал мне одно из колец, которые он держал в руке, а сам очень внимательно, не спуская глаз с кольца, наблюдал за моими действиями. Я слегка прикоснулся к нему и сосредоточился. Кольцо не только согнулось, но и треснуло в двух местах.
 
      Интервью с Каргером, которое появилось в газете на следующий день, гораздо подробнее рассказывает о том, что случилось.
      «Бильд». Что случилось на фуникулере, который якобы был заторможен неизвестной силой и приведен к полной остановке?
      Профессор Каргер. Известно только то, что это был не электрический эффект, а какое-то механическое изменение, которое до сих пор не нашло объяснения. В присутствии Ури и без чьего-либо прикосновения рубильник самопроизвольно отключился. Как? Мы не знаем.
      «Бильд». Наука серьезно относится к подобным инцидентам?
      Профессор Каргер. В университетах всего мира сейчас открываются все новые отделения и лаборатории, изучающие этот тип феномена.
      В Мюнхене Ури Геллер, применив свой метод воздействия, изменил форму декоративного кольца, принадлежавшего профессору Каргеру. Оно не только погнулось, но и треснуло в двух местах. Тут же после демонстрации корреспондент газеты «Бильд» задал вопрос профессору Каргеру:
      — Могло ли кольцо лопнуть в результате применения очень сильного физического давления?
      Профессор Каргер. Нет.
      «Бильд». Ну а если на него воздействовали лазерным лучом?
      Профессор Каргер. Это нонсенс.
      «Бильд». У Геллера был хотя бы малейший шанс проделать искусный трюк?
      Профессор Каргер. Единственное, что он мог сделать, — это загипнотизировать меня. Но я считаю, что это маловероятно.
      В институте имени Макса Планка коллега профессора Картера 27-летний физик-практик Манфред Липа очень внимательно изучил треснутое кольцо.
      Липа. Если бы доктор Каргер не рассказал мне, как было дело, я бы предположил, что на кольцо было оказано механическое воздействие каким-то инструментом. Может быть, плоскогубцами или каким-то тяжелым молотком. Хотя при этом в любом случае возле трещины были бы видны следы такого воздействия, которых на кольце нет.
      Кроме того, профессор Каргер заверил нас, что он не спускал глаз с кольца и ни на мгновение не выпускал его из рук. Геллер едва прикоснулся к нему. Фотограф газеты «Бильд» Иоахим Войт, в присутствии которого происходила демонстрация, подтвердил этот факт, заявив: «Если бы Ури смог каким-то образом воспользоваться плоскогубцами или другим инструментом, я бы непременно это заметил». Ури Геллер — феномен? Шарлатан? Или великий артист, который своими великолепными элегантными трюками заставляет всех, даже ученых, затаить дыхание? Увы, до сих пор никто не может раскрыть секрет этого непостижимого человека.
      Профессор Каргер подвел итог этого происшествия:
      «Силы этого человека являются феноменом, который теоретической физикой не может быть объяснен. Наука уже знает подобные примеры. Скажем, атомная наука. Уже в начале века она была известна как реально существующая. Однако в то время никто не мог объяснить ее с точки зрения физики».
      Профессор Каргер хотел начать собственную программу исследований — и чем раньше, тем лучше. Он позвонил в Нью-Йорк Андриа. Выяснилось, что программа, намеченная Эдгаром Митчеллом и другими американскими учеными, уже находилась в завершающей стадии подготовки и профессор Каргер согласился присоединиться к теоретической группе Андриа и перенести собственное исследование на более поздний срок.
      Я понимал, как сложно будет создать надежные условия контроля моих экспериментов. Предстоящие научные исследования в Америке я ожидал с очень сложными чувствами. Те возможности, которыми я пользовался во время своих лекций и демонстраций, были лишь началом. Но как можно изучать те фантастические и практически неконтролируемые явления, которые с недавних пор заметно активизировались, — я не знал. Только время могло дать ответ. Оставалось ждать, подстраиваться под ученых и продолжать самостоятельно двигаться вперед.

Глава 15. Эксперименты